Немцов Владимир. Рекорд высоты

   "Ничего,- подумал он,- мы здесь не помешаем, да и - почем знать? может быть, даже будем полезны!"
   Тимофей поднялся наверх и сел около люка.
   Какое счастье, что, наконец, можно снять ботинки! Он нагнулся и стал развязывать шнурки. Ноги горели и ныли от нестерпимой боли, словно их опустили в кипяток. Тимофей изо всех сил дернул за шнурок. Ботинок скользнул с ноги, упал в люк и исчез в темноте.
   Тимофей почувствовал двойное облегчение. Теперь он уже никогда не сможет надеть эти шикарные лимонно-желтые ботинки, предназначенные для испытания крепости нервов. Он снял и второй, послав его вдогонку за первым. На память его оставлять не хотелось...
   Несмотря ни на что, Тимофей испытывал в эту минуту настоящее счастье. Он с наслаждением пошевелил отекшими пальцами и тихо рассмеялся. Если бы не счастливая случайность, то он, пожалуй, никогда бы не расстался с ненавистными ботинками.
   Но первое ощущение радости быстро прошло. Как быть с Багрецовым? Ведь он еще ничего не знает. Может быть, и не говорить ему ничего до утра, а там видно будет?
   Но Дим уже стоял рядом.
   - Тим, а Тим, ты что-нибудь понимаешь? - спрашивал он, наклонившись над Бабкиным.
   - А ты?
   - У меня такое впечатление, что мы движемся, словно по воздуху.
   - Да... хорошая дорога...
   В открытый люк ворвалась ночная прохлада. Вадим зябко передернул плечами.
   - Мне почему-то кажется, что где-то здесь открытое окно,- сказал он, всё еще ничего не понимая.- Ты не чувствуешь?
   - Да, здесь холодно. Идем обратно.- Тимофей зевнул, потянулся и добавил: - Спать хочется... Утром всё узнаем.
   - Ладно, только останемся здесь. Там душно. Хочешь мой пиджак подстелить? - заботливо предложил Вадим.
   Бабкин отказался. Вадим растянулся на полу, подложив руки под голову. Лежать было неудобно, пол и в этом кольцеобразном коридоре оказался гофрированным. Его ребра больно упирались в тело.
   - Тим, а Тим! - послышался сонный голос из темноты.- Мне Аня говорила, что ей поручено следить за сигналами этой метеостанции.
   - Ну и что из того?
   - Поставят кабину на гору,- мечтательно продолжал Багрецов.- Полетят сигналы ее радиостанции в эфир... Аня их будет каждый день слушать... Записывать цифры влажности и давления... Может быть, даже радоваться ясной погоде на пике в горах Алатау, но кто ей скажет, что там погибают запертые в железную коробку техники из Центрального института? Один из них был обыкновенный, а другой... в красивых желтых ботинках.
   Бабкин промолчал. Он вспомнил, что девушка, действительно, насмешливо поглядывала на его дурацкие туфли, причем, как ему казалось, это было не совсем вежливо с ее стороны. А Димка тоже хорош! Сам же втравил его в это дело, а теперь издевается. Ну, ничего, посмотрим, что он скажет утром, когда посмотрит в люк. Увидит, какое это Алатау!..
   Но Тимофей не злорадствовал. Он с тайной тревогой ждал рассвета.
   "Что-то будет утром?" - думал он, искоса посматривая на узенький эллипс люка, видневшийся в глубине кабины.
   Люк становился всё более и более заметным. Начинало светать. Воздушная лаборатория медленно плыла над землей, но находившиеся в ней случайные пассажиры совсем не чувствовали движения. Никакого покачивания, словно всё замерло на месте.
   - Тим,- снова заговорил Багрецов,- шутки в сторону. Что, если наше путешествие действительно затянется, ну, скажем, на неделю, на две?..
