Страница:
– Хорошо, Нефтида, можешь идти отдыхать.
– Спокойной ночи вам, госпожа.
– И тебе.
Испытывая бессонницу, Клеопатра бродила по сумеречным галереям дворца. На сердце было тоскливо и одиноко. Она остановилась у окна. С ночного неба ей подмигивали мириады звезд. Интересно, как живут цари в небесном Дуате? Подперев рукой подбородок, Клеопатра отдалась своим грустным мыслям. Уже прожито шестнадцать лет, почти что вся жизнь, а она… так никого и не полюбила. Так, размышляя, Клеопатра решила, что, когда взойдет на трон, царские дела настолько поглотят ее, что для любви времени не останется…
Девушка вздрогнула и резко обернулась. В галерее раздавались какие-то непонятные звуки, будто кто-то пыхтел.
Отойдя от окна и стараясь не шуметь, Клеопатра пошла в ту сторону, откуда доносились звуки. Сначала она увидела две тени: тощую и тучную, затем – очертания фигур. В свете ночников Клеопатра увидела лица и позы мужчин и спряталась за колонну. Осторожно выглянув из-за колонны, она снова убедилась в том, что это был ее отец. А под ним или перед ним – тут уж сами боги запутались бы… Клеопатра чуть не вскрикнула от удивления. Хнум? Любовник Арсинои? О, Исида…
Вернувшись в спальню, Клеопатра с особой тщательностью приняла ванну. Так ей хотелось отмыться от того, что она увидела. Уже засыпая, она пожелала себе скорейшего освобождения. Но от кого или от чего, боги уже не сумели расслышать…
Мы молча смотрим друг на друга. Нам явно не о чем говорить. Столько боли и страданий было между нами, столько крови пролито, что…
– Убийца!
Это кричит Береника.
Отец презрительно улыбается ей.
– Ты со мной поступила бы так же.
– Даже хуже! Я бы тебя кастрировала!
– Ого!
– Арсиноя, ты знаешь, что он отбил у тебя любовника?
Арсиноя вздрагивает, безразлично смотрит на отца.
– Да пусть подавится им! Зато я имела любовника нашей несравненной Клеопатры!
У меня пересыхает в горле. Что за семейка!
– О чем это ты, Арсиноя?
– О чем это я! – глумливо передразнивает меня сестра. – О нашем с тобой Марке Антонии! Да, дорогая, он наш, а не твой!
Я сдерживаюсь. Яд этих слов не должен попасть в мое сердце.
– Мы собрались здесь не для постыдных обвинений.
– А для чего еще? – визжит Арсиноя. – Для чего еще нам собираться?
Я смотрю на мать. В ее глазах печаль и сострадание, но встать на мою сторону, защитить меня, она боится. Мне становится холодно и одиноко. В который раз меня предают…
– Знаешь, что он сказал мне в ту ночь? – не унимается Арсиноя.
Я молчу.
– Он сказал мне: «Твоя сестра настолько некрасива…»
Я молчу.
– «…что ни за какие деньги я не лег бы с ней!»
Я молчу.
– Вы все слышите! С этим длинноносым посмешищем сам Марк Антоний не лег бы!
Всплеск. Кровь окропляет мраморный стол. Голова Арсинои лежит на огромном блюде. Она удивленно моргает, не понимая, что произошло.
– Ну что, сестренка! – кричу я яростно и злобно. – Хочешь еще любви?
– Убийца! – шепчут ее губы.
– Убийца! – смотря мне в глаза, шепчет старшая Клеопатра.
– Убийца! – подхватывает старший Птолемей.
– Убийца! – поддакивает младший Птолемей.
Александр улыбается.
– Даже жаль, что я не могу присоединиться к своим сестрам и братьям. Как это ты не успела убить меня?
– Ты все правильно сделала, дочка, – слышу я ласковый голос отца. – У царя нет родных. Есть только слуги и враги.
Мраморные стены зала оплетают ядовитые цветы. Из головы Арсинои выползают змеи. Они расползаются по столу, падают на пол, оплетают мои ноги, заползают в мое сердце.
В моей руке снова меч. Я взмахиваю им. И головы летят одна за другой. Рука дрогнула лишь раз – когда мои глаза встретились с глазами матери. В следующее мгновение ее глаза закрылись. Нет пощады предателям!
Я тяжело дышу. Меч выпадает из рук. Я вся в крови. Руки, платье…
Трупы вспыхивают огнем. Через мгновение зал охватывает пламя.
Я медленно выхожу в галерею.
Теперь все кончено.
Наконец-то я одна.
В льняном платье, расшитом золотом и аппликациями, в тяжелом жемчужном ожерелье, в золотых браслетах на руках и ногах, Клеопатра восседала рядом с отцом, принимая участие в государственных советах. С особым удовольствием она входила в новую для себя роль, вникая во все сферы жизни страны. Многое ей не нравилось, например то, что активное участие в государственных делах и сборах налогов принимал чужеземец – римлянин Рабирий Постум. Ее не устраивало, что в Египте вспыхивали кратковременные восстания, вызванные присутствием римлян и откровенным грабежом с их стороны. Мягко и деликатно она пыталась втолковать отцу, что, если сегодня они ничего не предпримут, завтра Египет станет римской провинцией. Но Птолемей был уже настолько болен, что путал явь со сном, а порой даже не узнавал свою собственную дочь. Было понятно: нужно ждать. Лишь после его кончины она могла приступить к самостоятельной политике.
В ту ночь ее разбудила Мути.
– Госпожа, госпожа…
– Что такое? – Спросонья Клеопатра не могла понять, что сейчас: раннее утро или глубокая ночь.
– Повелитель зовет вас к себе.
Быстро одевшись и подобрав волосы черепашьей заколкой, сохранившейся у нее с детства, Клеопатра поспешила в отцовские покои. Сердце гулко стучало в груди. «Неужели? Неужели?» – вертелась назойливая мысль в голове.
Птолемей был очень плох.
– Он умирает, – тихо прошептал ей новый придворный лекарь Олимпа.
– Оставь нас.
Как только Олимпа вышел, Клеопатра подошла к ложу отца. От волнения дрожали руки.
– Отец, я пришла.
– А? А-а-а… – Птолемей закашлял. – Помоги мне…
Клеопатра поддержала его, подложив под спину еще одну подушку. Немного отдышавшись, он снял с груди цепочку с маленьким ключом.
