Страница:
[427]
с высшим образованием в области экономики или техники, напряженно работающего в Нью-Йорке или в крупных европейских городах. "КГБ устанавливает и развивает контакты с влиятельными лицами во всех областях общественной жизни и в частном бизнесе: политиками правой, левой и центристской ориентации, профсоюзными лидерами любой расцветки, редакторами крупных изданий независимо от их взглядов, выдающимися руководителями бизнеса и банковских структур"(37). Розицки утверждал, что КГБ интересуется людьми, которые принимают решения, неважно в какой области - сборка грузовиков, определение условий предоставления займов или капиталовложений в развитие Сибири[*Отсюда возникает неправильное представление о так называемых "агентах влияния". С технической точки зрения эти лица могут называться агентами и оказаться в списке таковых, который некий советский перебежчик может передать на Запад. Однако это не шпионы: они сделали для интересов Советского Союза не больше того, что, скажем, сделал фермер, продавая Советскому Союзу зерно. Они будут несказанно удивлены тем, что КГБ внес их в какой-то список. Розицки говорит, что тысячи влиятельных нью-йоркцев и обитателей Вашингтона рассматриваются русскими в качестве "агентов влияния", что, однако, не говорит об их нелояльности по отношению к Соединенным Штатам. В этой связи газетные истории о советских перебежчиках, прибывших в США со списками советских агентов, насчитывающими сотни имен, должны рассматриваться с большим скептицизмом].
Что касается экономической информации, то на Западе ее значительная часть публикуется в открытой или полуоткрытой печати, так что 75-90% необходимых сведений КГБ может получить вполне легальными путями. Сотрудники КГБ перепахивают горы газет, журналов, докладов по торговым, финансовым и техническим проблемам. Они читают правительственные публикации и документы конгресса, присутствуют на открытых заседаниях правительственных комитетов. Работники КГБ сопоставляют открытые материалы с сообщениями агентов и направляют весь пакет сведений в Москву, где эти данные в основном без всякого анализа или комментариев распространяются среди потребителей, которые должны принимать самостоятельные решения об их подлинной ценности(38).
Освященная временем шпионская деятельность продолжается, хотя ее акцент смещен в сторону экономики и торговли. По существу, мало что изменилось за последние тридцать лет. Джордж Янг, бывший заместитель генерального директора СИС, вспоминал, что в 50-е годы "делом чрезвычайной важности" для Запада было выяснение толщины и прочности брони советских танков. "Единственный способ выяснить это состоял в том, чтобы найти кого-нибудь по ту сторону "железного занавеса". И сейчас в 80-е годы ЦРУ пытается раздобыть точно
[428]
такую же информацию. Центр ЦРУ в Нью-Дели завербовал четырех офицеров индийской армии и обрушил на них гору вопросов о вооружениях, поставляемых из Советского Союза. Среди вопросов был и следующий: "Сможете ли вы высверлить отверстие в броне советского танка Т-72, если мы снабдим вас соответствующими инструментами?" (Индийские офицеры ответили, что это будет слишком рискованно.)(39)
Продолжает развиваться и другое традиционное направление в деятельности спецслужб. Это вовсе не сбор ценной информации для принятия важных решений, как наивно полагает публика, оплачивающая из своего собственного кармана разведывательную деятельность. На самом деле это главным образом сбор информации о спецслужбах противника. СИС и ЦРУ больше всего хотят знать о намерениях КГБ, и наоборот. Именно поэтому появление перебежчика является столь волнующим событием в мире разведки и спецслужбы придают такого рода вещам столь большое значение. Перебежчики несут с собой те сведения, которые позволяют ЦРУ, СИС или кому-то другому обновить свои внушительные досье о порядке деятельности своего противника, уточнить личные характеристики его сотрудников, их перемещения по службе, их слабости и склонности, которые когда-нибудь смогут позволить включить их в игры перебежчиков.
В промежутках между появлением перебежчиков сотрудники разведок и в 80-х годах, в какой бы части земного шара они ни работали, тратят массу времени на наблюдения за разведчиками противоположной стороны. Например, в Иране, до того как в 1979 году студенты захватили американское посольство, ЦРУ не жалело усилий на то, чтобы отслеживать перемещение каждого русского в этой стране, желая выяснить намерения КГБ. От внимания не ускользала ни одна подробность личной жизни русских. Иногда этому сопутствовали серьезные неточности в оценках. Когда отделение ЦРУ в Тегеране обнаружило прибытие туда через Кабул советского журналиста Левона Вартаняна (предположительно сотрудника КГБ), в Лэнгли был направлен запрос о любых данных, которыми располагает штаб-квартира ЦРУ об этом человеке.
Запрос отделения ЦРУ в Тегеране выглядел таким образом: "Утверждают, что жена Вартаняна является или была одной из любовниц Косыгина. Вартамян (так!) пользуется плодами этих интимных отношений - дачей и т. д. Имеется возможность, что яркое прошлое Вартамяна (так!) позволит установить его истинное лицо. Насколько он известен в штаб-квартире?" Из Лэнгли пришло подтверждение, что он там известен.
[429]
Начальство отметило, что отделение ЦРУ неправильно пишет его фамилию, и заявило, что госпожа Вартанян "была секретарем, а не любовницей Косыгина"(40).
Некоторые из тех, кто изучает мир разведки, удивляются, что значительная часть перебежчиков появляется из разведывательных ведомств, а не из других правительственных учреждений. Герберт Скоуилл писал в журнале "Форин афферс": "Весьма странно слышать, что члены этих, казалось бы, самых надежных с точки зрения безопасности организаций больше остальных склонны к предательству"(41). Ответ в том (хотя лишь немногие сотрудники спецслужб согласятся с этим), что разведчики часто чувствуют, что им ближе их коллеги с противной стороны, чем те люди, на кого они работают.
