Другая ободряюще произнесла:
   – Не надо быть такой грустной на пороге ожидающего тебя счастья!
   – Я не грущу, просто волнуюсь, – вздохнула Апама.
   Ей вдруг захотелось к матери, чтобы та развеяла ее страх и беспокойство. В эти минуты девушка понимала, что она просто боится, ужасно боится разочаровать Селевка. Если бы он хоть раз, один-единственный раз раньше обнял ее! Если бы он сказал слова любви, которые рождают доверие и убивают стыдливость! Без сомнения, эта ночь принесет и волнующие слова, и нежные ласки. Юная персиянка была готова стать покорной рабыней своего супруга, ибо чувствовала, что за его любовь отдаст все на свете.
   Закончив туалет новобрачной, накинув на нее тонкие, ласкающие тело ночные одежды, рабыни подвели ее к ложу, застеленному простынями алого цвета. Одна из рабынь поставила на маленький столик у изголовья серебряные вазы с фруктами, другая – амфоры с вином. Затем девушки, слегка поклонившись, бесшумно удалились.
   Грубый мужской смех, доносившийся из пиршественного зала, тревожил Апаму. Почему царь удерживает ее мужа в такой час?
   Девушкой все больше и больше овладевало беспокойство. Горячий ветер Персии словно проник в ее душу, сделав нетерпеливой и страстной. Как может Селевк так долго находиться среди своих друзей? Ведь она его ждет. А вдруг македоняне смеются там над своими персидскими женами? Апама чувствовала, как в ней постепенно закипает гнев. Оглядев застеленное ложе, она подумала, что ее словно положили на жертвенный алтарь, чтобы удовлетворить желание знатного македонянина. Вспомнились рассказы о том, как девственниц приносили в жертву божествам. Эти мысли, проникнув в сознание Апамы, заставили ее покраснеть от стыда и ярости. Она с силой зажмурила глаза, чтобы удержать набежавшие слезы, потом, спрыгнув с ложа, заметалась по покою. Желание мстить македонцам вспыхнуло с новой силой.
   «Когда же придет Селевк? – гневно думала Апама. – И придет ли он вообще?»
   В соседних покоях, где разместили других новобрачных, тоже стояла тишина. Не утихал только шум из пиршественного зала.
   Неужели она ничего не значит в глазах Селевка? Но ведь она из царского рода!
   Апама страдала и от уязвленной гордости, и от впервые вспыхнувшей в ее сердце любви. Внезапно она залилась слезами. Задрожали ноги от непрерывного хождения по покою, лицо пришлось умыть, чтобы избавиться от следов бесконечных слез. Она вдруг поняла, что ей страшно. Ведь свадьба совершалась по приказу царя, о жестокости которого все знали не понаслышке.
   Девушка вновь прислушалась. В соседних покоях по-прежнему царила тишина. Апама прилегла на ложе и попыталась удобнее расположиться на нем, чтобы успокоиться. Внезапно вблизи раздались громкие мужские голоса. Апама замерла, не зная, что предпринять. Она разрывалась между злостью, предлагавшей ей притвориться спящей, и любовью, толкавшей ее с распростертыми объятиями навстречу тому, кого так ждала.
   – Нет! Только не это!
   Селевк был очень пьян. Неверными шагами он шел к ложу, протянув вперед руки в поисках опоры.
   Апама с ужасом увидела приближающееся к ней лицо с красивыми, благородными чертами и бессмысленным взглядом.
   – Итак, по приказу великого царя я явился к тебе, персидская красавица!
   Всей тяжестью своего тела Селевк упал на ложе. Апама судорожно закуталась в покрывало и забилась в угол.
   – Сними с себя все! – пробормотал Селевк.
   Неверными руками он потянул покрывало, пытаясь добраться до охваченной ужасом персиянки.
   Ярость и обида пробудили в Апаме неожиданные силы. В полумраке ее глаза грозно заблестели, как у изготовившейся к прыжку тигрицы.
   – Не смей прикасаться ко мне, – сквозь сжатые зубы тихо проговорила она. – Ни сегодня, ни когда-либо!
   Хмель на время вылетел из головы Селевка. Он строго посмотрел на навязанную ему жену.
   – Запомни, что я тебе скажу: я выполняю приказ всемогущего царя. Ты здесь только для того, чтобы произвести на свет ребенка для великого государства великого Александра!
   Селевк снова погрузился в туман опьянения и вскоре заснул.