– Подойди к стене и слегка потяни светильник на себя.
Клеопатра послушно сделала все, что он сказал. Раздался щелчок, в стене открылось небольшое отверстие. Усмехнувшись, Клеопатра вытащила ларец. Это был личный тайник египетского царя. И в своих руках она сейчас держала сердце Птолемея.
– Мне открыть ларец?
– Да. И принеси сюда.
Как жаль… А ей так хотелось просмотреть переписку, указы, доносы…
Птолемей долго перебирал бумаги. Клеопатра сидела на табуретке возле него и терпеливо ждала. В эту глубокую беззвучную весеннюю ночь решалась ее судьба.
– А, вот нашел, – наконец-то отозвался Птолемей. – Это план храма, где лежат сокровища фараонов.
Клеопатра осторожно взяла папирус. От волнения пересохло в горле. Все, что с этого мгновения происходило, стало едва ли не важнейшими событиями в ее жизни. В папирусе содержался список сокровищ, накопленных за тысячелетия древними царями, – золото, серебро, драгоценные камни, браслеты, подвески, слоновая кость, мебель из редких и дорогих пород дерева… Клеопатра ахнула. Это были несметные богатства! На эти сокровища она могла бы купить весь Рим!
Посмотрев на Птолемея, Клеопатра прошептала:
– Я обещаю тебе, отец, что ничего из этого списка римлянам не достанется.
Птолемей кивнул.
– А это мое завещание.
Клеопатра быстро его просмотрела, и чем дальше она читала, тем плотнее сжимались ее губы. Своими преемниками на троне он назначал ее и старшего Птолемея. Согласно древним традициям, они должны пожениться и только после этого официально становились царем и царицей. Это был ожидаемый ход, и Клеопатра была к нему готова. Но вот следующие строчки поразили ее в самое сердце. Исполнителем своей воли отец назначал римский сенат, его заботам он поручал свою семью и Египет.
Клеопатра медленно подняла на отца глаза. В ее сердце клокотали ярость и гнев. Ей бы сейчас что-нибудь в руки…
– Ты что, с ума сошел?! – прошипела она.
Птолемей безразлично посмотрел на нее. Он явно утратил связь с реальностью. За то время, что она читала завещание, в его больном мозгу что-то произошло.
– Ты что! – взвизгнула она и замолчала.
Детская улыбка блуждала на губах отца. Схватив за плечи, она стала трясти его изо всех сил.
– Кто-нибудь еще знает об этом завещании? Ты отсылал его в Рим?
Она спрашивала, а ведь сама прекрасно знала, что ничего уже не изменить, и завещание, пусть и в таком виде, ей необходимо, как воздух.
Голова Птолемея бессмысленно болталась, и он лишь глупо улыбался. Поняв, что от него все равно ничего не добиться, Клеопатра закрыла тайник, захватила с собой ларец и, напоследок бросив:
– Глупец! – вышла из покоев отца.
Через три дня Птолемей XII Авлет умер.
Сюжет II
Но ничего, ровным счетом ничего не происходило.
Царствование начиналось с дурных предзнаменований. Чтобы хоть как-то пополнить казну, Клеопатра пошла на подлог серебряной монеты – изменив ее вес за счет уменьшения в ней серебра. Это позволило проводить молодой царице финансовые махинации и как можно быстрее рассчитываться с римлянами по долгам. Но после странного и нераскрытого убийства на улице Рабирия Постума Рим ужесточил свою политику в отношении Египта, требуя уже не только денег, но и натуральные продукты, украшения, мебель, ткани. Надежды Птолемея на то, что Клеопатра сумеет найти выход из римской ловушки, не оправдались. Вступив на престол, Клеопатра поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, как управлять государством, как справиться с огромной бюрократией и армией чиновников. Все ее знания, не подкрепленные практикой и верными людьми, – ничего не стоили.
– Божественная, опыт управления приходит с годами, – утешал ее Аполлодор.
– Но опыт мне нужен сейчас! Ты понимаешь, сейчас!
– Божественная, позволь дать тебе совет. Не принимай сейчас никаких указов, создай свою дворцовую партию, собери на государственный совет всех номархов, чиновников и выслушай каждого. Это поможет тебе принимать верные решения и привлечет на твою сторону многих придворных.
Клеопатра почувствовала, как огромная гора свалилась с ее плеч. Трехмесячное совместное правление с отцом мало в чем ей помогло. О нем можно было даже забыть. Только сейчас молодая царица поняла, что государственные советы, на которых она раньше присутствовала, были пустой говорильней и тратой времени, никакими государственными проблемами и вопросами они на самом деле не занимались и не рассматривали. Истинное положение вещей в стране предстало перед ней только сейчас.
Подойдя к Аполлодору, Клеопатра взяла его за руку. Она очень рассчитывала на его помощь и поддержку. В ней жила глубокая уверенность, что сириец ни в чем не способен ей отказать.
– Ответь мне, мой мудрый наставник, готов ли ты стать главным советником и главным чиновником Египта?
Клеопатра хитро прищурилась. Такое предложение не предполагало отказа, более того, это был удивительный взлет для человека, привыкшего быть в тени, но одолеваемого огромным честолюбием.
Сириец вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Его ответ поразил царицу в самое сердце.
– Позволь мне остаться твоим главным советником.
– Почему? – разочарованно протянула Клеопатра.
– Госпожа, я сириец…
– Ну и что? – перебила его Клеопатра. – Что страшит тебя? Никто и ни в чем не посмеет упрекнуть тебя!
– Я сириец, – продолжил Аполлодор так, словно его не перебивали, – я не знаю грека, а уж тем более египтянина, который с удовольствием подчинился бы чужеземцу.
Царица всплеснула руками. Она старалась скрыть свое раздражение и разочарование, но это плохо у нее выходило.
– Поверь мне, госпожа, я знаю, что говорю. Вся знать и чиновники будут против меня. А значит – и против тебя. Нужно ли тебе это?
Однако Клеопатру так сильно задел отказ, что воспринимать какие-либо доводы она просто не хотела. Решив показать свой царский характер, она резко произнесла:
– Пусть будет по-твоему. Я назначаю тебя только главным советником. Можешь идти.
Желая поступить наперекор наставнику, Клеопатра не последовала его советам, показав, что свои обиды она ставит превыше государственной необходимости. И тем самым она усугубила свое и без того непростое положение.