Бывший сотрудник ЦРУ Джон Стокуэлл наглядно демонстрировал, как бюрократическая система давит на оперативного работника, находящегося за границей, с тем чтобы он постоянно демонстрировал свою активность. "Если вы не проводите вербовок агентов или не предлагаете каких-то операций, ваша характеристика в лучшем случае будет вежливо-уклончивой и вы не получите повышения по службе. Но если вам все это удается проделывать и о вас складывается мнение как об активном оперативном работнике, с вами начинают происходить приятные вещи и вы получаете хорошее назначение". Точно такая же практика существует и в КГБ. В результате сотрудники противоборствующих сторон начинают проявлять симпатию друг к другу в том, что касается их профессиональных проблем, и частенько приходят к молчаливому соглашению о правилах игры. "Это очень похоже на профессиональный футбол, - говорил Стокуэлл. - В воскресенье вы сшибаетесь лбами, а в понедельник мирно выпиваете вместе со своим вчерашним противником. Мне приходилось вести игры против пары сотрудников КГБ. После их завершения мы вместе сиживали за ленчем. Это смахивает на игры пятилетних малышей, правда, малышей психически не совсем нормальных"(42).
К середине 80-х годов все спецслужбы вели свои игры так, чтобы игроки любой из сторон не получали бы травм. КГБ перестал убивать сотрудников ЦРУ, и наоборот. Но жертвы, конечно, были. Стокуэлл вспоминал: "Я завербовал агента, он был схвачен и убит. Никакого суда, просто "бах!" - и все. После нею остались жена и шестеро детей. Когда я просмотрел его досье, то обнаружил, что за пять лет он не дал ни одного сообщения, которое мы не могли бы получить из открытых источников. Он не сделал ничего такого, что спасало земной шар"(43).
[430]
Ни одна из спецслужб не свободна от обвинений в том, что она манипулировала людьми, идя при этом на все. Яркой иллюстрацией этого является трагическая судьба Джереми Вольфендена. Сын сэра Джона Вольфендена, директора и главного библиотекаря Британского музея, отправился в 1962 году в Москву в качестве корреспондента "Дейли телеграф". Он изучал русский язык. находясь на службе в военно-морской разведке, о чем, видимо, было известно в КГБ. Во всяком случае, русские грубо скомпрометировали Вольфендена, который был гомосексуалистом. В тот момент, когда он находился в постели с парикмахером, работавшим в Министерстве внешней торговли, из стенного шкафа (дело было в гостинице "Украина") выскочил некто с фотоаппаратом и сфотографировал парочку. КГБ принялся шантажировать Вольфендена. Русские хотели, чтобы он давал информацию о гражданах западных стран, живущих в Москве. Вольфенден сопротивлялся, но очень боялся при этом, что КГБ все сообщит в "Дейли телеграф" и он потеряет работу. Не будучи уверенным в том, сколько он сможет продержаться, Вольфенден попросил своих коллег не доверять ему секретов, а затем после долгих колебаний сообщил обо всем, что с ним произошло, в английское посольство. Посольство связалось с Лондоном, и, когда Вольфенден оказался там, его попросили встретиться с сотрудником СИС, который попросил Джереми "сотрудничать с русскими", но информировать обо всем СИС.
Оказавшись на крючке обеих спецслужб, Вольфенден, и без того имевший слабость к алкоголю, ударился в пьянство. (За бледный цвет лица он получил от других корреспондентов прозвище "Зеленый".) Вольфенден начал "сотрудничать" с КГБ. В 1964 году он опубликовал в "Дейли телеграф" статью, где утверждал, что Министерство внешней торговли внесло в черный список все компании, связанные с Гревиллом Винном (английским шпионом, замешанным в деле Пеньковского). Позже он признался коллегам, что содержание статьи было ложью и что он отправил ее в газету под давлением русских. Но он также "сотрудничал" и с СИС. Сотрудник СИС расспрашивал Мартина Пейджа (корреспондента "Дейли телеграф", находившегося в Москве одновременно с Вольфенденом) о советском дипломате Юрии Виноградове, который стремительно покинул свой пост в Секретариате ООН и возвратился в Москву. Пейдж отказался говорить о Виноградове, заявив, что все сведения, которыми он располагает об этом человеке, не имеют отношения к контрразведке. Когда он позже рассказал об этом Вольфендену, тот признался, что это он назвал в СИС Пейджа как человека, наиболее близко знакомою с Виноградовым.
[431]
Вольфенден начал предпринимать отчаянные попытки порвать с обеими службами. Джереми женился на английской девушке Мартине Браун, которую он встретил в то время, когда та работала нянькой в Москве в семействе Родерика Чизхольма, сотрудника визового отдела английского посольства. (Позднее на суде этот человек был назван оперативным руководителем обоих подсудимых от СИС.) Вольфенден восстановил дружбу с ней, находясь в краткосрочной командировке в Вашингтоне. После женитьбы, когда он должен был вернуться в Москву, его английский оперативный руководитель посоветовал Джереми не брать с собой жену. (Мотивы такого совета вполне очевидны.) В конечном итоге Вольфенден разрешил свои проблемы, добившись перевода на постоянную работу в корреспондентский пункт "Дейли телеграф" в Вашингтоне. В разговоре с другом он выразил надежду на то, что с работой на разведку покончено. Но в 1965 году на приеме в английском посольстве в честь дня рождения королевы к Джереми подошел его оперативный руководитель из СИС, тепло поприветствовал его и, представившись под другим именем, возобновил тесное сотрудничество.
Вольфенден начал деградировать как личность. Отношения с женой складывались не очень хорошо. Периоды запоев стали повторяться все чаще. Вольфенден почти перестал принимать пищу. 28 декабря 1965 года последовало объявление о его кончине. В это время Джереми Вольфендену исполнился 31 год. Было заявлено, что, находясь в ванной комнате, он потерял сознание, падая, ударился головой об умывальник, в результате чего произошло кровоизлияние в мозг. Его жена на некоторое время вернулась в Лондон, но затем решила постоянно жить в Соединенных Штатах. Один из друзей Вольфендена на прощальной вечеринке поинтересовался, что она намеревается делать в Штатах. "Не знаю, ответила она. - Я не могу вернуться к своей старой работе. Я становлюсь слишком старой для того, чтобы подсматривать в замочные скважины, да и, кроме того, все мои русские контакты уже потеряны".
