Страница:
Едва войдя в этот сырой туннель, я не столько увидела, сколько услышала этих мерзких тварей: правда, иногда в неверном свете свечи в узком проходе мелькал впереди длинный серый хвост.
– Тут еще и вуроны есть, – пробормотала Бесс. – Когда я рассказала об этом друзьям своей сестры, они мне не поверили. Сказали, дескать, я все выдумываю. Делать мне больше нечего. Да тут повсюду крысы и вуроны. Но люди почему-то считают, что Тауэр выглядит совсем иначе.
Я не прерывала Бесс, надеясь, что болтовня хоть немного успокоит ее нервы.
После ее внезапного визита прошло меньше часа. За это время я сумела убедить служанку помочь мне. И теперь, нацепив сооруженный на скорую руку белый капюшон, я изображала Сюзанну – несла стопку чистого постельного белья. Узнику, которого на следующий день собирался допрашивать герцог Норфолк, полагалось переменить белье – именно это мы и собирались сказать, если кто-нибудь вздумает нас остановить. Мы с Сюзанной обе были черноволосые, одного роста и сложения. Правда, она была на пять лет старше меня, но я надеялась, что в темноте смогу сойти за Сюзанну: если буду следовать за Бесс, опустив глаза в пол и поглубже натянув капюшон – неотъемлемую принадлежность ее туалета. У них тут, к слову сказать, была своя иерархия: поскольку Бесс прислуживала самой леди Кингстон, она должна была идти впереди.
Пока нам попался только один бифитер – он просматривал какие-то бумаги на главном этаже Бошам-Тауэра. Я старалась нести белье, держа его как можно выше, чтобы не было видно лица. Похоже, Господь внял моим молитвам: пока что дерзкий план работал. Бифитер взглянул на Бесс, отпер дверь в туннель, и мы пошли вниз по ступеням.
В Белую башню… к моему отцу.
Я так часто вспоминала его, но не могла поверить, что сейчас увижу, поговорю с ним и посоветуюсь, как вести себя завтра на допросе. Бесс сказала, что мы можем остаться там всего несколько минут. Хватит ли времени, волновалась я, будет ли у меня возможность задать ему тот вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько месяцев. К несчастью, это был тот же самый вопрос, который грубо бросил мне в лицо герцог Норфолк: «Ваш отец чуть не подорвал себя порохом. На кой черт ему понадобилось делать это ради выблядка его казненного брата?» Я и правда не знала, что подвигло моего отца на такой странный поступок. В глубине души я опасалась, что, оставшись без жены и дочери, бедняга немного свихнулся от одиночества в Стаффордском замке. Я уже поклялась себе, что если мы с ним каким-то чудом освободимся из Тауэра, то я посвящу свою жизнь отцу. О возвращении в Дартфорд, разумеется, не могло быть и речи. Я слишком серьезно провинилась перед Доминиканским орденом. Но если бы я смогла ухаживать за отцом в Стаффордском замке или в каком-нибудь другом месте, которое он сам выберет, то всю жизнь благодарила бы Господа за Его милосердие. Я представляла себе эту картину – как я наливаю отцу суп, а он, выздоровевший, улыбается мне. Борзые лежат у его ног, а в камине весело пылает огонь.
Внезапно Бесс резко остановилась, и я врезалась в нее. Она чуть не выронила ключи.
Впереди посередине туннеля скакали две огромные крысы. Они не бросились прочь при виде людей, как это делали другие твари, а лишь чуть повернули в нашу сторону головы: в их огненно-красных глазах отражалось пламя свечи.
– Господи спаси, – прошептала Бесс. – Правда, они похожи на демонов? Это дурной знак, госпожа, уж поверьте мне.
Я должна была прогнать этих крыс, иначе моя спутница могла струсить. Я медленно обошла ее, встала спереди. Сердце так и рвалось из груди. Я сделала один шаг вперед, потом другой.
Крысы не шелохнулись.
– А ну кыш! – закричала я и изо всех сил топнула ногой прямо у них перед головами.
Испугавшись, обе крысы бросились к норе в стене туннеля. Первая моментально протолкнула внутрь свое жирное тело, вторая помедлила немного, словно застряла, но потом, покрутившись, тоже проскользнула внутрь; ее толстый хвост ударял по стенкам норы, словно хлыст. Наконец она исчезла совсем.
– Спасибо, – сказала Бесс. В пламени свечи ее лицо было бледным, как воск, на верхней губе выступили капельки пота.
– Мы ведь уже почти пришли? – спросила я.
– Да. Смотрите. – Она подняла свечу, свет распространился чуть дальше, и я увидела в конце туннеля ступеньки. При этом ее рука снова задрожала, и служанка бросила на меня виноватый взгляд. Мы обе понимали, что именно здесь, в Белой башне, риск попасться особенно велик.
Я переместила тюк с бельем на левое бедро и положила правую руку на плечо Бесс.
– Аллилуйя, хвалите имя Господне, хвалите, рабы Божьи! Воздвигните руки ваши к святилищу и благословите Господа Бога вашего! Взываю к Тебе, Господи, услышь голос мой! Да будут уши Твои внимательны к голосу моему, когда я взываю к Тебе, и защити меня! Аминь.
– Это было прекрасно, – прошептала Бесс.
– Слова святого Доминика, основателя моего ордена, – печально улыбнулась я.
– Госпожа, клянусь, я не подведу вас.
– Ты уже сделала для меня больше, чем кто-либо, с тех пор как… – Мой голос замер – перед моим мысленным взором появилось лицо Джеффри Сковилла: глаза молодого констебля были полны боли. Последние слова, которые он слышал от меня, стали для него жестоким оскорблением. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Усилием воли я выкинула эти мысли из головы. – Идем, Бесс.
Мы поднялись по ступеням наверх, и Бесс отперла дверь в Белую башню.
Мы вошли в такой широкий коридор, что пламя от свечи даже не достигало дальней стены. Здесь стояла полная тишина. Я знала, что покои сэра Уильяма и леди Кингстон находятся в Белой башне, как и покои впавшей в немилость племянницы короля леди Маргарет Дуглас. А внизу еще, возможно, томится немало других узников, включая и моего отца. Но сейчас, в этом безмолвном жутковатом пространстве, мне казалось, что, кроме нас, здесь никого нет.
Мы с Бесс быстро шли по каменному полу. Здесь воздух был гораздо прохладнее, чем в темном туннеле: слабый ветерок обдувал мою голую шею, хотя нигде никаких окон я не видела. По конфигурации каменной стены я догадалась, что это мощный бастион. По моему телу побежал холодок, когда я подумала о человеке, который некогда создал это сооружение: о великом Вильгельме Завоевателе, о его несокрушимой мощи и невероятной алчности. Он возвел эту крепость пять столетий назад как памятник своей гордыне, а также для борьбы с саксами. Во времена первых королей здесь, вероятно, был громадный зал для приемов. Я подавила в себе нелепый страх при мысли, что сейчас из тени навстречу мне, позвякивая своими кольчужными доспехами, выйдет сам Вильгельм.
