Страница:
В один миг Росников повернулся, словно на шалпере, к ней спиною и заслонил собою свет лампы.
- А! - говорит красавица томным голосом,- это вы? Зачем вы так поздно в моей комнате?
Совершенно потерянный, Росников не отвечает ни слова и начинает поправлять светильню лампады.
- Что вы делаете с моею лампою? - продолжает Аняунциата, - зачем вы гасите огонь?
При этих словах Иван Иванович, не зная сам, для чего и каким образом, в самом деле потушил лампу.
- Ах! - вскрикивает красавица испуганным и вместе гневным голосом,оставьте меня, подите сию же минуту отсюда.
Но, взволнованный до глубины души и не зная, что делать, Росников бросается на колени...
- Не приближайтесь ко мне,- кричит она.- Ваше присутствие наводит на меня ужас и внушает мне глубокое отвращение!
После такого приветствия и минутного безмолвия, в продолжение которого изумленный Росников успел кое-как собраться с мыслями, вырвались задушаемые, истерические рыдания из груди бедной женщины. "Нет! - говорит она, плача,- не обманут меня более твои предательские клятвы, не тронут меня твои коварные слезы и ласки! Я поняла тебя, Жан, я теперь совершенно постигла безбожное твое вероломство! Скажу тебе прямо: жестокая твоя холодность и ветреность, которая для меня давно уже перестала быть тайною, в тысячу раз для меня сноснее, нежели настоящее твое лицемерие! Теперь, теперь... О, как презрительно твое льстивое унижение! как много ошибаешься ты, если надеешься возвратить мою обманутую доверенность подобными мелочами!
И к чему эта смешная маска раскаяния? Этот неожиданный возврат нежности, к которой ты вовсе не способен? Разве между нами не все уже кончено? Разве ты не назначал сегодня свидания другой? Будь покоен, Жан: эта роковая тайна ляжет со мною в могилу. Свет, которому ты поклоняешься, не перестанет видеть в нас пример счастливого супружества; наш дом не утратит общественного уважения и сохранит доброе имя извне, чем ты более всего озабочен. Я горда, Жан, столько же, как ты; но я горда иначе: я так же старательно скрываю перед людьми твои недостатки, как ты суетно выказываешь перед ними мои хорошие качества!
Быть может, тебя привело опять к ногам моим опасение, чтоб покинутая жена не уступила, наконец, соблазнам, которые свет расставляет каждой чем-нибудь замечательной женщине... Я знаю, это опасение нестерпимо для твоего самолюбия, и если ты охладел для соперничества в любви, тем не менее возненавидел бы соперника по непреклонной твоей гордости; я знаю это, Жан, но вместо того, чтоб подстрекать подобного рода ревность, раздувать ее пламень, скажу прямо, что тебе тут нечего бояться. Будь уверен, никакие обольщения, никакие преследования не заставят меня забыть произнесенной пред алтарем клятвы. И забытая тобою, я сохраню до могилы несокрушимую тебе верность и безропотную покорность моему тяжкому жребию!"
IX
"Недостойный человек! - повторял в глубоком раздумье Иван Иванович, поспешно выходя из комнаты, убедившись, что у него недостанет смелости объявить Долевской о себе и вывести ее из заблуждения...- Какую тайну открыл мне сегодня случай! О, как недальновиден, как опрометчив свет в своих суждениях!"
Измученный разнообразными ощущениями этой обильной происшествиями ночи, Росников не без удовольствия приближался к кабинету, намереваясь как можно скорее сбросить там с себя чужое платье и отправиться домой через переднюю, не боясь ничего, что бы с ним ни случилось, лишь бы как-нибудь выбраться из дома на улицу.
С этими мыслями отворил он дверь в кабинет, но только что переступил порог - вдруг раздались поспешные мужские шаги в кабинете. "Теперь я погиб!"- прошептал жалобно Иван Иванович и в бессознательном страхе прижался к стене, подле самой двери...
В этой истории всего страннее то, что мы, войдя вместе с Иваном Ивановичем Росниковым в дом Ивана Казимировича Долевского и достаточно ознакомясь с его кабинетом, не обратили никакого внимания на самого хозяина дома, даже не полюбопытствовали узнать, как и где проводит он нынешнюю ночь. Из вышеописанных обстоятельств мы только можем догадываться, что он приехал в маскарад вместе с женою и оставил свою шубу и шляпу, с плащом и шалью жены, на руках длинного лакея в сенях. Против обыкновения, Иван Казимирович был замаскирован. Однако ж он успел заранее предупредить, кого надобно, о красной ленточке, нарочно вдернутой в правый рукав его домино и долженствующей указать посвященным в тайны его затей, что под ним скрывается его особа. Только что ввел он жену свою в залу, как она, будто угадывая тайные его желания, подала руку своему кузену. Очутясь таким образом на совершенной свободе, Долевский мигом юркнул в толпу и начал прилежно искать встречи с теми, с кем нужно было ему переговорить. Но как ни старался он заинтриговать, проходящие маски, в которых подозревал своих знакомок, отделывались от него дпумя-тремя словами, чтоб доказать ему, что он ошибся.
- Терпение мое истощилось! - говорил про себя Долевский, поднимаясь на хоры.- Словно невидимый выходец из другого света, странствую я из одной комнаты в другую, бесплодно добиваясь возбудить чье-нибудь участие! Ужели маскарадный наряд до такой степени изменил мою фигуру? А условный знак? Мне кажется, пора бы наконец кому-нибудь обратить на него внимание!
При этих словах, он бросил взгляд на свой правый рукав и с удивлением заметил, что красная ленточка исчезла. "Нечего сказать,- продолжал он,приятное открытие! Верно я как-нибудь выронил ленточку при входе в залу: мудрено ли после того, что меня никто здесь не узнает? Поздняя и бесполезная отгадка! Остается покориться своей участи и ехать домой. Но прежде надобно отыскать жену".
Вскоре заметил он внизу домино своей жены, которая ходила об руку с незнакомым ему мужчиною и о чем-то жарко говорила. Это не совсем ему понравилось. Нахмуря брови, поспешил он к лестнице, намереваясь сей же час сойти в залу и увезти жену домой.
- Стой, приятель! - раздался вдруг подле самого его уха резкий голос и в то же время капуцин, в маске огненного цвета, крепко схватил его за руку.
- Поди прочь,- отозвался Долевский с досадою, усиливаясь освободиться от незнакомца, благодаря бога, у меня вовсе нет подобных тебе приятелей!
- Мяу, вау, бау,- запищал капуцин, дерзко заглядывая в глаза Долевскому,- старая, любезнейший, шутка! Хрипи, баси, картавь, переменяй свой голос сколько угодно, меня этим не обморочишь! Я за тобою уже давно наблюдаю. Я узнал тебя по твоей походке, которая сильно изобличает провинциального разгильдяя. Хочешь, скажу, зачем ты здесь?
- Рад слушать.
- Строишь куры вон этому домино, под которым, по твоему мнению, скрывается Долевская.
Как ни смешны были эти слова, но Долевскому неприятно было убедиться из них, что инкогнито его жены известно постороннему человеку.- Я не знаю никакой Долевской! - произнес он глухо.
- Полно, милый, болтать вздор! - возразил капуцин с фамильярною настойчивостью.- Уверяю тебя, что все эти эксцентрические проделки, в которые так наивно вдался ты ради Долевской, ровно ни к чему не служат и крепко отзываются провинцией, откуда ты приехал. Я знаю, тебе смертельно хочется поговорить теперь с ней; пожалуй, я бы мог помочь в этом смешной твоей неловкости, но будет ли от этого прок? Кроме дарования отпускать светские комплименты, которого, впрочем, решительно ты не имеешь, пред женщинами необходима интересная наружность, а ее, благодаря твоей уродливой маске и чудовищному домино, никак не можешь ты сегодня употребить в дело. Надменная Долевская срежет с первого раза молодые побеги твоих надежд, так что никогда уже им потом не дорасти до цвета. Лучше подождем случая, когда в полном блеске можешь ты выказать перед ней голубые свои глаза, русые кудри, свежие щеки и жемчужные зубы. Хочешь, я введу тебя в дом Долевского?
