Страница:
"Экономикс" - анализ выборов хозяйствующего субъекта. Термин "политическая экономия" был вытеснен понятием "экономика", или "экономикс" (economics). Под этой новой экономикой стала пониматься аналитическая наука о рациональном выборе и использовании людьми ограниченных ресурсов (труд, капитал, земля, деньги, предпринимательские способности, знание) для производства товаров и услуг, их распределения и потребления. Вместо объективного, подобного механическому, круговорота труда и капитала в экономике предстала новая реальность - мир субъекта, принимающего хозяйственные решения. Как подчеркивал основатель австрийской школы маржинализма К. Менгер (1840 - 1921), любые блага, сами по себе лишены внутренне присущей им ценности. Последнюю придает лишь соответствующее отношение к ним того или иного субъекта. Целью обмена и производства, с точки зрения новых экономических теорий, является получение максимальных выгод или наибольшее удовлетворение потребностей. Однако эта мотивация уточняется законом, согласно которому удовольствие, полученное индивидом от единицы блага (полезность) уменьшается с ростом количества этих единиц, находящихся в его распоряжении. Иными словами, все потребности имеют тенденцию к насыщению. Этот фундаментальный факт считался очевидным свойством человеческой природы. Применение закона убывающей полезности позволило усовершенствовать аналитический аппарат для анализа поведения экономического субъекта. Поскольку полезная отдача от каждой следующей порции блага падает, а трудности, связанные с ее добыванием, возрастают (будь то затраты труда при производстве или потеря других благ при обмене), неизбежно должен наступить момент, когда дальнейшее приращение благ даст не прирост удовольствий, а их сокращение. Такая ситуация может быть описана с помощью математических средств, причем можно точно определить точку максимизации полезности, к которой, собственно, и должен стремиться экономический субъект.
В результате основным персонажем "экономике" становится "рациональный максимизатор полезности". Парадоксальным фактом при этом является то, что субъективизация исходной модели экономического анализа позволяет современной экономике применять более точные, количественные методы анализа, которые обычно связывают с ростом объективности науки.
Таким образом, что с изменением доминирующих типов хозяйственной деятельности людей изменялись и формы экономического знания - от учения о простом и центрально управляемом домохозяйстве до теорий рационального поведения в рыночной среде.
Категория труда в философии и экономике
Труд - это основная форма человеческой жизнедеятельности, условие существования человека. Поэтому труд не может рассматриваться лишь в контексте собственно экономических учений, например трудовой теории стоимости. Нужно принимать во внимание и другие - ценностно-этические, религиозные и философские - представления о труде.
Труд как мука. В рамках античного мировоззрения простой хозяйственный труд представлялся занятием, недостойным свободных людей. Труд был занятием низким, уделом рабов и вольноотпущенников. Доблесть в глазах членов античного общества состояла не в труде, а в созерцании, благородной праздности. Труд физический рассматривался как тягость, как мука. Свободный гражданин античного общества - это политик, воин, участник или зритель спортивных состязаний, посетитель дружеских пиров, театра или, если он настроен более созерцательно, философских школ. Лишь для земледельческого труда делалось некоторое исключение, что определялось самим характером античного хозяйства, которое держалось, в конечном счете, на аграрном производстве. Вместе с тем на закате античности, в древнем Риме, даже этот жизненный корень был подрублен. Люмпены, простолюдины требовали не возможностей для продуктивного труда, но "хлеба и зрелищ". Говоря современным языком, античное общество не выработало позитивной трудовой этики. Труд воспринимался как наказание. Вероятно, только в такой культуре возможен образ Сизифа.
Теология труда. Христианство решительно изменило это негативное отношение к труду, свойственное языческой античной культуре [1]. Труд стал пониматься как позитивная ценность, как богоугодное дело. Средневековую цивилизацию многие историки культуры трактуют как цивилизацию труда. В самих исходных постулатах христианства нетрудно обнаружить истоки положительной оценки труда. "В поте лица ешь хлеб свой" - говорится в Евангелии. Апостол Павел учил: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь".
1 См.: Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 268 - 281.
Одним из интересных проявлений этой новой установки были идеи св. Фомы Аквинского о значимости труда, его своего рода "теология труда", ставшая основанием его известных учений о справедливой цене и греховности ростовщичества.
В противовес представлениям античности св. Фома доказывал, что труд богоугоден, что труд, а не праздность способствует духовному совершенствованию. Сам Бог в его толкованиях выступал как "первый работник", архитектор мира. В этом контексте именно труд выступал для Фомы Аквинского единственным правомерным источником собственности и богатства. Можно сказать, что в сочинениях крупнейшего богослова средневековья обнаруживаются зачатки того, что потом назвали трудовой теорией стоимости.
Социальным идеалом для св. Фомы было замкнутое государство, опирающееся на натуральное аграрное хозяйство. В этом государстве должно быть как можно меньше торговых обменов и денежных операций, на которые средневековый богослов смотрел как на неправедное, хотя и неизбежное зло. Только в труде он видел богоугодный источник дохода, тогда как богатство, наживаемое купеческим сословием и, особенно, ростовщиками, не создающими никакой видимой ценности, с его точки зрения, является греховным. Поэтому барыш от перепродажи и процент от ссуды, достающиеся купцу и ростовщику, должны быть запрещены в обществе, построенном на христианских началах.
Особую неприязнь у св. Фомы вызывало ростовщичество. Христианство учит помогать другому человеку не ради выгоды, а из любви к ближнему. Ростовщики нарушают эту заповедь. Взимание процентов - это обогащение, дьявольское по своему характеру. Оно осуществляется без всякого видимого труда: даже ночью, когда ростовщик спит, он обогащается.
