- А где маг? - спросил Мор.
- Там! - Майк ткнул рукой на лесенку. - Больше негде! Ну, мы ему сейчас покажем... где мороки зимуют! Вперед!
Четверо воителей, тяжело дыша, выскочили на плоскую крышу башни. Видно, за время их погони ветер разогнал тучи - замок был ярко освещен луной. Маг стоял у самого парапета, и амулет на его груди сиял алым светом. Увидев своих преследователей, он только улыбнулся и простер руки ладонями вперед.
- Счас мы его! - выдохнул Гил.
- Бездна сразу под башней. Сорвать амулет, и туда, сказал Майк. Все четверо рванулись вперед - и с размаху ударились о невидимую стену. Мор отскочил, потирая ушибленное плечо, Майка силой удара бросило на колени. А маг, все так же улыбаясь, ступил на парапет и скрестил руки на груди, охватив амулет ладонями.
- Уйдет! - Дракон отчаянно стукнул кулаком в преграду.
- Не уйдет! - Майк поднялся и взмахнул мечом Айренара. В лунном свете блеснул клинок, покрытый рунами, - и со стеклянным звоном преграда исчезла. Четверо кинулись к магу - но он уже не стоял на парапете, а словно плыл по воздуху, удаляясь от башни.
- Опоздали! Уже не достать! - с досадой сказал Майк. Гил, где твой лук?
- Сейчас, - откликнулся Гил. Он подошел поближе к краю крыши, тщательно прицелился и выстрелил. Но стрела, не долетев до цели, словно угодила в вязкий кисель - замедлила полет, и маг походя взял ее из воздуха, повертел и швырнул обратно. Стрела со свистом рассекла воздух, словно ее не бросили небрежно, а выпустили из лука. Приключенцы едва успели увернуться.
- Черт! - выругался Мор. - Так он нас тут и ухлопает.
И тут снизу, из внутреннего двора замка наперерез магу взлетела черная тень. Рассекали воздух блестящие крылья, золотом отливала в лунном свете чешуя. На спине дракона восседал юный рыцарь в развевающемся плаще. В правой руке он сжимал копье со сверкающим наконечником. А в левой руке рыцаря мерцала драгоценными камнями чаша - Святой Грааль. И лунные лучи, подобно родниковым струям, вливались в эту чашу, текли, наполняли ее - и переполнили. Серебристое сияние плеснуло через край - и в этот миг с наконечника копья сорвалась голубая молния. Сорвалась и ударила в амулет на груди парящего над Бездной мага. Погасло алое сияние, и маг с воплем упал вниз, в жадную пасть Бездны. Затих его протяжный крик, и тут башня задрожала, ощутимо покачнулась - но устояла. И Бездна сомкнулась, приняв обратно свое порождение.
- Айда вниз, - опасливо сказал Мор, - а то вся эта вышка того и гляди рухнет.
Уголек со своим всадником уже спускался во двор замка, и сияние Грааля медленно угасало.
Когда все собрались во дворе и перевели дух, было уже заполночь. Выглядели все ужасно - одежда порвана, все грязные, уставшие. У Инки и Эллен болела голова, Эйкин был ранен - по счастью, легко. Хуже всех пришлось Эйнару, который так и лежал без сознания, окутанный голубым сиянием. Рядом сидела Хиллелиль, смертельно бледная. Уголек обвился вокруг своей чаши и тут же от усталости заснул. Что делать теперь - не знал никто.
Тайка сидела у стены и едва слышно наигрывала на флейте простой мотив. И вдруг вскочила с невнятным возгласом.
Прямо из стены стали выходить знакомые фигуры - Королева, главный ее полководец Ллейн, еще эльфы, потом высокомерный Арондель под руку с сестрой, старая ведьма Магда и величественный Одвин. Наши герои молча смотрели на новоприбывших.
Арондель и Мериль приблизились к Хиллелиль, и та сделала усилие подняться. Арондель подхватил ее и обнял. Потом увидел Эйнара и нахмурился.
- Вот оно что, - сказал он. - Опять Белый Волк!
- Спаси его, - еле слышно попросила Хиллелиль. - Ради меня, спаси Эйнара, если еще не поздно.
