Он не хотел, чтобы это повторилось еще раз. Особенно теперь, когда он был так близок к тому, чтобы окончательно доказать, что Земля не одинока во вселенной... Так близок,
Кого-то это могло даже напугать: не слишком ли он близок к этому?
Кто-то называл его параноиком, тогда как сам он просто-напросто проявлял осторожность, не желая нарваться на нож или бритву.
Про него было известно также, что он любитель импровизации и частенько выходит за рамки инструкций, - это также не прибавляло ему популярности в высших эшелонах Конторы.
Ему повезло хотя бы в том, что его отдел вообще продолжает еще функционировать. Однако и на сей счет он не особенно обольщался. Просто занимался своим делом. И был настороже. Постоянно.
Слишком извилист был его путь, чтобы он мог позволить себе расслабиться.
Кончиками пальцев касаясь мраморного пьедестала, Малдер обогнул статую Джефферсона.
Ему хотелось одного - знать наверняка, что в этом луизианском деле не обошлось без нечистой силы. Больше ничего.
Он должен быть совершенно уверен - это не просто его безрассудное стремление увидеть то, чего нет.
А это непросто - сбхранять беспристрастность, особенно теперь, когда он подошел так близко.
Страшно близко.
Отступив на шаг, он надел пиджак и посмотрел на возвышающуюся над ним бронзовую фигуру президента.
- Ну что, как ты считаешь? - тихо произнес он. - Тебе виднее. Это ты купил это проклятое место - есть там что-нибудь?
И вдруг он почувствовал на плече чью-то руку.
Хотел обернуться, но невидимые пальцы сдавили плечо сильнее, словно приказывая не шевелиться.
В горле у него пересохло. Он молча повиновался. Страха не было, лишь тревожное ожидание.
Начинала затекать шея. Малдер наклонил голову.
Рука все так же сильно сжимала его плечо.
- Итак? - спокойно спросил он.
Мята. Он почувствовал едва различимый запах мяты - одеколон или лосьон после бритья? - и еще тепло, исходившее от одежды неизвестного, словно тот, прежде чем найти его, проделал долгий путь под палящими лучами солнца. Рука была на редкость сильной, но Малдер не мог увидеть ее, не повернув головы.
- Мистер Малдер. - Голос был мягкий и не очень глубокий.
Малдер кивнул. Он умел быть терпеливым, хотя и отличался вспыльчивостью и не любил, чтобы им понукали. Попытался расправить плечи - но пальцы, сжимающие плечо, не дали ему этого сделать.
- Луизиана. - Голос был обращен куда-то в сторону, и Малдер понял, что тот, кому этот голос принадлежит, повернул голову. - Это не то, что вы думаете - и все же советую вам отнестись к делу серьезно.
- Не возражаете, если я спрошу, кто вы? - тем же невозмутимым тоном осведомился Малдер.
- Возражаю.
- А если я спрошу...
- Возражаю.
Пальцы впились в плечо еще сильнее. Малдер поморщился от боли - видимо, оказался задетым какой-то нерв. Он кивнул. Все понятно - держи язык за зубами, не задавай вопросов и внимательно слушай.
Снаружи донеслись голоса - дети. Странно - на сей раз они вели себя тихо, как и подобает вести себя в подобном месте.
Раздался автомобильный гудок.
- Мистер Малдер, то, что ваш отдел работает снова, вовсе не означает, что вы больше никому не мешаете. Кое-кто хотел бы убрать вас с дороги, - легкий шорох материи, и голос стал ближе, перейдя на резкий шепот. - Вы по-прежнему беззащитны, мистер Малдер, хотя и не в наручниках. Не забывайте об этом. Не надо.
В тот момент, когда детские голоса звучали уже в стенах музея, эхом отражаясь от стен, рука особенно безжалостно сдавила его плечо. На глаза Малдера навернулись слезы. Почувствовав, как мелко затряслись его колени, он слабо вскрикнул и попытался выбросить вперед руку, но не успел и, ударившись лбом о постамент, завалился на мраморный пол. Когда в голове у него наконец прояснилось, он обнаружил, что стоит на четвереньках с опущенной вниз головой. Поморщившись от боли, он покосился направо - единственный, кто попал в его поле зрения, была маленькая девочка с косичками в ярко-синей курточке. В руке она держала мороженое.
- Вам нехорошо, мистер? - спросила она, облизывая мороженое.
Малдер осторожно потрогал плечо, мысленно выругался и, отдышавшись, слабо кивнул.
Появилась какая-то женщина. Мягко отстранив девочку, она спросила:
- Сэр, вам нужна помощь? Он взглянул на нее и, вымученно улыбнувшись, произнес:
- Просто закружилась голова...
Опершись о постамент, он с трудом поднялся на ноги. Женщина, а вслед за ней и дети - человек десять - опасливо попятились.
- Ничего, благодарю вас, - пробормотал он и, пошатываясь, направился к выходу.
Женщина вежливо кивнула.
Малдер вышел на улицу.
Налетевший ветер растрепал ему волосы. Малдер рассеянно смахнул их со лба. Плечо ныло, но боли он почти не ощущал. Зато он затылком чувствовал ледяное дыхание у себя за спиной.
Кем бы ни был этот незнакомец, он не угрожал ему - хотя ничего и не обещал.
Впервые за последнее время Малдер пребывал в легком возбуждении - верный признак того, что он снова вышел на охоту.
Только на сей раз его добычей должны стать не уголовники.
Его добычей должна стать истина. Глава 3
Капралу Фрэнку Ульману обрыдло валяться на кровати. Болела спина, болела задница, болели ноги. Не болело только одно место - голова, которой Фрэнк и рассудил, что если он еще раз примется считать трещины на потолке, то непременно свихнется.
Нечего сказать, веселый выдался вечерок.
Самое же обидное заключалось в том, что причиной всему была его собственная глупость. В самом деле, вчера вечером он мечтал об одном - тихо выпить, снять девочку - его постоянная подружка сегодня работала, чтобы наутро не мучило похмелье. Ничего особенного. Он без проблем справил у сержанта увольнение и оделся в гражданское. Два уорент-офицера, всю дорогу спорившие о том, примет министерство обороны решение закрыть Форт Дике или нет, подбросили его до Марвилла.
Возле "Барни" он вышел.
Заказав себе выпивку, Фрэнк перекинулся парой слов с барменом, в очередной раз подивившись, как это тот умудряется таскать такую гору мускулов, посмотрел по ящику, как подают "Фил-лис". Затем его внимание привлекли разговоры о старине Греди - неделю назад бедняге полоснул бритвой по горлу.