Подобные рассуждения подводили Фому Аквинского к любопытному аргументу против ростовщичества - "от времени". Пытаясь оправдать свой вид деятельности, ростовщики указывали на время. Они представляли его равноценностью того излишка, который они получали в проценте. Они ведь прямо увеличивали или уменьшали процент в зависимости от времени, на которое ссужали деньги. Но время, доказывал св. Фома, есть общее благо, Бог даровал время в одинаковое пользование всем людям. Между тем ростовщики, взимая процент за предоставление денег на определенное время, нарушают эту волю Бога. Они продают этот свободный дар Бога, поэтому их занятие несомненно греховно.
Сходную аргументацию Фома Аквинский применял и в оценках торговли и ценообразования. Только труженик - земледелец или ремесленник - производит реальные ценности, только он знает подлинную, справедливую цену произведенных товаров. Эта цена определяется вложенным в продукт трудом, который является единственным настоящим источником ценности. Поэтому справедливая цена должна быть постоянной, не зависящей от колебаний предложений и спроса. Купцы же могут устанавливать надбавку к этой цене лишь за вложенный труд по перемещению товаров из других городов и стран.
Труд и ранний капитализм. Несмотря на подчеркивание ценности труда средневековыми теологами, доминирующими в то время были аристократически-рыцарские ценности, весьма далекие от трудовых. К тому же и низовая культура не делала особого акцента на труде. Достаточно сказать, что более ста дней в году средневековые люди посвящали различным церковным праздникам и карнавалам. Поэтому неудивительно, что нарождающийся городской буржуазный слой оценивал поведение представителей иных классов скорее как праздное. Как нечто непродуктивное и недостойное истинно гражданского образа жизни начала рассматриваться и сама схоластика.
В этом контексте в XVI - XVII вв. стали появляться учения, которые отстаивали необходимость упорного труда, высоко оценивали практическую деятельность, ремесла. В качестве примера этому можно привести идеи Ф. Бэкона о Великом Восстановлении и "пансофию" Я.А. Коменского, положенную в основу системы воспитания протестантской молодежи. У Бэкона, а еще яснее в рецепции его идей в кругах теоретиков протестантского образования, Великое Восстановление - не Ренессанс, как это иногда ошибочно считается, не восстановление античной учености и культуры. Это более радикальная программа, идеалом которой было завоевание всего того знания и умения, которое было утеряно с грехопадением Адама. В саду Эдема он с готовностью подчинялся дисциплине труда, и его труд был удовольствием. Благодаря послушанию он получил полное господство и контроль над природой. Адама обычно описывали как садовника и натуралиста. Но горное дело и обработка металлов также причислялись к его наиболее совершенным навыкам. Он также умел превращать одни металлы в другие и применять химические процессы. После грехопадения Адам был лишен всего этого, а его потомки были наказаны, приговорены к докучному труду. Но даже после этого Бог оставил человеку возможность изменить ситуацию на более благоприятную. Покаянным трудом возрождающемуся человечеству было дозволено создать упорядоченную цивилизацию, в которой условия жизни человека были бы улучшены до определенной степени.
В свете этого наука и, особенно, полезные, "практические искусства" рассматривались как дар Бога недостойным детям. Ставился акцент на трудовом начале, активном подходе к профессиональной и социальной жизни. Признание идеи святости ремесла способствовало более тесному контакта с природой в поисках продуктивного знания. Конечной наградой за эти усилия должно стать возвращение человеку власти над природой, что было основным мотивом Великого Восстановления.
Поэтому образцом для юношества должны быть не теологи - схоласты или монахи, а представители практических профессий: шахтеры, металлурги, ремесленники. Разрыв между учеными и практиками - существенное зло, которое нужно преодолеть.
Труд как товар. Переход к достаточно развитой рыночной экономике, который начался в XVIII и набрал силу в XIX в., ознаменовался новым сдвигом в социальном статусе и образе труда. Труд все более предстает как товар. При доминировании традиционного земледельческого типа производства рынок был вспомогательным инструментом хозяйственной жизни. Капиталистический тип экономики создает развитые рынки средств производства: не только товаров и услуг, но также труда, земли и денег (капитала).
Чтобы лучше представить себе, к каким изменениям и последствиям ведет превращение труда в товар, нужно вспомнить предшествующие эпохи. В условиях феодализма и цеховой системы земля и труд непосредственно составляли часть социальной организации. Земля была основой феодального порядка, основой военной, юридической, административной и политической системы. Право на землю не относилось к сфере свободной купли-продажи и подлежало совершенно иному типу регулирования. Это справедливо и в отношении труда. Например, в условиях цеховой системы взаимосвязи мастера, поденщика и подмастерья, их заработная плата - все это регулировалось не рынком, но правилами и обычаями цеха и города. Труд, несмотря на развитие рынков, оберегался от превращения в объект купли-продажи многочисленными законами о цехах, о ремесленниках, о бедных и т.п. До конца XVIII в. вопрос об образовании свободного рынка труда ни в одной стране еще не возникал.
Что же происходит, когда труд начинает превращаться в товар? Прежде всего нужно заметить, что труд не является обычным товаром. Товар - это предмет, произведенный для продажи на рынке. Но труд, как и земля, не производятся для продажи. Труд - это не что иное, как сами человеческие существа в их жизнедеятельности. А жизнь существует не для продажи. Помимо этого, трудовая деятельность не может быть отделена от других сторон человеческой жизни, ее нельзя запасти, хранить, пускать в оборот по мере надобности.
