Страница:
Она протянула билеты Ане, назвав имя известного русского пианиста.
– Он играет Пятый концерт Бетховена! – воскликнула она. – Это будет просто потрясающе!
– Сегодня вечером? – еле слышно произнесла Аня, отчаянно пытаясь придумать отговорку.
– У тебя уже назначено свидание? – с вызовом спросил Скотт.
– Да нет, но... завтра рано вставать... – запинаясь, произнесла она, нервно перебирая пальцами тонкую золотую цепочку, видневшуюся в открытом воротничке ее желтой блузки.
– О, с этим все в порядке, нам не придется слишком поздно возвращаться – мы заказали номер люкс в гостинице. Мы можем взять с собой все необходимое, а утром папа подбросит нас прямо к школе.
– Отличный план, – вкрадчиво произнес Скотт, и что-то в его тоне насторожило Петру, потому что у нее тут же вытянулось лицо.
– Вы ведь не собираетесь отказаться, мисс Адамс? Я никогда не бывала на концертах, где играет знаменитость.
– Нет, мисс Адамс ни в коем случае не откажется, – все тем же вкрадчивым голосом ответил ее отец. – Ей и в голову не придет огорчить тебя. Она в восторге, что я настолько внимателен, что позаботился о том, чтобы она была завтра перед занятиями энергичной и жизнерадостной. Она хочет любезно поблагодарить меня и сказать, что для нее будет истинным удовольствием попасть на концерт победителя конкурса имени Чайковского в обществе будущего победителя этого конкурса.
– Ах, папа!
– Ну что ж, если вы уверены, что не хотите пригласить кого-то другого... – пробормотала Аня. – Кого-нибудь из родственников. Или, может быть, мисс Морган захочется послушать...
– Мисс Адамс! – возмущенно воскликнула Петра.
– Мисс Морган решит, что Бетховен – фильм о собаке, – протянул Скотт. – Вдобавок я не соответствую ее представлениям об идеальном спутнике.
В тот вечер Скотт, безусловно, опроверг обвинение сестры, когда вошел в концертный зал, ведя под руку двух дам: Петру, без клипсы на носу и в новом черном платье, приобретенном в модном бутике, и Аню в блузке с серебристым люрексом и длинной черной юбке. Они пообедали в отеле, и Петра пришла в неописуемый восторг при виде роскошного люкса в пентхаусе.
Во время концерта Петра ни разу не шелохнулась, а на лице у нее было такое одухотворенное выражение, что Аня растрогалась и принялась усиленно моргать, чтобы сдержать слезы.
Почувствовав прикосновение к плечу, она повернулась и увидела тот же предательский блеск в глазах у Скотта. С приездом дочери циничный, не склонный к сантиментам юрист стал нежным и ранимым. И это отнюдь не умаляло силы его характера, а лишь открывало в нем новые глубины. У нее сжалось сердце.
Волнующее рондо в финале концерта заставило публику подняться, Петра самозабвенно аплодировала и кричала «бис», отчего люди вокруг снисходительно улыбались и говорили Ане и Скотту, какая у них восторженная дочь.
Выйдя из концертного зала, они прошлись по Эйоти-сквер к театральному ресторану, где устроили себе пышный ужин. Девочка была в восторге.
Когда они вернулись в отель, Петра в порыве чувств обняла Аню, а затем бросилась в объятия отца. Он закружил ее, и девочка счастливо засмеялась. Когда Скотт опустил ее, она поцеловала его и страстно заговорила:
– Знаю, что ты притворялся, будто тебе хочется пойти, но ведь ты сделал это ради меня. Я никогда этого не забуду. Ты будешь гордиться мной, папа, даю слово.
– Я и так горжусь, – мягко сказал он. – Когда ты будешь дебютировать в Карнеги-Холл – цветы за мной. А теперь иди спать. И если не издашь ни звука до утра, то позволю тебе заказать завтрак в номер!.. Мне так жаль, что столько всего в ее жизни прошло без меня, – хриплым голосом заговорил Скотт, когда за Петрой закрылась дверь. – Я так жалею, что не держал ее на руках, когда она была маленькой, не видел первых шагов и ее лица, когда она впервые прикоснулась к пианино... А теперь есть другой человек, которого она любит и называет папой, занимающий гораздо большее место в ее жизни, чем когда-либо удастся мне...
– Мы все ошибаемся. Особенно в молодости, – сочувственно произнесла Аня.
– Да? И какие же ужасные ошибки наделала ты в молодости? – скептически спросил он.
– Я безумно влюбилась в мужчину, который, как мне казалось, по-настоящему меня любит. Но, видимо, ему со мной было скучно. У него начался бурный, на глазах у всех, роман с моей кузиной.
Как она и рассчитывала, он стушевался.
– Значит, у вас с Кейт уже были проблемы из-за мужчин?.. – пробормотал он, направляясь к бару и открывая бутылку виски.
– Одна. И мы ее решили. Я поняла, что Алистер не стоит любви, да и Кейт его бросила.
– Выпьешь? – Скотт указал на бутылку.
– Я еще под действием ирландского кофе, который мы пили за ужином, – ответила она, наблюдая, как он наливает себе виски. – Думаю, хватит с меня искусственных стимуляторов.
– Ты права – естественное возбуждение несравненно лучше, – хрипло произнес он, опуская стакан. – И действует куда дольше.
Он снял пиджак и галстук и бросил их на кушетку, затем потянулся и медленно направился к Ане, на ходу вытаскивая из брюк рубашку.
– Не будете так любезны? – пробормотал он, остановившись буквально в шаге от нее. – Воротник такой тугой, а пуговицы такие маленькие... Не могла бы ты расстегнуть их?
Он ждал, смиренно опустив руки, и, немного поколебавшись, Аня решилась. Он был прав, пуговицы оказались чертовски неподатливыми. Аня чувствовала его теплое дыхание на виске, а исходящий от него особый, пряный запах пробудил в ней знакомое страстное желание.
Она вдруг почувствовала, что ее волосы, собранные ранее в элегантный пучок, рассыпались по спине.
– Зачем ты это сделал? – строго спросила она, пытаясь расстегнуть очередную пуговицу.
– Ты хмурилась, и я подумал, что у тебе болит голова, – невинно произнес он. – Ты разве не распускаешь волосы на ночь?
– Нет, – солгала она.
– Но только не сегодня.
– Готово! – Она попыталась отступить назад, но он схватил ее за руки.
– Узнаешь? – пробормотал он.
– Что? – спросила она.
– Мою рубашку... эта та самая, которую ты позаимствовала в ту ночь, чтобы прикрыть свои прелести, – пробормотал он, заставив ее покраснеть. – Оказывается, мне приятно носить то, что побывало на тебе. Такое ощущение, будто ты ласкаешь меня, прикасаясь ко мне нежнее дуновения ветра, стоит мне лишь пошевелиться...