Остается лишь догадываться о том, знал ли Вольфенден, до какого предела СИС собиралась его использовать. Некоторые из его друзей полагают, что, каковы бы ни были физические причины его смерти, КГБ и СИС, действуя вместе, довели его до такого состояния, что он утратил волю к жизни. Друзья также высказывают сомнение в его полезности для обеих служб, потому что слабость этого человека, которую они эксплуатировали, заставляла его выкладывать каждой стороне все, что он знает о другой. Таким образом, единственная польза для обоих
[432]
ведомств состояла в том, что они развлекались игрой друг с другом(44).
История с Вольфенденом, конечно, трагична, но есть много примеров того, что разведывательная деятельность вела к крушению карьеры, устоявшегося образа жизни или распаду семьи. Гревилл Винн, обычный патриот, который считал, что он помогает своей стране вести "холодную войну", не мог нормально жить на родине. Винн говорил, что шпионская деятельность полностью изменила его судьбу. "Когда я вернулся из советской тюрьмы, моя жена, семья и деловые партнеры отвернулись от меня, - рассказывал Винн. - Моя первая жена знала лишь то, что я бизнесмен, и не могла простить мне, что я держал в тайне от нее вторую сторону моей жизни... После разрыва с женой прекратились отношения и с сыном Эндрю. Я даже не знаю, есть ли у меня внуки... Моя жизнь полностью изменилась из-за того, что я связался с этим делом"(45).
Николай Хохлов, сотрудник КГБ, который был направлен в 1953 году в Западную Германию с целью убийства лидера НТС, не выдержал мук совести и предупредил свою жертву. После этого он намеревался вернуться в Москву и доложить, что его миссия не увенчалась успехом. Однако его потенциальная жертва проинформировала американскую разведку, и та решила вынудить Хохлова к измене. Позже Хохлов рассказывал: "Я совершенно не знал, что происходит. Между тем американцы организовали пресс-конференцию и объявили о том, что я перебежал на их сторону. Они публично потребовали, чтобы моей жене и ребенку позволили приехать ко мне на Запад... Моя семья тут же исчезла. С тех пор я о ней ничего не слышал"(46).
Эти трагедии дают возможность порассуждать о человеческих характерах. Ведь трагедии часто являлись результатом действий людей, одержимых благородными идеями, иногда глубоко верующих в Бога и стремящихся к добрым и благородным целям. В работе разведчика, бесспорно, присутствует элемент самообмана. Нормальные люди изменяются, трансформируют свои взгляды в свете новой для них информации, приспосабливаются к новой ситуации. Сотрудник разведки должен оставаться непоколебимым в тех идеях, которые заставили его обратиться именно к этому роду деятельности. Даже маленькая трещина в идеологических мотивациях может привести его к полному краху.
Конечно, он получает сильную поддержку. В ЦРУ и СИС нет недостатка в высокопарных дискуссиях о том, каким образом разведслужбы могут спасти мир от коммунистической
[433]
агрессии. В КГБ тоже не устают повторять, что его сотрудники служат щитом и мечом, защищая свою страну в условиях капиталистического окружения. Но к каждому сотруднику разведки в конечном итоге приходит расплата. "Невозможно сохранить свою человеческую цельность, если тебе всю жизнь приходилось подкупать людей, убеждать их совершить предательство, изменить делу, которому они служат, а иногда и своей семье. Не имеет значения, какими идеями ты при этом руководствуешься, - говорил Джон Стокуэлл. - Невозможно прослужить всю жизнь, полностью выключив свою совесть"(47).
Некоторые сотрудники пытаются убедить себя, что их деятельность имеет полное моральное оправдание. Джон Маклин утверждал, что шпионаж необходим, хотя так же неприятен, как чистка уборной. Другие утверждают, что в нашем несовершенном мире государство обязано сохранить себя и эта цель оправдывает любые средства. Сотрудник ЦРУ Майкл Дж. Бэррет высказал мысль о том, что работники разведки с каждой из сторон морально правы в своих действиях и, защищая интересы соответствующих стран, они поступают в соответствии с правилами чести(48). Дик Уайт, бывший руководитель СИС, предупреждал, что разведчики могут работать только в условиях морального климата, господствующего в их время, и общество не будет терпеть такую разведслужбу, которая своими действиями нарушает этот климат. Американцы также признавали, что при ведении разведывательных действий могут проявляться некоторые крайности. "В конечном итоге остается одна морально-этическая проблема фундаментального характера, - говорит Роджер Хилсмен из Колумбийского университета, - не могут ли те средства, которые мы используем, настолько подорвать систему наших ценностей, что общество, в котором мы живем, изменится так же, как если бы оно подверглось завоеванию со стороны противника"(49).
Все рассуждения о моральной стороне шпионской деятельности не имеют значения, когда, по существу, в шпионаже вообще нет необходимости. Возможно, имеются случаи, когда он оправдан во время войны, но и тогда, как мы видели, успехи разведки вовсе не были однозначными. Как заметил Дэвид Кан, автор книги "Пятнадцать решающих битв: от Марафона до Ватерлоо", всего лишь одна победа явилась результатом успеха разведки. Решающие битвы со времени выхода этой книги в 1851 году не много добавили к такой оценке. Но есть ли вообще оправдание для существования дорогостоящих и, по существу, неконтролируемых разведывательных ведомств в мирное время?
[434]
Мы уже видели, как разведывательные службы ухитряются доказать, что у них не бывает провалов. Спецслужбы стараются прекратить любую дискуссию по поводу их успехов и неудач, утверждая, что порой весьма сложно отличить одно от другого.
Например, если разведка вдруг доносит о возможности неожиданного нападения и объект возможного нападения успевает заблаговременно подготовиться, агрессор, понимая, что эффект неожиданности утрачен, может отменить операцию. Таким образом, правильное предупреждение разведслужбы оказывается ложным.