Жаль. Он был по-своему привязан к этому бедолаге, время от времени угощал выпивкой и любил послушать его байки. Греди называл его "Сэл" - говорил, что, мол, Фрэнки как две капли воды похож на какого-то старого актера - или кем он там был? - по имени Сэл Минео. Первое время Фрэнк поправлял его, а потом перестал. Если парень считает, что он похож на кинозвезду - плевать.
И вот Греди приказал долго жить, а вместе с ним и Сэл. Жаль.
Он пропустил еще стаканчик, понаблюдал еще за одной подачей, а затем совершил свою первую ошибку: решил снять бабешку, сидевшую в одиночестве за столиком в глубине зала. При свете ламп она показалась ему ничего себе впрочем, он и не собирался привередничать. Энджи здесь не было, но он-то был здесь! Тут-то Фрэнк и допустил промашку, потому что эта сучка никак не хотела, чтобы ее снимали, о чем и не преминула заявить во всеуслышание. Он продолжал настаивать, и она в конце концов предложила ему катиться к такой-то матери, а по дороге заняться сексом с самим собой, причем в крайне непристойной и неестественной форме.
Второй его ошибкой было то, что он швырнул перед ней на стол двадцатку и сказал, чтобы она либо заткнулась, либо соглашалась и еще чтобы не забыла вернуть ему сдачу.
В третий раз он ошибся, когда не послушался бармена, который начал было уговаривать его уносить ноги.
Уязвленный до глубины души, капрал Ульман, которого к тому времени уже порядком развезло, поскольку он пил "ерша", полез в бутылку и обозвал бармена педиком...
Очнулся он в гарнизонном госпитале ВВС, в Уолсоне, где ему наложили швы на подбородок и гипсовую повязку на левую руку. Перед глазами у него маячила зверская рожа сержанта - он был уже в госпитале, когда Фрэнки доставила туда полиция.
Приказ был краток: постельный режим, таблетки и чтобы носу своего не показывал.
Весь последующий день Фрэнки только и делал, что глазел в потолок. Рука болела изнуряющей, пульсирующей болью. Изжелта-лиловая от побоев физиономия походила на дорожную карту.
Никто не посочувствовал ему.
Сержант предупредил Фрэнки, что, когда тот встанет на ноги, он на нем живого места не оставит. Опять двадцать пять!
Решив, что терять ему все равно нечего, капрал Ульман свесил ноги с койки и минуту сидел, выжидая, пока пройдут круги перед глазами. Надо выбраться отсюда. Немного прогуляться. Подышать свежим воздухом. Может, даже сыграть где-нибудь в картишки и потрепаться. Что угодно, лишь бы не считать эти проклятые выбоины в потолке.
Он с трудом влез в больничную робу, натянул башмаки и почти уже дошел до двери, когда почувствовал острую боль в челюсти. Сперва он подумал
отказаться от своей затеи, но затем решил, что теперь для него это дело чести. Подумаешь, рука да несколько синяков - хорош же он будет, если позволит себе отлеживаться на больничной койке из-за подобных пустяков.
Фрэнки выглянул за дверь - в коридоре второго этажа не было ни души. Да чего ради он должен здесь торчать? И это когда другие расслабляются в Марвилле или в Браунс-Миллс, пьют до одури, спят с бабами, ходят в кино.
От этой мысли он чуть было не взбесился.
Черт побери, и врезали-то всего разок. Всего один досадный промах, и вот, пожалуйста - очутился здесь, форменный инвалид. Не дай Бог, кто-нибудь позвонит Энджи.
Сукин сын!
Неожиданно его осенило: к черту карты - надо срочно выпить. Чего-нибудь успокоительного и обезболивающего.
Он знал, где его взять.
Через пять минут, прихватив карманный фонарик и проглотив какую-то таблетку, из тех, что ему оставил врач, Фрэнки вышел в коридор и прошмыгнул в палату Хоуи Джакера. В следующее мгновение он снова появился в коридоре, придерживая здоровой рукой засунутые под брюки две бутылки "Южного комфорта". Тупица этот Джа-кер - не закрывает тумбочку. Ну что ж, ему же хуже.
Через пять минут Фрэнки уже шел по улице. Сразу же за казармами начинался лес - туда-то ему и надо. Если пройти с полмили вглубь, по тропинке, выйдешь на небольшую поляну. Фрэнку показали это место прошлым летом. Оно было словно специально создано для тех, кто хотел спокойно выпить на природе или что еще...
Строго говоря, поляна находилась за пределами расположения гарнизона. Отдыхать там - значит уйти в самоволку.
Но шума никто не поднимал.
В конце концов лес он везде лес - что в пределах гарнизона, что -за...
Как только за деревьями исчезли огни казармы, капрал припал к бутылке и едва не задохнулся после первого же глотка - виски оказалось крепчайшее. Фрэнки стал пить не спеша, причмокивая, чувствуя, как при этом стихает боль в руке. Гениальная мысль - сбежать и напиться, не то что лежать и пялиться в потолок, чтоб ему провалиться. Он пригубил еще немного, сунул бутылку в широкий бандаж, на котором покоилась больная рука, и достал фонарик. Лучик, конечно, слабенький, но ведь ему главное - не напороться на сосновую или дубовую ветку. Тропа была вытоптана до такой степени, что напоминала желоб.
Он шел быстрым шагом, время от времени поглядывая на небо, надеясь увидеть там звезды или луну. Не то чтобы он боялся леса. Вовсе нет. Фрэнк Ульман вырос в городе, и лес мало что для него значил.
Настораживало другое. Ему казалось, что деревья издают какой-то голос.
Когда налетал ветерок, в ветвях их отчетливо слышался шепот. Создавалось такое впечатление, будто за спиной у него, боязливо прикрывая ладонью рот, тихо судачили о нем какие-нибудь старики. Когда же ветра не было, листья все равно шелестели, подчиняясь воле неких невидимых ночных существ, недоступных узкому белому лучу.
Фрэнк сделал еще глоток.
Лес что-то говорил ему.
Он остановился и, обернувшись, посветил фонариком вверх по тропе, но ничего не увидел, кроме серых стволов и темных кустов подлеска.
Выпив еще немного и пройдя еще несколько шагов, Фрэнк вдруг с ужасом обнаружил, что первая бутылка уже пуста. Чертыхнувшись, он швырнул ее в сторону, извлек вторую и сунул ее в бандаж. Попозже, надо оставить на потом.
Внезапно налетел порывистый ветер, сырой и холодный.
Ветви подрагивали, словно в танце, и перешептывались между собой.
"Пожалуй, не такая уж и гениальная это была мысль", - подумал Фрэнк. Может, вернуться, лечь в койку, напиться до беспамятства - и пусть сержант завтра делает с ним что хочет?
Голова у него раскалывалась, с новой силой разболелись рука и челюсть.
- Боже правый, - пробормотал он.
