Немцов Владимир. Рекорд высоты

   Настало время передачи. "Удалось ли Димке исправить анализатор? думал Тимофей.- На большой высоте его показания будут особенно важны".
   "Так... Это влажность, направление ветра... Очень хорошо! Анализатор работает четко. Удивительный парень Димка! В таких условиях суметь исправить прибор! Это не каждый сможет..." - подумал Бабкин, вспомнив о своих колебаниях.
   Холод, словно ледяная вода, медленно растекался по кабине. Тимофею казалось, что вода подобралась уже к нему и ползет тонкими струйками по гофрированному полу.
   Надо закрыть люк.
   Бабкин в последний раз посмотрел на землю, где уже чувствовалось приближение рассвета, и, захлопнул крышку внешнего люка.
   Воздушный корабль продолжал подниматься. Тимофей решил тщательно изолировать кабину, сохранив в ней нормальное давление. Он вытащил из кармана плоскогубцы и стал с большим трудом поворачивать болты на внутренней стороне крышки, чтобы прижать ее к бортам люка. Это же он сделал и со второй крышкой.
   Теперь Тимофей был относительно спокоен: давление в кабине нормальное. Воздуха, вероятно, тоже хватит, так как объем кабины достаточно велик.
   "Впрочем,- невольно подумал он,- хватит, если, конечно, полет будет продолжаться не очень долго".
   В летнем костюме Бабкину становилось холодно, однако он стоически выносил эту неприятность.
   "Димка даже зимой иногда ходит без шапки..." - думал Тим, направляясь к радиостанции. "Без шапки, но не в одних носках",- поправил он себя, чувствуя обжигающий холод металла под ногами.
   Подпрыгивая на ходу и ударяясь головой о потолок кабины, Тим добрался до радиостанции и постарался устроиться на краю каркаса, где стояли аккумуляторы. Здесь ему казалось немного теплее,- не так чувствовался холод металла, тем более, что Тим сидел на ребре дюралюминиевой конструкции.
   "Сколько может быть градусов сейчас в кабине? Определенно не меньше десяти градусов мороза. Это еще пустяки, выдержим",- думал он.
   Бабкин хотел согреться резкими движениями, но его положение на тонкой жердочке было столь неустойчиво, что от этой попытки пришлось отказаться. Спрыгнуть на пол он не решался: чего доброго, ноги примерзнут к полу.
   Вот когда он по-настоящему пожалел о потерянных ботинках. И зачем он выбросил второй? Все-таки было бы легче. "Мог бы стоять, как аист, на одной ноге",- с усмешкой подумал Тим.
   Он знал, что скоро в кабине станет еще холоднее. Мороз медленно будет сковывать движения, усыплять... Уже не захочется лишний раз растереть руки, пошевелить пальцами ног...
   Сбросив с себя пиджак, он положил его под ноги и запрыгал на одном месте, размахивая руками.
   "Сейчас я похож на Димку,- опять вспомнил он о товарище.- Он также размахивает руками, только бестолку".
   Тимофей устал отогреваться. Он надел пиджак и снова забрался на свою алюминиевую жердочку.
   Воздушный корабль поднимался всё выше и выше. Бабкин догадывался о подъеме, но не хотел об этом думать.
   Он беспокоился за судьбу Димки. Может быть, только сейчас Бабкин почувствовал, как он ему дорог... Решился вылезти из кабины: вот это настоящее мужество! Ведь даже он, Тимофей, долго колебался, чтобы решиться на это. И вот не успел...
   Тим сейчас по-новому оценивал поступки своего товарища. Он совсем не похож на других. В нем есть что-то детское и вместе с тем большое и умное. При первой встрече никто не мог разобраться в его характере.
   Димку надо хорошо знать...
   Неужели он его больше никогда не увидит? Нет, этому нельзя поверить!
   Стратостат поднимался всё выше и выше...
   Когда же закончатся эти тяжелые испытания?
