Страница:
Наталья Валерьевна Лайдинен
Куба: сантерия и сальса! (Cuba libre!)
Солнце жарило сверху, как будто даже оно издевалось над измученными людьми, лишало последних сил. Черным потоком усталые невольники один за другим медленно ползли на корабль под злобные окрики испанцев-надсмотрщиков. Капитан корабля, презрительно щурясь от играющих на волнах бликов, наблюдал за тем, как трюмы с жадностью поглощали все новые толпы смертников. Дым его сигары смешивался со знойным маревом, плавающим в воздухе.
У одного из рабов и без того темное лицо было густо измазано черной краской. Через нее пробивался пот, который невольник боялся вытирать, чтобы не испортить маскировку. Вдобавок, подмышкой у него был спрятан небольшой сверток, который он в любую минуту мог случайно выронить. Или, что еще хуже, его обнаружили бы надсмотрщики! Поэтому раб двигался осторожно и медленно, согнувшись в три погибели, стараясь быть максимально незаметным среди других невольников.
Иногда он оглядывался, ища среди усталых, истерзанных жарой и побоями людей своих тайных товарищей, которые отвечали ему только глазами. Они, до предела измотанные, тоже держались с трудом. Но оттого, что рядом с ним были братья по вере, ему становилось немного легче. Еще больше сил придавала мысль, ради чего он, принц и посвященный, был вынужден добровольно отдаваться в рабство вместе с другими невольниками.
После отплытия стало еще тяжелее. Не хватало еды, вода была дороже, чем золото. Два дня испанский галеон мотало по волнам, как щепку, и невольники молились великой Ямайе, чтобы она смилостивилась над ними и сделала дорогу не такой мучительной. Некоторые рабы умирали, и их тела часами лежали рядом с теми, кто еще был жив. На корабле вспыхнул было бунт, но испанцы со знанием дела погасили его, пустив в ход мушкеты.
Замаскированный под невольника принц вместе с другими рабами вынужден был оттаскивать на палубу разлагающиеся тела своих погибших соотечественников, чтобы сбросить их в воду. Он страшно мучился от жажды и голодал, временами терял сознание от жары и зловонной духоты в трюме, в глазах плавала красноватая пелена, но его сердце согревала мысль, что он поступает правильно. Только это придавало ему силы бороться и жить дальше…
Муторный, беспокойный сон про черных невольников преследовал меня с детства. Сначала – по несколько раз в год, потом все чаще. В последние годы он снился мне едва ли не каждую ночь. От него я просыпалась в холодном поту, теряя ощущение реальности. Сон был настолько живой и подробный, что мне казалось, что я сама была на том проклятом корабле. Дважды тайком от матери и друзей ходила к психотерапевтам. Все они говорили примерно одно и то же:
– Ничего страшного! Это только твои комплексы и подавленные сексуальные влечения. Некоторым даже черные обезьяны снятся! Попринимай таблетки, все пройдет…
Я послушно глотала прописанные эскулапами лекарства. После этого ночами я будто падала в темную глухую яму и спала мертвым сном, без всяких сновидений, а потом все начиналось сначала… Я не знала, что делать с этим кошмаром и думала, что меня однажды сведет в могилу мой странный невроз.
– Помню… – рассеянно отозвался мой визави, слегка напрягаясь. – Ты хочешь подарок? Какой?
– Да! – впервые в жизни уверенно сказала я. – Просто мечтаю о подарке! Я очень устала. Хочу немного отдохнуть, переключиться.
– Ты хочешь поехать отдохнуть? В чем проблема? Скажи, куда. Сейчас все быстро организуем! – Виталий уже взял в руки телефон.
– Подожди! Да, я хочу уехать. Но только вместе с тобой! – я вопросительно заглянула в глаза Бобровскому. – Нам надо, наконец, побыть вместе.
– Ну, ты же знаешь, у меня очень много работы в Думе и вообще… – замялся он, пытаясь уклониться от щекотливой темы. – Может, ты съездишь куда-то одна? Или с подругой?
– Виталий, это пятая годовщина нашей встречи. Пятая! – сказала я, делая ударение на числительном, и на глаза мне навернулись слезы. – Я долго ждала. К тому же, у вас в Думе каникулы, а по бизнесу нет никакого аврала. Я хочу уехать в отпуск вместе с тобой! Мы за все это время ни разу вместе не отдыхали. Ты считаешь, это нормально?
Я видела, как он недовольно завозился в удобном кресле, наглухо застегнул воротничок рубашки, потом напялил очки и почесал лысеющую макушку.
– Мне надо подумать! Ты понимаешь, это не решается вот так, в один момент…
– Подумай, пожалуйста, но не слишком долго! В нашем распоряжении всего неделя!
Вечер был испорчен. Бобровский нахмурился, сразу попросил счет и, подвозя меня в своем служебном лимузине домой, не проронил больше ни слова. Ночевать у меня он не остался.
Да и вообще, ночевать у меня он оставался крайне редко, в основном заезжал «в гости» вечером с охапкой цветов и пакетом еды «на вынос». А еще чаще мы просто шли в очень хороший ресторан.
На этот раз мне, обычно такой понимающей и мягкой, точно вожжа под хвост попала. Я, прыгая через ступени, быстро поднялась к себе, скинула туфли на каблуках и с размаху упала на диван в гостиной. Разве я не права? Мне казалось, что пять лет терпения и коротких любовных встреч, опыт довольно долгого ведения совместного бизнеса – вполне уже достаточный повод для того, чтобы провести вместе пару недель на лучшем в мире курорте и спокойно, без столичной нервотрепки, побыть вместе и поговорить о будущем. Возможно, даже сделать друг другу предложение…
По крайней мере, я уже обо всем позаботилась: заранее купила для Виталия весьма символичный подарок: тонкое золотое кольцо, где внутри были написаны наши имена. Хотя, если честно, я не верила в то, что Бобровский готов к совместной поездке на нашу пятую годовщину, тем более – к браку. Он слишком боялся все усложнять. Но больше всего мне хотелось, чтобы он проявил себя, как нормальный мужик, использовал намечающийся красивый повод и предложил мне, наконец, быть его законной женой, что вполне логично вытекало из наших многолетних отношений!
Имеет же женщина право помечтать, наконец!..