   Апама осталась наедине с собой. Ощущение гнева не покидало ее. Она чувствовала, что, несмотря на жару, сильно дрожит. Вряд ли ей удастся заснуть. Бежать? Она отбросила эту мысль. Нет и нет. Она останется здесь и выполнит то, что велела ей мать. Она – дочь бунтаря и героя – не должна никогда забывать об этом. Она ненавидела все окружавшее ее: Селевка, ложе, на котором сидела, пьяные, громкие голоса, доносящиеся из соседних покоев. Но больше всего она ненавидела самого могущественного человека на свете, пробудившего в ней это отвратительное чувство, – великого царя Александра!..

3

   Ночь тянулась бесконечно долго.
   Закутавшись в покрывало, Апама сидела на ложе, глядя на спящего Селевка, стараясь отбросить страх и подавить в душе гнев. Ей впервые представилась возможность близко рассмотреть своего мужа: нос с горбинкой, красивый вырез ноздрей, высокие скулы, мужественный подбородок. Апаме внезапно захотелось провести ладонями по обветренной коже его щек. Она вздрогнула, почувствовав, что дыхание ее участилось. Сделав над собой усилие, девушка заставила себя успокоиться. В пиршественном зале, наблюдая за Александром, она чувствовала, что над ней словно нависли когти орла. Сейчас, глядя на Селевка, она почти ощущала эти острые когти.
   «Что меня ждет? – снова и снова спрашивала себя Апама. – Если Селевк надо мной надругается и бросит, как простую рабыню, я буду на всю жизнь обречена на одиночество! Нет, этому не бывать! Я обязана подчинить его своей воле», – твердо решила Апама.
   Когда Селевк пробудился и открыл глаза, то с трудом смог сообразить, где он и что с ним произошло. Наконец он разглядел Апаму, сидевшую в изголовье ложа.
   Несколько минут они провели в молчании, пристально разглядывая друг друга, словно видя впервые.
   Смотреть на Апаму было приятно. Она была не просто красива, она была великолепна. В изящных дугах подкрашенных бровей, чистой линии шеи, гордой посадке головы чувствовалось что-то экзотичное. Внезапно тело Селевка пронзило острое желание. Эта юная персиянка была всего лишь маленькой игрушкой в большой игре великого царя. Да, она прекрасна, но вокруг победителей всегда много красивых женщин. И, что важно, не дочерей варваров! Все это только новая игра, затеянная Александром. Так считали и Птолемей, и Гефестион, и Лисимах, да и сам Селевк. В этой игре каждый должен установить свои правила. Ну что ж, он не против в угоду царю провести с прекрасной персиянкой некоторое время.
   Апаме надоело молчать, и она громко и с вызовом произнесла:
   – Меня выиграли в кости, как кобылу, и я должна покорно подчиниться победителю!
   Селевк впервые услышал голос своей жены. Ее смелость удивила и восхитила его. Он вдруг увидел, как девушка юна и беззащитна. Было невозможно смотреть на ее губы и не испытывать желания поцеловать их. Пожалуй, он зря вместе с друзьями смеялся над персиянками, навязанными им в жены Александром. Искушение находилось всего лишь на расстоянии протянутой руки, несколько часов тому назад оно стало его женой и, следовательно, целиком принадлежало ему.
   – Я ни за что не дотронусь до варварки и вам всем не советую, тем более, что вокруг столько очаровательных флейтисток и мальчиков – музыкантов из Эллады, – вспомнил Селевк слова Гефестиона.
   – Клянусь Афродитой, ты прав, – поддерживал друга Птолемей. – Александр подвергает нас настоящей пытке.
   «Разве это пытка?» – пронеслось в затуманенном вином и сном мозгу Селевка. Он снова пристально посмотрел на Апаму. Роскошные темные волосы окутывали ее плечи. По щекам струились слезы. И тем не менее она улыбалась. Эта улыбка в слезах, словно солнце после дождя, ослепила его.
   – О Селевк! Разве тебе не пора обнять свою жену?
   Она так говорила, ибо уже не сомневалась, что завоюет его любовь во что бы то ни стало. В стремлении одержать победу любой ценой она была непреклонна. И она победила!..
   Селевк больше не мог противиться варварскому волшебству. Он положил руку на плечо девушки и прижался лицом к ее волосам. Его губы нежно коснулись ее губ. Он взывал к доверию и прощению.