   - Помрем,- равнодушно заметил Тимофей.- Определенно,- добавил он, но тут же пожалел о сказанном: - "Зачем зря пугать парня? Ему и так скоро будет невесело".
   - Ты хочешь сказать, что нам придется рассчитывать на помощь случая или добрых фей?.. Вот если бы Аня догадалась, куда мы исчезли. Она же знает, что нам неудобно было уехать, не простившись с ней.
   Бросив случайно взгляд в глубину кабины, Дим сразу умолк. Тускло светилось овальное отверстие.
   - Тимка, смотри, выход!..
   Цепляясь за вертикальные рычаги, Вадим побежал к люку.
   В предутреннем тумане всё на земле казалось серым, похожим на асфальт. Хотелось скорее спрыгнуть вниз, на дорогу, чтобы покончить с неизвестностью. Надоело сидеть в этой железной коробке. Кстати, сейчас самое подходящее время для того, чтобы незаметно выбраться из нее. Темно, никто не увидит. Но Бабкин схватил товарища за плечи и с ожесточением потащил вверх.
   - Не сметь! - закричал он в запальчивости.- Понимаешь, не сметь!
   Вадим в недоумении вылез из люка. Что это с Тимкой?..
   Тимофей приподнял крышку и со стуком закрыл люк. В кабине стало темно.
   Долгое время молчали. Вадим чувствовал себя глубоко оскорбленным. Какое имеет право Тимка ему приказывать?
   А Тимофей в это время думал совсем о другом. Он пытался представить, что будет, когда Димка узнает правду? Как бы его подготовить? Как сказать ему, что они летят, а не едут на машине?..
   - Дим, а Дим? - стараясь казаться беспечным, обратился он к товарищу.
   - Ну? - ответил тот, всё еще чувствуя себя обиженным.
   - Ты помнишь, как мы монтировали передатчики для радиозондов?
   - Пустая работа.
   - Почему?
   - Да так... Делаешь прибор на совесть, стараешься, а всё, можно сказать, зря: поработает он несколько часов, а там улетит куда-нибудь в Арктику и - нет его!
   - Ну, вот еще придумал! Таких случаев никогда не бывало. Так далеко радиозонды не залетают...
   - Бывает и того лучше! Шары поднимаются на высоту в три-четыре десятка километров, лопаются, и все наши передатчики, батареи и всякие там метеорологические устройства летят вверх тормашками...
   - Они не всегда разбиваются,- попытался возразить Тим, но тут же подумал: "Слабое утешение".
   Разговор принял совсем неподходящее направление. После него нетрудно будет представить себе, как и эта метеорологическая лаборатория, достигнув стратосферы, лопнет и упадет "вверх тормашками"... Тимофей на мгновение задумался, но сразу же отогнал эту мысль: "Зачем бы нужно было строить такую сложную станцию, если она должна погибнуть?.."
   Все же слова Вадима на него подействовали. Где-то в глубине сознания Бабкин почувствовал неуверенность в благополучном завершении их путешествия. Перед глазами вставала картина гибели летающей лаборатории... Послышится легкий треск: где-то над головой лопнула оболочка... Засвистит ветер по обшивке гондолы. Сразу опустится пол, уходя из-под ног... Оглушительный стук... Яркая вспышка света, похожая на пламя ацетилена...
   Бабкин невольно закрыл глаза. Открыв их снова, он увидел светящийся круг люка и в нем... голову Багрецова! Откинув крышку и лежа на животе, Вадим смотрел на расстилавшуюся внизу панораму.
   Бабкин, затаив дыхание, ждал, что скажет товарищ. Как-то он поведет себя?..
   Летающая лаборатория проплывала над землей на сравнительно небольшой высоте - пятьсот-семьсот метров. Солнце уже показалось над горизонтом, и сквозь рассеивающийся утренний туман можно было заметить длинные тени одиноких деревьев. Тени падали на желтый ковер из одуванчиков и сурепки, покрывавший луга.