Новым порывом ветра его потащило прочь с тропы. Под ногами мельтешил затухающий луч фонарика, то и дело выхватывая из мрака мерцавшие зыбким светом клочья тумана.
Там, в темноте, определенно что-то двигалось.
Что-то большое.
Фрэнки шатало из стороны в сторону. Он уже пожалел о том, что так нализался, пожалел, что с дуру принял таблетки. В желудке его разгорался пожар. Все тело было покрыто потом.
Неожиданно похолодало.
Ветер стал ледяным.
И снова этот странный звук... Что-то двигалось в сторону Фрэнка, даже не стараясь скрыть своего приближения.
Фрэнк вспомнил "Дьявола из Джерси", но тут же посмеялся над собственной глупостью. Ну да, как же! Живой монстр в самом Нью-Джерси. Еще что придумаешь?
Неожиданно он скорчился от острой боли в желудке.
Отдышавшись, он кинулся дальше, с трудом продираясь сквозь кусты, больно цеплявшие за ноги. Сломанная рука горела огнем, и он придерживал ее здоровой правой, одновременно шаря по сторонам тусклым лучом фонарика, но луч лишь упирался во мрак.
Наконец, запутавшись в кустах, Фрэнк рухнул на землю, громко выругался и, вскочив на ноги, завопил, чтобы тот, кто преследует его, выходил немедленно и чтобы оставил в покое больного человека, который вдобавок заблудился и которому все это осточертело.
Ветер трепал его волосы и забирался за воротник.
На нос ему упала капля дождя.
- О Господи, - простонал он. - Что ж за наваждение такое?
Оно было там, в листве, над головой.
Теперь прямо у него за спиной, в темноте.
Фрэнк вытер пот со лба и вдруг заметил у себя под ногами тропинку. Размахивая фонариком, словно шпагой, он припустил по ней трусцой. Это была не та тропа, которая вела к госпиталю, но ведь выведет же и она куда-нибудь! Сейчас Фрэнк готов был оказаться где угодно - только бы выбраться отсюда.
Тупица! Он просто ничтожная тупица!
Сержант его убьет, Энджи его убьет, а теперь его убьет и Хоуи, как только обнаружит, что он спер заначку.
Что-то сзади.
Сверху.
Моросил дождь, шелестела листва.
"Боже, - взмолился Фрэнк, - помоги мне выйти отсюда!"
Он миновал корявый ствол дуба, чудом избежал столкновения с невесть откуда взявшейся на его пути березой. В ушах, смешиваясь со звуком его собственного надрывного дыхания, стоял только гул ветра да шум дождя. Каждый шаг болью отзывался в руке, но Фрэнк продолжал бежать, будучи не в силах остановиться, чтобы перевести дух и осмотреться, словно боялся потерять из виду мерцающий впереди комочек света. Он взял немного в сторону в надежде обогнуть заросли кустарника, как вдруг земля ушла у него из-под ног.
Он и охнуть не успел, как кубарем скатился в канаву и с отчаянным воплем приземлился прямо на больную руку. В глазах у него потемнело, и он без чувств распластался на мокрой земле.
Очнулся он от боли. Ему показалось, будто по его лицу ползают пауки - на самом же деле это падали капли дождя.
Перевернувшись на колени, он оперся одной рукой о землю и принялся блевать - долго, до саднящей боли в горле. Наконец он привалился спиной к откосу. Удивившись тому, что он по-прежнему сжимает в руке фонарик, посветил им вокруг - кювет, в котором он находился, был не более трех футов глубиной.
А за ним тянулось шоссе.
- Ладно!
Судорожно сглатывая, чтобы подавить новые позывы к рвоте, Фрэнк, пошатываясь, встал на ноги и оглянулся.
Нет, только не в лес! Он будет голосовать до тех пор, пока его не подберут. А может, ему удастся добраться до гарнизона другой дорогой. Пусть даже его подберет патрульная машина военной полиции - плевать. Сержант, Энджи, Хоул, что угодно - только не это.
Выбравшись на брюхе из кювета, он ступил на асфальт, отдышался и пошлепал дальше.
Пройдя несколько метров, он заметил, что кюг<ет кончился - лес теперь подступал к самому шоссе, не было даже обочины.
В это время снова дала о себе знать боль в руке. Остановившись, Фрэнк прислонился к стволу сухой сосны, у которой до самой макушки не было ни единой ветки, словно кто-то ободрал ее. Неподалеку возвышалось еще с десяток таких же голых стволов, и Фрэнк решил, что в них ударила молния - такие участки сухостоя были не редкость в здешних краях, не зря их называли Барренс*.
- Ладно, давай пошевеливайся, - приказал он себе.
Выпить бы!
Хотя бы глоток...
Холодный дождь и ледяной ветер пробирали до самых костей. Фрэнк сунул руку в бандажную повязку и невольно расхохотался - бутылка была цела.
Отвернув винтовую пробку, он вознес драгоценный сосуд к небу, жадно глотнул и довольно облизнулся.
Опустив голову, он, к величайшему своему удивлению, заметил стоявший у левого края дороги метрах в пятидесяти от него крытый джип.
Расплывшись в улыбке, Фрэнк замахал фонариком и рванулся вперед, через каждые метр-полтора делая остановку у очередного дерева, чтобы передохнуть. "Слава Богу, это не военная полиция", - вздохнул он с облегчением. Может, кто-то решил развлечься с местной бабенкой. Он рассмеялся
при желании, конечно, можно все, хотя джип и не самое удобное для этого место.
Он приложился к бутылке и еще раз помахал фонариком.
В джипе открылась правая дверца, и оттуда выглянула женщина.
- Эй! - закричал Фрэнк и икнул. - Подвезете?
Женщина снова скрылась в машине.
Блаженно улыбаясь, он сделал глоток и, неожиданно оступившись, машинально протянул руки вперед - опереться о ближайший ствол.
Дерево показалось ему мягким на ощупь.
Подозрительно мягким.
Вскрикнув, он отшатнулся и выронил бутылку.
Затем дрожащей рукой он поднял фонарик и увидел, как от коры дерева отделилась чья-то рука и потянулась к нему.
Мелькнуло лезвие.
В ушах у Фрэнка зазвенел его собственный протяжный вопль.