Очарование первых встреч, когда он, преподаватель, приглашенный к нам в академию для чтения практических лекций о ведении бизнеса, давно растаяло. Он никогда не преподавал в обычном смысле этого слова – просто со здоровым цинизмом рассказывал о разных случаях из его бизнеса, что само по себе было увлекательно. Тогда я, как и большинство девушек у нас на курсе, была наповал сражена его блеском, обаянием, умением «держать» аудиторию.
Потом, когда мы встретились уже по работе, и он сделал мне выгодное сугубо деловое предложение, от которого я не смогла отказаться, я поразилась его способности использовать людей и делать деньги из воздуха. А еще через пару лет он стал депутатом и довольно легко акклиматизировался в политических хитросплетениях, стал мелькать по телевидению, и как следствие – сторониться излишней публичности. Бизнесом после этого он официально заниматься перестал, все его имущество и активы оказались на подставных людях, хотя он, конечно, продолжал деловой процесс лично контролировать. Отличная карьера, короче. Со стороны – просто блеск!
Я вела небольшой бизнес Бобровского в сфере недвижимости уже несколько лет. Наши отношения развивались как-то незаметно и естественно: я была его верной любовницей, консультантом, помощником. Он звонил мне по сто раз на день. Но при этом ни разу мы не ездили вместе на море. Только несколько раз мотались в командировки, там он меня представлял то секретаршей, то личным помощником – в зависимости от настроения. Как я теперь понимаю – похвастаться просто хотел, впечатление произвести. Партнеры и знакомые млели, естественно: кудрявая меднокожая секретарша, худая, с ногами от ушей, к тому же! Завидовали, восхищались, называли меня «мадмуазель Экзотика». Сначала это даже льстило, потом стало неприятно задевать.
У меня всегда было ощущение, что я не понимаю Виталия до конца. Он не подпускал к себе слишком близко, не открывал душу. Да и времени для откровенности особо не было. График депутата, у которого есть еще и бизнес, – это двадцать четыре часа в сутки нервотрепки и встреч. Когда наставал момент вроде бы относительной искренности между нами, когда хотелось поговорить о чем-то действительно важном, он всегда ускользал. И чем больше он удалялся, тем ближе мне хотелось с ним быть! А еще позже осталась привязанность, даже появился страх перед будущим.
– Я ухожу! – сказала я, однажды сорвавшись от усталости.
– Уходи! – равнодушно ответил он, отвернувшись, и закурил. – Только куда ты пойдешь? Южные женщины рано стареют. Ты только посмотри на себя – кому ты будешь нужна?..
Так я осталась, продолжая работать и встречаться с Бобровским, в глубине души уже точно понимая, что ничего не будет, но до последнего – отчаянно надеясь на чудо. Что касается бизнеса, так мне вообще давно хотелось бросить это занятие – недвижимость меня никогда не интересовала. Но общее дело крепко связывало меня с Виталием, я была в доле, у меня не было другого выхода, кроме того, как вкалывать по двенадцать часов в сутки, мотаясь по Подмосковью в поисках новых выгодных продавцов и покупателей. Был, конечно, и позитив. Благодаря этой работе я все-таки ценой неимоверных усилий купила квартиру в Москве и могла себе кое-что позволить. Я не зависела от Виталия напрямую материально, но за неделю выматывалась так, что иногда проводила выходные, тупо валяясь перед телевизором. Ничего не хотелось – ни пойти на концерт, ни встретиться с друзьями!
Общение с Виталием, правда, имело для меня еще один выраженный плюс: пытаясь разобраться в наших непростых взаимоотношениях, я прочла множество книг по психологии, оттуда как-то незаметно перетекла в мифологию и историю. Но главной душевной отдушиной для меня все последние годы была – сальса. Все началось с того, что, повинуясь внутренней потребности, втайне от матери, которая точно не одобрила бы этого моего шага, я самостоятельно взялась за испанский язык. В вечерней группе, где я обучалась, несколько девчонок занимались латиноамериканскими танцами. Так я открыла для себя сальсу.
Я не помню, как я впервые попала в ночной клуб, где танцевали этот огненный танец. Кажется, подружки из языковой группы туда меня затащили, когда я вдруг разрыдалась на занятии после очередной ссоры с Виталием.
Я долго отнекивалась.
– Как это я и пойду куда-то танцевать? Да это невозможно! Я же ничего не умею! Страшно закомплексованная и неповоротливая.
– Да кто тебе сказал такую чушь? Ты просто попробуй расслабиться, а то вся – комок нервов! – мягко сказал мне после знакомства преподаватель сальсы Энрике. – Ты же кубинка! У тебя все получится!
– Не могу! Да и какая я кубинка? Родилась и выросла в России, у меня мама русская! К тому же, даже мой близкий друг говорит мне, что я уже старая и ни на что не гожусь…
Я сопротивлялась упорно, в глубине души уже зная, что с первых аккордов я повелась на сальсу, что это мой родной танец. И дело даже не в том, что мой отец Эрнандо – чистокровный кубинец, я вдруг почувствовала в этой музыке что-то такое знакомое, близкое. Танцевальные движения поразили меня своей естественностью, я сливалась с музыкой, двигалась вместе с нею. И это, пусть ненадолго, снимало душевную боль…
– Тебе надо поехать на Кубу! – говорил мне частенько мой темнокожий учитель сальсы Энрике. Он сам был родом с Кубы, уехал учиться в Москву, да и задержался здесь, обзавелся семьей. – Там для тебя откроется новый мир! Ты хорошо чувствуешь музыку, но тебе нужно раскрепоститься. В тебе столько зажимов, комплексов! Без страсти нет сальсы! Это танец, острый и жгучий, как пикантный обжигающий соус.
– Да как я поеду! – вздыхала я. – Без меня тут работа развалится, да и Бобровский не поймет…
Энрике только хитро улыбался мне в ответ.
– Тебе нужно открыть внутренний огонь. Не забывай, что твой отец – кубинец! И ты прекрасная мулатка, наша девочка! А кубинки все такие заводные и свободные! Они не держатся за мужчин! В тебе тоже дремлет до поры страсть.
– Да какая я ваша! – продолжала я отнекиваться. – Я русская, только цветом кожи не вышла, выросла в Москве, и отца ни разу не видела. Он уехал, когда я еще и не родилась… А потом его не смогли найти. Мать его до сих пор вспоминает недобрым словом, про Кубу просто слышать не может! И меня ненавидит заодно со всем кубинским, как мне кажется. Я же – ошибка молодости! Она мне даже свою фамилию дала. Так вот я и живу – Вероника Эрнандовна Одинцова. Чем не повод для комиксов? Ты бы знал, сколько боли в школе мне принес цвет моей кожи и повышенная кудрявость на голове, как жестоко и изощренно меня дразнили… А потом в академии. Ты не представляешь, какой расизм процветает до сих пор в Москве. Просто ужасно!