- Сделай одолжение! - отвечал Иван Казимирович, бросив испытующий взор на капуцина и стараясь узнать по голосу, кто бы это был?
- Там будем мы помогать друг другу, занимаясь, впрочем, каждый по своей части. Я стану играть и отвлеку тем Долевского от наблюдений за женою, а ты своим волокитством за нею развлечешь его внимание, чтоб он скорее проигрался.
- Придумано славно! - вскрикнул Долевский с злобным хохотом,- только мне кажется, что мы оба останемся в дураках!
- Тебе это кажется потому, что не знаешь некоторых обстоятельств, давно известных целому свету!
- Какие же это обстоятельства?
- Во-первых, неизлечимая страсть Долевского к игре. Несмотря на огромное свое состояние, часто просиживает он за картами целые ночи, и это самое было началом раздора между ним и его женою.
Долевский пришел в смущение, чувствуя справедливость этих слов и убедясь из них, что его супружеские отношения не тайна для других.- А во-вторых? - спросил он нетвердым голосом.
- Во-вторых, сумасбродная страсть Долевского к волокитству. Несмотря на то, что судьба послала ему прекрасную, милую и образованную подругу, он беспрестанно любезничает с другими.
- Далее,- прервал Долевский, краснея от стыда и злости под маскою.
- В-третьих, жалкие последствия таких поступков, то есть: титло лицемера в обществе, охлаждение жены, которая, скучая одиночеством, будет непременно иметь нынешнюю ночь, в два часа, свидание в своем доме с одним очень любезным молодым человеком, влюбленным в нее до крайности.
- Лжешь! - закричал Долевский в бешенстве,- теперь уже половина третьего, а Долевская не оставляла маскарада ни на минуту: вот она идет мимо пятой колонны, как ты и сам, дрянной клеветник, можешь видеть!
- О, провинция! О, простодушие! - возопил капуцин,- сойди-ка, любезный, вниз и побеседуй с той маской, которую так наивно принял ты за Долевскую; тогда узнаешь, я ли клеветник - ты ли глупец!
- Жди меня здесь,- отвечал Долевский,- я намерен поговорить с тобою не по-маскарадному.
- Буду ждать, пожалуй, до рассвета, чтоб только посмеяться вдоволь над твоим уморительным ослеплением!
Вне себя от досады, бросился Долевский с хор и побежал к тому месту, где видел Долевскую.- Пора нам домой! - произнес он сухо, поравнявшись с известным домино.
- Поедем, милый плутишка, поедем! - зашамкал из-под маски дряблый старушечий голос, заставивший Долевского отпрыгнуть в сторону от ужаса и изумления.- Я готова ехать,- продолжало домино, настигнув Долевского и устремив на него тусклые зеленые глаза.- Что же ты стоишь, словно окаменелый? Посмотри, какая у меня славная ручка! - Тут старуха сняла перчатку и поднесла к самому его носу желтую, иссохшую, морщинистую руку.Видишь, какие у меня острые ноготки! - прибавила она злобно и насмешливо,доберусь я, доберусь до твоего влюбчивого сердечка!
Опрометью пустился Долевский из залы, чтоб отвязаться от этого оборотня.
- Ожегся, осекся, укололся, срезался! - кричал ему вслед неумолимый капуцин, задыхаясь от хохота.
Смущенный и рассерженный как нельзя больше, Долевский торопливо пробежал всю анфиладу комнат, отыскивая свою жену, но нигде не мог ее встретить. "Неужели проклятый капуцин сказал правду?" - повторял он, спускаясь в сени большого подъезда, где надеялся найти своего лакея. После долгих и напрасных поисков, Долевский наконец убедился, что его жена, его экипаж, его лакей, его шуба и шляпа - исчезли. Терзаемый тысячью ревнивых предположений, решился он, во что бы ни стало, скакать скорее домой, чтоб там добраться до развязки таких необыкновенных приключений.
- Послушай, любезный,- говорил он полусонному хранителю плащей и калош,- одолжи мне какую-нибудь шинель и фуражку, или хоть ливрею и картуз, чтоб доехать до дома. Я Долевский. Мой человек и экипаж пропали без вести.
- С удовольствием,- отвечал тот, узнав знакомый ему голос.- Только ливреи-то наши немножко позатасканы... будет неладно. Вот у Петрушки новая ливрея, да на беду такая длинная, что вы в ней просто запутаетесь.
- Все равно, братец; я готов окутаться теперь в саван, лишь бы скорее отсюда уехать.
- Сохрани от этого господи!.. Если б вы пожаловали часом прежде, я мог бы представить вам любой плащ, или шубу: их была здесь целая пропасть; а теперь господа разъехались и все разобрали.,Не приложу ума, как услужить вам! Позвольте-ка, однако ж, позвольте: кажется, там, на верхней полке, что-то лежит... Ну, слава богу! вот вам енотовая шуба, шляпа и калоши. Хоть они и больно ветхи...
- Ничего, братец, ничего,- говорил Долевский, торопясь облечься в оставленную Иваном Ивановичем Росниковым одежду,- я сей же час пришлю тебе обратно всю эту дрянь с моим человеком, а взамен ее возьми, пожалуйста, мой противный капуцин и маску, под которой я совсем задыхаюсь. Дарю их тебе за хлопоты; отныне я не намерен больше маскироваться! - Тут Долевский выбежал на улицу и, бросясь в сани первого попавшегося ему на глаза извозчика, помчался домой.
Он был очень изумлен, заметя, что дверь маленького подъезда, доступная только ему, была не заперта.- "Нет сомнения,- кричал он, вбегая в кабинет и бросая на пол шляпу, шубу и калоши Ивана Ивановича,- нет сомнения, во всем этом кроется какой-нибудь ужасный обман, давно известный целому свету!" Тут растворил он наотмашь двери залы и побежал к Анне Петровне.
А спасенный этим порывом Росников вышел на цыпочках из залы и, зацепясь ногою за неожиданно возвращенную ему одежду, поднял ее и мигом надел на себя; затем бросился опрометью из дома.
- Из всех чудес нынешней ночи,- бормотал он, стремительно выбегая на улицу,- явление моей шубы, шляпы и калош - самое необъяснимое чудо!
Долевский вошел к Анне Петровне, сгорая адскою жаждою стать наконец лицом к лицу с вероломною, насладиться ее испугом и напрасными мольбами. Но он был встречен вовсе не так, как ожидал. При его появлении лицо Анны Петровны выразило не боязнь и замешательство, а какое-то гневное изумление, смешанное с презрением. Расширив глаза, смотрела она на своего мужа, как смотрит неприступный судья на дерзкого и закоснелого преступника.
- Как смели вы войти сюда? - спросила она грозно.
С своей стороны Долевский, остолбенев от такого приема, тоже вперил удивленные очи в лицо жены.
- Я пришел,- отвечал он наконец зловещим, глухим голосом,- я пришел, сударыня, требовать отчета в ваших поступках.
- Вы? В моих поступках? Вы потеряли на это всякое право, и я не хочу вас более ни слушать, ни видеть.
- Нет, Анна,- вскрикнул Долевский,- не так скоро откажусь я от этого права, как ты полагаешь! Моя несчастная ветреность разве может оправдать твое холодное вероломство? Должна ли ты платить мне злом за зло? Разве для тебя легко смыть позор с нашего дома? Спроси об этом самых легкомысленных женщин: тебе скажут, что отныне он неизгладим и что этим я обязан одной тебе, тебе, которую я уважал более всего на свете, которую считал образцом чистоты и благоразумия, которую любил нежно и почтительно, которой верил безусловно и без всякого опасения.