Но капиталистический тип экономики не терпит серьезных ограничений, препятствующих функционированию рыночного механизма применительно к труду. Реально создается рынок труда: индустриальная система не может эффективно работать, если она опутана старым социальным и моральным нормированием труда. Развитие фабричной индустрии приводило к тому, что для поддержания самого процесса производства труд был вынужден превратиться в товар. В этом истоки социальной драмы ранних этапов промышленной революции. Ее влияние на жизнь народа было весьма деструктивным, в марксизме же она вообще описывалась как социальная катастрофа. Но в дальнейшем получили развитие две взаимосвязанные тенденции: углубление рыночной организации применительно к настоящим товарам сопровождалось ростом ограничений на ее применение к таким "квазитоварам", как труд и земля. Различные социально-политические меры переросли в систему социальных институтов, ограничивавших действие рыночных механизмов применительно к труду. Общество нашло способ защиты от тех опасностей, которые присущи саморегулирующейся рыночной системе.
"Экономический человек": рациональность, аскетизм и желание
В основе большинства экономических учений лежат представления о мотивах и характеристиках хозяйствующего человека. Обычно это обозначается понятием homo economicus - "экономический человек".
Поскольку экономическая наука стремится к строгости и точности своих выводов, то она абстрагируется от многообразия мотивов и качеств людей, оставляя лишь те, которые прямо связаны с экономической деятельностью [1]. В результате в модель "экономического человека" обычно включают такие характеристики:
- стремление получить максимальную прибыль при имеющихся средствах производства и доступных ресурсах;
- способность к рациональному расчету доходов и издержек;
- постоянное желание улучшить свое благосостояние;
- стремление свести к минимуму риск, неизбежный в экономической деятельности.
1 То, что экономике приходится иметь дело с такой односторонней моделью человека, делает ее в представлениях некоторых ее критиков "мрачной наукой". Назвавший ее так Т. Веблен, писал, что человек предстает в экономической науке эгоистом, которого не волнует ничего, кроме денег, существом, "молниеносно вычисляющим удовольствия и страдания, колеблющимся подобно однородному шарику, целиком состоящего из желания счастья, под воздействием стимулов, которые перемещают его в пространстве, ничего не меняя внутри него".
Подобная модель человека использовалась уже в классической политической экономии - у А, Смита, Д. Рикардо и других ученых. Но наиболее четкие черты она обрела в теориях XX в., в которых "экономический человек" предстал как "рациональный максимизатор" полезности.
Иногда утверждается, что отмеченные характеристики "экономического человека" являются универсальными, присущими людям во все времена и во всех культурах. Действительно, стремление к богатству или, по крайней мере, к материальному благополучию можно считать родовой чертой человека. Однако это стремление может реализовываться разными путями: через спекуляцию, обман, подчинение других людей и т.п. А может - через рационально организованную экономическую деятельность. История показывает, что подобная деятельность стала достаточно распространенным явлением лишь с возникновением капиталистического общества.
Откуда же появился антропологический тип рационального предпринимателя, по мерке которого фактически скроена модель "экономического человека"? Наиболее известный ответ на этот вопрос дал немецкий социолог и историк хозяйственной деятельности М. Вебер, о котором уже упоминалось в главе о социальной философии.
Становление западного капитализма, по Веберу, связано с возникновением предприятий, цель которых - получение максимальной прибыли, а средство для достижения этой цели - рациональная организация жизни, труда, производства и торговли. Сочетание стремления к прибыли с рациональной дисциплиной является уникальной чертой западного капитализма. Эта уникальность определяется тем, что желание наживы удовлетворяется не путем завоевания, спекуляций или авантюр, а с помощью дисциплины и расчета, в рамках непрерывно действующего предприятия, ориентированного на получение дохода посредством использования возможностей честного и мирного рыночного обмена.
Возникает вопрос: как сложился такой тип производства? В ставшей классической работе "Протестантская этика и дух капитализма" (1905) Вебер выдвинул и постарался подкрепить фактами гипотезу о том, что протестантская Реформация - скорее непреднамеренно, чем сознательно - способствовала развитию норм и взглядов, весьма благоприятных для такой экономической деятельности. Лютер, Кальвин и их последователи положили этому начало, преобразовав религиозное понятие "призвание" и придав ему светское значение. Если прежде говорили о "призвании" сделаться священником или членом какого-нибудь монашеского ордена, то теперь на всякий дозволенный законом светский род занятий стали смотреть как на "призвание", через которое человек должен попытаться реализовать волю Божью.
Решающий вклад в развитие "капиталистического духа", согласно Веберу, внес кальвинизм и его многочисленные ответвления. Ядро протестантской этики составляют следующие положения:
1) всемогущий Бог, воля которого непостижима для конечного разума людей, правит миром так, что заранее предопределил каждому спасение или осуждение на погибель, человек же своими действиями бессилен изменить предначертание Божье;
2) человеку недоступно знание того, к спасению или гибели предопределил его душу Бог, но он должен трудиться на приумножение славы Божьей и на создание царства Божьего на земле; праздность и плотские утехи греховны и предосудительны.