После того как царица приняла указ, освобождающий греков от наказаний и обязанности обрабатывать землю, ситуация в Египте еще больше ухудшилась. Клеопатра преклонялась перед великим Александром Македонским и далекой родиной своих предков – Грецией, а эллины, потомки греческих и македонских переселенцев, по ее мнению, были хранителями греческой культуры. Предоставив им особый статус и ряд привилегий, царица разворошила старые раны Египта. Все чаще между египтянами и греками стали происходить драки, то тут, то там вспыхивала резня. Знающие люди утверждали, что может начаться гражданская война, более того, самые прозорливые считали, что Клеопатра намеренно хочет столкнуть два народа, чтобы благодаря смуте скрыть свои ошибки.
Ко всем этим бедам и сами боги решили испытать царицу на крепость и силу духа. В Египте начался неурожай. Нил больше не разливался, как в прежние годы. В некоторых провинциях разразился голод. А урожай, который удалось собрать в Центральном Египте и Фаюмском оазисе, был не способен прокормить огромную страну. Голод стал угрожать и самой столице – Александрии. Именно в это страшное время Рим потребовал хлеба.
Клеопатра почувствовала, что ей через плечо заглядывает брат Птолемей.
– Что так долго? – не выдержал он. – Еще мне его подписывать!
– Подождешь! – грубо отрезала царица.
Птолемей сел на трон, его подбородок задрожал, он плаксиво посмотрел в сторону евнуха Потина, ныне ставшего его главным советником. Потин скорчил гримасу и приложил палец к губам. Птолемей послушно шмыгнул носом.
После их воцарения во дворце образовалась новая партия – партия Птолемея. Сторону безвольного и слабого мальчика приняла почти вся александрийская знать, а саму партию возглавил евнух Потин, военачальник дворцовой стражи Ахилл и Арсиноя, которая к тому же сумела окружить себя собственными придворными. Клеопатре только и оставалось, что, надменно и высокомерно поджав губы, сносить неприязнь и враждебность двора, демонстрируя как бы полное безразличие. Переживая момент острой зависти к брату, она окончательно замкнулась в себе. Взывать к каким-либо родственным чувствам было совершенно бессмысленно. Клеопатра понимала, что слабоумный Птолемей мало на что способен: конечно же, за этой интригой стоял Потин. Но как ловко он все устроил! Наверное, нет на земле такого евнуха, который не мечтал бы стать царем! Клеопатра быстро сообразила, что схватки за трон ей не избежать. Борьба будет яростной и жестокой. Жестокой настолько, насколько это возможно между близкими родственниками. Она одна против сплоченной дворцовой партии, против алчных и жаждущих власти людей. Какое суровое испытание подготовили ей боги…
Наконец уяснив, что помощи ждать неоткуда, Клеопатра подписала указ, отдав пергамент Птолемею.
После чего главный чиновник Протарх взял указ в руки и зачитал его:
– «Все зерно, собранное в Центральном Египте, запрещено ввозить в Средний, Верхний и Нижний Египет. Этот хлеб может быть продан только в Александрии. Нарушивший сей указ подлежит немедленной смертной казни и конфискации всего имущества. Любой, кто заметит нарушителя и сообщит о нем, будет вознагражден».
Закончив читать, Протарх поклонился. Клеопатра поймала на себе хитрый взгляд Потина и насмешливый – Арсинои. Вдруг у нее возникло чувство, что она проиграла. Что допустила страшную ошибку и ее на чем-то подловили.
– Божественные, – раздался мягкий и тихий голос Потина, – Александрии не нужно столько много хлеба. Излишки можно передать провинциям.
– Ты отлично знаешь, советник, что Рим требует хлеба! – с трудом сдерживаясь, промолвила царица.
– Ну да, ну да… – евнух сокрушенно покачал головой. Но во всем его поведении сквозила явная издевка. Вслух об этом никто говорить не осмеливался, но в дворцовых галереях шептались, что в угоду Рима Клеопатра обрекает Египет на голод.
Сжав кулаки и вложив в свой взгляд такие презрение и надменность, на какие она только была способна, Клеопатра высокомерно произнесла:
– Все излишки хлеба, Протарх, ты должен отправить в Рим.
– Твоя воля будет исполнена, Божественная.
Клеопатра вздрогнула. Весело завизжав, младший Птолемей бросился к морю, а следом за ним – Нефтида, громко хохоча и что-то объясняя ему.
Редкая идиллия. Клеопатра уже давно перестала встречаться и разговаривать с сестрой и старшим Птолемеем. Проявлению родственных чувств мешали зависть и ненависть. А вот с младшим Птолемеем она иногда гуляла. Он был еще слишком мал, чтобы вступать в дворцовую партию.
Наблюдая за дурачившимися в море братом и Нефтидой, Клеопатра улыбалась. Может, и ей присоединиться к ним? Хоть на время забыть о своих одиночестве и неудачах…
Царица уже почти поднялась со своего места, но в последний момент ее что-то остановило. Так не хотелось своими горькими мыслями омрачать счастье близких людей.
Обхватив колени руками, Клеопатра рассматривала маяк на острове Фарос. С прибрежной полосы он был очень хорошо виден. Белокаменный, мощный, высокий… Ее предки обладали изысканным вкусом.
– Божественная, – услышала она шепот слуги, – к вам главный советник.
Обернувшись, Клеопатра помахала рукой, давая понять сирийцу, что она разрешает ему сесть рядом.
– Приветствую тебя, Божественная!
– И я тебя, Аполлодор!
Немного помолчали. Не сумев справиться с накатившей на нее грустью, Клеопатра горько произнесла:
– Я обрекла свою страну на голод, и все в угоду Рима!
Аполлодор скромно молчал, он чувствовал, что именно это от него сейчас и ждут.
– Ненавижу! – зло проговорила Клеопатра, яростно сжимая кулаки. – Ненавижу Рим! Ненавижу римлян! Будь они прокляты! Пусть все бедствия мира падут на их город!
Наставник усмехнулся.
– Через год в Египте будет хороший урожай. Так предсказали жрецы. Тебе нужно подождать всего лишь год.
– Год… Сколько уже голодных бунтов подавлено! И сколько еще предстоит!
– Корона – тяжелая ноша. Надо всегда быть готовым к тому, что, испачкав руки в крови, следует так же быстро смыть эту кровь.
– Но почему все сразу на меня навалилось? Этот долг Риму, дворцовые интриги, голод…
– Боги тебя испытывают.
