Страница:
Занавес. Выходит Чиголотти.
ЧИГОЛОТТИ. Тут меня спросили, как это могло быть , чтобы актриса Бурлакова, которая сейчас репетирует в сцене из венецианской жизни, одновременно исполняла роль Прекрасной Дамы в сцене "Застольная беседа". Отвечу прямо: не знаю. Для примера. Исследователь смотрит в микроскоп и видит: шевелится что-то кишечеполостное. Зачем оно там, кто его туда усадил? Неведомо. Но, с другой стороны, если оно уже там, стало быть, это кому-нибудь нужно? Здесь тайна. Нужно верить. Но мы отвлеклись. Для перехода к следующей сцене требуется некоторое пояснение. Война между ОЛПД и колхозом "Путь Капитала" обескровила ОЛПД и ввергла его в упадок. Новый Друг Элм взорвался и был подзахоронен к своему отцу, товарищу Кацу. Седок женился на Иринии, но продолжал украдкой посещать Чаепития. Он также, в обход Регламента, подкарауливал Прекрасную Даму на городском кладбище, когда она навещала могилу своего погибшего возлюбленного. Однажды Иринии стало известно об этих кладбищенских встречах, и она решила положить им конец. Сцена так и называется: " Встречи на кладбище".
Уходит за кулисы.
8.3. ВСТРЕЧИ НА КЛАДБИЩЕ.
Действующие лица: Прекрасная Дама (без текста),
Мафилькин, Седок, Ириния, потом Клаус (без выхода).
Поздняя весна. Городское кладбище. Могила Ста
рого и Нового Элмов. Прекрасная Дама возлагает
гвоздики на плиту, меняет воду в банке, вырывает
сорняки, коварно расплодившиеся с прошлого раза.
Мафилькин и Седок стоят неподалеку и тихо беседуют.
Внезапно грохот за сценой и перемена освещения.
Такое уже было, в самом начале спектакля.
СЕДОК.
Ириния идет . Бежать внезапно
Иль текст читать? - Понять никак нельзя,
Коль Драматург не сделал раз?ясненья.
И что же делать бедным персонажам,
Когда неясен ближний жребий даже,
А сцена, элегичная вначале,
В конце тупой исполнена печали?
МАФИЛЬКИН
Рассей пустую думу, страх ребячий,
Как некий драматург сказал когда-то.
К чему сюда Иринии являться,
Когда она с поллитрою в постели,
Ласкает ухо шумом радиолы,
Или с каким любовником банальным
Трясет кровать, чтоб похоть утолить?
CЕДОК
Меня тебе не изменить во мненьи,
Что здесь имеет место отомщенье.
Ириния отмыть готова кровью,
Те дни пустые, что мы с ней бывая,
Бездарно-безнадежно убивали,
Хотя б и называя их Любовью.
Пойдем же, друг, оставим эту сцену,
Переместимся к левому порталу,
Чтобы отмщенью , названному выше,
Ничто нигде ничем не помешало.
Мы попусту не потревожим Даму,
Пусть стороною наблюдает драму.
Седок и Мафилькин и Прекрасная Дама пря
чутся в заветрие. Гроза началась. Ведрами
льет на сцену дождь. Седок не ошибся: Ири
ния возвращается за ним. Она напоминает:
искушенному зрителю - Леди Макбет, Брунгильду
и Оттилию в одном флаконе, неискушенному
зрителю - жену перед уходом на работу.
ИРИНИЯ
Услышь меня, бессовестный предатель,
Колодцев непрерывный отравитель,
Несчастный врун и блудодей притом!
Терпела я, когда ты с этой сучкой,
Ты с этой блядью, с этой прошмандовкой,
Встречался явно, на глазах у всех,
В дозволенных приличьях оставаясь.
Но чтоб терпеть подпольные стихи,
А также неотправленные письма,
Иль поджидать ночные телефоны,
Едва ли сил достанет у меня!
МАФИЛЬКИН.
Как она хороша, в этом старомодном шушуне. Ириния Седок,
в девичестве Парамонова-Мафилькин. Ируля, не вылезай на аван
сцену! там льет из ведра. Держись луча.
ИРИНИЯ
(возобновляет чтение , восстановив свои
позиции, с большим самообладанием)
Регламент есть, его не отменяли.
Там сказано: не чаще раза в год,
Любитель Дамы может появляться
В ЗУПД, чтобы рядом вместе с ней
(Опять-таки в приличьях оставаясь)
Предаться поминаниям былого.
Всего лишь день на эту процедуру
Регламентом отпущен благостойным.
В иные дни, оставшие в году,
Любитель Дамы быть примерным мужем,
Отцом и дедом должен оставаться,
Работником умелым и усердным,
Чтоб денег в дом поболе приносить.
Ты ж запустил хорошую работу.
Тебе давали место. Ты его
С негодованьем попросту отвергнул.
За комнату неплочено вобще.
Ребенок ходит в стоптанных ботинках.
А акции, что акции твои?
Иль дивиденды? - Это ж просто слезы!
Бывало, погляжу в сертификаты,
И не пойму, то ль ими подтереться,
То ль печку превосходно растопить.
СЕДОК
( в негодовании )
Так подотрись! Но уж потом втуне
Не помышляй о курсовой цене!
МАФИЛЬКИН
(Седоку, зловещим шепотом)
Держи себя в руках, не спорь напрасно,
Здесь гнуть свое становится опасно.
Получишь в глаз, что и не раз бывало.
Гордыню бы смирить тебе пристало.
Что до меня, с племянницею Ирой
Намерен разрешить я дело миром,
В семью вернуть зарвавшегося мужа.
Ты возразишь, что будет только хуже.
На что отвечу: ежели посмеешь
Семью покинуть завсегда успеешь.
Ребенка оставляя сиротою,
За бедности последнею чертою.
(Иринии)
Зову тебя, как Гавриил с трубою,
Заткнуть фонтан, отверзнутый тобою.
В благопристойном нашем антураже
Изрядную ты заварила кашу.
Уймись, толстунья! Стыдно выступать
На клубной авансцене в этом весе.
Конечно же, ты можешь заявлять,
Что дело не в тебе, а вовсе в пьесе,
И Драматург дал толстою тебя,
Твой персонаж изрядно не взлюбя.
Но возражу на обвиненье это,
Что есть на все народные приметы.
Ведь висельник, понятно, не утонет,
А толстого, известно, не схудит.
И ветер дряхлый дуб к реке не склонит,
И в животе зазря не забурлит.
Поэтому своею толстотою
Обязана ты общему настрою.
Нелепо под кладбищенскою сенью
Форсировать плохие настроенья.