- Ох, сестричка, как же я могу тебе отказать, - вздохнул Арондель и простер руку вперед.
Сияние стало ярче, потом разом угасло. От страшных ран остались только шрамы, но глаз Эйнар так и не открыл и лежал, как мертвый. Тогда к нему приблизилась Королева и поднесла к бескровным губам серебряный фиал. Что там был за напиток неизвестно, но после нескольких глотков Эйнар пришел в себя.
Трогательная эта сцена была нарушена бестактным Керри.
- Ну все, госпожа, - весело сказал он. - Больше вам не придется грозить сбросить меня в Бездну.
- Ты полагаешь, Керридан, что можешь отныне проказить безнаказанно?
- Ну что вы, госпожа, - притворно смутился Керри. - Я только намекаю, что пришла пора обещанных наград.
В воздухе разлилось благоухание, ароматы лесных трав, камень пошел мелкими трещинами, в которые тут же проросли ростки. Не прошло и пяти минут, а во внутренних двориках встали стеной иван-чай и болиголов, горькая полынь и душица. Выщербленные стены оплел вьюнок, у подножия их поползла повилика, на башни взобрался цепкий хмель. Трава оплела меч Эйнара, который Ари уронила на каменные плиты, и клинок мгновенно пошел пятнами ржавчины, источился и рассыпался в труху.
Бой был окончен.
13. Награды фей.
Искристый звон булата
В слова свои вложи
Последняя баллада
Не допускает лжи!
Э.Р.Транк
- Благодарю, - ответил Том,
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
"Том из Эрсилдуна", пер. С.Маршака
Вернись обратно, Виттингтон,
О Виттингтон, вернись обратно!
Г.Лонгфелло
[В последней адвентюре рассказывается о том, как все закончилось, и о наградах, полученных героями нашей повести...]
Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна - в темных своих одеждах, воины - в черненых кольчугах, с мечами, женщины - в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы.
- Какого черта ты его обхаживаешь? - спросил Майк.
- Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, - Керри лицемерно вздохнул. - Правильное воспитание пойдет ему на пользу.
Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена.
- Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно?
Князь демонов удивленно приподнял брови.
- Ты преувеличиваешь, дитя мое, - отечески сказал он. Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих.
Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала:
- Все равно, это было против чести.
- Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, вмешался в разговор Арондель.
Эллен упрямо покачала головой и тронула струны.
В чем моя вина? В черном с серебром.
В чем моя война? Словом, не мечом.
В чем моя печаль - темное стекло...
Было и... - Прощай... - было, да прошло.
Тяжесть многих бед - да на плечи мне:
Горек этот хлеб, да другого нет.
Крылья лжи легки, да молва быстра:
От одной строки - к пламени костра.
В чем моя беда? Не склоню колен.
Мертвая вода, стылый холод стен...
Крылья лжи пестры, ярче радуги.
Ярые костры - кому радостью?
Ввысь бы, да крыла переломаны,
Пепел да зола - кружат вороны.
Хоровод виллис привела молва:
Рано собрались - я еще жива!
Без оружья бой - мне ли выстоять?
Против всех одной - это истина,
Помощи молить не пристало мне.
Что скажу? - "Прости... как устала я..."
На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути.
Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король - из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову.
- Слушайте, жители Фэери! - выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. - Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы!
- Это про нас? - спросила Инка.
- А про болгарских слонов, что ли? - съязвила Ари.
- ...и каждому будет дарована награда по желанию сердца его!
- Вот эльф чертов, - прокомментировала Инка. - Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами.
И тут вперед выступила Эллен.
- Празднуйте победу! - сказала она. - Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных!
Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела:
Как гончий пес, ты чуешь кровь,
И снова в битвах гибнут люди:
"Да сгинет Тьма - да будет Свет!"
О благородстве речи нет.
И что тебе рыданья вдов?
Во славу Света войны вновь,
А победителей не судят.
И корчиться, как червь, у ног
Во прахе побежденный будет.
Король, избранник Света, здесь,
Чтобы вершить святую месть,
Чтоб низшим преподать урок,
А если ты и был жесток
Что ж, победителей не судят.
Огонь и сталь - вот твой закон,
Что мир вовеки не забудет,
И ты, король и властелин,
Стоишь средь выжженной земли,
И древний Запад отомщен:
Пускай из горла кровью стон,
Но победителей не судят.