– Для чего?
– Не знаю. – Аполлодор пожал плечами и серьезно добавил: – Они мне этого не сказали.
Клеопатра криво улыбнулась, быстро смахнув досадную слезу.
– Если бы ты знал, как мне тяжело и горько!
– Знаю. – Сириец внимательно посмотрел на царицу. – Тебе всегда было тяжело, и ты всегда справлялась. Вспомни о своем странном влечении подглядывать за голыми людьми. Ты сумела его перебороть. Ты победила свою страсть. Сумеешь победить и обстоятельства.
Клеопатра прижалась к плечу Аполлодора. На мгновение она закрыла глаза. Шум прибоя слился с детским смехом Птолемея. Она вновь была маленькой девочкой, третьей в семье, живущей в своих мечтах и грезах. Как же их воплотить?
– Я пришел сообщить тебе очень важную новость.
Клеопатра открыла глаза. Пронзительная синева моря сливалась с такой же синевой неба.
– Говори, – тихо прошептала она.
– В Риме началась гражданская война.
– Что? – Клеопатре показалось, что она ослышалась, настолько это было невероятным.
Хитро прищурившись, сириец многозначительно проговорил:
– Все еще может измениться.
– О, боги, боги! – Царица нервно теребила серебряные браслеты на руках.
– Рано или поздно они вынуждены будут обратиться за помощью и поддержкой Египта.
– Да, да…
– Тебе надо выбрать, кому оказать эту помощь: Помпею или Цезарю.
– И тогда, – Клеопатра зло усмехнулась, – как же дорого он заплатит за мою поддержку!
Резко поднявшись, царица приказала слуге:
– Позови Нефтиду и Птолемея во дворец!
– Не принимай поспешного решения! – предупредил Аполлодор, вставая с циновки и идя следом за ней.
– Я помолюсь Исиде. Мое сердце и ум не будут подвластны ни страсти, ни обиде.
Клеопатра быстро шла ко дворцу, не веря, боясь верить этой ошеломительной новости. Советник еле поспевал за ней.
– Аполлодор, мы еще успеем вернуть корабли с хлебом?
– Боюсь, что уже нет, Божественная.
– Ах, как жаль… Как же так! Такое роковое совпадение! Никому ничего не говори.
– Мы ничего не выиграем от этого. Я уверен, лазутчики Потина уже сообщили ему о начавшейся гражданской войне.
– О, боги! – Клеопатра в бессильной ярости сжала кулаки. – Ты свободен, Аполлодор.
– Покидаю тебя, Божественная.
К Клеопатре подбежали запыхавшаяся Нефтида и Птолемей.
– Что-то случилось, госпожа?
– Ничего. Просто я решила пойти в храм Исиды. Ступайте во дворец.
– Позволь и мне пойти с тобой, госпожа.
Нефтида никогда не была при дворе просто служанкой, а после того, как Клеопатра взошла на престол, ей был присвоен титул подруги и поверенной в делах.
– Конечно, – царица согласно кивнула, – только пусть брат возвращается во дворец.
Передав мальчика слугам, египтянка последовала за Клеопатрой.
Огромные мрачные своды, испещренные древними фресками и надписями, завораживали мистикой и таинственностью. Когда-то Клеопатра решила выучить египетский язык, чтобы понимать, что написано на этих стенах. Преклонив колени перед золотой статуей с изумрудными глазами, молодая царица вся отдалась молитве.
Мгновение – и таинственная тишина поглотила ее и ее сердце.
Ей показалось будто бы она идет по звездной тропинке к сияющему трону. К женщине необыкновенной красоты, на долю которой выпала горькая и отчаянная любовь к Осирису.
– Что ты хочешь, дитя мое? – спросила богиня.
– О, Исида, величайшая из великих, мой народ голодает, мою землю постиг неурожай. Что мне делать?
– То, что и подобает истинным царям – разделить с народом его горькую участь.
– Как это? – Клеопатра не хотела верить услышанному. – Я должна отказаться от хлеба? Все равно его на всех не хватит! И где это видано, чтобы цари голодали! – с вызовом ответила она.
Богиня нахмурилась, ей явно не понравились слова царицы.
– Что ж, дитя мое, я не могу оспаривать твое решение. Человек сам управляет своей судьбой. Что еще ты хотела узнать?
– Говорят, что боги умеют видеть будущее. Ответь же мне: кто победит в гражданской войне в Риме?
После недолгого молчания Исида ответила:
– Твой любимый.
– Кто?
Клеопатра открыла глаза. В храме было мрачно и прохладно. Рядом на коленях стояла Нефтида и шептала слова молитвы. Клеопатра посмотрела на золотую статую, богиня с величавым спокойствием взирала на нее изумрудными глазами. Проведя рукой по лбу, Клеопатра поднялась с колен. И тут ее взгляд наткнулся на надпись, сделанную со слов жреца Неб-Нештру:
– Госпожа…
Царица вздрогнула и испуганно оглянулась.
– Я молилась Исиде всем сердцем. И она ответила мне.
Клеопатра побледнела.
– Она сказала, – продолжала Нефтида, – что в тебе есть добрый свет и тебе надо идти на него.
– Какой свет?
– Истинный! Данный богами! А еще она сказала мне, если ты собьешься с пути, ты больше не найдешь его.
– Что ты хочешь, дитя мое?
Какой красивый бархатный голос! Как мне хочется, чтобы и у меня был такой же голос!
– Твой голос не менее завораживающий, чем мой, – отвечает моим мыслям Исида.
– Спокойной ночи вам, госпожа.
– И тебе.
Испытывая бессонницу, Клеопатра бродила по сумеречным галереям дворца. На сердце было тоскливо и одиноко. Она остановилась у окна. С ночного неба ей подмигивали мириады звезд. Интересно, как живут цари в небесном Дуате? Подперев рукой подбородок, Клеопатра отдалась своим грустным мыслям. Уже прожито шестнадцать лет, почти что вся жизнь, а она… так никого и не полюбила. Так, размышляя, Клеопатра решила, что, когда взойдет на трон, царские дела настолько поглотят ее, что для любви времени не останется…
Девушка вздрогнула и резко обернулась. В галерее раздавались какие-то непонятные звуки, будто кто-то пыхтел.