Такая вопиющая беспечность
Ввергает нас в дурную бесконечность.
(В примирияющем ключе)
Вам надлежит немедля помириться,
Тесней друг с другом за руки сплотиться,
Чтоб жизненные вечные проблемы
Решать вдвоем и не впадать в дилеммы,
Реальность с Идеальным не мешая
И Жизнью Клуба не перегружая.
Всему есть место и всему есть время.
Есть время убегать и возвращаться,
Есть время открываться, есть - скрываться.
Есть время думать, время говорить,
Есть время умножать, а есть - делить.
Вам эту мысль не внове вовсе слышать:
Ведь мы - как прочитали, так и пишем.
Как малые народы: мы поем,
Что видим в окружении своем.
( Голосом усталого человека )
Мне все это порядком надоело.
Мирить чужих людей - пустое дело.
Доныне я стихами из?яснялся,
Но Драматург, как пить, перестарался.
Поэтому, взыскуя примиренья,
Закончим в прозе наше рассмотренье.
Дождь из ведра кончился. Кладбище погружается
в отсыревшие мглистые сумерки. Тихо.
ИРИНИЯ. Много прозвучало здесь стихов, причем не самой высокой
пробы. (Мафилькину). Я приветствую твои миротворческие потуги. Но они здесь неуместны. Ему было сто раз говорено-переговорено, а он все делает по-своему. Ну что ж , пусть нам будет хуже.(Седоку). У тебя есть ровно пять минут, прощайся со всеми и пошли.
СЕДОК. Чуть позже.
ИРИНИЯ. Нет уж хватит. Пьеса пьесой, а жизнь идет своим чередом, и нечего отлынивать. У тебя еще полно работы по дому.
СЕДОК. Ладно, подожди меня в автомобиле на платной стоянке.
ИРИНИЯ ( в понятном раздражении ) Нет уж, дружочек, закру
гляйся, а то ты мастер мимо Регламента, а нам еще в супермаркет
ужинать.
СЕДОК. Только пять минут. Попрощаться с детством.
ИРИНИЯ (поразмыслив) Можно сделать и наделать очень много в
пять минут. Я иду в машину только в форме компромисса. Секундомер
пошел. Готовься.
СЕДОК ( воодушевленный ) Вот за это тебе огромнющее спасибо
от имени всех работников клубной сцены!
ИРИНИЯ. И как тебе не надоело строить из себя полного клоуна на посмешище всему стадиону.
Уходит за кулисы. Пауза.
МАФИЛЬКИН. Пяти минут действительно за глаза. Отыграем финал, и пойдешь себе в машину.
СЕДОК. Предлагаю сыграть финал двумя сценами позже, а за это время пусть монтировщики сделают перестановку.
МАФИЛЬКИН. Насколько все это сценично, вот вопрос. (Поразмыслив). Хотя ... Как ты планируешь производить перемену декораций?
СЕДОК. При помощи поворотного круга.
МАФИЛЬКИН. Тогда принимается. Поворотный круг - это рейнхардтовские штучки, это карусельная атмосфера, и вполне отвечает нашим задачам. Дефицит содержания мы скомпенсируем избытком сценических приспособлений. Ты сам попросишь, чтобы нас отогнали на задний план, или мне сходить.
СЕДОК. Да просто крикни в кулисы, чтобы они там подсуетились.
МАФИЛЬКИН (кричит). Алло, Клаус, ты где?
КЛАУС (за кулисами). Я весь здесь.
МАФИЛЬКИН. Слушай, скажи монтировщикам, чтобы включили поворотный круг. Мы тут уже все.
КЛАУС (за кулисами). А финал что, играть не будете?
МАФИЛЬКИН. Да пока погодим. Попозжее.
КЛАУС (за кулисами). Ну, как хотите. Мы , правда, на той стороне уже подмонтировали сцену из венецианской жизни. Может, не надо ее пока открывать, а то весь эффект пропадет.
МАФИЛЬКИН. Умно'. Тогда пусть включают круг, мы от?едем, а ты тем временем пустишь занавесочку.
КЛАУС (за кулисами). Как захотим, так и сделаем.
Включаются электромоторы под сценой. Прекрасная Дама,
Мафилькин и Седок уезжают на поворотном круге на
задний план. Одновременно на передний план выезжает
декорация венецианского дома, но этого нельзя
увидеть, потому что занавес. Выходит Чиголотти.
ЧИГОЛОТТИ. Наш спектакль завершает блок сцен под единым названием "Прощание с прошлой жизнью". Они скажут сами за себя, и я не берусь их комментировать. Назову лишь порядок сцен: "Прощание в Венеции", "Прощание в Заповеднике", а завершает все собственно финал пьесы "Чаепитие У Прекрасной Дамы", который персонажи пьесы должны были сыграть только что, но не стали. И на этом конец. По завершении спектакля мы ждем аплодисментов или гнилых помидоров, но мы будем не готовы к равнодушному молчанию. Оно нас попросту прикончит. Я не прощаюсь. Скорее всего, я еще появлюсь по ходу пьесы. А если будете уходить - не оставляйте свои личные вещи.
Уходит за кулисы.
8.4. ПРОЩАНИЕ В ВЕНЕЦИИ.
x x x
Любители фьяб, сатурналий, басен
стекаются узенькими проулками
на пьяцца Сан-Марко. В праздных прогулках
вид на Лагуну предельно ясен.
Колокольню спиной подперев, полезно
спрятаться в тень. Мимо льва-грамотея
Амур под конвоем влачит Психею,
а той с похмелья по сердцем тесно.
Тюряга Пьомби не скрасит вида,
не обернутся равниной холмы, и
в самый разгар болтовни безобидной
доносы дожам строчат кумовые,
чтоб следом увялая коломбина,
собравши в узел припасы снеди,
просила свиданки: ее так любимый
уж год на казенной сидит диете.
И вот он ей пишет: явились крысы,
пришли шерстяные носки и кьянти,
от вшей помогает родиться лысым,
в беспамятстве не наживешь понятий.
А про себя: тюрьма - повсеместно,
в мозгах, во дворце, в надтреснутом сердце.
Боль против сна; но время приклонит
и губы - избыть извивы в ладонях.
Воздуху мало; бредут химеры
донны в мантильях, гондолы, кхмеры,
шпалы, форпосты, концерты, письма,
лозунги на-десять сольди истин.
Он спит, не чуя луны над крышей.
Холодный луч черепицу лижет,
тонкою струйкою затекая
в чуланы, где и, мерцая, тает.
x x x
Действующие лица: Теодора Риччи, Карло Гоцци.
Венеция раннею весной. В каналах плещется вода.