Потом все смолкло. Глава 4
Если бы кто-то спросил его об этом, Малдер охотно бы ответил, что его отдел не вполне отвечает представлениям руководства о порядке. И если сам Малдер, как правило, без труда ориентировался во вверенном ему хозяйстве, сказать то же самое о его непосредственном начальстве было нельзя. Знакомые Малдера называли то, что открывалось их взору, когда они попадали в его офис, управляемым торнадо. Сам он скромно именовал это "кавардак" и лишь пожимал плечами. Впрочем, он не считал нужным оправдываться. Как бы то ни было, его отдел, хотя и размещался в цокольном этаже - хорошо еще, что не в подвале здания, носящего имя Эдгара Гувера, тем не менее с задачами своими справлялся. А сам факт существования данного отдела - вопреки тому, что Малдер, расследуя предыдущие дела, относившиеся к пресловутой категории "Икс", непременно умудрялся поднять такую волну, которая всякий раз грозила накрыть его самого, - так вот сам этот факт многие склонны были расценивать как маленькое чудо.
Малдер сидел, откинувшись на спинку кресла, комкал чистые листы бумаги и швырял их в сторону мусорной корзины, стоящей между двумя металлическими сейфами. Именно "в сторону", потому что попадал он в корзину крайне редко.
Это занятие, так же как и его походы к Джеф-ферсону, помогало ему сосредоточиться.
А в тот день оно помогало ему еще и скоротать время в ожидании того момента, когда его вызовут "на ковер" к новому шефу, Арлену Дугласу. Дело в том, что последний, хотя и занимал это место временно, проявлял неудовольствие по поводу неэффективной работы своих агентов. Теперь он жаждал крови.
Так что Карл Барелли - на нагрудном кармане его блайзера висел временный пропуск, - войдя в комнату Малдера, увидел картину, напоминающую заснеженное поле.
Малдер сделал очередной бросок, промазал и, развернувшись в кресле на 180 градусов, произнес:
- В этом сезоне снова некому составить конкуренцию Майклу Джордану.
- Джордан в прошлом году ушел из спорта. Малдер страдальчески закатил глаза:
- Вот в чем твоя беда. Карл. Ты уделяешь слишком много внимания деталям и упускаешь из виду главное.
К немалому удивлению Малдера, его старый приятель на сей раз промолчал. Он прошелся по Комнате, время от времени поднимая руку, но так ни до чего и не дотронувшись, окинул рассеянным взглядом стены с приклеенными к ним и прикрепленными кнопками таблицами, фотографиями разыскиваемых преступников, плакатами НАСА и памятными записками.
У Карла была смуглая кожа, густые черные волосы ч классический итальянский профиль. Лицо его было в меру помятым - ровно настолько, чтобы он с первого же взгляда не казался красавцем. В молодости Карл был заядлым футболистом, и только недостаточный уровень профессиональной подготовки не позволил ему сделать карьеру в НФЛ или Канадской лиге. К чести его, следует признать, что он не обольщался на счет своих спортивных талантов и вовремя ушел из большого спорта. Теперь он писал на спортивные темы для заново родившейся "Нью-Джерси кроникл" и время от времени наведывался в Вашингтон - посмотреть, как идут дела у "Редскинс" и узнать, намерен ли что-нибудь предпринимать конгресс по поводу недавней шумихи вокруг законодательства о безопасности в спорте. Бывая в Вашингтоне, он непременно заглядывал к Малдеру, зная, что здесь ему гарантированы бесплатный обед и ночная экскурсия по пивным.
Малдер никогда не спрашивал у своего приятеля, как тому удается без всякого звонка справить пропуск в Контору. Он чувствовал, что ему лучше этого не знать.
- Итак, - произнес Барелли, опустившись в кресло и вытянув вперед ноги, раскидав при этом бумажные шарики.
- Итак, - в тон ему отозвался Малдер.
- Итак, где Скалли?
- Она отпросилась. Кажется, подалась на Запад, навестить друзей. Открытку она мне не присылала - деньги жалеет. - Малдер сдвинул брови. - Сегодня среда, пятое, верно? Вернется она в понедельник.
- Жаль, я бы мог ее спасти.
Малдер вежливо улыбнулся. С тех пор как Карл познакомился со Скалли - а случилось это более года назад, - он пытался уговорить ее бросить Контору и перекочевать в его постель, не настаивая, впрочем, на соблюдении именно такой последовательности.
Скалли, хотя и говорила, что польщена его вниманием, считала, что Карл не тот мужчина, который, как она выражалась, способен превратить ее жизнь в праздник.В этом Малдер был с ней солидарен.Он относился к Карлу с искренней симпатией, и они славно проводили время вдвоем, однако тот был безнадежным, неисправимым бабником, не скрывал этого и никогда не чувствовал по этому поводу угрызений совести. Насколько Малдеру было известно, Скалли оставалась для Карла неприступной крепостью.
Барелли сцепил ладони на животе, сложил губы трубочкой и, облизав их, тихо свистнул.
- Что это с тобой? - удивился Малдер. Ни тебе рукопожатия, ни предложения устроить пьянку, даже не стал демонстрировать, как следует бросать шарики в корзину. Правила игры были нарушены. И потом, Малдеру не понравилось то, как старательно Барелли отводит от него свой взгляд.
Наконец журналист встряхнулся, закинул ногу за ногу и вымученно улыбнувшись, произнес:
- Извини, старина. По правде говоря, неделя выдалась паршивая - все одно к одному. У тебя здесь, - он окинул скептическим взглядом комнату, - тоже нерадостно. Слушай, когда же наконец у тебя будет офис с окном?
- Мне и здесь хорошо. Тихо.
- Ну да, как в могиле.
Малдер решил не попадаться на его удочку.
- Что случилось, Карл?
На мгновение замешкавшись, журналист откашлялся и робко поинтересовался:
- Ты помнишь Фрэнка Ульмана? Малдер скомкал очередной лист бумаги.
- Нет. Не думаю. А что, разве я с ним был знаком?
- Пару лет назад он приходил к моей сестре на Рождество. Поджарый такой. Кадровый военный. Он все норовил прикадрить Энджи, мою кузину, и все время получал от ворот поворот, а ты решил показать ему, как это делается.
Очередной бумажный шарик полетел через комнату. Малдер вспомнил тот вечер и невольно улыбнулся. Совсем еще мальчишка, Фрэнк в военной форме важно расхаживал неподалеку от дома Барелли в Нью-Джерси с явным намерением подцепить какую-нибудь красотку, которая не устоит перед его выправкой и нашивками. Со стороны его ухищрения выглядели довольно нелепо, и Малдер наконец сжалился над ним. К сожалению, задушев
ной беседы не получилось, и им с Карлом пришлось держать за руки брата кузины - в противном случае Франку пришлось бы встречать Новый год с побитой физиономией.
- Да, кажется, припоминаю. - Малдер кивнул. Бумажный комок угодил-таки в корзину.
- Понимаешь, месяца два-три назад они с Энджи... ну, стали жить вместе. И вроде бы это было серьезно. Я даже слышал - они что-то там говорили насчет свадьбы и все такое.
Малдер недоверчиво посмотрел на Карла:
- Твоя сестра с этим парнем? Ты шутишь? Как это ее братец его не прикончил?