Отойдя от окна и стараясь не шуметь, Клеопатра пошла в ту сторону, откуда доносились звуки. Сначала она увидела две тени: тощую и тучную, затем – очертания фигур. В свете ночников Клеопатра увидела лица и позы мужчин и спряталась за колонну. Осторожно выглянув из-за колонны, она снова убедилась в том, что это был ее отец. А под ним или перед ним – тут уж сами боги запутались бы… Клеопатра чуть не вскрикнула от удивления. Хнум? Любовник Арсинои? О, Исида…
Вернувшись в спальню, Клеопатра с особой тщательностью приняла ванну. Так ей хотелось отмыться от того, что она увидела. Уже засыпая, она пожелала себе скорейшего освобождения. Но от кого или от чего, боги уже не сумели расслышать…
14
Я сижу во главе стола. По правую руку от меня – отец, мать и мачехи. По левую – Береника, старшая Клеопатра, Арсиноя и два Птолемея. Александр сидит в дальнем конце стола.Мы молча смотрим друг на друга. Нам явно не о чем говорить. Столько боли и страданий было между нами, столько крови пролито, что…
– Убийца!
Это кричит Береника.
Отец презрительно улыбается ей.
– Ты со мной поступила бы так же.
– Даже хуже! Я бы тебя кастрировала!
– Ого!
– Арсиноя, ты знаешь, что он отбил у тебя любовника?
Арсиноя вздрагивает, безразлично смотрит на отца.
– Да пусть подавится им! Зато я имела любовника нашей несравненной Клеопатры!
У меня пересыхает в горле. Что за семейка!
– О чем это ты, Арсиноя?
– О чем это я! – глумливо передразнивает меня сестра. – О нашем с тобой Марке Антонии! Да, дорогая, он наш, а не твой!
Я сдерживаюсь. Яд этих слов не должен попасть в мое сердце.
– Мы собрались здесь не для постыдных обвинений.
– А для чего еще? – визжит Арсиноя. – Для чего еще нам собираться?
Я смотрю на мать. В ее глазах печаль и сострадание, но встать на мою сторону, защитить меня, она боится. Мне становится холодно и одиноко. В который раз меня предают…
– Знаешь, что он сказал мне в ту ночь? – не унимается Арсиноя.
Я молчу.
– Он сказал мне: «Твоя сестра настолько некрасива…»
Я молчу.
– «…что ни за какие деньги я не лег бы с ней!»
Я молчу.
– Вы все слышите! С этим длинноносым посмешищем сам Марк Антоний не лег бы!
Всплеск. Кровь окропляет мраморный стол. Голова Арсинои лежит на огромном блюде. Она удивленно моргает, не понимая, что произошло.
– Ну что, сестренка! – кричу я яростно и злобно. – Хочешь еще любви?
– Убийца! – шепчут ее губы.
– Убийца! – смотря мне в глаза, шепчет старшая Клеопатра.
– Убийца! – подхватывает старший Птолемей.
– Убийца! – поддакивает младший Птолемей.
Александр улыбается.
– Даже жаль, что я не могу присоединиться к своим сестрам и братьям. Как это ты не успела убить меня?
– Ты все правильно сделала, дочка, – слышу я ласковый голос отца. – У царя нет родных. Есть только слуги и враги.
Мраморные стены зала оплетают ядовитые цветы. Из головы Арсинои выползают змеи. Они расползаются по столу, падают на пол, оплетают мои ноги, заползают в мое сердце.
В моей руке снова меч. Я взмахиваю им. И головы летят одна за другой. Рука дрогнула лишь раз – когда мои глаза встретились с глазами матери. В следующее мгновение ее глаза закрылись. Нет пощады предателям!
Я тяжело дышу. Меч выпадает из рук. Я вся в крови. Руки, платье…
Трупы вспыхивают огнем. Через мгновение зал охватывает пламя.
Я медленно выхожу в галерею.
Теперь все кончено.
Наконец-то я одна.
15
В день восемнадцатилетия Клеопатры Птолемей назначил ее своей соправительницей.В льняном платье, расшитом золотом и аппликациями, в тяжелом жемчужном ожерелье, в золотых браслетах на руках и ногах, Клеопатра восседала рядом с отцом, принимая участие в государственных советах. С особым удовольствием она входила в новую для себя роль, вникая во все сферы жизни страны. Многое ей не нравилось, например то, что активное участие в государственных делах и сборах налогов принимал чужеземец – римлянин Рабирий Постум. Ее не устраивало, что в Египте вспыхивали кратковременные восстания, вызванные присутствием римлян и откровенным грабежом с их стороны. Мягко и деликатно она пыталась втолковать отцу, что, если сегодня они ничего не предпримут, завтра Египет станет римской провинцией. Но Птолемей был уже настолько болен, что путал явь со сном, а порой даже не узнавал свою собственную дочь. Было понятно: нужно ждать. Лишь после его кончины она могла приступить к самостоятельной политике.
В ту ночь ее разбудила Мути.
– Госпожа, госпожа…
– Что такое? – Спросонья Клеопатра не могла понять, что сейчас: раннее утро или глубокая ночь.
– Повелитель зовет вас к себе.
Быстро одевшись и подобрав волосы черепашьей заколкой, сохранившейся у нее с детства, Клеопатра поспешила в отцовские покои. Сердце гулко стучало в груди. «Неужели? Неужели?» – вертелась назойливая мысль в голове.
Птолемей был очень плох.
– Он умирает, – тихо прошептал ей новый придворный лекарь Олимпа.
– Оставь нас.
Как только Олимпа вышел, Клеопатра подошла к ложу отца. От волнения дрожали руки.
– Отец, я пришла.
– А? А-а-а… – Птолемей закашлял. – Помоги мне…
Клеопатра поддержала его, подложив под спину еще одну подушку. Немного отдышавшись, он снял с груди цепочку с маленьким ключом.
– Подойди к стене и слегка потяни светильник на себя.
Клеопатра послушно сделала все, что он сказал. Раздался щелчок, в стене открылось небольшое отверстие. Усмехнувшись, Клеопатра вытащила ларец. Это был личный тайник египетского царя. И в своих руках она сейчас держала сердце Птолемея.
– Мне открыть ларец?
– Да. И принеси сюда.
Как жаль… А ей так хотелось просмотреть переписку, указы, доносы…
Птолемей долго перебирал бумаги. Клеопатра сидела на табуретке возле него и терпеливо ждала. В эту глубокую беззвучную весеннюю ночь решалась ее судьба.
