Страница:
Короткую, но очень меткую и точную оценку действиям экипажа Щ-401 дал командир бригады Н. Виноградов. После тщательного разбора похода он писал:
"Командир подводной лодки способен смело и решительно выполнять боевые задачи в любой обстановке".
Оба потопленных вражеских корабля не были гигантами, а атаки не считались уникальными, но они оказались первыми в длинном списке побед подводников-североморцев. Экипажи двух "щук" стали примером для своих товарищей.
ТРОЕ С ОДНОЙ ЛОДКИ
Краснознаменная подводная лодка Щ-404 воевала на Севере с немецко-фашистскими захватчиками от начала до конца войны. Тысячи огненных миль прошла она в водах штормового Баренцева моря. На пути к вражеским берегам лодка многие десятки раз форсировала минные заграждения, находилась под воздействием противолодочных сил противника, выдержала множество взрывов глубинных бомб.
Девять потопленных вражеских транспортов и кораблей, несколько отлично выполненных специальных заданий командования по высадке и снятию разведчиков в глубоком тылу противника - неплохой итог боевой деятельности.
Кораблем еще до войны командовал теперь известный на всю страну подводник - Герой Советского Союза И. Колышкин. Двенадцать боевых походов пробыл на нем командиром человек с железной выдержкой и завидным хладнокровием капитан 3 ранга В. А. Иванов. Став командиром "щучьего" дивизиона, он сдал командование лодкой энергичному, смелому и знающему офицеру - капитан-лейтенанту Г. Ф. Макаренкову, с честью поддержавшему линию своих предшественников.
Подчиненные учились у командиров и умению воевать, и отношению к порученному делу. Большинство людей этой лодки показали образцы выполнения воинского долга. Десятки примеров красноречиво свидетельствуют о том, что они не только добросовестно выполняли свои обязанности в самых трудных условиях, но делали гораздо больше - добровольно шли на опаснейшие задания, неоднократно рисковали жизнью для спасения корабля и экипажа, готовы были погибнуть во имя того, чтобы жили и побеждали другие...
Старшина 1-й статьи Владимир Григорьевич Инюткин, командир отделения трюмных машинистов, был истинным тружеником подводной войны, знатоком корабельной техники, мужественным воином, мастером-"золотые руки", которые брались за устранение в море любых неисправностей механизмов и устройств.
Декабрьский поход 1941 года Щ-404 был результативным, но очень трудным. Лодка попала в ледовый шторм, под тяжестью ледового нароста у нее оборвались радиоантенны и прекратилась связь с базой.
Но случилось еще более опасное - вышло из строя управление вертикальным рулем.
В кормовой надстройке, где располагалось рулевое устройство, из шарнирного привода перерезало или выбило болт, и руль не перекладывался ни в электрическую, ни вручную. А лодка в это время находилась в непосредственной близости от вражеского побережья. Ремонт руля был борьбой за жизнь корабля и экипажа. Даже отыскать неисправность оказалось делом нелегким. Через кормовую палубу перекатывались гривастые холодные волны, непрерывно заливавшие надстройку. К тому же исключалось освещение рабочего места, поскольку рядом находился берег противника и по району патрулировали вражеские противолодочные корабли.
Хотя рулевое устройство никакого отношения к трюмным не имеет, в ремонтно-аварийную бригаду с боцманом В. Юдиным и рулевым краснофлотцем И. Гандюхиным добровольцем напросился и Инюткин. Он считал, что его место именно там, где трудно и где могут пригодиться его знания и сноровка.
Несколько нестерпимо трудных часов провел Владимир во льду и ледяной воде, лежа в надстройке, где и пошевелиться нет места. Сменяться наотрез отказался. Новому человеку все пришлось бы начинать сначала, и время ремонта затянулось бы. Работать пришлось на ощупь заледеневшими руками, но неисправность была устранена. Лодка стала управляться и получила возможность продолжать выполнение боевой задачи. Самого Инюткина едва смогли вытащить из надстройки.
Когда промокший, продрогший до костей, почти окоченевший подводник покинул место работы и, шатаясь, поднялся на мостик, капитан 3 ранга В. Иванов, человек требовательный и далеко не сентиментальный, расцеловал героя. А ведь он, как и его товарищи по работе в надстройке, просил, если кораблю будет угрожать опасность, погружаться без них и не рисковать всем экипажем.
В апреле 1943 года лодка находилась в тринадцатом боевом походе. При выходе в атаку по конвою она была обнаружена кораблями охранения, контратакована и получила ряд тяжелых повреждений. Оторваться от ожесточенного преследования помогли мастерство командира и железная выдержка экипажа.
Когда лодка получила возможность всплыть, выяснилась еще одна неприятность. От взрыва бомбы на привальном брусе лопнула и отогнулась довольно толстая железная шина. Металлическая полоса на переднем ходу отходила от борта лодки на два-три метра, превращаясь в "трал", могущий не только коснуться мины, но и подтащить ее к булю. Плавать стало опасно, нужно было поскорее отогнуть шину на старое место или снять ее вообще.
Чтобы выполнить ремонтные работы, командир принял решение зайти на короткую стоянку в губу Пуманки на полуострове Рыбачий. Место беспокойное, находится вблизи линии фронта, каждую минуту следует быть готовыми к налету вражеской авиации, но выбирать не приходилось.
Лодка встала на якорь. Часть людей заступили на вахту и обслуживание поста погружения, а остальные были разбиты на группы и приступили к ликвидации последствий тяжелой бомбежки. Предстояло восстановить оборванный трос командирского перископа, выправить изогнутые листы обшивки ограждения боевой рубки, что-то сделать с разбитым вдребезги магнитным компасом и многими другими повреждениями.
Ну а шиной на планшире пришлось заняться Инюткину. Он был и хорошим мастеровым, и лучшим на лодке легководолазом. Все помнили, как в начале войны, при выходе в боевой поход, лодка случайно намотала на винт якорь-цепь. Много раз тогда трюмный машинист, не обращая внимания на воздушные тревоги, спускался под воду до тех пор, пока не освободил винт от тяжелой якорь-цепи. Выход в море состоялся.
У Инюткина иногда спрашивали:
- Послушай, Володя, почему ты каждый раз выпрашиваешься в самое пекло и обязательно первым?
- Очень просто. Потому что я ваш товарищ. А это звание оправдывать надо.
