ПРЕКРАСНАЯ ДАМА (кричит Мафилькину в ухо). Почему нас все время тянет на кладбище?
МАФИЛЬКИН. Явно отжили свое!
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я стояла без текста, у меня было время
подумать. Что-то с нами не в порядке.
СЕДОК. Мы напоминаем друг другу непропеченые до конца булочки.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Примерно так. Мы слишком напрягаемся, мы как-то не умеем себя вести. Мы бьемся лбом в одну и ту же стену, как заведеные. Потому что мы персонажи, мы выполняем предписанные действия. Но Драматург, воплотивший нас, никудышный, поэтому мы постоянно запинаемся о текст. Нам следует махнуть на Драматурга рукой, сойти с этой авансцены, где стоим, и никогда больше сюда не возвращаться.
МАФИЛЬКИН. Идея неплоха. Но ничего не делается с бухты-барахты. Вот Новый Элм тоже все порывался куда-то слинять. И что же? Сектор Х, тридцать шестой ряд, двенадцатая могила с правого края. Помним, любим, скорбим. Подзахоронение разрешаю, начальник кладбища Клаус.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Пусть так. Но он свободен.
СЕДОК. Просто вышел весь воздух. Оставшимся по эту сторону
предписано лучше выучивать свой текст и не давать лишних реплик. Прос
то знать текст, владеть мизансценой, ловить выгодный свет.
МАФИЛЬКИН. Ты впадаешь в другую крайность. Твоя позиция пропитана откровенным пессимизмом.
СЕДОК. Ты не понял. Я хочу остаться на свободе, разнообразя схему, а не выламываясь из нее.
Гневливое бибиканье доносится
с южной стороны кладбища.
МАФИЛЬКИН. Вот как раз я слышу голос подлинной свободы.
СЕДОК. Пора.
МАФИЛЬКИН (тряся ему руку). Будете у нас на Колыме, заходите.
Пятый барак направо.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я надеюсь, тебе удалось хоть немного отдох
нуть. В нынешнее Посещение ты бледно выглядел.
СЕДОК. Хворал. А всякая болезнь проходит, хотя бы и посмертно.
МАФИЛЬКИН. Вы бы хоть поцеловались на дорожку.
СЕДОК. Не по Регламенту.
ГОЛОС ИРИНИИ (кричит в мегафон за сценой). МНЕ ДОЛГО ЕЩЕ
ЖДАТЬ, ЗАСРАНЕЦ ТЫ ЭТАКИЙ?!
СЕДОК. Усопшие подпрыгнули во гробех и перевернулись на другой бок.
МАФИЛЬКИН. Тебе следует поторопиться. Иначе возможны и другие акты вандализма. Не мне тебя учить.
СЕДОК. Хотел получить роль в античной драме, а выходит
форменное позорище.
МАФИЛЬКИН. Избиение катакомбных христиан на стадионе Диокле
циана и фильм на эту же тему. Когда смотришь фильм, чувства рождаются
благородные, а когда тебя самого мучают, то ничего, кроме боли и стыда.
СЕДОК. Я люблю вас всех. Я жил как во сне, и перед уходом
я имею право договаривать до конца. Мы персонажи, но даже самый заху
далый персонаж имеет право надеяться. Если бы не так, то играть в этой
пьесе стало бы совершенно невыносимо. Прощайте. Через год, я надеюсь.
Уходит на зов гудка, и одинокий световой луч
сопровождает его уход до самой кулисы.
Вернется ли, неведомо и Драматургу. Пауза.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мы будем ждать его молча или читать какой-ни
будь текст?
МАФИЛЬКИН. Он обозвал нас утюгами. Он выдернул нас из сети,
вульгарный электрик, и от этого мы начинаем терять вякую память.
Сдуваемся, точно Элмы какие-то. Посему, дабы не усугублять, предлагаю
забываться молча.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мы увидим сад, как он говорил.
МАФИЛЬКИН. Не уверен. Но, опять же, надеюсь, как он говорил.
Гулкая барабанная дробь прерывает сей
диалог. За дробью внимательному уху слы
шится еще и некая ритмичная музыка, рожден
ная страстью и хорошей погодой.
Появляется Клаус.
КЛАУС (пританцовывая). Матана ку, ы, э, матана ку. (Зави
дев наших персонажей). А чего, вы разве еще здесь?
МАФИЛЬКИН. А где нам еще быть.
КЛАУС. За кулисами, вестимо. Неграм тоже ведь надо подготовить
площадку.
МАФИЛЬКИН. Еще и негров каких-то выдумал.