– А, вот нашел, – наконец-то отозвался Птолемей. – Это план храма, где лежат сокровища фараонов.
Клеопатра осторожно взяла папирус. От волнения пересохло в горле. Все, что с этого мгновения происходило, стало едва ли не важнейшими событиями в ее жизни. В папирусе содержался список сокровищ, накопленных за тысячелетия древними царями, – золото, серебро, драгоценные камни, браслеты, подвески, слоновая кость, мебель из редких и дорогих пород дерева… Клеопатра ахнула. Это были несметные богатства! На эти сокровища она могла бы купить весь Рим!
Посмотрев на Птолемея, Клеопатра прошептала:
– Я обещаю тебе, отец, что ничего из этого списка римлянам не достанется.
Птолемей кивнул.
– А это мое завещание.
Клеопатра быстро его просмотрела, и чем дальше она читала, тем плотнее сжимались ее губы. Своими преемниками на троне он назначал ее и старшего Птолемея. Согласно древним традициям, они должны пожениться и только после этого официально становились царем и царицей. Это был ожидаемый ход, и Клеопатра была к нему готова. Но вот следующие строчки поразили ее в самое сердце. Исполнителем своей воли отец назначал римский сенат, его заботам он поручал свою семью и Египет.
Клеопатра медленно подняла на отца глаза. В ее сердце клокотали ярость и гнев. Ей бы сейчас что-нибудь в руки…
– Ты что, с ума сошел?! – прошипела она.
Птолемей безразлично посмотрел на нее. Он явно утратил связь с реальностью. За то время, что она читала завещание, в его больном мозгу что-то произошло.
– Ты что! – взвизгнула она и замолчала.
Детская улыбка блуждала на губах отца. Схватив за плечи, она стала трясти его изо всех сил.
– Кто-нибудь еще знает об этом завещании? Ты отсылал его в Рим?
Она спрашивала, а ведь сама прекрасно знала, что ничего уже не изменить, и завещание, пусть и в таком виде, ей необходимо, как воздух.
Голова Птолемея бессмысленно болталась, и он лишь глупо улыбался. Поняв, что от него все равно ничего не добиться, Клеопатра закрыла тайник, захватила с собой ларец и, напоследок бросив:
– Глупец! – вышла из покоев отца.
Через три дня Птолемей XII Авлет умер.
Сюжет II
Цезарь: любовь
1
Главный чиновник Верхнего и Нижнего Египта Протарх положил перед царицей указ. На дорогом пергаменте уже стояли печати и родовые гербы Птолемеев. Клеопатра медленно вчитывалась в каждое слово. Ей казалось, что, выиграв у судьбы таким образом время, она даст возможность свершиться чуду. Обязательно произойдет что-то, что помешает подписать этот страшный указ. Указ, обрекающий ее народ на голодную смерть.Но ничего, ровным счетом ничего не происходило.
Царствование начиналось с дурных предзнаменований. Чтобы хоть как-то пополнить казну, Клеопатра пошла на подлог серебряной монеты – изменив ее вес за счет уменьшения в ней серебра. Это позволило проводить молодой царице финансовые махинации и как можно быстрее рассчитываться с римлянами по долгам. Но после странного и нераскрытого убийства на улице Рабирия Постума Рим ужесточил свою политику в отношении Египта, требуя уже не только денег, но и натуральные продукты, украшения, мебель, ткани. Надежды Птолемея на то, что Клеопатра сумеет найти выход из римской ловушки, не оправдались. Вступив на престол, Клеопатра поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, как управлять государством, как справиться с огромной бюрократией и армией чиновников. Все ее знания, не подкрепленные практикой и верными людьми, – ничего не стоили.
– Божественная, опыт управления приходит с годами, – утешал ее Аполлодор.
– Но опыт мне нужен сейчас! Ты понимаешь, сейчас!
– Божественная, позволь дать тебе совет. Не принимай сейчас никаких указов, создай свою дворцовую партию, собери на государственный совет всех номархов, чиновников и выслушай каждого. Это поможет тебе принимать верные решения и привлечет на твою сторону многих придворных.
Клеопатра почувствовала, как огромная гора свалилась с ее плеч. Трехмесячное совместное правление с отцом мало в чем ей помогло. О нем можно было даже забыть. Только сейчас молодая царица поняла, что государственные советы, на которых она раньше присутствовала, были пустой говорильней и тратой времени, никакими государственными проблемами и вопросами они на самом деле не занимались и не рассматривали. Истинное положение вещей в стране предстало перед ней только сейчас.
Подойдя к Аполлодору, Клеопатра взяла его за руку. Она очень рассчитывала на его помощь и поддержку. В ней жила глубокая уверенность, что сириец ни в чем не способен ей отказать.
– Ответь мне, мой мудрый наставник, готов ли ты стать главным советником и главным чиновником Египта?
Клеопатра хитро прищурилась. Такое предложение не предполагало отказа, более того, это был удивительный взлет для человека, привыкшего быть в тени, но одолеваемого огромным честолюбием.
Сириец вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Его ответ поразил царицу в самое сердце.
– Позволь мне остаться твоим главным советником.
– Почему? – разочарованно протянула Клеопатра.
– Госпожа, я сириец…
– Ну и что? – перебила его Клеопатра. – Что страшит тебя? Никто и ни в чем не посмеет упрекнуть тебя!
– Я сириец, – продолжил Аполлодор так, словно его не перебивали, – я не знаю грека, а уж тем более египтянина, который с удовольствием подчинился бы чужеземцу.
Царица всплеснула руками. Она старалась скрыть свое раздражение и разочарование, но это плохо у нее выходило.
– Поверь мне, госпожа, я знаю, что говорю. Вся знать и чиновники будут против меня. А значит – и против тебя. Нужно ли тебе это?
Однако Клеопатру так сильно задел отказ, что воспринимать какие-либо доводы она просто не хотела. Решив показать свой царский характер, она резко произнесла:
– Пусть будет по-твоему. Я назначаю тебя только главным советником. Можешь идти.
Желая поступить наперекор наставнику, Клеопатра не последовала его советам, показав, что свои обиды она ставит превыше государственной необходимости. И тем самым она усугубила свое и без того непростое положение.