Утро в доме Карло Гоцци. Спальня. Теодора лежит
в постели, она только что проснулась, а Карло
Гоцци сидит за столом и пишет.
ТЕОДОРА. Который час, Карло? ГОЦИИ (вынимает брегет из жилетного кармана). Девять. Когда приплывет гондола? ТЕОДОРА. В десять, если Пьетро не проспит. На твердой земле экипаж ждет меня в двенадцать. Мы успеваем с запасом. ГОЦИИ. Нет, надо поторопиться. Ты собрала вещи? ТЕОДОРА. Еще со вчерашнего утра. ГОЦИИ. И ты окончательно решила уехать? ТЕОДОРА. Ты уже спрашивал. Принеси мне конфетку.
Пока Гоцци ходит за конфетами в парадную залу,
Теодора встает и проворно одевается. Гоцци при
носит конфеты, Теодора берет одну и надкусывает.
ТЕОДОРА. Обожаю diablotins de Naples, особенно по утрам. Они меня приводят в чувство. ГОЦИИ. Они напоминают тебе о Гратороле. С тех пор, как он укормил своими конфетами всех наших девочек, меня от них воротит. ТЕОДОРА. От конфет или от девочек? ГОЦИИ. От всех. Я их больше не люблю. ТЕОДОРА. Я ведь не спала с Граторолем, ты же знаешь. ГОЦЦИ. Не спала. ТЕОДОРА. И именно поэтому ты вывел его в своей пьесе полным дурачком, а он обиделся, наговорил всем кучу глупостей, нажил себе неприятностей на самом верху и в конце концов сбежал. ГОЦЦИ. Сам виноват. Вам не надо было зажиматься за кулисами, когда я проходил мимо. ТЕОДОРА. Какие пустяки. Вспомни себя в молодости. ГОЦЦИ. Не напоминай о моем возрасте. У меня сразу же все начинает болеть. ТЕОДОРА. Извини, я тебя обидела. (Берет со стола рукопись). Еще одна сказка? ГОЦИИ. Нет, автобиография. Я назову ее "Бесполезные воспоминания". ТЕОДОРА. Ты сказал "автобиография" таким голосом, как будто речь идет о завещании. ГОЦИИ. Похоже на то. ТЕОДОРА. Прекрати, пожалуйста. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна. (Выглядывает в окно). Венеция просыпается. Зима на исходе. Мы снова будем гулять по Большой площади без накидок. С твердой земли нам навезут тысячи тюльпанов. На набережной арабы раскинут ковры, а мы засядем за столики в кофейной у Гранд Канала и будем смотреть, как плывут гондолы, а гондольеры в соломенных шляпах с красным рантом перекрикиваются друг с другом и смеются. ГОЦЦИ. Забудь. Уже через месяц тебя можно будет встретить с богатыми ухоженными господами в Люксембургском саду. Они избалуют тебя твоими любимыми конфетами и безделушками, чем богаты лавчонки у Нотр-Дам де Пари. В саду Тюильри вы , резвясь, будете опрыскивать одеколоном цветы, чтобы они сменили запах. И будет море солнца и твердая земля под ногами. Но однажды, попомни меня, ты вспомнишь о Венеции, которую ты оставила. Я не хочу, чтобы это воспоминание застало тебя врасплох. ТЕОДОРА. Я пожалею о том, что уехала, тут ты прав. Слишком сильно я люблю этот город. Но теперь мне необходимо его покинуть. Я чувствую, что моя жизнь должна перемениться. Карло, я слишком долго жила в мире твоих сказок. Меня окружали короли-олени, говорящие статуи, синие чудовища, вымышленные китайцы. Ты потчевал своими сказками Венецию, которая сама по себе сказочный мир. Жизнь, театр, сказка, - все перемешалось внутри нас. Карло, ты спишь и не желаешь просыпаться. И я спала рядом с тобою на одной кровати. Я делила твой успех и твои неудачи. Когда ты закрылся в гостиной и плакал, как маленький мальчик, оттого что одна из твоих сказок с треском провалилась, а аббат
Кьяри немедленно и во всеуслышанье об?явил тебя исписавшимся, кто утешал тебя, и плакал вместе с тобой? Мы пережили незабываемые времена. Но всему настает срок. Карло, неужели ты не замечаешь, что Венеция умирает? КАРЛО. Не говори так. Пусть ты опять права, но твоя правота убивает. ТЕОДОРА. Пойми меня, Карло, я не могу не делать тебе больно. Мое сердце сжимается в тоске. С каждой новой весной я вижу, что Венеция просыпается все с большей и большей неохотой. Наш город, Карло, многое повидал на своем веку. Он многое пережил, он столько раз вымирал от чумы, он отстреливался от турков с кораблей, он подымался на рукотворной земле, он освящен гением Тинторетто, Карпаччо, твоим гением, Карло, и не надо морщиться, ты великий человек. Ты аристократ, ты граф, ты патриций. Если меня, взбалмошенную девчонку из Сан Самуэле, кто и вспомнит, так только оттого, что я испортила тебе и Сакки не одну пинту крови. Но этот город обречен. Он одержал все свои исторические победы, и он почил на лаврах, и уже целый век празднует. И он не хочет думать о будущем. Но время течет неумолимо. И в один прекрасный день, Карло, от нашей с тобой Венеции останется только бледная тень. Вот поэтому я уезжаю. Я не хочу умирать, не проснувшись. Я не сказочная, я - живая. КАРЛО. Понимаю. Красивая молодая женщина, талантливая актриса. Ты пьешь любовь, покуда ты молода. Ты - яркий душистый цветок, и ты должна расти на твердой земле. Поэтому ты уезжаешь. Все правильно. ТЕОДОРА. Я люблю тебя, Карло. Так я никого никогда не любила. У меня было много арлекинов. Я отдавалась им безумными ночами карнавала, но, как только они приедались мне, я прогоняла их прочь, и жалобы их меня не трогали. Но ты открыл мне глаза. Ты никогда меня не домогался. Но, когда ты в первый раз овладел мной, ты сделал это трепетно и почтительно. Я была хрупкою драгоценной диадемой в руках мастера. И нашу первую ночь я буду помнить до тех пор, пока не умру. КАРЛО. Нет, Теодора, молчи. О Господи. (Плачет). ТЕОДОРА. Плачь, родной мой, плачь. (Целует его и сама плачет). Я уезжаю, ты остаешься один. А я не зову тебя с собой, потому что без Венеции ты не можешь. Ты - житель островов, твердая земля не по тебе. Ну хватит, Теодора, не реви, еще наревешься всласть. (Вытирает глаза платком). Боюсь, что я уезжаю не одна. Я увожу с собою наш успех. Карло, комедии дель арте приходит конец. Мы пережили пик зрительского интереса. Я не хочу себя захваливать, но верь, я была не самой плохой Коломбиной из всех, кто когда-либо выступал на подмостках нашего Сан Самуэле, твоего Сан Самуэле. КАРЛО. Ты была самой лучшей Коломбиной Венеции. Ты ею и останешься. Боюсь, что с твоим от?ездом нас ждут неприятные и необратимые перемены. ТЕОДОРА. Я вчера долго разговаривала с Сакки. Он в полнейшей растерянности. На Турандот и Клариче он будет вводить Анриетту, но он не уверен, что она справится. КАРЛО. Она не справится. Бедный Сакки, бедный Сан Самуэле. Мне придется написать новую сказку, специально на Анриетту. Боюсь только, что это будет сказка с грустным концом.
