Немцов Владимир. Рекорд высоты

   Крымский полуостров казался не больше пятачка... Словно нитки елочной канители были видны Волга, Дон, Днепр. Их истоки терялись в лиловой мгле.
   Отсюда, с этой высоты, Бабкину казалось, что видит он в радиусе примерно до двух тысяч километров. Огромные черные пятна лежали на земле. Это тени от облаков. Сейчас в Ростовской области пасмурная погода. Такая же и около Батуми.
   Бабкин не мог оторвать глаз от люка. Ему невольно казалось, что сейчас на этой "карте" он найдет и границы родной страны. Надо проверить, на какой высоте он сейчас находится. Он взял наушники, надел их и подумал, что вот уже, наверное, целых полчаса летающая лаборатория находится на одной высоте. Бабкин не замечал, что она поднималась. Не потолок ли это для нее?..
   Что-то завизжало внизу, прямо под люком. Чудовищная сила прижала Бабкина к полу, и он почувствовал стремительный полет вверх.
   Решающие минуты
   Впервые в истории изучения космических лучей проводились столь сложные опыты с десятками приборов, поднятых на недосягаемую до сего времени высоту.
   Комплексные установки, находящиеся в летающей лаборатории, должны были передавать по радио исчерпывающие данные, по которым можно было бы определить природу космических частиц, стремящихся долететь до Земли. Эти невидимые частицы обладают огромной энергией, во много раз более сильной, чем "гамма-лучи", полученные в лабораториях на Земле. Некоторые ученые предполагают, что эти таинственные первичные частицы, летящие к нам из далеких глубин вселенной, не доходят до нас потому, что теряют свою энергию на создание известных исследователям других частиц - мезотронов.
   Подобные превращения получаются при столкновении космических лучей с атомными ядрами воздуха.
   Этот вопрос, так же как и ряд других, должен был проверить профессор Демидов при помощи летающей лаборатории.
   В лаборатории на вершине горы Алагез советскими учеными вот уже много лет подряд проводятся работы по изучению космических лучей. Накоплен большой научный материал. И не случайно поэтому профессор Демидов решил поднять изобретенные им аппараты в ионосферу именно на Кавказе, чтобы продолжить опыты своих предшественников, изучая космические лучи уже на других высотах.
   Он предполагал проверить действие космических лучей на ряде веществ. Специальные приборы с различными веществами были расположены по окружности диска рядом с камерами.
   Внизу, на десятках светящихся экранов и лентах записывающих приборов, регистрировались даже самые незначительные изменения вещества. Известно, что под сильным воздействием энергии, способной разрушить ядра отдельных атомов, можно превратить один элемент в другой: например, металл литий в газ гелий.
   Способны ли на такие чудеса космические лучи?
   Демидов тихо, стараясь не мешать операторам, ходил вдоль столов, заставленных аппаратурой. Около каждого прибора он останавливался и через плечо техника взглядывал на светящийся экран или медленно вращающийся барабан записывающего устройства.
   На экранах вспыхивали голубые звездочки; они катились, словно по ночному небу, и гасли где-то внизу (около ручек настройки и фокусировки, если описывать это явление достаточно точно).
   Невидимые и таинственные частицы материи попадали в объективы камер летающей лаборатории и, проходя через приборы, превращались в простые радиоимпульсы. Они мчались вниз, в этот зал, чтобы блеснуть на экране печальным или радостным вестником гибнущего или рождающегося мира. Мира далекого, может быть отстоящего от Земли на расстоянии миллиона световых лет.
   Юноши и девушки сосредоточенно, деловито записывали в разграфленные листки всё, что они видели на экранах.
   Потоки ливней голубыми нитями прочерчивали тускло светившиеся синие прямоугольники под затемняющими козырьками. Словно брызгами холодной фосфоресцирующей жидкости иногда заливается весь экран. Может быть, в этот момент гибли там, в высоте, новые порции ядер воздуха.
