Сьюзен Нэпьер
Избранница Фортуны
Глава 1
– Думаю, я влюбился.
Погруженная в утреннюю газету, Мэгги Коул и бровью не повела на заявление мужа.
– Очень мило, – пробормотала она рассеянно и невнятно, поскольку рот был занят тостом из обдирного хлеба, а мысли – проблемой, удастся ли заглянуть на рекламируемую распродажу обуви между временем, назначенным у парикмахера, и обедом с Джуди Прентис. Обувь была слабым местом Мэгги, и, хоть ей никогда в жизни не приходилось думать об экономии, комбинация ОБУВЬ и РАСПРОДАЖА в броской рекламе обладала неотразимой притягательностью.
– Мэгги! Ты меня слушаешь? – Финн потянулся через стол, вырвал газету и швырнул на черную плитку, которой был выстлан пол их обеденного алькова. – Я сказал, что влюбился.
– Ты сказал: «Думаю, что влюбился», – поправила Мэгги, переводя взгляд со своего скудного завтрака на остатки обильной трапезы мужа. Нечестно, что Финн может есть как ломовая лошадь и сохранять самую изысканную фигуру, а Мэгги достаточно взгляда на шоколадку, чтобы набрать десять фунтов веса.
– Думаю – следовательно, люблю, – сказал Финн с непринужденной улыбкой, которая сражала женщин, как кегли. Шести футов ростом, с голубыми глазами, волосами цвета старого золота, лицом и фигурой бросавший вызов греческим богам, Финиан Коул мог получить – и, вероятно, получал – любую женщину, какую только хотел. У него были все основания стать закоренелым распутником.
Но он им не был. Он был… просто Финн. Распутник, конечно, но очень милый.
– Я серьезно, Мэгги. Я наконец влюбился.
– Поздравляю. Кто на этот раз? Спасибо, Сэм. – Мэгги улыбнулась сухощавому, темноволосому лакею приятной наружности, поднявшему газету и положившему возле ее тарелки, попутно третий раз налив ей кофе. – Как насчет второго тоста?
– Я сожалею… – Судя по виду, Сэм Ист не испытывал ни малейшего сожаления, и скорбный взгляд ее темно-карих глаз на слугу не действовал. Слишком много калорий.
– Но я же всегда съедаю два!
– Когда я знаю, что вы не станете жульничать за обедом, – да.
– А с чего ты взял, что я стану жульничать? – возмутилась Мэгги.
– Вы, кажется, просили меня заказать столик? Русская чайная… блины со сметаной и икрой?
Если бы Мэгги была способна краснеть, она бы покраснела. А так она только нахмурилась.
– Я собиралась съесть только один.
– Разумеется. А я собираюсь объявить себя принцем Уэльским.
– Если позволите, ваше высочество, – вмешался в перепалку Финн, – я хотел бы поговорить с женой наедине.
– Конечно, сэр. – Сэм попятился, кланяясь, в белизну своей кухни, сопровождаемый хихиканьем Мэгги. Сэм и Финн были ровесники и, несмотря на разницу в социальном положении, достаточно расположены друг к другу, чтобы не стесняться во взаимных колкостях.
– Мэгги, ты можешь быть серьезной? Дело нешуточное.
– Извини, дорогой. – Мэгги сделала серьезное лицо и смиренно сложила руки на коленях. – Ты собирался рассказать о новом свете в туннеле твоей жизни.
– Единственном свете. Теперь уже все по-настоящему. Я не просто влюбился – я люблю ее.
На этот раз в голосе мужа не было триумфа – только спокойная уверенность, мгновенно отбившая у Мэгги желание шутить. Она озадаченно всматривалась в безупречно красивого мужчину, с которым вот уже пять лет садилась за стол каждое утро. Финн, чьи манеры и внешность всегда были вне возраста, вдруг обрел в ее глазах ореол зрелой мужественности. В свои двадцать четыре года он не обзавелся ни одной складкой на лице, украшенном патрицианским носом, ни одной морщиной на чистом лбу, которому бесстыдно льстила небрежно спадавшая прядь густых светлых волос. Только циничные голубые глаза выдавали определенного рода опыт, однако этим утром в них не плясали издевательские огоньки. Они были прозрачными, почти безмятежными, и на мгновение Мэгги пронзила острая зависть.
– Ты уверен? – медленно спросила она, хотя уже знала ответ.
Финн очнулся от задумчивости и отвечал почти покаянно:
– Да. Абсолютно. Я не могу жить без нее, Мэгги. Я не хочу жить без нее. Я хочу, чтобы она стала моей женой, матерью моих детей.
Вот он и, наступил, момент истины. Смешно, но Мэгги всегда казалось, что первой влюбится она, а не Финн. Да и он думал так же. В конце концов, именно Мэгги в их тандеме была романтичной натурой, импульсивной оптимисткой. Финн был циник, закаленный заботами о построенной его дедом торговой империи и суровой необходимостью соответствовать образу Блистательного Плейбоя, созданному светскими колонками финансовых газет.
– О, Финн, я так рада! – Мэгги потянулась через стол, чтобы с чувством потрепать ему руку. При этом ее густые черные волосы, свободно падающие до плеч, прошлись по тарелке, собирая хлебные крошки. – Кто она? Я с ней знакома? Что-то не замечала, чтобы ты встречался с кем-то чаще, чем с другими… на прошлой неделе ты обедал с тремя разными женщинами…
– Маскировка, – ухмыльнулся Финн. – Все три свидания – деловые.
Мэгги выпрямилась и нетерпеливо отбросила волосы за спину, отчего крошки посыпались на темно-красный шелковый халат, подчеркивающий ее латинскую красоту – наследство матери-итальянки, которую она едва помнила.
– Маскировка? С чего это тебе понадобилась маскировка? – поморщилась она, и густая прямая челка легла на тонкие дуги бровей. – Финн, она ведь не замужем? Ты же не влюбился в чью-то жену?
– Разве это так страшно? У меня тоже есть жена – ты.
– Мы – другое дело, – отмахнулась Мэгги. – Она замужем? – У нее упало сердце при мысли о всяких сложностях… как будто их и так мало. – Я ее знаю?
– Не думаю, что вы знакомы. – Финн положил ложку сахара в кофе, и Мэгги начала подозревать самое худшее – он никогда не пил кофе с сахаром.
– Кто она, Финн?
– Она тебе понравится, Мэгги…
– Конечно, – солгала Мэгги. Она начала перебирать в уме наихудшие кандидатуры. У них с Финном отношения строились на абсолютной искренности.
При той семейной жизни, которую они вели, это было совершенно необходимо.
