Страница:
Он стал диктовать письмо родителям, не зная живы ли они, вернулись ли
из эвакуации. "Нахожусь в госпитале после тяжелого ранения. Надеюсь на
встречу с вами". Она писала, переспрашивала и в голосе ее чувствовалось
сострадание. Наум ощущал ее дыхание рядом, запах дезраствора и лекарства
исходящие от ее халата. И теплая волна благодарности к этой незнакомой
женщине охватывала его и хотелось, чтобы подольше она сидела рядом, не
уходила.
Теперь он уже знал, когда бывали следующие дежурства Симы. Он
чувствовал само ее появление в палате. И знал, что она всегда задержится у
его кровати, как бы ни была занята. Это не ускользнуло от чуткого Захара и
он не замедлил пошутить: "Смотри, еще влюбится в тебя. Хоть и незрячий ты, а
видно, красивый. Бабам, наверно, нравишься. ".
А Наум нащупывал под повязкой свои глубокие впадины глаз и еще больше
впадал в отчаяние. Он слушал радио в наушниках и знал, что родной город его
уже освобожден. Но мысль о возвращении не радовала его. Не мог представить
себя своего дальнейшего существования там. Был до войны неплохим часовым
мастером. А чем сможет он заниматься теперь....
Наступила весна. Держась за стенку и друг за друга, вдвоем с Захаром
они выбирались на просторный больничный двор, усаживались на скамейку и
ощущая на лицах теплое южное солнце, вдыхали свежий, пахнущий соленым
морским ветром апрельский воздух. И незаметно, исподволь появлялась у Наума
слабая, неясная надежда на что-то хорошее еще.
Вечером должна была заступить на дежурство Сима и он ловил себя на
мысли, что ждет ее появления, думает о ней. О злился на себя за это, убеждая
себя, что не имеет права на что-то рассчитывать, что внимание ее нему
вызвано лишь жалостью.
Спустя еще месяц, Наум, в гимнастерке и сапогах, худой, с чуть
отросшими курчавыми волосами, в черных очках, прикрывающими страшные
глубокие провалины глаз, стоял на крыльце госпиталя, прощался со всеми. Он
знал, что его будет провожать до дома проводник и стоял в ожидании. Вдруг он
почувствовал рядом с собой Симу. "Пришла проститься"- подумал он, протягивая
ей руку. Но она осторожно взяла его ладонь, положила себе на плечо.
- Я буду сопровождать тебя домой. У меня командировка.
Наум растерялся от неожиданности, повернулся к стоящему рядом Захару.
Но тот еще раз обняв друга, похлопал его по спине. "Все, мол, в порядке"
Долгим и утомительным был путь из Баку в далекий разрушенный войной
украинский город. Ранним августовским утром, наконец, они выбираются из
вагона и долго идут по центральной улице все прямо и прямо. И он спрашивает
Симу, что она видит справа, слева. А она видела одни лишь развалины
почерневших с выбитыми стеклами домов.
Они переходят узкий деревянный мост через реку, сворачивают влево, в
кривой переулочек. Почти на ощупь определяет он свой дом, чудом уцелевший.
Поднимается сам по ступенькам, стучиться в дверь. На пороге появляется отец,
затем выскакивает мать, с криком кидается на грудь сыну. Отец обхватывает
его за плечи, на руке виснет сестренка- плач, крики, поцелуи. Их обступают
выбежавшие на шум соседи. И лишь потом, мать отрывается от него и видит
снизу, из-под плотно прилегающих черных очков пустые глазницы. Она хочет
что-то спросить, но не может - лишь со страхом смотрит в его лицо, не в
силах остановить слез. Наконец, отец, громко прикрикивает на всех:
- Хватить плакать! Радоваться надо. Это счастье. Наш сын вернулся
живым.
Он повернулся к Симе, тоже вытиравшей глаза платком.
Наум, почувствовал это, сказал.
- Это Сима, моя медсестра. Она лечила и выхаживала меня в госпитале.
Мать обняла Симу-
- Спасибо вам за сына. Мы не отпустим вас. Вы должны немного погостить
у нас.
- Лишь до завтра - улыбнулась она в ответ. - Командировка у меня
заканчивается.
И вот уже готовится скудный ужин на керосинке, и на столе купленная
где-то отцом четвертушка самогонки и разговоры, разговоры до поздней ночи.
Наконец, все утихло в доме. Лишь негромко переговариваются Наум и Сима,
которой мать постелила на топчанчике в той же комнате, где и сыну
Выпитая рюмка придала ему смелости и после долгой паузы, Наум отважился
произнести
- Завтра ты уезжаешь и наверно, мы больше никогда больше не увидимся...
Наверно, не должен тебе это говорить. Не имею права... Но все же скажу -
Подумай и ответь. Реши для себя... Можешь ты остаться здесь, со мной?
Сима долго молчала. Понимала, чего стоило ему сказать это. Но что
ответить? Что не признаваясь себе самой, она чувствовала, как влечет ее к
этому молодому, сильному парню. Как привязалась за все это время к нему,
такому беспомощному, так нуждающемуся в чьей-то помощи и поддержке. Она
думала и о своих матери и сестре, оставшихся там, в Баку. Как они будут без
нее и как отнесутся, если она примет такое решение. И может ли она взять на
себя такую ответственность и такую ношу. Быть ему нянькой всю жизнь, его
поводырем.. Он сидел, свесив на пол ноги, низко опустив голову. Казалось,
что и не ждет уже ответа. Но после долгого, мучительного молчания, она, все
же произнесла:
- Не знаю, что и сказать. Ты многое и сам понимаешь... Кроме того, я
ведь старше тебя намного...
Он поднялся с постели, сделал шаг к топчану. Она сидела, подперев лицо
ладонями. Он сел рядом, взял ее мягкие полные руки, стал целовать. Затем
обнял ее, привлек к себе. Она не отстранилась...
Сима осталась с ним. Они расписались в Загсе и стали жить вместе той
тяжелой, послевоенной жизнью с длинными очередями за хлебом и керосином, с
талонами на уголь и крупу. Она ходила с ним в разные инстанции, добивалась
положенных ему льгот.
Его попытки освоить какую-то профессию долго не приносили успеха Из-за
сильных головных болей он не мог, как другие незрячие, штамповать гвозди на
специальном станке или переплетать книги.
Сима пошла с ним в горздравотдел и добилась направления на курсы
массажистов. Вместе с ним поехала в другой город, жила в каком-то
полуразрушенном общежитии, водила на занятия, читала ему учебник, учила
всему, что сама знала.
Потом он стал работать массажистом в городской больнице. Его гибкие,
чуткие пальцы нащупывали болезненную зону, растирали, разминали, снимали
напряжение, творили чудо. Его стали ценить как хорошего специалиста и сидели
в очереди на прием именно к нему, "слепому массажисту" И Сима каждое утро
водила его на работу, а вечером домой.
