Нефф Владимир. У королев не бывает ног (Петр Кукань - 1)

   - Не раненый,- поправил фельдшер.- Пуля только царапнула его, но было довольно и этого.
   - Словом, с окровавленной головой и оторванными пальцами,- сказал Барберини,
   - Только с одним оторванным пальцем,- уточнил фельдшер,- другой мне удалось спасти. Может, палец не будет так подвижен, как раньше, но господин не арфист и не играет на свирели.
   - Ну, так я обнажил меч,- продолжал Барберини,- но прежде одного из солдат проколол сзади копьем, а потом...
   - У меня оторван палец на левой руке? - прервал его Петр, у которого промелькнула в голове тревожная мысль,- какой это палец?
   Перевязанная рука казалась Петру сгустком боли, так что он не мог бы сказать, что там осталось и чего уже нет.
   - Вот этот,- сказал фельдшер,- безымянный.
   - Целиком или только часть?
   - К сожалению, целиком,- сказал фельдшер,- начисто, до самого основания. Петр выскочил из постели.
   - Где этот палец, куда он делся?
   - Лежите, вы еще слабы, как муха,- сказал фельдшер и уложил его обратно в постель.- С этим пальцем, если бы он и нашелся, ничего нельзя сделать, никакая сила на свете не сможет уже приживить его к руке.
   - Почему, Ваше Высочество, для вас так важен этот палец, да еще на левой руке? - спросил Барберини, удивленный слабоволием Петра.
   - Мне важен не палец,- воскликнул Петр,- а перстень, который на этом пальце был!
   - Тут, к сожалению, я ничем не могу помочь,- сказал фельдшер сдержанно,перстень драгоценный?
   - Это память о моем отце,- взволнованно бормотал Петр.- Алессандро, прошу вас, ради бога, переверните здесь все вверх дном, только отыщите мне этот перстень. В нем волшебная сила, которой владею только я, а без нее мы все пропадем! Это обыкновенное кольцо, с изображением змеи. Пятьсот цехинов будет премия тому, кто найдет этот перстень!
   - Попробую,- сказал Барберини и ушел, сильно сомневаясь в здравом рассудке Его Высочества.
   После этого Петр, невзирая на протесты фельдшера, все время вылезал из постели, со стоном бродил по комнате, и проклинал, и молился на языке, фельдшеру незнакомом, потому что, находясь в таком горе, Петр перешел на свой родной язык, и вздыхал, и скрипел зубами в горячке от высокой температуры; на бинте, которым была обвязана его голова, проступили свежие пятна крови.
   Фельдшер рассвирепел:
   - Я ни за что не ручаюсь! Сколько живу, никогда не видел такого взбалмошного, упрямого и безмозглого пациента! Я сижу над ним два дня и две ночи и ухаживаю, как за малым ребенком, оказывается, все это пустяки, ему только вынь да положь перстенек! Память о папеньке! Ложитесь сейчас же, или я все брошу и уйду.
   Но пациент не слушался, и дело еще ухудшилось, когда в халате, одолженном ему хозяином, пришел капитан д'0берэ, до сих пор спавший в соседней комнате, где он приходил в себя после своего ранения, а узнав о случившемся, начал причитать вместе с Петром.
   - Это значит, что мы foutus, completement foutus[погибли, совсем погибли (фр.).], вылетели в трубу и сидим голой задницей на раскаленной плите! кричал он.- Ведь этим парням я уже выплатил больше чем шестьсот цехинов жалованья, а если еще прибавить к этому истраченное по дороге из Рима, станет ясно, что все кончено и мы сидим на мели!
   - Вижу,- сказал Петр,- но посоветуйте лучше, что теперь делать.