И он его оправдывал. Как-то после выпуска полного носового залпа лодка, освободившись от торпед, рванулась вверх, и рубка ее показалась над поверхностью. Инюткин мгновенно открыл один, другой клапаны, и "щука" тут же скрылась, ушла на глубину. Но морское дно оказалось ближе, чем его ожидали. Уткнувшись в него носом и зашуршав гравием, лодка легла на грунт. На мгновение всех обрадовали донесшиеся взрывы торпед. Но тут же загрохотали разрывы глубинных бомб.
Погас свет. При включенных аварийных фонариках в отсеках готовили инструмент. От близкого разрыва разошлись швы булевых балластных цистерн, где находилось топливо. Всплывая на поверхность, соляр демаскировал лодку. Оставаться на месте - смерти подобно. Командир решил сняться с грунта. Получив приказание, Инюткин уверенно регулировал подачу воздуха в цистернах. То создавал "подушку", то стравливал ее так искусно, что противолодочники не заметили воздушных пузырьков. Как ни свирепствовали гитлеровцы, Щ-404 оторвалась от грунта и ушла от преследования. Не последнюю роль в этом успехе играло мастерство и самообладание Инюткина...
В Пуманки все происходило как обычно. Когда командир вызвал добровольцев для работы в воде за бортом, Владимир попросился первым.
- Я пойду, товарищ командир. Работа под водой по моей части.
Капитан 3 ранга посмотрел на старшину и улыбнулся.
- Ладно, Инюткин, идите под воду. Только я что-то не припоминаю на лодке работ, которые не были бы по вашей части.
В первый раз старшина ушел под воду с пилой в руке, чтобы попытаться отпилить шину. Через минуту он почувствовал, как стужа сковала его движения, заледенила ноги. Гидрокомбинезон пропустил воду, маска тоже. Глаза воспалились, морская соль щипала и стягивала кожу лица. Бьет волна, заставляя обеими руками держаться за привальный брус. Корпус лодки никогда не казался таким огромным, как сейчас, в прозрачной воде. Он скалой уходил куда-то вниз.
Отпилить шину не удалось. Работа потребовала бы уйму времени. Второй раз спустился с кувалдой, но выпрямить шину под водой тоже не хватало сил. Время шло, самолет-разведчик засек лодку, и можно было ожидать налета в ближайшие часы и даже минуты. И Владимир наконец нашел остроумное решение. На конце металлической полосы есть широкое круглое отверстие. В него нужно завести трос и им притянуть шину к брусу. Борт снова станет обтекаемым.
И вот третий уход под воду, теперь уже с тросом. Спокойно и основательно работа доводится до конца. Инюткин выходит из-под воды и докладывает:
- Задание командира выполнено!
У вахтенного офицера будто камень с души свалился. В воздухе висят вражеские самолеты. Но они теперь не страшны. Лодка выбрала якорь, вышла в свой район и потопила тральщик противника. А грудь Владимира Инюткина украсил орден Красного Знамени...
Ранним утром 21 сентября 1943 года тишину над Екатерининской гаванью вспугнули два раскатистых артиллерийских выстрела. Щ-404 докладывала жителям Полярного о своих победах. Лодку встречали подводники, командующий Северным флотом адмирал Головко. Ему и рапортовал капитан-лейтенант Григорий Филиппович Макаренков о выполнении боевого приказа, примерном исполнении воинского долга всем экипажем и самоотверженном поступке краснофлотца-торпедиста Сергея Тимофеевича Камышева.
Командующий внимательно выслушал командира, поинтересовался подробностями боя и случаем с торпедистом. Приказал вызвать его с лодки, поблагодарил и здесь же, на пирсе вручил ему орден Красного Знамени. На следующий день весь флот знал о подвиге рядового подводника.
Днем в районе Кибиргнеса гидроакустик старшина 2-й статьи Кисленко доложил в центральный пост о шуме винтов, а вскоре в перископ был обнаружен товаро-пассажирский транспорт в охранении эсминца, тральщиков и сторожевых катеров. Лодка пошла в атаку и потопила вражеский транспорт носовым четырехторпедным залпом. Среди отличившихся были старший лейтенант Смолянский, старшина 2-й статьи Губочкин и торпедист Камышев, обеспечившие быстрое приготовление и выпуск торпед.
Спустя неделю встретили новый конвой. Видимость была плохой, в перископ увидели только сторожевик, тральщик и два транспорта. По ним и произвели залп из всех носовых аппаратов. Тогда-то все и произошло.
Две торпеды попали в цель и взорвались, а в аппарате № 2 торпеда сработала, но не вышла. Ее винты надрывно выли. Пары отработанного керосина и дым жженой резины просачивались в отсек, вызывая у людей головокружение и тошноту. Когда горючее в торпеде наконец кончилось и винты остановились, торпедисты попытались закрыть переднюю крышку, но не тут-то было. Значит, торпеда застряла, высунувшись из аппарата.
К счастью, бомбежка была неэффективной. Но в лодке все равно создалась тяжелая обстановка. В носовых отсеках воздух отравлен, дышать нечем. Многие лежали на койках, не будучи в состоянии поднять голову. Так и пошли на форсирование минного поля. Часть людей выведена из строя, торпеда во взрывоопасном состоянии, и при толчке может произойти катастрофа, корабли охранения сбрасывают бомбы, а тут еще минное поле...
Командир приказал удерживать заданную глубину, имея небольшой дифферент лодки на нос, чтобы не дать торпеде возможности сдвинуться назад и исключить удар ее о заднюю крышку аппарата. С этой задачей великолепно справились мичман Юдин и рулевой, краснофлотец Гандюхин. Они вели "щуку" "как по ниточке".
Когда минные заграждения и взрывы глубинных бомб остались за кормой, подводники облегченно вздохнули. Командир собрал специалистов, чтобы посоветоваться, как поступить с торпедой дальше.
Все были убеждены, что она находится во взрывоопасном состоянии, ведь предохранители должны были сработать. С нею плавать нельзя. Малейший толчок - и кораблю грозит гибель. Выталкивать из аппарата воздухом тоже нельзя, произойдет толчок и взрыв, потому что на этом основан принцип действия инерционного ударника во взрывном устройстве торпеды.
- Ну, кажется, чего нельзя, мы перебрали. Давайте теперь думать, что же можно и нужно сделать в нашем положении?