– Уж мне-то можешь не рассказывать! – усмехнулся негр и состроил страшную рожу. – Меня гаишники тормозят у каждого столба, документы проверяют все время. Это ничего не значит!
– Еще как! Мне всегда хотелось быть такой, как все: обычной, белокожей…
– Это ты зря! Надо правильно мечтать. Белыми бывают и унитазы. Гордись своим родством и не забывай его! – насупился Энрике. – Наша кровь отзывается и через несколько поколений. В тебе есть дух Кубы, тебе надо обязательно поехать на родину. Ты прекрасно танцуешь, русские так не чувствуют музыку, как мы, – всем телом. Поездка на родину предков изменит твою жизнь. А там будет еще больше вдохновения, вот увидишь! Это же наша родина, она насквозь пропитана музыкой и страстью!..
Виталий все-таки нашел повод помириться и позвонил мне по работе. Была финансовая проблема, по которой он просто не мог со мной не связаться. Мы оперативно обсудили щекотливые детали продажи очередного объекта недвижимости, и в разговоре повисла неловкая пауза.
– Так что, ты все еще хочешь поехать в отпуск? – спросил он, как будто нехотя.
– Конечно, хочу! Ты разве не чувствуешь, нам просто необходимо побыть вдвоем, вдалеке от московского зоопарка!
– Можно было бы просто сходить в хороший ресторан и не заморачиваться. На пару дней снять люкс в закрытом загородном клубе, где-нибудь Подмосковье: джакузи, сауна, шампанское в номер!
– Виталий, мы с тобой вместе пять лет! Какое джакузи?
На сей раз пауза затянулась. Такие только он умеет держать, чтобы максимально действовать собеседнику на нервы. Не зря прошел курс НЛП, манипулятор чертов! Я еле сдерживала слезы.
– Ну, ладно… – наконец проскрипел он. – И какие есть предложения?
– Конечно, Куба! – не задумываясь, выпалила я.
– Куба? – скептически хмыкнул Виталий и снова помолчал. – Да ты что? Неужели нет мест получше и поближе? Что можно вообще делать, на Кубе? Там же социализм и нищета сплошная. Тогда уж лучше Маврикий… Туда хоть цивилизация дошла!
– Ты меня обижаешь… – не выдержав, всхлипнула я. – Ты же знаешь, как никто другой, сколько лет я уже мечтаю туда поехать, как я разыскиваю отца… Там же мои корни!
– Да ладно тебе! – зевнул он в трубку. – Какие корни? В Москве твои корни, ты тут выросла, училась – и точка. Твои родственники и друзья тоже все здесь. Остальное – твои выдумки. Ты про отца-то ничего не знаешь! Что с того, что кожа темная? Скажи еще, что на родину в Африку собираешься! В какую-нибудь Нигерию!
– Виталий, я тебе все сказала. Я хочу поехать на Кубу! Если ты настолько не дорожишь нашими отношениями… – я была готова серьезно взорваться, видимо, он это почувствовал.
– Ну что с тобой, такой упрямой, сделаешь! – нервно ответил он. – Сдаюсь. Едем. Но так и знай: я это делаю только ради тебя!
– Ура! Виталий, милый, как здорово! – я засмеялась, от неожиданности всплеснула руками и чуть не выронила трубку.
– Но имей в виду: организацией поездки займешься сама, у меня работы по горло! Только не хватало еще всякой фигней страдать!
Я была на седьмом небе от счастья, а поэтому – готова на все! Через пару дней я уже заказала нам билеты, трансфер и пятизвездочный отель на Варадеро. Две недели на Кубе – фантастика, лучший из возможных подарков! Я все еще надеялась, что наш совместный романтический отдых на Кубе укрепит и изменит к лучшему неприлично затянувшиеся неформальные отношения. Я давила в себе любые сомнения и старалась быть счастливой, когда занималась организацией долгожданной поездки.
– Может, проедем по всему острову? – робко спросила я Виталия, когда настало время окончательно определиться с маршрутом. – Хочу увидеть разную Кубу…
– Ты совсем сдурела? Там же опасно, дикие негры и вообще… Только через мой труп! Я же депутат Госдумы, моя жизнь стоит дорого. Ты и так должна оценить, какое одолжение я делаю, все ради тебя! Лучше бы в Ниццу поехали. Хоть лица кругом белые! Рестораны, бутики. А там что будет? Ты же никакого представления не имеешь!
– Ладно… Пусть будет только Варадеро! – скрепя сердце, согласилась я. – И это тоже очень хорошо!
Единственный, кто совсем не был счастлив оттого, что я еду на Кубу с Бобровским, была моя мать Светлана. С того момента, как отец скоропалительно уехал на родину и пропал, она поставила крест на своей женской жизни, гордо несла свой трагический крест матери-одиночки с темнокожим ребенком и занималась исключительно моим воспитанием. Все кубинское вызывало у нее немедленное и резкое отторжение, повышенное чувство опасности.
Я сказала шокированной моими новостями матери, что собираюсь разыскать на Кубе отца.
– Конечно, Вероника, ты можешь делать все, что ты хочешь! – поджав губы, холодно сказала она. – Но знай, что я категорически против. И слышать ничего не хочу об этом предателе! Впрочем, раз уж ты туда собралась с такими намерениями, я должна передать тебе кое-что!
Откуда-то из глубин шкафов была извлечена металлическая цепочка с нанизанными на нее ракушками. Я никогда не видела этого артефакта раньше.
– Это что такое? – удивилась я.
– Все, что осталось от этого негодяя! Кроме тебя, конечно! – в сердцах сказала мать. – Эрнандо сказал, что если я когда-то соберусь на Кубу, чтобы обязательно привезла с собой. Такая вот причуда у него была!
Я пожала плечами и, исполняя странноватую волю отца, положила в чемодан непонятную вещицу, тут же позабыв о ней.
После тринадцатичасового перелета голова у меня сразу пошла кругом от волнения, переброса часовых поясов и горячего влажного воздуха.