КЛАУС. Ничего я не выдумал. Это вы тут заигрались, и не за
мечаете, что вокруг вас творится. На сегодня в Клубе намечен концерт
негритянской народной песни с элементами эротики. Афиша висит еще с
прошлой осени, а вы ходите мимо и не видите. В городе беспредел,
билеты давным-давно с руками оторвали. Негры меня к вам послали ска
зать, чтобы вы уходили, а то они на малой сцене репетируют, но там
акустика не та, а им надо настроить инструменты по залу.
МАФИЛЬКИН. Не знаю, как негры, а ты, дружок, к концу спектакля
совершенно охамел.
КЛАУС. Просто я очень негров люблю. У меня и на магнитофоне записано. Вот жду не дождусь, когда спектакль закончится. Родные они мне по жизни. (Приплясывает и поет:) Невэ невэ чейнж элавс ин зе мидл оф зэ найтс! Ых, залетные! (Так, приплясывая, и задвигается в кулисы).
МАФИЛЬКИН. Вот хренота нездоровая.
Музыка усиливается. Доносится громкий
не отмеченный мыслью смех, разговаривают:
"Биссейса! Нгобо кухэ милля аффана!"
Звякают пустые бутылки (исполнители отдыхают).
МАФИЛЬКИН. (Прекрасной Даме) Ты на концерт пойдешь?
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мне, честно говоря, не очень хочется.
МАФИЛЬКИН. Мне тоже не хочется, но надо. Так будет легче
вернуться в фазу утюга.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я понимаю.
МАФИЛЬКИН. Снять грим, переодеться. Буду ждать тебя
в фойе через полчаса.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Купи мне пирожок в столовой. У тебя есть
деньги?
МАФИЛЬКИН. Есть.
Прекрасная Дама и Мафилькин покидают сцену. Теперь музыка
звучит во всю мощь. Это хорошая музыка, но не из этого спек
такля. На сцене, пританцовывая, появляются: Бухие Монтиров
щики, Уборщица, Негры, Одетые и Не Совсем. Оглянувшись,
персонажи могли бы увидеть, как разбираются декорации,
исчезает иллюзия, рушится мир. Треск. Это, вместе с проволо
кой, на чем висел, вместе с вырванными креплениями,
на сцену Падает Занавес.
9. ЭПИЛОГ В ВЕНЕЦИИ.
С?емки эпилога спектакля "Чаепитие у Прекрасной Дамы",
поставленного по одноименной пьесе Драматурга, совер
шаются в павильоне. На стуле перед кинокамерой, как бы
укорененный в пустоте, сидит Чиголотти. Он читает текст.
ЧИГОЛОТТИ. Чудесное превращение городского Клуба в театр Сан Самуэле, что в Венеции, произошло по неосторожности Горисполкома. Горисполком направил Мафилькину ответ на его письмо о Реставрации Духа Венеции. Этот любопытный документ сейчас при мне, и я его зачитаю. (Надевает очки).
Номер такой-то от такого-то на номер такой-то от такого-то
Руководителю АОЗТ "ОЛПД" т. Мафилькину
О путях Реставрации Духа Венеции
Ваше письмо содержит интересные предложения, касающиеся актуализации феномена Прекрасной Дамы в рамках проекта Реставрации Духа Венеции. Однако в связи с тем, что международный климат в последнее время, как вы знаете, резко ухудшился из-за неконструктивной позиции ряда западных государств, то реализация предложенного Вами проекта на территории Венеции в настоящий момент невозможна. Также является недопустимым включение Венеции в состав городов-побратимов нашего города.
В то же самое время спектакль "Чаепитие у Прекрасной Дамы", задуманный и выстроенный как массовое театрализованное представление, мог бы иметь успех и в нашем городе. Пути к этому могут быть следующими. 1. Венецианский антураж, необходимый в представлении, возможно воссоздать при помощи плакатов с изображением видов Венеции. 2. Необходимое звуковое сопровождение может быть осуществлено через громкоговорители, по которым в момент представления могла бы транслироваться итальянская эстрада. 3. На специально сконструированном помосте параллельно основному действию разыгрывались бы сценки традиционной для Венеции комедии дель арте. 4. Повсеместно велась бы выездная торговля блинами и чаем. 5. В городском парке интенсивно крутилось бы колесо обозрения, откуда представление можно было бы наблюдать во всей полноте. 6. А ближе к вечеру на реке устроили бы соревнования на байдарках, замаскированных под гондолы.
В связи с изложенным Горисполком
Р Е Ш И Л :
1. В кратчайшие сроки организовать Реставрацию Духа Венеции посредством театрализованного представления "Чаепитие у Прекрасной Дамы" силами городского Клуба и на его материальной базе.
2. Все расходы по проведению праздника отнести на расчетный счет АОЗТ "Общество Любителей Прекрасной Дамы".
