Нефф Владимир. У королев не бывает ног (Петр Кукань - 1)

   - В гостинице "Беневенто" мы ночевали по дороге в Рим, но trecciole и budellucci, насколько мне помнится, мы там не попробовали,- сказал капитан д'0берэ, когда они, миновав ворота, въехали в первую улочку, как всегда в Италии, очень узкую и крутую.- Ничего, все, что мы тогда упустили, наверстаем теперь, насколько мне помнится, это что-то очень пряное, приготовленное из молодой баранины. А что касается здешней драки, должен заметить, cher Pierre [дорогой Петр (фр.).], что вам, как обычно, привалило счастье.
   - Хотел бы я знать, что за счастье мне привалило, если в Перудже дерутся распанти с беккекерини,- подивился Петр.
   - Вот увидите, тут уж положитесь на меня, я в таких вещах знаю толк,сказал капитан д'0берэ.- Не забывайте, мы уже приближаемся к Страмбе, и, будь мы даже сверхгероями, нам в конце концов как-никак понадобятся солдаты...
   Из оскорблений и пощечин, которыми потчевали друг друга упомянутые Маттео Реккио, распанте, и Орацио Сципионе, беккекерино, явно разрастался грандиозный скандал, так как на главной площади полыхала настоящая битва, неукротимо-беспорядочная, свистели пули, а на земле в крови валялись мертвые и раненые. Средоточием схватки был дворец приора, краса и гордость Перуджи, который теперь атаковала банда распанти, стараясь бревном, словно тараном, проломить ворота под охраной своих друзей, вооруженных всем, что только можно было использовать в качестве смертоносного оружия, включая вилы и кочергу, против яростно сопротивляющихся беккекерини, которые наступали на них слева и справа; обитатели дворца стреляли в эту суматошную толпу из окон и обливали нападающих кипятком; около центра военных действий, на всем пространстве площади происходило бесчисленное множество мелких схваток и поединков, столь же упорных и кровавых, да и с прилегающих к площади улиц слышались стрельба и ржание перепуганных лошадей. Очевидно, страсть к убийству и уничтожению охватила все слои населения Перуджи, от мальчишек до почтенных старцев, от крестьян и прислуги в деревянных башмаках и солидных, хорошо откормленных мещан до элегантных господ в кружевных воротниках и широких шляпах, из-под которых виднелись локоны,- все эти господа размахивали рапирами, а женщины, поскольку они тоже присутствовали здесь, увеличивая шум своей бранью и гвалтом, дрались между собой, царапая друг другу ногтями щеки и таская за волосы. В окне одной из сторожевых башен, обращенном на северную часть города, маячили фигурки двух драчунов, усиленно старавшихся побороть друг друга и сбросить вниз; крестьянин в холщовой куртке сунул голову своего противника в бассейн фонтана перед дворцом, намереваясь его утопить; по мостовой полз раненый, хрипя и бормоча сдавленным голосом, изо рта у него хлестала кровь, и хотя жить ему оставалось явно недолго, он все еще наносил удары кинжалом по ногам и ягодицам находившихся поблизости и сражающихся противников; где-то на окраине Перуджи вспыхнули пожары.
   Петр и капитан д'0берэ проехали по этому ристалищу безумия, спокойно и равнодушно направляясь к гостинице "Беневенто", где несколько дней назад Петр лечил свой поврежденный глаз. Хозяин узнал их, радостно приветствовал и предложил комнату, где они ночевали в прошлый раз, но капитан д'0берэ от нее отказался.
   - Нет, сейчас нам нужна комната с верандой на первом этаже,- сказал он,- а также приличный звонок.
   Хозяин подумал, что капитан, иностранец, оговорился.
   - Звонок? - переспросил он.- Синьору действительно угодно получить звонок, una campanella? Может, вы имели в виду что-нибудь съестное, una cpstoletta, отбивную?