- Разрешите! - обратился Камышев, плотный ладный моряк с открытым смуглым лицом. - Предложить что-либо толковое сейчас трудно. Никто точно не знает, насколько сдвинулась торпеда и можно ли подобраться к взрывателям. После всплытия прошу разрешения спуститься за борт и обследовать, что к чему, тогда и думать легче станет.
Не согласиться с этим доводом было трудно... Наступила ночь, но всплыть долго не давали противолодочные корабли. Они упорно не покидали района. Лишь под утро лодка была в надводном положении. Камышев с помощью банника от пушки установил, что торпеда на две трети вышла из аппарата. Боевое отделение находилось за передней крышкой. К инерционным ударникам с трудом, но можно было подступиться.
- Разрешите, товарищ капитан-лейтенант, разоружить торпеду!
Макаренков представлял себе, как трудно работать в ледяной неспокойной воде, особенно когда требуется ювелирная точность движений. Но другого выхода он не видел.
Командир внимательно осмотрел подчиненного. Тот стоял на палубе, спокойно ожидая его решения. "Что же ему сказать? - думал Григорий Филиппович. - Чтобы действовал осторожно, от его умения и выдержки зависит судьба корабля и экипажа, ему и без напоминания известно. Скажу о другом".
- Я твердо верю, Камышев, что лучше вас никто не сможет разоружить торпеду. Но уже рассвет. Каждую минутку могут появиться самолеты или корабли противника. Успеем ли поднять вас из-за борта?
- Обдумал и это. В случае чего кораблем и командой не рискуйте. Погружайтесь, я вас наверху подожду!
- Хорошо. Работайте спокойно. Самоотверженностью вашей злоупотреблять не стану. Она потребуется лишь в самой крайности.
Одевшись в легководолазный костюм, Камышев с помощью старшин Инюткина и Суворова спустился в воду и приступил к опасному делу.
"Спокойно, Сергей, спокойно! - мысленно подбадривал он себя. - Ни дрожать, ни волноваться ты не имеешь права. Минер ошибается раз и прощается с жизнью. Но ему легче, он только за себя в ответе. А у меня нет права на ошибку. Я отвечаю за целость корабля, за жизнь товарищей, командира. И все они мне верят. Так что держись, Серега, и чтобы никаких чувств".
Под рукой торпедист нащупал скользкое, смазанное тавотом боевое зарядное отделение и отыскал спрятанные заподлицо с ним оба инерционных ударника. Больше он ни о чем уже не думал. Все свое внимание и умение сосредоточил на том, чтобы вывернуть и достать без толчков и неосторожных движений детонатор.
Работать мешала волна, но Сергей уловил ее ритм и извлекал стакан из гнезда, когда волна уходила от борта.
Для всех находившихся на мостике и в отсеках время тянулось нестерпимо долго. А Камышев перестал его ощущать. Для него не существовало ничего на свете, кроме двух ударников с запальными стаканами детонаторов, которые надо извлечь из зарядного отделения, вмещающего многие сотни килограммов тротила. Он даже перестал думать о своей ответственности, поручив это рукам.
Наконец один из ударников вывернут и находится в руках. Надо выбросить, а ладонь не разжимается. А потом вывернул второй, и оба они в удобный момент вместе с первичным и вторичным детонаторами отправились в последнее путешествие на морское дно. Торпеда перестала быть взрывоопасной. Угроза гибели, висевшая над лодкой почти сутки, отступила. Товарищи подхватили торпедиста на руки и вытащили на палубу. На мостике командир обнял его и горячо поблагодарил.
- Служу Советскому Союзу!
Слова получились не свои. Горло перехватило, стучали зубы. Только здесь он почувствовал, как сильно промерз и сколько энергии потерял.
В отсеке его раздели, заботливо оттерли тело спиртом, напоили горячим чаем, уложили на койку и укрыли двумя полушубками. Сразу разлилась приятная теплота. Веки отяжелели, а глаза помимо воли стали слипаться...
В сентябре 1944 года бригада понесла последнюю утрату - погибла гвардейская Краснознаменная Щ-402. Жаль было, мучительно жаль людей, столько лет бывших гордостью соединения и флота, близких друзей, соседей по кубрику.
Вместе с гвардейцами геройской смертью пал лучший горизонтальщик "четыреста четверки" кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды Гандюхин. В поход он ушел добровольно, чтобы помочь товарищам бить врага и... не вернулся. На Щ-404 Гандюхин прослужил шесть лет, с 1938 года. Здесь о нем знали все. Сын архангельского колхозника из деревни Уйма на берегу Северной Двины, коренной помор, он словно специально был рожден для моря, навсегда ставшего для него родной стихией.
У всех остался в памяти один из штормовых походов. Буря свирепствовала, не ослабевая, несколько дней. Море кипело и набрасывалось на лодку со всех румбов. Через рубочный люк в центральный пост непрерывным каскадом вливалась вода. Помпа едва справлялась с ее откачкой. И вдруг грохот. Самопроизвольно стравился якорь. При каждом ударе волны он бился о баллер носового горизонтального руля, грозя вывести его из строя или оборваться самому.
И Гандюхин, на этот раз с рулевым Фоменко, добровольно взялись за трудную работу. Обвязавшись бросательными концами, они направились в носовую надстройку, держась за все, что можно. Шансов быть смытыми за борт много, особенно когда палуба полностью уходила под воду. Нечеловеческими усилиями им удалось выбрать и закрепить якорь. Усталыми, мокрыми, со ссадинами на руках рулевые возвратились на мостик. Авария была предотвращена.
Однако воинское мастерство Ивана наиболее ярко проявилось в умении отлично управлять горизонтальными рулями. Здесь у него был несомненный талант. Равных себе в этом деле он не имел. Глубину удерживал какую нужно и в любых самых трудных условиях. У товарищей свежо в памяти, как он при форсировании минного поля держал заданную глубину с дифферентом на нос, когда в аппарате осталась не полностью вышедшая торпеда. Но помнили и другой случай.
Как-то лодка встретилась с вражеским конвоем в снежном заряде и пыталась атаковать его из надводного положения. Но сторожевик обнаружил лодку и вынудил ее погрузиться. Посыпались глубинные бомбы. За 12 часов их взорвалось более двухсот. Одна из серий упала особенно близко. В лодке погас свет. Через ослабленные заклепки внутрь прочного корпуса начала просачиваться вода.