Он стоял перед ней в расстегнутой рубашке, под которой была видна мощная грудь, покрытая блестящими темными волосами, сходящимися клином к мускулистому животу.
– Тебе бы хотелось проделать это со мной? – спросил он, положив Анины руки себе на грудь. – Хотелось бы прикасаться ко мне, гладить, обнимать...
Его кожа оказалась горячей, упругой и соблазнительно гладкой. У Ани возникло чувство, будто она никогда раньше не прикасалась к мужчине, да так оно в общем-то и было... И уж точно не было такого возбуждения, страха и сладостного смирения с привкусом горечи из-за того, что нет даже намека на ответное чувство... Довольно и того, что он сейчас хочет ее.
Когда она провела ногтями по его груди, он вздрогнул и тихо застонал. Звук испугал ее, и она отдернула руку.
– Я... а если Петра проснется? – спросила она, отступая. – Мне давно пора спать...
– Конечно, – смиренно признал он, подходя сзади и накрывая ладонью ей руку, когда она схватилась за дверную ручку. – Ты ошибаешься, – вкрадчивым тоном пропел он ей на ухо, обхватив другой рукой ее за талию и притягивая к своей обнаженной груди.
– Я... уже очень поздно.
– Да... слишком поздно отступать.
Он коснулся носом ее шеи и лизнул языком мочку уха.
– Я весь день мечтал об этом... и ты тоже, – сказал он, прижавшись к ней. – О том, чем мы будем заниматься, когда останемся одни. Ты готовилась к встрече со мной, дорогая... чувствую это...
Ее голова откинулась на его плечо.
– Не думаю, что подхожу для этого... – У нее перехватило дыхание, когда его рука проскользнула ей под блузку, забравшись в бюстгальтер и поиграв с твердыми сосками.
– Как ты узнаешь, если не попробуешь? – сказал он, прижимая ее руку к своему мускулистому телу. – Давай займемся любовью, ты увидишь, это как раз то, что тебе нужно.
Скотт поднял ее на руки, внес в спальню и опустил на огромную кровать. Затем запер дверь и торопливо скинул оставшуюся одежду.
Огромный, мускулистый и обнаженный, он приблизился к постели. Под пламенем его жадной страсти все Анины сомнения и тревоги растаяли как дым. Этому мужчине она отдала свое сердце. Даже если он никогда об этом не узнает, сегодня он будет любим по-настоящему.
Было что-то чертовски эротичное в том, чтобы оказаться прижатой к кровати нагим мужчиной, и вскоре Аня уже пыталась ускорить темп, лаская его грудь и спину, поглаживая его мускулистые ягодицы, целуя пахнущую мускусом жаркую кожу на груди. Наконец Скотт не выдержал.
Он стащил с нее блузку, пораженно охнув при виде открытого алого бюстгальтера.
– Признайся, ты думала обо мне, когда надевала это, – проворчал он, поддев лямки.
– Я... да... – Аня почувствовала, как он колючей щекой провел по соскам, затем расстегнул кружевную пену и отбросил бюстгальтер в сторону, чтобы беспрепятственно насладиться восхитительным зрелищем.
– О боже... Скотт...
– Ты считаешь, я слишком медлителен? – поинтересовался он, снимая се изящные черные туфли. Потом продел руку под юбку и застонал от наслаждения, дотронувшись до обнаженной шелковистой кожи в верхней части бедра.
Скотт превращал занятие любовью в веселую возню, и это возбуждало Аню не меньше открытых проявлений страсти. Она затрепетала, когда он снял с нее маленькие влажные трусики, а когда Скотт со всей страстью овладел ею, игривое настроение и вовсе улетучилось. Аня крепко прижалась к любимому мужчине, отдавая ему тело, сердце и душу...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Он играет Пятый концерт Бетховена! – воскликнула она. – Это будет просто потрясающе!
– Сегодня вечером? – еле слышно произнесла Аня, отчаянно пытаясь придумать отговорку.
– У тебя уже назначено свидание? – с вызовом спросил Скотт.
– Да нет, но... завтра рано вставать... – запинаясь, произнесла она, нервно перебирая пальцами тонкую золотую цепочку, видневшуюся в открытом воротничке ее желтой блузки.
– О, с этим все в порядке, нам не придется слишком поздно возвращаться – мы заказали номер люкс в гостинице. Мы можем взять с собой все необходимое, а утром папа подбросит нас прямо к школе.
– Отличный план, – вкрадчиво произнес Скотт, и что-то в его тоне насторожило Петру, потому что у нее тут же вытянулось лицо.
– Вы ведь не собираетесь отказаться, мисс Адамс? Я никогда не бывала на концертах, где играет знаменитость.
– Нет, мисс Адамс ни в коем случае не откажется, – все тем же вкрадчивым голосом ответил ее отец. – Ей и в голову не придет огорчить тебя. Она в восторге, что я настолько внимателен, что позаботился о том, чтобы она была завтра перед занятиями энергичной и жизнерадостной. Она хочет любезно поблагодарить меня и сказать, что для нее будет истинным удовольствием попасть на концерт победителя конкурса имени Чайковского в обществе будущего победителя этого конкурса.
– Ах, папа!
– Ну что ж, если вы уверены, что не хотите пригласить кого-то другого... – пробормотала Аня. – Кого-нибудь из родственников. Или, может быть, мисс Морган захочется послушать...
– Мисс Адамс! – возмущенно воскликнула Петра.
– Мисс Морган решит, что Бетховен – фильм о собаке, – протянул Скотт. – Вдобавок я не соответствую ее представлениям об идеальном спутнике.
В тот вечер Скотт, безусловно, опроверг обвинение сестры, когда вошел в концертный зал, ведя под руку двух дам: Петру, без клипсы на носу и в новом черном платье, приобретенном в модном бутике, и Аню в блузке с серебристым люрексом и длинной черной юбке. Они пообедали в отеле, и Петра пришла в неописуемый восторг при виде роскошного люкса в пентхаусе.
Во время концерта Петра ни разу не шелохнулась, а на лице у нее было такое одухотворенное выражение, что Аня растрогалась и принялась усиленно моргать, чтобы сдержать слезы.
Почувствовав прикосновение к плечу, она повернулась и увидела тот же предательский блеск в глазах у Скотта. С приездом дочери циничный, не склонный к сантиментам юрист стал нежным и ранимым. И это отнюдь не умаляло силы его характера, а лишь открывало в нем новые глубины. У нее сжалось сердце.