   Иногда желтые пятна чередовались с белыми. Это были пушистые шарики отцветших одуванчиков. В эти минуты Бабкину казалось, что внизу проплывает огромная сковорода с яичницей.
   Багрецов молчал. На лице его блуждала растерянная улыбка. Он что-то хотел сказать, но, видимо, не решался.
   - Ну? - нетерпеливо спросил Бабкин.- Сдрейфил? Определенно!..- добавил он свое любимое словечко.
   Лицо Багрецова покрылось красными пятнами. Он медленно отвернулся и снова посмотрел вниз.
   Да, он чувствовал страх. Ему было страшно и за себя и за товарища потому, что он понимал, в каком положении они сейчас находятся. Свободный полет этой автоматической метеостанции может продолжаться многие дни. Ее путь определяется капризами воздушных течений, и они бессильны хоть как-нибудь его изменить.
   Багрецов приподнялся на локтях, затем опустил ноги в люк и стал спускаться вниз по тонкой алюминиевой лесенке.
   Тимофей замер от неожиданности, готовый в любую минуту броситься за ним.
   Сев на последней перекладине лестницы, Вадим молча смотрел на проплывавшие под ним поля. Он старался себя успокоить и подумать о том, что может случиться сегодня или завтра. В глубине души он даже был доволен собой. Он сумел побороть охвативший его страх, теперь почти спокойно сидел на тонкой жердочке и с высоты пятисот метров смотрел вниз.
   Земля казалась ему свежей, умытой утренней росой. Где-то в стороне остались густые леса, сквозь них пробежала прямая и блестящая, как река, автомагистраль Киев - Житомир. Проплывали хутора, окруженные розовой пеной вишневых садов. У дорог цвели желтые сережки акаций. Ярко-красные мальвы жались к свежевыбеленным стенам хат.
   Может быть, и не всё так подробно было видно с высоты, но воображение Багрецова дополняло этот пейзаж. Он осторожно поднялся вверх и молча сел у люка.
   Бабкин чувствовал, что Дим обижен. Не надо было его упрекать в трусости. А теперь вот и не придумаешь, как бы загладить свою вину. Впрочем, он знал, что Дим незлобив и отходчив.
   - Тим, а Тим! - и на самом деле услышал он, наконец, голос друга.- Вот что, Тим,- говорил Багрецов, стараясь казаться спокойным.- Мы находимся в гондоле стратостата, где установлена радиостанция, автоматически подающая сигналы погоды. Мне кажется, что стратостат рассчитан на подъем в верхние слои атмосферы без людей. Но... люди все-таки здесь оказались, вот почему стратостат и летит так низко. Надо как-то сообщить на полигон, что так получилось.
   - Ты думаешь, что из-за нас метеостанция не может подняться выше? обеспокоенно спросил Тимофей.
   - Да, мне так кажется.
   - Мы им сорвали испытания,- задумчиво проговорил Бабкин, смотря в одну точку.
   - Но ведь мы же не виноваты,- смущенно заметил Вадим.- Мы хотели сделать как можно лучше.
   - Сколько они к ним готовились,- не слушая его, продолжал Тимофей.Проверяли, рассчитывали... Я уверен, что таких стратостатов никто в мире и не строил. Определенно,- убежденно подчеркнул он,- это первый опыт. А мы...- Тим махнул рукой и с досадой добавил: - Да что там говорить!..
   Внизу показалась река. Отраженный от воды золотой прыгающий зайчик ворвался сквозь люк в кабину, заметался на ребристом потолке и снова ускользнул.
   "Бесполезный груз"
   Прошло несколько часов в свободном полете.
   Внизу проплывали леса и луга, пашни и нивы. Уносились вдаль села, деревни и хутора. Изредка в овальном отверстии люка показывался небольшой городок и тоже уползал в сторону.
   Бабкин, выросший в деревне, в отличие от своего товарища-горожанина замечал многое из того, чего не видел тот.