В отсеках шла борьба за живучесть. С водой справились. Но очередные взрывы над центральным постом и кормовыми отсеками вывели из строя многие приборы. В том числе глубиномеры и дифферентометры. Частично парализованными оказались горизонтальные рули. Они перекладывались на самый минимальный угол. Лодка стремительно проваливалась на глубину, а следить за ее изменением командиру и рулевым было не по чему.
Старшина 1-й статьи Губочкин непрерывно докладывал в центральный пост показания единственного сохранившегося в лодке глубиномера, находившегося в первом отсеке. Когда прибор показал предельную для "щуки" глубину, Инюткин по приказанию командира помог ей остановиться частичной продувкой балласта. Боцман Юдин и Гандюхин, манипулируя оставшимися углами перекладки, чудом умудрялись удерживать лодку на заданной глубине. Удержали они ее и тогда, когда от рядом разорвавшейся бомбы оборвало трос подъема перископа. Сменившись с вахты на горизонтальных рулях, Гандюхин принялся за восстановление троса. Ему до всего было дело...
Рассказывали, каким он был хорошим сигнальщиком, добрым товарищем и отличным наводчиком в артрасчете. В первые дни войны артиллеристам пришлось в базе отбиваться от фашистских стервятников. Был день, когда на лодку налетело шесть "юнкерсов". По ним был открыт такой огонь, что пушки накалились до кипения краски на стволах. Фашисты не выдерживали, отворачивали, сбрасывали бомбы мимо цели.
В другой раз налетели восемь пикировщиков. Взрывной волной Гандюхина сбросило за борт. Но он, промокший до нитки, вскарабкался на палубу и до конца боя наводил свое орудие по бомбардировщикам.
О погибшем товарище вспоминали часто, вернее, о нем никогда не забывали. И вот однажды команде зачитали приказ командующего флотом:
"Зачислить старшего краснофлотца Гандюхина Ивана Егоровича навечно в списки Краснознаменной подводной лодки..."
На вечерних поверках правофланговый теперь докладывает:
- Краснофлотец Гандюхин геройски погиб за Родину в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками...
А через несколько лет жители города Полярного приняли решение назвать одну из центральных улиц города именем рулевого-сигнальщика Гандюхина.
Родина не забывает своих героев.
НА ФАРВАТЕРАХ БАЛТИКИ
В ночь на 22 июня гитлеровская авиация произвела воздушные налеты на наши военно-морские базы, а подводные лодки и надводные минные заградители противника поставили мины в устье Финского залива и на подходах к главной базе флота - Таллину.
25 июня в войну вступила Финляндия.
Географические условия балтийского театра облегчали противнику создание сильной противолодочной обороны. Наряду с этим разветвленная сеть взаимодействующих между собой береговых и корабельных постов наблюдения, особенно в Финском заливе, использование противником морских сообщений прибрежного типа осложняли действия наших подводных лодок. Поэтому основной задачей подводных сил Балтийского флота была борьба на морских сообщениях в прибрежных зонах в строго заданном районе, где противник мог легко организовать развитую систему противолодочной обороны с использованием всех средств наблюдения и береговой обороны, легких сил и авиации, базировавшихся на прибрежные аэродромы, и развитую систему военно-морских баз.
В сложившейся обстановке наши подводные лодки были перебазированы из Либавы (Лиепая) в Усть-Двинск и Виндаву (Вентспилс), а из Ханко в Палдиски. К 25 июня лодки были развернуты в море для действий на морских сообщениях противника. В связи с вступлением в войну Финляндии из Кронштадта в среднюю часть Финского залива командование дополнительно выслало 2 подводные лодки.
Они должны были вести разведку и уничтожать военные корабли и транспорты.
Таким образом, развертывание подводных лодок производилось по всему балтийскому театру на наиболее вероятных путях движения кораблей и транспортов противника.
Перед подводными лодками, высланными в море, были поставлены следующие задачи: топить корабли противника, нейтральные корабли не атаковать; нарушать морские сообщения и наносить удары по вражеским боевым кораблям; доносить об обнаружении крейсеров и линейных кораблей противника и атаковать их.
Несмотря на быстрое развертывание, подводные лодки не сразу добились успехов. Некоторые позиции были выбраны неудачно: слишком далеко от вражеских коммуникаций. Потребовалось время, чтобы уточнить пути сообщения и соответственно передвинуть позиции. Многие командиры, не имея боевого опыта, действовали хотя и очень смело, но тактически не всегда грамотно. Так, подводная лодка, которой командовал капитан III ранга Абросимов, находясь на позиции в заданном районе, обнаружила в перископ танкер и транспорт, шедшие курсом 180° со скоростью 12 узлов под охраной 3 тральщиков, 2 небольших вспомогательных кораблей и 5 катеров. Несмотря на то, что противник прижимался как можно ближе к берегу, командир подводной лодки удачно атаковал и потопил танкер.
Однако после торпедного залпа вместо того, чтобы быстрее уйти из района атаки, командир стал наблюдать за результатами стрельбы и не удержал подводную лодку на заданной глубине. Решив уйти из опасного района, командир лодки дал полный ход, но так как глубины в этом районе незначительны, подводная лодка с ходу ударилась о грунт и осталась лежать на глубине 18 метров, подвергшись ожесточенным атакам глубинными бомбами.
Командование корабля довело до личного состава свое решение - с наступлением темноты всплыть и с боем уйти.
В 0 часов 15 минут командир скомандовал: "По местам стоять, к всплытию". Когда подводная лодка всплыла, противника наверху не оказалось, вокруг стояли буи с постоянным освещением, а в районе рубки - большая деревянная крестовина. На месте всплытия обнаружено огромное масляное пятно. Чтобы быстрее оторваться от берега, вблизи которого виднелись три небольших корабля, подводная лодка дала полный ход и благополучно вышла из опасного района.
Из приведенного примера видно, что командир подводной лодки действовал смело и решительно, но принял неправильное решение - оставаться на грунте в районе атаки. При помощи акустических средств катера противника сразу обнаружили лодку и забросали ее бомбами, после чего обвеховали район ее нахождения и до наступления темноты бомбили, как на учении.
Если бы командир, атаковав противника, постарался оторваться от него и отойти в море, то подводная лодка, уйдя на большие глубины, подверглась бы меньшей опасности. Совершенно очевидно, что потопить подводную лодку на ходу гораздо труднее, чем когда она лежит на грунте, да еще на мелком месте.