– Трансфер до Варадеро для вас! – подбежал к нам у выхода услужливый экскурсовод с почти белым цветом кожи. – Меня зовут Густаво. – Вероника, а вы мулатка! Какая неожиданность! Вы так похожи на настоящую кубинку! Даже больше, чем я!
Я кивнула и улыбнулась, оглядываясь. Вокруг большинство людей были с разными оттенками кожи, от лилово-черного до светло-кофейного. На меня с моим цветом кожи никто не обращал внимания, шею не сворачивал и пальцем не показывал. Это было удивительно и очень непривычно! Мне сразу стало спокойно и комфортно.
Мы загрузились в машину. Но поехали почему-то не в сторону Варадеро, а в центр города.
– Это площадь Революции, – сообщил Густаво торжественно. – На ней на протяжении многих лет ежегодно выступал Фидель. Площадь огромная – вмещает более миллиона человек! Сегодня на ней организуются митинги, проводятся демонстрации. Посередине – огромный мемориал Хосе Марти! Работы по его строительству начались еще в 1953 году. Если подняться наверх, вся Гавана – как на ладони!
– И че? – переспросил дремлющий Бобровский, который в самолете расслабился и явно выпил лишнего.
– Вам надо обязательно выйти и сфотографироваться!
– А зачем нам это надо? – нахмурился мой спутник. – Я хочу в отель скорее!
– Давай-давай, сфоткаемся! – подтолкнула я его. – Площадь Революции – это же интересно!
У меня была странная эйфория. Хотелось растянуть во времени и прочувствовать всеми клеточками тела каждое мгновение пребывания на Кубе. Мне все было интересно, любопытно, неожиданно! Как будто я впервые видела дальнего родственника и осторожно знакомилась с ним.
Мы сделали несколько кадров на фоне грандиозного памятника, странной формы башни и министерства внутренних дел.
– Теперь надо дать шоферу один евро или два, – как бы невзначай, вкрадчиво сообщил экскурсовод, – за незапланированную остановку. Ну и мне, как гиду, за неожиданную экскурсию!
– А мы просили об этом? – налился Виталий краской.
– Тише-тише! – я ткнула любовника локтем в бок, достала кошелек и высыпала евровую мелочь. – Возьмите!
– Другое дело! – обрадовался Густаво и защебетал про ожидающие нас с нетерпением красоты Варадеро.
– Мелкие жулики! – зевнул Бобровский. – Вероника, ты собираешься всех местных гидов взять на содержание?
– Да ладно тебе!
– Обещаю, у вас будет незабываемый отдых! – верещал между тем гид. – Варадеро входит в тройку лучших пляжей мира, там замечательный белый песок, очень мелкий. Пляжи тянутся вдоль всего полуострова Икакос…
– А когда Варадеро стал курортом? – спросила я.
– Очень давно! – радостно всплеснул руками Густаво. – В конце девятнадцатого века. А золотые деньки для Варадеро начались, когда тут обосновался американский миллионер Ирене Дюпон-де-Немур, это было в начале 30-х годов прошлого века. Он построил здесь роскошную виллу с взлетно-посадочной полосой и пристанью, а также частную школу, где преподавались уроки игры в гольф. После этого пришла мода на Кубу, тут развернулось бурное строительство, тогда многие богатые люди построили себе виллы на Кубе.
– Блин, какие дрим-тачки и без охраны! – причитал между тем Виталий, завистливо поглядывая в окно. – Да этот зеленый «Плимут» у нас сто штук стоить будет! Красавец! Можно его купить и привезти в Россию или у вас тут весь автопарк по-прежнему государству принадлежит?
– Вы можете купить машину по доверенности, но только для пользования на острове. И это будет не совсем законно… Вывозить авто нельзя ни в коем случае.
– А зачем она мне тут, на острове? Бананы возить? – грустно вздохнул Бобровский. – Можно было бы такое дельце закрутить! Я знаю десятки людей, кто не пожалел бы никаких бабок, только бы купить такие тачки!
Я всю дорогу с любопытством смотрела в окно. Навстречу один за другим проносились шикарные ретро-мобили. Неповторимым изумрудно-голубым цветом сверкало море. Я чувствовала себя уже почти в раю, и два часа пути с ветерком до Варадеро показались несколькими минутами.
– А правда, что для черножо… То есть, для местных, – поправился Виталий, быстро взглянув на меня, – въезд на территорию Варадеро запрещен? Что это резервация только для белых?
– Неправда! – взволнованно сказал Густаво. – На Варадеро есть несколько зон. Вот налево – отели для кубинцев-передовиков производства, их государство премирует бесплатным отдыхом тут за особые заслуги. А дальше идут международные курортные зоны. Конечно, раньше сюда для кубинцев въезд был ограничен. Сейчас – пожалуйста. Нам даже разрешили входить в любые отели, чего раньше не было! Вы увидите, в отелях сейчас есть кубинцы!
– А валюту где поменять можно? – хмуро спросил Бобровский.
– Во всех отелях можно, – услужливо сообщил Густаво. – С моей помощью курс даже будет получше.
– Я слышал, у вас тут какие-то куки ходят? – Виталий как будто не услышал последнего комментария гида.
– Да, в стране сейчас две валюты. Кубинцы получают зарплату в песо, а иностранцам их деньги меняют на конвертируемые песо, которые русские называют куками. Мы их зовем сэ-у-сэ.
– Вы хотите сказать, сами кубинцы куками не пользуются? Это – деньги для иностранцев? – уточнила я.
– Еще как пользуются, а куда деваться? – развел руками экскурсовод. – Каждый кук стоит двадцать четыре кубинских песо. Чтобы что-то купить в магазине, мы вынуждены менять деньги.
– То есть, на Кубе официально действуют две валютные системы? – удивился мой спутник.
– В общем, да, – потупился хитрый Густаво. – После того, как хождение доллара на острове официально запретили, что-то купить можно только за куки. Хотя в ходу еще евро. Ну, и доллары тоже берут, если очень надо…
– На Варадеро, наверно, только старые отели? – устало спросил Виталий. – Еще при социализме построенные?
– Отнюдь нет! – замахал руками гид. – Там полно новых гостиниц!
У одного из рабов и без того темное лицо было густо измазано черной краской. Через нее пробивался пот, который невольник боялся вытирать, чтобы не испортить маскировку. Вдобавок, подмышкой у него был спрятан небольшой сверток, который он в любую минуту мог случайно выронить. Или, что еще хуже, его обнаружили бы надсмотрщики! Поэтому раб двигался осторожно и медленно, согнувшись в три погибели, стараясь быть максимально незаметным среди других невольников.