Неожиданная уклончивость мужа пугала. Мэгги любила Финна и не могла допустить, чтобы он связался с кем попало. Отхлебнув своего кофе, она скривилась. Не отважиться ли и ей на ложечку сахара? Судя по всему, такая защита от стресса может оказаться полезной. Но, лишь только рука воровато потянулась к сахарнице, Сэм с грохотом уронил кастрюлю и разразился у себя на кухне, за стеной из стеклянных кирпичей, ругательствами. Мэгги отдернула пальцы. Нет, она не может позволить себе и фунта лишнего веса… тем более что Сэм держит под наблюдением ее электронные весы. Этот приверженец здорового образа жизни почитает своим священным долгом заботиться о ее форме. Можно попытаться сжульничать, но не дома. При Сэме чувство вины у нее обостряется. Приятного мало. Плюс еще самолюбие и ловушка наследственности.
Помимо ирландских генов, переданных сухопарым отцом, в ней сидят итальянские клетки матери, только и ждущие, как бы превратить ее пять с половиной футов в мечту драпировщика.
– Ну же? Кто она? – Мэгги добродетельно пригубила горького черного пойла.
Финн буркнул что-то невразумительное и ослабил узел розового галстука, дивно сочетающегося с белой рубашкой и серым костюмом индивидуального пошива.
Что он сказал? Лора? Лорел? У Мэгги глаза полезли на лоб, открывая золотые ободки вокруг темно-карих радужек.
– Господи, Финн, неужели ты влюбился в Лору Хардинг? Да ей же вот-вот сорок стукнет, если, конечно, доживет!
– Не Лора – Лори.
– Ну, это уже легче! – Мэгги сделала еще глоток, чтобы смыть железный привкус, оставшийся во рту, но туг же поперхнулась и забрызгала стеклянный, в хромированной окантовке стол, когда Финн, откашлявшись, уточнил:
– Лори Фортуна.
– Лори Фортуна? – задохнулась Мэгги. – Лори Фортуна? Та самая Лори Фортуна?
Финн коротко кивнул, и жена поняла по этому движению, что он готов к обороне. И все же невозможно поверить.
– Лори Фортуна? Этот ребенок?
– Она не ребенок, Мэгги. Ей восемнадцать лет.
Брови Мэгти исчезли под челкой.
– В самом деле? Выходит, ее оставляли на второй год. Она ведь еще учится в школе?
У Финна сквозь загар проступил легкий розовый оттенок, что было новым потрясением для Мэгги. Финн краснеет? Бесстыдник Финн краснеет?
– Заканчивает школу, – поправил он. – В этом году. И ей еще нет восемнадцати… но через пару месяцев будет!
– Вот-вот, я и говорю – ребенок. Финн, просто не верится… она надоест тебе через месяц…
– Нет! – отрубил Финн. Румянец на его лице сменился той самой, способной вызывать зависть, безмятежностью. – Я знал многих женщин, Мэгги, но ни одна из них не рождала во мне такого чувства… такой беспомощности и вместе с тем всемогущества. Она – Единственная, Мэгги. Я понял это с первого взгляда. Здесь ни при чем возраст и опыт… или его отсутствие. Просто мы созданы друг для друга.
– Просто? – Хотела бы Мэгги, чтобы все было так просто. Ради Финна хотела бы. – Ты уверен, что она чувствует то же, что и ты?
Финн улыбнулся так нежно и чувственно, что у Мэгги екнуло сердце. Ох, Финн, не пришлось бы…
– Совершенно уверен.
– Лори Фортуна? – Ей еще раз захотелось убедиться, что это не чудовищное недоразумение.
– Лори Фортуна.
Мэгги, переведя дух, приступила к самой взрывоопасной проблеме.
– На свете есть миллионы женщин, но тебе понадобилось влюбиться именно в малолетнюю дочь Николаса Фортуны.
Финн болезненно поморщился, хоть и готовился к этому удару.
– Я уже говорил, что Лори не настолько юна…
– По сравнению с тобой – да, – мрачно настаивала Мэгги. – Я так понимаю, что он еще не знает?..
Финн чуть вздрогнул и на этот раз даже побледнел.
– Нет. Конечно, нет. Мы были очень осторожны…
– И сколько это продолжается?
– Пару месяцев.
– Ох, Финн… – Она понимала необходимость конспирации, но все-таки больно быть обманутой.
– Я не мог сказать тебе, Мэгги. Я… все это раскрутилось настолько необычно, настолько невероятно… Я просто не мог поверить в свою фортуну… – оба невесело улыбнулись каламбуру, – и… ну… естественно, мы не могли идти к ее отцу, пока я не поговорю с тобой. Видишь ли, она еще не знает о том, что мы с тобой…
Удар был ниже пояса. Во всех предыдущих своих романах Финн играл строго по правилам, и Мэгги не могла поверить, что эта любовь настолько изменила его. Несмотря на свою репутацию неисправимого повесы, Финн старался никому не причинять боли.
– Она не знает, что ты женат? Финн, как ты мог?
– Знает, конечно. – Голубые глаза оскорбленно вспыхнули. – Но не знает почему. То есть я сказал ей, что мы с тобой живем каждый своей жизнью, и она мне верит, но… больше я ничего не мог сказать без твоего разрешения, ты не согласна?
Мэгги уловила виноватую нотку и прищурилась.
– Не мог или не хотел? Если ты по-настоящему любишь ее и захотел бы полной откровенности, я бы поняла и простила – ты это знаешь. Или ты, не открывая тайну нашего брака, таким образом проверял глубину ее любви? – Финн опустил глаза, и Мэгги догадалась, что права. Все ее симпатии были на стороне Лори. – Значит, теперь, убедившись, что можешь на нее положиться, ты решил в награду выдать остальную правду. Это гадко, Финн!
Он пожал плечами и спокойно ответил:
– Может быть, но ей, так же как мне, нужно было узнать, достаточно ли она верит в меня. Нам предстоит еще столько трудностей, что без взаимного доверия не стоит и начинать. Когда все выйдет наружу, поднимется такой шум… наши семьи и ее отец ринутся в бой. Иногда единственное, на что можно положиться, так это на любовь и доверие…
– И на мои тоже, – мягко добавила Мэгги, и Финн облегченно улыбнулся.
– Она действительно очень юная, Мэгги, из-за этого я и сомневался сначала. Но сердце и голова у нее женские. Она не хочет никому делать больно, но хочет стать моей женой. Я знаю, что не заслуживаю ее после той жизни, которую вел; но у меня не хватит благородства отказаться от нее. И не откажусь, что бы ни сделал Ник Фортуна.