Пусть восхвалений пьяный мед
Наградой победившим будет
Так славь героев, менестрель!
За песни - золота кошель,
А коли он не то поет,
Землей ему забейте рот,
Ведь победителей не судят!
Кто прав - решает сталь клинка,
Вершит сильнейший правосудье,
Костром взовьется еретик,
Горят в огне страницы книг.
Пускай в крови твоя рука,
Закон один на все века
Что победителей не судят.
И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь.
- Не пугайся, - сказала ей Королева. - Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь.
Эллен осталось только смириться с этим.
Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль.
- Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите - достоин ли он руки Хиллелиль?
Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина.
- Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери!
Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил.
- Эйнар! - сказал он. - Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей!
Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке.
- Благодарю тебя, побратим, - сказал он. - Клянусь - этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела!
И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней:
Да славится мастер, искусный кузнец,
Творец ожерелий, клинков и колец.
Но трижды меж нами прославится тот,
Кто кубок для сладкого меда скует.
Тебе, земледелец, Деметры слуга,
Подвластны сады, и поля, и луга.
Ты славен - но ныне возносим хвалу
Тому, кто вино доставляет к столу.
Надежных друзей проверяет война.
Друг рядом - и сеча тебе не страшна.
Да здравствует доблесть! Но сердцу милей
Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей.
Сидит с королем молодая жена.
Он так благороден, прекрасна она.
Им слава! Но трижды прославится тот,
Кто в честном бою короля перепьет!
В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился.
Будь славен король, что в боях побеждал,
Чей щит украсит сияющий герб,
Будь славен кузнец, что меч твой ковал,
Но трижды - кто выковал плуг и серп.
Дворцы и твердыни рассыплются в прах,
Речь мудрого переживет короля,
Будь славен, сеющий мудрость в сердцах
Но кто-то должен засеять поля.
Воителю меч привычнее слов,
Опора миру, да славится тот,
Кто трон хранит и разит врагов,
Но трижды - тот, кто колосья сожнет.
Слова менестреля острее стрел,
Укор разит вернее, чем меч,
Будь славен, кто песню сложить сумел
Но кто-то должен сложить и печь.
Вино и песни сердца веселят,
В застолье не сталь, а кубки звенят.
Будь славен тот, кто растил виноград,
Но трижды - те, что пшеницу растят;
Будь славен меч, и лютни струна,
И древняя мудрость, хранящая мир,
Будь славен кубок хмельного вина
Да только без хлеба и пир - не пир!
Но черного хлеба ломоть в пути
Мне слаще яств королей и вельмож.
Будь славен тот, кто пшеницу растил,
Но трижды - тот, кто посеял рожь!
Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:
Вертись, вертись, мое колесо,
Прядись, прядись, шерстяная нить.
Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
А не хочешь если - совсем возьми.
Ответная песнь Эйнара была воинственной:
Мне слышится вой холодных ветров,
Мне помнится лай голодных собак,
Мне ведома поступь моих врагов,
Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак ...
Я знаю формулу смеха клинка,
Я видывал смерть и что хуже ее,
Я видел Звезду, где Луна высока
Где свет распороло Тьмы острие.
Я вечно пою гимн и радость ножа,
Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом,
Мне имя - берсерк, Ярость - мне госпожа,
И мне все равно, что случится потом.
Моя речь - это хрип разъяренных богов,
Прежде жил я и звался Серебряный Волк,
Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов
И дымом - плаща черно-траурный шелк ...
Один я остался, а стая ушла,
И ко мне обращаются лишь облака,
Я уже не похож на Крушителя Зла,
Но безжалостно-крепка, как прежде, рука ...
И снова было подношение даров - на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон - благословение Королевы и талисман удачи, Ари свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка - чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка - сияющий самоцвет, Мор - серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки - оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.
Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин - так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:
- Ну что, Уголек, тезки мы с тобою - ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!
И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону - на память.
Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.
- Теперь я - второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.
- О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. Интересно, а демонов в ваш орден принимают?
Анри пообещал узнать.
- А может, споешь на прощанье? - предложил Гил.
Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.