После того как царица приняла указ, освобождающий греков от наказаний и обязанности обрабатывать землю, ситуация в Египте еще больше ухудшилась. Клеопатра преклонялась перед великим Александром Македонским и далекой родиной своих предков – Грецией, а эллины, потомки греческих и македонских переселенцев, по ее мнению, были хранителями греческой культуры. Предоставив им особый статус и ряд привилегий, царица разворошила старые раны Египта. Все чаще между египтянами и греками стали происходить драки, то тут, то там вспыхивала резня. Знающие люди утверждали, что может начаться гражданская война, более того, самые прозорливые считали, что Клеопатра намеренно хочет столкнуть два народа, чтобы благодаря смуте скрыть свои ошибки.
Ко всем этим бедам и сами боги решили испытать царицу на крепость и силу духа. В Египте начался неурожай. Нил больше не разливался, как в прежние годы. В некоторых провинциях разразился голод. А урожай, который удалось собрать в Центральном Египте и Фаюмском оазисе, был не способен прокормить огромную страну. Голод стал угрожать и самой столице – Александрии. Именно в это страшное время Рим потребовал хлеба.
Клеопатра почувствовала, что ей через плечо заглядывает брат Птолемей.
– Что так долго? – не выдержал он. – Еще мне его подписывать!
– Подождешь! – грубо отрезала царица.
Птолемей сел на трон, его подбородок задрожал, он плаксиво посмотрел в сторону евнуха Потина, ныне ставшего его главным советником. Потин скорчил гримасу и приложил палец к губам. Птолемей послушно шмыгнул носом.
После их воцарения во дворце образовалась новая партия – партия Птолемея. Сторону безвольного и слабого мальчика приняла почти вся александрийская знать, а саму партию возглавил евнух Потин, военачальник дворцовой стражи Ахилл и Арсиноя, которая к тому же сумела окружить себя собственными придворными. Клеопатре только и оставалось, что, надменно и высокомерно поджав губы, сносить неприязнь и враждебность двора, демонстрируя как бы полное безразличие. Переживая момент острой зависти к брату, она окончательно замкнулась в себе. Взывать к каким-либо родственным чувствам было совершенно бессмысленно. Клеопатра понимала, что слабоумный Птолемей мало на что способен: конечно же, за этой интригой стоял Потин. Но как ловко он все устроил! Наверное, нет на земле такого евнуха, который не мечтал бы стать царем! Клеопатра быстро сообразила, что схватки за трон ей не избежать. Борьба будет яростной и жестокой. Жестокой настолько, насколько это возможно между близкими родственниками. Она одна против сплоченной дворцовой партии, против алчных и жаждущих власти людей. Какое суровое испытание подготовили ей боги…
Наконец уяснив, что помощи ждать неоткуда, Клеопатра подписала указ, отдав пергамент Птолемею.
После чего главный чиновник Протарх взял указ в руки и зачитал его:
– «Все зерно, собранное в Центральном Египте, запрещено ввозить в Средний, Верхний и Нижний Египет. Этот хлеб может быть продан только в Александрии. Нарушивший сей указ подлежит немедленной смертной казни и конфискации всего имущества. Любой, кто заметит нарушителя и сообщит о нем, будет вознагражден».
Закончив читать, Протарх поклонился. Клеопатра поймала на себе хитрый взгляд Потина и насмешливый – Арсинои. Вдруг у нее возникло чувство, что она проиграла. Что допустила страшную ошибку и ее на чем-то подловили.
– Божественные, – раздался мягкий и тихий голос Потина, – Александрии не нужно столько много хлеба. Излишки можно передать провинциям.
– Ты отлично знаешь, советник, что Рим требует хлеба! – с трудом сдерживаясь, промолвила царица.
– Ну да, ну да… – евнух сокрушенно покачал головой. Но во всем его поведении сквозила явная издевка. Вслух об этом никто говорить не осмеливался, но в дворцовых галереях шептались, что в угоду Рима Клеопатра обрекает Египет на голод.
Сжав кулаки и вложив в свой взгляд такие презрение и надменность, на какие она только была способна, Клеопатра высокомерно произнесла:
– Все излишки хлеба, Протарх, ты должен отправить в Рим.
– Твоя воля будет исполнена, Божественная.
2
Клеопатра подставила лицо мягкому морскому бризу. Как же море умеет успокоить, утянуть в свои глубины боль и неразрешимые вопросы. Молодая царица тяжело вздохнула. Все складывается не так, как она хотела, задумывала, мечтала. Она чувствовала, словно находится на утлом суденышке и ее кружит и носит по морю, и нет никакой возможности пристать к берегу. Что за проклятие висит над ней? Что мешает ей, гордо расправив плечи, жить и царствовать по велению своего сердца, а не подстраиваясь под обстоятельства? Что же она делает неправильно? Как посмела она личную обиду на Аполлодора поставить превыше его ценного совета? Разве так поступают истинные правители?Клеопатра вздрогнула. Весело завизжав, младший Птолемей бросился к морю, а следом за ним – Нефтида, громко хохоча и что-то объясняя ему.
Редкая идиллия. Клеопатра уже давно перестала встречаться и разговаривать с сестрой и старшим Птолемеем. Проявлению родственных чувств мешали зависть и ненависть. А вот с младшим Птолемеем она иногда гуляла. Он был еще слишком мал, чтобы вступать в дворцовую партию.
Наблюдая за дурачившимися в море братом и Нефтидой, Клеопатра улыбалась. Может, и ей присоединиться к ним? Хоть на время забыть о своих одиночестве и неудачах…
Царица уже почти поднялась со своего места, но в последний момент ее что-то остановило. Так не хотелось своими горькими мыслями омрачать счастье близких людей.
Обхватив колени руками, Клеопатра рассматривала маяк на острове Фарос. С прибрежной полосы он был очень хорошо виден. Белокаменный, мощный, высокий… Ее предки обладали изысканным вкусом.
– Божественная, – услышала она шепот слуги, – к вам главный советник.
Обернувшись, Клеопатра помахала рукой, давая понять сирийцу, что она разрешает ему сесть рядом.
– Приветствую тебя, Божественная!
– И я тебя, Аполлодор!
Немного помолчали. Не сумев справиться с накатившей на нее грустью, Клеопатра горько произнесла:
– Я обрекла свою страну на голод, и все в угоду Рима!
Аполлодор скромно молчал, он чувствовал, что именно это от него сейчас и ждут.
– Ненавижу! – зло проговорила Клеопатра, яростно сжимая кулаки. – Ненавижу Рим! Ненавижу римлян! Будь они прокляты! Пусть все бедствия мира падут на их город!