Наум, возмужавший, раздавшийся в плечах, всегда чисто выбритый и
наглаженный, стал неузнаваем. Когда они шли по улице, люди оборачивались
вслед этой необычной паре. Сима, невысокая, полная, с приветливо улыбчивым
лицом. И он, молодой, стройный в черных очках, опиращийся ладонью на ее
плечо, чуть сзади следовавший за нею.
Через два года у них родился сын. Еще через два- дочь К тому времени
ему выделили квартиру в новом доме. Он научился выполнять несложную домашнюю
работу, уверенно передвигался. по квартире. Любил в летние вечера спуститься
во двор, сидеть на скамейке, подолгу разговаривать с соседями.
Работа, дом, дети делали его счастливым. Его глазами была Сима. А потом
подросли дети и уже они стали его поводырями .
Раз в год ему, инвалиду первой группы, выделялись две путевки в один из
Сочинских санаториев. Вдвоем с Симой целый месяц проводили у моря, отдыхали,
купались, вечерами гуляли по набережной.
Однажды, списавшись заранее, встретились там с Захаром и с его женой,
красивой, энергичной Ольгой. После войны те переехали в город и работали
вдвоем в школе для незрячих.
Друзья подолгу вели разговоры, вспоминали войну и все, что пришлось
пережить им.
Нелегкими были их жизни. Но были рядом с ними женщины. Их путеводные
звезды. Звезды большой любви.
---------------------------------------------------------------
© Copyright Майя Немировская
Date: 05 Jul 2001
OCR: Tanya Povolotsky
---------------------------------------------------------------
За окном быстро сгущались вечерние сумерки. В многоэтажке напротив один
за другим зажигались желтые, тусклые квадратики окон. Рабочий день давно
закончился, и в коридоре затихали привычные голоса, звуки.
Рита взглянула на часы, отодвинула журнал с записями и застегиваясь на
ходу, вышла через неярко освещенный коридор отделения на улицу.
Холодный порывистый ветер резко рванул полы плаща, забрался под
воротник, заставил прибавить шаг. Тускло светящиеся вывески магазинов, толпа
на остановке, нагруженные сумками прохожие - обычная вечерняя картина. Ничем
не примечательный день со всей своей рутиной, мелкими неурядицами, так
похожий на десятки других, заканчивался...
Разве что сегодняшний звонок Липского. Рита улыбнулась при мысли о нем.
Поклонник? Впрочем, какая разница? Не так уж часто звонят ей просто так, не
по работе...
В конце лета, на городской конференции, сидящая рядом сотрудница
представила Рите своего коллегу - окулиста. В перерыве, прогуливаясь по
фойе, разговорились. Среднего роста, черноволосый с небольшими залысинами на
лбу и спокойным внимательным взглядом, Липский располагал к себе какой то
мягкостью, интеллегентностью. Он рассказывал о своей глазной клинике, о
новых сложных микрооперациях. "Умница, золотые руки"-сказала ей позже Дина
Борисовна - и многозначительно добавила - " кстати, холостяк".
За всякими мелкими делами как-то и не вспоминалось об этом знакомстве,
и когда месяца два спустя, в конце рабочего дня в телефонной трубке
прозвучал его голос, Рита сразу и не поняла кто это. Поговорив о том, о сем,
Липский неожиданно предложил билеты в театр, на премьеру.
В зале не было свободных мест. И нарядная публика, и игра актеров, и
атмосфера какой-то праздничности - все принесло Рите чувство давно не
испытываемого наслаждения, и она поневоле ощущала благодарность к сидящему
рядом с ней человеку за этот неожиданный подарок.
Они возвращались ночными бесшумными улицами. Падал первый легкий
снежок, зависая воздушными гроздьями на проводах, искрясь, переливаясь под
фонарями. В машине было очень тихо и уютно. Не хотелось разрушать это
удивительное ощущение красоты и покоя, и всю дорогу оба молчали. Он проводил
ее к подъезду, ждал, пока она поднималась по лестнице.
И вот сегодняшний звонок, и предложение снова куда-нибудь пойти в
выходной день, заставили ее улыбнуться и подумать, наверно, начинает
ухаживать...
А хочется ли ей этого? Не уверена. Все стало таким привычным и удобным
в укладе ее последних лет. Есть любимая работа. Есть родной человек, мама.
Много времени забирает и недавно начатая работа над диссертацией. В этом
своем мире она чувствовала себя комфортно и давно уже была убеждена, что не
ищет, по крайней мере сейчас, никаких перемен.
В редкие свои выходные, Рита обычно занималась домом - мыла, чистила,
натирала все, что могло блестеть в их с мамой небольшой квартире. Вот и
сегодня за окном солнечное морозное утро, мама ушла к соседке разбираться в
сложном узоре для вазания и закончив домашние дела, перед тем как засесть за
письменным столом, Рита решила немного пройтись по свежему снежку. Она уже
натягивала сапоги, когда раздался телефонный звонок. Это был Липский. Он
впервые звонил ей домой. После нескольких обычных фраз, он сказал:
- Знаете, с удовольствием пригласил бы вас куда- нибудь сегодня. А
приходится просить об одолжении. Но отказаться- ваше право. Дело вот в чем.
Одному из моих больных нужна срочная консультация. Это по вашему профилю, и
если вы согласитесь, я пришлю за вами машину.
Какая-то не совсем уверенная интонация чувствовалась в его голосе, и
Рита подумала, что, наверно, не в консультации дело. Впрочем, все равно. Она
оделась и вышла на заснеженную, искрящуюся под солнцем улицу. Минут через
двадцать подъехала санитарная машина и веселый молодой водитель распахнул
дверцу.
Липский стоял в вестибюле в халате и шапочке, ожидал ее. По широкой,
мраморной лестнице они поднялись на второй этаж, прошли в просторный кабинет
с табличкой "зав отделением". Пошутив насчет "оперативности"в их профессии,
он помог ей накинуть накрахмаленный халат, усадил в свое кресло, расскрыл
лежащую на столе историю.
- Этот больной, инженер - химик 34 лет, привезен к нам две недели
назад. В результе аварии в вакуумной лаборатории, получил травму обеих глаз.
Правый ему удалили в местной больнице сразу же. Поврежденный зрительный нерв
левого глаза также практически не дает шансов на восстановление зрения. Но
мы хотим попытаться сделать все возможное. Больной и сам настаивает на
операции. Дело усложняется еще и сопутствующим его заболеванием - острой
язвой 12- перстной кишки. Это оттягивает срок оперативного
вмешательства-возможны осложнения. Начатое лечение не дало пока результатов.