– А сделать он может много, – вздохнула Мэгги. Биографические сведения о Никласе Фортуне, безжалостном пирате бизнеса, были очень скудными. Он избегал славы как чумы, но известность беспощадно преследовала его благодаря вкладу Фортуны в «рационализацию» новозеландской экономики, который он внес, захватив контрольные пакеты акций множества убыточных компаний. Часть этих компаний была впоследствии обчищена и перестроена, а остальные – только обчищены и сброшены со счетов. Так или иначе, Мэгги знала, что он англичанин, что некогда занимался боксом и был женат, что лет двенадцать назад эмигрировал в Новую Зеландию и быстро сделал себе состояние на фондовой бирже, которое с тех пор превратил в несколько состояний, включая фигурально и буквально выражаясь – бриллиант его короны: эксклюзивное дело по производству и продаже бриллиантов, названное просто «Фортуна». Все свободное от делания денег время он посвящал ревностному пестованию дочери.
Мало кому удавалось сфотографировать Лори Фортуну, а из того немногого, что Мэгги приходилось слышать, складывался образ милой, послушной папиной дочки, которую готовили для брака с какой-нибудь общественной и финансовой знаменитостью, дабы будущий муж продолжал лелеять ее в такой же уютной роскоши, которую сейчас обеспечивает отец. Вовсе не такого сорта девушку или женщину ожидала Мэгги увидеть возлюбленной Финна. Ей вдруг очень захотелось увидеть его избранницу собственными глазами.
– Через пару месяцев ей будет восемнадцать, – рассуждал Финн, – и тогда нам не понадобится разрешение Фортуны.
– А его благословение? Будет ли Лори счастлива без него? Из того, что я слышала, создается впечатление, что они очень близки…
– Я знаю. – Самоуверенности Финна как не бывало. – Она говорит, что ей это не важно, что она любит меня, но хватит ли одной любви? – Он тихо простонал. – Должно хватить! – Порывисто вскочив, Финн обогнул стол. – Ты поможешь мне, Мэгги? – Это было скорее требование, чем просьба – все давно между ними решено, и Финн знал, что Мэгги не откажет, коли надежда на счастье улыбнулась ему. – Я помню наш договор, но развестись сейчас – значит раскрыть все карты. Черт, почему я должен был встретить ее именно сейчас?
– Можно придерживаться первоначального плана…
– Аннулирование брака? – Финн покачал головой. – Чтобы снова разгорелась вендетта? Думаю, мы можем…
– Финн, почему бы не продолжить этот разговор вместе с Лори? Так будет честнее – ведь это касается и ее будущего. Когда я могу познакомиться с ней?
– Что, если этим вечером?
– У вас свидание сегодня? – Неужели им в самом деле удается так легко видеться? – Я думала, что ее всюду сопровождает телохранитель, дуэнья или кто-нибудь в этом роде.
– Почти всюду, – усмехнулся Финн, и его глаза осветились нежностью, что заставило Мэгги почувствовать странную пустоту внутри. Финн был ее лучшим другом. За пять лет брака она успела познакомиться со многими его любовницами, некоторые ей даже нравились, и никогда еще у нее не было такого чувства, что на этом пиру она совсем чужая. – Но как раз сегодня вечером мы можем провернуть знакомство совершенно невинным образом, – продолжал Финн. Фортуна устраивает показ драгоценностей с коктейлем «У Саши», и Лори будет там…
Мэгги знала этот ресторан с ночным клубом, они оба были его завсегдатаями.
– И ее отец, конечно, тоже, – скептически добавила она.
– Ну, от него-то все равно никуда не деться. В конце концов, он тоже знает, кто я такой. По крайней мере не примет меня за искателя фортуны…
Мэгги хихикнула, и Финн нахмурился.
– Дорогой, я не виновата, что эта фамилия так чревата каламбурами.
– Только не пытайся каламбурить при Нике Фортуне: не думаю, что у него есть чувство юмора.
– Особенно когда дело касается дочери, – согласилась Мэгги.
– Черт возьми, Мэгги, почему я должен смотреть на него снизу вверх? Я происхожу из хорошей семьи, молод, не менее богат, чем Лори, да и старине Нику по этой части вряд ли уступлю; я здоров, меня уважают как бизнесмена…
– И еще ты женат. Теперь характеристика полная, не правда ли? У Ника Фортуны консервативные взгляды. Он пуританин. Финн.
– Черта с два. Он встречается с женщинами…
– Но тайком. И всегда с одинокими. Он презирает людей вроде нас… людей, у которых больше денег, чем принципов, меняющих партнеров как перчатки и не придающих значения брачным клятвам…
Финн на минуту задумался над этой очевидной несправедливостью.
– Ник не похож на пуританина. Как раз наоборот. Бьюсь об заклад, что в свое время он был порядочным шалопаем, и вряд ли это высокая мораль помогла ему так быстро сколотить состояние.
– Нет отца строже, чем остепенившийся повеса, – заметила Мэгги, – и мужа ревнивее. – Она не сомневалась, что, полюбив, Финн окружит свою жену точно такой же ревностной и ревнивой заботой, как Фортуна – дочь. – И его время еще не кончилось – вот в чем проблема, Финн. Ему еще нет сорока, он легче на подъем, чем многие юнцы. У него уйма денег и власти, и он не колеблясь воспользуется тем и другим, чтобы стереть в порошок любого, кто встанет на его пути…
– Чертов ханжа, – поморщился Финн; сам-то он, даже превратившись в ловкого бизнесмена, оставался жертвой «джентльменского» воспитания.
– Почему бы тебе не попытаться найти в этом человеке что-нибудь хорошее? – предложила Мэгги. – В конце концов, он станет твоим тестем. Неужели ты будешь вынуждать Лори разрываться между дочерней и супружеской любовью?
Финн ухмыльнулся. Он никогда не предавался унынию надолго.
– Дочь у него хорошая; думаю, начать можно с этого. Человек, произведший на свет такое дитя, как Лори, не может быть безнадежно плох…
На распродажу обуви Мэгги так и не попала. Она была слишком занята стратегическими планами. Стратегия была ее сильным местом. Друзья давно убедились, что Мэгги неистощима на оригинальные идеи, правда до тех пор, пока не нужно осуществлять их на практике. За это те, кто завидовал ее богатой и беззаботной жизни, называли ее прожектеркой. Зато имевшие счастье знать Мэгги поближе хорошо понимали, что к ее творческим способностям обывательские мерки неприменимы. Просто широта и многообразие ее интересов не стеснены необходимостью зарабатывать на жизнь. Мэгги – веселая забавница.
На Мэгги всегда можно положиться в вопросе вечеринки, или сбора средств, или свежего взгляда на неразрешимую проблему. Сузи Прентис, подружка по блинам и сплетням, принадлежала к числу таких счастливцев. Владелица рекламной фирмы, она одна знала, что потрясающий успех новой марки колготок в значительной степени был заслугой Мэгги, предложившей натянуть эту обыденную деталь женского туалета на разработавших ее дизайнеров-мужчин. Так было положено начало смешной и эротической серии рекламных роликов с актерами и пресыщенными гольфом и прозаической одеждой бизнесменами, а также серии веселых обедов с шампанским. Беспечные заявления Мэгги о том, что никакой пользы от нее нет, требовали существенных поправок.