Сходные элементы по отдельности встречаются и в других вероучениях, но одновременное их сочетание уникально и имеет, как доказывает Вебер, значительное влияние на характер жизни и хозяйственной деятельности людей. Доктрина о предопределении, согласно которой Бог уже заранее избрал, кого спасти, а кого осудить на муки, вела к индивидуальной озабоченности человека о своей судьбе. Протестантские реформаторы считали, что христианин должен научиться жить с этой озабоченностью и праведно служить Богу, даже если в итоге выяснится, что он предопределен к осуждению. Однако простые протестанты обычно полагали, что успехи в их мирском "призвании", особенно в хозяйственной сфере, являются знаком благосклонности Бога. Едва ли Бог проявит свою благосклонность к тем, рассуждали они, кто все равно обречен на вечные муки.
Из среды таких расчетливых протестантов и вышли рациональные предприниматели, которые много и методично трудились, осуждали роскошь и развлечения и, как следствие, достигали экономических успехов. Сочетание ценностей и взглядов, присущих этому типу людей, Вебер назвал "мирским аскетизмом". Подобно монаху, протестант в повседневной жизни практиковал самоограничение и дисциплину. Но в отличие от "потустороннего аскетизма" монаха он свой аскетизм обращал на хозяйственную деятельность [1].
1 После того как Вебер обнаружил в западной культуре "мирской аскетизм", он приступил к исследованию иных культур и соответствующих им религий, чтобы выяснить наличие или отсутствие там этого компонента. Его отсутствие могло бы объяснить, почему современный капитализм возник именно на Западе. Вебер доказывал, что аскетизм Индии был потусторонним, а мирское учение конфуцианства так и не привело к аскетизму. Поэтому Индия и Китай несмотря на большие успехи в области культуры и техники, не имели благодатной почвы для генезиса капиталистической экономики.
Теория генезиса капитализма Вебера является наиболее влиятельной до сих пор, хотя вокруг нее идут постоянные споры. Так, известный французский историк Ф. Бродель критикует Вебера за его сведение объяснения происхождения фигуры капиталистического предпринимателя к одной причине, к протестантизму [2]. Сам Бродель подчеркивает роль торговли, прежде всего торговли на большие расстояния, которая способствовала формированию буржуазной рациональности. Он полагает, что в торговле капитализм был у себя дома, а в производстве, по крайней мере на начальных стадиях развития - в гостях. Это позволяет объяснить те виды капитализма, которые остались вне поля зрения Вебера и противоречили его позиции. Речь идет о раннебуржуазных центрах северной Италии, которые преуспевали в торговле, передав затем эстафету протестантским странам северной Европы. Вебер вообще недооценивал степень капиталистического развития в непротестантских странах. Важный пример французские католики, которые не преуспели так, как их протестантские соотечественники, но тем не менее сумели создать свой собственный буржуазный этос.
2 См.: Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993.
Другой мишенью критики является европоцентризм Вебера, проявляющийся в его оценках экономической жизни Востока. Успехи капитализма в Японии, а позднее и в других странах Восточной Азии можно трактовать так, что Вебер ошибался в своих негативных оценках влияния на экономику конфуцианской и буддистской религиозной этики.
Вместе с тем это не подрывает основного положения Вебера о том, что капиталистический предприниматель - весьма своеобразная фигура, и не все культуры в одинаковой степени благоприятствуют ее появлению. Существенными чертами этой фигуры являются такие качества, как рациональность, индивидуализм, религиозно-этическое представление о долге. Культуры, способные произвести человека этого типа, обладают преимуществом в хозяйственном развитии. В этом отношении даже критики Вебера соглашаются с тем, что протестантизм обеспечил его приверженцам сравнительные преимущества перед представителями других религиозных течений и что это было связано с его строгим и своеобразным хозяйственным этосом.
Рассмотренные антропологические черты характерны для раннего капитализма. Многие исследователи современных стилей жизни отмечают, что с исторической сцены в наши дни исчезает homo economicus как человек труда и производства, следующий принципам аскетической этики и формальной рациональности. В наше время эти принципы уже не работают. "Мирская аскеза" уходит в прошлое, современный человек подвержен постоянному соблазну желаний. Ключевой деятельностью нового, уже неэкономического человека становится потребление. Он оказывается вовлеченным в ситуацию мультипликации желаний.
В этой ситуации прежняя веберовская экономическая этика выглядит старомодной. Как отмечает французский философ Ж. Бодрийар, "XX век преподал исторический урок никчемности традиционной морали и экономического расчета. Целые поколения людей, стараясь жить по средствам, в результате оказались на более низком уровне жизни, чем позволяли их средства. Об этой эре труда, личной заслуги и накопления - добродетелей, находящих высшее выражение в понятии собственности, еще напоминают нам сохранившиеся от нее вещи, словно призраки потерянных поколений прошлого в мелкобуржуазных интерьерах" [1].
1 БодрийарЖ. Система вещей. М., 1995. С. 132.
Современный рынок не только удовлетворяет наличные желания, но еще и постоянно пробуждает все новые и новые потребности. Экономическая система склонна порождать желания, разжигать их, что превращает человека в своеобразную "машину желания". Если ранее ключевые процессы происходили в сфере производства, то в XX в. они переместились в сферу потребления. Потребителям прежних времен, свободным покупать или не покупать, уже не находится места в системе. Ныне принцип удовольствия возобладал. Происшедший антропологический сдвиг отделяет героическую эру производства от эры потребления, отдающей должное человеку и его желаниям - сознательным и подсознательным. Идеалы траты и удовольствия заменили протестантские нормы накопления, методичного труда и наследования собственности.