И необходимо, с вашей помощью, как можно быстрее разобраться в характере
этого обострения.
Липский протянул ей историю и Рита сразу углубилась в ее изучение.
Анализы, рентген. Он включил экран и она видела на снимках большую
воспаленную "нишу" и несколько мелких, зарубцевавшихся язв. По снимкам все,
как будто, было ясно. Она внимательно перелистала историю еще раз, затем
поднялась
- Давайте посмотрим больного.
Они прошли по коридору и остановились у приоткрытой двери небольшой
двухместной палаты. Одна кровать была свободна. На другой спиной к двери,
прислонившись спиной к стенке, сидел мужчина. Большую часть его темноволосой
с проседью головы закрывала широкая марлевая повязка.
Еще не переступив порог и все еще стоя в проеме двери, Рите показалось
что-то очень знакомое в полуобороте его головы. Она вгляделась еще раз. Нет!
Не может быть! Бросила быстрый взгляд на титульный лист истории и у нее
подкосились ноги. Сзади стоял Липский и казалось, наблюдал за ней. Она
перехватила его взгляд. Что это? Он специально вызвал на эту консультацию
ее? Первая реакция была повернуться и уйти, но какая-то магнитная сила
продолжала удерживать ее на пороге. Стиснув в руках историю и стараясь
справиться с дрожью в ногах, сделала шаг вперед.
- Я привел вам консультанта - услышала она голос Липского.
Рита присела на пододвинутый им стул и после затянувшейся паузы стала
что - то спрашивать изменившимся, чужим голосом. Потом холодными,
подрагивающими пальцами она пальпировала живот. Стараясь справиться с
волнением, произнесла наконец
- Необходима фиброгастроскопия. Завтра я смогу посмотреть больного у
себя в отделении - она повернулась и слишком поспешно вышла из палаты.
Липский последовал за ней.
В кабинете она села сбоку стола, не поднимая глаз, стала записывать
историю. Она чувствовала, как горит жаром ее лицо. И еще ощущала на себе
пристальный, немного недоуменный взгляд Липского.
- Он знаком вам? Впрочем, он сам просил пригласить на консультацию вас.
Извините, наверно, я не должен был...
Она промолчала. Почему он не предупредил к кому вызывает ее.? Вряд ли
пришла бы. К чему ей все это. К чему ворошить в душе то, что давно уже
закрыла наглухо на все замки...
Она не смогла уснуть до самого утра, старалась не думать, не
вспоминать. Но его забинтованная голова, этот до боли знакомый профиль,
крепко сжатые кисти бледных рук снова и снова всплывали перед глазами, не
давали забыться сном.
Утром после холодного душа и крепкого кофе, она почувствовала себя в
обычном ритме и ночные мысли немного отодвинулись на задний план.
Но едва вошла в ожидалку и увидела его согнутую фигуру у стены, низко
опущенную голову - что-то дрогнуло у нее в груди и снова появилось желание
повернуться, уйти. Но было поздно- медсестра уже вводила его в кабинет,
усаживала в кресло. Рита старалась не смотреть в их сторону.
Движения ее были четкими и отработанными, гибкий японский зонд послушно
двигался в руках. На некоторое время она забыла кто сидит перед ней в
кресле, сосредоточилась лишь на исследовании. Закончив, взглянула на его
лицо. Он почувствовал взгляд, хотел спросить что-то, но его уже осторожно
поднимали, выводили за дверь.
- Такой молодой и уже беспомощный- вздохнула пожилая медсестра,
укладывая инструменты для стерилизации.
Позже Рита позвонила Липскому, коротко сказала о своем заключении, Ей
не хотелось разговаривать и она сразу положила трубку.
И снова долго, несмотря на усталость, не смогла уснуть ночью, снова
зашевелились и ожили в памяти казавшиеся уже забытыми картины...
... Приближался Новый год, самый любимый Ритин праздник. Особенно сейчас,
когда счастье казалось таким близким. Когда загадовалось и мечталось...
В актовом зале института все было готово к новогоднему балу. Гирлянды
фонариков и снежинок над головой, большая сверкающая елка в центре, музыка
льющаяся из динамиков, шутки, взрывы смеха. Рита стояла у входных дверей не
переодеваясь. Она ждала Марка. Дверь почти не закрывалась, впуская все новых
молодых людей. Вдруг в толпе неожиданно мелькнула знакомая белая шубка. Это
Светка, ее подруга - как же здорово, что она приехала.
Рита бросилась к ней, они обрадованно обнялись
- А я не одна - улыбающаяся Света повернулась к высокому парню в
спортивной куртке
- Знакомтесь - это Андрей. А это-моя лучшая и единственная подруга
Рита.
В зале уже наигрывал интрументальный ансамбль и танцевали первые пары.
- Ну а где же твой Марк, о котором ты писала? А как тебе Андрей? - тихо
спросила Света.
- Вы приехали вместе?
- Не знаю как сказать. Он приехал ко мне, но мама считает, что он не
может у нас остановиться. А в гостинице нет мест. Ладно, в конце концов,
заночует на вокзале. А где же все-таки Марк? Очень уж хочется увидеть, кто
же растормошил тебя, недотрогу.
И тут Рита, все время поглядывающая на лестницу, увидела его
поднимающегося к ним, и сразу какая-то нежная сладкая волна подкатила к
груди. Она подлетела к Марку, начался танец и он сразу увлек ее в круг,
что-то говорил, но из-за грохота музыки ничего нельзя было расслышать.
Издали она видела танцующих Свету с Андреем. Как хорошо, что она приехала.
Можно будет наговориться вдоволь, поделиться как в детстве своими
"секретами".
... Дружили они еще со школы, всегда сидели за одной партой. Обе были
отличницами. Веселая остроумная, со светлыми кудряшками и ямочками на щеках
Света, и серьезная с длинными каштановыми косами и большими серыми глазами
Рита - они были неразлучны. Обе тянули на медаль, но получила ее лишь Света.
Она уехала учиться в юридический. А Рита, мечташая стать врачом, первый год
не прошла по конкурсу, работала в баклаборатории, мыла чашки для посевов и
продолжала зубрить. Подружка писала нередкие письма о веселой студенческой
жизни, о своих успехах у парней. Летом на каникулы приехала неузнаваемая,
очень похорошевшая, с тонко выщипанными по моде бровями и короткой стрижкой.
Вторая Ритина попытка все же увенчалась успехом- она стала студенткой.
Во время "трудового семестра" в совхозе она познакомилась с Марком. Он
выделялся своей внешностью - высокий, спортивный, с белоснежной улыбкой на
смуглом лице. Впервые увидев его, Рита почувствовала как что-то дрогнуло у
нее в груди - в ее девичьих мечтах был именно такой, как он.
