– Господи мой боже! – простонала она. И – с ударением на каждом слове: – Господи – мой – боже! И наконец жалобно, с еще большим надрывом: – Господи мой боже Иисусе…
– Скажите, это… – начал Харри.
– Да, – сказала дама полузадушенным голосом. – Это он. Это Элиас. Элиас Скуг.
Глава 25
– Скажите, это… – начал Харри.
– Да, – сказала дама полузадушенным голосом. – Это он. Это Элиас. Элиас Скуг.
Глава 25
Территория
Пожилая дама закрыла рот обеими ладонями и прошептала сквозь пальцы:
– Что же ты наделал, Элиас, дорогой, милый Элиас?
– Ну, утверждать, что это он что-то наделал, нельзя, – сказал Харри, вывел ее из ванной и проводил к входной двери. – Могу ли я вас попросить позвонить в отделение полиции в Ставангере и попросить прислать криминалистов, скажите, что вы на месте преступления.
– На месте преступления? – Глаза ее распахнулись, от шока они казались совсем черными.
– Да, так и скажите. Если хотите, можете позвонить по номеру сто двенадцать. Ладно?
– Д-да…
Они услышали, как она заковыляла по лестнице к себе вниз.
– Ну, до их приезда у нас есть примерно минут пятнадцать, – сказал Харри.
Они сняли обувь, поставили ее на лестницу и вошли в ванную в одних носках. Харри огляделся. Раковина была полна длинных светлых волос, а на полочке лежал сплющенный тюбик.
– Похоже на зубную пасту, – сказал Харри и склонился над тюбиком, не притрагиваясь к нему.
Кайя подошла поближе.
– Суперклей, – констатировала она. – «Strongest there is»[46].
– Это такой, который ни в коем случае не должен попасть на пальцы, да?
– Он действует на счет «раз». Если он попадет к тебе на пальцы и ты их хоть чуть-чуть продержишь вместе, они склеятся намертво. И их придется либо отрезать друг от друга, либо отрывать с мясом.
Харри сначала посмотрел на Кайю. А потом опустил глаза на труп в ванной.
– Черт, – медленно произнес он. – Не может быть…
Комиссара полиции Гуннара Хагена терзали сомнения. Возможно, он совершил самый дурацкий поступок за все время, пока работал в полицейском управлении. Создание группы, которая будет заниматься расследованием вопреки распоряжению министерства, могло повлечь за собой проблемы. А то, что группу возглавил Харри Холе, могло эти проблемы умножить. Одна из проблем как раз постучалась в двери и вошла. И теперь стояла перед ним – в образе Микаэля Бельмана. И пока Хаген его слушал, он обратил внимание на то, что странные отметины на лице комиссара КРИПОС были белее обычного, как будто они подсвечивались изнутри каким-то раскаленным, но охлаждаемым продуктом расщепления атомного ядра, взрывоопасным, но до поры до времени мирным, прирученным.
– Мне совершенно точно известно, что Харри Холе и двое его коллег побывали на Люсерене в связи с убийством Марит Ульсен. Беата Лённ из криминалистического отдела предложила нам провести тотальный обыск в дачных домиках в окрестностях старой веревочной мастерской. Якобы один из ее сотрудников обнаружил, что веревка, на которой была повешена Марит Ульсен, именно оттуда. Вот такие пироги…
Микаэль Бельман покачался на каблуках. Он даже не снял свой пыльник длиной до пят. Гуннар Хаген мужественно ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать. Интонация была болезненно медленной, как бы слегка удивленной:
– Но когда мы поговорили с ленсманом в Утре-Энебакке, он рассказал нам, что среди тех троих, кто проводил обыск, был и пользующийся весьма сомнительной славой Харри Холе. То есть один из ваших людей, Хаген.
Хаген ничего не ответил.
– Я исхожу из того, что вы понимаете, какие последствия может иметь неисполнение предписания министерства, Хаген.
Хаген по-прежнему молчал, но не отвел глаза под взглядом Бельмана.
– Послушайте, – сказал Бельман, расстегнул верхнюю пуговицу плаща и сел. – Вы мне нравитесь, Хаген. Я считаю, что вы хороший полицейский, а мне понадобятся хорошие специалисты.