Иногда он оглядывался, ища среди усталых, истерзанных жарой и побоями людей своих тайных товарищей, которые отвечали ему только глазами. Они, до предела измотанные, тоже держались с трудом. Но оттого, что рядом с ним были братья по вере, ему становилось немного легче. Еще больше сил придавала мысль, ради чего он, принц и посвященный, был вынужден добровольно отдаваться в рабство вместе с другими невольниками.
После отплытия стало еще тяжелее. Не хватало еды, вода была дороже, чем золото. Два дня испанский галеон мотало по волнам, как щепку, и невольники молились великой Ямайе, чтобы она смилостивилась над ними и сделала дорогу не такой мучительной. Некоторые рабы умирали, и их тела часами лежали рядом с теми, кто еще был жив. На корабле вспыхнул было бунт, но испанцы со знанием дела погасили его, пустив в ход мушкеты.
Замаскированный под невольника принц вместе с другими рабами вынужден был оттаскивать на палубу разлагающиеся тела своих погибших соотечественников, чтобы сбросить их в воду. Он страшно мучился от жажды и голодал, временами терял сознание от жары и зловонной духоты в трюме, в глазах плавала красноватая пелена, но его сердце согревала мысль, что он поступает правильно. Только это придавало ему силы бороться и жить дальше…
Муторный, беспокойный сон про черных невольников преследовал меня с детства. Сначала – по несколько раз в год, потом все чаще. В последние годы он снился мне едва ли не каждую ночь. От него я просыпалась в холодном поту, теряя ощущение реальности. Сон был настолько живой и подробный, что мне казалось, что я сама была на том проклятом корабле. Дважды тайком от матери и друзей ходила к психотерапевтам. Все они говорили примерно одно и то же:
– Ничего страшного! Это только твои комплексы и подавленные сексуальные влечения. Некоторым даже черные обезьяны снятся! Попринимай таблетки, все пройдет…
Я послушно глотала прописанные эскулапами лекарства. После этого ночами я будто падала в темную глухую яму и спала мертвым сном, без всяких сновидений, а потом все начиналось сначала… Я не знала, что делать с этим кошмаром и думала, что меня однажды сведет в могилу мой странный невроз.
* * *
– Виталий, дорогой! Ты помнишь, что скоро пять лет, как мы встретились? – вкрадчиво спросила я, обнимая моего давнего любовника и делового партнера, когда мы вдвоем сидели в известном столичном ресторане и дегустировали дорогое французское вино. Виталий был на удивление расслаблен, даже галстук снял и расстегнул ворот рубашки – верный признак хорошего настроения. Я долго и тщательно подбирала момент, чтобы задать этот нехитрый вопрос, – он требовал от меня изрядного мужества.– Помню… – рассеянно отозвался мой визави, слегка напрягаясь. – Ты хочешь подарок? Какой?
– Да! – впервые в жизни уверенно сказала я. – Просто мечтаю о подарке! Я очень устала. Хочу немного отдохнуть, переключиться.
– Ты хочешь поехать отдохнуть? В чем проблема? Скажи, куда. Сейчас все быстро организуем! – Виталий уже взял в руки телефон.
– Подожди! Да, я хочу уехать. Но только вместе с тобой! – я вопросительно заглянула в глаза Бобровскому. – Нам надо, наконец, побыть вместе.
– Ну, ты же знаешь, у меня очень много работы в Думе и вообще… – замялся он, пытаясь уклониться от щекотливой темы. – Может, ты съездишь куда-то одна? Или с подругой?
– Виталий, это пятая годовщина нашей встречи. Пятая! – сказала я, делая ударение на числительном, и на глаза мне навернулись слезы. – Я долго ждала. К тому же, у вас в Думе каникулы, а по бизнесу нет никакого аврала. Я хочу уехать в отпуск вместе с тобой! Мы за все это время ни разу вместе не отдыхали. Ты считаешь, это нормально?
Я видела, как он недовольно завозился в удобном кресле, наглухо застегнул воротничок рубашки, потом напялил очки и почесал лысеющую макушку.
– Мне надо подумать! Ты понимаешь, это не решается вот так, в один момент…
– Подумай, пожалуйста, но не слишком долго! В нашем распоряжении всего неделя!
Вечер был испорчен. Бобровский нахмурился, сразу попросил счет и, подвозя меня в своем служебном лимузине домой, не проронил больше ни слова. Ночевать у меня он не остался.
Да и вообще, ночевать у меня он оставался крайне редко, в основном заезжал «в гости» вечером с охапкой цветов и пакетом еды «на вынос». А еще чаще мы просто шли в очень хороший ресторан.
На этот раз мне, обычно такой понимающей и мягкой, точно вожжа под хвост попала. Я, прыгая через ступени, быстро поднялась к себе, скинула туфли на каблуках и с размаху упала на диван в гостиной. Разве я не права? Мне казалось, что пять лет терпения и коротких любовных встреч, опыт довольно долгого ведения совместного бизнеса – вполне уже достаточный повод для того, чтобы провести вместе пару недель на лучшем в мире курорте и спокойно, без столичной нервотрепки, побыть вместе и поговорить о будущем. Возможно, даже сделать друг другу предложение…
По крайней мере, я уже обо всем позаботилась: заранее купила для Виталия весьма символичный подарок: тонкое золотое кольцо, где внутри были написаны наши имена. Хотя, если честно, я не верила в то, что Бобровский готов к совместной поездке на нашу пятую годовщину, тем более – к браку. Он слишком боялся все усложнять. Но больше всего мне хотелось, чтобы он проявил себя, как нормальный мужик, использовал намечающийся красивый повод и предложил мне, наконец, быть его законной женой, что вполне логично вытекало из наших многолетних отношений!
Имеет же женщина право помечтать, наконец!..
* * *
Виталий не звонил мне несколько дней. Я сидела на работе, как на иголках, мысли скакали, как горные козы. Срывалась на подчиненных, хотя они были вообще не при чем. Просто я устала смотреть и оценивать недостроенные коттеджи, ругаться с посредниками, продавцами, искать покупателей, зарабатывать немалые деньги для Бобровского, для которого я до сих была всего лишь идеальной, верной сотрудницей, притом – с вечерним интимом или без – всегда на его выбор.Очарование первых встреч, когда он, преподаватель, приглашенный к нам в академию для чтения практических лекций о ведении бизнеса, давно растаяло. Он никогда не преподавал в обычном смысле этого слова – просто со здоровым цинизмом рассказывал о разных случаях из его бизнеса, что само по себе было увлекательно. Тогда я, как и большинство девушек у нас на курсе, была наповал сражена его блеском, обаянием, умением «держать» аудиторию.