"Командир подводной лодки способен смело и решительно выполнять боевые задачи в любой обстановке".
Оба потопленных вражеских корабля не были гигантами, а атаки не считались уникальными, но они оказались первыми в длинном списке побед подводников-североморцев. Экипажи двух "щук" стали примером для своих товарищей.
ТРОЕ С ОДНОЙ ЛОДКИ
Краснознаменная подводная лодка Щ-404 воевала на Севере с немецко-фашистскими захватчиками от начала до конца войны. Тысячи огненных миль прошла она в водах штормового Баренцева моря. На пути к вражеским берегам лодка многие десятки раз форсировала минные заграждения, находилась под воздействием противолодочных сил противника, выдержала множество взрывов глубинных бомб.
Девять потопленных вражеских транспортов и кораблей, несколько отлично выполненных специальных заданий командования по высадке и снятию разведчиков в глубоком тылу противника - неплохой итог боевой деятельности.
Кораблем еще до войны командовал теперь известный на всю страну подводник - Герой Советского Союза И. Колышкин. Двенадцать боевых походов пробыл на нем командиром человек с железной выдержкой и завидным хладнокровием капитан 3 ранга В. А. Иванов. Став командиром "щучьего" дивизиона, он сдал командование лодкой энергичному, смелому и знающему офицеру - капитан-лейтенанту Г. Ф. Макаренкову, с честью поддержавшему линию своих предшественников.
Подчиненные учились у командиров и умению воевать, и отношению к порученному делу. Большинство людей этой лодки показали образцы выполнения воинского долга. Десятки примеров красноречиво свидетельствуют о том, что они не только добросовестно выполняли свои обязанности в самых трудных условиях, но делали гораздо больше - добровольно шли на опаснейшие задания, неоднократно рисковали жизнью для спасения корабля и экипажа, готовы были погибнуть во имя того, чтобы жили и побеждали другие...
Старшина 1-й статьи Владимир Григорьевич Инюткин, командир отделения трюмных машинистов, был истинным тружеником подводной войны, знатоком корабельной техники, мужественным воином, мастером-"золотые руки", которые брались за устранение в море любых неисправностей механизмов и устройств.
Декабрьский поход 1941 года Щ-404 был результативным, но очень трудным. Лодка попала в ледовый шторм, под тяжестью ледового нароста у нее оборвались радиоантенны и прекратилась связь с базой.
Но случилось еще более опасное - вышло из строя управление вертикальным рулем.
В кормовой надстройке, где располагалось рулевое устройство, из шарнирного привода перерезало или выбило болт, и руль не перекладывался ни в электрическую, ни вручную. А лодка в это время находилась в непосредственной близости от вражеского побережья. Ремонт руля был борьбой за жизнь корабля и экипажа. Даже отыскать неисправность оказалось делом нелегким. Через кормовую палубу перекатывались гривастые холодные волны, непрерывно заливавшие надстройку. К тому же исключалось освещение рабочего места, поскольку рядом находился берег противника и по району патрулировали вражеские противолодочные корабли.
Хотя рулевое устройство никакого отношения к трюмным не имеет, в ремонтно-аварийную бригаду с боцманом В. Юдиным и рулевым краснофлотцем И. Гандюхиным добровольцем напросился и Инюткин. Он считал, что его место именно там, где трудно и где могут пригодиться его знания и сноровка.
Несколько нестерпимо трудных часов провел Владимир во льду и ледяной воде, лежа в надстройке, где и пошевелиться нет места. Сменяться наотрез отказался. Новому человеку все пришлось бы начинать сначала, и время ремонта затянулось бы. Работать пришлось на ощупь заледеневшими руками, но неисправность была устранена. Лодка стала управляться и получила возможность продолжать выполнение боевой задачи. Самого Инюткина едва смогли вытащить из надстройки.
Когда промокший, продрогший до костей, почти окоченевший подводник покинул место работы и, шатаясь, поднялся на мостик, капитан 3 ранга В. Иванов, человек требовательный и далеко не сентиментальный, расцеловал героя. А ведь он, как и его товарищи по работе в надстройке, просил, если кораблю будет угрожать опасность, погружаться без них и не рисковать всем экипажем.
В апреле 1943 года лодка находилась в тринадцатом боевом походе. При выходе в атаку по конвою она была обнаружена кораблями охранения, контратакована и получила ряд тяжелых повреждений. Оторваться от ожесточенного преследования помогли мастерство командира и железная выдержка экипажа.
Когда лодка получила возможность всплыть, выяснилась еще одна неприятность. От взрыва бомбы на привальном брусе лопнула и отогнулась довольно толстая железная шина. Металлическая полоса на переднем ходу отходила от борта лодки на два-три метра, превращаясь в "трал", могущий не только коснуться мины, но и подтащить ее к булю. Плавать стало опасно, нужно было поскорее отогнуть шину на старое место или снять ее вообще.
Чтобы выполнить ремонтные работы, командир принял решение зайти на короткую стоянку в губу Пуманки на полуострове Рыбачий. Место беспокойное, находится вблизи линии фронта, каждую минуту следует быть готовыми к налету вражеской авиации, но выбирать не приходилось.
Лодка встала на якорь. Часть людей заступили на вахту и обслуживание поста погружения, а остальные были разбиты на группы и приступили к ликвидации последствий тяжелой бомбежки. Предстояло восстановить оборванный трос командирского перископа, выправить изогнутые листы обшивки ограждения боевой рубки, что-то сделать с разбитым вдребезги магнитным компасом и многими другими повреждениями.
Ну а шиной на планшире пришлось заняться Инюткину. Он был и хорошим мастеровым, и лучшим на лодке легководолазом. Все помнили, как в начале войны, при выходе в боевой поход, лодка случайно намотала на винт якорь-цепь. Много раз тогда трюмный машинист, не обращая внимания на воздушные тревоги, спускался под воду до тех пор, пока не освободил винт от тяжелой якорь-цепи. Выход в море состоялся.
У Инюткина иногда спрашивали:
- Послушай, Володя, почему ты каждый раз выпрашиваешься в самое пекло и обязательно первым?
- Очень просто. Потому что я ваш товарищ. А это звание оправдывать надо.