   Приборы покрылись мелкой изморозью.
   Советские люди! Инженеры, выдумавшие необыкновенный диск, скользящий в холодных просторах стратосферы! Вы радуетесь каждому метру завоеванной высоты. Вы испытываете приборы, созданные вашим талантом и упорством. Если бы вы знали, что вместе с созданными вами аппаратами там, наверху, далеко от теплой родной земли, испытывается воля и мужество человека!
   Из скромности этот юноша даже самому себе не мог признаться в тайном стремлении подняться выше всех над землей, подняться на такую высоту, где никогда не бывал человек. "Чтобы ни один летчик мира, кроме, конечно, наших, советских, не смог бы никогда побить этот рекорд",- так думал он.
   Бабкин нащупал рукой приемник, нашел таким же способом наушники и надел их. Металлическое оголовье больно обожгло виски, словно мгновенно примерзло к коже.
   Включив приемник, Бабкин стал терпеливо ждать начала передачи; он хотел быть уверенным, что радиостанция и приборы даже при этой низкой температуре работают нормально. Мало ли что может быть при первых испытаниях, а вдруг потребуется здесь что-нибудь исправить снова.
   Он заметил, что на одном из приборов стеклянная трубка покрылась льдом. Надо записать!
   Бабкин чувствовал, что у него постепенно отмерзают пальцы на ногах, они совсем занемели. Поджав колени к подбородку и взяв пальцы ног в ладони, Тим начал отчаянно их растирать. Сердце словно остановилось от холода.
   В телефоне послышалось знакомое булькание сигналов. Радиостанция работает...
   "Что она передает? Высота 7500... Давление 300... Какое низкое давление на этой высоте! А выше еще меньше... Если там открыть люки, то, наверное, я стал бы похожим на рыбу, вытащенную из глубины..."
   Тим вспомнил картинку в учебнике, где была нарисована рыба с вылезающими из орбит глазами. Он невольно поежился. "Чепуха какая! И лезут же в голову такие дурацкие мысли!"
   Температура минус 45 градусов. Хорошо, что воздух в кабине не совсем успел охладиться. Здесь все-таки теплее, чем снаружи. Тим помнит, что однажды в Москве мороз доходил до сорока градусов. Тогда было очень трудно дышать. А сейчас? Нет, зачем об этом думать!
   Так шли минуты. Летающая лаборатория приближалась к невидимой границе стратосферы.
   Вниз по горному склону
   На освещенную луной поляну сквозь заросли ежевики пробирался шакал. Он был тощим, похожим на бездомную собаку, с выступающими, едва скрытыми облезшей шерстью ребрами. Шакал постарел, он уже с трудом добывал себе пищу и питался чем попало: лягушками, ящерицами, случайной падалью.
   Он уже не прятался в кустах и, пренебрегая осторожностью, понурой рысцой домашнего пса бежал через поляну.
   Перебежав на другую сторону освещенного пространства, шакал остановился, поднял голову и совсем по-собачьи завыл на луну.
   Однако на этот раз не только луна могла обратить на себя внимание видавшего виды бродяги-шакала.
   Тоже наверху, но уже совсем близко к земле, в темной листве дерева шакал заметил бледную человеческую руку, безжизненно опущенную вниз.
   Шакал, видимо, не боялся людей. Возможно, что за всю его долгую жизнь они ничего ему не сделали плохого. Все-таки он решил подождать в тени,может быть, этот человек сейчас спустится с дерева и пойдет своей дорогой.
   Но человек не имел никакого намерения даже изменить свое положение.
   Шакал подождал еще немного. Может быть, человек мертв?
   Луна поднялась совсем высоко. Шакал зевнул, лениво вылизал свою облезшую шкуру и завыл. Это никчемное занятие вскоре стало и ему самому противно. Через минуту он хрипло откашлялся и замолк.