Председатель Горисполкома Такой-То.
ЧИГОЛОТТИ. Горисполкомовские и сами не ожидали, что их решение, еще только отпечатанное на бумаге, немедленно возымеет силу закона. Дух Венеции был отреставрирован за одно мгновение. Просто Венеция сама явила себя в пределах Клуба. И мы все были тому свидетелями, когда "баутты" забрали Карло Гоцци в свою гондолу и увезли его в Пьомби. Первоначально я растерялся и просто дал необходимый текст, полагая, что мы все еще в Клубе. Но потом я незаметно последовал за людьми в масках - и через мгновение очутился на набережной Гранд Канала, в Венеции, в последней трети восемнадцатого века. Когда я выходил из Клуба, я обернулся назад и увидел родной мне театрик, которому я отдал жизнь. Я сразу захотел вернуться. Мне показалось, что я вновь встречусь с Сакки, с Анриеттой, с Теодорой, с нашими. Но тут я сделал шаг назад, потому что понял, что за дверью только провал в будущее, только Клуб. Я испугался, но мой испуг оказался плодотворным. Вдруг я почувствовал, что оставшиеся по ту сторону - мои друзья, но до неузнаваемости потраченные временем, и, чтобы вернуться домой, им необходимо сделать усилие. Домой, по счастливой случайности, вернулись Гоцци, Теодора и я. Правда, Гоцци возвращался не домой, а в тюрьму, Теодора покидала родину и уезжала на произвол судьбы, а я просто увязался за ними следом. Венеция приняла меня, потому что при переходе через порог Клуба я полностью ответил предлагаемым Венецией обстоятельствам, я доверился Венеции, я вошел в нее, как в поток, уносящий меня домой. Мы переступили предел, мы вернулись домой, а все прочее - тюрьма, ссылка - было делом поправимым.
Я помчался на рынок, я разжился кьянти и табачком, я навел справки, я дошел до Пьомби, я передал Карло посылочку. Мне подсказали, что у Карло есть влиятельный друг, живущий неподалеку от Санта Мария делла Салюте. Перевозчик доставил меня к порогу дома за какие-то полчаса, я расщедрился, он клятвенно уверил меня, что подождет, пока я не улажу свои дела, но очень просил поторопиться, потому что погода портится, в лагуне неспокойно, и наводнения можно ожидать с часу на час. Хозяину дома доложили обо мне немедленно. Он вошел , одетый в костюм венецианского купца Панталоне, и сразу успокоил меня, сказав, что полностью в курсе дела, что на Гоцци наговаривают, что никаких писем нет. Следствие продержит графа Гоцци в тюрьме положенные трое суток и отпустит. А человек, который оклеветал графа Гоции, будет найден уже сегодня вечером или завтра утром.
Вода начала подыматься стремительно. Венеция забила тревогу в свои колокола. Небо потемнело. От колокольни Сан-Марко несся сигнал бедствия, и подхватывался на других берегах, в делла Салюте и на колокольне Санджордже. Как назло, начался ливень. Мы, крадучись и озираясь, двинулись вдоль Canale Grande. Вымокший и дрожащий, я наконец проник в пределы Клуба. Вода залила цокольный этаж, я поднялся наверх по водосточной трубе. Когда я добрался до зрительного зала, я увидел зрелище трагикомическое. Вода не дошла всего пяти сантиметров до уровня авансцены. По партеру плавали стулья и лозунги. Зрители перебрались в бельэтаж Клуба, предусмотрительно захватив из буфета всякие с?естные припасы. Отдельные простофили и ленивцы не успели добраться до верхних этажей, поэтому они вылезали на авансцену из воды, подобно первобытным крокодилам. Я добрался до кулис и обнаружил там Седока, Мафилькина и женщину необыкновенной красоты, которую мне представили как Калерию Боттичелли, Прекрасную Даму, с кого, собственно, все и началось. Вся троица сидела и преспокойно попивала вино. Меня пригласили в компанию, я не отказался. На третьем стакане я понял, что прихожу в себя и, по всей видимости, не стану простужаться, а позывы такие были. Из разговора я понял: Калерия узнала, что наметился прорыв из Клуба в Венецию, и поспешила на помощь своим старым друзьям, предусмотрительно захватив с собою сухие карнавальные костюмы и выпивку. Мафилькин переоделся в костюм Панталоне, Седок, ничтоже сумняшеся, нацепил на себя одежку Пьерро, а Калерия, как я понял, еще на подходе к Клубу была Коломбиной.