   - Нет, я сказал звонок, так как мне нужен звонок,- ответил капитан д'0берэ с неудовольствием, потому что не любил, когда недооценивали его знание итальянского языка.- И звонок нужен тяжелый, солидный, чтоб звонил как следует, а не звякал и бренчал. А что до еды, то постарайтесь доказать, что ваш брат у ворот города не обманул нас, когда утверждал, что вы умеете готовить непревзойденные trecciole и budellucci a sangue. Бутылку кьянти принесите немедля. Кроме того, мне надобны письменный прибор и бумага.
   - Капитан, вы ведете себя так, словно не я - ваш повелитель и господин,сказал Петр, когда они уселись в комнате первого этажа и открыли дверь на веранду, чтобы оттуда, как из ложи театра, можно было наблюдать за кровавой сценой на площади.- Вы бы хоть объяснили, зачем вам понадобилась веранда, звонок и письменный прибор?
   - Pardonnez-moi [Простите меня (фр.).],- сдержанно извинился капитан д'0берэ,- но я уверен, что в таких делах у меня больше опыта, чем у вас. Если мы хотим заполучить солдат, их нужно навербовать, c'est clair[это ясно (фр.).], а для вербовки требуются возвышение, помост, звонЬк и прибор для записи солдат, c'est classique[это классика.- Здесь: так уж заведено (фр.).]. Я ведь уже сказал, этот город правильно называем Перуз - воюют, потому что там, где собирается много диких и вооруженных людей и они дерутся между собой, вербовка идет как по маслу, не то что когда одни обедают, другие ловят рыбу, а третьи отсыпаются после пьянки, это уже проверено, c'est prouve[доказано (фр.).].
   Тем временем хозяин трактира Маркантонио принес вино и колокольчик, какие вешают на шею коровам.
   - Кушанье подать сейчас? - спросил он.
   - Нет, только к вечеру,- отозвался капитан д'0берэ и тряхнул колокольчиком, пробуя его. -Са va[ Подойдет (фр.).],- заметил он снисходительно, налил себе вина, основательно выпил, а потом подошел к перилам веранды и начал звонить изо всех сил.
   - Граждане, друзья, перуджанцы! - воскликнул он зычным голосом, но пуля явно шальная, потому что капитан не был ни распанте, ни беккекерино и незачем было в него стрелять,- пробила тулью его шляпы и врезалась сзади в дверной косяк.
   - Merde,- выругался капитан и вернулся к своему бокалу.- Перуз - город слишком уж дикий даже на мой вкус, здесь можно запросто остаться без головы. Опля!
   Это восклицание, произнесенное капитаном, относилось к упомянутому уже поединку в окне сторожевой башни, где один из участников драки только что потерпел поражение и, сброшенный своим противником, беспомощно падал вниз, пока не исчез за крышами.
   - За что же он все-таки заплатил своей жизнью, за то, что был распанте, или за то, что был беккекерино? - спросил огорченный Петр.
   - Я объясню вам это, mon ami,- сказал капитан,- он поплатился жизнью за то, что не умел драться, или попросту потому, что его противник был лучший драчун, чем он. C'est la vie! [ Такова жизнь! (фр.)] Но, сдается мне, все уже успокаивается.
   Он встал, основательно тряхнул колокольчиком и еще раз воскликнул:
   - Граждане, друзья, перуджанцы...