К несчастью, на этот раз изобретательность, казалось, покинула Мэгги.
Отправляясь с Финном в ночной клуб, она все еще бесплодно раздумывала над тем, как выбраться из тупика, в который они оба завели свои жизни. Едва войдя, супруги тут же попали под прицел объектива. Клубный фотограф ловко отшутился – мол, не упускать же такую удачу. Это был прозрачный намек на то, что Финна и Мэгги чаще видят в компании с другими партнерами, но они, как обычно, оставили колкость без внимания. Благодаря их положению в обществе толки о внутреннем устройстве их замысловатого брака, нечувствительного к многочисленным изменам, были неиссякаемы. Им же самим довольно было того, что их брачный союз не увял под беспощадным светом прожекторов.
Сейчас Мэгги нежилась в этом свете, чувствуя себя абсолютно в своей стихии и зная, что выглядит наилучшим образом. Парикмахер создал для этого вечера новую прическу, совершенно не похожую на ее обычный, вызывающе зализанный стиль, а она соответствующим образом оделась. Андре туго завил ее волнистые волосы и создал из эбеновых локонов высокое сооружение, скрадывающее чуть широковатые рот и подбородок и выгодно подчеркивающее оливковый оттенок кожи и миндалевидные глаза, обведенные тускло-золотистыми тенями и ее собственными густыми ресницами. По моде короткое, свободного покроя платье из атласа тигровой расцветки в наилучшем виде представляло чуть великоватые груди и (в данный момент) похвально тонкую, благодаря неусыпной бдительности Сэма, талию. Теплый весенний вечер позволил надеть узконосые босоножки, делающие ее рост именно таким, какой она считала для себя наиболее подходящим. Вместо приличествующих случаю драгоценностей на ней были только недорогое деревянное ожерелье и подходящий к нему браслет рабыни, купленный во время путешествия по Африке. Последним штрихом был фирменный знак Мэгги Коул – перчатки. Она никогда не показывалась на публике без них. Во всяком случае что были черные кожаные с кружевом перчатки до запястий, и Мэгги не сомневалась, что изготовившая их мастерица скоро будет завалена заказами. То, что надевает сегодня Мэгги, все рабы моды будут искать завтра…
В полумраке помещения светились стеклянные кубы, в которых была развернута весенняя коллекция Фортуны. Довольно банальная идея, подумала Мэгги, но должна была признать, что этого никак нельзя сказать о самих драгоценностях. Мысленно она отметила пару превосходных вещиц, которые стоит приобрести для себя. Она как раз рассматривала брошь из золота, платины и желтых бриллиантов, когда Финн толкнул ее в бок и тихо произнес:
– Вон Лори.
Девушка стояла у входа. Мэгги видела ее и раньше, но не обращала на нее внимания и теперь разглядывала с немалым удивлением. «Да ведь ее даже особо хорошенькой не назовешь! – мысленно воскликнула она. – Разве что волосы».
Шелковистые светлые волосы свободно падали едва не до пояса. Тонкая фигурка в простом голубом платье выглядела почти мальчишеской. «Господь милосердный! – в отчаянии думала Мэгги. – Что случилось с Финном?» Обычно ему нравились женщины «в теле». Заметив краем глаза выражение его лица, она с удовольствием ответила ему таким же тычком в бок.
– Убери с лица эту блаженную улыбку, милый, или мы проиграли, – посоветовала она, едва разжимая губы. – Лучше подумай о том, как избавиться от ее сопровождающего.
Человек, властно державший затянутый в голубое локоток, был Никлас Фортуна, и Мэгги, едва увидев его, испытала знакомое ощущение сосущей пустоты внутри, из-за чего всегда старалась держаться подальше от этого субъекта. Несколько случайных разговоров с ним оставили неприятное впечатление: сквозь глянец светского безразличия проглядывало плохо скрываемое презрение.
Никлас составлял разительный контраст с дочерью – не только фигурой и колоритом, но и манерами. Не такой рослый, как Финн, он был все же высок, футов шести, крепко скроен и мускулист. Примерно такое же впечатление производил его ум. В черных, коротко подстриженных волосах сквозили седые нити. Лицо состояло из жестких линий и углов, чуть деформированных, будто из-за старых переломов, что было очень похоже на правду, если вспомнить его прошлое. Ощущение жесткости усиливалось темно-зелеными глазами… или серыми… или карими? Мэгги не могла бы сказать точно. Вероятно, это зависело от его настроения, которое всякий раз, когда ей случалось находиться рядом с ним, оказывалось непредсказуемым. Единственное, что противоречило впечатлению затаившегося внутри зверя, – это рот и ресницы: первый – неожиданно полный и чувственный; вторые – такие же длинные и мягкие, как ее собственные. Одет он был официальное всех присутствующих мужчин – строго черное и белое. «Наверно, для того, чтобы не приняли за одного из вышибал, – позлорадствовала Мэгги. – Только по одежде отличить и можно». Вероятно, именно первобытная грубость, граничащая с жестокостью, привлекала к нему женщин, среди которых всегда находилось немало кандидаток в героини его романов, довольно, впрочем, редких.
Мэгги вздрогнула от беспричинного страха. Черт возьми, он всего лишь мужчина, а она – в свое время – управлялась со многими. Вот только все они были одного сорта: поверхностные, падкие на лесть, и любого из них было так же легко заполучить, как и отвадить. Безопасная свита поклонников, слишком умудренная или слишком испорченная, чтобы поддаваться настоящим чувствам, вроде серьезной любви, способной возмутить спокойное течение благополучной жизни. Никлас Фортуна был другой – пробившийся в миллионеры из низов и живущий по собственным правилам. Не из тех, с кем захочешь иметь дело без крайней необходимости… не из тех, с кем следует иметь дело. И куда же они с Финном попали? Как раз между молотом и наковальней – то и другое в лице человека напротив.
Финн, которому всю жизнь сопутствовало дьявольское везение, похоже, не разделял тревог жены… или вправду Бог бережет влюбленных, потому что не прошло и получаса, как он уже знакомил обеих женщин, заведя за первую попавшуюся колонну.
Спустя несколько минут настороженного диалога, мало удовлетворившего любопытство Мэгги, она решила, что пора переходить к прямому разговору.
– Не принесешь ли ты нам еще шампанского, Финн? – Мэгги залпом допила остаток своего и протянула пустой бокал. Финн неуверенно посмотрел на бледное лицо Лори, ожидая увидеть мольбу о поддержке, но та, ничуть не робея, тоже протянула свой бокал, из которого не выпила и половины.