Стояли теплые прозрачные дни "бабьего лета". И яблоневый сад с
красно-желто-зелеными фонариками на ветках, и густой пахнущий медом воздух,
и неумолкающие шутки и смех сборщиков урожая с сачками для подхвата яблок, и
ее первое чувство - все было волнующе прекрасно,
Она продолжали встречаться с Марком и по возвращению в город. Он учился
в химико-технологическом, бывал занят и на тренировках. И когда Рита
выбегала из дверей института и видела его, ожидающего на противоположной
стороне улицы, она забывала обо всем - и что сессия на носу, и что ничего не
ела с утра. Они шли куда - нибудь, куда глаза глядят и им оборачивались
вслед. И первые розы из его рук, и первый поцелуй, и первые слова любви-это
бывает лишь однажды.
Он сказал, что написал о ней родителям. И уже строились общие планы на
будущее лето...
О своем чувстве она поведала в письме лишь подруге, и как много надо
было еще рассказать при встрече. Глядя издали на прижавшихся в танце Свету и
Андрея, она подумала, что и у них, наверно, все серьезно.
Когда расходились, договорились встречать вместе Новый год. Андрей
безропотно настроился идти ночевать на вокзал, но Марк предложил уговорить
дежурную в его общежитии. Проводив девушек, они ушли вместе.
Немного огорченная, что не удалось побыть с Марком наедине, Рита прошла
в свою комнату и несмотря на поздний час, тихо, чтобы не разбудить маму,
позвонила подруге. Они проговорили шепотом почти до утра.
Вечером собрались в большой Светиной квартире. Было еше несколько пар.
Сообща накрывали стол, нарезали салаты. Шампанское, звон бокалов, смех,
танцы - было по-новогоднему шумно и весело. Света в сильно декольтированном
платье и по новому уложенными волосами была, как всегда, королевой бала. Она
пела под гитару свой коронный романс "Только раз бывает в жизни встреча,
только раз судьбою рвется нить. Только раз в холодный зимний вечер мне так
хочется любить"- И столько проникновенного чувства было в ее голосе, в ее
глазах, что все очарованно смотрели на нее.
Уже начинало светать, когда расходились по домам. Рита с Марком
медленно шли по блестящему, подмерзшему за ночь снегу, по необычно людной в
это время улице, потом стояли обнявшись в подъезде и не было усталости после
бессонной ночи, и не хотелось расставаться...
Ее разбудил телефонный звонок. Мама в прихожей негромко разговаривала с
кем-то. Больше Рита не смогла уснуть и вспомнив, что они договаривались
встретиться все вместе на катке, вскочила, наскоро выпила чай и накинув на
плечо сумку с коньками, направилась к троллейбусу. До условленной встречи
было еще рано и она неторопливо шла по широкой парковой аллее к сверкающему
льду стадиона, откуда уже слышались голоса ранних катающихся. Чтобы не
замерзнуть, переобулась и стала скользить по льду. Что-то долго не идут
друзья.
Вдруг она увидела их еще издали. Они шли, оживленно переговариваясь.
- Привет! Уже катаешься? А мы замерзли - Света засмеялась, уселась на
скамейку переобуваться.
- А где же вы Андрея потеряли?
- Что-то разонравилось ему здесь- Света капризно передернула плечами-
взял и ехал утренним поездом. Я зашла за ним в общежитие, а он уже укатил.
Марк молча одевал коньки.
- Ну, поехали, девчонки-он схватил их за руки, потащил на лед.
Катались долго, до изнеможения. По дороге домой Света вдруг предложила:
- Завтра уезжать. А давайте-ка еще сегодня соберемся, я позвоню
ребятам, посидим, потанцуем.
Может, из-за того, что все недоспали прошлой ночью, скучновато было в
этот вечер. Кто-то напомнил, что завтра Свете рано вставать на поезд и пора
расходиться.
Марк вышел на балкон покурить. Рита помогала девочкам собирать со
стола, и стянув скатерть, решила стряхнуть крошки. Пройдя через прихожую и
небольшую, полуосвещенную комнату, приоткрыла балконную дверь и остановилась
в нерешительности. В углу затемненной лоджии тесно прижавшись друг к другу
стояла пара. Они целовались. Рита уже было повернулась обратно. Но что-то
заставило ее посмотреть еще раз. И вдруг увидела, что эти двое - Света и
Марк. Они не замечали ее. Какую - то долю секунды Рита стояла не понимая, не
веря глазам. Потом отшатнувшись, выскочила в прихожую и выронив на пол
скатерть, рванула с вешалки пальто. Она бежала вниз по лестнице, потом
куда-то по снегу, сама не зная куда. Нервная дрожь сотрясала ее тело.
Остановилась лишь, когда поскользнулась в своих вечерних туфлях, упала на
руку. Вскочила, не чувствуя боли. В голове не было никаких мыслей, какое-то
тупое безразличие. Куда она бежит? Только теперь почувствовала как жжет,
горит огнем рука. Даже при слабом свете фонаря было видно, как быстро она
отекает.
На улице было тихо и пустынно. Нужно немедленно в ургентную, наверное
перелом. В троллейбусе сидела на заднем сидении, невидяще уставившись в
окно. И вдруг резкая боль пронзила ее тело. Что же это? Не может быть! Марк
не мог предать ее. А она? Нет, это какая-то ошибка, это были не они.
Дежурный хирург сразу определил сложный перелом. Гипс и обезболивающие
несколько уменьшили боль. Позвонила маме, сказала, что ее оставляют в
больнице. старалась успокоить ее. В палате она задремывала на полчаса и
пробуждалась, словно подброшенная током, сразу вспоминала, что произошло.
Горечь и обида разрывали ее на части. Она рыдала, уткнувшись в подушку.
Закончилась кошмарная ночь. Надо было что- то отвечать прибежавшей на
рассвете маме и не обьясняя почему, просить ее не говорить никому, где она
находится. Больше всего боялась увидеть сейчас его глаза.
Через две недели с гипсовой повязкой Рита пошла в институт на лекции. В
первый же день она увидела его стоящим на обычном месте. Она быстро свернула
к ближайшей остановке. Он бежал следом
- Подожди. Нам нужно поговорить.
Она не ответила, успела вскочить в подошедший трамвай. Это повторилось
и на следующий день и через день. Он забежал вперед, схватил за здоровую
руку. остановил ее, пытался что-то сказать.
Со сжатыми добела губами Рита еле слышно произнесла:
- Уйди. Это все. Навсегда.
Наверно было в ее голосе, в ее глазах что-то такое, что заставило его
отпрянуть, отпустить руку. Он стоял и смотрел растерянно, как она уходит по
заснеженному тротуару.
Потом и от подруги стали приходить письма. Рита рвала их, не читая.