Волнующее рондо в финале концерта заставило публику подняться, Петра самозабвенно аплодировала и кричала «бис», отчего люди вокруг снисходительно улыбались и говорили Ане и Скотту, какая у них восторженная дочь.
Выйдя из концертного зала, они прошлись по Эйоти-сквер к театральному ресторану, где устроили себе пышный ужин. Девочка была в восторге.
Когда они вернулись в отель, Петра в порыве чувств обняла Аню, а затем бросилась в объятия отца. Он закружил ее, и девочка счастливо засмеялась. Когда Скотт опустил ее, она поцеловала его и страстно заговорила:
– Знаю, что ты притворялся, будто тебе хочется пойти, но ведь ты сделал это ради меня. Я никогда этого не забуду. Ты будешь гордиться мной, папа, даю слово.
– Я и так горжусь, – мягко сказал он. – Когда ты будешь дебютировать в Карнеги-Холл – цветы за мной. А теперь иди спать. И если не издашь ни звука до утра, то позволю тебе заказать завтрак в номер!.. Мне так жаль, что столько всего в ее жизни прошло без меня, – хриплым голосом заговорил Скотт, когда за Петрой закрылась дверь. – Я так жалею, что не держал ее на руках, когда она была маленькой, не видел первых шагов и ее лица, когда она впервые прикоснулась к пианино... А теперь есть другой человек, которого она любит и называет папой, занимающий гораздо большее место в ее жизни, чем когда-либо удастся мне...
– Мы все ошибаемся. Особенно в молодости, – сочувственно произнесла Аня.
– Да? И какие же ужасные ошибки наделала ты в молодости? – скептически спросил он.
– Я безумно влюбилась в мужчину, который, как мне казалось, по-настоящему меня любит. Но, видимо, ему со мной было скучно. У него начался бурный, на глазах у всех, роман с моей кузиной.
Как она и рассчитывала, он стушевался.
– Значит, у вас с Кейт уже были проблемы из-за мужчин?.. – пробормотал он, направляясь к бару и открывая бутылку виски.
– Одна. И мы ее решили. Я поняла, что Алистер не стоит любви, да и Кейт его бросила.
– Выпьешь? – Скотт указал на бутылку.
– Я еще под действием ирландского кофе, который мы пили за ужином, – ответила она, наблюдая, как он наливает себе виски. – Думаю, хватит с меня искусственных стимуляторов.
– Ты права – естественное возбуждение несравненно лучше, – хрипло произнес он, опуская стакан. – И действует куда дольше.
Он снял пиджак и галстук и бросил их на кушетку, затем потянулся и медленно направился к Ане, на ходу вытаскивая из брюк рубашку.
– Не будете так любезны? – пробормотал он, остановившись буквально в шаге от нее. – Воротник такой тугой, а пуговицы такие маленькие... Не могла бы ты расстегнуть их?
Он ждал, смиренно опустив руки, и, немного поколебавшись, Аня решилась. Он был прав, пуговицы оказались чертовски неподатливыми. Аня чувствовала его теплое дыхание на виске, а исходящий от него особый, пряный запах пробудил в ней знакомое страстное желание.
Она вдруг почувствовала, что ее волосы, собранные ранее в элегантный пучок, рассыпались по спине.
– Зачем ты это сделал? – строго спросила она, пытаясь расстегнуть очередную пуговицу.
– Ты хмурилась, и я подумал, что у тебе болит голова, – невинно произнес он. – Ты разве не распускаешь волосы на ночь?
– Нет, – солгала она.
– Но только не сегодня.
– Готово! – Она попыталась отступить назад, но он схватил ее за руки.
– Узнаешь? – пробормотал он.
– Что? – спросила она.
– Мою рубашку... эта та самая, которую ты позаимствовала в ту ночь, чтобы прикрыть свои прелести, – пробормотал он, заставив ее покраснеть. – Оказывается, мне приятно носить то, что побывало на тебе. Такое ощущение, будто ты ласкаешь меня, прикасаясь ко мне нежнее дуновения ветра, стоит мне лишь пошевелиться...
Он стоял перед ней в расстегнутой рубашке, под которой была видна мощная грудь, покрытая блестящими темными волосами, сходящимися клином к мускулистому животу.
– Тебе бы хотелось проделать это со мной? – спросил он, положив Анины руки себе на грудь. – Хотелось бы прикасаться ко мне, гладить, обнимать...
Его кожа оказалась горячей, упругой и соблазнительно гладкой. У Ани возникло чувство, будто она никогда раньше не прикасалась к мужчине, да так оно в общем-то и было... И уж точно не было такого возбуждения, страха и сладостного смирения с привкусом горечи из-за того, что нет даже намека на ответное чувство... Довольно и того, что он сейчас хочет ее.
Когда она провела ногтями по его груди, он вздрогнул и тихо застонал. Звук испугал ее, и она отдернула руку.
– Я... а если Петра проснется? – спросила она, отступая. – Мне давно пора спать...
– Конечно, – смиренно признал он, подходя сзади и накрывая ладонью ей руку, когда она схватилась за дверную ручку. – Ты ошибаешься, – вкрадчивым тоном пропел он ей на ухо, обхватив другой рукой ее за талию и притягивая к своей обнаженной груди.
– Я... уже очень поздно.
– Да... слишком поздно отступать.
Он коснулся носом ее шеи и лизнул языком мочку уха.
– Я весь день мечтал об этом... и ты тоже, – сказал он, прижавшись к ней. – О том, чем мы будем заниматься, когда останемся одни. Ты готовилась к встрече со мной, дорогая... чувствую это...
Ее голова откинулась на его плечо.
– Не думаю, что подхожу для этого... – У нее перехватило дыхание, когда его рука проскользнула ей под блузку, забравшись в бюстгальтер и поиграв с твердыми сосками.
– Как ты узнаешь, если не попробуешь? – сказал он, прижимая ее руку к своему мускулистому телу. – Давай займемся любовью, ты увидишь, это как раз то, что тебе нужно.
Скотт поднял ее на руки, внес в спальню и опустил на огромную кровать. Затем запер дверь и торопливо скинул оставшуюся одежду.
Огромный, мускулистый и обнаженный, он приблизился к постели. Под пламенем его жадной страсти все Анины сомнения и тревоги растаяли как дым. Этому мужчине она отдала свое сердце. Даже если он никогда об этом не узнает, сегодня он будет любим по-настоящему.
Было что-то чертовски эротичное в том, чтобы оказаться прижатой к кровати нагим мужчиной, и вскоре Аня уже пыталась ускорить темп, лаская его грудь и спину, поглаживая его мускулистые ягодицы, целуя пахнущую мускусом жаркую кожу на груди. Наконец Скотт не выдержал.
Он стащил с нее блузку, пораженно охнув при виде открытого алого бюстгальтера.