Погруженная в утреннюю газету, Мэгги Коул и бровью не повела на заявление мужа.
– Очень мило, – пробормотала она рассеянно и невнятно, поскольку рот был занят тостом из обдирного хлеба, а мысли – проблемой, удастся ли заглянуть на рекламируемую распродажу обуви между временем, назначенным у парикмахера, и обедом с Джуди Прентис. Обувь была слабым местом Мэгги, и, хоть ей никогда в жизни не приходилось думать об экономии, комбинация ОБУВЬ и РАСПРОДАЖА в броской рекламе обладала неотразимой притягательностью.
– Мэгги! Ты меня слушаешь? – Финн потянулся через стол, вырвал газету и швырнул на черную плитку, которой был выстлан пол их обеденного алькова. – Я сказал, что влюбился.
– Ты сказал: «Думаю, что влюбился», – поправила Мэгги, переводя взгляд со своего скудного завтрака на остатки обильной трапезы мужа. Нечестно, что Финн может есть как ломовая лошадь и сохранять самую изысканную фигуру, а Мэгги достаточно взгляда на шоколадку, чтобы набрать десять фунтов веса.
– Думаю – следовательно, люблю, – сказал Финн с непринужденной улыбкой, которая сражала женщин, как кегли. Шести футов ростом, с голубыми глазами, волосами цвета старого золота, лицом и фигурой бросавший вызов греческим богам, Финиан Коул мог получить – и, вероятно, получал – любую женщину, какую только хотел. У него были все основания стать закоренелым распутником.
Но он им не был. Он был… просто Финн. Распутник, конечно, но очень милый.
– Я серьезно, Мэгги. Я наконец влюбился.
– Поздравляю. Кто на этот раз? Спасибо, Сэм. – Мэгги улыбнулась сухощавому, темноволосому лакею приятной наружности, поднявшему газету и положившему возле ее тарелки, попутно третий раз налив ей кофе. – Как насчет второго тоста?
– Я сожалею… – Судя по виду, Сэм Ист не испытывал ни малейшего сожаления, и скорбный взгляд ее темно-карих глаз на слугу не действовал. Слишком много калорий.
– Но я же всегда съедаю два!
– Когда я знаю, что вы не станете жульничать за обедом, – да.
– А с чего ты взял, что я стану жульничать? – возмутилась Мэгги.
– Вы, кажется, просили меня заказать столик? Русская чайная… блины со сметаной и икрой?
Если бы Мэгги была способна краснеть, она бы покраснела. А так она только нахмурилась.
– Я собиралась съесть только один.
– Разумеется. А я собираюсь объявить себя принцем Уэльским.
– Если позволите, ваше высочество, – вмешался в перепалку Финн, – я хотел бы поговорить с женой наедине.
– Конечно, сэр. – Сэм попятился, кланяясь, в белизну своей кухни, сопровождаемый хихиканьем Мэгги. Сэм и Финн были ровесники и, несмотря на разницу в социальном положении, достаточно расположены друг к другу, чтобы не стесняться во взаимных колкостях.
– Мэгги, ты можешь быть серьезной? Дело нешуточное.
– Извини, дорогой. – Мэгги сделала серьезное лицо и смиренно сложила руки на коленях. – Ты собирался рассказать о новом свете в туннеле твоей жизни.
– Единственном свете. Теперь уже все по-настоящему. Я не просто влюбился – я люблю ее.
На этот раз в голосе мужа не было триумфа – только спокойная уверенность, мгновенно отбившая у Мэгги желание шутить. Она озадаченно всматривалась в безупречно красивого мужчину, с которым вот уже пять лет садилась за стол каждое утро. Финн, чьи манеры и внешность всегда были вне возраста, вдруг обрел в ее глазах ореол зрелой мужественности. В свои двадцать четыре года он не обзавелся ни одной складкой на лице, украшенном патрицианским носом, ни одной морщиной на чистом лбу, которому бесстыдно льстила небрежно спадавшая прядь густых светлых волос. Только циничные голубые глаза выдавали определенного рода опыт, однако этим утром в них не плясали издевательские огоньки. Они были прозрачными, почти безмятежными, и на мгновение Мэгги пронзила острая зависть.
– Ты уверен? – медленно спросила она, хотя уже знала ответ.
Финн очнулся от задумчивости и отвечал почти покаянно:
– Да. Абсолютно. Я не могу жить без нее, Мэгги. Я не хочу жить без нее. Я хочу, чтобы она стала моей женой, матерью моих детей.
Вот он и, наступил, момент истины. Смешно, но Мэгги всегда казалось, что первой влюбится она, а не Финн. Да и он думал так же. В конце концов, именно Мэгги в их тандеме была романтичной натурой, импульсивной оптимисткой. Финн был циник, закаленный заботами о построенной его дедом торговой империи и суровой необходимостью соответствовать образу Блистательного Плейбоя, созданному светскими колонками финансовых газет.
– О, Финн, я так рада! – Мэгги потянулась через стол, чтобы с чувством потрепать ему руку. При этом ее густые черные волосы, свободно падающие до плеч, прошлись по тарелке, собирая хлебные крошки. – Кто она? Я с ней знакома? Что-то не замечала, чтобы ты встречался с кем-то чаще, чем с другими… на прошлой неделе ты обедал с тремя разными женщинами…
– Маскировка, – ухмыльнулся Финн. – Все три свидания – деловые.
Мэгги выпрямилась и нетерпеливо отбросила волосы за спину, отчего крошки посыпались на темно-красный шелковый халат, подчеркивающий ее латинскую красоту – наследство матери-итальянки, которую она едва помнила.
– Маскировка? С чего это тебе понадобилась маскировка? – поморщилась она, и густая прямая челка легла на тонкие дуги бровей. – Финн, она ведь не замужем? Ты же не влюбился в чью-то жену?
– Разве это так страшно? У меня тоже есть жена – ты.
– Мы – другое дело, – отмахнулась Мэгги. – Она замужем? – У нее упало сердце при мысли о всяких сложностях… как будто их и так мало. – Я ее знаю?
– Не думаю, что вы знакомы. – Финн положил ложку сахара в кофе, и Мэгги начала подозревать самое худшее – он никогда не пил кофе с сахаром.
– Кто она, Финн?
– Она тебе понравится, Мэгги…
– Конечно, – солгала Мэгги. Она начала перебирать в уме наихудшие кандидатуры. У них с Финном отношения строились на абсолютной искренности.
При той семейной жизни, которую они вели, это было совершенно необходимо.