Безумны солнце и луна,
В безумных небесах,
Плывут, безумию сполна
Подставив паруса.
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, пой...
Безумьем полон белый свет,
Полна безумьем тьма.
Другого объясненья нет,
И я схожу с ума.
Олдникольер, седой как лунь,
Давно мне говорил:
"Безумен каждый человек,
Что в этот мир вступил!"
Ты можешь этот мир спасти
Одним движеньем глаз:
Согласно веки опусти
И не разлучишь нас.
И плащ ее в траву упал,
Примяв застежкой рожь,
И понял я, что променял
Безумье на него ж...
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, пой!
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, - вот и спел!
Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.
Усталость
Долгих дорог
Тает в свете ночной звезды.
Пусть малость
Отдохнет клинок,
Конь напьется чистой воды
Из прозрачного родника,
Расплескав отраженье луны.
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.
Я снова
Пришел в этот дом,
Где не властны старость и смерть.
Шли годы
Своим чередом,
Я вернулся - и снова я здесь,
Будто вышел я лишь вчера.
Тяжесть времени падает с плеч.
В Имладрисе ночь, и она
Будет медленно течь над землей, медленно течь.
Пусть песня
Звонкой струной
Поднимается до небес.
Шум листьев
Над головой
Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь.
В этой музыке - взмах крыла,
Шелест пенной морской волны...
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.
Тайка спела на прощанье такую песню:
Вот и солнце зашло, наконец.
Капли времени меряют вечность.
Этот день теперь не жилец,
Тихо падает синий вечер.
Звездная сеть на небе - белые искры.
Мир и бездонный покой в черном небе царит.
Льется на грешную землю свет серебристый
И, отражаясь в росе, самоцветом горит.
Льется песни печальный мотив.
Ничего, что слова непонятны
Эта песня о долгом пути
И о мире, таком необъятном:
"Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,
И не скоро конец, да и будет ли он?
И достанет волнений, забот и тревоги.
Путь ведет в бесконечность по кругу времен."
Смолк певец, и опять тишина,
Но осталась на сердце тревога.
Ночь манит, но теперь не до сна
Звездный свет призывает в дорогу.
Что же, певец, ты наделал мотивом своим,
Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?
Ведь на земле стало больше скитальцем одним.
Прочь от спокойствия манит мотив за собою...
И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.
Поступь дней и грохот битв,
Шепот ласк и страсть молитв
Все струною отзвенит,
Все слезой уйдет в песок.
Птичьим клином улетать,
Желтым кленом облетать,
Жизнь и смерть в одно сплетать
Для всего настанет срок.
В дней тиару вплетены
Тьма и свет, как года дни,
Чередой пройдут они,
За собою клича нас.
Не порвав событий нить,
Вечность в двери постучит,
Время верить и любить
Сменит ненависти час.
Мы сплетаем сети слов,
Но из глубины веков
Ветра западного зов
Все призывней и слышней.
В нем - небесная печаль.
Бросив дней немой оскал,
Мы уйдем, ведомы вдаль
Чередой ночных огней,
Чашу мук испив до дна.
И останется одна
Изначальная весна
На истерзанной земле.
Пряный изумруд травы,
Золотой покров листвы,
Глубь небесной синевы,
Лун и солнц спокойный блеск.
А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина...
А потом было утро.
И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.
За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.
Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".
Возле ярких шатров из парашютного шелка - будущий Ашби де ла Зуш - было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:
- Привет! Уже в прикидах?
- Привет, Тинка! - ответил Майк.
И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко - привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов - самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.
И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:
Свершили в чаще колдуны
Над Робин Гудом чудо:
При свете солнца и луны
Нет смерти Робин Гуду.
В бою он будет невредим,
Из битвы выйдет целым,
И от стальной его груди
Отскакивают стрелы.
Неправда, Робин не стальной,
Ничуть других не тверже,
И может быть сражен стрелой
Или мечом повержен.
Тогда над ним склонится друг,
Из близких самый смелый,
Чтобы у Робина из рук
Взять меткий лук и стрелы.
В заветный рог он затрубит
Над чащами Шервуда.
Пока он в схватке не убит
Он будет Робин Гудом.
Ты можешь Робин Гудом стать,
А может, я им буду.