Барелли вздрогнул и отвел взгляд.
Кого-то это могло даже напугать: не слишком ли он близок к этому?
Кто-то называл его параноиком, тогда как сам он просто-напросто проявлял осторожность, не желая нарваться на нож или бритву.
Про него было известно также, что он любитель импровизации и частенько выходит за рамки инструкций, - это также не прибавляло ему популярности в высших эшелонах Конторы.
Ему повезло хотя бы в том, что его отдел вообще продолжает еще функционировать. Однако и на сей счет он не особенно обольщался. Просто занимался своим делом. И был настороже. Постоянно.
Слишком извилист был его путь, чтобы он мог позволить себе расслабиться.
Кончиками пальцев касаясь мраморного пьедестала, Малдер обогнул статую Джефферсона.
Ему хотелось одного - знать наверняка, что в этом луизианском деле не обошлось без нечистой силы. Больше ничего.
Он должен быть совершенно уверен - это не просто его безрассудное стремление увидеть то, чего нет.
А это непросто - сбхранять беспристрастность, особенно теперь, когда он подошел так близко.
Страшно близко.
Отступив на шаг, он надел пиджак и посмотрел на возвышающуюся над ним бронзовую фигуру президента.
- Ну что, как ты считаешь? - тихо произнес он. - Тебе виднее. Это ты купил это проклятое место - есть там что-нибудь?
И вдруг он почувствовал на плече чью-то руку.
Хотел обернуться, но невидимые пальцы сдавили плечо сильнее, словно приказывая не шевелиться.
В горле у него пересохло. Он молча повиновался. Страха не было, лишь тревожное ожидание.
Начинала затекать шея. Малдер наклонил голову.
Рука все так же сильно сжимала его плечо.
- Итак? - спокойно спросил он.
Мята. Он почувствовал едва различимый запах мяты - одеколон или лосьон после бритья? - и еще тепло, исходившее от одежды неизвестного, словно тот, прежде чем найти его, проделал долгий путь под палящими лучами солнца. Рука была на редкость сильной, но Малдер не мог увидеть ее, не повернув головы.
- Мистер Малдер. - Голос был мягкий и не очень глубокий.
Малдер кивнул. Он умел быть терпеливым, хотя и отличался вспыльчивостью и не любил, чтобы им понукали. Попытался расправить плечи - но пальцы, сжимающие плечо, не дали ему этого сделать.
- Луизиана. - Голос был обращен куда-то в сторону, и Малдер понял, что тот, кому этот голос принадлежит, повернул голову. - Это не то, что вы думаете - и все же советую вам отнестись к делу серьезно.
- Не возражаете, если я спрошу, кто вы? - тем же невозмутимым тоном осведомился Малдер.
- Возражаю.
- А если я спрошу...
- Возражаю.
Пальцы впились в плечо еще сильнее. Малдер поморщился от боли - видимо, оказался задетым какой-то нерв. Он кивнул. Все понятно - держи язык за зубами, не задавай вопросов и внимательно слушай.
Снаружи донеслись голоса - дети. Странно - на сей раз они вели себя тихо, как и подобает вести себя в подобном месте.
Раздался автомобильный гудок.
- Мистер Малдер, то, что ваш отдел работает снова, вовсе не означает, что вы больше никому не мешаете. Кое-кто хотел бы убрать вас с дороги, - легкий шорох материи, и голос стал ближе, перейдя на резкий шепот. - Вы по-прежнему беззащитны, мистер Малдер, хотя и не в наручниках. Не забывайте об этом. Не надо.
В тот момент, когда детские голоса звучали уже в стенах музея, эхом отражаясь от стен, рука особенно безжалостно сдавила его плечо. На глаза Малдера навернулись слезы. Почувствовав, как мелко затряслись его колени, он слабо вскрикнул и попытался выбросить вперед руку, но не успел и, ударившись лбом о постамент, завалился на мраморный пол. Когда в голове у него наконец прояснилось, он обнаружил, что стоит на четвереньках с опущенной вниз головой. Поморщившись от боли, он покосился направо - единственный, кто попал в его поле зрения, была маленькая девочка с косичками в ярко-синей курточке. В руке она держала мороженое.
- Вам нехорошо, мистер? - спросила она, облизывая мороженое.
Малдер осторожно потрогал плечо, мысленно выругался и, отдышавшись, слабо кивнул.
Появилась какая-то женщина. Мягко отстранив девочку, она спросила:
- Сэр, вам нужна помощь? Он взглянул на нее и, вымученно улыбнувшись, произнес:
- Просто закружилась голова...
Опершись о постамент, он с трудом поднялся на ноги. Женщина, а вслед за ней и дети - человек десять - опасливо попятились.
- Ничего, благодарю вас, - пробормотал он и, пошатываясь, направился к выходу.
Женщина вежливо кивнула.
Малдер вышел на улицу.
Налетевший ветер растрепал ему волосы. Малдер рассеянно смахнул их со лба. Плечо ныло, но боли он почти не ощущал. Зато он затылком чувствовал ледяное дыхание у себя за спиной.
Кем бы ни был этот незнакомец, он не угрожал ему - хотя ничего и не обещал.
Впервые за последнее время Малдер пребывал в легком возбуждении - верный признак того, что он снова вышел на охоту.
Только на сей раз его добычей должны стать не уголовники.
Его добычей должна стать истина. Глава 3
Капралу Фрэнку Ульману обрыдло валяться на кровати. Болела спина, болела задница, болели ноги. Не болело только одно место - голова, которой Фрэнк и рассудил, что если он еще раз примется считать трещины на потолке, то непременно свихнется.
Нечего сказать, веселый выдался вечерок.
Самое же обидное заключалось в том, что причиной всему была его собственная глупость. В самом деле, вчера вечером он мечтал об одном - тихо выпить, снять девочку - его постоянная подружка сегодня работала, чтобы наутро не мучило похмелье. Ничего особенного. Он без проблем справил у сержанта увольнение и оделся в гражданское. Два уорент-офицера, всю дорогу спорившие о том, примет министерство обороны решение закрыть Форт Дике или нет, подбросили его до Марвилла.
Возле "Барни" он вышел.
Заказав себе выпивку, Фрэнк перекинулся парой слов с барменом, в очередной раз подивившись, как это тот умудряется таскать такую гору мускулов, посмотрел по ящику, как подают "Фил-лис". Затем его внимание привлекли разговоры о старине Греди - неделю назад бедняге полоснул бритвой по горлу.
Жаль. Он был по-своему привязан к этому бедолаге, время от времени угощал выпивкой и любил послушать его байки. Греди называл его "Сэл" - говорил, что, мол, Фрэнки как две капли воды похож на какого-то старого актера - или кем он там был? - по имени Сэл Минео. Первое время Фрэнк поправлял его, а потом перестал. Если парень считает, что он похож на кинозвезду - плевать.