   - Молиться,- сказал капитан д'0берэ.- Ничего другого нам не остается, только молиться. Но очень сомневаюсь, что Бог поможет таким" chenapans [негодяям (фр.).], как мы с вами, таким выродкам без крыши над головой, без отчего дома, без денег, с расшатанным здоровьем, на хромой лошади, без службы, в тряп е вместо платья, да еще перед схваткой с богатым и могущественным противником, который подослал к нам убийц. На этом проклятом свете у нас остаются только две возможности.
   - Что это за возможности? - спросил Петр.
   - Тюрьма или виселица,- ответил капитан,- как ни крути, иного выхода я не вижу.
   Фельдшер слушал их с нескрываемым интересом и наконец проговорил:
   - Я полагал, что господа - люди влиятельные и богатые.
   Вместо ответа оба приятеля разразились истеричным смехом, полным отчаяния. Кровавое пятно на повязке Петра все разрасталось.
   Фельдшер, разобиженный и оскорбленный, начал собирать свои инструменты, разложенные на столе: тазик, ланцеты, клещи, щипчики и пинцеты, банки и бутылочки с лечебными экстрактами и эссенциями, растительным маслом, мази, бинты, порошки и пилюли - и укладывать их в сумку.
   - С вас двадцать скудо за лечение,- заявил он холодно.
   Петр и капитан дьявольски расхохотались.
   - Двадцать скудо, а сколько это цехинов? - спросил Петр.- Потому что у нас скудо нет, зато цехинов полно.
   Капитан, содрогаясь от смеха, смахивающего на стенания, потянулся к сморщенному мешочку, который еще несколько дней назад, когда они выезжали из Рима, был умилительно пухленький от наполнявших его двенадцати сотен цехинов, и вынул оттуда горсточку золотых монет. Фельдшер, приняв их без единого слова благодарности, тут же исчез. Вскоре к ним прибежал разъяренный трактирщик, он был встревожен известием о поведении господ, о чем ему рассказал фельдшер, и настойчиво требовал оплатить счет, который, мол, перерос все терпимые пределы, так как солдаты, размещенные в риге и на чердаке, жрут и хлещут вино так, словно они три месяца голодали. Он требовал сто восемьдесят цехинов, справедливо полагая, что господа станут торговаться, а те действительно так и поступили, бранясь при этом между собой; трактирщик становился все злее и злее и начал грозить, что пошлет за стражниками, чтобы всю их жалкую преступную шайку, а главное - этих продувных господ, арестовать, но в этот момент в комнату ворвался Барберини, веселый и улыбающийся, а за ним следом вошел миловидный опрятный юноша лет шестнадцати, один из храбрецов, завербованных в Перудже, в городе превосходных и храбрых солдат.
   - Высочество, ваш перстенек нашелся,- заявил Барберини.- Он был у Акилле.
   - Прошу Ваше Высочество принять самые искренние мои извинения,- произнес Акилле,- я нашел его в навозе вместе с пальцем, а так как не знал, что это может быть палец Вашего Высочества, то снял кольцо с того пальца и надел себе. Но теперь, услышав от Алессандро, что Ваше Высочество разыскивают этот перстенек, мигом примчался, чтобы с надлежащими извинениями вернуть его Вашему Высочеству.
   Петр какое-то время стоял молча, с трудом переводя дыхание, пока не справился с тем безмерным облегчением, которое охватило его.
   - Благодарю вас, ребята, теперь все в порядке,- сказал он, с помощью капитана надевая кольцо на безымянный палец правой руки.- А вы, хозяин, убирайтесь; завтра, рано поутру, когда мы двинемся в путь, вы получите свое, а теперь я не желаю вас видеть, проваливайте, я спать хочу.