Свобода индивида и экономическая свобода
Свобода является одной из центральных философских категорий. Обычно о ней рассуждают в политическом или этическом аспектах. Реже вспоминают о экономической свободе, полагая, что свобода личности может быть совмещена практически с любым экономическим строем. Но такое мнение является заблуждением. Возможны лишь определенные сочетания политического и экономического строя общества, при которых люди могут чувствовать себя достаточно свободно.
Свобода экономической деятельности важна для общего понимания свободы в двух смыслах. Во-первых, экономическая свобода сама по себе есть часть свободы в широком смысле. Поэтому ее нужно рассматривать как самоцель, как ценность саму по себе. Часто это значение экономической свободы не учитывается. Мол, это всего лишь материальная сторона жизни, а свобода относится к ее высшей стороне. Однако для большинства людей экономическая свобода не менее важна, чем политическая свобода. Например, свобода выбора места жительства может быть ограничена двумя способами: административно-политическим (институт прописки) и экономическим (запрещением купли-продажи земли, домов, квартир). Результат в этих случаях будет мало чем отличаться для большинства людей.
В результате основным персонажем "экономике" становится "рациональный максимизатор полезности". Парадоксальным фактом при этом является то, что субъективизация исходной модели экономического анализа позволяет современной экономике применять более точные, количественные методы анализа, которые обычно связывают с ростом объективности науки.
Таким образом, что с изменением доминирующих типов хозяйственной деятельности людей изменялись и формы экономического знания - от учения о простом и центрально управляемом домохозяйстве до теорий рационального поведения в рыночной среде.
Категория труда в философии и экономике
Труд - это основная форма человеческой жизнедеятельности, условие существования человека. Поэтому труд не может рассматриваться лишь в контексте собственно экономических учений, например трудовой теории стоимости. Нужно принимать во внимание и другие - ценностно-этические, религиозные и философские - представления о труде.
Труд как мука. В рамках античного мировоззрения простой хозяйственный труд представлялся занятием, недостойным свободных людей. Труд был занятием низким, уделом рабов и вольноотпущенников. Доблесть в глазах членов античного общества состояла не в труде, а в созерцании, благородной праздности. Труд физический рассматривался как тягость, как мука. Свободный гражданин античного общества - это политик, воин, участник или зритель спортивных состязаний, посетитель дружеских пиров, театра или, если он настроен более созерцательно, философских школ. Лишь для земледельческого труда делалось некоторое исключение, что определялось самим характером античного хозяйства, которое держалось, в конечном счете, на аграрном производстве. Вместе с тем на закате античности, в древнем Риме, даже этот жизненный корень был подрублен. Люмпены, простолюдины требовали не возможностей для продуктивного труда, но "хлеба и зрелищ". Говоря современным языком, античное общество не выработало позитивной трудовой этики. Труд воспринимался как наказание. Вероятно, только в такой культуре возможен образ Сизифа.
Теология труда. Христианство решительно изменило это негативное отношение к труду, свойственное языческой античной культуре [1]. Труд стал пониматься как позитивная ценность, как богоугодное дело. Средневековую цивилизацию многие историки культуры трактуют как цивилизацию труда. В самих исходных постулатах христианства нетрудно обнаружить истоки положительной оценки труда. "В поте лица ешь хлеб свой" - говорится в Евангелии. Апостол Павел учил: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь".
1 См.: Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 268 - 281.
Одним из интересных проявлений этой новой установки были идеи св. Фомы Аквинского о значимости труда, его своего рода "теология труда", ставшая основанием его известных учений о справедливой цене и греховности ростовщичества.
В противовес представлениям античности св. Фома доказывал, что труд богоугоден, что труд, а не праздность способствует духовному совершенствованию. Сам Бог в его толкованиях выступал как "первый работник", архитектор мира. В этом контексте именно труд выступал для Фомы Аквинского единственным правомерным источником собственности и богатства. Можно сказать, что в сочинениях крупнейшего богослова средневековья обнаруживаются зачатки того, что потом назвали трудовой теорией стоимости.
Социальным идеалом для св. Фомы было замкнутое государство, опирающееся на натуральное аграрное хозяйство. В этом государстве должно быть как можно меньше торговых обменов и денежных операций, на которые средневековый богослов смотрел как на неправедное, хотя и неизбежное зло. Только в труде он видел богоугодный источник дохода, тогда как богатство, наживаемое купеческим сословием и, особенно, ростовщиками, не создающими никакой видимой ценности, с его точки зрения, является греховным. Поэтому барыш от перепродажи и процент от ссуды, достающиеся купцу и ростовщику, должны быть запрещены в обществе, построенном на христианских началах.
Особую неприязнь у св. Фомы вызывало ростовщичество. Христианство учит помогать другому человеку не ради выгоды, а из любви к ближнему. Ростовщики нарушают эту заповедь. Взимание процентов - это обогащение, дьявольское по своему характеру. Оно осуществляется без всякого видимого труда: даже ночью, когда ростовщик спит, он обогащается.
Подобные рассуждения подводили Фому Аквинского к любопытному аргументу против ростовщичества - "от времени". Пытаясь оправдать свой вид деятельности, ростовщики указывали на время. Они представляли его равноценностью того излишка, который они получали в проценте. Они ведь прямо увеличивали или уменьшали процент в зависимости от времени, на которое ссужали деньги. Но время, доказывал св. Фома, есть общее благо, Бог даровал время в одинаковое пользование всем людям. Между тем ростовщики, взимая процент за предоставление денег на определенное время, нарушают эту волю Бога. Они продают этот свободный дар Бога, поэтому их занятие несомненно греховно.