   Наконец-то начались основные испытания. Профессор Демидов готовился к ним три долгих, томительных года. Ему казалось, что никакая летающая конструкция не сможет поднять весь комплекс приборов, необходимых для всестороннего изучения вопросов, которым профессор отдал полжизни.
   И вот час тому назад, когда летающий диск достиг своего потолка, настали решающие минуты. Нужно было включить реактивный мотор, расположенный внизу, в центре диска.
   Теперь, уже не расходуя горючего на преодоление сопротивления воздуха, летающая лаборатория должна была подняться за пределы стратосферы.
   Это был волнующий момент.
   Дерябин вышел в соседнюю комнату, где находилась радиостанция. Оттуда он включит мотор.
   Тишина. Все взгляды были устремлены на барабан, где перышко, как казалось всем, еле-еле вытягивало прямую линию высоты.
   Демидов хорошо помнит эту минуту.
   Перышко вздрогнуло и поползло вверх.
   - Тридцать пять километров! - почему-то сразу охрипшим голосом проговорила девушка, следившая за высотомером.
   Потом профессор опять говорил по телефону: его спрашивала Москва о том, как проходят испытания. Он сказал, что пока всё благополучно. Ему нужно, чтобы летающая лаборатория поднялась выше ста километров.
   Демидов вспомнил, что в этот момент он неожиданно подумал о том, что скоро люди будут устанавливать рекорды высоты где-либо у границ ионосферы... Выше аэронавтам будет труднее забраться. Кто знает, как будет чувствовать себя человек в мощном потоке лучей из далеких миров...
   Друг из далеких лет
   - Дяденька, а дяденька! - как сквозь сон услышал Дим тонкий мальчишеский голос.- Чего это с вами?..
   В тот же момент Дим почувствовал как холодная вода полилась ему в горло.
   Он закашлялся и открыл глаза.
   Перед ним на корточках сидел черноглазый мальчуган и держал в руке жестяную кружку. С деловитым любопытством и сочувствием он смотрел на израненного человека, неизвестно откуда появившегося в этих краях.
   Дим почувствовал на лбу мокрую тряпку, приятно успокаивающую боль. Мальчуган приподнял голову Дима и, придерживая той же рукой тряпку, поднес ему ко рту кружку.
   Сделав несколько глотков, Дим пришел в себя и с удивлением поднял глаза. Ему улыбался мальчуган - босоногий, в одних трусах, черный от загара, как негритенок. Даже вьющиеся волосы мальчика подчеркивали его сходство с негритенком. На вид ему можно было дать лет десять.
   Он взглянул в кружку, выплеснул оттуда остатки воды и побежал к высокому обрывистому склону. Там, взяв кружку в зубы, мальчуган полез вверх, цепляясь за выступающие корни деревьев и пучки травы. Иногда он повисал на одной руке и, поворачиваясь всем телом к Диму, смотрел на него озабоченно и строго.
   Обратно спускаться было труднее. Мальчик прежде всего боялся расплескать воду, поэтому ему пришлось балансировать на двадцатиметровой высоте, пользуясь при спуске только одной рукой и цепкими ногами.
   Наконец он спрыгнул на траву, ухитрившись не пролить из кружки ни одной капли воды.
   Подпрыгивая на ходу, довольный самим собой, а главное - "дяденькой", которому, видимо, стало лучше, так как он сейчас приподнялся на локте и вполне осмысленным взглядом смотрит на него, мальчик прибежал к Багрецову и хотел было снять с человека пиджак, чтобы промыть рану на боку, которую он уже успел заметить.
   - Спасибо,- остановил его Дим, пытаясь сесть.- Далеко здесь до деревни?
   - Колхоза,- поправил его мальчуган.- Вы не дойдете, через гору надо.
   - А ты скоро добежишь? - спросил Дим, смотря на поднимающееся солнце.
   - Двадцать пять минут,- четко и важно ответил парнишка, взглянув себе на руку. Тут только Дим заметил, что его новый товарищ, кроме трусиков, носил еще и часы. Это было так необычно и трогательно, что Дим невольно улыбнулся.