   Трактирщик, еще совсем недавно грубый и злой, склонил перед Его Высочеством голову и вышел без единого слова возражения. Многих знатных вельмож он повидал на своем веку и прекрасно знал, что их поведение и обращение с людьми часто зависит от странных, отдаленных, простому смертному непонятных влияний и обстоятельств, с этими господами всегда надо держать ухо востро. Перемена в поведении Его Высочества, наступившая после того, как мальчишки принесли ему перстень, который он разыскивал, убедила трактирщика в том, что Петр на самом деле большой вельможа, а он, трактирщик, очень ошибся, когда пришел к нему с напоминанием об оплате, будто к обычному бродяге... Бог знает, какой тайный и важный смысл зашифрован в этом перстне? Бог знает, какие ужасные государственные или церковные тайны, известные только нескольким влиятельным посвященным людям, в нем сокрыты;
   Бог знает, какой особой властью одарен тот, кому дозволено его носить; поэтому прочь, прочь, подальше отсюда.
   Как мы уже сказали, трактирщик ушел, удалился и капитан д'0берэ, зевая и шлепая взятыми у хозяина домашними туфлями, только Алессандро и Акилле, стоя навытяжку перед Его Высочеством, не шевельнулись.
   - Ну,- сказал Петр,- вы слышали? Я хочу спать!
   - Ваше Высочество пообещали пятьсот золотых монет в награду тому, кто найдет этот перстень,- напомнил Алессандро.- Я договорился с Акилле, что мы разделим их пополам. Это справедливо, потому что, не будь Акилле, перстень Вашего Высочества сожрала бы свинья вместе с пальцем, а не будь меня. Ваше Высочество не могли бы узнать, кто этот перстень нашел.
   - Вы получите свое вознаграждение,- сказал Петр,- но не раньше, чем мы доберемся до Губбио, а теперь уходите.
   Юноши зло посмотрели друг на друга, но вслух не произнесли ничего, повернулись и ушли. Петр влез под одеяло и уснул как убитый.
   Сразу же после восхода солнца капитан д'0берэ, уже затянутый в мундир, разбудил Петра и осведомился, настолько ли он себя хорошо чувствует, чтобы они могли отправиться в путь. Петр, великолепно отдохнувший, ответил, что чувствует себя весьма и весьма хорошо и готов совершить не один, а десять таких переходов, какой им еще предстоит, и захватить десять таких осиных гнезд, как Страмба. Солдаты есть, денег будет достаточно, так о чем же беспокоиться?
   - Солдат мало, а приспособлений для осады города никаких,- заметил капитан, ловко и с любовью перевязывая голову Петру.
   - Зачем нам осадные приспособления? - сказал Петр.- Не зря же я обучал страмбских солдат закладывать взрывные заряды.
   - Но вы обучали наш старый гарнизон, а не этих безбородых перуджанцев,возразил капитан.
   - Я сам готов засунуть петарды под ворота и взорвать их,- сказал Петр.- А там уж мы торжественным маршем войдем в город, как на праздничный парад.
   В семь часов утра капитан приказал солдатам построиться перед трактиром, разбив их на три группы, в каждой из которых назначил командира - того, кто с первого взгляда показался ему самым старшим и самым опытным: первую, включая командира, составили девятнадцать пеших копьеносцев, вторую - двадцать три пеших мушкетера, и, наконец, смешанный отряд конных копьеносцев и мушкетеров из девятнадцати человек - итого шестьдесят один солдат, всего лишь на девять или десять человек меньше, чем удалось завербовать в Перудже. Во главе конного отряда в награду за заслуги, несмотря на его молодость, был поставлен Алессандро Барберини. Потом Петр оплатил счет в размере ста сорока семи цехинов, который на сей раз трактирщик подал ему в письменном виде, и как только все было готово, капитан д'0берэ выпрямился на коне, выпятил грудь и обратился к своим людям с краткой, но содержательной речью:
   - Солдаты, с этой минуты - конец развлечениям, мы отправляемся в поход навстречу верной победе, которая принесет нам огромную gloire [славу (фр.).], но без жестокой и строгой дисциплины мы ее не достигнем. До сих пор вы только обжирались, пьянствовали и дрыхли, теперь надо служить, и только служить. Столоваться будете все вместе, а там, где для этого не будет возможности, каждый из вас получит приплату - четверть цехина в день на провиант; вы должны жить из этого расчета, потому что никакие счета за ваше бражничество мы оплачивать больше не станем. Всякие грабежи и мелкое воровство строго запрещаются, а если будет замечено, что кто-то протянул руку за чужим добром, то он будет повешен без сожаления. Равным образом подлежит наказанию всякое неповиновение приказу. Пошли на военную службу, так воюйте. Есть вопросы?