– То есть когда КРИПОС приберет к рукам всю власть, это вы имеете в виду?
– Именно. И такой человек, как вы, вполне может мне пригодиться на какой-нибудь руководящей должности. Вы закончили военное училище, вы понимаете, как важно мыслить стратегически, как важно уметь избегать сражений, которые все равно не выиграть, знать, когда отступление – лучшая стратегия…
Хаген медленно кивнул.
– Хорошо, – сказал Бельман и снова встал. – Давайте будем считать, что Харри Холе оказался у Люсерена по недосмотру, что это просто случайное совпадение, никакого отношения к Марит Ульсен не имеющее. И что в будущем такие случайные совпадения не повторятся. Вы согласны со мной… Гуннар?
Хаген непроизвольно вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное Бельманом, – словно эхо другого имени, того, что он сам произнес однажды, назвав по имени своего предшественника в попытке создать непринужденную атмосферу, для которой не было никаких оснований. Но возражать не стал. Потому что знал – это и есть одно из тех самых сражений. И что он почти проиграл войну. И что условия капитуляции, которые предлагал ему Бельман, могли быть и хуже. Гораздо хуже.
– Я поговорю с Харри, – сказал он и пожал протянутую Бельманом руку. Ему показалось, что он коснулся мрамора: рука была твердой, холодной и безжизненной.
Харри сделал глоток кофе и осторожно вытащил указательный палец из ручки хозяйкиной тончайшей фарфоровой чашки.
– Так значит, вы старший инспектор Харри Холе из Управления полиции Осло, – констатировал мужчина, сидевший по другую сторону хозяйкиного журнального столика. Он представился как инспектор Колбьёрнсен и назвал должность, имя и место работы Харри с особым ударением на «Осло». – И что же привело полицию Осло в Ставангер, господин Холе?
– Да ничего особенного, – отвечал Харри. – Свежий воздух, красивые горы.
– Неужели?
– Фьорд. Может, прыгнем с Кафедры[47], если время будет.
– Значит, Осло направил к нам клоуна. Ну что могу сказать? Вы занялись рискованным спортом. Были ли какие-то серьезные основания не информировать нас об этом визите?
Улыбка у инспектора Колбьёрнсена была такой же тонкой, как и его усы. А еще на нем была смешная маленькая шляпа из тех, что носят совсем глубокие старцы или же особо самоуверенные пижоны. Харри вспомнил, что такую же шляпу носил Джин Хэкман в роли Попая Дойла во «Французском связном». И готов был поклясться, что Колбьёрнсен не откажется ни от леденца на палочке, ни от того, чтобы, остановившись в дверях, произнести «Ах да, последний вопрос».
– Я думаю, что у вас где-то завалялся факс, – предположил Харри и взглянул на одетого в белое человека, который как раз входил в комнату. Комбинезон эксперта-криминалиста, облегавший его с головы до пят, зашуршал, когда мужчина стянул с себя белый капюшон и плюхнулся на стул. Он посмотрел на Колбьёрнсена и выругался, употребив одно из ставангерских непечатных выражений.
– Ну и? – спросил Колбьёрнсен.
– Он прав, – сказал эксперт и кивнул в сторону Харри, не взглянув на него. – Тот парень просто был приклеен ко дну ванны суперклеем.
– Был приклеен? – спросил Колбьёрнсен и посмотрел на подчиненного, подняв брови. – Форма страдательного залога. Не слишком ли ты торопишься исключить, что Элиас Скуг сделал это сам?
– А потом открыл кран – так, чтобы утонуть самым медленным и мучительным способом? – спросил Харри. – Предварительно заклеив себе рот скотчем, чтобы ни в коем случае не закричать?
Колбьёрнсен одарил Харри новой жидкой улыбкой:
– Я скажу, Осло, когда вы сможете высказаться.