   Мальчик, заметив, что тот смотрит на его часы, восторженно сказал:
   - Колхоз подарил.
   - За что?
   - Да так,- видимо, смутился мальчуган,- волка прогнал.
   Багрецов подумал, что, пожалуй, за такого парнишку нечего беспокоиться: он по праву займет свое место в будущем.
   - Послушай, мальчик,- схватил его за руку Дим.- Беги скорее в свой колхоз. Там есть телефон?
   - Конечно, есть,- с гордостью ответил тот.- Нам нельзя без телефона.
   - Скажи, чтобы вызвали междугороднюю. Киев... номер... Да тебе негде записать.
   - Зачем писать? Запомню.
   - Нет, нет,- обеспокоился Дим, шаря по карманам.- Тут нельзя ошибиться. Человек погибнет.
   Записной книжки в кармане не оказалось. Вадим вытащил ручку. Мальчик смущенно взглянул на свои запачканные смолой ладони.
   - На, пиши,- сказал он, выставляя вперед грудь.- Только крупнее.
   Багрецов начертил на его теле номер и рассказал мальчику о себе и о том, что нужно передать Дерябину или Ане. Пока Дим говорил, мальчуган дрожал от нетерпения: он чувствовал, что сейчас от него требуют самое важное, с чем он никогда не встречался в жизни.
   Он хотел было бежать но вдруг остановился.
   - Подождите, я перетащу вас в тень,- сказал он,- силясь приподнять Вадима за плечи.- Здесь будет очень жарко.
   Багрецов приподнялся сам и тут же чуть не упал.
   - Держитесь за мое плечо,- сказал мальчик.- Ничего, не бойтесь, теперь не упадете. А если кто раньше меня придет,- деловито заметил он,- скажите им, чтобы тащили прямо в дом Карповых.
   - Куда, куда? - в волнении спросил Дим.
   - Я говорю - Карповых. Ко мне, значит, к Юрке. Мы с матерью одни здесь остались. Как приехали во время войны, так и живем.
   Вадим опирался на худенькое детское плечо и чувствовал, что этот, пока еще маленький, советский человек по праву может быть тем другом из далеких лет, другом, которого выдумал он, Багрецов...
   Жар и холод
   Бабкин понял, что летающий диск поднимается вверх. Технику казалось, что всё его тело стало тяжелым, словно чугунным. В первый момент он не мог даже поднять руку, оторвать ногу от пола,- такой невероятной показалась ему собственная тяжесть.
   Понемногу он стал привыкать к этому ощущению. Наклонившись над зеркальным люком, он увидел, что земля подернулась синим туманом и только два серебряных моря, словно налитые ртутью, просвечивали сквозь синеву.
   Тимофей взглянул на часы. Сейчас должна быть передача... Надев наушники, он прислушался... Странные и непонятные голоса пищали в телефоне. Видимо, передавался какой-то очень сложный комплекс сигналов.
   Сквозь эти пискливые голоса он слышал треск включаемых и выключаемых реле, гудение моторов...
   Тимофей отер пот с лица. Что такое? Почему ему стало жарко?
   Он осмотрелся. По стенам кабины текли тонкие струйки: растаял иней. Через несколько минут струйки исчезли и обратились в пар.
   Было жарко, душно, как в бане. Бабкину показалось, что это мотор нагрел так кабину, но он сразу отказался от этого предположения, так как кабина со всех сторон нагревалась равномерно.
   Может быть, снаружи горит тепловая изоляция? Нет, здесь не может быть горения. Диск поднялся высоко, где, наверное, уже нет кислорода.
   Техник рванулся к двери, ведущей в коридор. Оттуда на него пахнуло раскаленным воздухом. Может быть, там горит?
   Бабкин вспомнил о пожаре стратостата. Там люди выбросились с парашютами. А он? Что может сделать он?..