   Алессандро Барберини поднял руку.
   - Eh bien? [Ну? (фр.)] Что надо? - спросил капитан д'0берэ.
   - Когда мы получим жалованье за те два дня, что простояли здесь? - спросил Алессандро.
   Капитан д'0берэ побагровел от ярости и, как и подобало солдату, разбушевался:
   - Ты сказал: за те два дня, что мы простояли здесь, а должен был сказать: за те два дня, которые вы здесь лодырничали. Вы сами видели, сколько Его Высочество заплатили за вас трактирщику, жалованье свое вы прожрали, пропили, и ты хотел бы получить еще что-нибудь сверх этого? Еще одна такая дерзость, и я возьму тебя, милый, в оборот так, что забудешь, как тебя звать. Драться ты мастак, но о военном ремесле не имеешь никакого понятия. Военная служба - это не только умение колоть, рубить и стрелять, военная служба - это умение повиноваться и держать язык за зубами, а это самое главное, понял? Но я тебя этому обучу, я выбью из твоей башки наглость, лоботряс, лодырь, маменькин сынок, сопляк, грошовый красавчик, уж не думаешь ли ты, что если однажды проявил храбрость и исполнил долг, который обязан был исполнить, то тебе навсегда все будет прощено и все дозволено? Вопросы есть?
   Алессандро Барберини крепко сжал губы и ничего не ответил, но было видно, что он задумал недоброе.
   Тут капитан д'0берэ вынул из ножен меч и, блеснув им под лучами раннего солнца, скомандовал:
   - А теперь, солдаты, стройся, en marche [Вперед (фр.).]. Войско, состоящее из шестидесяти одного солдата, по большей части подростков, тронулось с места.
   Двигались они быстрым шагом и через три с половиной часа, около полудня, остановились перед воротами Губбио, раскинувшегося у подножья горы Монте-Каль-во на берегу реки Каминьяна. Пока они ждали разрешения на вход в город, которое им было наконец дано благодаря папской булле, Петр выдал солдатам деньги на питание и корм для лошадей и опустошил свой мешочек до самого дна, оставив только десять цехинов на закупку сырья для изготовления новой порции золота. А немного позже, как раз когда на башне губбийского собора начали вызванивать полдень, Петр и капитан д'0берэ накрепко заперлись в кузнице, которую им охотно, за незначительную плату - всего за две монеты уступил ее владелец, человек богобоязненный и честный, достали сырье, купленное по дороге, и принялись за работу.
   - В прошлый раз я обещал, mon ami, не ассистировать вам при вашем дьявольском колдовстве,- сказал капитан д'0берэ, когда они поставили тигель в горн,- но нельзя же оставить вас без помощи, когда у вас только одна рука disponible [в распоряжении (фр.).]. Но я бы соврал, утверждая, что не опасаюсь остаться без носа или без ушей.
   - Если моя теория неверна,- сказал Петр,- и произойдет охлаждение, даже при условии, что мы нагреем свинец до кипения, нам придется тотчас выбегать вон из кузницы, прыгать и пританцовывать, чтобы согреться. Но я убежден, что это не понадобится.
   Этого действительно не понадобилось, но совсем по иной причине, чем предполагал Петр.