- Там! - Майк ткнул рукой на лесенку. - Больше негде! Ну, мы ему сейчас покажем... где мороки зимуют! Вперед!
Четверо воителей, тяжело дыша, выскочили на плоскую крышу башни. Видно, за время их погони ветер разогнал тучи - замок был ярко освещен луной. Маг стоял у самого парапета, и амулет на его груди сиял алым светом. Увидев своих преследователей, он только улыбнулся и простер руки ладонями вперед.
- Счас мы его! - выдохнул Гил.
- Бездна сразу под башней. Сорвать амулет, и туда, сказал Майк. Все четверо рванулись вперед - и с размаху ударились о невидимую стену. Мор отскочил, потирая ушибленное плечо, Майка силой удара бросило на колени. А маг, все так же улыбаясь, ступил на парапет и скрестил руки на груди, охватив амулет ладонями.
- Уйдет! - Дракон отчаянно стукнул кулаком в преграду.
- Не уйдет! - Майк поднялся и взмахнул мечом Айренара. В лунном свете блеснул клинок, покрытый рунами, - и со стеклянным звоном преграда исчезла. Четверо кинулись к магу - но он уже не стоял на парапете, а словно плыл по воздуху, удаляясь от башни.
- Опоздали! Уже не достать! - с досадой сказал Майк. Гил, где твой лук?
- Сейчас, - откликнулся Гил. Он подошел поближе к краю крыши, тщательно прицелился и выстрелил. Но стрела, не долетев до цели, словно угодила в вязкий кисель - замедлила полет, и маг походя взял ее из воздуха, повертел и швырнул обратно. Стрела со свистом рассекла воздух, словно ее не бросили небрежно, а выпустили из лука. Приключенцы едва успели увернуться.
- Черт! - выругался Мор. - Так он нас тут и ухлопает.
И тут снизу, из внутреннего двора замка наперерез магу взлетела черная тень. Рассекали воздух блестящие крылья, золотом отливала в лунном свете чешуя. На спине дракона восседал юный рыцарь в развевающемся плаще. В правой руке он сжимал копье со сверкающим наконечником. А в левой руке рыцаря мерцала драгоценными камнями чаша - Святой Грааль. И лунные лучи, подобно родниковым струям, вливались в эту чашу, текли, наполняли ее - и переполнили. Серебристое сияние плеснуло через край - и в этот миг с наконечника копья сорвалась голубая молния. Сорвалась и ударила в амулет на груди парящего над Бездной мага. Погасло алое сияние, и маг с воплем упал вниз, в жадную пасть Бездны. Затих его протяжный крик, и тут башня задрожала, ощутимо покачнулась - но устояла. И Бездна сомкнулась, приняв обратно свое порождение.
- Айда вниз, - опасливо сказал Мор, - а то вся эта вышка того и гляди рухнет.
Уголек со своим всадником уже спускался во двор замка, и сияние Грааля медленно угасало.
Когда все собрались во дворе и перевели дух, было уже заполночь. Выглядели все ужасно - одежда порвана, все грязные, уставшие. У Инки и Эллен болела голова, Эйкин был ранен - по счастью, легко. Хуже всех пришлось Эйнару, который так и лежал без сознания, окутанный голубым сиянием. Рядом сидела Хиллелиль, смертельно бледная. Уголек обвился вокруг своей чаши и тут же от усталости заснул. Что делать теперь - не знал никто.
Тайка сидела у стены и едва слышно наигрывала на флейте простой мотив. И вдруг вскочила с невнятным возгласом.
Прямо из стены стали выходить знакомые фигуры - Королева, главный ее полководец Ллейн, еще эльфы, потом высокомерный Арондель под руку с сестрой, старая ведьма Магда и величественный Одвин. Наши герои молча смотрели на новоприбывших.
Арондель и Мериль приблизились к Хиллелиль, и та сделала усилие подняться. Арондель подхватил ее и обнял. Потом увидел Эйнара и нахмурился.
- Вот оно что, - сказал он. - Опять Белый Волк!
- Спаси его, - еле слышно попросила Хиллелиль. - Ради меня, спаси Эйнара, если еще не поздно.
- Ох, сестричка, как же я могу тебе отказать, - вздохнул Арондель и простер руку вперед.