   Чувства Апамы пришли в смущение, мысли запутались. Мать с детства говорила ей о мести македонцам. Но магическая власть мужчины, смотрящего на нее из-под густых ресниц, была сильнее слов матери. Не прерывая поцелуя, Селевк мягко овладел Апамой, – она вскрикнула от пронзившей тело боли. В это мгновение он окончательно уверился в том, что желает и будет желать только ее. Тело юной персиянки было как источник влаги у пересохших губ умирающего от жажды. Оно отличалось от всех женских тел, которые он познал за свою жизнь, волшебной притягательностью, загадкой, тайной, которую ему еще предстояло постигать.
   Апама торжествовала! Теперь она была уверена, что Селевк никогда не покинет ее! И от этой уверенности она вдруг крепко уснула.
   Мерцающий свет светильников отбрасывал блики на ее лицо. Селевк тихо любовался им. Прекрасная и соблазнительная персиянка! Что он должен теперь с ней делать? Идя с друзьями на свадьбу, он, как и они, считал, что может, как с рабыней, провести с варваркой ночь, а затем ее бросить. Он внезапно почувствовал, что не будет причинять этой девушке боль. Разве он мог заранее представить себе все, что его ожидает? Он должен, он обязан отныне ее защищать, такую одинокую и такую прекрасную.
   Сон Апамы был прерван громкими голосами и топотом ног удаляющихся мужчин. Когда она открыла глаза, Селевка рядом не было. Апаму сковал страх. Вдруг он навсегда покинул ее?
   Неслышно вошедшие в покой рабыни принесли кувшины с водой. Они протерли тело Апамы губками, пропитанными душистыми благовониями, привели в порядок ее волосы и нарядили в праздничные одежды. Апама постепенно успокоилась. Нет, Селевк вернется! Она была уверена: счастье непременно улыбнется ей. Воспитанная матерью в духе превосходства над окружающими людьми, Апама не сомневалась в том, что ей на роду написана великая судьба.
   Как только рабыни удалились, вошел слуга и сообщил: Селевка срочно вызвал царь, а рабы с носилками готовы проводить госпожу во дворец ее мужа.
   Апама ликовала: Селевк любит ее и будет с ней всегда! Она победила…
* * *
   Дворец, в который Селевк приказал отвезти Апаму, стоял, укрытый со всех сторон от посторонних глаз великолепным парком, на окраине Суз, на берегу реки Хоасп. Некогда этот дворец принадлежал знатному вельможе, а после завоевания Суз Александр подарил его Селевку. Подарки Александра друзьям всегда были поистине царскими!
   Дни проходили за днями, а Селевк все не появлялся. Каждое утро Апама тщательно готовилась к встрече с мужем, старательно выбирая наряды и украшения. Она прекрасно понимала, что от новой встречи зависит очень многое в ее судьбе. Ожидание становилось все более и более томительным. Сердцем юной персиянки постепенно овладевали сомнения. От своей любимой рабыни Амитиды, которую Мегабиз по просьбе племянницы срочно к ней доставил, она узнала: все македонские военачальники покинули своих персидских жен. А вдруг Селевк последует примеру друзей?..
   В один из дней Апама в задумчивости вышла из эндеруна, женской половины дворца, и медленно спустилась в сад. Неужели Селевк не приедет и сегодня?
   Девушка не спеша прогуливалась по парку. Высокие горные ели и стройные лиственницы давали живительную тень. Даже в самый жаркий день под сенью ветвей всегда царила прохлада. Апама присела на скамью возле пруда, с наслаждением вдыхая запах роз, в изобилии растущих в саду. Успокаивающую тишину нарушал только щебет птиц. Вдали виднелась цепь Эламских гор. Вершины их покрывал снег, а склоны зеленели еловыми и кедровыми лесами. Где-то там далеко находился дворец Мегабиза, в котором осталась мать. Воспоминание о матери болью отозвалось в сердце Апамы, напомнив о клятве. И тут она услышала шаги…
   Селевк не сразу заметил Апаму из-за слепящих потоков солнечного света.
   – Глядя на тебя, Селевк, солнце ликует. Возрадуюсь ия, – услышал он радостное приветствие.
   Он скучал по Апаме все эти дни. Увидев ее, он внезапно понял, что до сих пор никогда не был по-настоящему влюблен. Раньше, особенно в юности, он не раз переживал страсть, привязанность, восхищение, но не любовь. Любовью было то, что он испытывал сейчас: трепетное волнение, ощущение счастья и страха, смятение ума и чувств.
   Они шли по аллее парка, крепко прижавшись друг к другу, как будто не было этих бесконечно долгих дней разлуки.