Волнение чувств захватило голос Долевского. Он замолчал, но колеблющаяся грудь, судорожно сжатые губы и бледность щек показывали, как истинно, как глубоко его огорчение. В самом деле, только теперь, когда он убедил себя в невозвратной утрате сердца Анны Петровны, только теперь он почувствовал, до какой степени любил ее. С ним случилось то же что случается обыкновенно с ветрениками, которые понимают всю цену сокровища тогда только, когда его потеряют.
- Это превосходит всякое вероятие! - начала Анна Петровна тихим голосом.- Вы поступили как нельзя хуже и вы же меня обвиняете! Впрочем, я готова отвечать вам на все, чтоб видеть, как далеко простираются ваше лицемерие, ваша несправедливость. Извольте меня спрашивать.
- Прежде всего я желал бы знать, почему вы оставили маскарад и увезли с собою мою шляпу и шубу?
- Я оставила маскарад потому, что мне сделалось там смертельно скучно; шуба и шляпа ваши были у моего человека; их никто не увозил, и вам самому очень хорошо известно, что вы приехали домой в своей шубе и шляпе.
- В самом деле??? А хотите ли вы посмотреть, в каком наряде я действительно вернулся из маскарада?
- Меня это очень мало интересует; впрочем, пожалуй!
Долевский стремительно подал руку жене и повлек ее в кабинет:
- Вот в чем я приехал домой! - кричал он: - вот в чем...
Говоря это, он искал глазами на полу чужой шубы и шляпы, но они уже исчезли.
- Я ничего не вижу здесь, кроме ковра,- возразила жена,- ужели вы хотите меня уверить, что вы ехали со мною завернувшись в этот ковер? Но я сейчас обнаружу всю нелепость ваших странных, фантастических выдумок.
Тут Долевская позвонила.
- Принеси сюда,- сказала она вошедшему слуге,- ту шубу и шляпу, в которых барин приехал нынешнею ночью из маскарада.
Через минуту слуга исполнил ее приказание.
- Где ты взял это? - закричал Долевский,- сказывай, кто тебе отдал мою шубу и шляпу, которых искал я целый час у подъезда?
- Вы сами изволили отдать мне их в передней на руки, когда воротились из маскарада.
- Прочь с глаз моих, негодяй! - заревел Долевский.- Я теперь вижу, что целый дом против меня в заговоре; я теперь понимаю, что здесь все против меня вооружено и подкуплено! И кем же? Моею женою! Вот награда за мое ребяческое доверие!
- Жаль мне вас,- начала Анна Петровна,- никогда я не ожидала, чтоб вы могли унизиться до таких бесполезных и смешных изворотов! Прошу вас об одном: позвольте мне вас оставить...- Тут Долевская горько зарыдала.
- Да объясните же мне, наконец, эту загадку,- сказал Долевский.
- Вам очень хорошо известно, что вы приехали домой вместе со мною, в своей шубе и шляпе, вот в этой маске и в этом домино с красной ленточкой, тайну которой узнала я от служанки; вы очень хорошо помните, как нарушили мой сон, явясь неожиданно в моей спальне, как погасили мою лампаду...
Тут Долевский уже потерял совершенно рассудок. Бессмысленно глядел он на капуцин и маску, топал ногами, рвал на себе волосы, вопил, проклинал себя. Он заставил Долевскую несколько раз повторить рассказ о случившемся и, убедясь, наконец, что она говорит без обмана, впал в мучительное подозрение, что какой-нибудь злодей воспользовался его отсутствием и нарядился в его одежду. Он признавал в этом кару провидения за свои шалости, в которых громко и подробно теперь каялся.
- Прости меня, Анна,- повторял Долевский на другой день утром, целуя руки своей жены,- я всегда любил тебя, а теперь люблю более, нежели когда-нибудь; я хочу загладить свои прежние проступки: на этой же неделе оставим столицу, чтоб избежать толков и сплетней, которых я предвижу целую бездну; уедем на полгода в нашу подмосковную деревню, предав совершенному забвению всех капуцинов и других маскарадных оборотней. Докажем им, что они, намереваясь окончательно разрушить наше семейное счастье, утвердили его навеки.
И Долевские оставили Петербург.
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящее издание знакомит читателя с образцами русской романтической прозы (1820-1840-е годы). Составитель стремился расширить представление об этом литературном периоде и, соответственно, избежать повторов сравнительно с другими доступными изданиями. Книга мыслится как дополнение к сборникам прозаиков-романтиков (сведения о них см. ниже) и новейшим антологиям: Русская романтическая повесть. М., 1980. Сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова; Русская романтическая повесть (Первая треть XIX века). М., 1983. Сост., общ. ред., вступ. ст. и коммент. В. А. Грихина; Марьина роща. Московская романтическая повесть. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. Вл. Муравьева. По соображениям объема в книгу не вошли новеллы ряда писателей-романтиков, чьи произведения недавно переизданы и доступны читателю, см.: Н. А. Бестужев. Избранная проза. М., 1983. Сост., вступ. ст. и примеч. Я. Л. Левкович; О. М. Сомов. Были и небылицы. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. Н. Н. Петруниной; Н. Ф. Павлов. Сочинения. М., 1985. Сост., послесловие и примеч. Л. М. Крупчанова; Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. М., 1983. Сост., вступ. ст. и примеч. Вл. Муравьева; Александр Вельтман. Повести и рассказы. М., 1979. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и примеч. Ю. М. Акутина; М. С. Жукова. Вечера на Карповке. М., 1986. Сост. и послесловие Р. В. Иезуитовой. Не входят в книгу также неоднократно переиздававшиеся новеллы А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и М. Ю. Лермонтова,
Антоний Погорельский - постоянный псевдоним Алексея Алексеевича Перовского (1787-1836), литератора-дилетанта, приятеля В. А. Жуковского и А. С. Пушкина. "Лефортовская Маковница" впервые напечатана как самостоятельное произведение: Новости литературы, 1825, № 3. Новелла вошла в состав книги: Двойник, или Мой вечера в Малороссии. Соч. Антония Погорельского. 2 части. СПб., 1828 Новейшее изд: Антоний Погорельский. Избранное. М, 1985. Сост, вступ. съ и примеч. М. А. Турьян. Текст печатается по этому изданию.
Владимир Павлович Титов (1807-1891) - литератор-дилетант, близкий в 1820-х годах к кружку любомудров, автор нескольких не переиздававшихся повестей, позднее - дипломат и государственный деятель. "Уединенный домик на Васильевском" восходит к устному рассказу А. С. Пушкина, услышанному Титовым в салоне Е. А Карамзиной (вероятно, в интервале: конец октября 1827 - октябрь 1828 г.) и опубликованному с согласия Пушкина: Северные цветы на 1829 год СПб., 1828; подпись: Тит Космократов. Современники (исключая немногих) не знали о роли Пушкина в создании новеллы; об этом стало известно лишь в 1912 г. после публикации отрывка из письма Титова к А. В. Головину от 29 августа 1879 г., содержащего историю создания новеллы (см: А. И. Дельвиг. Мои воспоминания. М., 1912, т. 1, с. 157). Современные исследователи по-разному оценивают соотношение "пушкинского" и "титовского" начал в "Уединенном домике на Васильевском"; в ряде исследований была установлена связь новеллы с давними замыслами Пушкина, мотивами, появившимися в его произведениях 1830-х годов, обстоятельствами его жизни в 1827-1828 гг. Текст печатается по изд.: А. С. Пушкин. Поли. собр. соч. в 10-ти т. Л., 1979. Изд. 4-е, т. IX. Приложение.