   Когда тигелек до самых краев наполнился кипящим свинцом и настал великий момент превращения простого металла в золото, Петр протянул капитану руку и тот осторожно, при помощи перочинного ножика, открыл крышечку перстня и, заглянув в углубление, слегка шевельнул бровями и ушами, выпялил глаза и замер, словно громом пораженный; ему казалось, что он сходит с ума; он взглянул на Петра и у того не увидел на лице сколько-нибудь осмысленного выражения, потому что в тайничке лежал кусочек веревочки, точнее, волокно от нее, старательно свернутое спиралькой, и больше ничего, ровно ничего: крупицы Философского камня, красные с перламутровым отливом, которые там были спрятаны, исчезли без следа.
   - Hein! [Каково! (фр.)] - воскликнул капитан д'0берэ, поскольку ничего более подходящего не пришло ему в голову. Петр не произнес ни слова и только застонал, словно у него сильно разболелись зубы.
   - Что это? - спросил капитан.
   - Несомненно, кусок веревки, на которой был повешен кто-то,- сказал Петр.Это принято носить в перстнях.
   - Но где же Философский камень?
   - Исчез,- прошептал Петр, потому что у него пересохло в горле.- Акилле опрятный молодой человек, и когда заметил, что перстень можно открыть, то как следует его отчистил, прежде чем положить туда веревочку.
   - Значит...- воскликнул капитан.
   - Да,- подтвердил Петр.
   - Однако теперь у нас есть одно бесспорное преимущество,- сказал капитан д'0берэ.
   - Какое же?
   - Вчера мы считали этот перстень пропавшим,- ответил капитан д'0берэ,поэтому заново переживать потерю не нужно, мы ее уже пережили.
   Они поднесли перстень к свету, посмотрели, не застряла ли хоть крупица вещества в шарнире крышечки, но все было тщетно. Акилле, перуджанский юноша, сделал свое дело основательно.
   - Сейчас лучше всего было бы foutre Ie camp,- сказал капитан.
   - Пардон? - переспросил Петр.
   - Исчезнуть,- подтвердил капитан,- удрать, потому что наши парни, если не получат своего, разорвут нас в клочья. И я не удивлюсь этому.
   - Разумная мысль, и я вам советую, капитан, ее осуществить,- проговорил Петр.- Но я, герцог Страмбы, не могу себе этого позволить. Если я сбегу от войска, которое нанял, всему придет конец, полный к бесповоротный конец.
   - А вы думаете, это еще не конец? - спросил капитан.
   Петр не ответил.
   По приказу капитана д'0берэ перуджанцы в два часа дня построились на площадке перед старым домом. Петр и капитан д'0берэ, бледные и мрачные, ждали их там, сидя верхом на лошадях. Завидев молоденького Акилле, Петр помахал ему, подзывая к себе, и юноша радостно подбежал, думая, что Его Высочество собирается выплатить обещанное вознаграждение.
   - Акилле,- спросил Петр,- ты чистил мой перстень?
   Акилле с улыбкой кивнул:
   - Так точно. Высочество, чистил, пока не вычистил; главное, внутри, под крышечкой, перстень был измазан какой-то гадостью.
   - Подумай, Акилле, прежде чем ответить на мой вопрос, это очень важно,продолжал Петр.- Как ты чистил этот перстень и, главное, чем? Наверное, носовым платком? Или, может, какой-нибудь щеточкой? Покажи мне этот платок или ту щеточку.
   - Какой там носовой платок, какая там щеточка,- сказал Акилле.- У меня не водится таких вещей. Я его промыл водичкой в ручейке, подержал под струёй, а когда все было отмыто, посушил на солнце. Ту веревочку, что я туда положил, можете, Высочество, оставить себе, она принесет вам счастье, на ней умер дядюшка Витторио, брат моей матушки, которого повесили за то, что в церкви святой Джулии он украл церковную кружку для пожертвований. У меня есть еще кусочек в кармане.
   - Но, может,- настаивал Петр,- пока ты держал этот перстенек под водой, ты еще и тер его пальцем? Не чистил ли ты его пальцем?
   - Да, чистил,- ответил Акилле.