   ...Как сквозь сон, слышал Дим завывание ветра. Неужели он еще висит на тросе? Нет, нет, он помнит, что спрыгнул вниз.
   Но что с ним? Вадим провел рукой по лицу. Она стала мокрой, что-то липкое текло по шее, по лбу...
   Темно. Вадим сделал попытку открыть глаза. Опять ничего не видно.
   Страшная догадка мелькнула в сознании. Неужели он повредил глаза, упав на колючие ветви?.. О, какая мучительная боль!.. Он еще не мог понять, где эта боль - она растекалась по всему телу,- но мучительнее всего он чувствовал ее где-то на лице.
   Он снова попытался приподнять веки, но их ресницы слиплись.
   Дим в отчаянии чуть ли не руками разодрал веки, слипшиеся от запекшейся крови, и прямо перед собой увидел блестевшие в лунном свете, словно вырезанные из жести, дрожащие листики.
   Он взглянул на небо, туда, где скрылось яркое созвездие летающего диска. Он искал его среди мириадов ярких звезд. О, если бы хоть на мгновение показались красные огоньки!..
   Дим понимал, что летающая лаборатория, освободившись от ненужного балласта, может достигнуть стратосферы. Невольно ему представился блестящий диск с черными зрачками странных объективов, направленных вверх. Зачем они? Что ищут они в холодной пустыне? "Но как же с Тимкой? - снова подумал он о нем.- Потеряет сознание, замерзнет, и воздушный корабль будет долго носить его над землей..."
   Надо бежать в селение, сказать, дать телеграмму, чтобы спустили вниз этот корабль... Бежать, пока не поздно.
   Багрецов попробовал пошевелиться. Всё тело болело, покрытое ссадинами. Острый сук прорвал пиджак и проходил где-то около ребра. В этом месте особенно чувствовалась боль.
   С большим трудом отцепившись от веток, Вадим попробовал спуститься вниз. Кровь из рассеченного лба заливала ему глаза. Он ничего не видел и только инстинктом угадывал, куда поставить ногу. Перенеся тяжесть тела на левую ногу, он вдруг почувствовал такую острую боль, что у него помутилось в глазах.
   "Неужели сломал? - пронеслось в мозгу.- Как же я смогу тогда предупредить?.."
   Нога соскользнула с ветки, и Вадим сорвался вниз. Хорошо, что невысоко. Впрочем, он теперь мало считался с высотой. Ему и столетние деревья казались низенькими, почти карликовыми.
   Дим привстал и, вытерев рукавом липкую кровь с бровей, огляделся по сторонам.
   Горный склон. Трава, словно покрытая инеем. Совсем черные, остроконечные тени от деревьев, падающие на ярко освещенную поляну. Всё это чем-то напоминало лунный пейзаж.
   Багрецов попытался встать, но тут же вскрикнул от боли. Наступить на ногу невозможно. Подождать утра? Нет, нет... Будет поздно.
   Выломав себе какую-то кривую палку, Дим попытался, опираясь на нее, пройти несколько шагов. Нога нестерпимо болела, она распухла и словно налилась свинцом.
   Всё же, пересиливая боль, Вадим шел, вернее ковылял, по освещенной поляне, поминутно отдыхая и набираясь сил.
   Вот уже совсем близко черная тень леса. Вадиму очень не хотелось расставаться с приветливой поляной, где всё видно, где всё ясно. Что-то он встретит в лесу? Найдет ли дорогу? Сможет ли он выбраться из чащи?..
   Вадим знал, что надо идти только вниз, в долину. Там он обязательно встретит людей. Но как бы не сбиться с пути? Склон может быть неровный, кое-где придется снова подниматься. Как он тогда определит нужное направление?
   Багрецов услышал позади себя шорох, оглянулся и оторопел.
   За ним осторожно крался какой-то зверь. Его тень была огромной,- может быть, поэтому и сам зверь показался Диму тоже очень большим. Холод закрался в сердце.