Потом, когда мы встретились уже по работе, и он сделал мне выгодное сугубо деловое предложение, от которого я не смогла отказаться, я поразилась его способности использовать людей и делать деньги из воздуха. А еще через пару лет он стал депутатом и довольно легко акклиматизировался в политических хитросплетениях, стал мелькать по телевидению, и как следствие – сторониться излишней публичности. Бизнесом после этого он официально заниматься перестал, все его имущество и активы оказались на подставных людях, хотя он, конечно, продолжал деловой процесс лично контролировать. Отличная карьера, короче. Со стороны – просто блеск!
Я вела небольшой бизнес Бобровского в сфере недвижимости уже несколько лет. Наши отношения развивались как-то незаметно и естественно: я была его верной любовницей, консультантом, помощником. Он звонил мне по сто раз на день. Но при этом ни разу мы не ездили вместе на море. Только несколько раз мотались в командировки, там он меня представлял то секретаршей, то личным помощником – в зависимости от настроения. Как я теперь понимаю – похвастаться просто хотел, впечатление произвести. Партнеры и знакомые млели, естественно: кудрявая меднокожая секретарша, худая, с ногами от ушей, к тому же! Завидовали, восхищались, называли меня «мадмуазель Экзотика». Сначала это даже льстило, потом стало неприятно задевать.
У меня всегда было ощущение, что я не понимаю Виталия до конца. Он не подпускал к себе слишком близко, не открывал душу. Да и времени для откровенности особо не было. График депутата, у которого есть еще и бизнес, – это двадцать четыре часа в сутки нервотрепки и встреч. Когда наставал момент вроде бы относительной искренности между нами, когда хотелось поговорить о чем-то действительно важном, он всегда ускользал. И чем больше он удалялся, тем ближе мне хотелось с ним быть! А еще позже осталась привязанность, даже появился страх перед будущим.
– Я ухожу! – сказала я, однажды сорвавшись от усталости.
– Уходи! – равнодушно ответил он, отвернувшись, и закурил. – Только куда ты пойдешь? Южные женщины рано стареют. Ты только посмотри на себя – кому ты будешь нужна?..
Так я осталась, продолжая работать и встречаться с Бобровским, в глубине души уже точно понимая, что ничего не будет, но до последнего – отчаянно надеясь на чудо. Что касается бизнеса, так мне вообще давно хотелось бросить это занятие – недвижимость меня никогда не интересовала. Но общее дело крепко связывало меня с Виталием, я была в доле, у меня не было другого выхода, кроме того, как вкалывать по двенадцать часов в сутки, мотаясь по Подмосковью в поисках новых выгодных продавцов и покупателей. Был, конечно, и позитив. Благодаря этой работе я все-таки ценой неимоверных усилий купила квартиру в Москве и могла себе кое-что позволить. Я не зависела от Виталия напрямую материально, но за неделю выматывалась так, что иногда проводила выходные, тупо валяясь перед телевизором. Ничего не хотелось – ни пойти на концерт, ни встретиться с друзьями!
Общение с Виталием, правда, имело для меня еще один выраженный плюс: пытаясь разобраться в наших непростых взаимоотношениях, я прочла множество книг по психологии, оттуда как-то незаметно перетекла в мифологию и историю. Но главной душевной отдушиной для меня все последние годы была – сальса. Все началось с того, что, повинуясь внутренней потребности, втайне от матери, которая точно не одобрила бы этого моего шага, я самостоятельно взялась за испанский язык. В вечерней группе, где я обучалась, несколько девчонок занимались латиноамериканскими танцами. Так я открыла для себя сальсу.
Я не помню, как я впервые попала в ночной клуб, где танцевали этот огненный танец. Кажется, подружки из языковой группы туда меня затащили, когда я вдруг разрыдалась на занятии после очередной ссоры с Виталием.
Я долго отнекивалась.
– Как это я и пойду куда-то танцевать? Да это невозможно! Я же ничего не умею! Страшно закомплексованная и неповоротливая.
– Да кто тебе сказал такую чушь? Ты просто попробуй расслабиться, а то вся – комок нервов! – мягко сказал мне после знакомства преподаватель сальсы Энрике. – Ты же кубинка! У тебя все получится!
– Не могу! Да и какая я кубинка? Родилась и выросла в России, у меня мама русская! К тому же, даже мой близкий друг говорит мне, что я уже старая и ни на что не гожусь…
Я сопротивлялась упорно, в глубине души уже зная, что с первых аккордов я повелась на сальсу, что это мой родной танец. И дело даже не в том, что мой отец Эрнандо – чистокровный кубинец, я вдруг почувствовала в этой музыке что-то такое знакомое, близкое. Танцевальные движения поразили меня своей естественностью, я сливалась с музыкой, двигалась вместе с нею. И это, пусть ненадолго, снимало душевную боль…
– Тебе надо поехать на Кубу! – говорил мне частенько мой темнокожий учитель сальсы Энрике. Он сам был родом с Кубы, уехал учиться в Москву, да и задержался здесь, обзавелся семьей. – Там для тебя откроется новый мир! Ты хорошо чувствуешь музыку, но тебе нужно раскрепоститься. В тебе столько зажимов, комплексов! Без страсти нет сальсы! Это танец, острый и жгучий, как пикантный обжигающий соус.
– Да как я поеду! – вздыхала я. – Без меня тут работа развалится, да и Бобровский не поймет…
Энрике только хитро улыбался мне в ответ.
– Тебе нужно открыть внутренний огонь. Не забывай, что твой отец – кубинец! И ты прекрасная мулатка, наша девочка! А кубинки все такие заводные и свободные! Они не держатся за мужчин! В тебе тоже дремлет до поры страсть.