Михаил Петрович Погодин (1800-1875) - историк, литератор, издатель журналов "Московский вестник" (1827-1830), "Московский наблюдатель" (1835-1837; совместно с рядом литераторов), "Москвитянин" (1841-1856). Во второй половине 1820-х годов был близок к Пушкину. Повесть "Адель" впервые напечатана: Московский вестник, 1830, ч. V, № XVII-XX; подпись: N. N.; вошла в изд.: Повести Михаила Погодина. М., 1832. В "Адели" присутствуют автобиографические мотивы, прототипом героини послужила княжна Александра Ивановна Трубецкая, домашним учителем которой был Погодин; в образе Дмитрия соединены черты самого Погодина и его рано умершего друга, лидера московских любомудров, поэта Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805-1826), как и Погодин, влюбленного в Трубецкую. Повесть тесно связана с романтическим культом поэта-философа, возникшим после смерти Веневитинова усилиями его друзей. Текст печатается по новейшему изд.: М. П. Погодин. Повести. Драма. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. М. Н. Виролайнен.
Николай Александрович Мелъгунов (1804-1867)-литературный и музыкальный критик, пропагандист русской литературы на Западе. Повесть "Кто же он?" впервые напечатана: Телескоп, 1831, ч. 3, № 10-12; вошла в книгу: Рассказы о былом и небывалом. М., 1834, 2 части (имени автора нет на титуле, но предисловие подписано: "Н. Мельгунов"). В обрисовке центрального героя таинственного Вашиадана ощутимо воздействие популярного в Европе и России романа Ч.-Р. Метьюрина "Мельмот Скиталец" (1820). Текст печатается по указанному изд. (ч. I). Другие сочинения Мельгунова не переиздавались.
Евгений Абрамович Баратынский (1800-1844) -поэт. Единственное прозаическое сюжетное произведение Баратынского новелла "Перстень" написано в 1831 г. Впервые напечатана: Европеец, 1832, ч. I, № 2. Печатается по изд.: Е. А. Баратынский. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., 1951.
Александр Александрович Бестужев (Марлинский - постоянный псевдоним, в читательском сознании слившийся с фамилией) (1797-1837) - поэт, критик, прозаик, член Северного общества декабристов, активный участник восстания 14 декабря 1825 г. Романтическая проза Марлинского пользовалась огромной популярностью в самых широких читательских кругах. "Латник" впервые напечатан: Сын отечества и Северный архив, 1832, № 1-4; подпись: "А. М.", с пометой: "Дагестан, 1831". Печатается по новейшему изд.: А. А. Бестужев-Марлинский. Соч. в 2-х т. М., 1981, т. I. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и коммент. В. И. Кулешова. Кроме этого изд. см : А. А. Бестужев (Марлинский). Ночь на корабле. Повести и рассказы. М., 1988. Сост., подготовка текста, послесловие и примеч. А. Л. Осповата.
Николай Алексеевич Полевой (1796-1846)-критик, теоретик романтизма, прозаик, историк, издатель журнала "Московский телеграф" (1825-1834). Новелла "Блаженство безумия" впервые напечатана: Московский телеграф, 1833, т. 49; подпись: "Н. П.", посвящение: ***. С незначительными изменениями вошла в кн.: Мечты и жизнь. М., 1833. Четыре части. В повести ощутимо влияние 9. Т. А. Гофмана. Фамилия "ученого шарлатана" значима: Schreckensfeld (Шреккенфельд) - долина ужасов (нем). Текст печатается по новейшему изд.: Николай Полевой. Избранные произведения и письма. Л., 1986. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и примеч. А. А. Карпова.
Михаил Николаевич Загоскин (1789-1852) - писатель, широкой популярностью пользовались его исторические романы. Новелла "Концерт бесов" входит в цикл "Вечер на Хопре", впервые опубликованный: Библиотека для чтения, 1834, т. 3. Печатается по новейшему изд.: М. Н. Загоскин. Соч. в 2-х т, М., 1987, т. 2. Сост., вступ. ст., подготовка текста и коммент. A. М. Пескова.
Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) - поэтесса. Повесть "Поединок" впервые напечатана: Сын отечества и Северный архив, 1838, т. 2, апрель; подпись: "Ясновидящая". Наряду с повестью "Чины и деньги" вошла в вышедший под тем же псевдонимом сборник: Очерки большого света. СПб., 1839. В повести сказался интерес Ростопчиной к таинственным явлениям, сблизивший ее в конце 1830-х годов с М. Ю. Лермонтовым и B. Ф. Одоевским. Текст печатается по изд.: Сочинения графини Е. П. Ростопчиной. Т. 2. Проза. СПб., 1890. Другие произведения Ростопчиной см.: Е. П. Ростопчина. Талисман. Избранная лирика. Нелюдимка. Драма. Документы. Письма. Воспоминания. М., 1987. Подготовка текста, вступ. ст., сост. и примеч. В. Афанасьева. Повесть "Чины и деньги" вошла в указанную выше антологию "Марьина роща".
Валериан Николаевич Олин (ок. 1788-1840-е гг.)-второстепенный литератор 1810-30-х годов, автор стихов, драм, прозаических сочинений, издатель альманаха "Карманная книжка для любителей русской старины и словесности", газеты "Колокольчик" (1829-1831). Публикуемая повесть впервые напечатана: В. Олин. Странный бал, повесть из рассказов на станции, и восемь стихотворений. СПб., 1838. Цикл "Рассказы на станции" (СПб., 1839), в который вошли наряду со "Странным балом" новелла "Череп могильщика" (ч. I) и повесть "Пан Копытинский, или Новый Мельмос" (ч. II), видимо, остался незавершенным. Упоминаемые в "Странном бале" персонажи: офицер внутренней стражи, Савва Трофимович, Матрена Прохоровна и др. застигнуты непогодой на дорожной станции и коротают время за историями, первую из которых "Странный бал" - рассказывает герой, именуемый путешественником. Текст печатается по изд. 1839 г. Другие прозаические произведения Олина не переиздавались. Стихотворения его см.: Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. I. Подготовка текста, биографии, справка и коммент. В. П. Степанова.
Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) - плодовитый драматург, поэт, беллетрист, чьи произведения пользовались шумным успехом в 1830-40-х годов. Новелла "Антонио" - выражение типового представления о романтическом гении - впервые напечатана: Утренняя заря, альманах на 1840 год, изданный В. Владиславлевым. СПб., 1840. Вошла в изд.: Повести и рассказы, соч. Нестора Кукольника. СПб., 1843, т. 2. Печатается по этому изданию. Проза и драматургия Кукольника после 1917 г. не переиздавались; его стихотворения см : Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. 2. Подготовка текстов, биографич. справка и коммент. В. С. Киселева-Сергенина.
Владимир Федорович Одоевский (1803-1869) - прозаик, философ, музыковед. Крупнейший представитель русского философского романтизма. Рассказ "Орлахская крестьянка" - попытка рационалистического истолкования таинственных явлений!, глубоко занимавших Одоевского; впервые напечатан: Отечественные записки, 1842, № 1 (написан в 1838 г.). Текст печатается по новейшему изд.: В. Ф. Одоевский. Соч. в 2-х т. М., 1981, т. 2. Вступ. ст., сост. и коммент. В. И. Сахарова.
Бернет - постоянный псевдоним Алексея Кирилловича Жуковского (1810-1864), поэта, популярного в конце 1830-х - начале 1840-х годов. Повесть "Черный гость" впервые напечатана: Отечественные записки, 1850, № 1. Публикуется по этому изданию. Проза Бернета никогда не переиздавалась, стихи его см.: Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. 2. Подготовка текстов, биографич. справка и коммент. В. С. Киселева-Сергенина.