   "Может быть, это пантера?.." - неожиданно мелькнула мысль. Дим не так давно прочитал, что в Армении они иногда встречаются. А где он сейчас находится? Вполне возможно, что и в Армении...
   В эту минуту Вадим неожиданно для самого себя пожалел, что он сейчас не на тросе. Там было, пожалуй, безопаснее.
   Длинная тень зверя не шелохнется. Чего он выжидает?
   Позабыв о больной ноге, Вадим бросился на зверя, высоко подняв над головой суковатую палку. По-собачьи поджав хвост, шакал с жалобным визгом метнулся в кусты.
   Дим опустил палку и, опираясь на нее, быстро заковылял к деревьям.
   Новое испытание встает перед ним. Как тяжело найти в себе мужество, чтобы заставить замолчать боль, боль в ноге, во всем теле. Не чувствовать или, вернее, заставить себя не чувствовать, как теплые струйки крови текут из рассеченного лба, как постепенно становится мокрой рубашка, прилипая к ране у ребра.
   Нет, он так не дойдет. А нужно скорее, скорее, чтобы предупредить людей на полигоне: "Довольно! Кончайте испытания. Там, наверху,- человек!"
   Багрецов сел на траву, сбросил пиджак, разорвал рубашку и непослушными пальцами стал перевязывать рану на боку. Повязка съезжала, свертывалась жгутом. Слезы выступали из глаз от боли... Ну вот, как-нибудь.
   Он перевязал лоб и, вытерев остатками рубашки слезы и кровь на лице, поднялся и, отдыхая у каждого дерева, продолжал свой путь.
   Сквозь черную узорчатую листву пробивался лунный свет. Его косые лучи, похожие на светящиеся стеклянные трубки, упирались в землю и словно преграждали дорогу.
   Полузакрыв глаза, Дим, как лунатик, спускался вниз по склону. Он спотыкался, падал и, поднявшись, смотрел на спокойное небо, снова пытаясь отыскать улетевшие звезды. "Где сейчас Тим?"
   Колючий кустарник до крови исцарапал ему ноги. Добравшись до дерева, он повисал на нем всем телом, чтобы только не опуститься на землю. Этого Дим больше всего боялся. Тогда уже не подняться.
   Наступало утро. В просветах деревьев кусочки неба казались бледно-лиловыми чернильными кляксами. Скрылась луна, и лес потерял всю свою таинственность.
   Черные узловатые стволы бука и ореха вставали сплошной стеной. Багрецов уже не чувствовал под ногами пологого склона. Направление потеряно. Так Дим никогда не сможет спуститься в долину.
   От потери крови и от голода кружилась голова. Дим споткнулся и свалился на землю. Пытаясь подняться, он скользнул по короткой траве руками, но зацепиться было не за что.
   Что-то мягкое и влажное попало между пальцами. Дим поднес руку к лицу и сразу почувствовал характерный запах кизиловой раздавленной ягоды. Видимо, она сохранилась здесь еще с прошлой осени. Поискав немного, он нашел еще несколько ягод, которые с жадностью съел. Кровь на губах смешалась с кисловатой мякотью кизила.
   Небо заметно светлело. Оно уже стало слегка розоватым, словно тоже окрасилось кизиловым соком.
   Опять идти... Дим поднялся и, наклонившись всем телом, рванулся сквозь кустарник. Он ничего не видел. Он чувствовал, как острые колючки впиваются в его тело, как тянутся за ним, словно зубастые змеи, цепкие плети ежевики. Они останавливают его, обвивают ноги, тянут назад...
   Вадим перочинным ножом разрезает запутавшиеся плети и снова идет.
   Вся его одежда разорвана в клочья, в ней застряли сотни колючек. Длинные иглы терновника, как гвоздями, раздирают тело.
   Неужели не хватит сил?.. Только бы не упасть!.. Не упасть!..