В ходу также и другие рассуждения. "Нам удалось добиться невероятных успехов, но мы не имеем права их обнародовать. Ведь мы, в конце концов, действуем в мире тайн". Далее: "Мы, бесспорно, смогли бы представить важнейшие сведения, если бы наши фонды не были так урезаны. Провал был не результатом разведывательной работы, а следствием недальновидной политики правительства". Или: "Мы можем и заблуждаться, но ошибка лежит не в фазе сбора информации, а в фазе анализа. Если желаете, мы можем вам показать наши досье, в которых содержатся правильные сведения". ЦРУ постоянно готово прибегнуть именно к последнему объяснению. Со времени катастрофы в Иране оно всегда готовит анализ, содержащий точку зрения, расходящуюся с основной оценкой. СИС расширила тот круг, из которого вербуются ее кадры, стараясь, чтобы в организации имелись люди, не выражающие точку зрения истеблишмента. В 1985 году впервые на службу в СИС был принят член движения "Кампания за ядерное разоружение".
Избавленные от контроля, которому подвергаются другие правительственные организации с целью проверки эффективности их деятельности, разведслужбы смогли обеспечить свой непрерывный рост в течение большей части текущего столетия. Правительствам теперь неведомо, во сколько им обходится содержание разведслужб и сколько человек там работает. Спецслужбы сопротивляются всякому контролю со стороны правительств. Джордж Янг, бывший заместитель директора ЦРУ, говорил, что некоторые политики просто не ведали того, чем им надлежало заниматься. "В проведении операций я руководствовался своими решениями и сообщал о них позже"(50). В Никарагуа ЦРУ продемонстрировало то, как оно сначала действовало и лишь потом информировало комитеты конгресса, наблюдающие за его деятельностью.
КГБ, созданный во времена большевистской революции как небольшая группа, задачей которой является противодействие
[435]
зарубежной диверсионной и подрывной деятельности, вырос в одно из самых мощных ведомств в советской государственной машине, ведомств, из рядов которого выходили деятели очень крупного масштаба, включая одного руководителя страны.
До настоящего времени все попытки сдержать этот рост, рационализировать структуру разведывательных органов и точнее сформулировать цели, по-видимому, имели своим результатом их дальнейшее расширение. В 1961 году было создано Разведывательное управление Министерства обороны (РУМО), чтобы объединить все разведки вооруженных сил и ликвидировать элементы дублирования в деятельности разведслужб трех родов войск. По логике вещей, это должно было привести к сокращению размеров разведывательных служб армии, ВМС и ВВС. Поначалу так и было. Но затем произошла их регенерация, и меньше чем через десять лет разведслужбы родов войск стали по размеру больше, чем они были до создания РУМО(51). Но просто взрывной рост разведывательных ведомств имел место в малых странах, которые полагали, что им необходимо следовать примеру крупных держав. В Австралии за шесть лет, с 1978 по 1984 год, бюджет разведывательных служб вырос на 270%(52).
Каким же образом разведывательным службам удавалось выходить сухими из воды? Вся история спецслужб показывает, что они оправдывали свое существование обещанием вовремя предупреждать о грозящей опасности. Здесь, на Западе, мы настолько свыклись с тем, что такой угрозой является Советский Союз и КГБ, что приходится недоумевать, чем занимались разведки до того, как появились "красные". Ответ ясен. Спецслужбы просто придумывали такие угрозы. Мы видели, как перед первой мировой войной Уильям Ле Ке, Эрскин Чайлдерс и Джон Бьюкен воплощали свои фантазии в шпионских романах, сюжет которых сводился к древнейшей теме - "уничтожить чудовище". Однако эти писатели привносили свои фантазии и в реальный мир. Ле Ке несет свою долю ответственности за создание в Великобритании Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС), за которой последовало возникновение и других служб. Бьюкен начал вербовку шпионов. Они оба выдвинули идею о том, что чудовище, угрожающее Великобритании, это Германская империя. Разведка с энтузиазмом ухватилась за эту идею, быстро осознав, что без существования угрозы ее дни сочтены.
Когда в 1918 году чудовище оказалось обезглавленным, перспективы СИС стали выглядеть мрачновато. В мирное время нет нужды в непотопляемом герое-шпионе. К счастью, под
[436]
рукой оказался еще более подходящий монстр. У имперской Германии был один существенный недостаток в роли абсолютного злодея - она была христианской страной, что портило картину неизбывного зла. Но большевистская Россия оказалась, по ее собственному признанию, безбожной страной, убийцей благородных принцев, стремящейся вдобавок к мировому господству. Бьюкен быстро смекнул что к чему. Его книга "Охотничья вышка", опубликованная в 1922 году, оказалась первым в истории антикоммунистическим триллером. С тех пор книжные агенты КГБ находили себе достойных противников в лице Секретной службы Ее Величества или ЦРУ. В советских шпионских романах происходило то же самое, но с обратным знаком.
Коммунизм оказался ниспосланным Богом даром для разведывательных служб. Он был везде. Он был угрозой как в мирное время, так и в годы войны. Коммунизм способен на любую гадость. Поэтому стало совершенно необходимо не только открыть секреты чудовища, но и уберечь свои тайны от его выкормыша, того самого "пятого", который всегда рядом с тобой. Таким образом, разведывательные службы ухитрились влезть в политику, изобретая и предлагая все новые виды услуг. В конце концов спецслужбы получили конституционное признание и превратились в правительственный институт практически в каждой стране современного мира. Они стали тем фокусом, в котором сосредоточивалась власть, тайными клубами для элиты, требующими (и часто получающими) право определять образ жизни своих сограждан.
У этих клубов, так же как и у работающих на них шпионов, очень много общих черт. Выживание каждого из них зависит от существования оппозиционного клуба. Что бы делали СИС и ЦРУ, не будь КГБ, и наоборот. Каждый из них помогает создать в отношениях между странами напряженность, в условиях которой они процветают. Они чувствуют, что разрядка несет им угрозу. Эти клубы прямо заинтересованы в продолжении "холодной войны". Клич "Русские идут!" в 80-х годах являлся столь же мощным стимулом для роста могущества разведслужб, каким в 1909 году был вопль "Германцы идут!". Лозунг "Капиталисты вокруг нас!" обеспечивал для КГБ власть в 80-е годы точно так же, как он обеспечивал ее для предшественницы Комитета - ВЧК более чем шестьдесят лет тому назад.