Потом мы пошли на авансцену. Мафилькин добился тишины и сделал об?явление. Он сказал, что в связи с Реставрацией Духа Венеции на базе Клуба Горисполкомом произведены действия, не согласованные с администрацией Клуба. Во-первых, сказал он, в результате действий Горисполкома Венеция внепланово явила себя на Клубе, в результате чего полиция г. Венеции конца 18-го века, зайдя на спектакль "Чаепитие у Прекрасной Дамы", арестовала нашего многоуважаемого Драматурга, ошибочно приняв его за персонаж спектакля графа Карло Гоцци, в то самое время, как оный персонаж был всего лишь задействован в пространстве материала. Во-вторых, Венеция явила себя и стихиями (ветром и водою), чему мы все с вами являемся прискорбными свидетелями. Телефон не работает, поэтому позвонить в Горисполком и попросить, чтобы они прекратили свои безобразия, нету никакой возможности. Вероятно, сказал товарищ Мафилькин, к завтрашнему дню руководство разберется в случившемся и приостановит Реставрацию Духа Венеции. Но до тех пор надобно ждать или решаться. Тем, кто намерен оставаться по эту сторону, нужно просто дождаться завтрашнего дня. Вода спадет, зрители могут покинуть Клуб, позавтракать на скорую руку и двинуться в направлении Комбината. Всем прочим нужно примерять костюмы, любезно предоставленные г-жой Боттичелли, и срочно выучивать свой текст. Как показывает опыт, Венеция допускает до себя не всех возможных персонажей, а только тех, чей тип восполняет картину карнавала до целого. Вакансии Прекрасной Дамы, Седока, Мафилькина, Карло Гоцци, Теодоры Риччи и Чиголотти уже заняты. Венеция не вместит в себя двух посредственных драматургов, двух убогих попрошаек, двух безответственных руководителей. Зато требуется один резвый Арлекин и один злобный Командор. Арлекин станет приставать к любой актрисе, которую он сочтет красивой, а Командор будет ходить и пред?являть всем, кому только сможет. На что Председатель, стоящий неподалеку, сказал, что пред?явить не проблема, особенно в нынешней ситуации бардака и полной непонятки. Мафилькин отметил, что Председатель очень подходит на роль Командора, в репетициях он не нуждается, и, согласись он переступить порог Клуба, в орбиту его пред?явления могла бы, без преувеличения, попасть вся Венеция. На том и порешили.
К вечеру вода начала уходить. Для всех это послужило сигналом, что Горисполкомовские приостановили Реставрацию. Нужно было решаться. Те, кто освоился, новые перспективные персонажи, с легкостью перешагивали через порог Клуба и уходили в историю. Венецианский карнавал вступал в стадию кульминации. Вечернее небо расцветил праздничный фейерверк. Последними Клуб покидали Калерия Боттичелли, Седок, Мафилькин и ваш покорный слуга. Мы оставляли склеп, мы понимали, что больше никогда не ступим ногой на эту авансцену. В глазах своих друзей я видел легкую грусть, вызванную прощанием с чем-то очень знакомым и привычным, но теперь чужим. Двери Клуба захлопнулись перед самым нашим носом. Нас ждал карнавал, нас ждал Сан Самуэле, нам суждено было пережить последний расцвет Венеции и ее бесславный уход. Мы оставались в одиночестве, но впервые за многие годы мы дышали во все легкие, и показалось, что не успеем надышаться этим священным воздухом до самой могильной черты.
И последняя история. Карло Гоцци освободили в тот же вечер. От?езд Теодоры прибавил ему седых волос. Он уже было прекратил поиски доносчика, но однажды вечером слуга передал записку, Гоцци наскоро собрался, прихватил с собою шпагу и от?ехал. Слуга сопровождал Гоцци по дороге. Он-то и рассказал мне по секрету, что человек, которого Карло убил на дуэли, был одет в редкий для карнавала костюм - черный костюм Командора.
Я Чиголотти, я рассказываю венецианские истории. Я движусь по Большой площади в направлении колокольни Сан-Марко. За мной увязались дети. Они просят рассказать им сказку с веселым концом. Через площадь переходит девушка с каштановыми волосами. И тут я вспоминаю, что спросил Седок у Калерии в галерее Уфицци, и что она ответила ему. Я повторяю одни и те же сказки изо дня в день по многу раз. И есть одна сказка, которую я не рассказываю никому. В ней - множество непонятных для меня слов: Клуб, АОЗТ "ОЛПД", косяк. Иногда кажется, что действие сказки происходит в будущем, иногда - в прошлом. Но за словами приоткрываются надежда или отчаянье, горькая усмешка или заветная мечта. Я иногда вижу себя автором этой сказки, а иногда - пергаментом, на который заботливая рука неторопливо наносит новые знаки, а старый текст проступает со временем. Седок, если бы он составлял кроссворд, обязательно включил бы в него слово из десяти букв - палимпсест.