– Признайся, ты думала обо мне, когда надевала это, – проворчал он, поддев лямки.
– Я... да... – Аня почувствовала, как он колючей щекой провел по соскам, затем расстегнул кружевную пену и отбросил бюстгальтер в сторону, чтобы беспрепятственно насладиться восхитительным зрелищем.
– О боже... Скотт...
– Ты считаешь, я слишком медлителен? – поинтересовался он, снимая се изящные черные туфли. Потом продел руку под юбку и застонал от наслаждения, дотронувшись до обнаженной шелковистой кожи в верхней части бедра.
Скотт превращал занятие любовью в веселую возню, и это возбуждало Аню не меньше открытых проявлений страсти. Она затрепетала, когда он снял с нее маленькие влажные трусики, а когда Скотт со всей страстью овладел ею, игривое настроение и вовсе улетучилось. Аня крепко прижалась к любимому мужчине, отдавая ему тело, сердце и душу...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На рассвете Аня проснулась. Она лежала на спине, разметав свои светлые волосы по подушке. Рядом с ней безмятежно спал обнаженный мужчина.
Скотт... Он провел ночь в ее постели... вернее, она в его. Гостиничные простыни были безжалостно смяты. Взглянув на себя, она увидела синяки и ссадины на груди и животе.
Впрочем, следы страсти были не только на ее теле. На плечах и спине лежащего рядом мужчины виднелись розовые отметины. Со слегка припухшими губами, взъерошенными волосами и щетиной на подбородке он выглядел трогательно и одновременно соблазнительно.
Она знала, что никогда не пожалеет о том, что отдалась ему... За одну ночь с ним она почувствовала себя женщиной больше, чем с Алистером за все время, что они были вместе. Он был напорист и страстен и в то же время необычайно нежен и тактичен. Когда она заплакала от избытка чувств, он не стал смущать ее вопросами, а просто прижал к себе и поцеловал. А потом показал ей другие, не столь необузданные, но тем не менее доставляющие не меньше удовольствия способы наслаждаться друг другом, пока она вновь не была готова окунуться в бурю эмоций.
Ему не составило труда догадаться, что она неопытна, и как же радостно было видеть, как при каждой новой ласке на лице ее появлялось выражение изумленного восторга, как исчезает ее робость в пленительном желании мучить и терзать его тело, пока она не освобождалась от накопившегося возбуждения.
Со Скоттом она чувствовала себя необыкновенной, любимой, будто рожденной специально для него...
Рассматривая его лицо, она с трудом удержалась от соблазна отбросить темные пряди со лба и поцеловать его в чуть приоткрытые губы. Скотт был крайне откровенным в выражении страсти, однако не проронил ни слова, которое Аня могла бы истолковать как заверение в любви.
Что ж, может, ему и не нужна ее любовь. Что ж, она может предложить что-то еще, что доставит ему радость. Стараясь не разбудить Скотта, она осторожно выскользнула из постели. Выходя из спальни, Аня мимоходом схватила его рубашку со стула и быстро пробежала в свою комнату, где приняла душ. Вернувшись в комнату Скотта, она застала его сидящим в халате на краю постели с выражением лица, явно не подобающим любовнику.
– Мне на миг показалось, что проведенная с тобой ночь – не более чем плод моего воображения, – резко проговорил он. – Разве тебе не говорили, что нехорошо сбегать из постели возлюбленного, даже не попрощавшись?
О господи, уж не вспомнил ли он, как сбежала Кейт, не сказав ни слова? Не думает ли он, что она отказывается от всего, что у них было? Внезапно его взгляд остановился на ее ногах. Он завороженно смотрел на белые носочки и на едва застегнутую его шелковую рубашку, надетую на голое тело.
– Я как раз шла разбудить тебя, – объяснила она. – Но мне хотелось сначала одеться... как видишь.
Она вытянула ногу, кокетливо повертев пальчиками в белых носках. Затем неторопливо направилась к нему, откинув назад длинные волосы и призывно распахнув рубашку на груди.
– О боже, кажется, я умер и вознесся на небеса, – пробормотал он низким от волнения голосом.
Она поставила ногу ему на колено и, подавшись вперед, носком распахнула полы его халата.
– Если ты намеренно пытаешься завести меня, то лучше подумай о последствиях.
– Откуда же мне было знать, что тебя заводят белые носочки?
– Я ведь говорил тебе, как они заводят, – вкрадчиво произнес он. – И безусловно, не только меня...
Скотт притянул ее к себе, срывая с нее рубашку и скидывая с себя халат.
Она блаженно застонала, обвив руками его мощную шею, пытаясь глубже приникнуть к нему в поцелуе.
– Так даже лучше... – прошептал он. – Откинься назад...
А когда она послушно выполнила просьбу, он приник к ее груди, лаская губами соски. И они одновременно достигли пика наслаждения.
– Мм... – лениво произнес он, когда они лежали в полном изнеможении на сбитых простынях. Он слизнул капельку пота на ее груди.
– Вчера ты сказал, что заказываешь номер в отеле, чтобы я была утром отдохнувшей и бодрой. Если так будет продолжаться, то я усну на уроке, – упрекнула она его.
– Но я же не говорил, что именно сон придаст тебе бодрости, – поддразнивал он, поглаживая ее плоский живот.
– Какой хитрый, – заметила она, отталкивая его руку.
Он поморщился.
– Но не станешь же ты утверждать, что я эгоистичный и грубый? – лукаво спросил он.
– Ужасно грубый, – смеясь, ответила Аня.
– Правда? – серьезно спросил он. – Я ведь ничем не обидел тебя? Я не был слишком груб?
Сердце ее не в счет. – Конечно, нет...
– Просто ты слишком маленькая, вот я и наставил тебе синяков, – задумчиво произнес он, нежно коснувшись пальцем небольших темных пятнышек на ее груди.
– Нельзя сказать, чтобы и ты вышел невредимым, – весело заметила она. – Может, я и маленькая, но не хрупкая.
– Нет, ты гибкая, как ива, – согласился он. – Поразительно гибкая.
– Разве тебе ничего другого не приходит в голову, кроме секса?
– Только не тогда, когда рядом лежит нагая красавица...
– Я не совсем нагая, – ехидно поправила она. – На мне белые носочки.
Он простонал.
– Не напоминай мне о них.
– А ты не притворяйся, что я красавица. Впрочем, меня устраивает то, что есть.
– И меня, – ответил он, заправив ей прядку за ухо. – Потому что ты привлекательная, умная девушка, полная грации, доброжелательности и чувства юмора, к тому же сильная духом и поразительно добрая. И мне стыдно, что я воспользовался этим.
У нее перехватило дыхание.
– Так оно и было?