   Его наблюдение, что все уже успокаивается, было верным, потому что главное поле битвы перед дворцом приора опустело; нападающие, пытавшиеся выломать ворота, бросили бревно, обратились в бегство и исчезли в боковой улице; победившие беккекерини, напыжившись от гордости, демонстративно вытирали пот и кровь, уже не зная, как им вести себя дальше; деревенский парень в холщовой куртке, который недавно пытался утопить своего противника в бассейне, отказался от этой затеи, распрямился и стоял неподвижно, по колено в воде, растопырив руки, как это делают силачи после тяжелой работы. Его противник, от-фыркиваясь, вынырнул из воды и встал с ним рядом, удивленный, явно не понимающий, что с ним происходит, господа же в кружевных воротниках, изящно фехтовавшие на ступеньках храма, теперь спокойно отдыхали. А капитан д'0берэ то тряс колокольчиком, то говорил:
   - Прекратите братоубийственный бой и присоединитесь к нам! Вас ждут деньги, слава и благодарность за доброе дело! Святой отец вознаградит каждого участника нашего похода отпущением трех смертных грехов! Мы направляемся в Страмбу, да, да, да, вы хорошо расслышали, в Страмбу, которая отсюда совсем недалеко, так что этот поход даже не поход, а приятная увеселительная прогулка, и наша цель - дело святое и благородное, а именно: изгнать и поразить мерзкого узурпатора, захватившего Страмбу, Джованни Гамбарини, которого Святой отец проклял, ибо в своей подлости он дошел до того, что выдает себя то за распанте, то снова за беккекерино! Кто же поведет вас к легкой и бесспорной победе? Я, всемирно известный полководец и кондотьер, капитан д'0берэ, вместе со своим господином и высочайшим повелителем...
   Капитан д'0берэ широким жестом указал на Петра, который тоже включился в игру и, опершись о перила веранды, как это делал покойный герцог Танкред, гордый и надменный, стоял рядом, словно позировал портретисту, выразительно сжимая в правой руке папскую грамоту.
   - ...единственным законным, истинным, владетелем и правителем Страмбы, герцогом Пьетро Кукан да Куканом...
   И капитан д'0берэ, сияя от восторга, размахивал и громыхал колокольцем, понимая, что речь его имеет успех,- перед гостиницей уже собралась толпа зевак.
   - Единственное условие для вступления в нашу армию,- продолжал капитан,храброе сердце, здоровые руки и ноги и доброе оружие. Используйте эту возможность, которая предоставляется раз в столетие, благословите минуты, когда мы посетили ваш город, издревле прославленную Перуджу! Докажите, что ваша поговорка, гласящая: "Perusini superbi, boni soldati",- справедлива!
   - А сколько заплатите? - спросил миловидный черноволосый подросток, что стоял в первых рядах, опираясь о копье, которое, по-видимому, он носил не зря, потому что оно было испачкано кровью.
   - Пешим копьеносцам десять цехинов наличными, конным - двадцать наличными, пешим мушкетерам - двадцать наличными, конным - тридцать, а тому, у кого есть меч и кто умеет с ним обращаться, три цехина в придачу, за каждый годный к употреблению пистолет два цехина в придачу, жалованье всем без исключения полцехина в день плюс еда и фураж,- объявил капитал д'0берэ.
   - Капитан, вы сошли с ума! - прошептал ему испуганный Петр.
   - Дешевле не пойдет,- ответил капитан.
   - А кого вы предпочтете, распанти или беккеке-рини? - продолжал миловидный юноша с окровавленным копьем.
   Это был щекотливый вопрос, но капитан д'0берэ умело вышел из положения.
   - Я приглашаю распанти для того, чтобы они наказали графа Гамбарини за то, что он мошенническим образом выдает себя за одного из них, но беккекерини также поступят славно, если оттаскают его за уши за то, что он столь же незаконным образом примазывается к их лагерю.
   - Согласен! - сказал юноша.
   - Имя? - спросил капитан.
   - Алессандро Барберини. С конем.
   - Алессандро Барберини,- повторил капитан, положил на перила веранды бумагу и подал юноше гусиное перо, обмакнув его в чернила.- Здесь подпишись.
   - Писать не умею,- сказал юноша, обнажив великолепные зубы.
   - Не важно, я подпишу за вас, а вы поставите три крестика,- сказал капитан.
   - А деньги? - спросил юноша, поставил около своего имени кляксу и старательно вывел три неуклюжие перекрещенные черточки.