   Техник захлопнул дверь и припал к горячему стеклу. Земля далеко... До нее, быть может, сорок, пятьдесят километров...
   Он чувствовал, будто трещат волосы, лопается кожа на лице, глаза покрываются твердой скорлупой и не могут уже смотреть.
   Но почему, почему стекло такое горячее, что до него нельзя дотронуться? Ведь стекло не должно нагреваться. Там, за этой прозрачной перегородкой,- мороз!
   Жара всё усиливалась. Казалось, что стенки кабины стали красными, раскаленными, словно за ними бушевало невидимое пламя.
   ***
   В правлении колхоза дежурил Горобец. Он составлял отчет о своей командировке. Завтра он навсегда покинет эти гостеприимные места и - почем знать? - может быть, иногда будет скучать по этим горным склонам, каких нет у него на Черниговщине.
   - Скорее, товарищ Горобец, вызывайте Киев! - еще в дверях крикнул Юрка. Он прислонился у притолоки, задыхаясь от быстрого бега, беззвучно показывал себе на грудь, стараясь привлечь внимание Миколы.
   - Вот скаженный! - усмехнулся тот.- Кричит, як с неба свалился.
   - Да не я... Дяденька упал.
   - Откуда?
   - Да вы же сами сказали,- досадуя на непонятливость Миколы, разозлился Юрка.- С неба!
   Подробно объяснять было некогда. Мальчик наскоро рассказал то, что ему передал Багрецов.
   Горобец почувствовал, что сейчас всё зависит от того, как скоро он сможет всё это сообщить в Киев. Надо было сначала связаться по местному телефону с районным центром, затем уже вызывать столицу Украины.
   Линия была занята. Напрасно Горобец требовал разговор-"молнию". Такой практики на местной линии не существовало.
   Но вот, наконец, его соединили с институтом. День сегодня праздничный, впрочем, ничего, дежурный должен быть на месте. Опять не везет! Дежурного вызвали к начальнику. Горобец долго ждал, теребя шнур у трубки.
   - Мне нужно товарища Дерябина! - закричал он, услышав голос дежурного.
   - Он очень занят и не может подойти к телефону.
   - Тогда... радистку Аню.
   - То же самое. Прошу вас позвонить попозже.
   - Не могу,- заволновался Микола,- мне они нужны очень срочно.
   - А кто это говорит?
   - Горобец... Тут, понимаете ли...
   Нет, ничего дальше не мог сказать Микола. В телефоне что-то затрещало, и равнодушный голос телефонистки прервал разговор, так как время истекло.
   - Товарищ Горобец,- тронул его за рукав огорченный посланец,- мне тот дяденька сказал, что эти люди обязательно должны чего-то сделать.
   - Тоже дежурного посадили, холера ему в бок! Поучився бы здесь, який должен быть дежурный...
   И Микола с остервенением стал снова крутить ручку телефона.
   ***
   В кабине летающей метеостанции, на горячем металлическом полу, лежал техник лаборатории № 9 Тимофей Бабкин.
   Как вытащенная из воды рыба, он широко раскрытым ртом жадно глотал воздух и смотрел на ребристый потолок, где дрожал синий отблеск то ли далекой земли, то ли облаков.
   Жара постепенно спадала. Стенки кабины остывали, и Бабкин чувствовал, что и раскаленная плита под ним (таким казался ему пол кабины) тоже стала холоднее. Тимофей привстал и, цепляясь за ребра каркаса, пододвинулся к приборам.
   Он стал придирчиво осматривать стеклянные трубки, не лопнула ли какая из них? Нет, как будто всё в порядке. Только вот заклеенная им трубка слегка пропускает жидкость. Надо исправить. Он еще раз туго обернул ее пропитанной в масле от конденсатора бумагой и стал осматривать аккумуляторы. Удивительно, как это они не испортились от жары?
   Но откуда появилась такая дьявольская температура? Надо записать. Он раскрыл димкину тетрадь и, взглянув на часы, стал записывать. Мало ли что с ним может случиться на этой чертовой высоте. Так никто и не узнает, что за странные явления происходили в летающей лаборатории.