Сияние стало ярче, потом разом угасло. От страшных ран остались только шрамы, но глаз Эйнар так и не открыл и лежал, как мертвый. Тогда к нему приблизилась Королева и поднесла к бескровным губам серебряный фиал. Что там был за напиток неизвестно, но после нескольких глотков Эйнар пришел в себя.
Трогательная эта сцена была нарушена бестактным Керри.
- Ну все, госпожа, - весело сказал он. - Больше вам не придется грозить сбросить меня в Бездну.
- Ты полагаешь, Керридан, что можешь отныне проказить безнаказанно?
- Ну что вы, госпожа, - притворно смутился Керри. - Я только намекаю, что пришла пора обещанных наград.
В воздухе разлилось благоухание, ароматы лесных трав, камень пошел мелкими трещинами, в которые тут же проросли ростки. Не прошло и пяти минут, а во внутренних двориках встали стеной иван-чай и болиголов, горькая полынь и душица. Выщербленные стены оплел вьюнок, у подножия их поползла повилика, на башни взобрался цепкий хмель. Трава оплела меч Эйнара, который Ари уронила на каменные плиты, и клинок мгновенно пошел пятнами ржавчины, источился и рассыпался в труху.
Бой был окончен.
13. Награды фей.
Искристый звон булата
В слова свои вложи
Последняя баллада
Не допускает лжи!
Э.Р.Транк
- Благодарю, - ответил Том,
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
"Том из Эрсилдуна", пер. С.Маршака
Вернись обратно, Виттингтон,
О Виттингтон, вернись обратно!
Г.Лонгфелло
[В последней адвентюре рассказывается о том, как все закончилось, и о наградах, полученных героями нашей повести...]
Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна - в темных своих одеждах, воины - в черненых кольчугах, с мечами, женщины - в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы.
- Какого черта ты его обхаживаешь? - спросил Майк.
- Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, - Керри лицемерно вздохнул. - Правильное воспитание пойдет ему на пользу.
Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена.
- Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно?
Князь демонов удивленно приподнял брови.
- Ты преувеличиваешь, дитя мое, - отечески сказал он. Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих.
Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала:
- Все равно, это было против чести.
- Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, вмешался в разговор Арондель.
Эллен упрямо покачала головой и тронула струны.
В чем моя вина? В черном с серебром.
В чем моя война? Словом, не мечом.
В чем моя печаль - темное стекло...
Было и... - Прощай... - было, да прошло.
Тяжесть многих бед - да на плечи мне:
Горек этот хлеб, да другого нет.
Крылья лжи легки, да молва быстра:
От одной строки - к пламени костра.
В чем моя беда? Не склоню колен.
Мертвая вода, стылый холод стен...
Крылья лжи пестры, ярче радуги.
Ярые костры - кому радостью?
Ввысь бы, да крыла переломаны,
Пепел да зола - кружат вороны.
Хоровод виллис привела молва:
Рано собрались - я еще жива!
Без оружья бой - мне ли выстоять?
Против всех одной - это истина,
Помощи молить не пристало мне.
Что скажу? - "Прости... как устала я..."
На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути.
Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король - из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову.
- Слушайте, жители Фэери! - выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. - Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы!
- Это про нас? - спросила Инка.
- А про болгарских слонов, что ли? - съязвила Ари.
- ...и каждому будет дарована награда по желанию сердца его!
- Вот эльф чертов, - прокомментировала Инка. - Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами.
И тут вперед выступила Эллен.
- Празднуйте победу! - сказала она. - Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных!
Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела:
Как гончий пес, ты чуешь кровь,
И снова в битвах гибнут люди:
"Да сгинет Тьма - да будет Свет!"
О благородстве речи нет.
И что тебе рыданья вдов?
Во славу Света войны вновь,
А победителей не судят.
И корчиться, как червь, у ног
Во прахе побежденный будет.
Король, избранник Света, здесь,
Чтобы вершить святую месть,
Чтоб низшим преподать урок,
А если ты и был жесток
Что ж, победителей не судят.
Огонь и сталь - вот твой закон,
Что мир вовеки не забудет,
И ты, король и властелин,
Стоишь средь выжженной земли,
И древний Запад отомщен:
Пускай из горла кровью стон,
Но победителей не судят.