Стук в дверь. Слуга докладывает, что подплыл Пьетро
и просит сеньору Риччи поторопиться, потому что подни
мается ветер, и в лагуне неспокойно. Все вещи уже в
гондоле. Гоцци говорит, что сеньора Риччи будет через
пять минут. Слуга откланивается.
ТЕОДОРА. Давай попрощаемся. Мы расстаемся уже целую неделю, и это становится немного понарошку. Жизнь грубее и непригляднее наших снов. Поэтому ты не хочешь просыпаться. И ты прав. И я еще соврала тебе одну вещь. Я была с Гратаролем. Тогда мы с тобой уже были любовниками. А в тот вечер я просто напилась. Со мной так бывает. КАРЛО. Теперь это неважно. Ты напишешь мне из Парижа, как приедешь? ТЕОДОРА. Как только присмотрю себе жилье. Карло, я дарю тебе одну вещицу. В этом медальоне - мой портрет. Я заказала его год назад, как раз на такой вот случай. Возьми его. Когда тебе будет очень одиноко, ты вспомнишь обо мне. КАРЛО. Ты - славная девочка, я благодарю тебя. (Берет медальон и вглядывается в портрет). Представляю, во что ты превратишься лет через тридцать. (Смеется). ТЕОДОРА (стукает его кулаком в грудь). Ах ты, негодный старикашка! Кто бы говорил! (Улыбается). С тобой мне было весело. Прощай.
Уходит. Гоцци садится за стол. Лицо у него
как белая восковая маска. Проходит несколько
минут. Занавес начинает закрываться, но вдруг
останавливается на полпути. В комнату Гоцци входят
четыре человека, одетые в черно-белые баутты - маски
с капюшоном. Двое "баутт" выходят из-за кулис, и еще
двое прямо из зрительного зала поднимаются на
авансцену. Один из вошедших сразу принимается
рыться в бумагах Гоцци, берет со стола рукопись,
разглядывает ее.
ПЕРВЫЙ. Подождите закрывать занавес. Сначала мы исполним предписание, а потом вы продолжите спектакль.
В недоумении на сцену выходит Чиголотти.
ЧИГОЛОТТИ. Позвольте, но вас нет в пьесе! ПЕРВЫЙ. Да причем тут ваша пьеса! Не мешайтесь под ногами. (К Гоцци). Вы граф Карло Гоцци, драматург?
Гоцци в растерянности глядит на Чиголотти,
потом на "баутту".
ГОЦИИ. Да, я Карло Гоцци, но ... ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, вы арестованы по подозрению в государственной измене. Мы действуем по доносу. Вам разрешено захватить с собой личные необходимые вам вещи. Перо, бумага, чернила не разрешаются. Вас сейчас сопроводят в тюрьму, а мы произведем у вас обыск. Мы ищем письма от одного из министров французского двора. Они адресованы вам и изобличают вас как шпиона короля Франции. Если вы что-либо знаете об этих письмах, мы предлагаем вам сдать их дробровольно, и вам это зачтется. ГОЦЦИ. Здесь явная ошибка. Я... (Умоляюще глядит на Чиголотти). ПЕРВЫЙ. Вы хотите сказать, что у вас их нет?
ГОЦЦИ. Да. (Внезапно что-то понял). В какую тюрьму вы меня отведете? ПЕРВЫЙ. В Пьомби. ГОЦЦИ. Мост Вздохов. Я могу написать записку своему слуге? ПЕРВЫЙ. Нет. Вы можете все приказания передать на словах, в нашем присутствии. ГОЦЦИ. Могу я поговорить с сеньором Чиголотти? ПЕРВЫЙ. Да, но недолго. Мы должны доложить о вашем задержании в Коллегию. Они обеспокоены, как бы вы не сбежали. Кстати, вы не знаете ничего о местонахождении актрисы театра Сан Самуэле Теодоры Риччи? ГОЦЦИ. Ни малейшего представления. ПЕРВЫЙ. Но она, как нам известно, до последнего времени была вашей любовницей. ГОЦЦИ. Мы расстались неделю назад. Взбалмошенная девчонка спуталась с каким-то оборванцем с твердой земли. ПЕРВЫЙ. А чья гондола только что отчалила от вашего под?езда? ГОЦИИ. Синьорита Анриетта Дзаппо, одна из наших актрис. Брала у меня уроки сценодвижения. ПЕРВЫЙ. В десять утра? ГОЦЦИ. К сожалению, сеньора Риччи оставила театр. Необходимы срочные замены. Мы работаем по четырнадцать часов в сутки. ПЕРВЫЙ. Хорошо. Разговаривайте побыстрее с сеньором Чиголотти, и поплыли.
Гоцци подходит к Чиголотти.
ГОЦЦИ. Что происходит, Джузеппе? ЧИГОЛОТТИ (вполголоса). Я сам еще не понял. Но это не спектакль, и дураку понятно. Я во всем разберусь, обещаю тебе. Сейчас я сбегаю на рынок, куплю тебе табачку и бутылочку кьянти, чтобы ты не раскисал в тюрьме. Там сыро, захвати с собой плед. На тебе есть золотые вещи? ГОЦЦИ. Только медальон. ЧИГОЛОТТИ. Давай его сюда. Там его от тебя отберут, а потом скажут, что потеряли. Я сидел в этой тюрьме как-то раз, поэтому я знаю. ГОЦЦИ. Выясни, кто донес. (Отдает ему медальон). ЧИГОЛОТТИ. Непременно. В тюрьме будешь сидеть не один. Старайся ни с кем не разговаривать, особенно по делу. Там каждый второй стукач. ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, нам пора. ГОЦЦИ. Да, пойдемте. (Чиголотти). Скажи слуге, пусть сделает все необходимое. Я уже не успеваю. И деньги на все про все будешь брать у него. ЧИГОЛОТТИ. Самую малость. А то у меня в карманах ни сольдо.