   Мучительно хотелось пить, трудно было пошевелить языком, словно горячий песок наполнил весь рот. Он проник в горло. Тяжело дышать.
   Тимофей закрыл глаза и снова увидел Димку... Он размахивал руками и что-то беззвучно говорил...
   Знакомое с детства жужжание послышалось над самым ухом. Оно каким-то чудом прорвалось сквозь яростное шипение и вой реактивных моторов.
   Бабкин машинально взмахнул рукой, и на тетрадь упала пчела обыкновенная пчела с желтым полосатым брюшком. Неуклюже перебирая лапками, она торопливо поползла по исписанной странице.
   Видимо, эта неожиданная гостья земли выдержала мороз, спрятавшись где-либо у теплого работающего мотора метеостанции.
   Техник с тайной радостью следил за пчелой. Он не был сентиментален, но это живое существо, так же случайно, как и он, Бабкин, оказавшееся в ионосфере, почему-то растрогало его.
   Он смотрел на ее трепещущие слюдяные крылышки, на мохнатые лапки и боялся пошевельнуться, чтобы не спугнуть пчелу.
   Бабкин невольно подумал, что, собственно говоря, и он сам похож на нее. Он так же беспомощен здесь, на высоте. Он ничего не может сделать, даже если эта дискообразная ракета помчится навстречу холоду космических пространств. Навстречу смерти...
   Тим вспомнил, что прерыватель, который он монтировал, испытывался в термокамере при особых условиях, при температуре минус сто пятьдесят градусов! Он еще тогда удивился этому, но только сейчас понял, зачем это было нужно. Правда, кабина, видимо, сделана с тепловой изоляцией, а также окружена газом, но насколько всего этого достаточно, чтобы защитить живое существо от холода в двести семьдесять градусов?
   Бабкин вздрогнул и поежился. Действительно, что-то стало холодно. Он взглянул на зеркальный люк и увидел, что стекло снова покрылось инеем.
   Осторожно опустив тетрадь с ползавшей по ней пчелой на пол, Тимофей подвинулся к окну и стал слизывать освежающую снежную пыль.
   ***
   Дискообразная ракета вертикально поднималась вверх со скоростью пассажирского самолета. Ей не нужно было мчаться, обгоняя звук. Неторопливо и методично она несла свои многочисленные приборы сначала сквозь плотный воздух тропосферы, затем миновала слой озона, спокойно прошла сквозь невидимый ионизированный слой "Д", являющийся надежной преградой для длинных радиоволн, и теперь подбиралась к слою "Е".
   Наша атмосфера - словно слоеный пирог; причем только нижние его слои тоненькая корочка (если придерживаться сравнения с пирогом) - более или менее исследованы, все остальные пока еще темны и загадочны. Поэтому произвести своеобразный "разрез атмосферы" при помощи ракеты с приборами было очень полезно для исследования "темных слоев".
   Ракета, в которой сейчас находился техник Бабкин, точно сообщала на землю все особенности неисследованных слоев. Инженер Дерябин предполагал, что эти данные, полученные только за одни сутки испытаний летающего диска, могут составить целый том. Ничего похожего не было в истории исследований воздушного океана.
   Может быть, только сейчас Бабкин вполне ясно осознал, что представляют собой испытания, невольным свидетелем которых он стал.
   ...Как в сказке, где от волшебного слова мгновенно наступает весна, так и сейчас в обледеневшей кабине снова настала даже не весна, а жаркое лето.
   Недоверчивый и рассудительный Бабкин меньше всего этого ожидал. Он не верил в сказки. С презрительной усмешкой он смотрел, как на пушистом инее, покрывавшем окно, в самом центре его показались тонкие светлые прожилки, затем, постепенно расширяясь, они стали ручейками и разбежались в стороны.
   Выпуклое стекло очищалось от снега, как пригорок под весенним солнцем.