   – Прости, что я так внезапно покинул тебя. Меня, как предводителя отряда знатных персидских юношей, вызвал к себе царь, чтобы я срочно начал подготовку к грандиозному параду. Сюда, в Сузы, прибыли все войска. В параде вместе с македонцами примут участие тридцать тысяч молодых персов, обученных на македонский манер.
   – Среди этих юношей мои родные братья! – воскликнула Апама.
   – Ну вот и славно, – обрадовался Селевк. – Персидских юношей царь ласково называет эпигонами, своими преемниками.
   – Я слышала от братьев, что многие македоняне ненавидят их, часто хватаются за оружие, вызывая на драку.
   – Да, к сожалению, бывает пока и так! Царь пытается внушить нашим воинам, что ненавидеть превосходящих себя значит ненавидеть богов.
   – Ты тоже считаешь, что наши молодые воины превосходят македонских? – удивилась Апама. – Чем же? Ведь вас никому не удалось победить.
   – Персидские воины выглядят намного лучше уставших в походах македонцев. Они измучены, многие ранены, искалечены. Во время тренировок персидские юноши проявили завидную выдержку, когда возмущенные ветераны, глядя на них, выхватывали мечи из ножен. Царь считает молодых персов своими сыновьями и любит их!
   Апама усмехнулась.
   – Сейчас их любит! Своих он раньше тоже любил. А теперь разлюбил?
   Селевк ничего не ответил, лишь внимательно посмотрел в глаза Апамы. Она не отвела взгляда и сама смело ответила на свой вопрос:
   – Любовь царя переменчива, как погода.
   Селевк молчал, словно размышляя над услышанным. Апама внимательно изучала его. Было достаточно одного взгляда на высокий рост, широкую грудь и могучие плечи Селевка, чтобы понять: большая сила таится в этом человеке. По сравнению с царем Селевк был просто гигантом. Он напоминал Апаме воинов из отряда «бессмертных», которые охраняли персидских царей. Любуясь мужем, она вдруг подумала: «А ведь он, как никто другой, достоин царской тиары…»
   Они прошли в сад. Здесь росло множество роз. Алые, розовые, желтые, белые, они издавали тончайший аромат.
   – Персидские сады поистине прекрасны, – улыбнулся Селевк, – и неповторимы!
   – Персы стараются воссоздать совершенство мира, каким он вышел из рук Ахура-Мазды, да вознесется его имя в вечности, – произнесла Апама. Подумав, она задала вопрос, который давно тревожил ее: – А зачем македоняне пришли сюда? Зачем они покинули свою страну? Македония слишком мала или не так красива, как Персия?
   – Македония прекрасна! – с гордостью ответил Селевк. – Там есть заснеженные горы, чистейшие озера, цветущие луга, леса с голубыми елями.
   Я скучаю по матери, отцу, сестрам. Правда, сейчас прошлое представляется мне очень отдаленным, как будто мы расстались много лет назад. Но я очень тоскую по своему дому…
   – Тогда зачем македонцы покинули свои дома?
   Селевк задумался и спустя некоторое время убежденно произнес:
   – Наша жизнь сейчас наполнена грандиозными событиями и замыслами. Мы с царем единое целое. Ради него мы готовы на все!
   – А он ради вас, своих ближайших соратников, которые во имя его грандиозных замыслов ежедневно жертвуют своей жизнью, готов на все?
   Апама была не в силах скрыть свою ненависть к тирану и завоевателю, разрушившему ее детство и погубившему ее семью.
   Селевк молчал. Он знал, что на эти слова ему трудно дать правдивый ответ. Многих ближайших соратников Александр, за последнее время сильно изменившийся, безжалостно казнил. Филот, Парменион, Клит, Каллисфен… Македонские и эллинские военачальники все чаще роптали, с возмущением обсуждая действия своего недавнего кумира.
   Апаме хотелось задать много других вопросов, но, увидев, что выбежавшие из дворца слуги спешат к своему хозяину, она сказала:
   – Тебе нужно умыться и переодеться с дороги. Продолжим разговор за трапезой.
   Они прошли в высокий и просторный зал. На столы, инкрустированные золотом и слоновой костью, рабы уже ставили яства и напитки.
   Следуя персидским обычаям, Селевк вымылся, сменил пропыленную одежду на длинный персидский наряд, расшитый драконами, и уютно расположился рядом с женой на ложе, покрытом мягким ковром.
   Он отослал рабов и сам наполнил вином кубки.
   – За встречу, за счастье, за долгую жизнь вместе.