ЧИГОЛОТТИ. Тут меня спросили, как это могло быть , чтобы актриса Бурлакова, которая сейчас репетирует в сцене из венецианской жизни, одновременно исполняла роль Прекрасной Дамы в сцене "Застольная беседа". Отвечу прямо: не знаю. Для примера. Исследователь смотрит в микроскоп и видит: шевелится что-то кишечеполостное. Зачем оно там, кто его туда усадил? Неведомо. Но, с другой стороны, если оно уже там, стало быть, это кому-нибудь нужно? Здесь тайна. Нужно верить. Но мы отвлеклись. Для перехода к следующей сцене требуется некоторое пояснение. Война между ОЛПД и колхозом "Путь Капитала" обескровила ОЛПД и ввергла его в упадок. Новый Друг Элм взорвался и был подзахоронен к своему отцу, товарищу Кацу. Седок женился на Иринии, но продолжал украдкой посещать Чаепития. Он также, в обход Регламента, подкарауливал Прекрасную Даму на городском кладбище, когда она навещала могилу своего погибшего возлюбленного. Однажды Иринии стало известно об этих кладбищенских встречах, и она решила положить им конец. Сцена так и называется: " Встречи на кладбище".
Уходит за кулисы.
8.3. ВСТРЕЧИ НА КЛАДБИЩЕ.
Действующие лица: Прекрасная Дама (без текста),
Мафилькин, Седок, Ириния, потом Клаус (без выхода).
Поздняя весна. Городское кладбище. Могила Ста
рого и Нового Элмов. Прекрасная Дама возлагает
гвоздики на плиту, меняет воду в банке, вырывает
сорняки, коварно расплодившиеся с прошлого раза.
Мафилькин и Седок стоят неподалеку и тихо беседуют.
Внезапно грохот за сценой и перемена освещения.
Такое уже было, в самом начале спектакля.
СЕДОК.
Ириния идет . Бежать внезапно
Иль текст читать? - Понять никак нельзя,
Коль Драматург не сделал раз?ясненья.
И что же делать бедным персонажам,
Когда неясен ближний жребий даже,
А сцена, элегичная вначале,
В конце тупой исполнена печали?
МАФИЛЬКИН
Рассей пустую думу, страх ребячий,
Как некий драматург сказал когда-то.
К чему сюда Иринии являться,
Когда она с поллитрою в постели,
Ласкает ухо шумом радиолы,
Или с каким любовником банальным
Трясет кровать, чтоб похоть утолить?
CЕДОК
Меня тебе не изменить во мненьи,
Что здесь имеет место отомщенье.
Ириния отмыть готова кровью,
Те дни пустые, что мы с ней бывая,
Бездарно-безнадежно убивали,
Хотя б и называя их Любовью.
Пойдем же, друг, оставим эту сцену,
Переместимся к левому порталу,
Чтобы отмщенью , названному выше,
Ничто нигде ничем не помешало.
Мы попусту не потревожим Даму,
Пусть стороною наблюдает драму.
Седок и Мафилькин и Прекрасная Дама пря
чутся в заветрие. Гроза началась. Ведрами
льет на сцену дождь. Седок не ошибся: Ири
ния возвращается за ним. Она напоминает:
искушенному зрителю - Леди Макбет, Брунгильду
и Оттилию в одном флаконе, неискушенному
зрителю - жену перед уходом на работу.
ИРИНИЯ
Услышь меня, бессовестный предатель,
Колодцев непрерывный отравитель,
Несчастный врун и блудодей притом!
Терпела я, когда ты с этой сучкой,
Ты с этой блядью, с этой прошмандовкой,
Встречался явно, на глазах у всех,
В дозволенных приличьях оставаясь.
Но чтоб терпеть подпольные стихи,
А также неотправленные письма,
Иль поджидать ночные телефоны,
Едва ли сил достанет у меня!
МАФИЛЬКИН.
Как она хороша, в этом старомодном шушуне. Ириния Седок,
в девичестве Парамонова-Мафилькин. Ируля, не вылезай на аван
сцену! там льет из ведра. Держись луча.
ИРИНИЯ
(возобновляет чтение , восстановив свои
позиции, с большим самообладанием)
Регламент есть, его не отменяли.
Там сказано: не чаще раза в год,
Любитель Дамы может появляться
В ЗУПД, чтобы рядом вместе с ней
(Опять-таки в приличьях оставаясь)
Предаться поминаниям былого.
Всего лишь день на эту процедуру
Регламентом отпущен благостойным.
В иные дни, оставшие в году,
Любитель Дамы быть примерным мужем,
Отцом и дедом должен оставаться,
Работником умелым и усердным,
Чтоб денег в дом поболе приносить.
Ты ж запустил хорошую работу.
Тебе давали место. Ты его
С негодованьем попросту отвергнул.
За комнату неплочено вобще.
Ребенок ходит в стоптанных ботинках.
А акции, что акции твои?
Иль дивиденды? - Это ж просто слезы!
Бывало, погляжу в сертификаты,
И не пойму, то ль ими подтереться,
То ль печку превосходно растопить.
СЕДОК
( в негодовании )
Так подотрись! Но уж потом втуне
Не помышляй о курсовой цене!
МАФИЛЬКИН
(Седоку, зловещим шепотом)
Держи себя в руках, не спорь напрасно,
Здесь гнуть свое становится опасно.
Получишь в глаз, что и не раз бывало.
Гордыню бы смирить тебе пристало.
Что до меня, с племянницею Ирой
Намерен разрешить я дело миром,
В семью вернуть зарвавшегося мужа.
Ты возразишь, что будет только хуже.
На что отвечу: ежели посмеешь
Семью покинуть завсегда успеешь.
Ребенка оставляя сиротою,
За бедности последнею чертою.
(Иринии)
Зову тебя, как Гавриил с трубою,
Заткнуть фонтан, отверзнутый тобою.
В благопристойном нашем антураже
Изрядную ты заварила кашу.
Уймись, толстунья! Стыдно выступать
На клубной авансцене в этом весе.
Конечно же, ты можешь заявлять,
Что дело не в тебе, а вовсе в пьесе,
И Драматург дал толстою тебя,
Твой персонаж изрядно не взлюбя.
Но возражу на обвиненье это,
Что есть на все народные приметы.
Ведь висельник, понятно, не утонет,
А толстого, известно, не схудит.
И ветер дряхлый дуб к реке не склонит,
И в животе зазря не забурлит.
Поэтому своею толстотою
Обязана ты общему настрою.
Нелепо под кладбищенскою сенью
Форсировать плохие настроенья.
Такая вопиющая беспечность
Ввергает нас в дурную бесконечность.