   - Тим, а Тим,- шептал он искусанными до боли губами, словно стараясь найти в себе мужество дойти до конца ради его спасения. Он чувствовал, что Тимофею сейчас еще тяжелее. Где он? Какую тысячу метров проходит сквозь облака освободившийся от груза воздушный корабль?
   Вадиму уже кажется, что он слышит откуда-то сверху, из далеких межзвездных пространств голос друга: "Дим, а Дим!.. Здесь холод и черное небо... не вижу земли..."
   Дим снова рванулся вперед, но вдруг оступился и покатился вниз по крутому склону.
   "Там холод и черное небо"
   Летающий диск уже поднялся на высоту в шестнадцать тысяч метров.
   В полу кабины осветился застекленный люк. Утро вползало сквозь него вкрадчиво и незаметно. Заблестел иней на стенках и приборах. Кабели, подходящие к радиостанции, стали белыми, похожими на обындевелые ветки.
   Тим отогревал дыханием замерзшие пальцы. Он уже не мог ничего записать.
   "Может быть, довольно. Пора закончить испытания",- мелькнула спасительная мысль. Стоит только отключить все приборы, тогда обязательно лабораторию спустят вниз. Надо скорее, скорее, пока еще не погасло сознание.
   Нет, лаборатория, наверное, еще не достигла предельной высоты. Испытания должны продолжаться!..
   Бабкин вскочил на ноги. Стараясь делать как можно больше движений, он бил себя до боли по груди, по ногам. Все, что угодно, только бы не поддаться холоду.
   "Пора!.. Пора закончить этот страшный полет",- сверлило в мозгу.
   Рука уже протягивалась к приборам. Вот здесь надо отсоединить питающие провода. Всё сразу выключится. Приемное устройство (оно работает от других аккумуляторов) получит приказание с земли, щелкнет реле, управляющее объемом стратостата. Диск сделается плоским и, как парашют, начнет спускаться вниз. Постепенно станет теплеть, потечет по стенкам весенняя капель, растает иней... И вот уже наступающая земная весна горячим ветром ворвется в люк...
   А потом в кабину войдет инженер Дерябин. Он сначала, конечно, удивится, затем проверит выключенные приборы и укоризненно посмотрит на Бабкина. Больше ничего не скажет. Испытания сорвались...
   Окоченевшая рука, протянутая к кабелю питания, бессильно падает вниз. Тимофей не может прекратить испытания.
   Хотелось спать... Спать, только спать!.. Бабкин уже не чувствовал ощущения голода. Он взглянул на хитроумные приборы. Почему на трубках лед? Надо всё это записать. Пальцы уже не держат карандаш. Тим вытащил из кармана два куска проволоки, присоединил их к аккумулятору и защищенными концами проводов дотронулся с двух сторон до сердцевины карандаша.
   Тим сразу почувствовал, как быстро нагревается карандаш. Он держал его в руках, словно миниатюрную грелку, и с волнением ощущал живительное тепло в окоченевших пальцах.
   Через несколько минут Тим взял тетрадь Багрецова и стал записывать свои наблюдения. "Что с Димкой сейчас?.." - подумал Тимофей, отложив в сторону горячий карандаш.
   Ему мучительно хотелось услышать голос своего друга. Пусть говорит, что хочет... Тим никогда не улыбнется, он никогда не станет ему противоречить. Он со всем будет соглашаться.
   Бабкин развернул дневник на пятой странице.
   "Я снова думаю о тебе, мой далекий друг,- читал Бабкин, вспоминая о наивной димкиной мечте.- Я знаю, что ты благороден и умен,- писал Дим.Наши люди, воспитанные страной, отдали тебе всё самое лучшее, что накопили в себе за долгие годы великих работ и великой войны за счастье человека. Ты никогда не знал и не будешь знать того, что знали твои сверстники в страшные годы войны. Тебе не приходилось спать, свернувшись у станка и дрожа от холода. Тебе не приходилось ходить в разведку в кубанских плавнях по пояс в воде. Ты не знал и не узнаешь лишений и голода.