1984 - 1995.
МАФИЛЬКИН. Явно отжили свое!
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я стояла без текста, у меня было время
подумать. Что-то с нами не в порядке.
СЕДОК. Мы напоминаем друг другу непропеченые до конца булочки.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Примерно так. Мы слишком напрягаемся, мы как-то не умеем себя вести. Мы бьемся лбом в одну и ту же стену, как заведеные. Потому что мы персонажи, мы выполняем предписанные действия. Но Драматург, воплотивший нас, никудышный, поэтому мы постоянно запинаемся о текст. Нам следует махнуть на Драматурга рукой, сойти с этой авансцены, где стоим, и никогда больше сюда не возвращаться.
МАФИЛЬКИН. Идея неплоха. Но ничего не делается с бухты-барахты. Вот Новый Элм тоже все порывался куда-то слинять. И что же? Сектор Х, тридцать шестой ряд, двенадцатая могила с правого края. Помним, любим, скорбим. Подзахоронение разрешаю, начальник кладбища Клаус.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Пусть так. Но он свободен.
СЕДОК. Просто вышел весь воздух. Оставшимся по эту сторону
предписано лучше выучивать свой текст и не давать лишних реплик. Прос
то знать текст, владеть мизансценой, ловить выгодный свет.
МАФИЛЬКИН. Ты впадаешь в другую крайность. Твоя позиция пропитана откровенным пессимизмом.
СЕДОК. Ты не понял. Я хочу остаться на свободе, разнообразя схему, а не выламываясь из нее.
Гневливое бибиканье доносится
с южной стороны кладбища.
МАФИЛЬКИН. Вот как раз я слышу голос подлинной свободы.
СЕДОК. Пора.
МАФИЛЬКИН (тряся ему руку). Будете у нас на Колыме, заходите.
Пятый барак направо.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я надеюсь, тебе удалось хоть немного отдох
нуть. В нынешнее Посещение ты бледно выглядел.
СЕДОК. Хворал. А всякая болезнь проходит, хотя бы и посмертно.
МАФИЛЬКИН. Вы бы хоть поцеловались на дорожку.
СЕДОК. Не по Регламенту.
ГОЛОС ИРИНИИ (кричит в мегафон за сценой). МНЕ ДОЛГО ЕЩЕ
ЖДАТЬ, ЗАСРАНЕЦ ТЫ ЭТАКИЙ?!
СЕДОК. Усопшие подпрыгнули во гробех и перевернулись на другой бок.
МАФИЛЬКИН. Тебе следует поторопиться. Иначе возможны и другие акты вандализма. Не мне тебя учить.
СЕДОК. Хотел получить роль в античной драме, а выходит
форменное позорище.
МАФИЛЬКИН. Избиение катакомбных христиан на стадионе Диокле
циана и фильм на эту же тему. Когда смотришь фильм, чувства рождаются
благородные, а когда тебя самого мучают, то ничего, кроме боли и стыда.
СЕДОК. Я люблю вас всех. Я жил как во сне, и перед уходом
я имею право договаривать до конца. Мы персонажи, но даже самый заху
далый персонаж имеет право надеяться. Если бы не так, то играть в этой
пьесе стало бы совершенно невыносимо. Прощайте. Через год, я надеюсь.
Уходит на зов гудка, и одинокий световой луч
сопровождает его уход до самой кулисы.
Вернется ли, неведомо и Драматургу. Пауза.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мы будем ждать его молча или читать какой-ни
будь текст?
МАФИЛЬКИН. Он обозвал нас утюгами. Он выдернул нас из сети,
вульгарный электрик, и от этого мы начинаем терять вякую память.
Сдуваемся, точно Элмы какие-то. Посему, дабы не усугублять, предлагаю
забываться молча.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мы увидим сад, как он говорил.
МАФИЛЬКИН. Не уверен. Но, опять же, надеюсь, как он говорил.
Гулкая барабанная дробь прерывает сей
диалог. За дробью внимательному уху слы
шится еще и некая ритмичная музыка, рожден
ная страстью и хорошей погодой.
Появляется Клаус.
КЛАУС (пританцовывая). Матана ку, ы, э, матана ку. (Зави
дев наших персонажей). А чего, вы разве еще здесь?
МАФИЛЬКИН. А где нам еще быть.
КЛАУС. За кулисами, вестимо. Неграм тоже ведь надо подготовить
площадку.
МАФИЛЬКИН. Еще и негров каких-то выдумал.