– Да какая я ваша! – продолжала я отнекиваться. – Я русская, только цветом кожи не вышла, выросла в Москве, и отца ни разу не видела. Он уехал, когда я еще и не родилась… А потом его не смогли найти. Мать его до сих пор вспоминает недобрым словом, про Кубу просто слышать не может! И меня ненавидит заодно со всем кубинским, как мне кажется. Я же – ошибка молодости! Она мне даже свою фамилию дала. Так вот я и живу – Вероника Эрнандовна Одинцова. Чем не повод для комиксов? Ты бы знал, сколько боли в школе мне принес цвет моей кожи и повышенная кудрявость на голове, как жестоко и изощренно меня дразнили… А потом в академии. Ты не представляешь, какой расизм процветает до сих пор в Москве. Просто ужасно!
– Уж мне-то можешь не рассказывать! – усмехнулся негр и состроил страшную рожу. – Меня гаишники тормозят у каждого столба, документы проверяют все время. Это ничего не значит!
– Еще как! Мне всегда хотелось быть такой, как все: обычной, белокожей…
– Это ты зря! Надо правильно мечтать. Белыми бывают и унитазы. Гордись своим родством и не забывай его! – насупился Энрике. – Наша кровь отзывается и через несколько поколений. В тебе есть дух Кубы, тебе надо обязательно поехать на родину. Ты прекрасно танцуешь, русские так не чувствуют музыку, как мы, – всем телом. Поездка на родину предков изменит твою жизнь. А там будет еще больше вдохновения, вот увидишь! Это же наша родина, она насквозь пропитана музыкой и страстью!..
Виталий все-таки нашел повод помириться и позвонил мне по работе. Была финансовая проблема, по которой он просто не мог со мной не связаться. Мы оперативно обсудили щекотливые детали продажи очередного объекта недвижимости, и в разговоре повисла неловкая пауза.
– Так что, ты все еще хочешь поехать в отпуск? – спросил он, как будто нехотя.
– Конечно, хочу! Ты разве не чувствуешь, нам просто необходимо побыть вдвоем, вдалеке от московского зоопарка!
– Можно было бы просто сходить в хороший ресторан и не заморачиваться. На пару дней снять люкс в закрытом загородном клубе, где-нибудь Подмосковье: джакузи, сауна, шампанское в номер!
– Виталий, мы с тобой вместе пять лет! Какое джакузи?
На сей раз пауза затянулась. Такие только он умеет держать, чтобы максимально действовать собеседнику на нервы. Не зря прошел курс НЛП, манипулятор чертов! Я еле сдерживала слезы.
– Ну, ладно… – наконец проскрипел он. – И какие есть предложения?
– Конечно, Куба! – не задумываясь, выпалила я.
– Куба? – скептически хмыкнул Виталий и снова помолчал. – Да ты что? Неужели нет мест получше и поближе? Что можно вообще делать, на Кубе? Там же социализм и нищета сплошная. Тогда уж лучше Маврикий… Туда хоть цивилизация дошла!
– Ты меня обижаешь… – не выдержав, всхлипнула я. – Ты же знаешь, как никто другой, сколько лет я уже мечтаю туда поехать, как я разыскиваю отца… Там же мои корни!
– Да ладно тебе! – зевнул он в трубку. – Какие корни? В Москве твои корни, ты тут выросла, училась – и точка. Твои родственники и друзья тоже все здесь. Остальное – твои выдумки. Ты про отца-то ничего не знаешь! Что с того, что кожа темная? Скажи еще, что на родину в Африку собираешься! В какую-нибудь Нигерию!
– Виталий, я тебе все сказала. Я хочу поехать на Кубу! Если ты настолько не дорожишь нашими отношениями… – я была готова серьезно взорваться, видимо, он это почувствовал.
– Ну что с тобой, такой упрямой, сделаешь! – нервно ответил он. – Сдаюсь. Едем. Но так и знай: я это делаю только ради тебя!
– Ура! Виталий, милый, как здорово! – я засмеялась, от неожиданности всплеснула руками и чуть не выронила трубку.
– Но имей в виду: организацией поездки займешься сама, у меня работы по горло! Только не хватало еще всякой фигней страдать!
Я была на седьмом небе от счастья, а поэтому – готова на все! Через пару дней я уже заказала нам билеты, трансфер и пятизвездочный отель на Варадеро. Две недели на Кубе – фантастика, лучший из возможных подарков! Я все еще надеялась, что наш совместный романтический отдых на Кубе укрепит и изменит к лучшему неприлично затянувшиеся неформальные отношения. Я давила в себе любые сомнения и старалась быть счастливой, когда занималась организацией долгожданной поездки.
– Может, проедем по всему острову? – робко спросила я Виталия, когда настало время окончательно определиться с маршрутом. – Хочу увидеть разную Кубу…
– Ты совсем сдурела? Там же опасно, дикие негры и вообще… Только через мой труп! Я же депутат Госдумы, моя жизнь стоит дорого. Ты и так должна оценить, какое одолжение я делаю, все ради тебя! Лучше бы в Ниццу поехали. Хоть лица кругом белые! Рестораны, бутики. А там что будет? Ты же никакого представления не имеешь!
– Ладно… Пусть будет только Варадеро! – скрепя сердце, согласилась я. – И это тоже очень хорошо!
Единственный, кто совсем не был счастлив оттого, что я еду на Кубу с Бобровским, была моя мать Светлана. С того момента, как отец скоропалительно уехал на родину и пропал, она поставила крест на своей женской жизни, гордо несла свой трагический крест матери-одиночки с темнокожим ребенком и занималась исключительно моим воспитанием. Все кубинское вызывало у нее немедленное и резкое отторжение, повышенное чувство опасности.
Я сказала шокированной моими новостями матери, что собираюсь разыскать на Кубе отца.
– Конечно, Вероника, ты можешь делать все, что ты хочешь! – поджав губы, холодно сказала она. – Но знай, что я категорически против. И слышать ничего не хочу об этом предателе! Впрочем, раз уж ты туда собралась с такими намерениями, я должна передать тебе кое-что!
Откуда-то из глубин шкафов была извлечена металлическая цепочка с нанизанными на нее ракушками. Я никогда не видела этого артефакта раньше.
– Это что такое? – удивилась я.
– Все, что осталось от этого негодяя! Кроме тебя, конечно! – в сердцах сказала мать. – Эрнандо сказал, что если я когда-то соберусь на Кубу, чтобы обязательно привезла с собой. Такая вот причуда у него была!
Я пожала плечами и, исполняя странноватую волю отца, положила в чемодан непонятную вещицу, тут же позабыв о ней.