   Совсем немного из всего этого я видел в детстве. А твое детство пройдет без тени. Тебе почти перестанут встречаться даже мелкие неприятности.
   Но сможешь и ты, если это потребуется, быть хорошим солдатом и в палящий зной и в морозную ночь часами идти, не думая об усталости! Признаюсь, мой друг, мне страшно сейчас смотреть вниз. Я боюсь, что на мою долю выпадут еще более тяжелые испытания. Хватит ли у меня мужества, чтобы вынести их?
   Я верю в тебя, мой далекий сверстник. Я знаю, что спорт закалит твое тело, ты будешь вынослив и здоров. И, самое главное, ты с детства должен быть приучен к тому, чтобы уметь побороть в себе страх. Мне это очень трудно было до сегодняшней ночи... Я не знаю, я не уверен, но мне кажется, что летающая лаборатория в основном построена для изучения космических лучей.
   Как много еще нужно сделать! И даже мне, простому технику, которому еще много надо учиться, кажется смешным истошный крик заокеанских дельцов. Они сделали атомную бомбу, страшное оружие войны, и доказывают, что этим они открыли тайну атома. Будто отныне для них нет преград в использовании атомной энергии. Жалкие хвастуны! Мальчику известно, что в их атомной бомбе не используется и тысячная доля энергии ядер урана.
   Не страшные призраки атомных бомб встают перед нами, когда мы строим лаборатории. Мы видим страну изобилия... И, может быть, тяжелый труд шахтера и нефтяника скоро станет достоянием истории. Люди избавятся от жестоких болезней (я слышал, что продукты ядерного распада излечивают рак). Я думаю, что и работать тогда придется людям не больше двух часов в сутки при такой дешевой энергии...
   Впрочем, если бы эту тетрадь увидел Бабкин, он бы опять сказал, что я мечтатель. Нет! Я уверен, что так и будет..."
   Тимофей в волнении закрыл дневник. "Так вот он какой, Димка!.. Но что это он тут пишет о космических лучах? Неужели он прав?" Бабкин думал, что аппараты для подсчета интенсивности космических лучей обычно ставят на гору. Разве он мог предполагать, что можно сделать легкие аппараты и поднять их в воздух на летающем диске? Он слышал о космических лучах, блуждающих в мировых пространствах. Ученые говорят, что изучение этих частиц поможет раскрыть таинственные силы, скрепляющие атомное ядро. Но как?..
   ...Бабкин снова и снова, нагревая карандаш, прикладывал его к ногам, но тепла от него было очень мало. Тогда Тим решился на другое. Он знал, что аккумуляторы соединены группами. Если отсоединить часть из них, то работа радиостанции и приборов не нарушится. Уменьшится только число часов работы всех установок. На это можно согласиться.
   Тимофей взял несколько аккумуляторов, соединенных последовательно, и замкнул их на двухвольтовую банку.
   От усиленной зарядки аккумулятор начал нагреваться, кипеть. Теперь уже можно было прикладывать руки к большей площади нагревающегося предмета. Это не карандаш.
   Бабкину казалось, что даже в кабине стало теплее. Но это было только предположение. Горячий аккумулятор не мог обогреть кабину. Сквозь окружающий ее газ в кабину проникал мертвящий холод стратосферы.
   Приложив руку к горячим стенкам банки, Тимофей сидел неподвижно. Ему казалось, что по всему телу разливалась приятная теплота. Но ощущение это было обманчиво: так чувствует себя замерзающий человек.
   Тим приоткрыл глаза и взглянул в люк. Сквозь толстое стекло, слегка запорошенное инеем, виднелось ослепительно белое море облаков. Радужная тень дирижабля скользила над ним. Ничто не интересовало Бабкина. Он засыпал.
   Послышался легкий треск на щите у приборов. Тимофей встрепенулся. Что там могло случиться?