КЛАУС. Ничего я не выдумал. Это вы тут заигрались, и не за
мечаете, что вокруг вас творится. На сегодня в Клубе намечен концерт
негритянской народной песни с элементами эротики. Афиша висит еще с
прошлой осени, а вы ходите мимо и не видите. В городе беспредел,
билеты давным-давно с руками оторвали. Негры меня к вам послали ска
зать, чтобы вы уходили, а то они на малой сцене репетируют, но там
акустика не та, а им надо настроить инструменты по залу.
МАФИЛЬКИН. Не знаю, как негры, а ты, дружок, к концу спектакля
совершенно охамел.
КЛАУС. Просто я очень негров люблю. У меня и на магнитофоне записано. Вот жду не дождусь, когда спектакль закончится. Родные они мне по жизни. (Приплясывает и поет:) Невэ невэ чейнж элавс ин зе мидл оф зэ найтс! Ых, залетные! (Так, приплясывая, и задвигается в кулисы).
МАФИЛЬКИН. Вот хренота нездоровая.
Музыка усиливается. Доносится громкий
не отмеченный мыслью смех, разговаривают:
"Биссейса! Нгобо кухэ милля аффана!"
Звякают пустые бутылки (исполнители отдыхают).
МАФИЛЬКИН. (Прекрасной Даме) Ты на концерт пойдешь?
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Мне, честно говоря, не очень хочется.
МАФИЛЬКИН. Мне тоже не хочется, но надо. Так будет легче
вернуться в фазу утюга.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я понимаю.
МАФИЛЬКИН. Снять грим, переодеться. Буду ждать тебя
в фойе через полчаса.
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Купи мне пирожок в столовой. У тебя есть
деньги?
МАФИЛЬКИН. Есть.
Прекрасная Дама и Мафилькин покидают сцену. Теперь музыка
звучит во всю мощь. Это хорошая музыка, но не из этого спек
такля. На сцене, пританцовывая, появляются: Бухие Монтиров
щики, Уборщица, Негры, Одетые и Не Совсем. Оглянувшись,
персонажи могли бы увидеть, как разбираются декорации,
исчезает иллюзия, рушится мир. Треск. Это, вместе с проволо
кой, на чем висел, вместе с вырванными креплениями,
на сцену Падает Занавес.
9. ЭПИЛОГ В ВЕНЕЦИИ.
С?емки эпилога спектакля "Чаепитие у Прекрасной Дамы",
поставленного по одноименной пьесе Драматурга, совер
шаются в павильоне. На стуле перед кинокамерой, как бы
укорененный в пустоте, сидит Чиголотти. Он читает текст.
ЧИГОЛОТТИ. Чудесное превращение городского Клуба в театр Сан Самуэле, что в Венеции, произошло по неосторожности Горисполкома. Горисполком направил Мафилькину ответ на его письмо о Реставрации Духа Венеции. Этот любопытный документ сейчас при мне, и я его зачитаю. (Надевает очки).
Номер такой-то от такого-то на номер такой-то от такого-то
Руководителю АОЗТ "ОЛПД" т. Мафилькину
О путях Реставрации Духа Венеции
Ваше письмо содержит интересные предложения, касающиеся актуализации феномена Прекрасной Дамы в рамках проекта Реставрации Духа Венеции. Однако в связи с тем, что международный климат в последнее время, как вы знаете, резко ухудшился из-за неконструктивной позиции ряда западных государств, то реализация предложенного Вами проекта на территории Венеции в настоящий момент невозможна. Также является недопустимым включение Венеции в состав городов-побратимов нашего города.
В то же самое время спектакль "Чаепитие у Прекрасной Дамы", задуманный и выстроенный как массовое театрализованное представление, мог бы иметь успех и в нашем городе. Пути к этому могут быть следующими. 1. Венецианский антураж, необходимый в представлении, возможно воссоздать при помощи плакатов с изображением видов Венеции. 2. Необходимое звуковое сопровождение может быть осуществлено через громкоговорители, по которым в момент представления могла бы транслироваться итальянская эстрада. 3. На специально сконструированном помосте параллельно основному действию разыгрывались бы сценки традиционной для Венеции комедии дель арте. 4. Повсеместно велась бы выездная торговля блинами и чаем. 5. В городском парке интенсивно крутилось бы колесо обозрения, откуда представление можно было бы наблюдать во всей полноте. 6. А ближе к вечеру на реке устроили бы соревнования на байдарках, замаскированных под гондолы.
В связи с изложенным Горисполком
Р Е Ш И Л :
1. В кратчайшие сроки организовать Реставрацию Духа Венеции посредством театрализованного представления "Чаепитие у Прекрасной Дамы" силами городского Клуба и на его материальной базе.
2. Все расходы по проведению праздника отнести на расчетный счет АОЗТ "Общество Любителей Прекрасной Дамы".
Председатель Горисполкома Такой-То.