– Приклеен намертво, с головы до ног, – продолжал криминалист. – Затылок выбрит и как следует намазан клеем. То же самое можно сказать и о плечах и спине. Ягодицы. Руки. Обе ноги. То есть…
– То есть, – подхватил Харри, – когда убийца закончил с клеем, он дал Элиасу немного полежать, чтобы клей схватился, потом чуть-чуть отвернул кран и ушел, а Элиас Скуг был обречен на медленную смерть, ему предстояло утонуть. И Элиас начал свою борьбу со временем и смертью. Вода поднималась медленно, но силы оставляли его. До тех пор пока смертельный страх не охватил все его существо и он не собрал все свои силы в последней отчаянной попытке освободиться. У него получилось. Ему удалось оторвать от дна ванны самую сильную часть тела. Правую ступню. Он просто-напросто оторвал ее от кожи, которая, как вы можете видеть сами, осталась приклеенной ко дну ванны. Ванна наполнялась кровью, а Элиас стучал ногой по дну, чтобы привлечь внимание хозяйки квартиры, живущей этажом ниже. И она эти удары слышала.
– Что же ты наделал, Элиас, дорогой, милый Элиас?
– Ну, утверждать, что это он что-то наделал, нельзя, – сказал Харри, вывел ее из ванной и проводил к входной двери. – Могу ли я вас попросить позвонить в отделение полиции в Ставангере и попросить прислать криминалистов, скажите, что вы на месте преступления.
– На месте преступления? – Глаза ее распахнулись, от шока они казались совсем черными.
– Да, так и скажите. Если хотите, можете позвонить по номеру сто двенадцать. Ладно?
– Д-да…
Они услышали, как она заковыляла по лестнице к себе вниз.
– Ну, до их приезда у нас есть примерно минут пятнадцать, – сказал Харри.
Они сняли обувь, поставили ее на лестницу и вошли в ванную в одних носках. Харри огляделся. Раковина была полна длинных светлых волос, а на полочке лежал сплющенный тюбик.
– Похоже на зубную пасту, – сказал Харри и склонился над тюбиком, не притрагиваясь к нему.
Кайя подошла поближе.
– Суперклей, – констатировала она. – «Strongest there is»[46].
– Это такой, который ни в коем случае не должен попасть на пальцы, да?
– Он действует на счет «раз». Если он попадет к тебе на пальцы и ты их хоть чуть-чуть продержишь вместе, они склеятся намертво. И их придется либо отрезать друг от друга, либо отрывать с мясом.
Харри сначала посмотрел на Кайю. А потом опустил глаза на труп в ванной.
– Черт, – медленно произнес он. – Не может быть…
Комиссара полиции Гуннара Хагена терзали сомнения. Возможно, он совершил самый дурацкий поступок за все время, пока работал в полицейском управлении. Создание группы, которая будет заниматься расследованием вопреки распоряжению министерства, могло повлечь за собой проблемы. А то, что группу возглавил Харри Холе, могло эти проблемы умножить. Одна из проблем как раз постучалась в двери и вошла. И теперь стояла перед ним – в образе Микаэля Бельмана. И пока Хаген его слушал, он обратил внимание на то, что странные отметины на лице комиссара КРИПОС были белее обычного, как будто они подсвечивались изнутри каким-то раскаленным, но охлаждаемым продуктом расщепления атомного ядра, взрывоопасным, но до поры до времени мирным, прирученным.
– Мне совершенно точно известно, что Харри Холе и двое его коллег побывали на Люсерене в связи с убийством Марит Ульсен. Беата Лённ из криминалистического отдела предложила нам провести тотальный обыск в дачных домиках в окрестностях старой веревочной мастерской. Якобы один из ее сотрудников обнаружил, что веревка, на которой была повешена Марит Ульсен, именно оттуда. Вот такие пироги…
Микаэль Бельман покачался на каблуках. Он даже не снял свой пыльник длиной до пят. Гуннар Хаген мужественно ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать. Интонация была болезненно медленной, как бы слегка удивленной:
– Но когда мы поговорили с ленсманом в Утре-Энебакке, он рассказал нам, что среди тех троих, кто проводил обыск, был и пользующийся весьма сомнительной славой Харри Холе. То есть один из ваших людей, Хаген.
Хаген ничего не ответил.
– Я исхожу из того, что вы понимаете, какие последствия может иметь неисполнение предписания министерства, Хаген.
Хаген по-прежнему молчал, но не отвел глаза под взглядом Бельмана.