Мы прошли через ряд сводчатых помещений. Сквозь огромные окна сюда проникало больше лунного света. Я увидела, как слабые золотистые и алые лучи подрагивают на противоположной стороне одной из комнат – то была не луна и не свеча, а нечто совершенно иное. Я дернула Бесс за руку.
– Там часовня, – быстро проговорила она, не останавливаясь.
Значит, это были витражные окна. Хорошо бы помолиться в часовне о помощи свыше, но времени на это у нас, конечно, не было.
Еще несколько мгновений – и я увидела мерцающее вдали пламя, более сильное, чем от свечи, и поняла: именно туда мы и направляемся. Мое сердце забилось чаще, я поспешила за Бесс.
Под факелом стояли стол и пустой стул. Я услышала шаги, и вскоре появился бифитер – высокий, с длинной черной бородой.
– Привет, Том, – сказала Бесс.
Я подняла повыше кипу с бельем, чтобы закрыть нижнюю часть лица, хотя от этого движения почувствовала боль в руках.
– Бесс, ты зачем пришла? Я тебя тут никогда раньше не видел. – Голос Тома звучал дружелюбно.
– Велено отнести свежее белье тому узнику из благородных, которого держат в южном коридоре, – пояснила она.
– Ночью?
– Завтра его будет допрашивать сам герцог Норфолк. Ты же знаешь, он не любит, когда от лордов и леди дурно пахнет.
Том ничего не сказал. Мое сердце забилось еще чаще. Я стояла, уставившись на пустой стул: не хотела встречаться с бифитером взглядом.
– Мать моя, да никак это Сюзанна! – вдруг радостно воскликнул он. – Вот так встреча!
Я стояла ни жива ни мертва.
– Я и не знала, что Сюзанна твоя подружка, – попыталась пошутить Бесс, но голос ее звучал напряженно.
– Мы не виделись больше года – верно, куколка? Ты все время в Бошаме да в Бошаме.
Я по-прежнему молчала и не двигалась. Словно вмерзла в пол.
– Ты почему не хочешь со мной говорить, а? – Том тяжело шагнул ко мне. – Неужели все еще сердишься из-за того, что было на Майский день?[16]
Я опустила кипу белья, почувствовав на щеках тепло факела, и чуть слышно ответила:
– Нет.
Я заглянула парню в лицо, увидела, как его карие глаза сверлят мои, и сложила губы в улыбку.
Как это ни странно, он улыбнулся мне в ответ щербатым ртом:
– Ты такая красотка, Сюзанна.
– Хватит болтать, Том. Нам нужно работать, – недовольно заметила Бесс.
– Да, конечно, я провожу вас в камеру, – сказал он, беря связку ключей.
– Не надо, – быстро проговорила Бесс. – Дай мне ключ, мы сами все сделаем.
– Но там темно, – настаивал он. – Факелы я не зажигал. Слушайте, а что это вы вдруг отказываетесь от помощи?
Ни я, ни Бесс не нашлись, что возразить. Мы молча последовали за Томом по нескольким коридорам. Его красная с золотом форма была заляпана грязью и кое-где порвана – я увидела это, когда он остановился, чтобы зажечь первый факел. Другие бифитеры, которых я видела, выглядели значительно более опрятно. Я подумала, что, вероятно, на ночные дежурства назначают далеко не самых лучших.
Том, идя по коридору к камере моего отца, напевал песенку. Время от времени он оборачивался и многозначительно улыбался, словно эта мелодия была мне знакома. Я каждый раз кивала ему, с ужасом думая: вот сейчас парень приглядится повнимательнее и поймет, что я вовсе не Сюзанна. Но, к счастью, этого не случилось.
Мне показалось, что мы шли чуть ли не вечность, но наконец Том остановился, запалил вделанный в стену факел от того, который держал в руке, и постучал в деревянную дверь.
– Заключенный, внимание! – громогласно объявил он. – Сейчас к вам войдут!
Том отпер ключом дверь, распахнув ее в темноту. Я вошла внутрь, а следом за мной – Бесс со свечой. В углу я разглядела тюфяк, а на ней – длинное неподвижное тело.
– Ты права, – заметил Том. – Здесь пованивает. Помощь вам нужна?
– Это женская работа, – твердо сказала Бесс. – Возвращайся-ка ты пока обратно, мы тут пробудем минут десять, не меньше.
Том крякнул.
– И то верно. Не полагается покидать пост надолго. – Он подался назад и закрыл дверь. Я услышала, как повернулся в скважине ключ.
Бесс поставила свечу на пол рядом с дверью и выхватила белье у меня из рук.
– Я займусь делом, а вы поговорите с ним, – сказала она.
Я стрелой бросилась через комнату.
– Отец, проснись, это я, Джоанна. Прошу тебя, проснись.
Он лежал, укрытый одеялом, и я потрясла его за плечо. Оно на ощупь было острым, костлявым. Видно, отец сильно похудел за это время.
Он не просыпался, и я почувствовала, как волна страха затопила меня. Неужели мой отец умер в камере? Я протянула руку, потрогала его густые волосы; я едва видела его в слабом свете свечи. Наконец голова под моими пальцами шевельнулась, человек повернулся и открыл глаза.
Это был не мой отец.
– Нет! – воскликнула я. – Этого не может быть!
Бесс подбежала ко мне:
– Что случилось?
– Это не мой отец.
– Ну что вы, госпожа! Кто же это может быть, если не ваш отец. Хотя…
– Что?
– Мы ведь не назвали фамилию Стаффорд. Наверное, в этом коридоре содержится еще какой-нибудь узник из благородных, и Том решил, что его-то мы и имеем в виду. О, Господи!
– Пошли обратно. Пусть Том отведет нас в камеру к отцу, – решительно заявила я.
– Нет-нет, госпожа. – Бесс покачала головой. – Это невозможно. Боюсь, Том и так уже заподозрил неладное.
И тут вмешался человек, лежавший на тюфяке, – он слышал наш разговор.
– Я вас знаю, – хриплым голосом произнес он. – Джоанна Стаффорд, что вы здесь делаете?
Я внимательно посмотрела на него. В его чертах не было ничего знакомого: огромные черные глаза на исхудавшем лице. Скулы торчат, бледные губы потрескались.
– Это же я, Чарльз. – Он говорил с каким-то надломом. – Чарльз Говард.
– Тот самый человек, за которого хотела выйти замуж леди Маргарита Дуглас! – ахнула Бесс.