Она очень страдала. Как ни старалась взять себя в руки, все - и осенний
из эвакуации. "Нахожусь в госпитале после тяжелого ранения. Надеюсь на
встречу с вами". Она писала, переспрашивала и в голосе ее чувствовалось
сострадание. Наум ощущал ее дыхание рядом, запах дезраствора и лекарства
исходящие от ее халата. И теплая волна благодарности к этой незнакомой
женщине охватывала его и хотелось, чтобы подольше она сидела рядом, не
уходила.
Теперь он уже знал, когда бывали следующие дежурства Симы. Он
чувствовал само ее появление в палате. И знал, что она всегда задержится у
его кровати, как бы ни была занята. Это не ускользнуло от чуткого Захара и
он не замедлил пошутить: "Смотри, еще влюбится в тебя. Хоть и незрячий ты, а
видно, красивый. Бабам, наверно, нравишься. ".
А Наум нащупывал под повязкой свои глубокие впадины глаз и еще больше
впадал в отчаяние. Он слушал радио в наушниках и знал, что родной город его
уже освобожден. Но мысль о возвращении не радовала его. Не мог представить
себя своего дальнейшего существования там. Был до войны неплохим часовым
мастером. А чем сможет он заниматься теперь....
Наступила весна. Держась за стенку и друг за друга, вдвоем с Захаром
они выбирались на просторный больничный двор, усаживались на скамейку и
ощущая на лицах теплое южное солнце, вдыхали свежий, пахнущий соленым
морским ветром апрельский воздух. И незаметно, исподволь появлялась у Наума
слабая, неясная надежда на что-то хорошее еще.
Вечером должна была заступить на дежурство Сима и он ловил себя на
мысли, что ждет ее появления, думает о ней. О злился на себя за это, убеждая
себя, что не имеет права на что-то рассчитывать, что внимание ее нему
вызвано лишь жалостью.
Спустя еще месяц, Наум, в гимнастерке и сапогах, худой, с чуть
отросшими курчавыми волосами, в черных очках, прикрывающими страшные
глубокие провалины глаз, стоял на крыльце госпиталя, прощался со всеми. Он
знал, что его будет провожать до дома проводник и стоял в ожидании. Вдруг он
почувствовал рядом с собой Симу. "Пришла проститься"- подумал он, протягивая
ей руку. Но она осторожно взяла его ладонь, положила себе на плечо.
- Я буду сопровождать тебя домой. У меня командировка.
Наум растерялся от неожиданности, повернулся к стоящему рядом Захару.
Но тот еще раз обняв друга, похлопал его по спине. "Все, мол, в порядке"
Долгим и утомительным был путь из Баку в далекий разрушенный войной
украинский город. Ранним августовским утром, наконец, они выбираются из
вагона и долго идут по центральной улице все прямо и прямо. И он спрашивает
Симу, что она видит справа, слева. А она видела одни лишь развалины
почерневших с выбитыми стеклами домов.
Они переходят узкий деревянный мост через реку, сворачивают влево, в
кривой переулочек. Почти на ощупь определяет он свой дом, чудом уцелевший.
Поднимается сам по ступенькам, стучиться в дверь. На пороге появляется отец,
затем выскакивает мать, с криком кидается на грудь сыну. Отец обхватывает
его за плечи, на руке виснет сестренка- плач, крики, поцелуи. Их обступают
выбежавшие на шум соседи. И лишь потом, мать отрывается от него и видит
снизу, из-под плотно прилегающих черных очков пустые глазницы. Она хочет
что-то спросить, но не может - лишь со страхом смотрит в его лицо, не в
силах остановить слез. Наконец, отец, громко прикрикивает на всех:
- Хватить плакать! Радоваться надо. Это счастье. Наш сын вернулся
живым.
Он повернулся к Симе, тоже вытиравшей глаза платком.
Наум, почувствовал это, сказал.
- Это Сима, моя медсестра. Она лечила и выхаживала меня в госпитале.
Мать обняла Симу-
- Спасибо вам за сына. Мы не отпустим вас. Вы должны немного погостить
у нас.
- Лишь до завтра - улыбнулась она в ответ. - Командировка у меня
заканчивается.
И вот уже готовится скудный ужин на керосинке, и на столе купленная
где-то отцом четвертушка самогонки и разговоры, разговоры до поздней ночи.
Наконец, все утихло в доме. Лишь негромко переговариваются Наум и Сима,
которой мать постелила на топчанчике в той же комнате, где и сыну
Выпитая рюмка придала ему смелости и после долгой паузы, Наум отважился
произнести
- Завтра ты уезжаешь и наверно, мы больше никогда больше не увидимся...
Наверно, не должен тебе это говорить. Не имею права... Но все же скажу -
Подумай и ответь. Реши для себя... Можешь ты остаться здесь, со мной?
Сима долго молчала. Понимала, чего стоило ему сказать это. Но что
ответить? Что не признаваясь себе самой, она чувствовала, как влечет ее к
этому молодому, сильному парню. Как привязалась за все это время к нему,
такому беспомощному, так нуждающемуся в чьей-то помощи и поддержке. Она
думала и о своих матери и сестре, оставшихся там, в Баку. Как они будут без
нее и как отнесутся, если она примет такое решение. И может ли она взять на
себя такую ответственность и такую ношу. Быть ему нянькой всю жизнь, его
поводырем.. Он сидел, свесив на пол ноги, низко опустив голову. Казалось,
что и не ждет уже ответа. Но после долгого, мучительного молчания, она, все
же произнесла:
- Не знаю, что и сказать. Ты многое и сам понимаешь... Кроме того, я
ведь старше тебя намного...
Он поднялся с постели, сделал шаг к топчану. Она сидела, подперев лицо
ладонями. Он сел рядом, взял ее мягкие полные руки, стал целовать. Затем
обнял ее, привлек к себе. Она не отстранилась...
Сима осталась с ним. Они расписались в Загсе и стали жить вместе той
тяжелой, послевоенной жизнью с длинными очередями за хлебом и керосином, с
талонами на уголь и крупу. Она ходила с ним в разные инстанции, добивалась
положенных ему льгот.
Его попытки освоить какую-то профессию долго не приносили успеха Из-за
сильных головных болей он не мог, как другие незрячие, штамповать гвозди на
специальном станке или переплетать книги.
Сима пошла с ним в горздравотдел и добилась направления на курсы
массажистов. Вместе с ним поехала в другой город, жила в каком-то
полуразрушенном общежитии, водила на занятия, читала ему учебник, учила
всему, что сама знала.
Потом он стал работать массажистом в городской больнице. Его гибкие,
чуткие пальцы нащупывали болезненную зону, растирали, разминали, снимали
напряжение, творили чудо. Его стали ценить как хорошего специалиста и сидели
в очереди на прием именно к нему, "слепому массажисту" И Сима каждое утро
водила его на работу, а вечером домой.