А. Немзер
- А! - говорит красавица томным голосом,- это вы? Зачем вы так поздно в моей комнате?
Совершенно потерянный, Росников не отвечает ни слова и начинает поправлять светильню лампады.
- Что вы делаете с моею лампою? - продолжает Аняунциата, - зачем вы гасите огонь?
При этих словах Иван Иванович, не зная сам, для чего и каким образом, в самом деле потушил лампу.
- Ах! - вскрикивает красавица испуганным и вместе гневным голосом,оставьте меня, подите сию же минуту отсюда.
Но, взволнованный до глубины души и не зная, что делать, Росников бросается на колени...
- Не приближайтесь ко мне,- кричит она.- Ваше присутствие наводит на меня ужас и внушает мне глубокое отвращение!
После такого приветствия и минутного безмолвия, в продолжение которого изумленный Росников успел кое-как собраться с мыслями, вырвались задушаемые, истерические рыдания из груди бедной женщины. "Нет! - говорит она, плача,- не обманут меня более твои предательские клятвы, не тронут меня твои коварные слезы и ласки! Я поняла тебя, Жан, я теперь совершенно постигла безбожное твое вероломство! Скажу тебе прямо: жестокая твоя холодность и ветреность, которая для меня давно уже перестала быть тайною, в тысячу раз для меня сноснее, нежели настоящее твое лицемерие! Теперь, теперь... О, как презрительно твое льстивое унижение! как много ошибаешься ты, если надеешься возвратить мою обманутую доверенность подобными мелочами!
И к чему эта смешная маска раскаяния? Этот неожиданный возврат нежности, к которой ты вовсе не способен? Разве между нами не все уже кончено? Разве ты не назначал сегодня свидания другой? Будь покоен, Жан: эта роковая тайна ляжет со мною в могилу. Свет, которому ты поклоняешься, не перестанет видеть в нас пример счастливого супружества; наш дом не утратит общественного уважения и сохранит доброе имя извне, чем ты более всего озабочен. Я горда, Жан, столько же, как ты; но я горда иначе: я так же старательно скрываю перед людьми твои недостатки, как ты суетно выказываешь перед ними мои хорошие качества!
Быть может, тебя привело опять к ногам моим опасение, чтоб покинутая жена не уступила, наконец, соблазнам, которые свет расставляет каждой чем-нибудь замечательной женщине... Я знаю, это опасение нестерпимо для твоего самолюбия, и если ты охладел для соперничества в любви, тем не менее возненавидел бы соперника по непреклонной твоей гордости; я знаю это, Жан, но вместо того, чтоб подстрекать подобного рода ревность, раздувать ее пламень, скажу прямо, что тебе тут нечего бояться. Будь уверен, никакие обольщения, никакие преследования не заставят меня забыть произнесенной пред алтарем клятвы. И забытая тобою, я сохраню до могилы несокрушимую тебе верность и безропотную покорность моему тяжкому жребию!"
IX
"Недостойный человек! - повторял в глубоком раздумье Иван Иванович, поспешно выходя из комнаты, убедившись, что у него недостанет смелости объявить Долевской о себе и вывести ее из заблуждения...- Какую тайну открыл мне сегодня случай! О, как недальновиден, как опрометчив свет в своих суждениях!"
Измученный разнообразными ощущениями этой обильной происшествиями ночи, Росников не без удовольствия приближался к кабинету, намереваясь как можно скорее сбросить там с себя чужое платье и отправиться домой через переднюю, не боясь ничего, что бы с ним ни случилось, лишь бы как-нибудь выбраться из дома на улицу.
С этими мыслями отворил он дверь в кабинет, но только что переступил порог - вдруг раздались поспешные мужские шаги в кабинете. "Теперь я погиб!"- прошептал жалобно Иван Иванович и в бессознательном страхе прижался к стене, подле самой двери...
В этой истории всего страннее то, что мы, войдя вместе с Иваном Ивановичем Росниковым в дом Ивана Казимировича Долевского и достаточно ознакомясь с его кабинетом, не обратили никакого внимания на самого хозяина дома, даже не полюбопытствовали узнать, как и где проводит он нынешнюю ночь. Из вышеописанных обстоятельств мы только можем догадываться, что он приехал в маскарад вместе с женою и оставил свою шубу и шляпу, с плащом и шалью жены, на руках длинного лакея в сенях. Против обыкновения, Иван Казимирович был замаскирован. Однако ж он успел заранее предупредить, кого надобно, о красной ленточке, нарочно вдернутой в правый рукав его домино и долженствующей указать посвященным в тайны его затей, что под ним скрывается его особа. Только что ввел он жену свою в залу, как она, будто угадывая тайные его желания, подала руку своему кузену. Очутясь таким образом на совершенной свободе, Долевский мигом юркнул в толпу и начал прилежно искать встречи с теми, с кем нужно было ему переговорить. Но как ни старался он заинтриговать, проходящие маски, в которых подозревал своих знакомок, отделывались от него дпумя-тремя словами, чтоб доказать ему, что он ошибся.
- Терпение мое истощилось! - говорил про себя Долевский, поднимаясь на хоры.- Словно невидимый выходец из другого света, странствую я из одной комнаты в другую, бесплодно добиваясь возбудить чье-нибудь участие! Ужели маскарадный наряд до такой степени изменил мою фигуру? А условный знак? Мне кажется, пора бы наконец кому-нибудь обратить на него внимание!
При этих словах, он бросил взгляд на свой правый рукав и с удивлением заметил, что красная ленточка исчезла. "Нечего сказать,- продолжал он,приятное открытие! Верно я как-нибудь выронил ленточку при входе в залу: мудрено ли после того, что меня никто здесь не узнает? Поздняя и бесполезная отгадка! Остается покориться своей участи и ехать домой. Но прежде надобно отыскать жену".
Вскоре заметил он внизу домино своей жены, которая ходила об руку с незнакомым ему мужчиною и о чем-то жарко говорила. Это не совсем ему понравилось. Нахмуря брови, поспешил он к лестнице, намереваясь сей же час сойти в залу и увезти жену домой.
- Стой, приятель! - раздался вдруг подле самого его уха резкий голос и в то же время капуцин, в маске огненного цвета, крепко схватил его за руку.
- Поди прочь,- отозвался Долевский с досадою, усиливаясь освободиться от незнакомца, благодаря бога, у меня вовсе нет подобных тебе приятелей!
- Мяу, вау, бау,- запищал капуцин, дерзко заглядывая в глаза Долевскому,- старая, любезнейший, шутка! Хрипи, баси, картавь, переменяй свой голос сколько угодно, меня этим не обморочишь! Я за тобою уже давно наблюдаю. Я узнал тебя по твоей походке, которая сильно изобличает провинциального разгильдяя. Хочешь, скажу, зачем ты здесь?
- Рад слушать.
- Строишь куры вон этому домино, под которым, по твоему мнению, скрывается Долевская.
Как ни смешны были эти слова, но Долевскому неприятно было убедиться из них, что инкогнито его жены известно постороннему человеку.- Я не знаю никакой Долевской! - произнес он глухо.
- Полно, милый, болтать вздор! - возразил капуцин с фамильярною настойчивостью.- Уверяю тебя, что все эти эксцентрические проделки, в которые так наивно вдался ты ради Долевской, ровно ни к чему не служат и крепко отзываются провинцией, откуда ты приехал. Я знаю, тебе смертельно хочется поговорить теперь с ней; пожалуй, я бы мог помочь в этом смешной твоей неловкости, но будет ли от этого прок? Кроме дарования отпускать светские комплименты, которого, впрочем, решительно ты не имеешь, пред женщинами необходима интересная наружность, а ее, благодаря твоей уродливой маске и чудовищному домино, никак не можешь ты сегодня употребить в дело. Надменная Долевская срежет с первого раза молодые побеги твоих надежд, так что никогда уже им потом не дорасти до цвета. Лучше подождем случая, когда в полном блеске можешь ты выказать перед ней голубые свои глаза, русые кудри, свежие щеки и жемчужные зубы. Хочешь, я введу тебя в дом Долевского?