Пусть восхвалений пьяный мед
Наградой победившим будет
Так славь героев, менестрель!
За песни - золота кошель,
А коли он не то поет,
Землей ему забейте рот,
Ведь победителей не судят!
Кто прав - решает сталь клинка,
Вершит сильнейший правосудье,
Костром взовьется еретик,
Горят в огне страницы книг.
Пускай в крови твоя рука,
Закон один на все века
Что победителей не судят.
И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь.
- Не пугайся, - сказала ей Королева. - Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь.
Эллен осталось только смириться с этим.
Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль.
- Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите - достоин ли он руки Хиллелиль?
Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина.
- Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери!
Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил.
- Эйнар! - сказал он. - Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей!
Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке.
- Благодарю тебя, побратим, - сказал он. - Клянусь - этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела!
И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней:
Да славится мастер, искусный кузнец,
Творец ожерелий, клинков и колец.
Но трижды меж нами прославится тот,
Кто кубок для сладкого меда скует.
Тебе, земледелец, Деметры слуга,
Подвластны сады, и поля, и луга.
Ты славен - но ныне возносим хвалу
Тому, кто вино доставляет к столу.
Надежных друзей проверяет война.
Друг рядом - и сеча тебе не страшна.
Да здравствует доблесть! Но сердцу милей
Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей.
Сидит с королем молодая жена.
Он так благороден, прекрасна она.
Им слава! Но трижды прославится тот,
Кто в честном бою короля перепьет!
В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился.
Будь славен король, что в боях побеждал,
Чей щит украсит сияющий герб,
Будь славен кузнец, что меч твой ковал,
Но трижды - кто выковал плуг и серп.
Дворцы и твердыни рассыплются в прах,
Речь мудрого переживет короля,
Будь славен, сеющий мудрость в сердцах
Но кто-то должен засеять поля.
Воителю меч привычнее слов,
Опора миру, да славится тот,
Кто трон хранит и разит врагов,
Но трижды - тот, кто колосья сожнет.
Слова менестреля острее стрел,
Укор разит вернее, чем меч,
Будь славен, кто песню сложить сумел
Но кто-то должен сложить и печь.
Вино и песни сердца веселят,
В застолье не сталь, а кубки звенят.
Будь славен тот, кто растил виноград,
Но трижды - те, что пшеницу растят;
Будь славен меч, и лютни струна,
И древняя мудрость, хранящая мир,
Будь славен кубок хмельного вина
Да только без хлеба и пир - не пир!
Но черного хлеба ломоть в пути
Мне слаще яств королей и вельмож.
Будь славен тот, кто пшеницу растил,
Но трижды - тот, кто посеял рожь!
Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:
Вертись, вертись, мое колесо,
Прядись, прядись, шерстяная нить.
Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
А не хочешь если - совсем возьми.
Ответная песнь Эйнара была воинственной:
Мне слышится вой холодных ветров,
Мне помнится лай голодных собак,
Мне ведома поступь моих врагов,
Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак ...
Я знаю формулу смеха клинка,
Я видывал смерть и что хуже ее,
Я видел Звезду, где Луна высока
Где свет распороло Тьмы острие.
Я вечно пою гимн и радость ножа,
Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом,
Мне имя - берсерк, Ярость - мне госпожа,
И мне все равно, что случится потом.
Моя речь - это хрип разъяренных богов,
Прежде жил я и звался Серебряный Волк,
Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов
И дымом - плаща черно-траурный шелк ...
Один я остался, а стая ушла,
И ко мне обращаются лишь облака,
Я уже не похож на Крушителя Зла,
Но безжалостно-крепка, как прежде, рука ...
И снова было подношение даров - на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон - благословение Королевы и талисман удачи, Ари свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка - чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка - сияющий самоцвет, Мор - серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки - оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.
Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин - так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:
- Ну что, Уголек, тезки мы с тобою - ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!
И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону - на память.
Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.
- Теперь я - второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.
- О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. Интересно, а демонов в ваш орден принимают?
Анри пообещал узнать.
- А может, споешь на прощанье? - предложил Гил.
Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.
Безумны солнце и луна,
В безумных небесах,
Плывут, безумию сполна
Подставив паруса.