И он его оправдывал. Как-то после выпуска полного носового залпа лодка, освободившись от торпед, рванулась вверх, и рубка ее показалась над поверхностью. Инюткин мгновенно открыл один, другой клапаны, и "щука" тут же скрылась, ушла на глубину. Но морское дно оказалось ближе, чем его ожидали. Уткнувшись в него носом и зашуршав гравием, лодка легла на грунт. На мгновение всех обрадовали донесшиеся взрывы торпед. Но тут же загрохотали разрывы глубинных бомб.
Погас свет. При включенных аварийных фонариках в отсеках готовили инструмент. От близкого разрыва разошлись швы булевых балластных цистерн, где находилось топливо. Всплывая на поверхность, соляр демаскировал лодку. Оставаться на месте - смерти подобно. Командир решил сняться с грунта. Получив приказание, Инюткин уверенно регулировал подачу воздуха в цистернах. То создавал "подушку", то стравливал ее так искусно, что противолодочники не заметили воздушных пузырьков. Как ни свирепствовали гитлеровцы, Щ-404 оторвалась от грунта и ушла от преследования. Не последнюю роль в этом успехе играло мастерство и самообладание Инюткина...
В Пуманки все происходило как обычно. Когда командир вызвал добровольцев для работы в воде за бортом, Владимир попросился первым.
- Я пойду, товарищ командир. Работа под водой по моей части.
Капитан 3 ранга посмотрел на старшину и улыбнулся.
- Ладно, Инюткин, идите под воду. Только я что-то не припоминаю на лодке работ, которые не были бы по вашей части.
В первый раз старшина ушел под воду с пилой в руке, чтобы попытаться отпилить шину. Через минуту он почувствовал, как стужа сковала его движения, заледенила ноги. Гидрокомбинезон пропустил воду, маска тоже. Глаза воспалились, морская соль щипала и стягивала кожу лица. Бьет волна, заставляя обеими руками держаться за привальный брус. Корпус лодки никогда не казался таким огромным, как сейчас, в прозрачной воде. Он скалой уходил куда-то вниз.
Отпилить шину не удалось. Работа потребовала бы уйму времени. Второй раз спустился с кувалдой, но выпрямить шину под водой тоже не хватало сил. Время шло, самолет-разведчик засек лодку, и можно было ожидать налета в ближайшие часы и даже минуты. И Владимир наконец нашел остроумное решение. На конце металлической полосы есть широкое круглое отверстие. В него нужно завести трос и им притянуть шину к брусу. Борт снова станет обтекаемым.
И вот третий уход под воду, теперь уже с тросом. Спокойно и основательно работа доводится до конца. Инюткин выходит из-под воды и докладывает:
- Задание командира выполнено!
У вахтенного офицера будто камень с души свалился. В воздухе висят вражеские самолеты. Но они теперь не страшны. Лодка выбрала якорь, вышла в свой район и потопила тральщик противника. А грудь Владимира Инюткина украсил орден Красного Знамени...
Ранним утром 21 сентября 1943 года тишину над Екатерининской гаванью вспугнули два раскатистых артиллерийских выстрела. Щ-404 докладывала жителям Полярного о своих победах. Лодку встречали подводники, командующий Северным флотом адмирал Головко. Ему и рапортовал капитан-лейтенант Григорий Филиппович Макаренков о выполнении боевого приказа, примерном исполнении воинского долга всем экипажем и самоотверженном поступке краснофлотца-торпедиста Сергея Тимофеевича Камышева.
Командующий внимательно выслушал командира, поинтересовался подробностями боя и случаем с торпедистом. Приказал вызвать его с лодки, поблагодарил и здесь же, на пирсе вручил ему орден Красного Знамени. На следующий день весь флот знал о подвиге рядового подводника.
Днем в районе Кибиргнеса гидроакустик старшина 2-й статьи Кисленко доложил в центральный пост о шуме винтов, а вскоре в перископ был обнаружен товаро-пассажирский транспорт в охранении эсминца, тральщиков и сторожевых катеров. Лодка пошла в атаку и потопила вражеский транспорт носовым четырехторпедным залпом. Среди отличившихся были старший лейтенант Смолянский, старшина 2-й статьи Губочкин и торпедист Камышев, обеспечившие быстрое приготовление и выпуск торпед.
Спустя неделю встретили новый конвой. Видимость была плохой, в перископ увидели только сторожевик, тральщик и два транспорта. По ним и произвели залп из всех носовых аппаратов. Тогда-то все и произошло.
Две торпеды попали в цель и взорвались, а в аппарате № 2 торпеда сработала, но не вышла. Ее винты надрывно выли. Пары отработанного керосина и дым жженой резины просачивались в отсек, вызывая у людей головокружение и тошноту. Когда горючее в торпеде наконец кончилось и винты остановились, торпедисты попытались закрыть переднюю крышку, но не тут-то было. Значит, торпеда застряла, высунувшись из аппарата.
К счастью, бомбежка была неэффективной. Но в лодке все равно создалась тяжелая обстановка. В носовых отсеках воздух отравлен, дышать нечем. Многие лежали на койках, не будучи в состоянии поднять голову. Так и пошли на форсирование минного поля. Часть людей выведена из строя, торпеда во взрывоопасном состоянии, и при толчке может произойти катастрофа, корабли охранения сбрасывают бомбы, а тут еще минное поле...
Командир приказал удерживать заданную глубину, имея небольшой дифферент лодки на нос, чтобы не дать торпеде возможности сдвинуться назад и исключить удар ее о заднюю крышку аппарата. С этой задачей великолепно справились мичман Юдин и рулевой, краснофлотец Гандюхин. Они вели "щуку" "как по ниточке".
Когда минные заграждения и взрывы глубинных бомб остались за кормой, подводники облегченно вздохнули. Командир собрал специалистов, чтобы посоветоваться, как поступить с торпедой дальше.
Все были убеждены, что она находится во взрывоопасном состоянии, ведь предохранители должны были сработать. С нею плавать нельзя. Малейший толчок - и кораблю грозит гибель. Выталкивать из аппарата воздухом тоже нельзя, произойдет толчок и взрыв, потому что на этом основан принцип действия инерционного ударника во взрывном устройстве торпеды.
- Ну, кажется, чего нельзя, мы перебрали. Давайте теперь думать, что же можно и нужно сделать в нашем положении?