- Сделай одолжение! - отвечал Иван Казимирович, бросив испытующий взор на капуцина и стараясь узнать по голосу, кто бы это был?
- Там будем мы помогать друг другу, занимаясь, впрочем, каждый по своей части. Я стану играть и отвлеку тем Долевского от наблюдений за женою, а ты своим волокитством за нею развлечешь его внимание, чтоб он скорее проигрался.
- Придумано славно! - вскрикнул Долевский с злобным хохотом,- только мне кажется, что мы оба останемся в дураках!
- Тебе это кажется потому, что не знаешь некоторых обстоятельств, давно известных целому свету!
- Какие же это обстоятельства?
- Во-первых, неизлечимая страсть Долевского к игре. Несмотря на огромное свое состояние, часто просиживает он за картами целые ночи, и это самое было началом раздора между ним и его женою.
Долевский пришел в смущение, чувствуя справедливость этих слов и убедясь из них, что его супружеские отношения не тайна для других.- А во-вторых? - спросил он нетвердым голосом.
- Во-вторых, сумасбродная страсть Долевского к волокитству. Несмотря на то, что судьба послала ему прекрасную, милую и образованную подругу, он беспрестанно любезничает с другими.
- Далее,- прервал Долевский, краснея от стыда и злости под маскою.
- В-третьих, жалкие последствия таких поступков, то есть: титло лицемера в обществе, охлаждение жены, которая, скучая одиночеством, будет непременно иметь нынешнюю ночь, в два часа, свидание в своем доме с одним очень любезным молодым человеком, влюбленным в нее до крайности.
- Лжешь! - закричал Долевский в бешенстве,- теперь уже половина третьего, а Долевская не оставляла маскарада ни на минуту: вот она идет мимо пятой колонны, как ты и сам, дрянной клеветник, можешь видеть!
- О, провинция! О, простодушие! - возопил капуцин,- сойди-ка, любезный, вниз и побеседуй с той маской, которую так наивно принял ты за Долевскую; тогда узнаешь, я ли клеветник - ты ли глупец!
- Жди меня здесь,- отвечал Долевский,- я намерен поговорить с тобою не по-маскарадному.
- Буду ждать, пожалуй, до рассвета, чтоб только посмеяться вдоволь над твоим уморительным ослеплением!
Вне себя от досады, бросился Долевский с хор и побежал к тому месту, где видел Долевскую.- Пора нам домой! - произнес он сухо, поравнявшись с известным домино.
- Поедем, милый плутишка, поедем! - зашамкал из-под маски дряблый старушечий голос, заставивший Долевского отпрыгнуть в сторону от ужаса и изумления.- Я готова ехать,- продолжало домино, настигнув Долевского и устремив на него тусклые зеленые глаза.- Что же ты стоишь, словно окаменелый? Посмотри, какая у меня славная ручка! - Тут старуха сняла перчатку и поднесла к самому его носу желтую, иссохшую, морщинистую руку.Видишь, какие у меня острые ноготки! - прибавила она злобно и насмешливо,доберусь я, доберусь до твоего влюбчивого сердечка!
Опрометью пустился Долевский из залы, чтоб отвязаться от этого оборотня.
- Ожегся, осекся, укололся, срезался! - кричал ему вслед неумолимый капуцин, задыхаясь от хохота.
Смущенный и рассерженный как нельзя больше, Долевский торопливо пробежал всю анфиладу комнат, отыскивая свою жену, но нигде не мог ее встретить. "Неужели проклятый капуцин сказал правду?" - повторял он, спускаясь в сени большого подъезда, где надеялся найти своего лакея. После долгих и напрасных поисков, Долевский наконец убедился, что его жена, его экипаж, его лакей, его шуба и шляпа - исчезли. Терзаемый тысячью ревнивых предположений, решился он, во что бы ни стало, скакать скорее домой, чтоб там добраться до развязки таких необыкновенных приключений.
- Послушай, любезный,- говорил он полусонному хранителю плащей и калош,- одолжи мне какую-нибудь шинель и фуражку, или хоть ливрею и картуз, чтоб доехать до дома. Я Долевский. Мой человек и экипаж пропали без вести.
- С удовольствием,- отвечал тот, узнав знакомый ему голос.- Только ливреи-то наши немножко позатасканы... будет неладно. Вот у Петрушки новая ливрея, да на беду такая длинная, что вы в ней просто запутаетесь.
- Все равно, братец; я готов окутаться теперь в саван, лишь бы скорее отсюда уехать.
- Сохрани от этого господи!.. Если б вы пожаловали часом прежде, я мог бы представить вам любой плащ, или шубу: их была здесь целая пропасть; а теперь господа разъехались и все разобрали.,Не приложу ума, как услужить вам! Позвольте-ка, однако ж, позвольте: кажется, там, на верхней полке, что-то лежит... Ну, слава богу! вот вам енотовая шуба, шляпа и калоши. Хоть они и больно ветхи...
- Ничего, братец, ничего,- говорил Долевский, торопясь облечься в оставленную Иваном Ивановичем Росниковым одежду,- я сей же час пришлю тебе обратно всю эту дрянь с моим человеком, а взамен ее возьми, пожалуйста, мой противный капуцин и маску, под которой я совсем задыхаюсь. Дарю их тебе за хлопоты; отныне я не намерен больше маскироваться! - Тут Долевский выбежал на улицу и, бросясь в сани первого попавшегося ему на глаза извозчика, помчался домой.
Он был очень изумлен, заметя, что дверь маленького подъезда, доступная только ему, была не заперта.- "Нет сомнения,- кричал он, вбегая в кабинет и бросая на пол шляпу, шубу и калоши Ивана Ивановича,- нет сомнения, во всем этом кроется какой-нибудь ужасный обман, давно известный целому свету!" Тут растворил он наотмашь двери залы и побежал к Анне Петровне.
А спасенный этим порывом Росников вышел на цыпочках из залы и, зацепясь ногою за неожиданно возвращенную ему одежду, поднял ее и мигом надел на себя; затем бросился опрометью из дома.
- Из всех чудес нынешней ночи,- бормотал он, стремительно выбегая на улицу,- явление моей шубы, шляпы и калош - самое необъяснимое чудо!
Долевский вошел к Анне Петровне, сгорая адскою жаждою стать наконец лицом к лицу с вероломною, насладиться ее испугом и напрасными мольбами. Но он был встречен вовсе не так, как ожидал. При его появлении лицо Анны Петровны выразило не боязнь и замешательство, а какое-то гневное изумление, смешанное с презрением. Расширив глаза, смотрела она на своего мужа, как смотрит неприступный судья на дерзкого и закоснелого преступника.
- Как смели вы войти сюда? - спросила она грозно.
С своей стороны Долевский, остолбенев от такого приема, тоже вперил удивленные очи в лицо жены.
- Я пришел,- отвечал он наконец зловещим, глухим голосом,- я пришел, сударыня, требовать отчета в ваших поступках.
- Вы? В моих поступках? Вы потеряли на это всякое право, и я не хочу вас более ни слушать, ни видеть.
- Нет, Анна,- вскрикнул Долевский,- не так скоро откажусь я от этого права, как ты полагаешь! Моя несчастная ветреность разве может оправдать твое холодное вероломство? Должна ли ты платить мне злом за зло? Разве для тебя легко смыть позор с нашего дома? Спроси об этом самых легкомысленных женщин: тебе скажут, что отныне он неизгладим и что этим я обязан одной тебе, тебе, которую я уважал более всего на свете, которую считал образцом чистоты и благоразумия, которую любил нежно и почтительно, которой верил безусловно и без всякого опасения.