   - Покажи мне свой палец,- сказал Петр. Сбитый с толку чудачеством Его Высочества, Акилле протянул Петру поднятый указательный палец правой руки. Он был чист, под ногтем не было ни соринки.
   - Хорошо, можешь идти,- сказал Петр. Акилле еще колебался.
   - Пожалуйста, скажите мне, когда я и Алессандро получим свои пятьсот цехинов?
   - Стройся,- скомандовал капитан д'0берэ.- Смирно!
   Войско промаршировало через город и направилось по дороге, ведущей в горы, но уже десять минут спустя, когда еще были видны стены Губбио, Петр кивнул капитану, чтобы тот скомандовал остановиться.
   - Ребята,- проговорил Петр,- я должен вам сказать несколько слов, не слишком приятных. Я действовал по плану, у меня было все верно и точно рассчитано, но кое-что, не стоит вам объяснять, что именно, дало осечку, источник поступления новых денег, на которые я твердо надеялся, предполагая получить их в Губбио, исчез, испарился, его больше нет. Это значит, что я, герцог Страмбы, стою здесь перед вами без единого медяка в кармане, без боеприпасов, не имея возможности завербовать новое подкрепление. Мне ничего другого не остается, как поблагодарить вас, извиниться и посоветовать вернуться в свой родной город; может, бог даст, подеста не окажется слишком строг и простит вам эту небольшую загородную прогулку, продлившуюся всего несколько дней. Возвращайтесь, ребята, я не могу вас больше задерживать, и не обижайтесь на меня; случилось несчастье, оно произошло неожиданно, и я не в силах был предотвратить его.
   Петр помолчал, ожидая, пока пораженные перуджанцы, не решавшиеся произнести ни слова протеста, полностью осознают значение этого ошеломляющего сообщения, и потом продолжал:
   - Ничего не поделаешь, таково состояние наших дел. Поэтому, повторяю, я ничего не имею против того, чтобы вы изменили свое решение и покинули меня и капитана д'0берэ. Правда, есть еще одна возможность - возможность, связанная с риском и отчаянной храбростью, таковая мне представляется не впервые, и поскольку я стою здесь перед вами живой и невредимый, вы видите, что даже самые большие препятствия я всегда преодолевал с успехом. Откажитесь от жалованья, которое вам было обещано, и двигайтесь с нами дальше. Мало того: верните мне часть тех денег, которые я вам уже выплатил, чтоб я мог купить боеприпасы. Это - большая жертва, которой я от вас жду, но чем больше жертва, тем великолепнее вознаграждение. Это я вам, ребята, предлагаю решить. Посоветуйтесь и спросите самих себя, какая из двух дорог для вас лучше дорога покаяния и возврата или дорога славы и героического самопожертвования. Я подожду вашего ответа.
   Петр погнал лошадь и в сопровождении капитана д'0берэ отъехал к роще, окаймлявшей лужайку влево от дороги. Раздался чей-то яростный крик: "Мерзавцы!" - и едва он смолк, как затараторили десятки раздраженных голосов, слившихся в дребезжащий гул разочарования и ярости. Петр и капитан спешились, когда уже не было слышно даже отдаленных слов, и улеглись рядом на ствол дерева, поваленного бурей.
   - Этого они не стерпят,- сказал капитан д'0берэ, раскуривая свою трубку,без жалованья куда ни шло, они бы еще стерпели, но возвращать деньги - са ja-mais [никогда (фр.), ] Вашей непоправимой ошибкой было уже то, что вы вообще заговорили о возврате. Это их разозлило вконец. Не говорил ли я вам раньше, что они разорвут нас в клочья; теперь я в этом твердо уверен.
   - On verra[ Увидим (фр.).],- сказал Петр в манере капитана, надеясь этим развеселить его, но капитан д'0берэ лишь мрачно курил свою трубку.