   С высоты в пятьсот метров он мог определить, хороши ли яровые, его радовали ровные, густо засеянные поля. Он видел свежие, еще не успевшие потемнеть столбы на колхозных улицах. По ним он определял, что в этом селении недавно построили электростанцию.
   Встречались совсем новые деревни, светившиеся золотом свежеобструганного дерева. Только черные пятна давнишних пожарищ, остававшиеся в стороне, напоминали о том, что здесь проходила война. Тимофей опытным глазом определял богатства возрожденных после войны колхозов. Он сразу замечал вновь построенный скотный двор, молочную ферму, детский сад. Он видел свежий забор МТС, тракторы и машины, видел стада на водопое у реки, бахчи и огороды. Он знал, что всё это принадлежит колхозам, и хорошее чувство гордости за советских людей, строящих новую жизнь, возникало в нем.
   - Смотри! - услышал он голос товарища.
   Тимофей взглянул в сторону, куда указывал Вадим. По зеленому лугу бежала огромная тень, отбрасываемая их стратостатом.
   Нет, конечно, так его нельзя было назвать. Тень, скользившая по траве, никак не могла быть тенью воздушного шара. В косых лучах восходящего солнца она казалась длинной темной сигарой, с утолщениями сверху и снизу. Их летающая лаборатория должна была иметь форму либо дирижабля, либо диска, что нетрудно будет узнать, когда солнце поднимется выше. Однако Тим предполагал, что скорее это должен быть диск с цилиндрической кабиной посредине. Иначе как бы мог разместиться в сигаре кольцеобразный коридор с движущимися рычагами? Бабкину многое стало понятным. И гофрированные стены, сквозь которые не проникает звук, потому что они окружены газом. И то, почему ход во внутреннюю кабину должен идти через широкую трубу, с двух сторон закрытую герметическими крышками.
   Тим мысленно представлял себе, как устроена летающая лаборатория, в которой они находились.
   Это, как ему казалось, был цельнометаллический дирижабль необычайной формы и сравнительно небольшого объема, рассчитанный на длительный полет в верхних слоях атмосферы.
   Отсутствие винтомоторной группы и экипажа, применение очень легкой аппаратуры, являющейся основной нагрузкой этого своеобразного, управляемого на расстоянии летательного устройства, видимо, позволило бы ему подняться очень высоко, может быть даже туда, куда никогда не поднимались радиозонды, а тем более люди на обычных стратостатах. Но... сейчас эта летающая лаборатория ползет чуть ли не у самой земли, потому что в ней находятся люди, которые здесь совсем не нужны.
   Чувствительные и надежные приборы автоматически передают по радио на землю не только показания температуры, давления, влажности, скорость воздушных течений, интенсивность солнечного сияния... Тимофей предполагал, что эта лаборатория рассчитана на возможность передачи и более сложных показаний, например: состава воздуха и многих других данных - иначе зачем же здесь столько непонятных приборов? "Здорово все-таки придумали наши инженеры,- размышлял Бабкин.- Стратостат без людей. И как это мы ухитрились испортить им испытания? Первые испытания!"
   Чувство глубокой вины ни на минуту не покидало Бабкина.
   Багрецову надоело смотреть вниз. Он повернулся к Тимофею, спросил:
   - Так ты думаешь, что это... дирижабль?
   - Нет, что-то вроде "летающего острова",- лениво ответил Бабкин, погруженный в свои мысли.
   Сильный ветер гнал летающую лабораторию к югу. Проплыли под нею степи Херсонщины. Днепр сверкнул яркой голубизной. У пристани стоял пароход, сверху казавшийся бумажным корабликом.
   - Тим, а Тим,- сказал Багрецов, показывая на блестящую ребристую крышу кабины.- Как ты думаешь, зачем там эти стягивающие рычаги? Может быть, они служат для какого-нибудь автоматического управления?