Волнение чувств захватило голос Долевского. Он замолчал, но колеблющаяся грудь, судорожно сжатые губы и бледность щек показывали, как истинно, как глубоко его огорчение. В самом деле, только теперь, когда он убедил себя в невозвратной утрате сердца Анны Петровны, только теперь он почувствовал, до какой степени любил ее. С ним случилось то же что случается обыкновенно с ветрениками, которые понимают всю цену сокровища тогда только, когда его потеряют.
- Это превосходит всякое вероятие! - начала Анна Петровна тихим голосом.- Вы поступили как нельзя хуже и вы же меня обвиняете! Впрочем, я готова отвечать вам на все, чтоб видеть, как далеко простираются ваше лицемерие, ваша несправедливость. Извольте меня спрашивать.
- Прежде всего я желал бы знать, почему вы оставили маскарад и увезли с собою мою шляпу и шубу?
- Я оставила маскарад потому, что мне сделалось там смертельно скучно; шуба и шляпа ваши были у моего человека; их никто не увозил, и вам самому очень хорошо известно, что вы приехали домой в своей шубе и шляпе.
- В самом деле??? А хотите ли вы посмотреть, в каком наряде я действительно вернулся из маскарада?
- Меня это очень мало интересует; впрочем, пожалуй!
Долевский стремительно подал руку жене и повлек ее в кабинет:
- Вот в чем я приехал домой! - кричал он: - вот в чем...
Говоря это, он искал глазами на полу чужой шубы и шляпы, но они уже исчезли.
- Я ничего не вижу здесь, кроме ковра,- возразила жена,- ужели вы хотите меня уверить, что вы ехали со мною завернувшись в этот ковер? Но я сейчас обнаружу всю нелепость ваших странных, фантастических выдумок.
Тут Долевская позвонила.
- Принеси сюда,- сказала она вошедшему слуге,- ту шубу и шляпу, в которых барин приехал нынешнею ночью из маскарада.
Через минуту слуга исполнил ее приказание.
- Где ты взял это? - закричал Долевский,- сказывай, кто тебе отдал мою шубу и шляпу, которых искал я целый час у подъезда?
- Вы сами изволили отдать мне их в передней на руки, когда воротились из маскарада.
- Прочь с глаз моих, негодяй! - заревел Долевский.- Я теперь вижу, что целый дом против меня в заговоре; я теперь понимаю, что здесь все против меня вооружено и подкуплено! И кем же? Моею женою! Вот награда за мое ребяческое доверие!
- Жаль мне вас,- начала Анна Петровна,- никогда я не ожидала, чтоб вы могли унизиться до таких бесполезных и смешных изворотов! Прошу вас об одном: позвольте мне вас оставить...- Тут Долевская горько зарыдала.
- Да объясните же мне, наконец, эту загадку,- сказал Долевский.
- Вам очень хорошо известно, что вы приехали домой вместе со мною, в своей шубе и шляпе, вот в этой маске и в этом домино с красной ленточкой, тайну которой узнала я от служанки; вы очень хорошо помните, как нарушили мой сон, явясь неожиданно в моей спальне, как погасили мою лампаду...
Тут Долевский уже потерял совершенно рассудок. Бессмысленно глядел он на капуцин и маску, топал ногами, рвал на себе волосы, вопил, проклинал себя. Он заставил Долевскую несколько раз повторить рассказ о случившемся и, убедясь, наконец, что она говорит без обмана, впал в мучительное подозрение, что какой-нибудь злодей воспользовался его отсутствием и нарядился в его одежду. Он признавал в этом кару провидения за свои шалости, в которых громко и подробно теперь каялся.
- Прости меня, Анна,- повторял Долевский на другой день утром, целуя руки своей жены,- я всегда любил тебя, а теперь люблю более, нежели когда-нибудь; я хочу загладить свои прежние проступки: на этой же неделе оставим столицу, чтоб избежать толков и сплетней, которых я предвижу целую бездну; уедем на полгода в нашу подмосковную деревню, предав совершенному забвению всех капуцинов и других маскарадных оборотней. Докажем им, что они, намереваясь окончательно разрушить наше семейное счастье, утвердили его навеки.
И Долевские оставили Петербург.
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящее издание знакомит читателя с образцами русской романтической прозы (1820-1840-е годы). Составитель стремился расширить представление об этом литературном периоде и, соответственно, избежать повторов сравнительно с другими доступными изданиями. Книга мыслится как дополнение к сборникам прозаиков-романтиков (сведения о них см. ниже) и новейшим антологиям: Русская романтическая повесть. М., 1980. Сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова; Русская романтическая повесть (Первая треть XIX века). М., 1983. Сост., общ. ред., вступ. ст. и коммент. В. А. Грихина; Марьина роща. Московская романтическая повесть. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. Вл. Муравьева. По соображениям объема в книгу не вошли новеллы ряда писателей-романтиков, чьи произведения недавно переизданы и доступны читателю, см.: Н. А. Бестужев. Избранная проза. М., 1983. Сост., вступ. ст. и примеч. Я. Л. Левкович; О. М. Сомов. Были и небылицы. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. Н. Н. Петруниной; Н. Ф. Павлов. Сочинения. М., 1985. Сост., послесловие и примеч. Л. М. Крупчанова; Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. М., 1983. Сост., вступ. ст. и примеч. Вл. Муравьева; Александр Вельтман. Повести и рассказы. М., 1979. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и примеч. Ю. М. Акутина; М. С. Жукова. Вечера на Карповке. М., 1986. Сост. и послесловие Р. В. Иезуитовой. Не входят в книгу также неоднократно переиздававшиеся новеллы А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и М. Ю. Лермонтова,
Антоний Погорельский - постоянный псевдоним Алексея Алексеевича Перовского (1787-1836), литератора-дилетанта, приятеля В. А. Жуковского и А. С. Пушкина. "Лефортовская Маковница" впервые напечатана как самостоятельное произведение: Новости литературы, 1825, № 3. Новелла вошла в состав книги: Двойник, или Мой вечера в Малороссии. Соч. Антония Погорельского. 2 части. СПб., 1828 Новейшее изд: Антоний Погорельский. Избранное. М, 1985. Сост, вступ. съ и примеч. М. А. Турьян. Текст печатается по этому изданию.
Владимир Павлович Титов (1807-1891) - литератор-дилетант, близкий в 1820-х годах к кружку любомудров, автор нескольких не переиздававшихся повестей, позднее - дипломат и государственный деятель. "Уединенный домик на Васильевском" восходит к устному рассказу А. С. Пушкина, услышанному Титовым в салоне Е. А Карамзиной (вероятно, в интервале: конец октября 1827 - октябрь 1828 г.) и опубликованному с согласия Пушкина: Северные цветы на 1829 год СПб., 1828; подпись: Тит Космократов. Современники (исключая немногих) не знали о роли Пушкина в создании новеллы; об этом стало известно лишь в 1912 г. после публикации отрывка из письма Титова к А. В. Головину от 29 августа 1879 г., содержащего историю создания новеллы (см: А. И. Дельвиг. Мои воспоминания. М., 1912, т. 1, с. 157). Современные исследователи по-разному оценивают соотношение "пушкинского" и "титовского" начал в "Уединенном домике на Васильевском"; в ряде исследований была установлена связь новеллы с давними замыслами Пушкина, мотивами, появившимися в его произведениях 1830-х годов, обстоятельствами его жизни в 1827-1828 гг. Текст печатается по изд.: А. С. Пушкин. Поли. собр. соч. в 10-ти т. Л., 1979. Изд. 4-е, т. IX. Приложение.