(В примирияющем ключе)
Вам надлежит немедля помириться,
Тесней друг с другом за руки сплотиться,
Чтоб жизненные вечные проблемы
Решать вдвоем и не впадать в дилеммы,
Реальность с Идеальным не мешая
И Жизнью Клуба не перегружая.
Всему есть место и всему есть время.
Есть время убегать и возвращаться,
Есть время открываться, есть - скрываться.
Есть время думать, время говорить,
Есть время умножать, а есть - делить.
Вам эту мысль не внове вовсе слышать:
Ведь мы - как прочитали, так и пишем.
Как малые народы: мы поем,
Что видим в окружении своем.
( Голосом усталого человека )
Мне все это порядком надоело.
Мирить чужих людей - пустое дело.
Доныне я стихами из?яснялся,
Но Драматург, как пить, перестарался.
Поэтому, взыскуя примиренья,
Закончим в прозе наше рассмотренье.
Дождь из ведра кончился. Кладбище погружается
в отсыревшие мглистые сумерки. Тихо.
ИРИНИЯ. Много прозвучало здесь стихов, причем не самой высокой
пробы. (Мафилькину). Я приветствую твои миротворческие потуги. Но они здесь неуместны. Ему было сто раз говорено-переговорено, а он все делает по-своему. Ну что ж , пусть нам будет хуже.(Седоку). У тебя есть ровно пять минут, прощайся со всеми и пошли.
СЕДОК. Чуть позже.
ИРИНИЯ. Нет уж хватит. Пьеса пьесой, а жизнь идет своим чередом, и нечего отлынивать. У тебя еще полно работы по дому.
СЕДОК. Ладно, подожди меня в автомобиле на платной стоянке.
ИРИНИЯ ( в понятном раздражении ) Нет уж, дружочек, закру
гляйся, а то ты мастер мимо Регламента, а нам еще в супермаркет
ужинать.
СЕДОК. Только пять минут. Попрощаться с детством.
ИРИНИЯ (поразмыслив) Можно сделать и наделать очень много в
пять минут. Я иду в машину только в форме компромисса. Секундомер
пошел. Готовься.
СЕДОК ( воодушевленный ) Вот за это тебе огромнющее спасибо
от имени всех работников клубной сцены!
ИРИНИЯ. И как тебе не надоело строить из себя полного клоуна на посмешище всему стадиону.
Уходит за кулисы. Пауза.
МАФИЛЬКИН. Пяти минут действительно за глаза. Отыграем финал, и пойдешь себе в машину.
СЕДОК. Предлагаю сыграть финал двумя сценами позже, а за это время пусть монтировщики сделают перестановку.
МАФИЛЬКИН. Насколько все это сценично, вот вопрос. (Поразмыслив). Хотя ... Как ты планируешь производить перемену декораций?
СЕДОК. При помощи поворотного круга.
МАФИЛЬКИН. Тогда принимается. Поворотный круг - это рейнхардтовские штучки, это карусельная атмосфера, и вполне отвечает нашим задачам. Дефицит содержания мы скомпенсируем избытком сценических приспособлений. Ты сам попросишь, чтобы нас отогнали на задний план, или мне сходить.
СЕДОК. Да просто крикни в кулисы, чтобы они там подсуетились.
МАФИЛЬКИН (кричит). Алло, Клаус, ты где?
КЛАУС (за кулисами). Я весь здесь.
МАФИЛЬКИН. Слушай, скажи монтировщикам, чтобы включили поворотный круг. Мы тут уже все.
КЛАУС (за кулисами). А финал что, играть не будете?
МАФИЛЬКИН. Да пока погодим. Попозжее.
КЛАУС (за кулисами). Ну, как хотите. Мы , правда, на той стороне уже подмонтировали сцену из венецианской жизни. Может, не надо ее пока открывать, а то весь эффект пропадет.
МАФИЛЬКИН. Умно'. Тогда пусть включают круг, мы от?едем, а ты тем временем пустишь занавесочку.
КЛАУС (за кулисами). Как захотим, так и сделаем.
Включаются электромоторы под сценой. Прекрасная Дама,
Мафилькин и Седок уезжают на поворотном круге на
задний план. Одновременно на передний план выезжает
декорация венецианского дома, но этого нельзя
увидеть, потому что занавес. Выходит Чиголотти.
ЧИГОЛОТТИ. Наш спектакль завершает блок сцен под единым названием "Прощание с прошлой жизнью". Они скажут сами за себя, и я не берусь их комментировать. Назову лишь порядок сцен: "Прощание в Венеции", "Прощание в Заповеднике", а завершает все собственно финал пьесы "Чаепитие У Прекрасной Дамы", который персонажи пьесы должны были сыграть только что, но не стали. И на этом конец. По завершении спектакля мы ждем аплодисментов или гнилых помидоров, но мы будем не готовы к равнодушному молчанию. Оно нас попросту прикончит. Я не прощаюсь. Скорее всего, я еще появлюсь по ходу пьесы. А если будете уходить - не оставляйте свои личные вещи.
Уходит за кулисы.
8.4. ПРОЩАНИЕ В ВЕНЕЦИИ.
x x x
Любители фьяб, сатурналий, басен
стекаются узенькими проулками
на пьяцца Сан-Марко. В праздных прогулках
вид на Лагуну предельно ясен.
Колокольню спиной подперев, полезно
спрятаться в тень. Мимо льва-грамотея
Амур под конвоем влачит Психею,
а той с похмелья по сердцем тесно.
Тюряга Пьомби не скрасит вида,
не обернутся равниной холмы, и
в самый разгар болтовни безобидной
доносы дожам строчат кумовые,
чтоб следом увялая коломбина,
собравши в узел припасы снеди,
просила свиданки: ее так любимый
уж год на казенной сидит диете.
И вот он ей пишет: явились крысы,
пришли шерстяные носки и кьянти,
от вшей помогает родиться лысым,
в беспамятстве не наживешь понятий.
А про себя: тюрьма - повсеместно,
в мозгах, во дворце, в надтреснутом сердце.
Боль против сна; но время приклонит
и губы - избыть извивы в ладонях.
Воздуху мало; бредут химеры
донны в мантильях, гондолы, кхмеры,
шпалы, форпосты, концерты, письма,
лозунги на-десять сольди истин.
Он спит, не чуя луны над крышей.
Холодный луч черепицу лижет,
тонкою струйкою затекая
в чуланы, где и, мерцая, тает.
x x x
Действующие лица: Теодора Риччи, Карло Гоцци.
Венеция раннею весной. В каналах плещется вода.