Наум, возмужавший, раздавшийся в плечах, всегда чисто выбритый и
наглаженный, стал неузнаваем. Когда они шли по улице, люди оборачивались
вслед этой необычной паре. Сима, невысокая, полная, с приветливо улыбчивым
лицом. И он, молодой, стройный в черных очках, опиращийся ладонью на ее
плечо, чуть сзади следовавший за нею.
Через два года у них родился сын. Еще через два- дочь К тому времени
ему выделили квартиру в новом доме. Он научился выполнять несложную домашнюю
работу, уверенно передвигался. по квартире. Любил в летние вечера спуститься
во двор, сидеть на скамейке, подолгу разговаривать с соседями.
Работа, дом, дети делали его счастливым. Его глазами была Сима. А потом
подросли дети и уже они стали его поводырями .
Раз в год ему, инвалиду первой группы, выделялись две путевки в один из
Сочинских санаториев. Вдвоем с Симой целый месяц проводили у моря, отдыхали,
купались, вечерами гуляли по набережной.
Однажды, списавшись заранее, встретились там с Захаром и с его женой,
красивой, энергичной Ольгой. После войны те переехали в город и работали
вдвоем в школе для незрячих.
Друзья подолгу вели разговоры, вспоминали войну и все, что пришлось
пережить им.
Нелегкими были их жизни. Но были рядом с ними женщины. Их путеводные
звезды. Звезды большой любви.
---------------------------------------------------------------
© Copyright Майя Немировская
Date: 05 Jul 2001
OCR: Tanya Povolotsky
---------------------------------------------------------------
За окном быстро сгущались вечерние сумерки. В многоэтажке напротив один
за другим зажигались желтые, тусклые квадратики окон. Рабочий день давно
закончился, и в коридоре затихали привычные голоса, звуки.
Рита взглянула на часы, отодвинула журнал с записями и застегиваясь на
ходу, вышла через неярко освещенный коридор отделения на улицу.
Холодный порывистый ветер резко рванул полы плаща, забрался под
воротник, заставил прибавить шаг. Тускло светящиеся вывески магазинов, толпа
на остановке, нагруженные сумками прохожие - обычная вечерняя картина. Ничем
не примечательный день со всей своей рутиной, мелкими неурядицами, так
похожий на десятки других, заканчивался...
Разве что сегодняшний звонок Липского. Рита улыбнулась при мысли о нем.
Поклонник? Впрочем, какая разница? Не так уж часто звонят ей просто так, не
по работе...
В конце лета, на городской конференции, сидящая рядом сотрудница
представила Рите своего коллегу - окулиста. В перерыве, прогуливаясь по
фойе, разговорились. Среднего роста, черноволосый с небольшими залысинами на
лбу и спокойным внимательным взглядом, Липский располагал к себе какой то
мягкостью, интеллегентностью. Он рассказывал о своей глазной клинике, о
новых сложных микрооперациях. "Умница, золотые руки"-сказала ей позже Дина
Борисовна - и многозначительно добавила - " кстати, холостяк".
За всякими мелкими делами как-то и не вспоминалось об этом знакомстве,
и когда месяца два спустя, в конце рабочего дня в телефонной трубке
прозвучал его голос, Рита сразу и не поняла кто это. Поговорив о том, о сем,
Липский неожиданно предложил билеты в театр, на премьеру.
В зале не было свободных мест. И нарядная публика, и игра актеров, и
атмосфера какой-то праздничности - все принесло Рите чувство давно не
испытываемого наслаждения, и она поневоле ощущала благодарность к сидящему
рядом с ней человеку за этот неожиданный подарок.
Они возвращались ночными бесшумными улицами. Падал первый легкий
снежок, зависая воздушными гроздьями на проводах, искрясь, переливаясь под
фонарями. В машине было очень тихо и уютно. Не хотелось разрушать это
удивительное ощущение красоты и покоя, и всю дорогу оба молчали. Он проводил
ее к подъезду, ждал, пока она поднималась по лестнице.
И вот сегодняшний звонок, и предложение снова куда-нибудь пойти в
выходной день, заставили ее улыбнуться и подумать, наверно, начинает
ухаживать...
А хочется ли ей этого? Не уверена. Все стало таким привычным и удобным
в укладе ее последних лет. Есть любимая работа. Есть родной человек, мама.
Много времени забирает и недавно начатая работа над диссертацией. В этом
своем мире она чувствовала себя комфортно и давно уже была убеждена, что не
ищет, по крайней мере сейчас, никаких перемен.
В редкие свои выходные, Рита обычно занималась домом - мыла, чистила,
натирала все, что могло блестеть в их с мамой небольшой квартире. Вот и
сегодня за окном солнечное морозное утро, мама ушла к соседке разбираться в
сложном узоре для вазания и закончив домашние дела, перед тем как засесть за
письменным столом, Рита решила немного пройтись по свежему снежку. Она уже
натягивала сапоги, когда раздался телефонный звонок. Это был Липский. Он
впервые звонил ей домой. После нескольких обычных фраз, он сказал:
- Знаете, с удовольствием пригласил бы вас куда- нибудь сегодня. А
приходится просить об одолжении. Но отказаться- ваше право. Дело вот в чем.
Одному из моих больных нужна срочная консультация. Это по вашему профилю, и
если вы согласитесь, я пришлю за вами машину.
Какая-то не совсем уверенная интонация чувствовалась в его голосе, и
Рита подумала, что, наверно, не в консультации дело. Впрочем, все равно. Она
оделась и вышла на заснеженную, искрящуюся под солнцем улицу. Минут через
двадцать подъехала санитарная машина и веселый молодой водитель распахнул
дверцу.
Липский стоял в вестибюле в халате и шапочке, ожидал ее. По широкой,
мраморной лестнице они поднялись на второй этаж, прошли в просторный кабинет
с табличкой "зав отделением". Пошутив насчет "оперативности"в их профессии,
он помог ей накинуть накрахмаленный халат, усадил в свое кресло, расскрыл
лежащую на столе историю.
- Этот больной, инженер - химик 34 лет, привезен к нам две недели
назад. В результе аварии в вакуумной лаборатории, получил травму обеих глаз.
Правый ему удалили в местной больнице сразу же. Поврежденный зрительный нерв
левого глаза также практически не дает шансов на восстановление зрения. Но
мы хотим попытаться сделать все возможное. Больной и сам настаивает на
операции. Дело усложняется еще и сопутствующим его заболеванием - острой
язвой 12- перстной кишки. Это оттягивает срок оперативного
вмешательства-возможны осложнения. Начатое лечение не дало пока результатов.
И необходимо, с вашей помощью, как можно быстрее разобраться в характере
этого обострения.