- Разрешите! - обратился Камышев, плотный ладный моряк с открытым смуглым лицом. - Предложить что-либо толковое сейчас трудно. Никто точно не знает, насколько сдвинулась торпеда и можно ли подобраться к взрывателям. После всплытия прошу разрешения спуститься за борт и обследовать, что к чему, тогда и думать легче станет.
Не согласиться с этим доводом было трудно... Наступила ночь, но всплыть долго не давали противолодочные корабли. Они упорно не покидали района. Лишь под утро лодка была в надводном положении. Камышев с помощью банника от пушки установил, что торпеда на две трети вышла из аппарата. Боевое отделение находилось за передней крышкой. К инерционным ударникам с трудом, но можно было подступиться.
- Разрешите, товарищ капитан-лейтенант, разоружить торпеду!
Макаренков представлял себе, как трудно работать в ледяной неспокойной воде, особенно когда требуется ювелирная точность движений. Но другого выхода он не видел.
Командир внимательно осмотрел подчиненного. Тот стоял на палубе, спокойно ожидая его решения. "Что же ему сказать? - думал Григорий Филиппович. - Чтобы действовал осторожно, от его умения и выдержки зависит судьба корабля и экипажа, ему и без напоминания известно. Скажу о другом".
- Я твердо верю, Камышев, что лучше вас никто не сможет разоружить торпеду. Но уже рассвет. Каждую минутку могут появиться самолеты или корабли противника. Успеем ли поднять вас из-за борта?
- Обдумал и это. В случае чего кораблем и командой не рискуйте. Погружайтесь, я вас наверху подожду!
- Хорошо. Работайте спокойно. Самоотверженностью вашей злоупотреблять не стану. Она потребуется лишь в самой крайности.
Одевшись в легководолазный костюм, Камышев с помощью старшин Инюткина и Суворова спустился в воду и приступил к опасному делу.
"Спокойно, Сергей, спокойно! - мысленно подбадривал он себя. - Ни дрожать, ни волноваться ты не имеешь права. Минер ошибается раз и прощается с жизнью. Но ему легче, он только за себя в ответе. А у меня нет права на ошибку. Я отвечаю за целость корабля, за жизнь товарищей, командира. И все они мне верят. Так что держись, Серега, и чтобы никаких чувств".
Под рукой торпедист нащупал скользкое, смазанное тавотом боевое зарядное отделение и отыскал спрятанные заподлицо с ним оба инерционных ударника. Больше он ни о чем уже не думал. Все свое внимание и умение сосредоточил на том, чтобы вывернуть и достать без толчков и неосторожных движений детонатор.
Работать мешала волна, но Сергей уловил ее ритм и извлекал стакан из гнезда, когда волна уходила от борта.
Для всех находившихся на мостике и в отсеках время тянулось нестерпимо долго. А Камышев перестал его ощущать. Для него не существовало ничего на свете, кроме двух ударников с запальными стаканами детонаторов, которые надо извлечь из зарядного отделения, вмещающего многие сотни килограммов тротила. Он даже перестал думать о своей ответственности, поручив это рукам.
Наконец один из ударников вывернут и находится в руках. Надо выбросить, а ладонь не разжимается. А потом вывернул второй, и оба они в удобный момент вместе с первичным и вторичным детонаторами отправились в последнее путешествие на морское дно. Торпеда перестала быть взрывоопасной. Угроза гибели, висевшая над лодкой почти сутки, отступила. Товарищи подхватили торпедиста на руки и вытащили на палубу. На мостике командир обнял его и горячо поблагодарил.
- Служу Советскому Союзу!
Слова получились не свои. Горло перехватило, стучали зубы. Только здесь он почувствовал, как сильно промерз и сколько энергии потерял.
В отсеке его раздели, заботливо оттерли тело спиртом, напоили горячим чаем, уложили на койку и укрыли двумя полушубками. Сразу разлилась приятная теплота. Веки отяжелели, а глаза помимо воли стали слипаться...
В сентябре 1944 года бригада понесла последнюю утрату - погибла гвардейская Краснознаменная Щ-402. Жаль было, мучительно жаль людей, столько лет бывших гордостью соединения и флота, близких друзей, соседей по кубрику.
Вместе с гвардейцами геройской смертью пал лучший горизонтальщик "четыреста четверки" кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды Гандюхин. В поход он ушел добровольно, чтобы помочь товарищам бить врага и... не вернулся. На Щ-404 Гандюхин прослужил шесть лет, с 1938 года. Здесь о нем знали все. Сын архангельского колхозника из деревни Уйма на берегу Северной Двины, коренной помор, он словно специально был рожден для моря, навсегда ставшего для него родной стихией.
У всех остался в памяти один из штормовых походов. Буря свирепствовала, не ослабевая, несколько дней. Море кипело и набрасывалось на лодку со всех румбов. Через рубочный люк в центральный пост непрерывным каскадом вливалась вода. Помпа едва справлялась с ее откачкой. И вдруг грохот. Самопроизвольно стравился якорь. При каждом ударе волны он бился о баллер носового горизонтального руля, грозя вывести его из строя или оборваться самому.
И Гандюхин, на этот раз с рулевым Фоменко, добровольно взялись за трудную работу. Обвязавшись бросательными концами, они направились в носовую надстройку, держась за все, что можно. Шансов быть смытыми за борт много, особенно когда палуба полностью уходила под воду. Нечеловеческими усилиями им удалось выбрать и закрепить якорь. Усталыми, мокрыми, со ссадинами на руках рулевые возвратились на мостик. Авария была предотвращена.
Однако воинское мастерство Ивана наиболее ярко проявилось в умении отлично управлять горизонтальными рулями. Здесь у него был несомненный талант. Равных себе в этом деле он не имел. Глубину удерживал какую нужно и в любых самых трудных условиях. У товарищей свежо в памяти, как он при форсировании минного поля держал заданную глубину с дифферентом на нос, когда в аппарате осталась не полностью вышедшая торпеда. Но помнили и другой случай.
Как-то лодка встретилась с вражеским конвоем в снежном заряде и пыталась атаковать его из надводного положения. Но сторожевик обнаружил лодку и вынудил ее погрузиться. Посыпались глубинные бомбы. За 12 часов их взорвалось более двухсот. Одна из серий упала особенно близко. В лодке погас свет. Через ослабленные заклепки внутрь прочного корпуса начала просачиваться вода.