Утро в доме Карло Гоцци. Спальня. Теодора лежит
в постели, она только что проснулась, а Карло
Гоцци сидит за столом и пишет.
ТЕОДОРА. Который час, Карло? ГОЦИИ (вынимает брегет из жилетного кармана). Девять. Когда приплывет гондола? ТЕОДОРА. В десять, если Пьетро не проспит. На твердой земле экипаж ждет меня в двенадцать. Мы успеваем с запасом. ГОЦИИ. Нет, надо поторопиться. Ты собрала вещи? ТЕОДОРА. Еще со вчерашнего утра. ГОЦИИ. И ты окончательно решила уехать? ТЕОДОРА. Ты уже спрашивал. Принеси мне конфетку.
Пока Гоцци ходит за конфетами в парадную залу,
Теодора встает и проворно одевается. Гоцци при
носит конфеты, Теодора берет одну и надкусывает.
ТЕОДОРА. Обожаю diablotins de Naples, особенно по утрам. Они меня приводят в чувство. ГОЦИИ. Они напоминают тебе о Гратороле. С тех пор, как он укормил своими конфетами всех наших девочек, меня от них воротит. ТЕОДОРА. От конфет или от девочек? ГОЦИИ. От всех. Я их больше не люблю. ТЕОДОРА. Я ведь не спала с Граторолем, ты же знаешь. ГОЦЦИ. Не спала. ТЕОДОРА. И именно поэтому ты вывел его в своей пьесе полным дурачком, а он обиделся, наговорил всем кучу глупостей, нажил себе неприятностей на самом верху и в конце концов сбежал. ГОЦЦИ. Сам виноват. Вам не надо было зажиматься за кулисами, когда я проходил мимо. ТЕОДОРА. Какие пустяки. Вспомни себя в молодости. ГОЦЦИ. Не напоминай о моем возрасте. У меня сразу же все начинает болеть. ТЕОДОРА. Извини, я тебя обидела. (Берет со стола рукопись). Еще одна сказка? ГОЦИИ. Нет, автобиография. Я назову ее "Бесполезные воспоминания". ТЕОДОРА. Ты сказал "автобиография" таким голосом, как будто речь идет о завещании. ГОЦИИ. Похоже на то. ТЕОДОРА. Прекрати, пожалуйста. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна. (Выглядывает в окно). Венеция просыпается. Зима на исходе. Мы снова будем гулять по Большой площади без накидок. С твердой земли нам навезут тысячи тюльпанов. На набережной арабы раскинут ковры, а мы засядем за столики в кофейной у Гранд Канала и будем смотреть, как плывут гондолы, а гондольеры в соломенных шляпах с красным рантом перекрикиваются друг с другом и смеются. ГОЦЦИ. Забудь. Уже через месяц тебя можно будет встретить с богатыми ухоженными господами в Люксембургском саду. Они избалуют тебя твоими любимыми конфетами и безделушками, чем богаты лавчонки у Нотр-Дам де Пари. В саду Тюильри вы , резвясь, будете опрыскивать одеколоном цветы, чтобы они сменили запах. И будет море солнца и твердая земля под ногами. Но однажды, попомни меня, ты вспомнишь о Венеции, которую ты оставила. Я не хочу, чтобы это воспоминание застало тебя врасплох. ТЕОДОРА. Я пожалею о том, что уехала, тут ты прав. Слишком сильно я люблю этот город. Но теперь мне необходимо его покинуть. Я чувствую, что моя жизнь должна перемениться. Карло, я слишком долго жила в мире твоих сказок. Меня окружали короли-олени, говорящие статуи, синие чудовища, вымышленные китайцы. Ты потчевал своими сказками Венецию, которая сама по себе сказочный мир. Жизнь, театр, сказка, - все перемешалось внутри нас. Карло, ты спишь и не желаешь просыпаться. И я спала рядом с тобою на одной кровати. Я делила твой успех и твои неудачи. Когда ты закрылся в гостиной и плакал, как маленький мальчик, оттого что одна из твоих сказок с треском провалилась, а аббат
Кьяри немедленно и во всеуслышанье об?явил тебя исписавшимся, кто утешал тебя, и плакал вместе с тобой? Мы пережили незабываемые времена. Но всему настает срок. Карло, неужели ты не замечаешь, что Венеция умирает? КАРЛО. Не говори так. Пусть ты опять права, но твоя правота убивает. ТЕОДОРА. Пойми меня, Карло, я не могу не делать тебе больно. Мое сердце сжимается в тоске. С каждой новой весной я вижу, что Венеция просыпается все с большей и большей неохотой. Наш город, Карло, многое повидал на своем веку. Он многое пережил, он столько раз вымирал от чумы, он отстреливался от турков с кораблей, он подымался на рукотворной земле, он освящен гением Тинторетто, Карпаччо, твоим гением, Карло, и не надо морщиться, ты великий человек. Ты аристократ, ты граф, ты патриций. Если меня, взбалмошенную девчонку из Сан Самуэле, кто и вспомнит, так только оттого, что я испортила тебе и Сакки не одну пинту крови. Но этот город обречен. Он одержал все свои исторические победы, и он почил на лаврах, и уже целый век празднует. И он не хочет думать о будущем. Но время течет неумолимо. И в один прекрасный день, Карло, от нашей с тобой Венеции останется только бледная тень. Вот поэтому я уезжаю. Я не хочу умирать, не проснувшись. Я не сказочная, я - живая. КАРЛО. Понимаю. Красивая молодая женщина, талантливая актриса. Ты пьешь любовь, покуда ты молода. Ты - яркий душистый цветок, и ты должна расти на твердой земле. Поэтому ты уезжаешь. Все правильно. ТЕОДОРА. Я люблю тебя, Карло. Так я никого никогда не любила. У меня было много арлекинов. Я отдавалась им безумными ночами карнавала, но, как только они приедались мне, я прогоняла их прочь, и жалобы их меня не трогали. Но ты открыл мне глаза. Ты никогда меня не домогался. Но, когда ты в первый раз овладел мной, ты сделал это трепетно и почтительно. Я была хрупкою драгоценной диадемой в руках мастера. И нашу первую ночь я буду помнить до тех пор, пока не умру. КАРЛО. Нет, Теодора, молчи. О Господи. (Плачет). ТЕОДОРА. Плачь, родной мой, плачь. (Целует его и сама плачет). Я уезжаю, ты остаешься один. А я не зову тебя с собой, потому что без Венеции ты не можешь. Ты - житель островов, твердая земля не по тебе. Ну хватит, Теодора, не реви, еще наревешься всласть. (Вытирает глаза платком). Боюсь, что я уезжаю не одна. Я увожу с собою наш успех. Карло, комедии дель арте приходит конец. Мы пережили пик зрительского интереса. Я не хочу себя захваливать, но верь, я была не самой плохой Коломбиной из всех, кто когда-либо выступал на подмостках нашего Сан Самуэле, твоего Сан Самуэле. КАРЛО. Ты была самой лучшей Коломбиной Венеции. Ты ею и останешься. Боюсь, что с твоим от?ездом нас ждут неприятные и необратимые перемены. ТЕОДОРА. Я вчера долго разговаривала с Сакки. Он в полнейшей растерянности. На Турандот и Клариче он будет вводить Анриетту, но он не уверен, что она справится. КАРЛО. Она не справится. Бедный Сакки, бедный Сан Самуэле. Мне придется написать новую сказку, специально на Анриетту. Боюсь только, что это будет сказка с грустным концом.