И вот Греди приказал долго жить, а вместе с ним и Сэл. Жаль.
Он пропустил еще стаканчик, понаблюдал еще за одной подачей, а затем совершил свою первую ошибку: решил снять бабешку, сидевшую в одиночестве за столиком в глубине зала. При свете ламп она показалась ему ничего себе впрочем, он и не собирался привередничать. Энджи здесь не было, но он-то был здесь! Тут-то Фрэнк и допустил промашку, потому что эта сучка никак не хотела, чтобы ее снимали, о чем и не преминула заявить во всеуслышание. Он продолжал настаивать, и она в конце концов предложила ему катиться к такой-то матери, а по дороге заняться сексом с самим собой, причем в крайне непристойной и неестественной форме.
Второй его ошибкой было то, что он швырнул перед ней на стол двадцатку и сказал, чтобы она либо заткнулась, либо соглашалась и еще чтобы не забыла вернуть ему сдачу.
В третий раз он ошибся, когда не послушался бармена, который начал было уговаривать его уносить ноги.
Уязвленный до глубины души, капрал Ульман, которого к тому времени уже порядком развезло, поскольку он пил "ерша", полез в бутылку и обозвал бармена педиком...
Очнулся он в гарнизонном госпитале ВВС, в Уолсоне, где ему наложили швы на подбородок и гипсовую повязку на левую руку. Перед глазами у него маячила зверская рожа сержанта - он был уже в госпитале, когда Фрэнки доставила туда полиция.
Приказ был краток: постельный режим, таблетки и чтобы носу своего не показывал.
Весь последующий день Фрэнки только и делал, что глазел в потолок. Рука болела изнуряющей, пульсирующей болью. Изжелта-лиловая от побоев физиономия походила на дорожную карту.
Никто не посочувствовал ему.
Сержант предупредил Фрэнки, что, когда тот встанет на ноги, он на нем живого места не оставит. Опять двадцать пять!
Решив, что терять ему все равно нечего, капрал Ульман свесил ноги с койки и минуту сидел, выжидая, пока пройдут круги перед глазами. Надо выбраться отсюда. Немного прогуляться. Подышать свежим воздухом. Может, даже сыграть где-нибудь в картишки и потрепаться. Что угодно, лишь бы не считать эти проклятые выбоины в потолке.
Он с трудом влез в больничную робу, натянул башмаки и почти уже дошел до двери, когда почувствовал острую боль в челюсти. Сперва он подумал
отказаться от своей затеи, но затем решил, что теперь для него это дело чести. Подумаешь, рука да несколько синяков - хорош же он будет, если позволит себе отлеживаться на больничной койке из-за подобных пустяков.
Фрэнки выглянул за дверь - в коридоре второго этажа не было ни души. Да чего ради он должен здесь торчать? И это когда другие расслабляются в Марвилле или в Браунс-Миллс, пьют до одури, спят с бабами, ходят в кино.
От этой мысли он чуть было не взбесился.
Черт побери, и врезали-то всего разок. Всего один досадный промах, и вот, пожалуйста - очутился здесь, форменный инвалид. Не дай Бог, кто-нибудь позвонит Энджи.
Сукин сын!
Неожиданно его осенило: к черту карты - надо срочно выпить. Чего-нибудь успокоительного и обезболивающего.
Он знал, где его взять.
Через пять минут, прихватив карманный фонарик и проглотив какую-то таблетку, из тех, что ему оставил врач, Фрэнки вышел в коридор и прошмыгнул в палату Хоуи Джакера. В следующее мгновение он снова появился в коридоре, придерживая здоровой рукой засунутые под брюки две бутылки "Южного комфорта". Тупица этот Джа-кер - не закрывает тумбочку. Ну что ж, ему же хуже.
Через пять минут Фрэнки уже шел по улице. Сразу же за казармами начинался лес - туда-то ему и надо. Если пройти с полмили вглубь, по тропинке, выйдешь на небольшую поляну. Фрэнку показали это место прошлым летом. Оно было словно специально создано для тех, кто хотел спокойно выпить на природе или что еще...
Строго говоря, поляна находилась за пределами расположения гарнизона. Отдыхать там - значит уйти в самоволку.
Но шума никто не поднимал.
В конце концов лес он везде лес - что в пределах гарнизона, что -за...
Как только за деревьями исчезли огни казармы, капрал припал к бутылке и едва не задохнулся после первого же глотка - виски оказалось крепчайшее. Фрэнки стал пить не спеша, причмокивая, чувствуя, как при этом стихает боль в руке. Гениальная мысль - сбежать и напиться, не то что лежать и пялиться в потолок, чтоб ему провалиться. Он пригубил еще немного, сунул бутылку в широкий бандаж, на котором покоилась больная рука, и достал фонарик. Лучик, конечно, слабенький, но ведь ему главное - не напороться на сосновую или дубовую ветку. Тропа была вытоптана до такой степени, что напоминала желоб.
Он шел быстрым шагом, время от времени поглядывая на небо, надеясь увидеть там звезды или луну. Не то чтобы он боялся леса. Вовсе нет. Фрэнк Ульман вырос в городе, и лес мало что для него значил.
Настораживало другое. Ему казалось, что деревья издают какой-то голос.
Когда налетал ветерок, в ветвях их отчетливо слышался шепот. Создавалось такое впечатление, будто за спиной у него, боязливо прикрывая ладонью рот, тихо судачили о нем какие-нибудь старики. Когда же ветра не было, листья все равно шелестели, подчиняясь воле неких невидимых ночных существ, недоступных узкому белому лучу.
Фрэнк сделал еще глоток.
Лес что-то говорил ему.
Он остановился и, обернувшись, посветил фонариком вверх по тропе, но ничего не увидел, кроме серых стволов и темных кустов подлеска.
Выпив еще немного и пройдя еще несколько шагов, Фрэнк вдруг с ужасом обнаружил, что первая бутылка уже пуста. Чертыхнувшись, он швырнул ее в сторону, извлек вторую и сунул ее в бандаж. Попозже, надо оставить на потом.
Внезапно налетел порывистый ветер, сырой и холодный.
Ветви подрагивали, словно в танце, и перешептывались между собой.
"Пожалуй, не такая уж и гениальная это была мысль", - подумал Фрэнк. Может, вернуться, лечь в койку, напиться до беспамятства - и пусть сержант завтра делает с ним что хочет?
Голова у него раскалывалась, с новой силой разболелись рука и челюсть.
- Боже правый, - пробормотал он.
Новым порывом ветра его потащило прочь с тропы. Под ногами мельтешил затухающий луч фонарика, то и дело выхватывая из мрака мерцавшие зыбким светом клочья тумана.