Я не верила своим глазам: этот живой скелет ничуть не напоминал того безрассудного и чванливого юного Говарда, который много лет назад дразнил меня в Стаффордском замке.
– Чарльз, не может быть! Неужели это вы собирались жениться на королевской племяннице? – Он закрыл глаза и кивнул. – А ваш брат знает, что вы сильно больны? Герцогу Норфолку это известно?
Бедняга задрожал всем телом, и я испугалась, решив, что с ним сделался припадок. Но он смеялся. По изгибу губ я наконец узнала Чарльза.
– Прекратите. – Я похлопала его по трясущемуся плечу. – Вы сделаете себе только хуже.
– Я скоро умру от легочной гнили, Джоанна. Именно этого и хочет мой братец. Этого хотят все. Смерть – лучший способ решить все проблемы.
– Что вы имеете в виду?
– Ну как же, меня ведь обвиняют в государственной измене. – Он никак не мог отдышаться. – Вернее, нас обоих. Ах, Джоанна, если бы вы только знали, как она любила меня! Какие стихи писала… – Голос его захлебнулся в кашле.
И тут в разговор вступила Бесс:
– Она до сих пор любит вас, сэр. Я знаю. Я прислуживала ей.
Лично у меня это заявление вызвало большие сомнения. Бесс рассказывала лишь про то, что избалованная эгоистичная девица, недовольная наказанием, которому подверг ее дядюшка-король, постоянно закатывала истерики. Вряд ли ее беспокоила судьба несчастного возлюбленного. Но в душе я поблагодарила Бесс за доброту.
Казалось, слова служанки и в самом деле придали Чарльзу сил.
– Неужели Маргарита все еще любит меня? – Теперь он стал говорить быстрее. – Я думал, она тоже ждет не дождется, когда я умру. Тогда с разрешения короля она сможет выйти за кого-нибудь другого. – Он моргнул и оглядел нас с некоторым недоумением. – Но почему вы здесь?
– Скажите ему вы, госпожа, пока я буду менять белье, – проговорила Бесс.
Мы вдвоем без труда подняли исхудавшее тело с постели: Чарльз стал легким, как пушинка. Мы посадили беднягу на стул, и я рассказала ему обо всем: как сожгли Маргарет, как потом арестовали нас с отцом, как меня допрашивал герцог Норфолк и как мы с Бесс по ошибке попали не в ту камеру.
Чарльза очень заинтересовал разговор, который подслушала Бесс.
– Второй человек после короля, к которому прислушивается мой брат? – недоуменно проговорил он. – Даже не представляю, кто бы это мог быть! Мне всегда казалось, будто наш герцог считает, что вокруг одни сплошные глупцы.
– Я надеялась, что мой отец знает, о ком идет речь, – покачала я головой.
– Может быть, это архиепископ Кранмер?[17] Или Кромвель? Они оба приходили сюда допрашивать заключенных. – Чарльз задумался. – Эти двое – самые важные люди в стране. Но мой брат всей душой ненавидит архиепископа Кентерберийского и лорда – хранителя печати. Насколько мне известно, он их не уважает. И никогда не уважал.
– Герцог их ненавидит? – удивилась я.
– Его светлость, мой любящий брат, презирает простолюдинов, вознесенных на самый верх королем. И вдобавок они оба – враги старой веры.
– Но герцогу старая вера безразлична – он вел армию на усмирение бунта, – недоуменно сказала я. – И перевешал всех мятежников.
– Мой брат никогда не посмеет возражать против воли короля, но в душе он чтит старые традиции. – Чарльз пожал плечами. – Точь-в-точь как Гардинер.[18]
– Вы говорите про епископа Винчестерского? – спросила Бесс.
– Именно, – кивнул наш собеседник. – Если мой брат к кому и прислушивается, то к нему. Но нет, Гардинер к вам завтра прийти никак не может. Король рассердился на епископа и отправил во Францию, назначив постоянным послом. – Тут его снова начал сотрясать кашель – жуткий, душераздирающий. Когда Чарльз оторвал руку ото рта, я увидела на ней свежую кровь.
В дверь раздался стук.
– Ну, долго вы еще там? – донесся из коридора голос Тома.
– Одну минутку! – прокричала в ответ Бесс. – Сэр, мы должны положить вас назад в постель, – обратилась она к Чарльзу Говарду.
Тот кивнул и, когда мы укладывали его на свежее белье, прошептал:
– Желаю удачи.
Я поцеловала его впалую, словно пергаментную щеку:
– До свидания.
Бесс уже стояла у двери, дожидаясь меня.
– Позвольте мне все-таки попытаться убедить Тома отвести нас к отцу, – взмолилась я. – Можно сказать, что ему тоже нужно поменять белье.
Она покачала головой:
– Из этого ничего не получится, госпожа. Боюсь, нас разоблачат, когда…
Дверь открылась, и Том засунул внутрь голову:
– Ну, закончили?
– Да, – ответила Бесс. – Теперь только нужно отнести старое белье на сожжение.
– Оставьте его в коридоре. Я сам за всем прослежу.
Мы вышли, бифитер закрыл и запер дверь, но не повел нас назад по коридору, а остался стоять на месте. Я открыла было рот, собираясь изложить свою выдумку насчет отца, но тут же захлопнула его. Что-то странное почудилось мне во взгляде Тома, который пристально разглядывал меня. Увы, в руках у меня больше не было спасительной кипы белья, за которой можно спрятаться.
– Я справился у офицера стражи, – медленно сказал он. – Тот не слышал, чтобы лорду Говарду или кому-нибудь еще приказали этой ночью сменить белье. Да и что за срочность: это всегда можно сделать утром. Как-то все это подозрительно.
Сердце у меня упало.
– Приказ был, – твердо сказала Бесс. – Думаешь, нам большой интерес работать по ночам?
Том ухмыльнулся, глядя на нее:
– Как знать, а может быть, вы отнесли Говарду любовную записку от леди Дуглас?
– Вот еще глупости, – с оскорбленным видом заявила Бесс. – Можешь сам сходить в камеру и проверить.
– Делать мне больше нечего, – сказал Том и остановил взгляд на мне.
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.
Он повел головой:
– Идемте.
Мы пошли за ним по коридору. По пути я смотрела на деревянные двери и гадала: может быть, за одной из них находился мой отец? Моя рискованная попытка увидеть его провалилась. Но хуже всего, что я, похоже, погубила Бесс. Как спасти служанку, если нас сейчас разоблачат? Я лихорадочно искала какой-нибудь выход, но ничего придумать не могла.
Мы дошли до поста Тома. Вот сейчас он позовет других бифитеров – и все, мы с Бесс пропали.
Но вместо этого Том ухватил меня за руку и подтащил к себе. Его колючая борода оцарапала мне лоб.