   - Я в этих делах плохо разбираюсь,- неохотно ответил Тимофей.- Но мне кажется, что это сделано для изменения объема стратостата. Его оболочка должна расширяться на высоте. Я помню, Циолковским была построена модель жесткого дирижабля с изменяющимся объемом.
   - И я об этом читал,- сказал Вадим.- Погляди-ка.
   Он вынул свою тетрадь.
   - Я представляю себе эту лабораторию таким образом. Вот диск с изменяющимся объемом.- Он начертил в тетради эллипс, похожий на огурец.При подъеме он, вероятно, должен делаться толще. В центре диска находится уравновешивающая его в пространстве кабина с приборами и радиостанцией.Дим нарисовал маленький продолговатый прямоугольник.- Она сообщается с внешним миром двойным люком, сквозь который мы вошли... Вокруг кабины, в кольцеобразной, изолированной камере, находятся автоматические устройства, управляющие изменением объема диска. Здесь же мы видим другой двойной люк. Вот этот. Вокруг камеры, в жесткой оболочке самого дирижабля, находится газ, вероятно гелий. Кабина разделена на две части.- Вадим провел горизонтальную черту.- В одном изолированном отсеке размещена радиостанция, а снаружи все метеоприборы, ради которых, собственно говоря, и построена эта лаборатория. В другом отсеке - внизу, куда мы вошли,- показал он карандашом,- находятся устройства, превращающие показания приборов в электрические импульсы, вроде нашего прерывателя. Здесь же находятся и аккумуляторы... Ты заметил, что эти рычаги то подымаются, то опускаются? Ты знаешь, Тим,- оживился Багрецов,- мне кажется, что эти движущиеся рычаги управляют дыханием нашего "летающего острова".
   - Это еще что такое?
   - От солнца газ расширяется, а ночью сжимается. И вот, для того чтобы эта летающая лаборатория не поднималась вверх и вниз в зависимости от времени суток, движущиеся рычаги, связанные с оболочкой, как-то компенсируют изменение объема дирижабля.
   Вадим замолчал. Он вспомнил о Циолковском, проектировавшем не только цельнометаллические дирижабли, но и межпланетные ракеты,- ученом, отдавшем всю свою жизнь извечной мечте человечества расширить границы познания мира. В то время он не знал, что скоро люди будут стремиться в космические пространства, чтобы постигнуть тайну не Марса и не Меркурия, а... своей планеты - Земли. Они помчатся ввысь навстречу еще не изученным, всё пронизывающим лучам. В них таится загадка атомов, из которых создан мир. Открыв природу космических лучей, расщепляющих атомы, человек смог бы использовать неисчерпаемые запасы атомной энергии на Земле. Большая, но близкая мечта! Багрецов представляет себе это время...
   - Послушай, Тим,- решил он поделиться своими мыслями с другом.- Ты знаешь, о чем я думаю?
   - Ну?
   - Доживем ли мы до таких дней, когда атомной энергии, заключенной в обыкновенном кирпиче, будет достаточно для того, чтобы доехать на поезде от Москвы до Владивостока? Ты слышал об этом когда-нибудь?
   - Опять ты за свое,- недовольно заметил Бабкин.- Фантазия!
   Сто семьдесят тысяч ампер!
   Инженер Дерябин был недоволен.
   Больших трудов стоило ему установить радиоаппаратуру в летающей лаборатории такой необычной конструкции. При монтаже радиостанции он старался избежать каждого лишнего сантиметра кабеля, лишнего винта или скобки, лишь бы сократить вес этой автоматической установки, предназначенной для полета, и за этот счет поставить в кабину как можно больше своих метеоприборов. Он упрямо спорил с конструкторами, которые никак не могли понять, что недостаточно выполнить технические условия,надо обязательно и перевыполнить их. Радиостанция должна быть облегчена на двадцать процентов ниже веса, установленного техническими условиями.