Там, в темноте, определенно что-то двигалось.
Что-то большое.
Фрэнки шатало из стороны в сторону. Он уже пожалел о том, что так нализался, пожалел, что с дуру принял таблетки. В желудке его разгорался пожар. Все тело было покрыто потом.
Неожиданно похолодало.
Ветер стал ледяным.
И снова этот странный звук... Что-то двигалось в сторону Фрэнка, даже не стараясь скрыть своего приближения.
Фрэнк вспомнил "Дьявола из Джерси", но тут же посмеялся над собственной глупостью. Ну да, как же! Живой монстр в самом Нью-Джерси. Еще что придумаешь?
Неожиданно он скорчился от острой боли в желудке.
Отдышавшись, он кинулся дальше, с трудом продираясь сквозь кусты, больно цеплявшие за ноги. Сломанная рука горела огнем, и он придерживал ее здоровой правой, одновременно шаря по сторонам тусклым лучом фонарика, но луч лишь упирался во мрак.
Наконец, запутавшись в кустах, Фрэнк рухнул на землю, громко выругался и, вскочив на ноги, завопил, чтобы тот, кто преследует его, выходил немедленно и чтобы оставил в покое больного человека, который вдобавок заблудился и которому все это осточертело.
Ветер трепал его волосы и забирался за воротник.
На нос ему упала капля дождя.
- О Господи, - простонал он. - Что ж за наваждение такое?
Оно было там, в листве, над головой.
Теперь прямо у него за спиной, в темноте.
Фрэнк вытер пот со лба и вдруг заметил у себя под ногами тропинку. Размахивая фонариком, словно шпагой, он припустил по ней трусцой. Это была не та тропа, которая вела к госпиталю, но ведь выведет же и она куда-нибудь! Сейчас Фрэнк готов был оказаться где угодно - только бы выбраться отсюда.
Тупица! Он просто ничтожная тупица!
Сержант его убьет, Энджи его убьет, а теперь его убьет и Хоуи, как только обнаружит, что он спер заначку.
Что-то сзади.
Сверху.
Моросил дождь, шелестела листва.
"Боже, - взмолился Фрэнк, - помоги мне выйти отсюда!"
Он миновал корявый ствол дуба, чудом избежал столкновения с невесть откуда взявшейся на его пути березой. В ушах, смешиваясь со звуком его собственного надрывного дыхания, стоял только гул ветра да шум дождя. Каждый шаг болью отзывался в руке, но Фрэнк продолжал бежать, будучи не в силах остановиться, чтобы перевести дух и осмотреться, словно боялся потерять из виду мерцающий впереди комочек света. Он взял немного в сторону в надежде обогнуть заросли кустарника, как вдруг земля ушла у него из-под ног.
Он и охнуть не успел, как кубарем скатился в канаву и с отчаянным воплем приземлился прямо на больную руку. В глазах у него потемнело, и он без чувств распластался на мокрой земле.
Очнулся он от боли. Ему показалось, будто по его лицу ползают пауки - на самом же деле это падали капли дождя.
Перевернувшись на колени, он оперся одной рукой о землю и принялся блевать - долго, до саднящей боли в горле. Наконец он привалился спиной к откосу. Удивившись тому, что он по-прежнему сжимает в руке фонарик, посветил им вокруг - кювет, в котором он находился, был не более трех футов глубиной.
А за ним тянулось шоссе.
- Ладно!
Судорожно сглатывая, чтобы подавить новые позывы к рвоте, Фрэнк, пошатываясь, встал на ноги и оглянулся.
Нет, только не в лес! Он будет голосовать до тех пор, пока его не подберут. А может, ему удастся добраться до гарнизона другой дорогой. Пусть даже его подберет патрульная машина военной полиции - плевать. Сержант, Энджи, Хоул, что угодно - только не это.
Выбравшись на брюхе из кювета, он ступил на асфальт, отдышался и пошлепал дальше.
Пройдя несколько метров, он заметил, что кюг<ет кончился - лес теперь подступал к самому шоссе, не было даже обочины.
В это время снова дала о себе знать боль в руке. Остановившись, Фрэнк прислонился к стволу сухой сосны, у которой до самой макушки не было ни единой ветки, словно кто-то ободрал ее. Неподалеку возвышалось еще с десяток таких же голых стволов, и Фрэнк решил, что в них ударила молния - такие участки сухостоя были не редкость в здешних краях, не зря их называли Барренс*.
- Ладно, давай пошевеливайся, - приказал он себе.
Выпить бы!
Хотя бы глоток...
Холодный дождь и ледяной ветер пробирали до самых костей. Фрэнк сунул руку в бандажную повязку и невольно расхохотался - бутылка была цела.
Отвернув винтовую пробку, он вознес драгоценный сосуд к небу, жадно глотнул и довольно облизнулся.
Опустив голову, он, к величайшему своему удивлению, заметил стоявший у левого края дороги метрах в пятидесяти от него крытый джип.
Расплывшись в улыбке, Фрэнк замахал фонариком и рванулся вперед, через каждые метр-полтора делая остановку у очередного дерева, чтобы передохнуть. "Слава Богу, это не военная полиция", - вздохнул он с облегчением. Может, кто-то решил развлечься с местной бабенкой. Он рассмеялся
при желании, конечно, можно все, хотя джип и не самое удобное для этого место.
Он приложился к бутылке и еще раз помахал фонариком.
В джипе открылась правая дверца, и оттуда выглянула женщина.
- Эй! - закричал Фрэнк и икнул. - Подвезете?
Женщина снова скрылась в машине.
Блаженно улыбаясь, он сделал глоток и, неожиданно оступившись, машинально протянул руки вперед - опереться о ближайший ствол.
Дерево показалось ему мягким на ощупь.
Подозрительно мягким.
Вскрикнув, он отшатнулся и выронил бутылку.
Затем дрожащей рукой он поднял фонарик и увидел, как от коры дерева отделилась чья-то рука и потянулась к нему.
Мелькнуло лезвие.
В ушах у Фрэнка зазвенел его собственный протяжный вопль.
Потом все смолкло. Глава 4
Если бы кто-то спросил его об этом, Малдер охотно бы ответил, что его отдел не вполне отвечает представлениям руководства о порядке. И если сам Малдер, как правило, без труда ориентировался во вверенном ему хозяйстве, сказать то же самое о его непосредственном начальстве было нельзя. Знакомые Малдера называли то, что открывалось их взору, когда они попадали в его офис, управляемым торнадо. Сам он скромно именовал это "кавардак" и лишь пожимал плечами. Впрочем, он не считал нужным оправдываться. Как бы то ни было, его отдел, хотя и размещался в цокольном этаже - хорошо еще, что не в подвале здания, носящего имя Эдгара Гувера, тем не менее с задачами своими справлялся. А сам факт существования данного отдела - вопреки тому, что Малдер, расследуя предыдущие дела, относившиеся к пресловутой категории "Икс", непременно умудрялся поднять такую волну, которая всякий раз грозила накрыть его самого, - так вот сам этот факт многие склонны были расценивать как маленькое чудо.