Липский протянул ей историю и Рита сразу углубилась в ее изучение.
Анализы, рентген. Он включил экран и она видела на снимках большую
воспаленную "нишу" и несколько мелких, зарубцевавшихся язв. По снимкам все,
как будто, было ясно. Она внимательно перелистала историю еще раз, затем
поднялась
- Давайте посмотрим больного.
Они прошли по коридору и остановились у приоткрытой двери небольшой
двухместной палаты. Одна кровать была свободна. На другой спиной к двери,
прислонившись спиной к стенке, сидел мужчина. Большую часть его темноволосой
с проседью головы закрывала широкая марлевая повязка.
Еще не переступив порог и все еще стоя в проеме двери, Рите показалось
что-то очень знакомое в полуобороте его головы. Она вгляделась еще раз. Нет!
Не может быть! Бросила быстрый взгляд на титульный лист истории и у нее
подкосились ноги. Сзади стоял Липский и казалось, наблюдал за ней. Она
перехватила его взгляд. Что это? Он специально вызвал на эту консультацию
ее? Первая реакция была повернуться и уйти, но какая-то магнитная сила
продолжала удерживать ее на пороге. Стиснув в руках историю и стараясь
справиться с дрожью в ногах, сделала шаг вперед.
- Я привел вам консультанта - услышала она голос Липского.
Рита присела на пододвинутый им стул и после затянувшейся паузы стала
что - то спрашивать изменившимся, чужим голосом. Потом холодными,
подрагивающими пальцами она пальпировала живот. Стараясь справиться с
волнением, произнесла наконец
- Необходима фиброгастроскопия. Завтра я смогу посмотреть больного у
себя в отделении - она повернулась и слишком поспешно вышла из палаты.
Липский последовал за ней.
В кабинете она села сбоку стола, не поднимая глаз, стала записывать
историю. Она чувствовала, как горит жаром ее лицо. И еще ощущала на себе
пристальный, немного недоуменный взгляд Липского.
- Он знаком вам? Впрочем, он сам просил пригласить на консультацию вас.
Извините, наверно, я не должен был...
Она промолчала. Почему он не предупредил к кому вызывает ее.? Вряд ли
пришла бы. К чему ей все это. К чему ворошить в душе то, что давно уже
закрыла наглухо на все замки...
Она не смогла уснуть до самого утра, старалась не думать, не
вспоминать. Но его забинтованная голова, этот до боли знакомый профиль,
крепко сжатые кисти бледных рук снова и снова всплывали перед глазами, не
давали забыться сном.
Утром после холодного душа и крепкого кофе, она почувствовала себя в
обычном ритме и ночные мысли немного отодвинулись на задний план.
Но едва вошла в ожидалку и увидела его согнутую фигуру у стены, низко
опущенную голову - что-то дрогнуло у нее в груди и снова появилось желание
повернуться, уйти. Но было поздно- медсестра уже вводила его в кабинет,
усаживала в кресло. Рита старалась не смотреть в их сторону.
Движения ее были четкими и отработанными, гибкий японский зонд послушно
двигался в руках. На некоторое время она забыла кто сидит перед ней в
кресле, сосредоточилась лишь на исследовании. Закончив, взглянула на его
лицо. Он почувствовал взгляд, хотел спросить что-то, но его уже осторожно
поднимали, выводили за дверь.
- Такой молодой и уже беспомощный- вздохнула пожилая медсестра,
укладывая инструменты для стерилизации.
Позже Рита позвонила Липскому, коротко сказала о своем заключении, Ей
не хотелось разговаривать и она сразу положила трубку.
И снова долго, несмотря на усталость, не смогла уснуть ночью, снова
зашевелились и ожили в памяти казавшиеся уже забытыми картины...
... Приближался Новый год, самый любимый Ритин праздник. Особенно сейчас,
когда счастье казалось таким близким. Когда загадовалось и мечталось...
В актовом зале института все было готово к новогоднему балу. Гирлянды
фонариков и снежинок над головой, большая сверкающая елка в центре, музыка
льющаяся из динамиков, шутки, взрывы смеха. Рита стояла у входных дверей не
переодеваясь. Она ждала Марка. Дверь почти не закрывалась, впуская все новых
молодых людей. Вдруг в толпе неожиданно мелькнула знакомая белая шубка. Это
Светка, ее подруга - как же здорово, что она приехала.
Рита бросилась к ней, они обрадованно обнялись
- А я не одна - улыбающаяся Света повернулась к высокому парню в
спортивной куртке
- Знакомтесь - это Андрей. А это-моя лучшая и единственная подруга
Рита.
В зале уже наигрывал интрументальный ансамбль и танцевали первые пары.
- Ну а где же твой Марк, о котором ты писала? А как тебе Андрей? - тихо
спросила Света.
- Вы приехали вместе?
- Не знаю как сказать. Он приехал ко мне, но мама считает, что он не
может у нас остановиться. А в гостинице нет мест. Ладно, в конце концов,
заночует на вокзале. А где же все-таки Марк? Очень уж хочется увидеть, кто
же растормошил тебя, недотрогу.
И тут Рита, все время поглядывающая на лестницу, увидела его
поднимающегося к ним, и сразу какая-то нежная сладкая волна подкатила к
груди. Она подлетела к Марку, начался танец и он сразу увлек ее в круг,
что-то говорил, но из-за грохота музыки ничего нельзя было расслышать.
Издали она видела танцующих Свету с Андреем. Как хорошо, что она приехала.
Можно будет наговориться вдоволь, поделиться как в детстве своими
"секретами".
... Дружили они еще со школы, всегда сидели за одной партой. Обе были
отличницами. Веселая остроумная, со светлыми кудряшками и ямочками на щеках
Света, и серьезная с длинными каштановыми косами и большими серыми глазами
Рита - они были неразлучны. Обе тянули на медаль, но получила ее лишь Света.
Она уехала учиться в юридический. А Рита, мечташая стать врачом, первый год
не прошла по конкурсу, работала в баклаборатории, мыла чашки для посевов и
продолжала зубрить. Подружка писала нередкие письма о веселой студенческой
жизни, о своих успехах у парней. Летом на каникулы приехала неузнаваемая,
очень похорошевшая, с тонко выщипанными по моде бровями и короткой стрижкой.
Вторая Ритина попытка все же увенчалась успехом- она стала студенткой.
Во время "трудового семестра" в совхозе она познакомилась с Марком. Он
выделялся своей внешностью - высокий, спортивный, с белоснежной улыбкой на
смуглом лице. Впервые увидев его, Рита почувствовала как что-то дрогнуло у
нее в груди - в ее девичьих мечтах был именно такой, как он.