   О начальнике девятой лаборатории Никонове, сделавшем на целых триста сорок граммов тяжелее разработанный в Центральном институте прерыватель, Дерябин не мог говорить спокойно. Для установки этого прибора Никонов прислал каких-то юнцов. К сожалению, они приехали очень поздно, почти в последний момент, а то бы он, Дерябин, отослал этот прерыватель Никонову обратно,- пусть облегчит его на триста сорок граммов.
   И у Дерябина, с отчаянием боровшегося с лишними граммами веса в аппаратуре, сейчас возникло опасение, что летающая лаборатория не доберется до расчетного потолка. В сегодняшних испытаниях, при заранее заданном объеме диска, она должна была бы лететь на высоте в полторы тысячи метров, а вот еле-еле дотянула до семисот...
   Дерябину казалось, что он никогда бы не решился сказать об этой неудаче профессору Демидову, для приборов которого и построена летающая лаборатория. Так казалось ему, не потому, конечно, что он боялся профессора. Тут совсем другое: пожалуй, не найдется ни одного человека из тех, кто работает с Алексеем Фомичом, кто бы с легким сердцем взял на себя смелость сказать ему о неудаче. В присутствии Демидова все его сотрудники, сами того не замечая, говорят вполголоса, словно оберегая покой этого большого и простого человека.
   Профессор Алексей Фомич Демидов не занимал видного поста. Он был только руководителем лаборатории. Однако методы его работы и его личные качества навсегда оставили за ним славу смелого ученого и человека редкого душевного обаяния.
   И вот получилось так, что Дерябин, несмотря на все принятые им меры по облегчению веса летающей лаборатории, всё же чувствовал себя виноватым, хотя и в меньшей степени, чем ее конструктор, инженер Поярков. Тот утверждал, что если аппаратура не будет превышать заданный вес, то летающая метеостанция, вызвавшая удивление многих специалистов своей необычайной формой, может подняться в ионосферу.
   - Жалкое хвастовство! - ворчал Борис Захарович, стоя около записывающих приборов на приемном узле испытательного полигона.- Что-то он скажет, когда придется начать вторую серию испытаний уже в стратосфере? Неужели приборы Демидова не достигнут заданной высоты?..
   Инженер смотрел на медленно ползущую ленту, на которой весело подрагивающее перышко вычерчивало показания приборов.
   Привычным глазом читая прямо с ленты, Дерябин сквозь очки искоса поглядывал на конструктора и презрительно улыбался.
   Поярков, зеленый и злой от бессонных ночей, нервно курил папиросу за папиросой, прикуривая одну от другой. Неужели он ошибся в расчетах? Конструктор часто обращался к дежурной радистке Ане, маленькой девушке с острыми локтями и быстрыми тонкими пальцами. Он просил ее расшифровать показатели радиовысотомера, периодически появлявшиеся на ленте.
   - Те же семьсот метров,- тихо отвечала Аня. Она сама не меньше других была взволнована результатами первых испытаний.
   Да только ли она одна? Все, кто находился сейчас на приемном узле, испытывали тревогу за исход испытаний. Столько месяцев длилась подготовка к полету, столько было проверок радиостанции, аппаратов, приборов, столько бессонных ночей!.. Летающая лаборатория должна подняться на такую высоту, где никогда не был человек и не залетал ни один радиозонд. О работах Демидова мало кому было известно. Однако некоторые ученые предполагали, что приборы профессора Демидова, поднятые в ионосферу, могут совершенно изменить наше понятие об явлениях, происходящих в глубинах воздушного океана.
   Оригинальная и смелая форма летательного аппарата, предназначенная для испытаний приборов Алексея Фомича, вызывала большие споры среди специалистов. Многие из них утверждали, что летающий диск не будет обладать достаточной устойчивостью в воздухе. Однако Поярков доказывал им обратное не только расчетами, но и примерами, вспоминая, что планеры типа "летающее крыло", впервые построенные нашими инженерами много лет тому назад, были абсолютно устойчивы. Впрочем, сейчас доказательство налицо: необычная лаборатория вполне устойчиво держится в воздухе вот уже несколько часов.