– Мне хотелось, чтобы Петра побывала на концерте, но тебя я пригласил, чтобы соблазнить.
Она округлила глаза в деланом изумлении.
– Правда? Я и не думала, что ты из тех мужчин, что постоянно носят с собой кучу презервативов.
Он нахмурился.
– Если ты думала, что я буду долго и красиво ухаживать за тобой, то ты ошибалась.
– Ты считаешь, что мне нужна эта мишура? Наверное, ты принимаешь меня за кого-то другого.
– Ты намекаешь на Кейт, но это не так. Мне и в голову не придет сравнивать вас – вы как день и ночь. Я предвидел, что если ты узнаешь об этой связи, то это скажется на твоем отношении ко мне...
– Так ты только поэтому держал все в тайне?
Скотт помрачнел.
– Наверное, ты считаешь, что я отыгрался, затащив тебя в постель, – неохотно признал он.
Аня вскинула брови, будто ей это никогда и в голову не приходило.
– Не совсем представляю, как бы это сработало. Думаю, Кейт пожалела тебя за то, что ты променял ее на меня...
Он кинулся обнимать ее.
– Проклятье, брось ты изводиться! Надеюсь, ты не из тех, кто готов все прощать человеку, если он талантлив. Какой бы знаменитой Петра ни стала, мне бы хотелось, чтобы она побольше считалась с чувствами других. Неужели ты не видишь, что в тысячу раз лучше бессердечной Кейт?
– Я-то вижу... но мне казалось, что ты слеп в отношении некоторых лиц, – пробормотала она, поразившись искренности его гнева. – Я не жду от жизни, чтобы она соответствовала моим романтическим идеалам, Скотт, – призналась она, потянувшись, чтобы прикоснуться к его плотно сжатым губам. – К тому же романтика совершенно по-разному воспринимается разными людьми... особенно мужчинами и женщинами.
– А что это для тебя? – полюбопытствовал он.
– Ну что ж, великолепная музыка и чудесный секс – довольно потрясающее начало... – сказала она с серьезным видом.
Он рассмеялся.
– А для тебя? – отважилась спросить она.
– Сейчас? – Он склонил голову и потерся носом о кончик ее носа. – Конечно же, ты...
К счастью, Петра крепко спала, когда Скотт вошел, чтобы разбудить се. Она была слишком увлечена завтраком, чтобы заметить смущенный вид Ани, когда та разливала кофе и пыталась вести непринужденную беседу.
Однако она не могла не заметить, что, когда они подъехали к школьным воротам, Скотт склонился и не спеша поцеловал Аню в губы на глазах у проезжавшей мимо патрульной машины.
– Гм-гм, не увлекайтесь, ребята! Не забывайте о моей неустойчивой психике! – фыркнула Петра, повесив сумку на плечо и распахивая дверцу.
– У тебя психика вроде пуленепробиваемого жилета, – сухо ответил Скотт, поворачивая зеркало, чтобы взволнованная Аня могла поправить помаду на губах.
Как только они сели за свой столик в ресторане, Марк признался, что пригласил ее, чтобы деликатно определить границы их отношений. Ему не хочется вводить ее в заблуждение, сказал он, но все, что он может предложить ей, – это дружба.
Поскольку Аня и сама собиралась сказать ему приблизительно то же самое, она спокойно выслушала его треп о том, как ценит он ее в качестве друга. В конце концов, она бы даже не пошла на свидание с ним, если бы ее не задело, что у Скотта встреча с Хедер Морган.
Она, конечно же, не стала говорить об этом Скотту. У него и так уже был самодовольный вид.
– Выходит, вечером в пятницу нас обоих бросили разочаровавшиеся ухажеры, – усмехнулся он. – У нас много общего, не так ли?
И даже очень, потому что следующие три недели были полным откровением для Ани. Скотт может отвергать всякие романтические отношения, но он отлично знает, как сделать так, чтобы женщина чувствовала себя единственной и желанной. Он не проявлял излишней сентиментальности, однако она получала шоколадки, чудно пахнущие свечи и цветочную рассаду для сада – маленькие, но дорогие ее сердцу знаки внимания.
Сначала Аня пыталась сдерживаться, боясь требовать от него больше, чем он мог или готов был дать. Но он делал все возможное, чтобы в ее поведении не осталось и следа от сдержанности.
В первую ночь Скотт заехал к ней, когда Петра легла спать, и ее волнующие фантазии в ванной сменились куда более чудесной реальностью.
У них сложились определенные отношения. Вечерами или Аня отправлялась на ужин в «Сосны», или Скотт навещал ее в коттедже. Они не всегда предавались любви, хотя со временем их страсть скорее нарастала, чем угасала. Порой они просто беседовали, и Скотт открылся ей с новой стороны. Оказывается, он выплачивал изрядные суммы в стипендиальный фонд, чтобы школьники из небогатых семей могли продолжить свое образование, и давал бесплатные юридические консультации в приюте для женщин. Она выяснила, что он беседовал с Лорной и Кеном, чтобы обговорить свое право оказывать финансовую помощь дочери в учебе и занятиях музыкой, и что он с ужасом думал о приближающемся отъезде Петры.
– Такое чувство, что снова теряю ее, – с горечью сказал Скотт, сидя на кушетке в ее гостиной.
Аня удобно устроилась на его плече.
– Это же не последняя ваша встреча. Вы привязались друг к другу, будете и дальше видеться.
– Да, на этот раз Лорна не сможет поступить по-своему, – мрачно заметил он.
Споры возникли лишь из-за того, что Аня категорически отказывалась оставаться на ночь в «Соснах» или просто заниматься там любовью. Никакие отчаянные доводы и уговоры не помогали. Ей всей душой хотелось устроиться в его доме, но она боялась, что поддастся нахлынувшим на нее чувствам и потеряет всякий контроль над собой. Она прикрывалась тем, что Скотту нужно уделять как можно больше времени дочери, пока она еще не уехала, но оба знали, что дело не только в этом.
В субботу утром Скотта вызвали на незапланированное судебное заседание, и он попросил Аню побыть с Петрой.
– Я долго не задержусь. Кстати, ты не знаешь Рассела Фуллера?
Аня отрицательно покачала головой.
– Он из местных?
– Это репортер. Он спрашивал, можно ли осмотреть дом, чтобы собрать кое-какие сведения о Кейт Карлайл...
– Ах! – У нее чуть не выпрыгнуло сердце из груди.
Он взглянул на нее, прищурившись.
– Значит, ты слышала о нем?
– Просто какой-то журналист собирался писать большую статью о Кейт. Она предупредила, что он может появиться, – уныло произнесла она.
Скотт нахмурился.