– Пошли со мной, Сюзанна!
Я попыталась вырваться, но тщетно.
– Что ты делаешь, Том? – воскликнула Бесс.
– Вы обе затеяли что-то противозаконное. Не бойтесь, я никому не скажу ни слова. Но только при условии, что Сюзанна останется со мной наедине. А потом я потихоньку проведу вас обратно, и все будет шито-крыто. Ну что, согласна?
– Нет, – сказала я.
– Да брось ты ломаться, Сюзанна! Можно подумать, мы не делали этого раньше. Конечно, я в ту ночь был в доску пьян. Но все равно помню, какая ты сладкая. А теперь я дьявольски трезв, малютка. Соглашайся, не пожалеешь.
– Ну что ты пристал к девушке! – воскликнула Бесс.
– А тебе, небось, завидно, – ухмыльнулся бифитер.
Дальше все случилось в одно мгновение. Бесс изо всей силы наступила Тому каблуком на правую ногу. Он с воплем выпустил меня и согнулся от боли. Бесс сложила два кулака вместе и этой импровизированной дубинкой с размаху ударила его по шее. Бедняга рухнул на каменный пол как подкошенный.
– Бежим! – Бесс ухватила меня за руку, и мы побежали в темноту Белой башни.
11
– Тут еще и вуроны есть, – пробормотала Бесс. – Когда я рассказала об этом друзьям своей сестры, они мне не поверили. Сказали, дескать, я все выдумываю. Делать мне больше нечего. Да тут повсюду крысы и вуроны. Но люди почему-то считают, что Тауэр выглядит совсем иначе.
Я не прерывала Бесс, надеясь, что болтовня хоть немного успокоит ее нервы.
После ее внезапного визита прошло меньше часа. За это время я сумела убедить служанку помочь мне. И теперь, нацепив сооруженный на скорую руку белый капюшон, я изображала Сюзанну – несла стопку чистого постельного белья. Узнику, которого на следующий день собирался допрашивать герцог Норфолк, полагалось переменить белье – именно это мы и собирались сказать, если кто-нибудь вздумает нас остановить. Мы с Сюзанной обе были черноволосые, одного роста и сложения. Правда, она была на пять лет старше меня, но я надеялась, что в темноте смогу сойти за Сюзанну: если буду следовать за Бесс, опустив глаза в пол и поглубже натянув капюшон – неотъемлемую принадлежность ее туалета. У них тут, к слову сказать, была своя иерархия: поскольку Бесс прислуживала самой леди Кингстон, она должна была идти впереди.
Пока нам попался только один бифитер – он просматривал какие-то бумаги на главном этаже Бошам-Тауэра. Я старалась нести белье, держа его как можно выше, чтобы не было видно лица. Похоже, Господь внял моим молитвам: пока что дерзкий план работал. Бифитер взглянул на Бесс, отпер дверь в туннель, и мы пошли вниз по ступеням.
В Белую башню… к моему отцу.
Я так часто вспоминала его, но не могла поверить, что сейчас увижу, поговорю с ним и посоветуюсь, как вести себя завтра на допросе. Бесс сказала, что мы можем остаться там всего несколько минут. Хватит ли времени, волновалась я, будет ли у меня возможность задать ему тот вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько месяцев. К несчастью, это был тот же самый вопрос, который грубо бросил мне в лицо герцог Норфолк: «Ваш отец чуть не подорвал себя порохом. На кой черт ему понадобилось делать это ради выблядка его казненного брата?» Я и правда не знала, что подвигло моего отца на такой странный поступок. В глубине души я опасалась, что, оставшись без жены и дочери, бедняга немного свихнулся от одиночества в Стаффордском замке. Я уже поклялась себе, что если мы с ним каким-то чудом освободимся из Тауэра, то я посвящу свою жизнь отцу. О возвращении в Дартфорд, разумеется, не могло быть и речи. Я слишком серьезно провинилась перед Доминиканским орденом. Но если бы я смогла ухаживать за отцом в Стаффордском замке или в каком-нибудь другом месте, которое он сам выберет, то всю жизнь благодарила бы Господа за Его милосердие. Я представляла себе эту картину – как я наливаю отцу суп, а он, выздоровевший, улыбается мне. Борзые лежат у его ног, а в камине весело пылает огонь.
Внезапно Бесс резко остановилась, и я врезалась в нее. Она чуть не выронила ключи.
Впереди посередине туннеля скакали две огромные крысы. Они не бросились прочь при виде людей, как это делали другие твари, а лишь чуть повернули в нашу сторону головы: в их огненно-красных глазах отражалось пламя свечи.
– Господи спаси, – прошептала Бесс. – Правда, они похожи на демонов? Это дурной знак, госпожа, уж поверьте мне.
Я должна была прогнать этих крыс, иначе моя спутница могла струсить. Я медленно обошла ее, встала спереди. Сердце так и рвалось из груди. Я сделала один шаг вперед, потом другой.
Крысы не шелохнулись.
– А ну кыш! – закричала я и изо всех сил топнула ногой прямо у них перед головами.
Испугавшись, обе крысы бросились к норе в стене туннеля. Первая моментально протолкнула внутрь свое жирное тело, вторая помедлила немного, словно застряла, но потом, покрутившись, тоже проскользнула внутрь; ее толстый хвост ударял по стенкам норы, словно хлыст. Наконец она исчезла совсем.
– Спасибо, – сказала Бесс. В пламени свечи ее лицо было бледным, как воск, на верхней губе выступили капельки пота.
– Мы ведь уже почти пришли? – спросила я.
– Да. Смотрите. – Она подняла свечу, свет распространился чуть дальше, и я увидела в конце туннеля ступеньки. При этом ее рука снова задрожала, и служанка бросила на меня виноватый взгляд. Мы обе понимали, что именно здесь, в Белой башне, риск попасться особенно велик.
Я переместила тюк с бельем на левое бедро и положила правую руку на плечо Бесс.
– Аллилуйя, хвалите имя Господне, хвалите, рабы Божьи! Воздвигните руки ваши к святилищу и благословите Господа Бога вашего! Взываю к Тебе, Господи, услышь голос мой! Да будут уши Твои внимательны к голосу моему, когда я взываю к Тебе, и защити меня! Аминь.
– Это было прекрасно, – прошептала Бесс.
– Слова святого Доминика, основателя моего ордена, – печально улыбнулась я.
– Госпожа, клянусь, я не подведу вас.
– Ты уже сделала для меня больше, чем кто-либо, с тех пор как… – Мой голос замер – перед моим мысленным взором появилось лицо Джеффри Сковилла: глаза молодого констебля были полны боли. Последние слова, которые он слышал от меня, стали для него жестоким оскорблением. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Усилием воли я выкинула эти мысли из головы. – Идем, Бесс.