   Стало тепло. Исчез мороз космических пространств, о котором только что думал Тимофей. Он не мог поверить в эти чудеса. Он знал, что ракета не опускается, она летит вверх.
   Нагнувшись над мокрым стеклом, Бабкин увидел землю.
   В первый момент он даже не понял, что там, внизу... То ли облака, то ли горы? Да, конечно, облака.
   Но как они далеко!.. Повернув голову вправо, Тимофей, наконец, заметил, что у самой кромки облаков выступает земля. Именно "выступает", потому что она действительно кругла. Может быть, только начиная с этой высоты, земля кажется шарообразной. Ее край пропадает в лиловой глубине... Да, таким здесь кажется горизонт. И невольно возникает странная мысль: "Может быть, это и есть "край земли"?.." Шагнешь, оступишься - и полетишь в космос.
   Бабкину опять стало холодно. Но это было только нервное ощущение. В кабину снова возвращались тропики. Они властно заполнили ее всю, высушили и подогрели воздух. Пчела словно ожила от зимней спячки и, взлетев с тетради, ударилась о стекло. Внизу, в сотне километров от этого круглого окна, распускались под солнцем медвяные цветы.
   Лютый мороз - и тропическая жара! Холод - и опять нестерпимый зной!.. Тяжелый и нелепый сон! Бабкин не понимал, что с ним происходит.
   Вдруг в стеклянных трубках, идущих к приборам, на потолке появилось фиолетовое сияние. Ярко-зеленым светом вспыхнули толстостенные колбы с жидкостями. В колбе у самого потолка задрожал переливающийся всеми цветами радуги огонек.
   Бабкин в первый момент растерялся; он подумал, что сейчас может быть взрыв. Но это скверное ощущение быстро прошло, и, собравшись с мыслями, он решил отметить все эти непонятные явления в тетради.
   Скрупулезно и точно Бабкин записывал время, продолжительность свечения и характер реакции. Он был уверен, что всё это нужно.
   Бабкин взглянул на окно. По стеклу металась пчела.
   Неожиданно карандаш выпал у него из рук, а в глазах помутилось, он едва не упал с перекладины аккумуляторного каркаса, где он сидел.
   Нет, это ничего... Жара, наверное, так действует.
   Однако новые страшные и непонятные ощущения заставили Бабкина собрать все свои силы, чтобы не потерять сознания.
   Ему казалось, что сверху на него льется расплавленный металл. Обжигающие струи огненными змеями поползли по телу.
   Страшная догадка мелькнула у Бабкина: "Не космические ли лучи?" Они, как бумагу, пронизали своими смертоносными иглами металлический каркас кабины.
   От них никуда не денешься. Ни мороз, ни зной не остановили Бабкина: он всё испытал, он всё перенес, чтобы только не помешать этому небывалому полету. Но что же делать сейчас? Остановить?
   Но как? Где находятся реле, выключающие моторы, он не знает.
   Выключить питание? Невозможно. Замрут все аппараты, и тогда, наверное, прекратятся все начавшиеся реакции.
   Нет, всё это не спасет его. Стоит только выключить мотор, и вся лаборатория ринется вниз, уже ничем не удерживаемая в разреженной атмосфере. Где-нибудь у земли она ударится о плотный воздух и разобьется.
   Надо лететь вверх, навстречу смертельным лучам!
   Бабкин бессильно сполз на пол, к люку. На стекле лежала застывшая пчела.
   Ракета продолжала свой полет.
   ***
   Дежурный по сельсовету Микола Горобец, наконец, снова дозвонился до дежурного по научно-исследовательскому институту.
   Тот ему сообщил, что он и сейчас не может подозвать к телефону ни инженера Дерябина, ни его помощницу.
   - Почему? - опешил Горобец.- Опять заняты. Но мне...
   - Они выехали в командировку,- спокойно сообщил дежурный.
   Испытания продолжаются
   На маленький аэродром летного училища, расположенного в нескольких десятках километров от колхоза, где дежурил Горобец, садился большой транспортный самолет.