Малдер сидел, откинувшись на спинку кресла, комкал чистые листы бумаги и швырял их в сторону мусорной корзины, стоящей между двумя металлическими сейфами. Именно "в сторону", потому что попадал он в корзину крайне редко.
Это занятие, так же как и его походы к Джеф-ферсону, помогало ему сосредоточиться.
А в тот день оно помогало ему еще и скоротать время в ожидании того момента, когда его вызовут "на ковер" к новому шефу, Арлену Дугласу. Дело в том, что последний, хотя и занимал это место временно, проявлял неудовольствие по поводу неэффективной работы своих агентов. Теперь он жаждал крови.
Так что Карл Барелли - на нагрудном кармане его блайзера висел временный пропуск, - войдя в комнату Малдера, увидел картину, напоминающую заснеженное поле.
Малдер сделал очередной бросок, промазал и, развернувшись в кресле на 180 градусов, произнес:
- В этом сезоне снова некому составить конкуренцию Майклу Джордану.
- Джордан в прошлом году ушел из спорта. Малдер страдальчески закатил глаза:
- Вот в чем твоя беда. Карл. Ты уделяешь слишком много внимания деталям и упускаешь из виду главное.
К немалому удивлению Малдера, его старый приятель на сей раз промолчал. Он прошелся по Комнате, время от времени поднимая руку, но так ни до чего и не дотронувшись, окинул рассеянным взглядом стены с приклеенными к ним и прикрепленными кнопками таблицами, фотографиями разыскиваемых преступников, плакатами НАСА и памятными записками.
У Карла была смуглая кожа, густые черные волосы ч классический итальянский профиль. Лицо его было в меру помятым - ровно настолько, чтобы он с первого же взгляда не казался красавцем. В молодости Карл был заядлым футболистом, и только недостаточный уровень профессиональной подготовки не позволил ему сделать карьеру в НФЛ или Канадской лиге. К чести его, следует признать, что он не обольщался на счет своих спортивных талантов и вовремя ушел из большого спорта. Теперь он писал на спортивные темы для заново родившейся "Нью-Джерси кроникл" и время от времени наведывался в Вашингтон - посмотреть, как идут дела у "Редскинс" и узнать, намерен ли что-нибудь предпринимать конгресс по поводу недавней шумихи вокруг законодательства о безопасности в спорте. Бывая в Вашингтоне, он непременно заглядывал к Малдеру, зная, что здесь ему гарантированы бесплатный обед и ночная экскурсия по пивным.
Малдер никогда не спрашивал у своего приятеля, как тому удается без всякого звонка справить пропуск в Контору. Он чувствовал, что ему лучше этого не знать.
- Итак, - произнес Барелли, опустившись в кресло и вытянув вперед ноги, раскидав при этом бумажные шарики.
- Итак, - в тон ему отозвался Малдер.
- Итак, где Скалли?
- Она отпросилась. Кажется, подалась на Запад, навестить друзей. Открытку она мне не присылала - деньги жалеет. - Малдер сдвинул брови. - Сегодня среда, пятое, верно? Вернется она в понедельник.
- Жаль, я бы мог ее спасти.
Малдер вежливо улыбнулся. С тех пор как Карл познакомился со Скалли - а случилось это более года назад, - он пытался уговорить ее бросить Контору и перекочевать в его постель, не настаивая, впрочем, на соблюдении именно такой последовательности.
Скалли, хотя и говорила, что польщена его вниманием, считала, что Карл не тот мужчина, который, как она выражалась, способен превратить ее жизнь в праздник.В этом Малдер был с ней солидарен.Он относился к Карлу с искренней симпатией, и они славно проводили время вдвоем, однако тот был безнадежным, неисправимым бабником, не скрывал этого и никогда не чувствовал по этому поводу угрызений совести. Насколько Малдеру было известно, Скалли оставалась для Карла неприступной крепостью.
Барелли сцепил ладони на животе, сложил губы трубочкой и, облизав их, тихо свистнул.
- Что это с тобой? - удивился Малдер. Ни тебе рукопожатия, ни предложения устроить пьянку, даже не стал демонстрировать, как следует бросать шарики в корзину. Правила игры были нарушены. И потом, Малдеру не понравилось то, как старательно Барелли отводит от него свой взгляд.
Наконец журналист встряхнулся, закинул ногу за ногу и вымученно улыбнувшись, произнес:
- Извини, старина. По правде говоря, неделя выдалась паршивая - все одно к одному. У тебя здесь, - он окинул скептическим взглядом комнату, - тоже нерадостно. Слушай, когда же наконец у тебя будет офис с окном?
- Мне и здесь хорошо. Тихо.
- Ну да, как в могиле.
Малдер решил не попадаться на его удочку.
- Что случилось, Карл?
На мгновение замешкавшись, журналист откашлялся и робко поинтересовался:
- Ты помнишь Фрэнка Ульмана? Малдер скомкал очередной лист бумаги.
- Нет. Не думаю. А что, разве я с ним был знаком?
- Пару лет назад он приходил к моей сестре на Рождество. Поджарый такой. Кадровый военный. Он все норовил прикадрить Энджи, мою кузину, и все время получал от ворот поворот, а ты решил показать ему, как это делается.
Очередной бумажный шарик полетел через комнату. Малдер вспомнил тот вечер и невольно улыбнулся. Совсем еще мальчишка, Фрэнк в военной форме важно расхаживал неподалеку от дома Барелли в Нью-Джерси с явным намерением подцепить какую-нибудь красотку, которая не устоит перед его выправкой и нашивками. Со стороны его ухищрения выглядели довольно нелепо, и Малдер наконец сжалился над ним. К сожалению, задушев
ной беседы не получилось, и им с Карлом пришлось держать за руки брата кузины - в противном случае Франку пришлось бы встречать Новый год с побитой физиономией.
- Да, кажется, припоминаю. - Малдер кивнул. Бумажный комок угодил-таки в корзину.
- Понимаешь, месяца два-три назад они с Энджи... ну, стали жить вместе. И вроде бы это было серьезно. Я даже слышал - они что-то там говорили насчет свадьбы и все такое.
Малдер недоверчиво посмотрел на Карла:
- Твоя сестра с этим парнем? Ты шутишь? Как это ее братец его не прикончил?
Барелли вздрогнул и отвел взгляд.