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, пой...
Безумьем полон белый свет,
Полна безумьем тьма.
Другого объясненья нет,
И я схожу с ума.
Олдникольер, седой как лунь,
Давно мне говорил:
"Безумен каждый человек,
Что в этот мир вступил!"
Ты можешь этот мир спасти
Одним движеньем глаз:
Согласно веки опусти
И не разлучишь нас.
И плащ ее в траву упал,
Примяв застежкой рожь,
И понял я, что променял
Безумье на него ж...
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, пой!
Дидли, дидли, пой, дpужок,
Дидли, дидли, - вот и спел!
Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.
Усталость
Долгих дорог
Тает в свете ночной звезды.
Пусть малость
Отдохнет клинок,
Конь напьется чистой воды
Из прозрачного родника,
Расплескав отраженье луны.
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.
Я снова
Пришел в этот дом,
Где не властны старость и смерть.
Шли годы
Своим чередом,
Я вернулся - и снова я здесь,
Будто вышел я лишь вчера.
Тяжесть времени падает с плеч.
В Имладрисе ночь, и она
Будет медленно течь над землей, медленно течь.
Пусть песня
Звонкой струной
Поднимается до небес.
Шум листьев
Над головой
Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь.
В этой музыке - взмах крыла,
Шелест пенной морской волны...
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.
Тайка спела на прощанье такую песню:
Вот и солнце зашло, наконец.
Капли времени меряют вечность.
Этот день теперь не жилец,
Тихо падает синий вечер.
Звездная сеть на небе - белые искры.
Мир и бездонный покой в черном небе царит.
Льется на грешную землю свет серебристый
И, отражаясь в росе, самоцветом горит.
Льется песни печальный мотив.
Ничего, что слова непонятны
Эта песня о долгом пути
И о мире, таком необъятном:
"Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,
И не скоро конец, да и будет ли он?
И достанет волнений, забот и тревоги.
Путь ведет в бесконечность по кругу времен."
Смолк певец, и опять тишина,
Но осталась на сердце тревога.
Ночь манит, но теперь не до сна
Звездный свет призывает в дорогу.
Что же, певец, ты наделал мотивом своим,
Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?
Ведь на земле стало больше скитальцем одним.
Прочь от спокойствия манит мотив за собою...
И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.
Поступь дней и грохот битв,
Шепот ласк и страсть молитв
Все струною отзвенит,
Все слезой уйдет в песок.
Птичьим клином улетать,
Желтым кленом облетать,
Жизнь и смерть в одно сплетать
Для всего настанет срок.
В дней тиару вплетены
Тьма и свет, как года дни,
Чередой пройдут они,
За собою клича нас.
Не порвав событий нить,
Вечность в двери постучит,
Время верить и любить
Сменит ненависти час.
Мы сплетаем сети слов,
Но из глубины веков
Ветра западного зов
Все призывней и слышней.
В нем - небесная печаль.
Бросив дней немой оскал,
Мы уйдем, ведомы вдаль
Чередой ночных огней,
Чашу мук испив до дна.
И останется одна
Изначальная весна
На истерзанной земле.
Пряный изумруд травы,
Золотой покров листвы,
Глубь небесной синевы,
Лун и солнц спокойный блеск.
А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина...
А потом было утро.
И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.
За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.
Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".
Возле ярких шатров из парашютного шелка - будущий Ашби де ла Зуш - было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:
- Привет! Уже в прикидах?
- Привет, Тинка! - ответил Майк.
И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко - привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов - самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.
И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:
Свершили в чаще колдуны
Над Робин Гудом чудо:
При свете солнца и луны
Нет смерти Робин Гуду.
В бою он будет невредим,
Из битвы выйдет целым,
И от стальной его груди
Отскакивают стрелы.
Неправда, Робин не стальной,
Ничуть других не тверже,
И может быть сражен стрелой
Или мечом повержен.
Тогда над ним склонится друг,
Из близких самый смелый,
Чтобы у Робина из рук
Взять меткий лук и стрелы.
В заветный рог он затрубит
Над чащами Шервуда.
Пока он в схватке не убит
Он будет Робин Гудом.
Ты можешь Робин Гудом стать,
А может, я им буду.