   Неслышно отворилась дверь.
   На пороге показался человек в темном пальто и такой же шляпе. Стараясь не мешать работе, он снял шляпу и тихо подошел к столу. Он долго смотрел на скачущее перышко. Ветер из раскрытого окна лениво шевелил его совсем седые волнистые волосы. Из-под густых темных бровей чуть-чуть блестели прищуренные глаза. Видимо, свет в этой комнате слишком ярок, он мешает следить за движениями капризного перышка.
   - Как испытания, Борис Захарович? - наконец спросил вошедший и поднял голову.
   Дерябин замялся. Он не ожидал, что профессор обратится прямо к нему. Что он может ответить? Метеоприборы работают безукоризненно. А вот конструкция? Нет, пока еще ничего не ясно. Рано судить о возможностях летающего диска.
   В этот момент старый инженер был всецело на стороне конструктора. Между собой они могли бы спорить, говорить друг другу неприятные истины, но сейчас инженер Дерябин считал, что за успех испытаний он должен отвечать вместе с Поярковым. Они вместе работали и были членами одного коллектива. И он сказал:
   - Пока нет оснований для беспокойства, Алексей Фомич. Я уверен, что ваши установки будут испытаны на предположенной нами высоте.
   - Вы считаете, что увеличение их веса не должно заметно повлиять на достижение заданного потолка? - как бы прислушиваясь к своим мыслям, спросил Демидов.
   - Какое увеличение? - поспешил успокоить его инженер.- Два десятка килограммов? Стоит ли об этом говорить, если вам удалось избежать необходимости поднимать в стратосферу магнит в пятьдесят шесть тонн, ранее применявшийся в подобных установках на земле.
   Демидов взглянул на Пояркова.
   - Значит, лаборатория сейчас находится на высоте в полторы тысячи метров?
   Конструктор, сделав паузу, резко ответил:
   - Нет!
   Его худое подвижное лицо еще больше вытянулось и потемнело. На выручку ему пришел Дерябин:
   - Как мы договорились, Алексей Фомич,- сказал он,- лаборатория ведет пока наблюдения в непосредственной близости от земли. Это нужно для испытания метеоприборов. Но я абсолютно уверен, что лаборатория достигнет высоты, на которую была рассчитана.
   Поярков с благодарностью взглянул на инженера и, дождавшись, когда Демидов скрылся за дверью, понизив голос, спросил:
   - Борис Захарович, вы в последний раз осматривали кабину перед полетом? Там не осталось лишнего балласта?
   Дерябин уничтожающим взглядом из-под очков смерил молодого инженера. И он еще может так говорить! Из кабины вымели все мельчайшие стружки, которые оставались после сверления отверстий в каркасе. Из аккумуляторов вылили лишние капли электролита. А он говорит - балласт!..
   - Простите меня, Борис Захарович,- волнуясь, говорил Поярков. Он позабыл о потухшей папиросе, которая во время разговора прыгала у него во рту.- Я не могу ничего понять. Все расчеты показывают, что зона равновесия при данном объеме для нашей летающей лаборатории должна наступить значительно выше. Я ничему не верю. Установка Алексея Фомича оказалась на двадцать килограммов тяжелее. Это мне известно. Однако вчера вы решили поставить новый прибор, только что привезенный из Москвы. Вот о нем я ничего не знаю...
   - Сейчас узнаете,- перебил его Дерябин.- Позовите мне кого-нибудь из этих молодых людей, что вчера прибыли из Центрального института,- попросил он лаборанта, стоявшего у двери.- Они вам расскажут о своем новом аппарате. Их прибор весит всего тысячу триста сорок граммов. Надо полагать, что подобный вес не мог служить препятствием к подъему лаборатории.