Мы поднялись по ступеням наверх, и Бесс отперла дверь в Белую башню.
Мы вошли в такой широкий коридор, что пламя от свечи даже не достигало дальней стены. Здесь стояла полная тишина. Я знала, что покои сэра Уильяма и леди Кингстон находятся в Белой башне, как и покои впавшей в немилость племянницы короля леди Маргарет Дуглас. А внизу еще, возможно, томится немало других узников, включая и моего отца. Но сейчас, в этом безмолвном жутковатом пространстве, мне казалось, что, кроме нас, здесь никого нет.
Мы с Бесс быстро шли по каменному полу. Здесь воздух был гораздо прохладнее, чем в темном туннеле: слабый ветерок обдувал мою голую шею, хотя нигде никаких окон я не видела. По конфигурации каменной стены я догадалась, что это мощный бастион. По моему телу побежал холодок, когда я подумала о человеке, который некогда создал это сооружение: о великом Вильгельме Завоевателе, о его несокрушимой мощи и невероятной алчности. Он возвел эту крепость пять столетий назад как памятник своей гордыне, а также для борьбы с саксами. Во времена первых королей здесь, вероятно, был громадный зал для приемов. Я подавила в себе нелепый страх при мысли, что сейчас из тени навстречу мне, позвякивая своими кольчужными доспехами, выйдет сам Вильгельм.
Мы прошли через ряд сводчатых помещений. Сквозь огромные окна сюда проникало больше лунного света. Я увидела, как слабые золотистые и алые лучи подрагивают на противоположной стороне одной из комнат – то была не луна и не свеча, а нечто совершенно иное. Я дернула Бесс за руку.
– Там часовня, – быстро проговорила она, не останавливаясь.
Значит, это были витражные окна. Хорошо бы помолиться в часовне о помощи свыше, но времени на это у нас, конечно, не было.
Еще несколько мгновений – и я увидела мерцающее вдали пламя, более сильное, чем от свечи, и поняла: именно туда мы и направляемся. Мое сердце забилось чаще, я поспешила за Бесс.
Под факелом стояли стол и пустой стул. Я услышала шаги, и вскоре появился бифитер – высокий, с длинной черной бородой.
– Привет, Том, – сказала Бесс.
Я подняла повыше кипу с бельем, чтобы закрыть нижнюю часть лица, хотя от этого движения почувствовала боль в руках.
– Бесс, ты зачем пришла? Я тебя тут никогда раньше не видел. – Голос Тома звучал дружелюбно.
– Велено отнести свежее белье тому узнику из благородных, которого держат в южном коридоре, – пояснила она.
– Ночью?
– Завтра его будет допрашивать сам герцог Норфолк. Ты же знаешь, он не любит, когда от лордов и леди дурно пахнет.
Том ничего не сказал. Мое сердце забилось еще чаще. Я стояла, уставившись на пустой стул: не хотела встречаться с бифитером взглядом.
– Мать моя, да никак это Сюзанна! – вдруг радостно воскликнул он. – Вот так встреча!
Я стояла ни жива ни мертва.
– Я и не знала, что Сюзанна твоя подружка, – попыталась пошутить Бесс, но голос ее звучал напряженно.
– Мы не виделись больше года – верно, куколка? Ты все время в Бошаме да в Бошаме.
Я по-прежнему молчала и не двигалась. Словно вмерзла в пол.
– Ты почему не хочешь со мной говорить, а? – Том тяжело шагнул ко мне. – Неужели все еще сердишься из-за того, что было на Майский день?[16]
Я опустила кипу белья, почувствовав на щеках тепло факела, и чуть слышно ответила:
– Нет.
Я заглянула парню в лицо, увидела, как его карие глаза сверлят мои, и сложила губы в улыбку.
Как это ни странно, он улыбнулся мне в ответ щербатым ртом:
– Ты такая красотка, Сюзанна.
– Хватит болтать, Том. Нам нужно работать, – недовольно заметила Бесс.
– Да, конечно, я провожу вас в камеру, – сказал он, беря связку ключей.
– Не надо, – быстро проговорила Бесс. – Дай мне ключ, мы сами все сделаем.
– Но там темно, – настаивал он. – Факелы я не зажигал. Слушайте, а что это вы вдруг отказываетесь от помощи?
Ни я, ни Бесс не нашлись, что возразить. Мы молча последовали за Томом по нескольким коридорам. Его красная с золотом форма была заляпана грязью и кое-где порвана – я увидела это, когда он остановился, чтобы зажечь первый факел. Другие бифитеры, которых я видела, выглядели значительно более опрятно. Я подумала, что, вероятно, на ночные дежурства назначают далеко не самых лучших.
Том, идя по коридору к камере моего отца, напевал песенку. Время от времени он оборачивался и многозначительно улыбался, словно эта мелодия была мне знакома. Я каждый раз кивала ему, с ужасом думая: вот сейчас парень приглядится повнимательнее и поймет, что я вовсе не Сюзанна. Но, к счастью, этого не случилось.
Мне показалось, что мы шли чуть ли не вечность, но наконец Том остановился, запалил вделанный в стену факел от того, который держал в руке, и постучал в деревянную дверь.
– Заключенный, внимание! – громогласно объявил он. – Сейчас к вам войдут!
Том отпер ключом дверь, распахнув ее в темноту. Я вошла внутрь, а следом за мной – Бесс со свечой. В углу я разглядела тюфяк, а на ней – длинное неподвижное тело.
– Ты права, – заметил Том. – Здесь пованивает. Помощь вам нужна?
– Это женская работа, – твердо сказала Бесс. – Возвращайся-ка ты пока обратно, мы тут пробудем минут десять, не меньше.
Том крякнул.
– И то верно. Не полагается покидать пост надолго. – Он подался назад и закрыл дверь. Я услышала, как повернулся в скважине ключ.
Бесс поставила свечу на пол рядом с дверью и выхватила белье у меня из рук.
– Я займусь делом, а вы поговорите с ним, – сказала она.
Я стрелой бросилась через комнату.
– Отец, проснись, это я, Джоанна. Прошу тебя, проснись.
Он лежал, укрытый одеялом, и я потрясла его за плечо. Оно на ощупь было острым, костлявым. Видно, отец сильно похудел за это время.
Он не просыпался, и я почувствовала, как волна страха затопила меня. Неужели мой отец умер в камере? Я протянула руку, потрогала его густые волосы; я едва видела его в слабом свете свечи. Наконец голова под моими пальцами шевельнулась, человек повернулся и открыл глаза.
Это был не мой отец.
– Нет! – воскликнула я. – Этого не может быть!
Бесс подбежала ко мне:
– Что случилось?
– Это не мой отец.