В отсеках шла борьба за живучесть. С водой справились. Но очередные взрывы над центральным постом и кормовыми отсеками вывели из строя многие приборы. В том числе глубиномеры и дифферентометры. Частично парализованными оказались горизонтальные рули. Они перекладывались на самый минимальный угол. Лодка стремительно проваливалась на глубину, а следить за ее изменением командиру и рулевым было не по чему.
Старшина 1-й статьи Губочкин непрерывно докладывал в центральный пост показания единственного сохранившегося в лодке глубиномера, находившегося в первом отсеке. Когда прибор показал предельную для "щуки" глубину, Инюткин по приказанию командира помог ей остановиться частичной продувкой балласта. Боцман Юдин и Гандюхин, манипулируя оставшимися углами перекладки, чудом умудрялись удерживать лодку на заданной глубине. Удержали они ее и тогда, когда от рядом разорвавшейся бомбы оборвало трос подъема перископа. Сменившись с вахты на горизонтальных рулях, Гандюхин принялся за восстановление троса. Ему до всего было дело...
Рассказывали, каким он был хорошим сигнальщиком, добрым товарищем и отличным наводчиком в артрасчете. В первые дни войны артиллеристам пришлось в базе отбиваться от фашистских стервятников. Был день, когда на лодку налетело шесть "юнкерсов". По ним был открыт такой огонь, что пушки накалились до кипения краски на стволах. Фашисты не выдерживали, отворачивали, сбрасывали бомбы мимо цели.
В другой раз налетели восемь пикировщиков. Взрывной волной Гандюхина сбросило за борт. Но он, промокший до нитки, вскарабкался на палубу и до конца боя наводил свое орудие по бомбардировщикам.
О погибшем товарище вспоминали часто, вернее, о нем никогда не забывали. И вот однажды команде зачитали приказ командующего флотом:
"Зачислить старшего краснофлотца Гандюхина Ивана Егоровича навечно в списки Краснознаменной подводной лодки..."
На вечерних поверках правофланговый теперь докладывает:
- Краснофлотец Гандюхин геройски погиб за Родину в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками...
А через несколько лет жители города Полярного приняли решение назвать одну из центральных улиц города именем рулевого-сигнальщика Гандюхина.
Родина не забывает своих героев.
НА ФАРВАТЕРАХ БАЛТИКИ
В ночь на 22 июня гитлеровская авиация произвела воздушные налеты на наши военно-морские базы, а подводные лодки и надводные минные заградители противника поставили мины в устье Финского залива и на подходах к главной базе флота - Таллину.
25 июня в войну вступила Финляндия.
Географические условия балтийского театра облегчали противнику создание сильной противолодочной обороны. Наряду с этим разветвленная сеть взаимодействующих между собой береговых и корабельных постов наблюдения, особенно в Финском заливе, использование противником морских сообщений прибрежного типа осложняли действия наших подводных лодок. Поэтому основной задачей подводных сил Балтийского флота была борьба на морских сообщениях в прибрежных зонах в строго заданном районе, где противник мог легко организовать развитую систему противолодочной обороны с использованием всех средств наблюдения и береговой обороны, легких сил и авиации, базировавшихся на прибрежные аэродромы, и развитую систему военно-морских баз.
В сложившейся обстановке наши подводные лодки были перебазированы из Либавы (Лиепая) в Усть-Двинск и Виндаву (Вентспилс), а из Ханко в Палдиски. К 25 июня лодки были развернуты в море для действий на морских сообщениях противника. В связи с вступлением в войну Финляндии из Кронштадта в среднюю часть Финского залива командование дополнительно выслало 2 подводные лодки.
Они должны были вести разведку и уничтожать военные корабли и транспорты.
Таким образом, развертывание подводных лодок производилось по всему балтийскому театру на наиболее вероятных путях движения кораблей и транспортов противника.
Перед подводными лодками, высланными в море, были поставлены следующие задачи: топить корабли противника, нейтральные корабли не атаковать; нарушать морские сообщения и наносить удары по вражеским боевым кораблям; доносить об обнаружении крейсеров и линейных кораблей противника и атаковать их.
Несмотря на быстрое развертывание, подводные лодки не сразу добились успехов. Некоторые позиции были выбраны неудачно: слишком далеко от вражеских коммуникаций. Потребовалось время, чтобы уточнить пути сообщения и соответственно передвинуть позиции. Многие командиры, не имея боевого опыта, действовали хотя и очень смело, но тактически не всегда грамотно. Так, подводная лодка, которой командовал капитан III ранга Абросимов, находясь на позиции в заданном районе, обнаружила в перископ танкер и транспорт, шедшие курсом 180° со скоростью 12 узлов под охраной 3 тральщиков, 2 небольших вспомогательных кораблей и 5 катеров. Несмотря на то, что противник прижимался как можно ближе к берегу, командир подводной лодки удачно атаковал и потопил танкер.
Однако после торпедного залпа вместо того, чтобы быстрее уйти из района атаки, командир стал наблюдать за результатами стрельбы и не удержал подводную лодку на заданной глубине. Решив уйти из опасного района, командир лодки дал полный ход, но так как глубины в этом районе незначительны, подводная лодка с ходу ударилась о грунт и осталась лежать на глубине 18 метров, подвергшись ожесточенным атакам глубинными бомбами.
Командование корабля довело до личного состава свое решение - с наступлением темноты всплыть и с боем уйти.
В 0 часов 15 минут командир скомандовал: "По местам стоять, к всплытию". Когда подводная лодка всплыла, противника наверху не оказалось, вокруг стояли буи с постоянным освещением, а в районе рубки - большая деревянная крестовина. На месте всплытия обнаружено огромное масляное пятно. Чтобы быстрее оторваться от берега, вблизи которого виднелись три небольших корабля, подводная лодка дала полный ход и благополучно вышла из опасного района.
Из приведенного примера видно, что командир подводной лодки действовал смело и решительно, но принял неправильное решение - оставаться на грунте в районе атаки. При помощи акустических средств катера противника сразу обнаружили лодку и забросали ее бомбами, после чего обвеховали район ее нахождения и до наступления темноты бомбили, как на учении.
Если бы командир, атаковав противника, постарался оторваться от него и отойти в море, то подводная лодка, уйдя на большие глубины, подверглась бы меньшей опасности. Совершенно очевидно, что потопить подводную лодку на ходу гораздо труднее, чем когда она лежит на грунте, да еще на мелком месте.