   Учлеты выбежали из помещения и с недоумением смотрели на странного гостя. Что с ним случилось? Может быть, вынужденная посадка?
   Однако, как потом стало известно, начальник школы еще рано утром получил радиограмму, где его предупреждали о прибытии на аэродром самолета со специальным заданием.
   Вот самолет уже на земле. Винты лениво вычерчивают в воздухе блестящие полосы и останавливаются.
   Учлеты спешат к двери кабины. Оттуда вылезает трубчатая лесенка, и по ней спускается строгая на вид девушка. Она сурово окидывает взглядом улыбающихся юношей в летных комбинезонах, и те мгновенно становятся серьезными.
   Видимо, эта пассажирка имеет самое непосредственное отношение к специальному заданию.
   Несомненно, ребята были правы, Аня играла немаловажную роль в заключительном этапе испытаний.
   Из кабины вышли конструктор Поярков, инженер Дерябин и профессор Демидов. За ними постепенно выходили и другие сотрудники института, принимающие участие в испытаниях летающей лаборатории.
   Основные исследования были закончены, и теперь, уже на месте посадки лаборатории, оставалось повторить лишь некоторые пункты обширной программы испытаний.
   Демидов сразу же отошел в сторону и, стараясь скрыть непонятное для его друзей волнение, углубился в записи последнего часа испытаний.
   - Ничего, аэродром подходящий,- радостно проговорил Поярков, осматриваясь по сторонам.- Главное, защищен от ветра. Я думаю, что сегодня к вечеру мы спокойненько спустим диск, можно сказать, прямо на мачту радиостанции.
   - Надо сначала ее поставить,- заметил Дерябин.- И потом я не думаю, чтобы Алексей Фомич стал особенно торопиться с этим делом. Он хотел еще проверить температурную кривую на больших высотах, а затем уже при спуске вновь зафиксировать ее. Правда,- инженер понизил голос,- это для него не главное. Вы заметили, как он был взволнован перед отлетом сюда. Редко я таким видел Алексея Фомича... Что касается меня, то я бы тоже еще раз посмотрел своими глазами на вновь записанную на ленте температуру в стратосфере и ионосфере. К погоде это имеет прямое отношение. Впрочем,усмехнулся он,- может быть, после всех этих испытаний у вас есть какие-нибудь сомнения в надежности конструкции при длительном подъеме?
   - Да нет, что вы!..- смущенно заметил конструктор.- Теперь я уже ни в чем не сомневаюсь. Кстати, существование теплых поясов в стратосфере сравнительно недавно опровергалось видными специалистами. Они не предполагали, что в стратосфере такое большое количество озона, особенно поглощающего тепловые лучи.
   - Однако это пока еще только предположение, что от нагревания озона солнечными лучами и образуется тепловой пояс в стратосфере,- возразил Дерябин.- Ничего, батенька, расшифруем все записи и тогда проверим,улыбнулся он.- Хорошо, что анализатор воздуха снова начал работать на большой высоте. При обработке записей узнаем, сколько озона в тепловом поясе. Всё это для предсказания погоды тоже очень важно.
   - Вы знаете, Борис Захарович,- задумавшись, проговорил конструктор,- я никогда не предполагал, что в стратосфере еще столько неизвестного. Мы действительно обнаружили выше тридцати пяти километров начало первого теплового пояса. К пятидесяти километрам его температура достигает семидесяти пяти градусов. Кто бы мог раньше думать, что там, наверху, жарче, чем в Африке! А потом опять холод, и снова, около восьмидесяти километров высоты, начинается второй тепловой пояс. О нем мы почти ничего не знаем. Говорят, что там происходят очень сложные физические процессы... Ультрафиолетовые лучи солнца разрушают молекулы воздуха. На этой высоте они сталкиваются с атмосферой...- Поярков, прищурившись, взглянул на инженера и со вздохом добавил: - Сколько тайн и загадок! А что делается еще выше трудно даже предположить.