Неожиданная уклончивость мужа пугала. Мэгги любила Финна и не могла допустить, чтобы он связался с кем попало. Отхлебнув своего кофе, она скривилась. Не отважиться ли и ей на ложечку сахара? Судя по всему, такая защита от стресса может оказаться полезной. Но, лишь только рука воровато потянулась к сахарнице, Сэм с грохотом уронил кастрюлю и разразился у себя на кухне, за стеной из стеклянных кирпичей, ругательствами. Мэгги отдернула пальцы. Нет, она не может позволить себе и фунта лишнего веса… тем более что Сэм держит под наблюдением ее электронные весы. Этот приверженец здорового образа жизни почитает своим священным долгом заботиться о ее форме. Можно попытаться сжульничать, но не дома. При Сэме чувство вины у нее обостряется. Приятного мало. Плюс еще самолюбие и ловушка наследственности.
Помимо ирландских генов, переданных сухопарым отцом, в ней сидят итальянские клетки матери, только и ждущие, как бы превратить ее пять с половиной футов в мечту драпировщика.
– Ну же? Кто она? – Мэгги добродетельно пригубила горького черного пойла.
Финн буркнул что-то невразумительное и ослабил узел розового галстука, дивно сочетающегося с белой рубашкой и серым костюмом индивидуального пошива.
Что он сказал? Лора? Лорел? У Мэгги глаза полезли на лоб, открывая золотые ободки вокруг темно-карих радужек.
– Господи, Финн, неужели ты влюбился в Лору Хардинг? Да ей же вот-вот сорок стукнет, если, конечно, доживет!
– Не Лора – Лори.
– Ну, это уже легче! – Мэгги сделала еще глоток, чтобы смыть железный привкус, оставшийся во рту, но туг же поперхнулась и забрызгала стеклянный, в хромированной окантовке стол, когда Финн, откашлявшись, уточнил:
– Лори Фортуна.
– Лори Фортуна? – задохнулась Мэгги. – Лори Фортуна? Та самая Лори Фортуна?
Финн коротко кивнул, и жена поняла по этому движению, что он готов к обороне. И все же невозможно поверить.
– Лори Фортуна? Этот ребенок?
– Она не ребенок, Мэгги. Ей восемнадцать лет.
Брови Мэгти исчезли под челкой.
– В самом деле? Выходит, ее оставляли на второй год. Она ведь еще учится в школе?
У Финна сквозь загар проступил легкий розовый оттенок, что было новым потрясением для Мэгги. Финн краснеет? Бесстыдник Финн краснеет?
– Заканчивает школу, – поправил он. – В этом году. И ей еще нет восемнадцати… но через пару месяцев будет!
– Вот-вот, я и говорю – ребенок. Финн, просто не верится… она надоест тебе через месяц…
– Нет! – отрубил Финн. Румянец на его лице сменился той самой, способной вызывать зависть, безмятежностью. – Я знал многих женщин, Мэгги, но ни одна из них не рождала во мне такого чувства… такой беспомощности и вместе с тем всемогущества. Она – Единственная, Мэгги. Я понял это с первого взгляда. Здесь ни при чем возраст и опыт… или его отсутствие. Просто мы созданы друг для друга.
– Просто? – Хотела бы Мэгги, чтобы все было так просто. Ради Финна хотела бы. – Ты уверен, что она чувствует то же, что и ты?
Финн улыбнулся так нежно и чувственно, что у Мэгги екнуло сердце. Ох, Финн, не пришлось бы…
– Совершенно уверен.
– Лори Фортуна? – Ей еще раз захотелось убедиться, что это не чудовищное недоразумение.
– Лори Фортуна.
Мэгги, переведя дух, приступила к самой взрывоопасной проблеме.
– На свете есть миллионы женщин, но тебе понадобилось влюбиться именно в малолетнюю дочь Николаса Фортуны.
Финн болезненно поморщился, хоть и готовился к этому удару.
– Я уже говорил, что Лори не настолько юна…
– По сравнению с тобой – да, – мрачно настаивала Мэгги. – Я так понимаю, что он еще не знает?..
Финн чуть вздрогнул и на этот раз даже побледнел.
– Нет. Конечно, нет. Мы были очень осторожны…
– И сколько это продолжается?
– Пару месяцев.
– Ох, Финн… – Она понимала необходимость конспирации, но все-таки больно быть обманутой.
– Я не мог сказать тебе, Мэгги. Я… все это раскрутилось настолько необычно, настолько невероятно… Я просто не мог поверить в свою фортуну… – оба невесело улыбнулись каламбуру, – и… ну… естественно, мы не могли идти к ее отцу, пока я не поговорю с тобой. Видишь ли, она еще не знает о том, что мы с тобой…
Удар был ниже пояса. Во всех предыдущих своих романах Финн играл строго по правилам, и Мэгги не могла поверить, что эта любовь настолько изменила его. Несмотря на свою репутацию неисправимого повесы, Финн старался никому не причинять боли.
– Она не знает, что ты женат? Финн, как ты мог?
– Знает, конечно. – Голубые глаза оскорбленно вспыхнули. – Но не знает почему. То есть я сказал ей, что мы с тобой живем каждый своей жизнью, и она мне верит, но… больше я ничего не мог сказать без твоего разрешения, ты не согласна?
Мэгги уловила виноватую нотку и прищурилась.
– Не мог или не хотел? Если ты по-настоящему любишь ее и захотел бы полной откровенности, я бы поняла и простила – ты это знаешь. Или ты, не открывая тайну нашего брака, таким образом проверял глубину ее любви? – Финн опустил глаза, и Мэгги догадалась, что права. Все ее симпатии были на стороне Лори. – Значит, теперь, убедившись, что можешь на нее положиться, ты решил в награду выдать остальную правду. Это гадко, Финн!
Он пожал плечами и спокойно ответил:
– Может быть, но ей, так же как мне, нужно было узнать, достаточно ли она верит в меня. Нам предстоит еще столько трудностей, что без взаимного доверия не стоит и начинать. Когда все выйдет наружу, поднимется такой шум… наши семьи и ее отец ринутся в бой. Иногда единственное, на что можно положиться, так это на любовь и доверие…
– И на мои тоже, – мягко добавила Мэгги, и Финн облегченно улыбнулся.
– Она действительно очень юная, Мэгги, из-за этого я и сомневался сначала. Но сердце и голова у нее женские. Она не хочет никому делать больно, но хочет стать моей женой. Я знаю, что не заслуживаю ее после той жизни, которую вел; но у меня не хватит благородства отказаться от нее. И не откажусь, что бы ни сделал Ник Фортуна.