Наставник усмехнулся.
– Через год в Египте будет хороший урожай. Так предсказали жрецы. Тебе нужно подождать всего лишь год.
– Год… Сколько уже голодных бунтов подавлено! И сколько еще предстоит!
– Корона – тяжелая ноша. Надо всегда быть готовым к тому, что, испачкав руки в крови, следует так же быстро смыть эту кровь.
– Но почему все сразу на меня навалилось? Этот долг Риму, дворцовые интриги, голод…
– Боги тебя испытывают.
– Для чего?
– Не знаю. – Аполлодор пожал плечами и серьезно добавил: – Они мне этого не сказали.
Клеопатра криво улыбнулась, быстро смахнув досадную слезу.
– Если бы ты знал, как мне тяжело и горько!
– Знаю. – Сириец внимательно посмотрел на царицу. – Тебе всегда было тяжело, и ты всегда справлялась. Вспомни о своем странном влечении подглядывать за голыми людьми. Ты сумела его перебороть. Ты победила свою страсть. Сумеешь победить и обстоятельства.
Клеопатра прижалась к плечу Аполлодора. На мгновение она закрыла глаза. Шум прибоя слился с детским смехом Птолемея. Она вновь была маленькой девочкой, третьей в семье, живущей в своих мечтах и грезах. Как же их воплотить?
– Я пришел сообщить тебе очень важную новость.
Клеопатра открыла глаза. Пронзительная синева моря сливалась с такой же синевой неба.
– Говори, – тихо прошептала она.
– В Риме началась гражданская война.
– Что? – Клеопатре показалось, что она ослышалась, настолько это было невероятным.
Хитро прищурившись, сириец многозначительно проговорил:
– Все еще может измениться.
– О, боги, боги! – Царица нервно теребила серебряные браслеты на руках.
– Рано или поздно они вынуждены будут обратиться за помощью и поддержкой Египта.
– Да, да…
– Тебе надо выбрать, кому оказать эту помощь: Помпею или Цезарю.
– И тогда, – Клеопатра зло усмехнулась, – как же дорого он заплатит за мою поддержку!
Резко поднявшись, царица приказала слуге:
– Позови Нефтиду и Птолемея во дворец!
– Не принимай поспешного решения! – предупредил Аполлодор, вставая с циновки и идя следом за ней.
– Я помолюсь Исиде. Мое сердце и ум не будут подвластны ни страсти, ни обиде.
Клеопатра быстро шла ко дворцу, не веря, боясь верить этой ошеломительной новости. Советник еле поспевал за ней.
– Аполлодор, мы еще успеем вернуть корабли с хлебом?
– Боюсь, что уже нет, Божественная.
– Ах, как жаль… Как же так! Такое роковое совпадение! Никому ничего не говори.
– Мы ничего не выиграем от этого. Я уверен, лазутчики Потина уже сообщили ему о начавшейся гражданской войне.
– О, боги! – Клеопатра в бессильной ярости сжала кулаки. – Ты свободен, Аполлодор.
– Покидаю тебя, Божественная.
К Клеопатре подбежали запыхавшаяся Нефтида и Птолемей.
– Что-то случилось, госпожа?
– Ничего. Просто я решила пойти в храм Исиды. Ступайте во дворец.
– Позволь и мне пойти с тобой, госпожа.
Нефтида никогда не была при дворе просто служанкой, а после того, как Клеопатра взошла на престол, ей был присвоен титул подруги и поверенной в делах.
– Конечно, – царица согласно кивнула, – только пусть брат возвращается во дворец.
Передав мальчика слугам, египтянка последовала за Клеопатрой.
Огромные мрачные своды, испещренные древними фресками и надписями, завораживали мистикой и таинственностью. Когда-то Клеопатра решила выучить египетский язык, чтобы понимать, что написано на этих стенах. Преклонив колени перед золотой статуей с изумрудными глазами, молодая царица вся отдалась молитве.
Мгновение – и таинственная тишина поглотила ее и ее сердце.
Ей показалось будто бы она идет по звездной тропинке к сияющему трону. К женщине необыкновенной красоты, на долю которой выпала горькая и отчаянная любовь к Осирису.
– Что ты хочешь, дитя мое? – спросила богиня.
– О, Исида, величайшая из великих, мой народ голодает, мою землю постиг неурожай. Что мне делать?
– То, что и подобает истинным царям – разделить с народом его горькую участь.
– Как это? – Клеопатра не хотела верить услышанному. – Я должна отказаться от хлеба? Все равно его на всех не хватит! И где это видано, чтобы цари голодали! – с вызовом ответила она.
Богиня нахмурилась, ей явно не понравились слова царицы.
– Что ж, дитя мое, я не могу оспаривать твое решение. Человек сам управляет своей судьбой. Что еще ты хотела узнать?
– Говорят, что боги умеют видеть будущее. Ответь же мне: кто победит в гражданской войне в Риме?
После недолгого молчания Исида ответила:
– Твой любимый.
– Кто?
Клеопатра открыла глаза. В храме было мрачно и прохладно. Рядом на коленях стояла Нефтида и шептала слова молитвы. Клеопатра посмотрела на золотую статую, богиня с величавым спокойствием взирала на нее изумрудными глазами. Проведя рукой по лбу, Клеопатра поднялась с колен. И тут ее взгляд наткнулся на надпись, сделанную со слов жреца Неб-Нештру:
«Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение».Клеопатра тяжело сглотнула. Какие скверные слова… Они похожи на пророчество…
– Госпожа…
Царица вздрогнула и испуганно оглянулась.
– Я молилась Исиде всем сердцем. И она ответила мне.
Клеопатра побледнела.
– Она сказала, – продолжала Нефтида, – что в тебе есть добрый свет и тебе надо идти на него.
– Какой свет?
– Истинный! Данный богами! А еще она сказала мне, если ты собьешься с пути, ты больше не найдешь его.
3
Высокие мрачные своды, испещренные фресками и надписями, завораживают меня. Я преклоняю колени перед своей покровительницей. И в следующее мгновение вскрикиваю: яркий свет бьет мне в глаза, но тут же исчезает.– Что ты хочешь, дитя мое?
Какой красивый бархатный голос! Как мне хочется, чтобы и у меня был такой же голос!
– Твой голос не менее завораживающий, чем мой, – отвечает моим мыслям Исида.