   - Каждому будут выплачены завтра на рассвете, перед началом похода,ответил капитан.- Потому что если я вам, мерзавцы, выплачу их сейчас, вы скроетесь и завтра у меня не будет ни души.
   Капитан знал, что выиграл, и поэтому позволил себе говорить просто, по-военному.
   - Следующий! - сказал он.
   - Базио Бероальдо.
   - Следующий!
   - Джордже Перуцци. У меня меч и мушкет.
   - Следующий!
   - Джованни Панини.
   Имен прибавлялось, их было уже двадцать, потом стало тридцать, сорок, пятьдесят, семьдесят, и Петр с беспокойством подсчитывал, сколько это будет стоить, когда заметил, что к веранде приближается прихрамывающий, очевидно, больной подагрой, пожилой господин, аккуратно одетый, с очками на носу, с какой-то бумагой в руках; его сопровождали пятеро вооруженных людей в форме, на груди у них был герб города Перуджи - мифическая птица грифон, окруженная гирляндой цветов. На площади к тому времени все уже успокоилось, из окон дворца приора, откуда еще недавно стреляли, выглядывали, удобно облокотясь на подоконники, спокойные люди, о которых и не подумаешь, что они умеют держать оружие в руках; деревенский парень в холщовой куртке наконец решил покинуть фонтан и переступил через его ограду неуклюжими мокрыми ногами, обмотанными тряпьем, а двое из элегантных господ перед собором закурили трубки; воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шагами хромого господина и его телохранителей. Толпа, вдруг сникнув, стала безучастной и, расступившись перед ними, образовала широкий проход; при этом те, что стояли с края прохода, поворачивались боком, и Петр явственно увидел на их лицах общее выражение бессильной злобы и ненависти к пришедшему.
   Хромоногий медленно приблизился к веранде и шепелявя обратился к Петру и капитану д'0берэ:
   - Господа, кем бы вы ни были и откуда бы вы ни пришли, властью, данной мне должностью подесты издревле славного города Перуджи, призываю вас прекратить незаконную, добрым нравам противную деятельность.- Произнося эту тираду, он непрестанно заглядывал в свою бумагу, словно хотел быть уверенным, что говорит правильно, придерживаясь буквы закона.- Во-первых, в республике и в городе Перудже строго запрещено заниматься вербовкой солдат и уводить таким образом наших граждан за пределы государства, nota bene - для достижения авантюрных, подозрительных, даже сомнительных целей.
   Позади него заворчали, а у фонтана кто-то даже свистнул, но все разом стихло, едва подеста повернулся, отыскивая того, кто свистел.
   - Тихо! Вам, разбойники, меньше всего надо бы свистеть и ворчать, у меня ведь точно записано, кто из вас дрался и кто что натворил, но об этом мы еще поговорим в надлежащее время.- Он снова повернулся к веранде и продолжал бубнить, не переставая заглядывать в свою бумагу.- Это во-первых, господа. Ваш вербовочный список по праву, данному мне должностью, я конфискую, и те, кто завербовался, за это ответят. Ну, а теперь - во-вторых. Один из вас будто бы выдает себя за герцога Страмбы. Верно ли это?
   - Нет,- сказал Петр.- Я не выдаю себя за герцога Страмбы, я и есть сам герцог.
   Подеста мрачно взглянул на него поверх своих очков.
   - Так, так, вы изволите быть герцогом Страмбы, это на самом деле интересно. Когда же вы стали им?
   - Неделю назад,- сказал Петр. Толпа разразилась хохотом, но подеста, не обладавший чувством юмора, даже не улыбнулся.
   - Тихо, а вы, господа, будете привлечены к ответственности за пренебрежительное отношение к официальным постановлениям,- сказал он.
   - Ох, сколько ответственности! - удивился Петр.- Тем не менее это делает мне честь, коль скоро я могу быть первым среди всех, кто должен нести ответственность перед Вашим Подестовством. Прошу вас заглянуть в этот документ.