– А сделать он может много, – вздохнула Мэгги. Биографические сведения о Никласе Фортуне, безжалостном пирате бизнеса, были очень скудными. Он избегал славы как чумы, но известность беспощадно преследовала его благодаря вкладу Фортуны в «рационализацию» новозеландской экономики, который он внес, захватив контрольные пакеты акций множества убыточных компаний. Часть этих компаний была впоследствии обчищена и перестроена, а остальные – только обчищены и сброшены со счетов. Так или иначе, Мэгги знала, что он англичанин, что некогда занимался боксом и был женат, что лет двенадцать назад эмигрировал в Новую Зеландию и быстро сделал себе состояние на фондовой бирже, которое с тех пор превратил в несколько состояний, включая фигурально и буквально выражаясь – бриллиант его короны: эксклюзивное дело по производству и продаже бриллиантов, названное просто «Фортуна». Все свободное от делания денег время он посвящал ревностному пестованию дочери.
Мало кому удавалось сфотографировать Лори Фортуну, а из того немногого, что Мэгги приходилось слышать, складывался образ милой, послушной папиной дочки, которую готовили для брака с какой-нибудь общественной и финансовой знаменитостью, дабы будущий муж продолжал лелеять ее в такой же уютной роскоши, которую сейчас обеспечивает отец. Вовсе не такого сорта девушку или женщину ожидала Мэгги увидеть возлюбленной Финна. Ей вдруг очень захотелось увидеть его избранницу собственными глазами.
– Через пару месяцев ей будет восемнадцать, – рассуждал Финн, – и тогда нам не понадобится разрешение Фортуны.
– А его благословение? Будет ли Лори счастлива без него? Из того, что я слышала, создается впечатление, что они очень близки…
– Я знаю. – Самоуверенности Финна как не бывало. – Она говорит, что ей это не важно, что она любит меня, но хватит ли одной любви? – Он тихо простонал. – Должно хватить! – Порывисто вскочив, Финн обогнул стол. – Ты поможешь мне, Мэгги? – Это было скорее требование, чем просьба – все давно между ними решено, и Финн знал, что Мэгги не откажет, коли надежда на счастье улыбнулась ему. – Я помню наш договор, но развестись сейчас – значит раскрыть все карты. Черт, почему я должен был встретить ее именно сейчас?
– Можно придерживаться первоначального плана…
– Аннулирование брака? – Финн покачал головой. – Чтобы снова разгорелась вендетта? Думаю, мы можем…
– Финн, почему бы не продолжить этот разговор вместе с Лори? Так будет честнее – ведь это касается и ее будущего. Когда я могу познакомиться с ней?
– Что, если этим вечером?
– У вас свидание сегодня? – Неужели им в самом деле удается так легко видеться? – Я думала, что ее всюду сопровождает телохранитель, дуэнья или кто-нибудь в этом роде.
– Почти всюду, – усмехнулся Финн, и его глаза осветились нежностью, что заставило Мэгги почувствовать странную пустоту внутри. Финн был ее лучшим другом. За пять лет брака она успела познакомиться со многими его любовницами, некоторые ей даже нравились, и никогда еще у нее не было такого чувства, что на этом пиру она совсем чужая. – Но как раз сегодня вечером мы можем провернуть знакомство совершенно невинным образом, – продолжал Финн. Фортуна устраивает показ драгоценностей с коктейлем «У Саши», и Лори будет там…
Мэгги знала этот ресторан с ночным клубом, они оба были его завсегдатаями.
– И ее отец, конечно, тоже, – скептически добавила она.
– Ну, от него-то все равно никуда не деться. В конце концов, он тоже знает, кто я такой. По крайней мере не примет меня за искателя фортуны…
Мэгги хихикнула, и Финн нахмурился.
– Дорогой, я не виновата, что эта фамилия так чревата каламбурами.
– Только не пытайся каламбурить при Нике Фортуне: не думаю, что у него есть чувство юмора.
– Особенно когда дело касается дочери, – согласилась Мэгги.
– Черт возьми, Мэгги, почему я должен смотреть на него снизу вверх? Я происхожу из хорошей семьи, молод, не менее богат, чем Лори, да и старине Нику по этой части вряд ли уступлю; я здоров, меня уважают как бизнесмена…
– И еще ты женат. Теперь характеристика полная, не правда ли? У Ника Фортуны консервативные взгляды. Он пуританин. Финн.
– Черта с два. Он встречается с женщинами…
– Но тайком. И всегда с одинокими. Он презирает людей вроде нас… людей, у которых больше денег, чем принципов, меняющих партнеров как перчатки и не придающих значения брачным клятвам…
Финн на минуту задумался над этой очевидной несправедливостью.
– Ник не похож на пуританина. Как раз наоборот. Бьюсь об заклад, что в свое время он был порядочным шалопаем, и вряд ли это высокая мораль помогла ему так быстро сколотить состояние.
– Нет отца строже, чем остепенившийся повеса, – заметила Мэгги, – и мужа ревнивее. – Она не сомневалась, что, полюбив, Финн окружит свою жену точно такой же ревностной и ревнивой заботой, как Фортуна – дочь. – И его время еще не кончилось – вот в чем проблема, Финн. Ему еще нет сорока, он легче на подъем, чем многие юнцы. У него уйма денег и власти, и он не колеблясь воспользуется тем и другим, чтобы стереть в порошок любого, кто встанет на его пути…
– Чертов ханжа, – поморщился Финн; сам-то он, даже превратившись в ловкого бизнесмена, оставался жертвой «джентльменского» воспитания.
– Почему бы тебе не попытаться найти в этом человеке что-нибудь хорошее? – предложила Мэгги. – В конце концов, он станет твоим тестем. Неужели ты будешь вынуждать Лори разрываться между дочерней и супружеской любовью?
Финн ухмыльнулся. Он никогда не предавался унынию надолго.
– Дочь у него хорошая; думаю, начать можно с этого. Человек, произведший на свет такое дитя, как Лори, не может быть безнадежно плох…
На распродажу обуви Мэгги так и не попала. Она была слишком занята стратегическими планами. Стратегия была ее сильным местом. Друзья давно убедились, что Мэгги неистощима на оригинальные идеи, правда до тех пор, пока не нужно осуществлять их на практике. За это те, кто завидовал ее богатой и беззаботной жизни, называли ее прожектеркой. Зато имевшие счастье знать Мэгги поближе хорошо понимали, что к ее творческим способностям обывательские мерки неприменимы. Просто широта и многообразие ее интересов не стеснены необходимостью зарабатывать на жизнь. Мэгги – веселая забавница.
На Мэгги всегда можно положиться в вопросе вечеринки, или сбора средств, или свежего взгляда на неразрешимую проблему. Сузи Прентис, подружка по блинам и сплетням, принадлежала к числу таких счастливцев. Владелица рекламной фирмы, она одна знала, что потрясающий успех новой марки колготок в значительной степени был заслугой Мэгги, предложившей натянуть эту обыденную деталь женского туалета на разработавших ее дизайнеров-мужчин. Так было положено начало смешной и эротической серии рекламных роликов с актерами и пресыщенными гольфом и прозаической одеждой бизнесменами, а также серии веселых обедов с шампанским. Беспечные заявления Мэгги о том, что никакой пользы от нее нет, требовали существенных поправок.