Михаил Петрович Погодин (1800-1875) - историк, литератор, издатель журналов "Московский вестник" (1827-1830), "Московский наблюдатель" (1835-1837; совместно с рядом литераторов), "Москвитянин" (1841-1856). Во второй половине 1820-х годов был близок к Пушкину. Повесть "Адель" впервые напечатана: Московский вестник, 1830, ч. V, № XVII-XX; подпись: N. N.; вошла в изд.: Повести Михаила Погодина. М., 1832. В "Адели" присутствуют автобиографические мотивы, прототипом героини послужила княжна Александра Ивановна Трубецкая, домашним учителем которой был Погодин; в образе Дмитрия соединены черты самого Погодина и его рано умершего друга, лидера московских любомудров, поэта Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805-1826), как и Погодин, влюбленного в Трубецкую. Повесть тесно связана с романтическим культом поэта-философа, возникшим после смерти Веневитинова усилиями его друзей. Текст печатается по новейшему изд.: М. П. Погодин. Повести. Драма. М., 1984. Сост., вступ. ст. и примеч. М. Н. Виролайнен.
Николай Александрович Мелъгунов (1804-1867)-литературный и музыкальный критик, пропагандист русской литературы на Западе. Повесть "Кто же он?" впервые напечатана: Телескоп, 1831, ч. 3, № 10-12; вошла в книгу: Рассказы о былом и небывалом. М., 1834, 2 части (имени автора нет на титуле, но предисловие подписано: "Н. Мельгунов"). В обрисовке центрального героя таинственного Вашиадана ощутимо воздействие популярного в Европе и России романа Ч.-Р. Метьюрина "Мельмот Скиталец" (1820). Текст печатается по указанному изд. (ч. I). Другие сочинения Мельгунова не переиздавались.
Евгений Абрамович Баратынский (1800-1844) -поэт. Единственное прозаическое сюжетное произведение Баратынского новелла "Перстень" написано в 1831 г. Впервые напечатана: Европеец, 1832, ч. I, № 2. Печатается по изд.: Е. А. Баратынский. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., 1951.
Александр Александрович Бестужев (Марлинский - постоянный псевдоним, в читательском сознании слившийся с фамилией) (1797-1837) - поэт, критик, прозаик, член Северного общества декабристов, активный участник восстания 14 декабря 1825 г. Романтическая проза Марлинского пользовалась огромной популярностью в самых широких читательских кругах. "Латник" впервые напечатан: Сын отечества и Северный архив, 1832, № 1-4; подпись: "А. М.", с пометой: "Дагестан, 1831". Печатается по новейшему изд.: А. А. Бестужев-Марлинский. Соч. в 2-х т. М., 1981, т. I. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и коммент. В. И. Кулешова. Кроме этого изд. см : А. А. Бестужев (Марлинский). Ночь на корабле. Повести и рассказы. М., 1988. Сост., подготовка текста, послесловие и примеч. А. Л. Осповата.
Николай Алексеевич Полевой (1796-1846)-критик, теоретик романтизма, прозаик, историк, издатель журнала "Московский телеграф" (1825-1834). Новелла "Блаженство безумия" впервые напечатана: Московский телеграф, 1833, т. 49; подпись: "Н. П.", посвящение: ***. С незначительными изменениями вошла в кн.: Мечты и жизнь. М., 1833. Четыре части. В повести ощутимо влияние 9. Т. А. Гофмана. Фамилия "ученого шарлатана" значима: Schreckensfeld (Шреккенфельд) - долина ужасов (нем). Текст печатается по новейшему изд.: Николай Полевой. Избранные произведения и письма. Л., 1986. Сост., подготовка текста, вступ. ст. и примеч. А. А. Карпова.
Михаил Николаевич Загоскин (1789-1852) - писатель, широкой популярностью пользовались его исторические романы. Новелла "Концерт бесов" входит в цикл "Вечер на Хопре", впервые опубликованный: Библиотека для чтения, 1834, т. 3. Печатается по новейшему изд.: М. Н. Загоскин. Соч. в 2-х т, М., 1987, т. 2. Сост., вступ. ст., подготовка текста и коммент. A. М. Пескова.
Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) - поэтесса. Повесть "Поединок" впервые напечатана: Сын отечества и Северный архив, 1838, т. 2, апрель; подпись: "Ясновидящая". Наряду с повестью "Чины и деньги" вошла в вышедший под тем же псевдонимом сборник: Очерки большого света. СПб., 1839. В повести сказался интерес Ростопчиной к таинственным явлениям, сблизивший ее в конце 1830-х годов с М. Ю. Лермонтовым и B. Ф. Одоевским. Текст печатается по изд.: Сочинения графини Е. П. Ростопчиной. Т. 2. Проза. СПб., 1890. Другие произведения Ростопчиной см.: Е. П. Ростопчина. Талисман. Избранная лирика. Нелюдимка. Драма. Документы. Письма. Воспоминания. М., 1987. Подготовка текста, вступ. ст., сост. и примеч. В. Афанасьева. Повесть "Чины и деньги" вошла в указанную выше антологию "Марьина роща".
Валериан Николаевич Олин (ок. 1788-1840-е гг.)-второстепенный литератор 1810-30-х годов, автор стихов, драм, прозаических сочинений, издатель альманаха "Карманная книжка для любителей русской старины и словесности", газеты "Колокольчик" (1829-1831). Публикуемая повесть впервые напечатана: В. Олин. Странный бал, повесть из рассказов на станции, и восемь стихотворений. СПб., 1838. Цикл "Рассказы на станции" (СПб., 1839), в который вошли наряду со "Странным балом" новелла "Череп могильщика" (ч. I) и повесть "Пан Копытинский, или Новый Мельмос" (ч. II), видимо, остался незавершенным. Упоминаемые в "Странном бале" персонажи: офицер внутренней стражи, Савва Трофимович, Матрена Прохоровна и др. застигнуты непогодой на дорожной станции и коротают время за историями, первую из которых "Странный бал" - рассказывает герой, именуемый путешественником. Текст печатается по изд. 1839 г. Другие прозаические произведения Олина не переиздавались. Стихотворения его см.: Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. I. Подготовка текста, биографии, справка и коммент. В. П. Степанова.
Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) - плодовитый драматург, поэт, беллетрист, чьи произведения пользовались шумным успехом в 1830-40-х годов. Новелла "Антонио" - выражение типового представления о романтическом гении - впервые напечатана: Утренняя заря, альманах на 1840 год, изданный В. Владиславлевым. СПб., 1840. Вошла в изд.: Повести и рассказы, соч. Нестора Кукольника. СПб., 1843, т. 2. Печатается по этому изданию. Проза и драматургия Кукольника после 1917 г. не переиздавались; его стихотворения см : Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. 2. Подготовка текстов, биографич. справка и коммент. В. С. Киселева-Сергенина.
Владимир Федорович Одоевский (1803-1869) - прозаик, философ, музыковед. Крупнейший представитель русского философского романтизма. Рассказ "Орлахская крестьянка" - попытка рационалистического истолкования таинственных явлений!, глубоко занимавших Одоевского; впервые напечатан: Отечественные записки, 1842, № 1 (написан в 1838 г.). Текст печатается по новейшему изд.: В. Ф. Одоевский. Соч. в 2-х т. М., 1981, т. 2. Вступ. ст., сост. и коммент. В. И. Сахарова.
Бернет - постоянный псевдоним Алексея Кирилловича Жуковского (1810-1864), поэта, популярного в конце 1830-х - начале 1840-х годов. Повесть "Черный гость" впервые напечатана: Отечественные записки, 1850, № 1. Публикуется по этому изданию. Проза Бернета никогда не переиздавалась, стихи его см.: Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972, т. 2. Подготовка текстов, биографич. справка и коммент. В. С. Киселева-Сергенина.
А. Немзер