ЧИГОЛОТТИ. Горисполкомовские и сами не ожидали, что их решение, еще только отпечатанное на бумаге, немедленно возымеет силу закона. Дух Венеции был отреставрирован за одно мгновение. Просто Венеция сама явила себя в пределах Клуба. И мы все были тому свидетелями, когда "баутты" забрали Карло Гоцци в свою гондолу и увезли его в Пьомби. Первоначально я растерялся и просто дал необходимый текст, полагая, что мы все еще в Клубе. Но потом я незаметно последовал за людьми в масках - и через мгновение очутился на набережной Гранд Канала, в Венеции, в последней трети восемнадцатого века. Когда я выходил из Клуба, я обернулся назад и увидел родной мне театрик, которому я отдал жизнь. Я сразу захотел вернуться. Мне показалось, что я вновь встречусь с Сакки, с Анриеттой, с Теодорой, с нашими. Но тут я сделал шаг назад, потому что понял, что за дверью только провал в будущее, только Клуб. Я испугался, но мой испуг оказался плодотворным. Вдруг я почувствовал, что оставшиеся по ту сторону - мои друзья, но до неузнаваемости потраченные временем, и, чтобы вернуться домой, им необходимо сделать усилие. Домой, по счастливой случайности, вернулись Гоцци, Теодора и я. Правда, Гоцци возвращался не домой, а в тюрьму, Теодора покидала родину и уезжала на произвол судьбы, а я просто увязался за ними следом. Венеция приняла меня, потому что при переходе через порог Клуба я полностью ответил предлагаемым Венецией обстоятельствам, я доверился Венеции, я вошел в нее, как в поток, уносящий меня домой. Мы переступили предел, мы вернулись домой, а все прочее - тюрьма, ссылка - было делом поправимым.
Я помчался на рынок, я разжился кьянти и табачком, я навел справки, я дошел до Пьомби, я передал Карло посылочку. Мне подсказали, что у Карло есть влиятельный друг, живущий неподалеку от Санта Мария делла Салюте. Перевозчик доставил меня к порогу дома за какие-то полчаса, я расщедрился, он клятвенно уверил меня, что подождет, пока я не улажу свои дела, но очень просил поторопиться, потому что погода портится, в лагуне неспокойно, и наводнения можно ожидать с часу на час. Хозяину дома доложили обо мне немедленно. Он вошел , одетый в костюм венецианского купца Панталоне, и сразу успокоил меня, сказав, что полностью в курсе дела, что на Гоцци наговаривают, что никаких писем нет. Следствие продержит графа Гоцци в тюрьме положенные трое суток и отпустит. А человек, который оклеветал графа Гоции, будет найден уже сегодня вечером или завтра утром.
Вода начала подыматься стремительно. Венеция забила тревогу в свои колокола. Небо потемнело. От колокольни Сан-Марко несся сигнал бедствия, и подхватывался на других берегах, в делла Салюте и на колокольне Санджордже. Как назло, начался ливень. Мы, крадучись и озираясь, двинулись вдоль Canale Grande. Вымокший и дрожащий, я наконец проник в пределы Клуба. Вода залила цокольный этаж, я поднялся наверх по водосточной трубе. Когда я добрался до зрительного зала, я увидел зрелище трагикомическое. Вода не дошла всего пяти сантиметров до уровня авансцены. По партеру плавали стулья и лозунги. Зрители перебрались в бельэтаж Клуба, предусмотрительно захватив из буфета всякие с?естные припасы. Отдельные простофили и ленивцы не успели добраться до верхних этажей, поэтому они вылезали на авансцену из воды, подобно первобытным крокодилам. Я добрался до кулис и обнаружил там Седока, Мафилькина и женщину необыкновенной красоты, которую мне представили как Калерию Боттичелли, Прекрасную Даму, с кого, собственно, все и началось. Вся троица сидела и преспокойно попивала вино. Меня пригласили в компанию, я не отказался. На третьем стакане я понял, что прихожу в себя и, по всей видимости, не стану простужаться, а позывы такие были. Из разговора я понял: Калерия узнала, что наметился прорыв из Клуба в Венецию, и поспешила на помощь своим старым друзьям, предусмотрительно захватив с собою сухие карнавальные костюмы и выпивку. Мафилькин переоделся в костюм Панталоне, Седок, ничтоже сумняшеся, нацепил на себя одежку Пьерро, а Калерия, как я понял, еще на подходе к Клубу была Коломбиной.