К несчастью, на этот раз изобретательность, казалось, покинула Мэгги.
Отправляясь с Финном в ночной клуб, она все еще бесплодно раздумывала над тем, как выбраться из тупика, в который они оба завели свои жизни. Едва войдя, супруги тут же попали под прицел объектива. Клубный фотограф ловко отшутился – мол, не упускать же такую удачу. Это был прозрачный намек на то, что Финна и Мэгги чаще видят в компании с другими партнерами, но они, как обычно, оставили колкость без внимания. Благодаря их положению в обществе толки о внутреннем устройстве их замысловатого брака, нечувствительного к многочисленным изменам, были неиссякаемы. Им же самим довольно было того, что их брачный союз не увял под беспощадным светом прожекторов.
Сейчас Мэгги нежилась в этом свете, чувствуя себя абсолютно в своей стихии и зная, что выглядит наилучшим образом. Парикмахер создал для этого вечера новую прическу, совершенно не похожую на ее обычный, вызывающе зализанный стиль, а она соответствующим образом оделась. Андре туго завил ее волнистые волосы и создал из эбеновых локонов высокое сооружение, скрадывающее чуть широковатые рот и подбородок и выгодно подчеркивающее оливковый оттенок кожи и миндалевидные глаза, обведенные тускло-золотистыми тенями и ее собственными густыми ресницами. По моде короткое, свободного покроя платье из атласа тигровой расцветки в наилучшем виде представляло чуть великоватые груди и (в данный момент) похвально тонкую, благодаря неусыпной бдительности Сэма, талию. Теплый весенний вечер позволил надеть узконосые босоножки, делающие ее рост именно таким, какой она считала для себя наиболее подходящим. Вместо приличествующих случаю драгоценностей на ней были только недорогое деревянное ожерелье и подходящий к нему браслет рабыни, купленный во время путешествия по Африке. Последним штрихом был фирменный знак Мэгги Коул – перчатки. Она никогда не показывалась на публике без них. Во всяком случае что были черные кожаные с кружевом перчатки до запястий, и Мэгги не сомневалась, что изготовившая их мастерица скоро будет завалена заказами. То, что надевает сегодня Мэгги, все рабы моды будут искать завтра…
В полумраке помещения светились стеклянные кубы, в которых была развернута весенняя коллекция Фортуны. Довольно банальная идея, подумала Мэгги, но должна была признать, что этого никак нельзя сказать о самих драгоценностях. Мысленно она отметила пару превосходных вещиц, которые стоит приобрести для себя. Она как раз рассматривала брошь из золота, платины и желтых бриллиантов, когда Финн толкнул ее в бок и тихо произнес:
– Вон Лори.
Девушка стояла у входа. Мэгги видела ее и раньше, но не обращала на нее внимания и теперь разглядывала с немалым удивлением. «Да ведь ее даже особо хорошенькой не назовешь! – мысленно воскликнула она. – Разве что волосы».
Шелковистые светлые волосы свободно падали едва не до пояса. Тонкая фигурка в простом голубом платье выглядела почти мальчишеской. «Господь милосердный! – в отчаянии думала Мэгги. – Что случилось с Финном?» Обычно ему нравились женщины «в теле». Заметив краем глаза выражение его лица, она с удовольствием ответила ему таким же тычком в бок.
– Убери с лица эту блаженную улыбку, милый, или мы проиграли, – посоветовала она, едва разжимая губы. – Лучше подумай о том, как избавиться от ее сопровождающего.
Человек, властно державший затянутый в голубое локоток, был Никлас Фортуна, и Мэгги, едва увидев его, испытала знакомое ощущение сосущей пустоты внутри, из-за чего всегда старалась держаться подальше от этого субъекта. Несколько случайных разговоров с ним оставили неприятное впечатление: сквозь глянец светского безразличия проглядывало плохо скрываемое презрение.
Никлас составлял разительный контраст с дочерью – не только фигурой и колоритом, но и манерами. Не такой рослый, как Финн, он был все же высок, футов шести, крепко скроен и мускулист. Примерно такое же впечатление производил его ум. В черных, коротко подстриженных волосах сквозили седые нити. Лицо состояло из жестких линий и углов, чуть деформированных, будто из-за старых переломов, что было очень похоже на правду, если вспомнить его прошлое. Ощущение жесткости усиливалось темно-зелеными глазами… или серыми… или карими? Мэгги не могла бы сказать точно. Вероятно, это зависело от его настроения, которое всякий раз, когда ей случалось находиться рядом с ним, оказывалось непредсказуемым. Единственное, что противоречило впечатлению затаившегося внутри зверя, – это рот и ресницы: первый – неожиданно полный и чувственный; вторые – такие же длинные и мягкие, как ее собственные. Одет он был официальное всех присутствующих мужчин – строго черное и белое. «Наверно, для того, чтобы не приняли за одного из вышибал, – позлорадствовала Мэгги. – Только по одежде отличить и можно». Вероятно, именно первобытная грубость, граничащая с жестокостью, привлекала к нему женщин, среди которых всегда находилось немало кандидаток в героини его романов, довольно, впрочем, редких.
Мэгги вздрогнула от беспричинного страха. Черт возьми, он всего лишь мужчина, а она – в свое время – управлялась со многими. Вот только все они были одного сорта: поверхностные, падкие на лесть, и любого из них было так же легко заполучить, как и отвадить. Безопасная свита поклонников, слишком умудренная или слишком испорченная, чтобы поддаваться настоящим чувствам, вроде серьезной любви, способной возмутить спокойное течение благополучной жизни. Никлас Фортуна был другой – пробившийся в миллионеры из низов и живущий по собственным правилам. Не из тех, с кем захочешь иметь дело без крайней необходимости… не из тех, с кем следует иметь дело. И куда же они с Финном попали? Как раз между молотом и наковальней – то и другое в лице человека напротив.
Финн, которому всю жизнь сопутствовало дьявольское везение, похоже, не разделял тревог жены… или вправду Бог бережет влюбленных, потому что не прошло и получаса, как он уже знакомил обеих женщин, заведя за первую попавшуюся колонну.
Спустя несколько минут настороженного диалога, мало удовлетворившего любопытство Мэгги, она решила, что пора переходить к прямому разговору.
– Не принесешь ли ты нам еще шампанского, Финн? – Мэгги залпом допила остаток своего и протянула пустой бокал. Финн неуверенно посмотрел на бледное лицо Лори, ожидая увидеть мольбу о поддержке, но та, ничуть не робея, тоже протянула свой бокал, из которого не выпила и половины.