   Еле передвигая ногами, он приблизился к щиту и стал осматривать приборы. Неужели какой-нибудь из них испортился?
   Так и есть! У одного аппарата лопнула стеклянная трубка. Прозрачная жидкость тонкой струйкой вытекала из нее. Еще минута, и прибор уже не будет работать. Значит, там, на земле, никто не услышит его сигналов?
   ...Окоченевшими пальцами Тим пытался закрыть трещину, но пальцы ему не повиновались. Казалось, еще немного, еще одно усилие, и лопнет кожа на ладонях. Пытаясь отогреть руки, Бабкин дышал на них. Ему было далеко до аккумулятора. Растирая руки спиртом, вытекающим из трубки, он снова зажимал трещину в стекле.
   Уже ни одна капля спирта не сочилась из-под пальцев. Они мертвой хваткой застыли на трубке прибора и, может быть, никогда не разожмутся...
   Если бы знал профессор Демидов, изобретатель новых аппаратов для измерения интенсивности космических лучей, что сейчас успех его изобретения находится буквально в руках молодого техника, который до этого никогда не видел подобных приборов, то вряд ли он мог бы этому поверить.
   Аппараты его были расположены по окружности гигантской летающей лаборатории. Все они были связаны централизованным управлением с радиостанцией, находящейся посредине диска. Тонкие трубки подавали в камеры пары спирта. (Именно одна из этих трубок и лопнула.)
   Профессору Демидову удалось создать камеры с очень концентрированным магнитным полем, что сильно снизило их вес.
   В каждой из них были заложены свинцовые пластины разной толщины. Внизу - там, на земле,- на специальных экранах лаборанты определяли степень проницаемости космических лучей сквозь эти преграды.
   Камеры Демидова превосходили по своим качествам известные ученым счетчики космических частиц. Они позволяли вести подробные наблюдения и анализировать свойства космических лучей. Видные специалисты предполагали, что это изобретение поможет разгадать многие тайны, связанные с данной областью науки.
   Бабкин ничего этого не знал. Сейчас просто испортился один из приборов. Бабкину всё равно, он так же зажимал бы трещину в банке аккумулятора, если бы она случайно появилась.
   Уж если он здесь, то все приборы должны работать.
   "Надо заметить, на какой высоте лопнула трубка,- думал Тим.- Внизу инженеры разберутся, отчего это случилось, то ли от разности давлений, то ли от мороза..."
   Почти теряя сознание, он стоял, подняв руку к щиту, и считал минуты, сколько времени может выдержать, скоро ли прекратится эта мучительная пытка.
   Нет, так нельзя! Капли, словно слезы на стволе березы, катились по стеклу.
   Тим сунул руку в карман. "Чем бы стянуть трубку крепко-накрепко?" Ничего в кармане нет... Вот только палочка постоянного конденсатора от прибора. Бабкин взглянул на нее и заметил, что она залита с двух сторон какой-то массой. Надо расплавить ее.
   Взяв аккумулятор, Тим пропустил ток по проводу, обмотанному вокруг конденсатора. Разогретая масса потекла по картонной трубке. Теперь залить стекло! Скорее, пока не застыла расплавленная смесь!.. Ну, кажется, течь меньше. Надо крепко замотать бумагой.
   Бабкин вырвал лист из димкиной тетради. "Школа мужества",- прочел он на листке и туго обмотал им стеклянную трубку прибора.
   Пропитав бумагу жидкой массой, он взглянул на исправленный прибор. Уже ни одна капля спирта не сочилась сквозь надежный пластырь.
   Тимофей с облегчением вздохнул и посмотрел в люк.
   Он не мог определить, на какой высоте сейчас находится летающая лаборатория, но то, что он увидел внизу, показалось ему невозможным.
   Погода была на редкость ясна. Каспийское море блестело, словно отлитое из серебра, со всеми своими заливами. Рядом вырисовывалось Черное море.