   И он с поклоном подал подесте папскую буллу. Старый господин осторожно и с недоверием взял бумагу в руки и обстоятельно осмотрел круглую печать, подвешенную к грамоте, прежде чем развернул ее и принялся читать. При этом его лицо оставалось неподвижным, и все же он весь как-то съежился.
   - Ну, если эта булла подлинная,- заметил подеста, дочитав до конца,- так это еще один из тех случаев, когда Святому отцу изменило перо.
   - Как бы папа не потребовал привлечь вас к ответственности за такие высказывания,- Петр со своей чистой улыбкой неискушенной молодости, радостно отмечая про себя, как в толпе, только что погруженной в молчание, начала пробуждаться жизнь: шепот, посвистывание, покашливание сливались в единый многоголосый, похожий на жужжание насекомых гул, и было очевидно, что немного нужно для того, чтобы снова разразилась гроза, ведь для возбужденных людей, слившихся в толпу, все нипочем.
   - Отвечу с охотою,- отозвался подеста,- потому что знаю Святого отца и уверен, что эта грамота, коль скоро она вышла из его канцелярии, уже ему неприятна.- Он вернул буллу Петру и продолжал: - Сохраните ее на память, молодой человек, и поместите в рамку; и думаю, что более достойного применения, чем быть украшением вашей комнаты, ей не найти. Но речь о другом. Папа вправе титуловать кого хочет и как хочет, но и я имею право настаивать на своем, и, кроме того, мой долг - заботиться об исполнении имеющих силу законов. Ваше присутствие в этом городе нежелательно, и я призываю вас немедленно покинуть его пределы и передать мне свой вербовочный список, который я уже раньше объявил конфискованным.
   Петр свернул в трубочку список завербованных солдат и ответил ясно и отчетливо, так, чтобы все слышали и все его поняли.
   - Я владыка Страмбы, а не Перуджи; я здесь чужеземец и, горше того, чужеземец нежелательный, как Ваше Подестовство изволили выразиться, поэтому мне ничего другого не остается, как подчиниться вашему решению и без промедления вместе со своим другом уехать из этого города, не дождавшись своих trecciolli и budellucci a sangue, которые мы недавно заказали у этого гостеприимного хозяина.- Петр повернулся к трактирщику, который за его спиной уже разводил огонь в очаге.- Распорядитесь приготовить наших лошадей, вот вам вознаграждение за бутылку вина, которую нам не было дозволено выпить.- Петр бросил трактирщику золотой и продолжал: - Но что касается просьбы Вашего Подестовства...
   - Запрещаю вам впредь так нелепо меня величать,- вспылил подеста.
   - Извиняюсь за это новшество, я ошибочно полагал, что оно польстит вашему слуху,- парировал Петр.- Ну, а что до вашего желания получить вербовочный список, то напоминаю вам, что я, как герцог Страмбы, имею свои обязанности по отношению к людям, проявившим желание пролить за меня кровь и приложить старания к тому, дабы храбрыми военными действиями исполнить волю Его Святейшества наместника Бога на земле. Нет, такого, бог даст не будет, герцог Страмбы не предаст свое войско.
   Быстро войдя в комнату, Петр зажег свернутый трубочкой список в очаге и, подняв ярко горящую бумагу над головой, принялся размахивать ею, приветствуя людей, которые разразились криком, рукоплесканиями и возгласами "слава!". Пока подеста, сдавленный волнами людей, хлынувших к веранде, старческим голосом бессильно бормотал что-то, Петр и капитан д'0берэ спокойно вышли из дома, сели на лошадей и без всяких препятствий проехали через северные ворота Перуджи.