Сходную аргументацию Фома Аквинский применял и в оценках торговли и ценообразования. Только труженик - земледелец или ремесленник - производит реальные ценности, только он знает подлинную, справедливую цену произведенных товаров. Эта цена определяется вложенным в продукт трудом, который является единственным настоящим источником ценности. Поэтому справедливая цена должна быть постоянной, не зависящей от колебаний предложений и спроса. Купцы же могут устанавливать надбавку к этой цене лишь за вложенный труд по перемещению товаров из других городов и стран.
Труд и ранний капитализм. Несмотря на подчеркивание ценности труда средневековыми теологами, доминирующими в то время были аристократически-рыцарские ценности, весьма далекие от трудовых. К тому же и низовая культура не делала особого акцента на труде. Достаточно сказать, что более ста дней в году средневековые люди посвящали различным церковным праздникам и карнавалам. Поэтому неудивительно, что нарождающийся городской буржуазный слой оценивал поведение представителей иных классов скорее как праздное. Как нечто непродуктивное и недостойное истинно гражданского образа жизни начала рассматриваться и сама схоластика.
В этом контексте в XVI - XVII вв. стали появляться учения, которые отстаивали необходимость упорного труда, высоко оценивали практическую деятельность, ремесла. В качестве примера этому можно привести идеи Ф. Бэкона о Великом Восстановлении и "пансофию" Я.А. Коменского, положенную в основу системы воспитания протестантской молодежи. У Бэкона, а еще яснее в рецепции его идей в кругах теоретиков протестантского образования, Великое Восстановление - не Ренессанс, как это иногда ошибочно считается, не восстановление античной учености и культуры. Это более радикальная программа, идеалом которой было завоевание всего того знания и умения, которое было утеряно с грехопадением Адама. В саду Эдема он с готовностью подчинялся дисциплине труда, и его труд был удовольствием. Благодаря послушанию он получил полное господство и контроль над природой. Адама обычно описывали как садовника и натуралиста. Но горное дело и обработка металлов также причислялись к его наиболее совершенным навыкам. Он также умел превращать одни металлы в другие и применять химические процессы. После грехопадения Адам был лишен всего этого, а его потомки были наказаны, приговорены к докучному труду. Но даже после этого Бог оставил человеку возможность изменить ситуацию на более благоприятную. Покаянным трудом возрождающемуся человечеству было дозволено создать упорядоченную цивилизацию, в которой условия жизни человека были бы улучшены до определенной степени.
В свете этого наука и, особенно, полезные, "практические искусства" рассматривались как дар Бога недостойным детям. Ставился акцент на трудовом начале, активном подходе к профессиональной и социальной жизни. Признание идеи святости ремесла способствовало более тесному контакта с природой в поисках продуктивного знания. Конечной наградой за эти усилия должно стать возвращение человеку власти над природой, что было основным мотивом Великого Восстановления.
Поэтому образцом для юношества должны быть не теологи - схоласты или монахи, а представители практических профессий: шахтеры, металлурги, ремесленники. Разрыв между учеными и практиками - существенное зло, которое нужно преодолеть.
Труд как товар. Переход к достаточно развитой рыночной экономике, который начался в XVIII и набрал силу в XIX в., ознаменовался новым сдвигом в социальном статусе и образе труда. Труд все более предстает как товар. При доминировании традиционного земледельческого типа производства рынок был вспомогательным инструментом хозяйственной жизни. Капиталистический тип экономики создает развитые рынки средств производства: не только товаров и услуг, но также труда, земли и денег (капитала).
Чтобы лучше представить себе, к каким изменениям и последствиям ведет превращение труда в товар, нужно вспомнить предшествующие эпохи. В условиях феодализма и цеховой системы земля и труд непосредственно составляли часть социальной организации. Земля была основой феодального порядка, основой военной, юридической, административной и политической системы. Право на землю не относилось к сфере свободной купли-продажи и подлежало совершенно иному типу регулирования. Это справедливо и в отношении труда. Например, в условиях цеховой системы взаимосвязи мастера, поденщика и подмастерья, их заработная плата - все это регулировалось не рынком, но правилами и обычаями цеха и города. Труд, несмотря на развитие рынков, оберегался от превращения в объект купли-продажи многочисленными законами о цехах, о ремесленниках, о бедных и т.п. До конца XVIII в. вопрос об образовании свободного рынка труда ни в одной стране еще не возникал.
Что же происходит, когда труд начинает превращаться в товар? Прежде всего нужно заметить, что труд не является обычным товаром. Товар - это предмет, произведенный для продажи на рынке. Но труд, как и земля, не производятся для продажи. Труд - это не что иное, как сами человеческие существа в их жизнедеятельности. А жизнь существует не для продажи. Помимо этого, трудовая деятельность не может быть отделена от других сторон человеческой жизни, ее нельзя запасти, хранить, пускать в оборот по мере надобности.
Но капиталистический тип экономики не терпит серьезных ограничений, препятствующих функционированию рыночного механизма применительно к труду. Реально создается рынок труда: индустриальная система не может эффективно работать, если она опутана старым социальным и моральным нормированием труда. Развитие фабричной индустрии приводило к тому, что для поддержания самого процесса производства труд был вынужден превратиться в товар. В этом истоки социальной драмы ранних этапов промышленной революции. Ее влияние на жизнь народа было весьма деструктивным, в марксизме же она вообще описывалась как социальная катастрофа. Но в дальнейшем получили развитие две взаимосвязанные тенденции: углубление рыночной организации применительно к настоящим товарам сопровождалось ростом ограничений на ее применение к таким "квазитоварам", как труд и земля. Различные социально-политические меры переросли в систему социальных институтов, ограничивавших действие рыночных механизмов применительно к труду. Общество нашло способ защиты от тех опасностей, которые присущи саморегулирующейся рыночной системе.