   Они осушили кубки до дна. Апама, лукаво улыбнувшись, спросила:
   – Дворец достался тебе от бывшего владельца вместе с гаремом?
   – Да, но я еще ни разу в гареме не был.
   – Там, я думаю, много красавиц.
   – Тебе нет равных, Апама. Ты для меня единственная.
   Селевк взял Апаму за руку.
   – Расскажи мне о своем детстве, о родителях.
   Апама, помрачнев, в замешательстве опустила голову.
   – Мой отец ненавидел царя Александра, захватившего земли Азии, Бактрии и подступившего к границам Согдианы. Собираясь на битву, он сказал матери, что она и мы, дети, отправимся вместе с ним.
   – Зачем было подвергать вас опасности? – удивился Селевк.
   – Отец не мог оставить нас без своей защиты. Со слезами мы покидали наш богатый дом. Мать спросила отца: «Кому нужна свобода, которую ты собираешься защищать?» Отец ответил: «Нашему народу!»
   – Сначала Спитамен был на стороне Бесса, убийцы Дария? – вспомнил Селевк.
   – Да, но, когда Бесс самовольно объявил себя царем Артаксерксом Четвертым, отец призвал согдийцев взяться за оружие. Он не собирался служить иноземцам. Не только Бессу, гнусному предателю и убийце, но и македонскому царю Александру.
   Не сводя с Селевка блестящих от слез глаз, Апама закончила свой рассказ:
   – Когда отца предали его ближайшие друзья и по повелению царя Александра жестоко казнили, наступил хаос. Я боялась за свою жизнь, но больше всего я боялась за жизнь матери и братьев.
   Селевк ласково обнял и поцеловал Апаму. Она постепенно успокоилась.
   – А кто обучил тебя греческому языку?
   – Рабыня, которая меня вырастила, была родом из сожженных Александром Фив. Ее выкупил мой отец. Она выучила меня своему языку, много рассказывала об Элладе. Теперь она осталась с моей матерью.
   Затем Селевк стал рассказывать о своей жизни, полной невероятных приключений. К ним он, как и Александр, с которым вместе вырос и воспитывался, питал страсть с детства. Апама с интересом слушала о похождениях мужественного воина, в жилах которого текла кровь одного из самых знатных родов Македонии.
   – Ты и в детстве всегда был таким сильным и бесстрашным?
   Селевк засмеялся.
   – Нет, я был самым хилым и слабым среди всех друзей Александра и часто становился мишенью для шуток.
   Апама не могла скрыть своего удивления.
   – Не может быть! – невольно воскликнула она.
   – Да, это так! Насмешки друзей доконали меня. Я начал усиленно заниматься в палестре и через год догнал своих товарищей в ловкости, выносливости и силе. Зато своими успехами в истории и математике я мог гордиться. С друзьями мы любили соревноваться в сложнейших вычислениях. И я всех побеждал, даже Александра.
   – Значит, вы с ним ровесники?
   – Да. Еще в детстве я поклялся идти за царем куда бы то ни было: хоть на вершину неприступной горы, хоть в подземное царство.
   Селевк говорил долго и откровенно. Ему хотелось выговориться перед женщиной, которую он полюбил.
   Особенно поразил Апаму рассказ об Индии, стране пяти рек, омываемой с двух сторон океаном.
   – Александр открыл ворота к индийским землям. Индия – это совершенно особый мир. Там громоздятся самые высокие горы на земле, их заснеженные вершины достигают небес! Эта страна произвела на нас всех огромное впечатление!
   С искренним восторгом Селевк рассказал о подвигах в Индии Птолемея. Апама поняла, что этот человек особенно близок и дорог ее мужу. Он вспомнил первое сражение на индийской земле с царем аспазиев.
   – Поход в Индию начался со страшной битвы. Силы противника во много раз превосходили наши силы. Положение спас мой лучший друг Птолемей. Во время битвы царь аспазиев метнул ему дротик в грудь. Но Зевс особо благоволит к Птолемею. Дротик отскочил от металлической пластины кирасы, и мой друг остался невредим. А вот Птолемей пронзил метким броском копья бедро царя аспазиев и поверг его на землю под копыта лошадей. Смерть царя решила исход сражения. А в следующей битве Птолемей пришел на помощь самому Александру, затем участвовал в поединке с одним из раджей, был ранен, однако все же сумел убить своего противника. Птолемей – бесстрашный и мудрый военачальник. Он пишет историю всех походов и деяний Александра.
   – А зачем Александр отправился в Индию?