с высшим образованием в области экономики или техники, напряженно работающего в Нью-Йорке или в крупных европейских городах. "КГБ устанавливает и развивает контакты с влиятельными лицами во всех областях общественной жизни и в частном бизнесе: политиками правой, левой и центристской ориентации, профсоюзными лидерами любой расцветки, редакторами крупных изданий независимо от их взглядов, выдающимися руководителями бизнеса и банковских структур"(37). Розицки утверждал, что КГБ интересуется людьми, которые принимают решения, неважно в какой области - сборка грузовиков, определение условий предоставления займов или капиталовложений в развитие Сибири[*Отсюда возникает неправильное представление о так называемых "агентах влияния". С технической точки зрения эти лица могут называться агентами и оказаться в списке таковых, который некий советский перебежчик может передать на Запад. Однако это не шпионы: они сделали для интересов Советского Союза не больше того, что, скажем, сделал фермер, продавая Советскому Союзу зерно. Они будут несказанно удивлены тем, что КГБ внес их в какой-то список. Розицки говорит, что тысячи влиятельных нью-йоркцев и обитателей Вашингтона рассматриваются русскими в качестве "агентов влияния", что, однако, не говорит об их нелояльности по отношению к Соединенным Штатам. В этой связи газетные истории о советских перебежчиках, прибывших в США со списками советских агентов, насчитывающими сотни имен, должны рассматриваться с большим скептицизмом].
Что касается экономической информации, то на Западе ее значительная часть публикуется в открытой или полуоткрытой печати, так что 75-90% необходимых сведений КГБ может получить вполне легальными путями. Сотрудники КГБ перепахивают горы газет, журналов, докладов по торговым, финансовым и техническим проблемам. Они читают правительственные публикации и документы конгресса, присутствуют на открытых заседаниях правительственных комитетов. Работники КГБ сопоставляют открытые материалы с сообщениями агентов и направляют весь пакет сведений в Москву, где эти данные в основном без всякого анализа или комментариев распространяются среди потребителей, которые должны принимать самостоятельные решения об их подлинной ценности(38).
Освященная временем шпионская деятельность продолжается, хотя ее акцент смещен в сторону экономики и торговли. По существу, мало что изменилось за последние тридцать лет. Джордж Янг, бывший заместитель генерального директора СИС, вспоминал, что в 50-е годы "делом чрезвычайной важности" для Запада было выяснение толщины и прочности брони советских танков. "Единственный способ выяснить это состоял в том, чтобы найти кого-нибудь по ту сторону "железного занавеса". И сейчас в 80-е годы ЦРУ пытается раздобыть точно
[428]
такую же информацию. Центр ЦРУ в Нью-Дели завербовал четырех офицеров индийской армии и обрушил на них гору вопросов о вооружениях, поставляемых из Советского Союза. Среди вопросов был и следующий: "Сможете ли вы высверлить отверстие в броне советского танка Т-72, если мы снабдим вас соответствующими инструментами?" (Индийские офицеры ответили, что это будет слишком рискованно.)(39)
Продолжает развиваться и другое традиционное направление в деятельности спецслужб. Это вовсе не сбор ценной информации для принятия важных решений, как наивно полагает публика, оплачивающая из своего собственного кармана разведывательную деятельность. На самом деле это главным образом сбор информации о спецслужбах противника. СИС и ЦРУ больше всего хотят знать о намерениях КГБ, и наоборот. Именно поэтому появление перебежчика является столь волнующим событием в мире разведки и спецслужбы придают такого рода вещам столь большое значение. Перебежчики несут с собой те сведения, которые позволяют ЦРУ, СИС или кому-то другому обновить свои внушительные досье о порядке деятельности своего противника, уточнить личные характеристики его сотрудников, их перемещения по службе, их слабости и склонности, которые когда-нибудь смогут позволить включить их в игры перебежчиков.
В промежутках между появлением перебежчиков сотрудники разведок и в 80-х годах, в какой бы части земного шара они ни работали, тратят массу времени на наблюдения за разведчиками противоположной стороны. Например, в Иране, до того как в 1979 году студенты захватили американское посольство, ЦРУ не жалело усилий на то, чтобы отслеживать перемещение каждого русского в этой стране, желая выяснить намерения КГБ. От внимания не ускользала ни одна подробность личной жизни русских. Иногда этому сопутствовали серьезные неточности в оценках. Когда отделение ЦРУ в Тегеране обнаружило прибытие туда через Кабул советского журналиста Левона Вартаняна (предположительно сотрудника КГБ), в Лэнгли был направлен запрос о любых данных, которыми располагает штаб-квартира ЦРУ об этом человеке.
Запрос отделения ЦРУ в Тегеране выглядел таким образом: "Утверждают, что жена Вартаняна является или была одной из любовниц Косыгина. Вартамян (так!) пользуется плодами этих интимных отношений - дачей и т. д. Имеется возможность, что яркое прошлое Вартамяна (так!) позволит установить его истинное лицо. Насколько он известен в штаб-квартире?" Из Лэнгли пришло подтверждение, что он там известен.
[429]
Начальство отметило, что отделение ЦРУ неправильно пишет его фамилию, и заявило, что госпожа Вартанян "была секретарем, а не любовницей Косыгина"(40).
Некоторые из тех, кто изучает мир разведки, удивляются, что значительная часть перебежчиков появляется из разведывательных ведомств, а не из других правительственных учреждений. Герберт Скоуилл писал в журнале "Форин афферс": "Весьма странно слышать, что члены этих, казалось бы, самых надежных с точки зрения безопасности организаций больше остальных склонны к предательству"(41). Ответ в том (хотя лишь немногие сотрудники спецслужб согласятся с этим), что разведчики часто чувствуют, что им ближе их коллеги с противной стороны, чем те люди, на кого они работают.