"Экономический человек": рациональность, аскетизм и желание
В основе большинства экономических учений лежат представления о мотивах и характеристиках хозяйствующего человека. Обычно это обозначается понятием homo economicus - "экономический человек".
Поскольку экономическая наука стремится к строгости и точности своих выводов, то она абстрагируется от многообразия мотивов и качеств людей, оставляя лишь те, которые прямо связаны с экономической деятельностью [1]. В результате в модель "экономического человека" обычно включают такие характеристики:
- стремление получить максимальную прибыль при имеющихся средствах производства и доступных ресурсах;
- способность к рациональному расчету доходов и издержек;
- постоянное желание улучшить свое благосостояние;
- стремление свести к минимуму риск, неизбежный в экономической деятельности.
1 То, что экономике приходится иметь дело с такой односторонней моделью человека, делает ее в представлениях некоторых ее критиков "мрачной наукой". Назвавший ее так Т. Веблен, писал, что человек предстает в экономической науке эгоистом, которого не волнует ничего, кроме денег, существом, "молниеносно вычисляющим удовольствия и страдания, колеблющимся подобно однородному шарику, целиком состоящего из желания счастья, под воздействием стимулов, которые перемещают его в пространстве, ничего не меняя внутри него".
Подобная модель человека использовалась уже в классической политической экономии - у А, Смита, Д. Рикардо и других ученых. Но наиболее четкие черты она обрела в теориях XX в., в которых "экономический человек" предстал как "рациональный максимизатор" полезности.
Иногда утверждается, что отмеченные характеристики "экономического человека" являются универсальными, присущими людям во все времена и во всех культурах. Действительно, стремление к богатству или, по крайней мере, к материальному благополучию можно считать родовой чертой человека. Однако это стремление может реализовываться разными путями: через спекуляцию, обман, подчинение других людей и т.п. А может - через рационально организованную экономическую деятельность. История показывает, что подобная деятельность стала достаточно распространенным явлением лишь с возникновением капиталистического общества.
Откуда же появился антропологический тип рационального предпринимателя, по мерке которого фактически скроена модель "экономического человека"? Наиболее известный ответ на этот вопрос дал немецкий социолог и историк хозяйственной деятельности М. Вебер, о котором уже упоминалось в главе о социальной философии.
Становление западного капитализма, по Веберу, связано с возникновением предприятий, цель которых - получение максимальной прибыли, а средство для достижения этой цели - рациональная организация жизни, труда, производства и торговли. Сочетание стремления к прибыли с рациональной дисциплиной является уникальной чертой западного капитализма. Эта уникальность определяется тем, что желание наживы удовлетворяется не путем завоевания, спекуляций или авантюр, а с помощью дисциплины и расчета, в рамках непрерывно действующего предприятия, ориентированного на получение дохода посредством использования возможностей честного и мирного рыночного обмена.
Возникает вопрос: как сложился такой тип производства? В ставшей классической работе "Протестантская этика и дух капитализма" (1905) Вебер выдвинул и постарался подкрепить фактами гипотезу о том, что протестантская Реформация - скорее непреднамеренно, чем сознательно - способствовала развитию норм и взглядов, весьма благоприятных для такой экономической деятельности. Лютер, Кальвин и их последователи положили этому начало, преобразовав религиозное понятие "призвание" и придав ему светское значение. Если прежде говорили о "призвании" сделаться священником или членом какого-нибудь монашеского ордена, то теперь на всякий дозволенный законом светский род занятий стали смотреть как на "призвание", через которое человек должен попытаться реализовать волю Божью.
Решающий вклад в развитие "капиталистического духа", согласно Веберу, внес кальвинизм и его многочисленные ответвления. Ядро протестантской этики составляют следующие положения:
1) всемогущий Бог, воля которого непостижима для конечного разума людей, правит миром так, что заранее предопределил каждому спасение или осуждение на погибель, человек же своими действиями бессилен изменить предначертание Божье;
2) человеку недоступно знание того, к спасению или гибели предопределил его душу Бог, но он должен трудиться на приумножение славы Божьей и на создание царства Божьего на земле; праздность и плотские утехи греховны и предосудительны.
Сходные элементы по отдельности встречаются и в других вероучениях, но одновременное их сочетание уникально и имеет, как доказывает Вебер, значительное влияние на характер жизни и хозяйственной деятельности людей. Доктрина о предопределении, согласно которой Бог уже заранее избрал, кого спасти, а кого осудить на муки, вела к индивидуальной озабоченности человека о своей судьбе. Протестантские реформаторы считали, что христианин должен научиться жить с этой озабоченностью и праведно служить Богу, даже если в итоге выяснится, что он предопределен к осуждению. Однако простые протестанты обычно полагали, что успехи в их мирском "призвании", особенно в хозяйственной сфере, являются знаком благосклонности Бога. Едва ли Бог проявит свою благосклонность к тем, рассуждали они, кто все равно обречен на вечные муки.
Из среды таких расчетливых протестантов и вышли рациональные предприниматели, которые много и методично трудились, осуждали роскошь и развлечения и, как следствие, достигали экономических успехов. Сочетание ценностей и взглядов, присущих этому типу людей, Вебер назвал "мирским аскетизмом". Подобно монаху, протестант в повседневной жизни практиковал самоограничение и дисциплину. Но в отличие от "потустороннего аскетизма" монаха он свой аскетизм обращал на хозяйственную деятельность [1].