– Ну что вы, госпожа! Кто же это может быть, если не ваш отец. Хотя…
– Что?
– Мы ведь не назвали фамилию Стаффорд. Наверное, в этом коридоре содержится еще какой-нибудь узник из благородных, и Том решил, что его-то мы и имеем в виду. О, Господи!
– Пошли обратно. Пусть Том отведет нас в камеру к отцу, – решительно заявила я.
– Нет-нет, госпожа. – Бесс покачала головой. – Это невозможно. Боюсь, Том и так уже заподозрил неладное.
И тут вмешался человек, лежавший на тюфяке, – он слышал наш разговор.
– Я вас знаю, – хриплым голосом произнес он. – Джоанна Стаффорд, что вы здесь делаете?
Я внимательно посмотрела на него. В его чертах не было ничего знакомого: огромные черные глаза на исхудавшем лице. Скулы торчат, бледные губы потрескались.
– Это же я, Чарльз. – Он говорил с каким-то надломом. – Чарльз Говард.
– Тот самый человек, за которого хотела выйти замуж леди Маргарита Дуглас! – ахнула Бесс.
Я не верила своим глазам: этот живой скелет ничуть не напоминал того безрассудного и чванливого юного Говарда, который много лет назад дразнил меня в Стаффордском замке.
– Чарльз, не может быть! Неужели это вы собирались жениться на королевской племяннице? – Он закрыл глаза и кивнул. – А ваш брат знает, что вы сильно больны? Герцогу Норфолку это известно?
Бедняга задрожал всем телом, и я испугалась, решив, что с ним сделался припадок. Но он смеялся. По изгибу губ я наконец узнала Чарльза.
– Прекратите. – Я похлопала его по трясущемуся плечу. – Вы сделаете себе только хуже.
– Я скоро умру от легочной гнили, Джоанна. Именно этого и хочет мой братец. Этого хотят все. Смерть – лучший способ решить все проблемы.
– Что вы имеете в виду?
– Ну как же, меня ведь обвиняют в государственной измене. – Он никак не мог отдышаться. – Вернее, нас обоих. Ах, Джоанна, если бы вы только знали, как она любила меня! Какие стихи писала… – Голос его захлебнулся в кашле.
И тут в разговор вступила Бесс:
– Она до сих пор любит вас, сэр. Я знаю. Я прислуживала ей.
Лично у меня это заявление вызвало большие сомнения. Бесс рассказывала лишь про то, что избалованная эгоистичная девица, недовольная наказанием, которому подверг ее дядюшка-король, постоянно закатывала истерики. Вряд ли ее беспокоила судьба несчастного возлюбленного. Но в душе я поблагодарила Бесс за доброту.
Казалось, слова служанки и в самом деле придали Чарльзу сил.
– Неужели Маргарита все еще любит меня? – Теперь он стал говорить быстрее. – Я думал, она тоже ждет не дождется, когда я умру. Тогда с разрешения короля она сможет выйти за кого-нибудь другого. – Он моргнул и оглядел нас с некоторым недоумением. – Но почему вы здесь?
– Скажите ему вы, госпожа, пока я буду менять белье, – проговорила Бесс.
Мы вдвоем без труда подняли исхудавшее тело с постели: Чарльз стал легким, как пушинка. Мы посадили беднягу на стул, и я рассказала ему обо всем: как сожгли Маргарет, как потом арестовали нас с отцом, как меня допрашивал герцог Норфолк и как мы с Бесс по ошибке попали не в ту камеру.
Чарльза очень заинтересовал разговор, который подслушала Бесс.
– Второй человек после короля, к которому прислушивается мой брат? – недоуменно проговорил он. – Даже не представляю, кто бы это мог быть! Мне всегда казалось, будто наш герцог считает, что вокруг одни сплошные глупцы.
– Я надеялась, что мой отец знает, о ком идет речь, – покачала я головой.
– Может быть, это архиепископ Кранмер?[17] Или Кромвель? Они оба приходили сюда допрашивать заключенных. – Чарльз задумался. – Эти двое – самые важные люди в стране. Но мой брат всей душой ненавидит архиепископа Кентерберийского и лорда – хранителя печати. Насколько мне известно, он их не уважает. И никогда не уважал.
– Герцог их ненавидит? – удивилась я.
– Его светлость, мой любящий брат, презирает простолюдинов, вознесенных на самый верх королем. И вдобавок они оба – враги старой веры.
– Но герцогу старая вера безразлична – он вел армию на усмирение бунта, – недоуменно сказала я. – И перевешал всех мятежников.
– Мой брат никогда не посмеет возражать против воли короля, но в душе он чтит старые традиции. – Чарльз пожал плечами. – Точь-в-точь как Гардинер.[18]
– Вы говорите про епископа Винчестерского? – спросила Бесс.
– Именно, – кивнул наш собеседник. – Если мой брат к кому и прислушивается, то к нему. Но нет, Гардинер к вам завтра прийти никак не может. Король рассердился на епископа и отправил во Францию, назначив постоянным послом. – Тут его снова начал сотрясать кашель – жуткий, душераздирающий. Когда Чарльз оторвал руку ото рта, я увидела на ней свежую кровь.
В дверь раздался стук.
– Ну, долго вы еще там? – донесся из коридора голос Тома.
– Одну минутку! – прокричала в ответ Бесс. – Сэр, мы должны положить вас назад в постель, – обратилась она к Чарльзу Говарду.
Тот кивнул и, когда мы укладывали его на свежее белье, прошептал:
– Желаю удачи.
Я поцеловала его впалую, словно пергаментную щеку:
– До свидания.
Бесс уже стояла у двери, дожидаясь меня.
– Позвольте мне все-таки попытаться убедить Тома отвести нас к отцу, – взмолилась я. – Можно сказать, что ему тоже нужно поменять белье.
Она покачала головой:
– Из этого ничего не получится, госпожа. Боюсь, нас разоблачат, когда…
Дверь открылась, и Том засунул внутрь голову:
– Ну, закончили?
– Да, – ответила Бесс. – Теперь только нужно отнести старое белье на сожжение.
– Оставьте его в коридоре. Я сам за всем прослежу.
Мы вышли, бифитер закрыл и запер дверь, но не повел нас назад по коридору, а остался стоять на месте. Я открыла было рот, собираясь изложить свою выдумку насчет отца, но тут же захлопнула его. Что-то странное почудилось мне во взгляде Тома, который пристально разглядывал меня. Увы, в руках у меня больше не было спасительной кипы белья, за которой можно спрятаться.
– Я справился у офицера стражи, – медленно сказал он. – Тот не слышал, чтобы лорду Говарду или кому-нибудь еще приказали этой ночью сменить белье. Да и что за срочность: это всегда можно сделать утром. Как-то все это подозрительно.
Сердце у меня упало.