Бывший сотрудник ЦРУ Джон Стокуэлл наглядно демонстрировал, как бюрократическая система давит на оперативного работника, находящегося за границей, с тем чтобы он постоянно демонстрировал свою активность. "Если вы не проводите вербовок агентов или не предлагаете каких-то операций, ваша характеристика в лучшем случае будет вежливо-уклончивой и вы не получите повышения по службе. Но если вам все это удается проделывать и о вас складывается мнение как об активном оперативном работнике, с вами начинают происходить приятные вещи и вы получаете хорошее назначение". Точно такая же практика существует и в КГБ. В результате сотрудники противоборствующих сторон начинают проявлять симпатию друг к другу в том, что касается их профессиональных проблем, и частенько приходят к молчаливому соглашению о правилах игры. "Это очень похоже на профессиональный футбол, - говорил Стокуэлл. - В воскресенье вы сшибаетесь лбами, а в понедельник мирно выпиваете вместе со своим вчерашним противником. Мне приходилось вести игры против пары сотрудников КГБ. После их завершения мы вместе сиживали за ленчем. Это смахивает на игры пятилетних малышей, правда, малышей психически не совсем нормальных"(42).
К середине 80-х годов все спецслужбы вели свои игры так, чтобы игроки любой из сторон не получали бы травм. КГБ перестал убивать сотрудников ЦРУ, и наоборот. Но жертвы, конечно, были. Стокуэлл вспоминал: "Я завербовал агента, он был схвачен и убит. Никакого суда, просто "бах!" - и все. После нею остались жена и шестеро детей. Когда я просмотрел его досье, то обнаружил, что за пять лет он не дал ни одного сообщения, которое мы не могли бы получить из открытых источников. Он не сделал ничего такого, что спасало земной шар"(43).
[430]
Ни одна из спецслужб не свободна от обвинений в том, что она манипулировала людьми, идя при этом на все. Яркой иллюстрацией этого является трагическая судьба Джереми Вольфендена. Сын сэра Джона Вольфендена, директора и главного библиотекаря Британского музея, отправился в 1962 году в Москву в качестве корреспондента "Дейли телеграф". Он изучал русский язык. находясь на службе в военно-морской разведке, о чем, видимо, было известно в КГБ. Во всяком случае, русские грубо скомпрометировали Вольфендена, который был гомосексуалистом. В тот момент, когда он находился в постели с парикмахером, работавшим в Министерстве внешней торговли, из стенного шкафа (дело было в гостинице "Украина") выскочил некто с фотоаппаратом и сфотографировал парочку. КГБ принялся шантажировать Вольфендена. Русские хотели, чтобы он давал информацию о гражданах западных стран, живущих в Москве. Вольфенден сопротивлялся, но очень боялся при этом, что КГБ все сообщит в "Дейли телеграф" и он потеряет работу. Не будучи уверенным в том, сколько он сможет продержаться, Вольфенден попросил своих коллег не доверять ему секретов, а затем после долгих колебаний сообщил обо всем, что с ним произошло, в английское посольство. Посольство связалось с Лондоном, и, когда Вольфенден оказался там, его попросили встретиться с сотрудником СИС, который попросил Джереми "сотрудничать с русскими", но информировать обо всем СИС.
Оказавшись на крючке обеих спецслужб, Вольфенден, и без того имевший слабость к алкоголю, ударился в пьянство. (За бледный цвет лица он получил от других корреспондентов прозвище "Зеленый".) Вольфенден начал "сотрудничать" с КГБ. В 1964 году он опубликовал в "Дейли телеграф" статью, где утверждал, что Министерство внешней торговли внесло в черный список все компании, связанные с Гревиллом Винном (английским шпионом, замешанным в деле Пеньковского). Позже он признался коллегам, что содержание статьи было ложью и что он отправил ее в газету под давлением русских. Но он также "сотрудничал" и с СИС. Сотрудник СИС расспрашивал Мартина Пейджа (корреспондента "Дейли телеграф", находившегося в Москве одновременно с Вольфенденом) о советском дипломате Юрии Виноградове, который стремительно покинул свой пост в Секретариате ООН и возвратился в Москву. Пейдж отказался говорить о Виноградове, заявив, что все сведения, которыми он располагает об этом человеке, не имеют отношения к контрразведке. Когда он позже рассказал об этом Вольфендену, тот признался, что это он назвал в СИС Пейджа как человека, наиболее близко знакомою с Виноградовым.
[431]
Вольфенден начал предпринимать отчаянные попытки порвать с обеими службами. Джереми женился на английской девушке Мартине Браун, которую он встретил в то время, когда та работала нянькой в Москве в семействе Родерика Чизхольма, сотрудника визового отдела английского посольства. (Позднее на суде этот человек был назван оперативным руководителем обоих подсудимых от СИС.) Вольфенден восстановил дружбу с ней, находясь в краткосрочной командировке в Вашингтоне. После женитьбы, когда он должен был вернуться в Москву, его английский оперативный руководитель посоветовал Джереми не брать с собой жену. (Мотивы такого совета вполне очевидны.) В конечном итоге Вольфенден разрешил свои проблемы, добившись перевода на постоянную работу в корреспондентский пункт "Дейли телеграф" в Вашингтоне. В разговоре с другом он выразил надежду на то, что с работой на разведку покончено. Но в 1965 году на приеме в английском посольстве в честь дня рождения королевы к Джереми подошел его оперативный руководитель из СИС, тепло поприветствовал его и, представившись под другим именем, возобновил тесное сотрудничество.
Вольфенден начал деградировать как личность. Отношения с женой складывались не очень хорошо. Периоды запоев стали повторяться все чаще. Вольфенден почти перестал принимать пищу. 28 декабря 1965 года последовало объявление о его кончине. В это время Джереми Вольфендену исполнился 31 год. Было заявлено, что, находясь в ванной комнате, он потерял сознание, падая, ударился головой об умывальник, в результате чего произошло кровоизлияние в мозг. Его жена на некоторое время вернулась в Лондон, но затем решила постоянно жить в Соединенных Штатах. Один из друзей Вольфендена на прощальной вечеринке поинтересовался, что она намеревается делать в Штатах. "Не знаю, ответила она. - Я не могу вернуться к своей старой работе. Я становлюсь слишком старой для того, чтобы подсматривать в замочные скважины, да и, кроме того, все мои русские контакты уже потеряны".