Стук в дверь. Слуга докладывает, что подплыл Пьетро
и просит сеньору Риччи поторопиться, потому что подни
мается ветер, и в лагуне неспокойно. Все вещи уже в
гондоле. Гоцци говорит, что сеньора Риччи будет через
пять минут. Слуга откланивается.
ТЕОДОРА. Давай попрощаемся. Мы расстаемся уже целую неделю, и это становится немного понарошку. Жизнь грубее и непригляднее наших снов. Поэтому ты не хочешь просыпаться. И ты прав. И я еще соврала тебе одну вещь. Я была с Гратаролем. Тогда мы с тобой уже были любовниками. А в тот вечер я просто напилась. Со мной так бывает. КАРЛО. Теперь это неважно. Ты напишешь мне из Парижа, как приедешь? ТЕОДОРА. Как только присмотрю себе жилье. Карло, я дарю тебе одну вещицу. В этом медальоне - мой портрет. Я заказала его год назад, как раз на такой вот случай. Возьми его. Когда тебе будет очень одиноко, ты вспомнишь обо мне. КАРЛО. Ты - славная девочка, я благодарю тебя. (Берет медальон и вглядывается в портрет). Представляю, во что ты превратишься лет через тридцать. (Смеется). ТЕОДОРА (стукает его кулаком в грудь). Ах ты, негодный старикашка! Кто бы говорил! (Улыбается). С тобой мне было весело. Прощай.
Уходит. Гоцци садится за стол. Лицо у него
как белая восковая маска. Проходит несколько
минут. Занавес начинает закрываться, но вдруг
останавливается на полпути. В комнату Гоцци входят
четыре человека, одетые в черно-белые баутты - маски
с капюшоном. Двое "баутт" выходят из-за кулис, и еще
двое прямо из зрительного зала поднимаются на
авансцену. Один из вошедших сразу принимается
рыться в бумагах Гоцци, берет со стола рукопись,
разглядывает ее.
ПЕРВЫЙ. Подождите закрывать занавес. Сначала мы исполним предписание, а потом вы продолжите спектакль.
В недоумении на сцену выходит Чиголотти.
ЧИГОЛОТТИ. Позвольте, но вас нет в пьесе! ПЕРВЫЙ. Да причем тут ваша пьеса! Не мешайтесь под ногами. (К Гоцци). Вы граф Карло Гоцци, драматург?
Гоцци в растерянности глядит на Чиголотти,
потом на "баутту".
ГОЦИИ. Да, я Карло Гоцци, но ... ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, вы арестованы по подозрению в государственной измене. Мы действуем по доносу. Вам разрешено захватить с собой личные необходимые вам вещи. Перо, бумага, чернила не разрешаются. Вас сейчас сопроводят в тюрьму, а мы произведем у вас обыск. Мы ищем письма от одного из министров французского двора. Они адресованы вам и изобличают вас как шпиона короля Франции. Если вы что-либо знаете об этих письмах, мы предлагаем вам сдать их дробровольно, и вам это зачтется. ГОЦЦИ. Здесь явная ошибка. Я... (Умоляюще глядит на Чиголотти). ПЕРВЫЙ. Вы хотите сказать, что у вас их нет?
ГОЦЦИ. Да. (Внезапно что-то понял). В какую тюрьму вы меня отведете? ПЕРВЫЙ. В Пьомби. ГОЦЦИ. Мост Вздохов. Я могу написать записку своему слуге? ПЕРВЫЙ. Нет. Вы можете все приказания передать на словах, в нашем присутствии. ГОЦЦИ. Могу я поговорить с сеньором Чиголотти? ПЕРВЫЙ. Да, но недолго. Мы должны доложить о вашем задержании в Коллегию. Они обеспокоены, как бы вы не сбежали. Кстати, вы не знаете ничего о местонахождении актрисы театра Сан Самуэле Теодоры Риччи? ГОЦЦИ. Ни малейшего представления. ПЕРВЫЙ. Но она, как нам известно, до последнего времени была вашей любовницей. ГОЦЦИ. Мы расстались неделю назад. Взбалмошенная девчонка спуталась с каким-то оборванцем с твердой земли. ПЕРВЫЙ. А чья гондола только что отчалила от вашего под?езда? ГОЦИИ. Синьорита Анриетта Дзаппо, одна из наших актрис. Брала у меня уроки сценодвижения. ПЕРВЫЙ. В десять утра? ГОЦЦИ. К сожалению, сеньора Риччи оставила театр. Необходимы срочные замены. Мы работаем по четырнадцать часов в сутки. ПЕРВЫЙ. Хорошо. Разговаривайте побыстрее с сеньором Чиголотти, и поплыли.
Гоцци подходит к Чиголотти.
ГОЦЦИ. Что происходит, Джузеппе? ЧИГОЛОТТИ (вполголоса). Я сам еще не понял. Но это не спектакль, и дураку понятно. Я во всем разберусь, обещаю тебе. Сейчас я сбегаю на рынок, куплю тебе табачку и бутылочку кьянти, чтобы ты не раскисал в тюрьме. Там сыро, захвати с собой плед. На тебе есть золотые вещи? ГОЦЦИ. Только медальон. ЧИГОЛОТТИ. Давай его сюда. Там его от тебя отберут, а потом скажут, что потеряли. Я сидел в этой тюрьме как-то раз, поэтому я знаю. ГОЦЦИ. Выясни, кто донес. (Отдает ему медальон). ЧИГОЛОТТИ. Непременно. В тюрьме будешь сидеть не один. Старайся ни с кем не разговаривать, особенно по делу. Там каждый второй стукач. ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, нам пора. ГОЦЦИ. Да, пойдемте. (Чиголотти). Скажи слуге, пусть сделает все необходимое. Я уже не успеваю. И деньги на все про все будешь брать у него. ЧИГОЛОТТИ. Самую малость. А то у меня в карманах ни сольдо.