– Видно, Кейт сама сказала ему, что я купил у нее «Сосны». Одному богу известно, что еще она ему наговорила. Он был очень настойчив, и я подумал, что разумнее будет встретиться с ним и выяснить, что ему нужно. Я сказал, что он может прийти сегодня после обеда. Решай сама, будешь ты присутствовать или нет...
Скотт поцеловал ее и вышел из комнаты.
Ей надо было признаться... но она этого не сделала. Она боялась подорвать доверие, установившееся между ними. А теперь уже поздно.
Кому она должна быть преданной: Кейт – эгоистичной и блестящей, с которой они знакомы всю жизнь, но которую трудно любить, или Скотту – мужчине, с которым познакомилась недавно, но уже успела полюбить? Кузина или возлюбленный? Как сделать правильный выбор?
Деревянная лестница, ведущая наверх, все так же скрипела. Со свечой в дрожащих руках Аня забралась на чердак. Она попросила спички у миссис Ли, не вызвав никаких подозрений. Ей даже не пришлось обманывать Петру, потому что лишь стихийное бедствие могло бы оторвать ее от занятий музыкой.
Аня осторожно ступала по деревянному полу, обходя паутину и поперечные балки. Чердак был огромным, во всю длину дома, однако использовалась только небольшая его часть.
Сундучок, описанный Кейт, Аня нашла под балкой, осторожно открыла крышку и закашлялась, наглотавшись пыли. Дневник Кейт лежал сверху, Аня достала его и начала быстро просматривать альбомы, фотографии и бумаги, вытаскивая все, что было написано характерным косым почерком Кейт.
Неловко повернувшись, она сшибла свечу и поняла, что где-то в темноте потеряла спички. К счастью, сквозь щели в черепице пробивался свет, и она смогла благополучно добраться до люка. Аня на дрожащих ногах спустилась по лестнице, с шумом уронив дневник Кейт на пол. Он раскрылся, и из него вылетело несколько листочков.
Она не собиралась читать личные бумаги Кейт, но не смогла устоять. Аня взяла в руки один листок. На нем за подписью врача-гинеколога было написано, что Кейт была беременна. И по законам Новой Зеландии нет никаких оснований для аборта. Но если она все-таки хочет прервать беременность, ей придется сделать это за границей.
Понятно, почему Кейт запаниковала представив, что Скотт просмотрит ее бумаги!
– Что ты делаешь?
На лестнице, ведущей на чердак, стоял Скотт.
– Мое дело отозвали – заболел судья, – рассеянно объяснил он. – Миссис Ли сказала, что ты где-то наверху. Что ты там делала?
Он удивленно выгнул брови, увидев бумаги, которые она прижимала к груди. Ее пальцы предательски занемели, и проклятый листок выпорхнул на пол, упав на ботинок Скотта.
Скотт нагнулся и поднял его, а прочитав, побледнел как мел.
Аня поняла, что это конец.
Скотт... Он провел ночь в ее постели... вернее, она в его. Гостиничные простыни были безжалостно смяты. Взглянув на себя, она увидела синяки и ссадины на груди и животе.
Впрочем, следы страсти были не только на ее теле. На плечах и спине лежащего рядом мужчины виднелись розовые отметины. Со слегка припухшими губами, взъерошенными волосами и щетиной на подбородке он выглядел трогательно и одновременно соблазнительно.
Она знала, что никогда не пожалеет о том, что отдалась ему... За одну ночь с ним она почувствовала себя женщиной больше, чем с Алистером за все время, что они были вместе. Он был напорист и страстен и в то же время необычайно нежен и тактичен. Когда она заплакала от избытка чувств, он не стал смущать ее вопросами, а просто прижал к себе и поцеловал. А потом показал ей другие, не столь необузданные, но тем не менее доставляющие не меньше удовольствия способы наслаждаться друг другом, пока она вновь не была готова окунуться в бурю эмоций.
Ему не составило труда догадаться, что она неопытна, и как же радостно было видеть, как при каждой новой ласке на лице ее появлялось выражение изумленного восторга, как исчезает ее робость в пленительном желании мучить и терзать его тело, пока она не освобождалась от накопившегося возбуждения.
Со Скоттом она чувствовала себя необыкновенной, любимой, будто рожденной специально для него...
Рассматривая его лицо, она с трудом удержалась от соблазна отбросить темные пряди со лба и поцеловать его в чуть приоткрытые губы. Скотт был крайне откровенным в выражении страсти, однако не проронил ни слова, которое Аня могла бы истолковать как заверение в любви.
Что ж, может, ему и не нужна ее любовь. Что ж, она может предложить что-то еще, что доставит ему радость. Стараясь не разбудить Скотта, она осторожно выскользнула из постели. Выходя из спальни, Аня мимоходом схватила его рубашку со стула и быстро пробежала в свою комнату, где приняла душ. Вернувшись в комнату Скотта, она застала его сидящим в халате на краю постели с выражением лица, явно не подобающим любовнику.
– Мне на миг показалось, что проведенная с тобой ночь – не более чем плод моего воображения, – резко проговорил он. – Разве тебе не говорили, что нехорошо сбегать из постели возлюбленного, даже не попрощавшись?
О господи, уж не вспомнил ли он, как сбежала Кейт, не сказав ни слова? Не думает ли он, что она отказывается от всего, что у них было? Внезапно его взгляд остановился на ее ногах. Он завороженно смотрел на белые носочки и на едва застегнутую его шелковую рубашку, надетую на голое тело.
– Я как раз шла разбудить тебя, – объяснила она. – Но мне хотелось сначала одеться... как видишь.
Она вытянула ногу, кокетливо повертев пальчиками в белых носках. Затем неторопливо направилась к нему, откинув назад длинные волосы и призывно распахнув рубашку на груди.
– О боже, кажется, я умер и вознесся на небеса, – пробормотал он низким от волнения голосом.
Она поставила ногу ему на колено и, подавшись вперед, носком распахнула полы его халата.
– Если ты намеренно пытаешься завести меня, то лучше подумай о последствиях.
– Откуда же мне было знать, что тебя заводят белые носочки?
– Я ведь говорил тебе, как они заводят, – вкрадчиво произнес он. – И безусловно, не только меня...
Скотт притянул ее к себе, срывая с нее рубашку и скидывая с себя халат.
Она блаженно застонала, обвив руками его мощную шею, пытаясь глубже приникнуть к нему в поцелуе.
– Так даже лучше... – прошептал он. – Откинься назад...
А когда она послушно выполнила просьбу, он приник к ее груди, лаская губами соски. И они одновременно достигли пика наслаждения.
– Мм... – лениво произнес он, когда они лежали в полном изнеможении на сбитых простынях. Он слизнул капельку пота на ее груди.