Остается лишь догадываться о том, знал ли Вольфенден, до какого предела СИС собиралась его использовать. Некоторые из его друзей полагают, что, каковы бы ни были физические причины его смерти, КГБ и СИС, действуя вместе, довели его до такого состояния, что он утратил волю к жизни. Друзья также высказывают сомнение в его полезности для обеих служб, потому что слабость этого человека, которую они эксплуатировали, заставляла его выкладывать каждой стороне все, что он знает о другой. Таким образом, единственная польза для обоих
[432]
ведомств состояла в том, что они развлекались игрой друг с другом(44).
История с Вольфенденом, конечно, трагична, но есть много примеров того, что разведывательная деятельность вела к крушению карьеры, устоявшегося образа жизни или распаду семьи. Гревилл Винн, обычный патриот, который считал, что он помогает своей стране вести "холодную войну", не мог нормально жить на родине. Винн говорил, что шпионская деятельность полностью изменила его судьбу. "Когда я вернулся из советской тюрьмы, моя жена, семья и деловые партнеры отвернулись от меня, - рассказывал Винн. - Моя первая жена знала лишь то, что я бизнесмен, и не могла простить мне, что я держал в тайне от нее вторую сторону моей жизни... После разрыва с женой прекратились отношения и с сыном Эндрю. Я даже не знаю, есть ли у меня внуки... Моя жизнь полностью изменилась из-за того, что я связался с этим делом"(45).
Николай Хохлов, сотрудник КГБ, который был направлен в 1953 году в Западную Германию с целью убийства лидера НТС, не выдержал мук совести и предупредил свою жертву. После этого он намеревался вернуться в Москву и доложить, что его миссия не увенчалась успехом. Однако его потенциальная жертва проинформировала американскую разведку, и та решила вынудить Хохлова к измене. Позже Хохлов рассказывал: "Я совершенно не знал, что происходит. Между тем американцы организовали пресс-конференцию и объявили о том, что я перебежал на их сторону. Они публично потребовали, чтобы моей жене и ребенку позволили приехать ко мне на Запад... Моя семья тут же исчезла. С тех пор я о ней ничего не слышал"(46).
Эти трагедии дают возможность порассуждать о человеческих характерах. Ведь трагедии часто являлись результатом действий людей, одержимых благородными идеями, иногда глубоко верующих в Бога и стремящихся к добрым и благородным целям. В работе разведчика, бесспорно, присутствует элемент самообмана. Нормальные люди изменяются, трансформируют свои взгляды в свете новой для них информации, приспосабливаются к новой ситуации. Сотрудник разведки должен оставаться непоколебимым в тех идеях, которые заставили его обратиться именно к этому роду деятельности. Даже маленькая трещина в идеологических мотивациях может привести его к полному краху.
Конечно, он получает сильную поддержку. В ЦРУ и СИС нет недостатка в высокопарных дискуссиях о том, каким образом разведслужбы могут спасти мир от коммунистической
[433]
агрессии. В КГБ тоже не устают повторять, что его сотрудники служат щитом и мечом, защищая свою страну в условиях капиталистического окружения. Но к каждому сотруднику разведки в конечном итоге приходит расплата. "Невозможно сохранить свою человеческую цельность, если тебе всю жизнь приходилось подкупать людей, убеждать их совершить предательство, изменить делу, которому они служат, а иногда и своей семье. Не имеет значения, какими идеями ты при этом руководствуешься, - говорил Джон Стокуэлл. - Невозможно прослужить всю жизнь, полностью выключив свою совесть"(47).
Некоторые сотрудники пытаются убедить себя, что их деятельность имеет полное моральное оправдание. Джон Маклин утверждал, что шпионаж необходим, хотя так же неприятен, как чистка уборной. Другие утверждают, что в нашем несовершенном мире государство обязано сохранить себя и эта цель оправдывает любые средства. Сотрудник ЦРУ Майкл Дж. Бэррет высказал мысль о том, что работники разведки с каждой из сторон морально правы в своих действиях и, защищая интересы соответствующих стран, они поступают в соответствии с правилами чести(48). Дик Уайт, бывший руководитель СИС, предупреждал, что разведчики могут работать только в условиях морального климата, господствующего в их время, и общество не будет терпеть такую разведслужбу, которая своими действиями нарушает этот климат. Американцы также признавали, что при ведении разведывательных действий могут проявляться некоторые крайности. "В конечном итоге остается одна морально-этическая проблема фундаментального характера, - говорит Роджер Хилсмен из Колумбийского университета, - не могут ли те средства, которые мы используем, настолько подорвать систему наших ценностей, что общество, в котором мы живем, изменится так же, как если бы оно подверглось завоеванию со стороны противника"(49).
Все рассуждения о моральной стороне шпионской деятельности не имеют значения, когда, по существу, в шпионаже вообще нет необходимости. Возможно, имеются случаи, когда он оправдан во время войны, но и тогда, как мы видели, успехи разведки вовсе не были однозначными. Как заметил Дэвид Кан, автор книги "Пятнадцать решающих битв: от Марафона до Ватерлоо", всего лишь одна победа явилась результатом успеха разведки. Решающие битвы со времени выхода этой книги в 1851 году не много добавили к такой оценке. Но есть ли вообще оправдание для существования дорогостоящих и, по существу, неконтролируемых разведывательных ведомств в мирное время?
[434]
Мы уже видели, как разведывательные службы ухитряются доказать, что у них не бывает провалов. Спецслужбы стараются прекратить любую дискуссию по поводу их успехов и неудач, утверждая, что порой весьма сложно отличить одно от другого.
Например, если разведка вдруг доносит о возможности неожиданного нападения и объект возможного нападения успевает заблаговременно подготовиться, агрессор, понимая, что эффект неожиданности утрачен, может отменить операцию. Таким образом, правильное предупреждение разведслужбы оказывается ложным.