Потом мы пошли на авансцену. Мафилькин добился тишины и сделал об?явление. Он сказал, что в связи с Реставрацией Духа Венеции на базе Клуба Горисполкомом произведены действия, не согласованные с администрацией Клуба. Во-первых, сказал он, в результате действий Горисполкома Венеция внепланово явила себя на Клубе, в результате чего полиция г. Венеции конца 18-го века, зайдя на спектакль "Чаепитие у Прекрасной Дамы", арестовала нашего многоуважаемого Драматурга, ошибочно приняв его за персонаж спектакля графа Карло Гоцци, в то самое время, как оный персонаж был всего лишь задействован в пространстве материала. Во-вторых, Венеция явила себя и стихиями (ветром и водою), чему мы все с вами являемся прискорбными свидетелями. Телефон не работает, поэтому позвонить в Горисполком и попросить, чтобы они прекратили свои безобразия, нету никакой возможности. Вероятно, сказал товарищ Мафилькин, к завтрашнему дню руководство разберется в случившемся и приостановит Реставрацию Духа Венеции. Но до тех пор надобно ждать или решаться. Тем, кто намерен оставаться по эту сторону, нужно просто дождаться завтрашнего дня. Вода спадет, зрители могут покинуть Клуб, позавтракать на скорую руку и двинуться в направлении Комбината. Всем прочим нужно примерять костюмы, любезно предоставленные г-жой Боттичелли, и срочно выучивать свой текст. Как показывает опыт, Венеция допускает до себя не всех возможных персонажей, а только тех, чей тип восполняет картину карнавала до целого. Вакансии Прекрасной Дамы, Седока, Мафилькина, Карло Гоцци, Теодоры Риччи и Чиголотти уже заняты. Венеция не вместит в себя двух посредственных драматургов, двух убогих попрошаек, двух безответственных руководителей. Зато требуется один резвый Арлекин и один злобный Командор. Арлекин станет приставать к любой актрисе, которую он сочтет красивой, а Командор будет ходить и пред?являть всем, кому только сможет. На что Председатель, стоящий неподалеку, сказал, что пред?явить не проблема, особенно в нынешней ситуации бардака и полной непонятки. Мафилькин отметил, что Председатель очень подходит на роль Командора, в репетициях он не нуждается, и, согласись он переступить порог Клуба, в орбиту его пред?явления могла бы, без преувеличения, попасть вся Венеция. На том и порешили.
К вечеру вода начала уходить. Для всех это послужило сигналом, что Горисполкомовские приостановили Реставрацию. Нужно было решаться. Те, кто освоился, новые перспективные персонажи, с легкостью перешагивали через порог Клуба и уходили в историю. Венецианский карнавал вступал в стадию кульминации. Вечернее небо расцветил праздничный фейерверк. Последними Клуб покидали Калерия Боттичелли, Седок, Мафилькин и ваш покорный слуга. Мы оставляли склеп, мы понимали, что больше никогда не ступим ногой на эту авансцену. В глазах своих друзей я видел легкую грусть, вызванную прощанием с чем-то очень знакомым и привычным, но теперь чужим. Двери Клуба захлопнулись перед самым нашим носом. Нас ждал карнавал, нас ждал Сан Самуэле, нам суждено было пережить последний расцвет Венеции и ее бесславный уход. Мы оставались в одиночестве, но впервые за многие годы мы дышали во все легкие, и показалось, что не успеем надышаться этим священным воздухом до самой могильной черты.
И последняя история. Карло Гоцци освободили в тот же вечер. От?езд Теодоры прибавил ему седых волос. Он уже было прекратил поиски доносчика, но однажды вечером слуга передал записку, Гоцци наскоро собрался, прихватил с собою шпагу и от?ехал. Слуга сопровождал Гоцци по дороге. Он-то и рассказал мне по секрету, что человек, которого Карло убил на дуэли, был одет в редкий для карнавала костюм - черный костюм Командора.
Я Чиголотти, я рассказываю венецианские истории. Я движусь по Большой площади в направлении колокольни Сан-Марко. За мной увязались дети. Они просят рассказать им сказку с веселым концом. Через площадь переходит девушка с каштановыми волосами. И тут я вспоминаю, что спросил Седок у Калерии в галерее Уфицци, и что она ответила ему. Я повторяю одни и те же сказки изо дня в день по многу раз. И есть одна сказка, которую я не рассказываю никому. В ней - множество непонятных для меня слов: Клуб, АОЗТ "ОЛПД", косяк. Иногда кажется, что действие сказки происходит в будущем, иногда - в прошлом. Но за словами приоткрываются надежда или отчаянье, горькая усмешка или заветная мечта. Я иногда вижу себя автором этой сказки, а иногда - пергаментом, на который заботливая рука неторопливо наносит новые знаки, а старый текст проступает со временем. Седок, если бы он составлял кроссворд, обязательно включил бы в него слово из десяти букв - палимпсест.
1984 - 1995.