– Приказ был, – твердо сказала Бесс. – Думаешь, нам большой интерес работать по ночам?
Том ухмыльнулся, глядя на нее:
– Как знать, а может быть, вы отнесли Говарду любовную записку от леди Дуглас?
– Вот еще глупости, – с оскорбленным видом заявила Бесс. – Можешь сам сходить в камеру и проверить.
– Делать мне больше нечего, – сказал Том и остановил взгляд на мне.
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.
Он повел головой:
– Идемте.
Мы пошли за ним по коридору. По пути я смотрела на деревянные двери и гадала: может быть, за одной из них находился мой отец? Моя рискованная попытка увидеть его провалилась. Но хуже всего, что я, похоже, погубила Бесс. Как спасти служанку, если нас сейчас разоблачат? Я лихорадочно искала какой-нибудь выход, но ничего придумать не могла.
Мы дошли до поста Тома. Вот сейчас он позовет других бифитеров – и все, мы с Бесс пропали.
Но вместо этого Том ухватил меня за руку и подтащил к себе. Его колючая борода оцарапала мне лоб.
– Пошли со мной, Сюзанна!
Я попыталась вырваться, но тщетно.
– Что ты делаешь, Том? – воскликнула Бесс.
– Вы обе затеяли что-то противозаконное. Не бойтесь, я никому не скажу ни слова. Но только при условии, что Сюзанна останется со мной наедине. А потом я потихоньку проведу вас обратно, и все будет шито-крыто. Ну что, согласна?
– Нет, – сказала я.
– Да брось ты ломаться, Сюзанна! Можно подумать, мы не делали этого раньше. Конечно, я в ту ночь был в доску пьян. Но все равно помню, какая ты сладкая. А теперь я дьявольски трезв, малютка. Соглашайся, не пожалеешь.
– Ну что ты пристал к девушке! – воскликнула Бесс.
– А тебе, небось, завидно, – ухмыльнулся бифитер.
Дальше все случилось в одно мгновение. Бесс изо всей силы наступила Тому каблуком на правую ногу. Он с воплем выпустил меня и согнулся от боли. Бесс сложила два кулака вместе и этой импровизированной дубинкой с размаху ударила его по шее. Бедняга рухнул на каменный пол как подкошенный.
– Бежим! – Бесс ухватила меня за руку, и мы побежали в темноту Белой башни.
11
Мы неслись по сводчатым залам так быстро, что в груди у меня все горело. Никогда в жизни мне не приходилось бегать с такой скоростью. Свечи у нас теперь не было, но сквозь окна падал лунный свет, а Бесс, слава Господу, прекрасно ориентировалась в башне.
Мы завернули за угол. Служанка прижалась к каменной стене, ухватившись за кирпичи обеими руками, и замерла на месте. Поначалу я подумала, что ей необходимо отдышаться, но она покачала головой, знаком показав, что нужно молчать.
Я согнулась пополам от боли в боку.
– Слышите? – произнесла она одними губами.
Через секунду-другую я тоже услышала быстро приближающиеся тяжелые шаги и испуганно кивнула.
– В часовню, – чуть слышно прошептала Бесс.
Мы потихоньку двинулись, поминутно оглядываясь, готовые в любую минуту увидеть высокую фигуру разъяренного бифитера. А может, Том не один пустился в погоню за нами? Почему, интересно, он не поднял по тревоге своих товарищей и даже не кричал нам вдогонку, чтобы мы остановились?!
Через несколько минут мы добрались до часовни, и Бесс втащила меня внутрь сквозь арочную дверь.
Здесь было удивительно красиво: изящные каменные колонны по бокам от каменных скамей, высокие потолки, три витражных окна, пропускающие чуть окрашенный витражами лунный свет. Как же давно я не слышала мессу.
Я так запыхалась, что едва не потеряла сознание, ухватившись за первую скамью. Мы добрались до среднего ряда и на полпути к алтарю рядышком опустились на колени на пол. Я видела, как Бесс кусает губы, лихорадочно обдумывая, как действовать дальше.
И тут раздался какой-то звук. Такой тихий, что я подумала: померещилось. Взглянула на Бесс – кажется, она ничего не слышала. Наверное, нервы, решила я.
Прошла еще минута; я посмотрела на ближайшее витражное окно. Мне было видно только лицо прекрасной женщины, молодой и светловолосой. Наверняка это была Дева Мария. Но женщина смотрела величаво, высокомерно наклонив голову, и была очень похожа на кого-то, чей прекрасный портрет я недавно видела. Юная красавица-королева из династии Плантагенетов – вот кто вдохновил художника.
И тут вновь раздался какой-то звук. На этот раз его услышала и Бесс. Она так крепко сжала мое запястье, что ногти буквально впились в плоть, но я стоически терпела.
– Сюзанна? Бесс? – Голос Тома, звучавший не громче шепота, доносился откуда-то сзади, из-за пределов часовни.
Я закрыла глаза.
– Вы ведь там, правда, девочки?
Бесс напряглась.
– Слушайте, не обижайтесь! Я понимаю, что напугал вас, – заговорил Том примирительным тоном. – Я был не прав. Потерял голову. Извиняюсь. Выходите – и забудем все.
Хватка Бесс чуть ослабла, она, похоже, собиралась подняться. Я изумилась: неужели служанка поверила ему?
– Бесс, нет! – произнесла я одними губами и почувствовала у себя на ладони что-то холодное. Это была связка ключей.
Служанка прижала губы к моему уху и прошептала:
– Госпожа, я выйду и уведу его подальше от вас. Скажу, мол, Сюзанна ушла вперед, а я решила помолиться. Том отведет меня на женскую половину, а по дороге будет искать вас. Ему и в голову не придет, что вы теперь пойдете в Бошам. Это же совсем в противоположной стороне.
Я яростно замотала головой:
– Мне одной нипочем не найти свою камеру.
– Найдете, это просто. Идите по туннелю. С улицы в Бошам в такое время не попасть. Ключи спрячете у себя в камере под тюфяком. Я найду способ забрать их утром.
Я не успела сказать ни слова, не успела остановить ее. Бесс вскочила на ноги и поспешила к выходу.
– Ну, надеюсь, ты уже малость остыл, Том? – раздался ее голос. – Не будешь вести себя как животное? А то я просижу здесь до утра.
– Где Сюзанна? – требовательно вопросил он.
– Я так напужалась, что решила зайти в часовню, а она прямо побежала к себе. Ты же знаешь: Сюзанна не очень любит молиться.
– А ты не врешь?
Мои пальцы еще крепче сжали связку ключей. Бифитер не поверил Бесс. Сейчас он обнаружит и меня.
И тут откуда-то из глубин Тауэра донесся еще один мужской голос:
– Эй, кто там? Назовитесь!