В ходу также и другие рассуждения. "Нам удалось добиться невероятных успехов, но мы не имеем права их обнародовать. Ведь мы, в конце концов, действуем в мире тайн". Далее: "Мы, бесспорно, смогли бы представить важнейшие сведения, если бы наши фонды не были так урезаны. Провал был не результатом разведывательной работы, а следствием недальновидной политики правительства". Или: "Мы можем и заблуждаться, но ошибка лежит не в фазе сбора информации, а в фазе анализа. Если желаете, мы можем вам показать наши досье, в которых содержатся правильные сведения". ЦРУ постоянно готово прибегнуть именно к последнему объяснению. Со времени катастрофы в Иране оно всегда готовит анализ, содержащий точку зрения, расходящуюся с основной оценкой. СИС расширила тот круг, из которого вербуются ее кадры, стараясь, чтобы в организации имелись люди, не выражающие точку зрения истеблишмента. В 1985 году впервые на службу в СИС был принят член движения "Кампания за ядерное разоружение".
Избавленные от контроля, которому подвергаются другие правительственные организации с целью проверки эффективности их деятельности, разведслужбы смогли обеспечить свой непрерывный рост в течение большей части текущего столетия. Правительствам теперь неведомо, во сколько им обходится содержание разведслужб и сколько человек там работает. Спецслужбы сопротивляются всякому контролю со стороны правительств. Джордж Янг, бывший заместитель директора ЦРУ, говорил, что некоторые политики просто не ведали того, чем им надлежало заниматься. "В проведении операций я руководствовался своими решениями и сообщал о них позже"(50). В Никарагуа ЦРУ продемонстрировало то, как оно сначала действовало и лишь потом информировало комитеты конгресса, наблюдающие за его деятельностью.
КГБ, созданный во времена большевистской революции как небольшая группа, задачей которой является противодействие
[435]
зарубежной диверсионной и подрывной деятельности, вырос в одно из самых мощных ведомств в советской государственной машине, ведомств, из рядов которого выходили деятели очень крупного масштаба, включая одного руководителя страны.
До настоящего времени все попытки сдержать этот рост, рационализировать структуру разведывательных органов и точнее сформулировать цели, по-видимому, имели своим результатом их дальнейшее расширение. В 1961 году было создано Разведывательное управление Министерства обороны (РУМО), чтобы объединить все разведки вооруженных сил и ликвидировать элементы дублирования в деятельности разведслужб трех родов войск. По логике вещей, это должно было привести к сокращению размеров разведывательных служб армии, ВМС и ВВС. Поначалу так и было. Но затем произошла их регенерация, и меньше чем через десять лет разведслужбы родов войск стали по размеру больше, чем они были до создания РУМО(51). Но просто взрывной рост разведывательных ведомств имел место в малых странах, которые полагали, что им необходимо следовать примеру крупных держав. В Австралии за шесть лет, с 1978 по 1984 год, бюджет разведывательных служб вырос на 270%(52).
Каким же образом разведывательным службам удавалось выходить сухими из воды? Вся история спецслужб показывает, что они оправдывали свое существование обещанием вовремя предупреждать о грозящей опасности. Здесь, на Западе, мы настолько свыклись с тем, что такой угрозой является Советский Союз и КГБ, что приходится недоумевать, чем занимались разведки до того, как появились "красные". Ответ ясен. Спецслужбы просто придумывали такие угрозы. Мы видели, как перед первой мировой войной Уильям Ле Ке, Эрскин Чайлдерс и Джон Бьюкен воплощали свои фантазии в шпионских романах, сюжет которых сводился к древнейшей теме - "уничтожить чудовище". Однако эти писатели привносили свои фантазии и в реальный мир. Ле Ке несет свою долю ответственности за создание в Великобритании Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС), за которой последовало возникновение и других служб. Бьюкен начал вербовку шпионов. Они оба выдвинули идею о том, что чудовище, угрожающее Великобритании, это Германская империя. Разведка с энтузиазмом ухватилась за эту идею, быстро осознав, что без существования угрозы ее дни сочтены.
Когда в 1918 году чудовище оказалось обезглавленным, перспективы СИС стали выглядеть мрачновато. В мирное время нет нужды в непотопляемом герое-шпионе. К счастью, под
[436]
рукой оказался еще более подходящий монстр. У имперской Германии был один существенный недостаток в роли абсолютного злодея - она была христианской страной, что портило картину неизбывного зла. Но большевистская Россия оказалась, по ее собственному признанию, безбожной страной, убийцей благородных принцев, стремящейся вдобавок к мировому господству. Бьюкен быстро смекнул что к чему. Его книга "Охотничья вышка", опубликованная в 1922 году, оказалась первым в истории антикоммунистическим триллером. С тех пор книжные агенты КГБ находили себе достойных противников в лице Секретной службы Ее Величества или ЦРУ. В советских шпионских романах происходило то же самое, но с обратным знаком.
Коммунизм оказался ниспосланным Богом даром для разведывательных служб. Он был везде. Он был угрозой как в мирное время, так и в годы войны. Коммунизм способен на любую гадость. Поэтому стало совершенно необходимо не только открыть секреты чудовища, но и уберечь свои тайны от его выкормыша, того самого "пятого", который всегда рядом с тобой. Таким образом, разведывательные службы ухитрились влезть в политику, изобретая и предлагая все новые виды услуг. В конце концов спецслужбы получили конституционное признание и превратились в правительственный институт практически в каждой стране современного мира. Они стали тем фокусом, в котором сосредоточивалась власть, тайными клубами для элиты, требующими (и часто получающими) право определять образ жизни своих сограждан.
У этих клубов, так же как и у работающих на них шпионов, очень много общих черт. Выживание каждого из них зависит от существования оппозиционного клуба. Что бы делали СИС и ЦРУ, не будь КГБ, и наоборот. Каждый из них помогает создать в отношениях между странами напряженность, в условиях которой они процветают. Они чувствуют, что разрядка несет им угрозу. Эти клубы прямо заинтересованы в продолжении "холодной войны". Клич "Русские идут!" в 80-х годах являлся столь же мощным стимулом для роста могущества разведслужб, каким в 1909 году был вопль "Германцы идут!". Лозунг "Капиталисты вокруг нас!" обеспечивал для КГБ власть в 80-е годы точно так же, как он обеспечивал ее для предшественницы Комитета - ВЧК более чем шестьдесят лет тому назад.