   Капитан д'0берэ был расстроен и зло упрекал Петра за то, что он не сумел должным образом использовать ситуацию, которая, мол, складывалась так, что лучшие люди Перуджи были готовы наплевать на подесту и пуститься вслед за Петром и за ним, капитаном; осознал ли хоть Петр, что подеста в Перудже пользуется такой же любовью, какой в свое время в Страмбе пользовался покойный capitano di giustizia? И если Петр в тот раз сумел прихлопнуть capitano, почему теперь он не разделался с подестой, а главное, почему в самый подходящий для вербовки момент решил удрать и выйти из игры?
   - Не знаю,- со вздохом проговорил Петр,- нынче я уже никого не вызвал бы на дуэль за утверждение, что у королев не бывает ног, и, вероятно, capitano тоже не застрелил бы. От всего этого муторно на душе.
   - Если человек затеял военную кампанию, на подобные чувства он уже не имеет права,- сказал капитан.
   -Почему же вы не захватили инициативу в свои руки?
   - Я не баловень фортуны, как некоторые, топ chou [Здесь: мой миленький (фр.). ], и к тому же, как вы любите мне напоминать, я ваш подчиненный. Но теперь я уже не знаю, как быть дальше. Перуджа действительно превосходный и воинственно настроенный город, и если нам тут не повезло, откуда же теперь согнать солдат?
   - Поедем в Римини,- сказал Петр,- говорят, в портовых городах шатается уйма ландскнехтов, желающих поступить на службу
   - Хорош, наверное, сброд,- сказал капитан. Двумя милями севернее Перуджи они повернули в сторону Тибра, прелестные воды которого до сих пор приятным плеском сопровождали их странствование, и по широкой дороге направились к отдаленному епископскому городку под названием Губбио, раскинувшемуся на южном склоне Апеннин.
   Поскольку приходилось считаться с тем, что подеста, как только ему удастся усмирить толпу, вероятно, пошлет своих стражников, чтобы притащить их обратно,- уж если заварилась каша так, как это устроил Петр в Перудже, заявил капитан д'0берэ, то надо готовиться к самому худшему,- они погнали лошадей галопом и остановились только вечером, когда жеребец капитана уже спотыкался от усталости, на полдороге к Губбио, в Скритте, небольшом селении, известном тем, что там выращивали некрупные, но особо приятные на вкус плоды фигового дерева. В трактире, где они решили переночевать, знали толк в приготовлении попьетт, и настроение капитана д'0берэ снова улучшилось.
   - Наконец-то мы опять в тишине и спокойствии,-сказал капитан. Вытянув свои длинные ноги, он раскуривал после еды трубку и маленькими глотками отпивал огненный напиток, пахнувший абрикосами. Он чувствовал себя в безопасности до такой степени, что даже не пошевелился, когда за окошком, застекленным шероховатыми выпуклыми стеклами, послышался приближающийся топот трех или четырех лошадей.
   - Се n'est rien [Ерунда, пустяки (фр.).], только спокойствие,- сказал он Петру, когда тот нервно схватился за меч, лежавший на столе.- Они приехали с севед^, из Губбио, а не из Перуджи.
   Всадники остановились перед трактиром, и один из них позвал трактирщика, настойчиво требуя корма для лошадей. Капитан д'0берэ опустил бокал, из которого только что потягивал вино, со звоном поставил его на стол.
   - Mille tonnerresi [ Разрази меня гром! (фр-)]. Этот голос мне кажется знакомым.
   - Мне тоже,- сказал Петр, вставая и обнажая меч.
   - Такой цыплячий визгливый голос может быть только у Дзанкетти,- заметил капитан,- но это невозможно.
   Дзанкетти, как мы помним, был тот несчастный молодой человек, которого во время своего первого посещения страмбских казарм Петр застиг в момент, когда он под команду капитана пытался выстрелить из мушкета, тот самый недоносок, протеже Джованни Гамбарини.