– Здесь Том Шарад, сэр. Провожаю Бесс с ночного дежурства. – Я услышала, как служанка быстро вышла из часовни. Послышались мужские голоса, потом – голос Бесс, но разобрать, о чем они говорят, я не смогла. Голоса вроде бы звучали спокойно: Бесс каким-то образом удалось все уладить. И вот уже шаги всех троих замерли в отдалении. Вокруг воцарилась тишина.
Я попыталась подняться, но колени у меня подогнулись, и я в ужасе упала на скамью. Как я смогу дойти до своей камеры в Бошаме, если даже в часовне не могу встать на ноги? Я подумала, что, может быть, лучше, остаться в Белой башне на ночь, а потом рискнуть пробраться в Бошам на рассвете? Но тюремщики имели обыкновение обходить узников с восходом солнца. Вряд ли я смогу при свете дня выдавать себя за Сюзанну.
Стало быть, мне нужно вернуться сейчас, немедленно.
Я двинулась назад по анфиладе сводчатых комнат: пока сбиться с пути было невозможно. Я дошла до большого зала и поспешила миновать его как можно скорее. Мои глаза привыкли к темноте, они различали каменные стены и бойницы. Найти деревянную дверь в туннель оказалось на удивление легко. На связке Бесс висело десять ключей, второй из них подошел.
Мы завернули за угол. Служанка прижалась к каменной стене, ухватившись за кирпичи обеими руками, и замерла на месте. Поначалу я подумала, что ей необходимо отдышаться, но она покачала головой, знаком показав, что нужно молчать.
Я согнулась пополам от боли в боку.
– Слышите? – произнесла она одними губами.
Через секунду-другую я тоже услышала быстро приближающиеся тяжелые шаги и испуганно кивнула.
– В часовню, – чуть слышно прошептала Бесс.
Мы потихоньку двинулись, поминутно оглядываясь, готовые в любую минуту увидеть высокую фигуру разъяренного бифитера. А может, Том не один пустился в погоню за нами? Почему, интересно, он не поднял по тревоге своих товарищей и даже не кричал нам вдогонку, чтобы мы остановились?!
Через несколько минут мы добрались до часовни, и Бесс втащила меня внутрь сквозь арочную дверь.
Здесь было удивительно красиво: изящные каменные колонны по бокам от каменных скамей, высокие потолки, три витражных окна, пропускающие чуть окрашенный витражами лунный свет. Как же давно я не слышала мессу.
Я так запыхалась, что едва не потеряла сознание, ухватившись за первую скамью. Мы добрались до среднего ряда и на полпути к алтарю рядышком опустились на колени на пол. Я видела, как Бесс кусает губы, лихорадочно обдумывая, как действовать дальше.
И тут раздался какой-то звук. Такой тихий, что я подумала: померещилось. Взглянула на Бесс – кажется, она ничего не слышала. Наверное, нервы, решила я.
Прошла еще минута; я посмотрела на ближайшее витражное окно. Мне было видно только лицо прекрасной женщины, молодой и светловолосой. Наверняка это была Дева Мария. Но женщина смотрела величаво, высокомерно наклонив голову, и была очень похожа на кого-то, чей прекрасный портрет я недавно видела. Юная красавица-королева из династии Плантагенетов – вот кто вдохновил художника.
И тут вновь раздался какой-то звук. На этот раз его услышала и Бесс. Она так крепко сжала мое запястье, что ногти буквально впились в плоть, но я стоически терпела.
– Сюзанна? Бесс? – Голос Тома, звучавший не громче шепота, доносился откуда-то сзади, из-за пределов часовни.
Я закрыла глаза.
– Вы ведь там, правда, девочки?
Бесс напряглась.
– Слушайте, не обижайтесь! Я понимаю, что напугал вас, – заговорил Том примирительным тоном. – Я был не прав. Потерял голову. Извиняюсь. Выходите – и забудем все.
Хватка Бесс чуть ослабла, она, похоже, собиралась подняться. Я изумилась: неужели служанка поверила ему?
– Бесс, нет! – произнесла я одними губами и почувствовала у себя на ладони что-то холодное. Это была связка ключей.
Служанка прижала губы к моему уху и прошептала:
– Госпожа, я выйду и уведу его подальше от вас. Скажу, мол, Сюзанна ушла вперед, а я решила помолиться. Том отведет меня на женскую половину, а по дороге будет искать вас. Ему и в голову не придет, что вы теперь пойдете в Бошам. Это же совсем в противоположной стороне.
Я яростно замотала головой:
– Мне одной нипочем не найти свою камеру.
– Найдете, это просто. Идите по туннелю. С улицы в Бошам в такое время не попасть. Ключи спрячете у себя в камере под тюфяком. Я найду способ забрать их утром.
Я не успела сказать ни слова, не успела остановить ее. Бесс вскочила на ноги и поспешила к выходу.
– Ну, надеюсь, ты уже малость остыл, Том? – раздался ее голос. – Не будешь вести себя как животное? А то я просижу здесь до утра.
– Где Сюзанна? – требовательно вопросил он.
– Я так напужалась, что решила зайти в часовню, а она прямо побежала к себе. Ты же знаешь: Сюзанна не очень любит молиться.
– А ты не врешь?
Мои пальцы еще крепче сжали связку ключей. Бифитер не поверил Бесс. Сейчас он обнаружит и меня.
И тут откуда-то из глубин Тауэра донесся еще один мужской голос:
– Эй, кто там? Назовитесь!
– Здесь Том Шарад, сэр. Провожаю Бесс с ночного дежурства. – Я услышала, как служанка быстро вышла из часовни. Послышались мужские голоса, потом – голос Бесс, но разобрать, о чем они говорят, я не смогла. Голоса вроде бы звучали спокойно: Бесс каким-то образом удалось все уладить. И вот уже шаги всех троих замерли в отдалении. Вокруг воцарилась тишина.
Я попыталась подняться, но колени у меня подогнулись, и я в ужасе упала на скамью. Как я смогу дойти до своей камеры в Бошаме, если даже в часовне не могу встать на ноги? Я подумала, что, может быть, лучше, остаться в Белой башне на ночь, а потом рискнуть пробраться в Бошам на рассвете? Но тюремщики имели обыкновение обходить узников с восходом солнца. Вряд ли я смогу при свете дня выдавать себя за Сюзанну.
Стало быть, мне нужно вернуться сейчас, немедленно.
Я двинулась назад по анфиладе сводчатых комнат: пока сбиться с пути было невозможно. Я дошла до большого зала и поспешила миновать его как можно скорее. Мои глаза привыкли к темноте, они различали каменные стены и бойницы. Найти деревянную дверь в туннель оказалось на удивление легко. На связке Бесс висело десять ключей, второй из них подошел.