   Перуджанцы вели себя как помешанные, размахивали руками, перебивали друг друга и толкались; казалось даже, что они пританцовывали. Но вдруг успокоились и затихли, одни уселись на краю дороги, другие стояли, опираясь на мушкеты или копья, кое-кто из всадников слез с лошадей.
   - Вот теперь только начинается настоящий совет, кто-то держит речь,сказал капитан д'0берэ и прищурился, чтобы лучше видеть.- Ну, конечно, это наш испытанный Алессандро Барберини. Ax! dire que [подумать только (фр.).], такие ничтожества, такие негодяи, бог весть откуда взялись, а сейчас решают нашу судьбу... Петр, время еще не упущено, они далеко, достаточно сесть на лошадей...
   - Вам страшно? - спросил Петр.
   - Ма foi [ По правде сказать (фр.).], страшно,- ответил капитан.
   - Мне тоже,- сказал Петр.- Они советуются, непонятно только, почему так долго, о чем им толкует этот мальчишка? Ведь положение настолько ясное, что не требуется никаких комментариев: либо идти с нами дальше, либо возвращаться в Перуджу.
   Миловидный юноша Алессандро Барберини, сидя на своей кобыле, якобы арабских кровей, говорил и говорил, изредка взмахивая при этом копьем, острый конец которого иногда поблескивал на солнце, как золотая искра, а остальные, стоя будто вкопанные, слушали его, но вдруг от них отделилась одинокая фигура и нерешительно, походкой человека, который не знает, правильно ли он поступил, оторвавшись от своих, пустился в обратный путь в Губбио. Сделав несколько шагов, перуджанец остановился и оглянулся, и тогда вслед за ним двинулись еще двое, потом трое, четверо парней.
   - Уходят,- произнес Петр с надеждой в голосе,- а с нами даже не попрощались.
   - Пока еще их достаточно, чтобы с нами разделаться,- сказал капитан д'0берэ.
   Вскоре и остальные, конные и пешие, беспорядочно рассыпанными группами двинулись по дороге к воротам города" откуда совсем недавно вышли боевой колонной, которую Петр гордо именовал своим войском и которая, взяв Страмбу, должна была помочь ему покорить мир; от войска теперь осталось всего человек пятнадцать - двадцать и среди них - шесть всадников. Пе-руджанцы стояли без движения, будто бы о чем-то совещаясь, и вдруг неожиданно стремительным галопом направились в сторону рощи к Петру и капитану д'0берэ.
   - Сидите, не вставайте, пусть они не думают, что мы жаждем узнать, что они хотят нам сообщить,- сказал капитан д'0берэ.
   Алессандро Барберини ехал впереди, очевидно, он был признанным выразителем мнения оставшихся перуджанцев, опрятный мальчик Акилле тоже был среди них. Барберини притворился веселым и дружески кивнул Петру и капитану.
   - Я делал все возможное и пробовал убедить ребят, что их долг остаться на службе у Вашего Высочества, но - увы! - сообщил он, подъезжая.- Однако я вместе с моими ближайшими друзьями остаемся верны своему обязательству и ожидаем дальнейших приказов Вашего Высочества.
   - Немного же вас осталось,- сказал капитан д'0берэ, медленно вставая на свои длинные ноги,- для чего вы теперь нам нужны?
   - А вот для чего,- сказал Алессандро Барберини и, размахнувшись копьем, со всей силой вонзил его капитану д'0берэ в грудь.
   Петр взвыл, как будто копье пронзило его собственное тело; в тот же миг перуджанские дикари набросились на него и в мгновение ока связали руки за спиной, а капитан д'0берэ, рухнувший на ствол вывороченного бурей дерева, медленно опускался на землю, пока не уткнулся в нее стальным острием копья, выходившего сзади между лопатками.
   - J'ai bien dit ca,- простонал он, когда Алессандро Барберини, упершись ногой ему в грудь, вытаскивал копье из раны. Тут изо рта у него брызнула тоненькая струйка крови, он закатил глаза, голова упала на землю, и капитан скончался.