Стояли теплые прозрачные дни "бабьего лета". И яблоневый сад с
красно-желто-зелеными фонариками на ветках, и густой пахнущий медом воздух,
и неумолкающие шутки и смех сборщиков урожая с сачками для подхвата яблок, и
ее первое чувство - все было волнующе прекрасно,
Она продолжали встречаться с Марком и по возвращению в город. Он учился
в химико-технологическом, бывал занят и на тренировках. И когда Рита
выбегала из дверей института и видела его, ожидающего на противоположной
стороне улицы, она забывала обо всем - и что сессия на носу, и что ничего не
ела с утра. Они шли куда - нибудь, куда глаза глядят и им оборачивались
вслед. И первые розы из его рук, и первый поцелуй, и первые слова любви-это
бывает лишь однажды.
Он сказал, что написал о ней родителям. И уже строились общие планы на
будущее лето...
О своем чувстве она поведала в письме лишь подруге, и как много надо
было еще рассказать при встрече. Глядя издали на прижавшихся в танце Свету и
Андрея, она подумала, что и у них, наверно, все серьезно.
Когда расходились, договорились встречать вместе Новый год. Андрей
безропотно настроился идти ночевать на вокзал, но Марк предложил уговорить
дежурную в его общежитии. Проводив девушек, они ушли вместе.
Немного огорченная, что не удалось побыть с Марком наедине, Рита прошла
в свою комнату и несмотря на поздний час, тихо, чтобы не разбудить маму,
позвонила подруге. Они проговорили шепотом почти до утра.
Вечером собрались в большой Светиной квартире. Было еше несколько пар.
Сообща накрывали стол, нарезали салаты. Шампанское, звон бокалов, смех,
танцы - было по-новогоднему шумно и весело. Света в сильно декольтированном
платье и по новому уложенными волосами была, как всегда, королевой бала. Она
пела под гитару свой коронный романс "Только раз бывает в жизни встреча,
только раз судьбою рвется нить. Только раз в холодный зимний вечер мне так
хочется любить"- И столько проникновенного чувства было в ее голосе, в ее
глазах, что все очарованно смотрели на нее.
Уже начинало светать, когда расходились по домам. Рита с Марком
медленно шли по блестящему, подмерзшему за ночь снегу, по необычно людной в
это время улице, потом стояли обнявшись в подъезде и не было усталости после
бессонной ночи, и не хотелось расставаться...
Ее разбудил телефонный звонок. Мама в прихожей негромко разговаривала с
кем-то. Больше Рита не смогла уснуть и вспомнив, что они договаривались
встретиться все вместе на катке, вскочила, наскоро выпила чай и накинув на
плечо сумку с коньками, направилась к троллейбусу. До условленной встречи
было еще рано и она неторопливо шла по широкой парковой аллее к сверкающему
льду стадиона, откуда уже слышались голоса ранних катающихся. Чтобы не
замерзнуть, переобулась и стала скользить по льду. Что-то долго не идут
друзья.
Вдруг она увидела их еще издали. Они шли, оживленно переговариваясь.
- Привет! Уже катаешься? А мы замерзли - Света засмеялась, уселась на
скамейку переобуваться.
- А где же вы Андрея потеряли?
- Что-то разонравилось ему здесь- Света капризно передернула плечами-
взял и ехал утренним поездом. Я зашла за ним в общежитие, а он уже укатил.
Марк молча одевал коньки.
- Ну, поехали, девчонки-он схватил их за руки, потащил на лед.
Катались долго, до изнеможения. По дороге домой Света вдруг предложила:
- Завтра уезжать. А давайте-ка еще сегодня соберемся, я позвоню
ребятам, посидим, потанцуем.
Может, из-за того, что все недоспали прошлой ночью, скучновато было в
этот вечер. Кто-то напомнил, что завтра Свете рано вставать на поезд и пора
расходиться.
Марк вышел на балкон покурить. Рита помогала девочкам собирать со
стола, и стянув скатерть, решила стряхнуть крошки. Пройдя через прихожую и
небольшую, полуосвещенную комнату, приоткрыла балконную дверь и остановилась
в нерешительности. В углу затемненной лоджии тесно прижавшись друг к другу
стояла пара. Они целовались. Рита уже было повернулась обратно. Но что-то
заставило ее посмотреть еще раз. И вдруг увидела, что эти двое - Света и
Марк. Они не замечали ее. Какую - то долю секунды Рита стояла не понимая, не
веря глазам. Потом отшатнувшись, выскочила в прихожую и выронив на пол
скатерть, рванула с вешалки пальто. Она бежала вниз по лестнице, потом
куда-то по снегу, сама не зная куда. Нервная дрожь сотрясала ее тело.
Остановилась лишь, когда поскользнулась в своих вечерних туфлях, упала на
руку. Вскочила, не чувствуя боли. В голове не было никаких мыслей, какое-то
тупое безразличие. Куда она бежит? Только теперь почувствовала как жжет,
горит огнем рука. Даже при слабом свете фонаря было видно, как быстро она
отекает.
На улице было тихо и пустынно. Нужно немедленно в ургентную, наверное
перелом. В троллейбусе сидела на заднем сидении, невидяще уставившись в
окно. И вдруг резкая боль пронзила ее тело. Что же это? Не может быть! Марк
не мог предать ее. А она? Нет, это какая-то ошибка, это были не они.
Дежурный хирург сразу определил сложный перелом. Гипс и обезболивающие
несколько уменьшили боль. Позвонила маме, сказала, что ее оставляют в
больнице. старалась успокоить ее. В палате она задремывала на полчаса и
пробуждалась, словно подброшенная током, сразу вспоминала, что произошло.
Горечь и обида разрывали ее на части. Она рыдала, уткнувшись в подушку.
Закончилась кошмарная ночь. Надо было что- то отвечать прибежавшей на
рассвете маме и не обьясняя почему, просить ее не говорить никому, где она
находится. Больше всего боялась увидеть сейчас его глаза.
Через две недели с гипсовой повязкой Рита пошла в институт на лекции. В
первый же день она увидела его стоящим на обычном месте. Она быстро свернула
к ближайшей остановке. Он бежал следом
- Подожди. Нам нужно поговорить.
Она не ответила, успела вскочить в подошедший трамвай. Это повторилось
и на следующий день и через день. Он забежал вперед, схватил за здоровую
руку. остановил ее, пытался что-то сказать.
Со сжатыми добела губами Рита еле слышно произнесла:
- Уйди. Это все. Навсегда.
Наверно было в ее голосе, в ее глазах что-то такое, что заставило его
отпрянуть, отпустить руку. Он стоял и смотрел растерянно, как она уходит по
заснеженному тротуару.
Потом и от подруги стали приходить письма. Рита рвала их, не читая.
Она очень страдала. Как ни старалась взять себя в руки, все - и осенний