   – Жажда приключений. Мечта дойти до края Ойкумены. Ведь страна, куда повел нас Александр, была нам совершенно незнакома.
   – Из-за мечты погибли тысячи людей!
   – Воины индийских племен не знают, что такое сдаться в плен или отдать неприятелю свои жилища. Они сжигали их и себя дотла.
   – Так думал и мой отец Спитамен! – вздохнула Апама.
   И столько боли было в ее голосе, что сердце Селевка дрогнуло. Он крепко прижал девушку к себе, погладил, как ребенка, по голове, снова наполнил кубки.
   – Я знаю, что по приказу Александра твой отец был обезглавлен. Но постарайся забыть об этом.
   – Такое забыть невозможно…
   – Но ведь это было так давно. Пойми, война диктует свои законы. Сейчас и бактрийцы, и согдийцы, и персы почитают и любят царя Александра.
   По лицу жены Селевк понял: нет, Апама никогда не забудет того трагического дня.
   Они осушили кубки.
   – Рассказывай дальше, – тихо проговорила Апама. – Я хочу знать о тебе все.
   Селевк продолжил рассказ об индийском походе:
   – Трижды царские щитоносцы штурмовали стены города Массаги и трижды получали яростный отпор. Даже катапульта, которую индийцы увидели впервые, не испугала отважных сыновей гор. Лишь когда одна из стрел поразила их правителя, город удалось захватить. Всем индийским воинам была дарована жизнь с условием, что они будут служить под македонским началом. Воины Массаги заявили, что дадут клятву верности царю Александру. Но, когда узнали, что придется воевать против соотечественников, заколебались. И колебались слишком долго. Александр приказал индийцев заключить под стражу и всех до единого казнить.
   – Какой позор! – воскликнула Апама.
   На мгновение в зале повисла тишина. Селевк обдумывал услышанное. Любого за такие слова он убил бы на месте.
   – А ты смелая! – наконец произнес он.
   – Царь обязан быть милосердным…
   Из рассказа Селевка Апама узнала много нового. О жизни и характере своего мужа, его любимого друга Птолемея и других македонских военачальников, о самом Александре…
   Несколько дней Селевк и Апама провели, изучая друг друга, задавая бесконечные вопросы и наслаждаясь общением. Могучий македонец словно околдовывал девушку. В свою очередь юная персиянка все сильнее привязывала его к себе, будто опутывая невидимыми нитями.
* * *
   Весенний день клонился к закату. Селевк и Апама стояли на террасе дворца. Внезапно тишину нарушил топот скачущей лошади. Вскоре вошедший слуга доложил, что прибыл гонец от царя со срочным сообщением.
   Селевк с грустью посмотрел на медленно опускающееся за горизонт солнце и вздохнул:
   – Проводи его в мой кабинет. Я скоро буду.
   Муж и жена поняли, что их семейная идиллия, длившаяся всего несколько дней, закончилась. Бездействие было чуждо энергичной, стремительной натуре молодого царя.
   – Интересно, что на этот раз задумал всемогущий завоеватель мира? – с тревогой спросила Апама.
   – Это выяснится, когда я встречусь с ним, – ответил Селевк.
   Апама печально посмотрела на мужа. У нее на глазах выступили слезы.
   – Я так мечтала, чтобы эти дни никогда не кончались.
   Она выглядела такой несчастной, что он невольно привлек ее к себе.
   – Я скоро вернусь.
   – Не думаю. Слишком уж быстро мчался гонец!
   Опасения Апамы оказались не напрасными.
   Через несколько минут с высоты террасы она увидела, как Селевк быстро пересек парк, вскочил на коня и пустил его галопом рядом с лошадью гонца. Прежде чем скрыться из виду, он обернулся, отыскал взглядом Апаму и махнул ей рукой, прощаясь.
* * *
   Всю дорогу до царского дворца Селевк думал об Апаме. Сколько ей пришлось пережить. А ведь она еще так молода. И что ждет ее впереди. Ведь он воин, а на войне случается всякое…
   При приближении к дворцу мысли Селевка переключились на Александра. Чем вызван столь поздний и срочный вызов? Неужели снова поход? Целых десять лет они провели в беспрерывных походах! А какой изнурительной оказалась последняя индийская кампания. Сколько ран получил царь, многие из них грозили опасностью для жизни. Возможно, от этого в последнее время Александр стал чрезмерно гневным и подозрительным: заколол Клита, спасшего его от неминуемой гибели в битве при Гранике, предал казни Филота и Пармениона.