– Вчера ты сказал, что заказываешь номер в отеле, чтобы я была утром отдохнувшей и бодрой. Если так будет продолжаться, то я усну на уроке, – упрекнула она его.
– Но я же не говорил, что именно сон придаст тебе бодрости, – поддразнивал он, поглаживая ее плоский живот.
– Какой хитрый, – заметила она, отталкивая его руку.
Он поморщился.
– Но не станешь же ты утверждать, что я эгоистичный и грубый? – лукаво спросил он.
– Ужасно грубый, – смеясь, ответила Аня.
– Правда? – серьезно спросил он. – Я ведь ничем не обидел тебя? Я не был слишком груб?
Сердце ее не в счет. – Конечно, нет...
– Просто ты слишком маленькая, вот я и наставил тебе синяков, – задумчиво произнес он, нежно коснувшись пальцем небольших темных пятнышек на ее груди.
– Нельзя сказать, чтобы и ты вышел невредимым, – весело заметила она. – Может, я и маленькая, но не хрупкая.
– Нет, ты гибкая, как ива, – согласился он. – Поразительно гибкая.
– Разве тебе ничего другого не приходит в голову, кроме секса?
– Только не тогда, когда рядом лежит нагая красавица...
– Я не совсем нагая, – ехидно поправила она. – На мне белые носочки.
Он простонал.
– Не напоминай мне о них.
– А ты не притворяйся, что я красавица. Впрочем, меня устраивает то, что есть.
– И меня, – ответил он, заправив ей прядку за ухо. – Потому что ты привлекательная, умная девушка, полная грации, доброжелательности и чувства юмора, к тому же сильная духом и поразительно добрая. И мне стыдно, что я воспользовался этим.
У нее перехватило дыхание.
– Так оно и было?
– Мне хотелось, чтобы Петра побывала на концерте, но тебя я пригласил, чтобы соблазнить.
Она округлила глаза в деланом изумлении.
– Правда? Я и не думала, что ты из тех мужчин, что постоянно носят с собой кучу презервативов.
Он нахмурился.
– Если ты думала, что я буду долго и красиво ухаживать за тобой, то ты ошибалась.
– Ты считаешь, что мне нужна эта мишура? Наверное, ты принимаешь меня за кого-то другого.
– Ты намекаешь на Кейт, но это не так. Мне и в голову не придет сравнивать вас – вы как день и ночь. Я предвидел, что если ты узнаешь об этой связи, то это скажется на твоем отношении ко мне...
– Так ты только поэтому держал все в тайне?
Скотт помрачнел.
– Наверное, ты считаешь, что я отыгрался, затащив тебя в постель, – неохотно признал он.
Аня вскинула брови, будто ей это никогда и в голову не приходило.
– Не совсем представляю, как бы это сработало. Думаю, Кейт пожалела тебя за то, что ты променял ее на меня...
Он кинулся обнимать ее.
– Проклятье, брось ты изводиться! Надеюсь, ты не из тех, кто готов все прощать человеку, если он талантлив. Какой бы знаменитой Петра ни стала, мне бы хотелось, чтобы она побольше считалась с чувствами других. Неужели ты не видишь, что в тысячу раз лучше бессердечной Кейт?
– Я-то вижу... но мне казалось, что ты слеп в отношении некоторых лиц, – пробормотала она, поразившись искренности его гнева. – Я не жду от жизни, чтобы она соответствовала моим романтическим идеалам, Скотт, – призналась она, потянувшись, чтобы прикоснуться к его плотно сжатым губам. – К тому же романтика совершенно по-разному воспринимается разными людьми... особенно мужчинами и женщинами.
– А что это для тебя? – полюбопытствовал он.
– Ну что ж, великолепная музыка и чудесный секс – довольно потрясающее начало... – сказала она с серьезным видом.
Он рассмеялся.
– А для тебя? – отважилась спросить она.
– Сейчас? – Он склонил голову и потерся носом о кончик ее носа. – Конечно же, ты...
К счастью, Петра крепко спала, когда Скотт вошел, чтобы разбудить се. Она была слишком увлечена завтраком, чтобы заметить смущенный вид Ани, когда та разливала кофе и пыталась вести непринужденную беседу.
Однако она не могла не заметить, что, когда они подъехали к школьным воротам, Скотт склонился и не спеша поцеловал Аню в губы на глазах у проезжавшей мимо патрульной машины.
– Гм-гм, не увлекайтесь, ребята! Не забывайте о моей неустойчивой психике! – фыркнула Петра, повесив сумку на плечо и распахивая дверцу.
– У тебя психика вроде пуленепробиваемого жилета, – сухо ответил Скотт, поворачивая зеркало, чтобы взволнованная Аня могла поправить помаду на губах.
Как только они сели за свой столик в ресторане, Марк признался, что пригласил ее, чтобы деликатно определить границы их отношений. Ему не хочется вводить ее в заблуждение, сказал он, но все, что он может предложить ей, – это дружба.
Поскольку Аня и сама собиралась сказать ему приблизительно то же самое, она спокойно выслушала его треп о том, как ценит он ее в качестве друга. В конце концов, она бы даже не пошла на свидание с ним, если бы ее не задело, что у Скотта встреча с Хедер Морган.
Она, конечно же, не стала говорить об этом Скотту. У него и так уже был самодовольный вид.
– Выходит, вечером в пятницу нас обоих бросили разочаровавшиеся ухажеры, – усмехнулся он. – У нас много общего, не так ли?
И даже очень, потому что следующие три недели были полным откровением для Ани. Скотт может отвергать всякие романтические отношения, но он отлично знает, как сделать так, чтобы женщина чувствовала себя единственной и желанной. Он не проявлял излишней сентиментальности, однако она получала шоколадки, чудно пахнущие свечи и цветочную рассаду для сада – маленькие, но дорогие ее сердцу знаки внимания.
Сначала Аня пыталась сдерживаться, боясь требовать от него больше, чем он мог или готов был дать. Но он делал все возможное, чтобы в ее поведении не осталось и следа от сдержанности.
В первую ночь Скотт заехал к ней, когда Петра легла спать, и ее волнующие фантазии в ванной сменились куда более чудесной реальностью.
У них сложились определенные отношения. Вечерами или Аня отправлялась на ужин в «Сосны», или Скотт навещал ее в коттедже. Они не всегда предавались любви, хотя со временем их страсть скорее нарастала, чем угасала. Порой они просто беседовали, и Скотт открылся ей с новой стороны. Оказывается, он выплачивал изрядные суммы в стипендиальный фонд, чтобы школьники из небогатых семей могли продолжить свое образование, и давал бесплатные юридические консультации в приюте для женщин. Она выяснила, что он беседовал с Лорной и Кеном, чтобы обговорить свое право оказывать финансовую помощь дочери в учебе и занятиях музыкой, и что он с ужасом думал о приближающемся отъезде Петры.