1 После того как Вебер обнаружил в западной культуре "мирской аскетизм", он приступил к исследованию иных культур и соответствующих им религий, чтобы выяснить наличие или отсутствие там этого компонента. Его отсутствие могло бы объяснить, почему современный капитализм возник именно на Западе. Вебер доказывал, что аскетизм Индии был потусторонним, а мирское учение конфуцианства так и не привело к аскетизму. Поэтому Индия и Китай несмотря на большие успехи в области культуры и техники, не имели благодатной почвы для генезиса капиталистической экономики.
Теория генезиса капитализма Вебера является наиболее влиятельной до сих пор, хотя вокруг нее идут постоянные споры. Так, известный французский историк Ф. Бродель критикует Вебера за его сведение объяснения происхождения фигуры капиталистического предпринимателя к одной причине, к протестантизму [2]. Сам Бродель подчеркивает роль торговли, прежде всего торговли на большие расстояния, которая способствовала формированию буржуазной рациональности. Он полагает, что в торговле капитализм был у себя дома, а в производстве, по крайней мере на начальных стадиях развития - в гостях. Это позволяет объяснить те виды капитализма, которые остались вне поля зрения Вебера и противоречили его позиции. Речь идет о раннебуржуазных центрах северной Италии, которые преуспевали в торговле, передав затем эстафету протестантским странам северной Европы. Вебер вообще недооценивал степень капиталистического развития в непротестантских странах. Важный пример французские католики, которые не преуспели так, как их протестантские соотечественники, но тем не менее сумели создать свой собственный буржуазный этос.
2 См.: Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993.
Другой мишенью критики является европоцентризм Вебера, проявляющийся в его оценках экономической жизни Востока. Успехи капитализма в Японии, а позднее и в других странах Восточной Азии можно трактовать так, что Вебер ошибался в своих негативных оценках влияния на экономику конфуцианской и буддистской религиозной этики.
Вместе с тем это не подрывает основного положения Вебера о том, что капиталистический предприниматель - весьма своеобразная фигура, и не все культуры в одинаковой степени благоприятствуют ее появлению. Существенными чертами этой фигуры являются такие качества, как рациональность, индивидуализм, религиозно-этическое представление о долге. Культуры, способные произвести человека этого типа, обладают преимуществом в хозяйственном развитии. В этом отношении даже критики Вебера соглашаются с тем, что протестантизм обеспечил его приверженцам сравнительные преимущества перед представителями других религиозных течений и что это было связано с его строгим и своеобразным хозяйственным этосом.
Рассмотренные антропологические черты характерны для раннего капитализма. Многие исследователи современных стилей жизни отмечают, что с исторической сцены в наши дни исчезает homo economicus как человек труда и производства, следующий принципам аскетической этики и формальной рациональности. В наше время эти принципы уже не работают. "Мирская аскеза" уходит в прошлое, современный человек подвержен постоянному соблазну желаний. Ключевой деятельностью нового, уже неэкономического человека становится потребление. Он оказывается вовлеченным в ситуацию мультипликации желаний.
В этой ситуации прежняя веберовская экономическая этика выглядит старомодной. Как отмечает французский философ Ж. Бодрийар, "XX век преподал исторический урок никчемности традиционной морали и экономического расчета. Целые поколения людей, стараясь жить по средствам, в результате оказались на более низком уровне жизни, чем позволяли их средства. Об этой эре труда, личной заслуги и накопления - добродетелей, находящих высшее выражение в понятии собственности, еще напоминают нам сохранившиеся от нее вещи, словно призраки потерянных поколений прошлого в мелкобуржуазных интерьерах" [1].
1 БодрийарЖ. Система вещей. М., 1995. С. 132.
Современный рынок не только удовлетворяет наличные желания, но еще и постоянно пробуждает все новые и новые потребности. Экономическая система склонна порождать желания, разжигать их, что превращает человека в своеобразную "машину желания". Если ранее ключевые процессы происходили в сфере производства, то в XX в. они переместились в сферу потребления. Потребителям прежних времен, свободным покупать или не покупать, уже не находится места в системе. Ныне принцип удовольствия возобладал. Происшедший антропологический сдвиг отделяет героическую эру производства от эры потребления, отдающей должное человеку и его желаниям - сознательным и подсознательным. Идеалы траты и удовольствия заменили протестантские нормы накопления, методичного труда и наследования собственности.
Свобода индивида и экономическая свобода
Свобода является одной из центральных философских категорий. Обычно о ней рассуждают в политическом или этическом аспектах. Реже вспоминают о экономической свободе, полагая, что свобода личности может быть совмещена практически с любым экономическим строем. Но такое мнение является заблуждением. Возможны лишь определенные сочетания политического и экономического строя общества, при которых люди могут чувствовать себя достаточно свободно.
Свобода экономической деятельности важна для общего понимания свободы в двух смыслах. Во-первых, экономическая свобода сама по себе есть часть свободы в широком смысле. Поэтому ее нужно рассматривать как самоцель, как ценность саму по себе. Часто это значение экономической свободы не учитывается. Мол, это всего лишь материальная сторона жизни, а свобода относится к ее высшей стороне. Однако для большинства людей экономическая свобода не менее важна, чем политическая свобода. Например, свобода выбора места жительства может быть ограничена двумя способами: административно-политическим (институт прописки) и экономическим (запрещением купли-продажи земли, домов, квартир). Результат в этих случаях будет мало чем отличаться для большинства людей.