   - Почему невозможно? - спросил Петр.- Вероятно, Джованни уже донесли о том, что мы ему готовим, и было бы совершенно естественно, если бы он послал мне навстречу своих людей, чтобы те где-нибудь по дороге втихомолку свернули мне шею.
   - On verra, поживем - увидим,- сказал капитан д'0берэ, протянув руку за своим ремнем, который висел на крюке у окна.
   И они действительно увидели, так как буквально в ту же минуту в проеме дверей, словно картина в раме, появился коротышка Дзанкетти во всей своей красе. Обнаружив Петра и капитана д'0берэ, он страшно испугался и тут же взвизгнул:
   - Здесь они! - и немедленно исчез.
   Петр подскочил к двери, которую Дзанкетти захлопнул за собой, рывком распахнул ее, и тогда из темного коридорчика, куда она вела, раздались два выстрела. Одно мгновение у Петра было чувство, словно его дубиной ударили по голове, потом все исчезло.
   Через непродолжительное время, когда беспамятство, прерываемое беспорядочными снами или видениями, в которых важную и какую-то подозрительную роль играла мифическая птица грифон с герба города Перуджи в сочетании с веселым дракончиком из папского герба, Петр обнаружил, что он лежит в постели, а рядом с ним на узкой скамеечке сидит пожилой человек с обвислыми щеками, солидным брюшком и держит его, как это делают доктора, за правую руку, нащупывая пульс; левая рука Петра была замотана бинтом, голова его тоже была забинтована. В изножье его постели, опершись о стену, стоял миловидный юноша из Перуджи, который первым записался в солдаты под именем Алессандро Барберини.
   - Барберини, что ты здесь делаешь? - спросил Петр голосом, до сих пор еще нетвердым и слабым.- Как ты сюда попал?.
   Юноша улыбнулся.
   _ Его Высочество запомнили мое имя,- ответил он,- я ведь сразу сказал, что Его Высочество парень хоть куда.
   - Я тебя спрашиваю, что тебе здесь нужно?
   - Что мне здесь нужно? - переспросил Барбери-ни с удивлением.- Да разве я не завербовался в войска Вашего Высочества? Здесь почти все, кого капитан записал, около пятидесяти человек, и все готовы служить Вашему Высочеству.
   - "Perusini superbi, boni soldati",- вздохнув, прошептал Петр, чувствуя слабость и облегчение.- Ты, Барберини, первым записался ко мне на службу и первый, кто меня назвал моим новым титулом. Этого я никогда не забуду.
   - Спасибо,- сказал Барберини.- Я приложу все силы, чтобы оказаться достойным того доверия, которое Ваше Высочество проявляют ко мне.
   Головорез, писать не умеет, а выражается, как заправский придворный, подумал Петр.
   Потом Барберини рассказал, как после отъезда Петра и капитана из Перуджи друзья Барберини, без лишних слов и размышлений, решили улизнуть от подесты, потому что им уже опротивело жить под властью этого негодяя, и пустились в путь за Его Высочеством герцогом Страмбы: Его Высочество, мол, на всех нас произвел сильное впечатление, когда под самым носом у подесты спалил список с нашими именами, хоть мы и знали, что, есть список или нет, подеста без труда допытается, кто завербовался, и начнет за это карать, штрафовать и преследовать. Ну вот все незаметно и скрылись из города, как только это стало возможным, а его, Барберини, выслали вперед, чтобы он задержал Петра и капитана, потому что у большинства нет лошадей, а у него, Барберини, кобыла резвая, будто даже арабских кровей. Уже смеркалось, и Барберини предположил, что застанет Его Высочество и капитана в Скритте, где они, по всей вероятности, остановятся переночевать в тамошнем трактире, и действительно, он их там застал, но, maledetto[вот проклятие (т.).], в каком положении! Капитан сражался с четырьмя солдатами, собственно, с двумя, потому что двух он уже уложил, но из левого плеча у него струилась кровь, и он выбивался из последних сил; Его Высочество лежал на земле, раненный в голову.