– Такое чувство, что снова теряю ее, – с горечью сказал Скотт, сидя на кушетке в ее гостиной.
Аня удобно устроилась на его плече.
– Это же не последняя ваша встреча. Вы привязались друг к другу, будете и дальше видеться.
– Да, на этот раз Лорна не сможет поступить по-своему, – мрачно заметил он.
Споры возникли лишь из-за того, что Аня категорически отказывалась оставаться на ночь в «Соснах» или просто заниматься там любовью. Никакие отчаянные доводы и уговоры не помогали. Ей всей душой хотелось устроиться в его доме, но она боялась, что поддастся нахлынувшим на нее чувствам и потеряет всякий контроль над собой. Она прикрывалась тем, что Скотту нужно уделять как можно больше времени дочери, пока она еще не уехала, но оба знали, что дело не только в этом.
В субботу утром Скотта вызвали на незапланированное судебное заседание, и он попросил Аню побыть с Петрой.
– Я долго не задержусь. Кстати, ты не знаешь Рассела Фуллера?
Аня отрицательно покачала головой.
– Он из местных?
– Это репортер. Он спрашивал, можно ли осмотреть дом, чтобы собрать кое-какие сведения о Кейт Карлайл...
– Ах! – У нее чуть не выпрыгнуло сердце из груди.
Он взглянул на нее, прищурившись.
– Значит, ты слышала о нем?
– Просто какой-то журналист собирался писать большую статью о Кейт. Она предупредила, что он может появиться, – уныло произнесла она.
Скотт нахмурился.
– Видно, Кейт сама сказала ему, что я купил у нее «Сосны». Одному богу известно, что еще она ему наговорила. Он был очень настойчив, и я подумал, что разумнее будет встретиться с ним и выяснить, что ему нужно. Я сказал, что он может прийти сегодня после обеда. Решай сама, будешь ты присутствовать или нет...
Скотт поцеловал ее и вышел из комнаты.
Ей надо было признаться... но она этого не сделала. Она боялась подорвать доверие, установившееся между ними. А теперь уже поздно.
Кому она должна быть преданной: Кейт – эгоистичной и блестящей, с которой они знакомы всю жизнь, но которую трудно любить, или Скотту – мужчине, с которым познакомилась недавно, но уже успела полюбить? Кузина или возлюбленный? Как сделать правильный выбор?
Деревянная лестница, ведущая наверх, все так же скрипела. Со свечой в дрожащих руках Аня забралась на чердак. Она попросила спички у миссис Ли, не вызвав никаких подозрений. Ей даже не пришлось обманывать Петру, потому что лишь стихийное бедствие могло бы оторвать ее от занятий музыкой.
Аня осторожно ступала по деревянному полу, обходя паутину и поперечные балки. Чердак был огромным, во всю длину дома, однако использовалась только небольшая его часть.
Сундучок, описанный Кейт, Аня нашла под балкой, осторожно открыла крышку и закашлялась, наглотавшись пыли. Дневник Кейт лежал сверху, Аня достала его и начала быстро просматривать альбомы, фотографии и бумаги, вытаскивая все, что было написано характерным косым почерком Кейт.
Неловко повернувшись, она сшибла свечу и поняла, что где-то в темноте потеряла спички. К счастью, сквозь щели в черепице пробивался свет, и она смогла благополучно добраться до люка. Аня на дрожащих ногах спустилась по лестнице, с шумом уронив дневник Кейт на пол. Он раскрылся, и из него вылетело несколько листочков.
Она не собиралась читать личные бумаги Кейт, но не смогла устоять. Аня взяла в руки один листок. На нем за подписью врача-гинеколога было написано, что Кейт была беременна. И по законам Новой Зеландии нет никаких оснований для аборта. Но если она все-таки хочет прервать беременность, ей придется сделать это за границей.
Понятно, почему Кейт запаниковала представив, что Скотт просмотрит ее бумаги!
– Что ты делаешь?
На лестнице, ведущей на чердак, стоял Скотт.
– Мое дело отозвали – заболел судья, – рассеянно объяснил он. – Миссис Ли сказала, что ты где-то наверху. Что ты там делала?
Он удивленно выгнул брови, увидев бумаги, которые она прижимала к груди. Ее пальцы предательски занемели, и проклятый листок выпорхнул на пол, упав на ботинок Скотта.
Скотт нагнулся и поднял его, а прочитав, побледнел как мел.
Аня поняла, что это конец.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Скотт не промолвил ни слова. И так все было понятно. У Ани стало муторно на душе. Она могла бы защищаться от его гнева, но не от его боли. Она понимала, какое отвращение он должен испытывать из-за этого нового предательства.
Он повернулся и пошел на одеревеневших ногах в спальню. Аня пошла следом. Он стоял в дальнем конце комнаты у распахнутого окна, листая дневник, подобранный на полу вместе со злосчастным листком.
Аня торопливо положила оставшиеся бумаги на столик у двери, поправив дрожащими пальцами бледно-розовую юбку.
– Скотт, я очень сожалею...
– Значит, Кейт забыла несколько компрометирующих бумаг, – без всякого выражения проговорил он. – У нее не хватило духу обратиться ко мне, и она попросила свою ловкую маленькую кузину хитростью втереться в доверие и попробовать умыкнуть компромат у меня из-под носа. Как же тебя, должно быть, огорчило, когда выяснилось, что я работаю дома, а Сэм живет в комнате, через которую тебе нужно пробраться на чердак. Неудивительно, что ты отказывалась ночевать здесь. Тебе вовсе ни к чему было, чтобы я стоял у тебя над душой в самый неожиданный момент. Был дураком, что поверил тебе!
Он повернулся и пошел на одеревеневших ногах в спальню. Аня пошла следом. Он стоял в дальнем конце комнаты у распахнутого окна, листая дневник, подобранный на полу вместе со злосчастным листком.
Аня торопливо положила оставшиеся бумаги на столик у двери, поправив дрожащими пальцами бледно-розовую юбку.
– Скотт, я очень сожалею...
– Значит, Кейт забыла несколько компрометирующих бумаг, – без всякого выражения проговорил он. – У нее не хватило духу обратиться ко мне, и она попросила свою ловкую маленькую кузину хитростью втереться в доверие и попробовать умыкнуть компромат у меня из-под носа. Как же тебя, должно быть, огорчило, когда выяснилось, что я работаю дома, а Сэм живет в комнате, через которую тебе нужно пробраться на чердак. Неудивительно, что ты отказывалась ночевать здесь. Тебе вовсе ни к чему было, чтобы я стоял у тебя над душой в самый неожиданный момент. Был дураком, что поверил тебе!