* * *
До самого момента приземления в гаванском аэропорту имени Хосе Марти я не верила, что мы с Виталием все-таки поехали отдыхать вместе! Все мои главные желания исполнились разом: мы с Бобровским отправились в первое совместное путешествие – на мою Кубу!После тринадцатичасового перелета голова у меня сразу пошла кругом от волнения, переброса часовых поясов и горячего влажного воздуха.
– Трансфер до Варадеро для вас! – подбежал к нам у выхода услужливый экскурсовод с почти белым цветом кожи. – Меня зовут Густаво. – Вероника, а вы мулатка! Какая неожиданность! Вы так похожи на настоящую кубинку! Даже больше, чем я!
Я кивнула и улыбнулась, оглядываясь. Вокруг большинство людей были с разными оттенками кожи, от лилово-черного до светло-кофейного. На меня с моим цветом кожи никто не обращал внимания, шею не сворачивал и пальцем не показывал. Это было удивительно и очень непривычно! Мне сразу стало спокойно и комфортно.
Мы загрузились в машину. Но поехали почему-то не в сторону Варадеро, а в центр города.
– Это площадь Революции, – сообщил Густаво торжественно. – На ней на протяжении многих лет ежегодно выступал Фидель. Площадь огромная – вмещает более миллиона человек! Сегодня на ней организуются митинги, проводятся демонстрации. Посередине – огромный мемориал Хосе Марти! Работы по его строительству начались еще в 1953 году. Если подняться наверх, вся Гавана – как на ладони!
– И че? – переспросил дремлющий Бобровский, который в самолете расслабился и явно выпил лишнего.
– Вам надо обязательно выйти и сфотографироваться!
– А зачем нам это надо? – нахмурился мой спутник. – Я хочу в отель скорее!
– Давай-давай, сфоткаемся! – подтолкнула я его. – Площадь Революции – это же интересно!
У меня была странная эйфория. Хотелось растянуть во времени и прочувствовать всеми клеточками тела каждое мгновение пребывания на Кубе. Мне все было интересно, любопытно, неожиданно! Как будто я впервые видела дальнего родственника и осторожно знакомилась с ним.
Мы сделали несколько кадров на фоне грандиозного памятника, странной формы башни и министерства внутренних дел.
– Теперь надо дать шоферу один евро или два, – как бы невзначай, вкрадчиво сообщил экскурсовод, – за незапланированную остановку. Ну и мне, как гиду, за неожиданную экскурсию!
– А мы просили об этом? – налился Виталий краской.
– Тише-тише! – я ткнула любовника локтем в бок, достала кошелек и высыпала евровую мелочь. – Возьмите!
– Другое дело! – обрадовался Густаво и защебетал про ожидающие нас с нетерпением красоты Варадеро.
– Мелкие жулики! – зевнул Бобровский. – Вероника, ты собираешься всех местных гидов взять на содержание?
– Да ладно тебе!
– Обещаю, у вас будет незабываемый отдых! – верещал между тем гид. – Варадеро входит в тройку лучших пляжей мира, там замечательный белый песок, очень мелкий. Пляжи тянутся вдоль всего полуострова Икакос…
– А когда Варадеро стал курортом? – спросила я.
– Очень давно! – радостно всплеснул руками Густаво. – В конце девятнадцатого века. А золотые деньки для Варадеро начались, когда тут обосновался американский миллионер Ирене Дюпон-де-Немур, это было в начале 30-х годов прошлого века. Он построил здесь роскошную виллу с взлетно-посадочной полосой и пристанью, а также частную школу, где преподавались уроки игры в гольф. После этого пришла мода на Кубу, тут развернулось бурное строительство, тогда многие богатые люди построили себе виллы на Кубе.
– Блин, какие дрим-тачки и без охраны! – причитал между тем Виталий, завистливо поглядывая в окно. – Да этот зеленый «Плимут» у нас сто штук стоить будет! Красавец! Можно его купить и привезти в Россию или у вас тут весь автопарк по-прежнему государству принадлежит?
– Вы можете купить машину по доверенности, но только для пользования на острове. И это будет не совсем законно… Вывозить авто нельзя ни в коем случае.
– А зачем она мне тут, на острове? Бананы возить? – грустно вздохнул Бобровский. – Можно было бы такое дельце закрутить! Я знаю десятки людей, кто не пожалел бы никаких бабок, только бы купить такие тачки!
Я всю дорогу с любопытством смотрела в окно. Навстречу один за другим проносились шикарные ретро-мобили. Неповторимым изумрудно-голубым цветом сверкало море. Я чувствовала себя уже почти в раю, и два часа пути с ветерком до Варадеро показались несколькими минутами.
– А правда, что для черножо… То есть, для местных, – поправился Виталий, быстро взглянув на меня, – въезд на территорию Варадеро запрещен? Что это резервация только для белых?
– Неправда! – взволнованно сказал Густаво. – На Варадеро есть несколько зон. Вот налево – отели для кубинцев-передовиков производства, их государство премирует бесплатным отдыхом тут за особые заслуги. А дальше идут международные курортные зоны. Конечно, раньше сюда для кубинцев въезд был ограничен. Сейчас – пожалуйста. Нам даже разрешили входить в любые отели, чего раньше не было! Вы увидите, в отелях сейчас есть кубинцы!
– А валюту где поменять можно? – хмуро спросил Бобровский.
– Во всех отелях можно, – услужливо сообщил Густаво. – С моей помощью курс даже будет получше.
– Я слышал, у вас тут какие-то куки ходят? – Виталий как будто не услышал последнего комментария гида.
– Да, в стране сейчас две валюты. Кубинцы получают зарплату в песо, а иностранцам их деньги меняют на конвертируемые песо, которые русские называют куками. Мы их зовем сэ-у-сэ.
– Вы хотите сказать, сами кубинцы куками не пользуются? Это – деньги для иностранцев? – уточнила я.
– Еще как пользуются, а куда деваться? – развел руками экскурсовод. – Каждый кук стоит двадцать четыре кубинских песо. Чтобы что-то купить в магазине, мы вынуждены менять деньги.
– То есть, на Кубе официально действуют две валютные системы? – удивился мой спутник.
– В общем, да, – потупился хитрый Густаво. – После того, как хождение доллара на острове официально запретили, что-то купить можно только за куки. Хотя в ходу еще евро. Ну, и доллары тоже берут, если очень надо…
– На Варадеро, наверно, только старые отели? – устало спросил Виталий. – Еще при социализме построенные?
– Отнюдь нет! – замахал руками гид. – Там полно новых гостиниц!