– Послушайте, – сказал Бельман, расстегнул верхнюю пуговицу плаща и сел. – Вы мне нравитесь, Хаген. Я считаю, что вы хороший полицейский, а мне понадобятся хорошие специалисты.
– То есть когда КРИПОС приберет к рукам всю власть, это вы имеете в виду?
– Именно. И такой человек, как вы, вполне может мне пригодиться на какой-нибудь руководящей должности. Вы закончили военное училище, вы понимаете, как важно мыслить стратегически, как важно уметь избегать сражений, которые все равно не выиграть, знать, когда отступление – лучшая стратегия…
Хаген медленно кивнул.
– Хорошо, – сказал Бельман и снова встал. – Давайте будем считать, что Харри Холе оказался у Люсерена по недосмотру, что это просто случайное совпадение, никакого отношения к Марит Ульсен не имеющее. И что в будущем такие случайные совпадения не повторятся. Вы согласны со мной… Гуннар?
Хаген непроизвольно вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное Бельманом, – словно эхо другого имени, того, что он сам произнес однажды, назвав по имени своего предшественника в попытке создать непринужденную атмосферу, для которой не было никаких оснований. Но возражать не стал. Потому что знал – это и есть одно из тех самых сражений. И что он почти проиграл войну. И что условия капитуляции, которые предлагал ему Бельман, могли быть и хуже. Гораздо хуже.
– Я поговорю с Харри, – сказал он и пожал протянутую Бельманом руку. Ему показалось, что он коснулся мрамора: рука была твердой, холодной и безжизненной.
Харри сделал глоток кофе и осторожно вытащил указательный палец из ручки хозяйкиной тончайшей фарфоровой чашки.
– Так значит, вы старший инспектор Харри Холе из Управления полиции Осло, – констатировал мужчина, сидевший по другую сторону хозяйкиного журнального столика. Он представился как инспектор Колбьёрнсен и назвал должность, имя и место работы Харри с особым ударением на «Осло». – И что же привело полицию Осло в Ставангер, господин Холе?
– Да ничего особенного, – отвечал Харри. – Свежий воздух, красивые горы.
– Неужели?
– Фьорд. Может, прыгнем с Кафедры[47], если время будет.
– Значит, Осло направил к нам клоуна. Ну что могу сказать? Вы занялись рискованным спортом. Были ли какие-то серьезные основания не информировать нас об этом визите?
Улыбка у инспектора Колбьёрнсена была такой же тонкой, как и его усы. А еще на нем была смешная маленькая шляпа из тех, что носят совсем глубокие старцы или же особо самоуверенные пижоны. Харри вспомнил, что такую же шляпу носил Джин Хэкман в роли Попая Дойла во «Французском связном». И готов был поклясться, что Колбьёрнсен не откажется ни от леденца на палочке, ни от того, чтобы, остановившись в дверях, произнести «Ах да, последний вопрос».
– Я думаю, что у вас где-то завалялся факс, – предположил Харри и взглянул на одетого в белое человека, который как раз входил в комнату. Комбинезон эксперта-криминалиста, облегавший его с головы до пят, зашуршал, когда мужчина стянул с себя белый капюшон и плюхнулся на стул. Он посмотрел на Колбьёрнсена и выругался, употребив одно из ставангерских непечатных выражений.
– Ну и? – спросил Колбьёрнсен.
– Он прав, – сказал эксперт и кивнул в сторону Харри, не взглянув на него. – Тот парень просто был приклеен ко дну ванны суперклеем.
– Был приклеен? – спросил Колбьёрнсен и посмотрел на подчиненного, подняв брови. – Форма страдательного залога. Не слишком ли ты торопишься исключить, что Элиас Скуг сделал это сам?
– А потом открыл кран – так, чтобы утонуть самым медленным и мучительным способом? – спросил Харри. – Предварительно заклеив себе рот скотчем, чтобы ни в коем случае не закричать?
Колбьёрнсен одарил Харри новой жидкой улыбкой:
– Я скажу, Осло, когда вы сможете высказаться.
– Приклеен намертво, с головы до ног, – продолжал криминалист. – Затылок выбрит и как следует намазан клеем. То же самое можно сказать и о плечах и спине. Ягодицы. Руки. Обе ноги. То есть…
– То есть, – подхватил Харри, – когда убийца закончил с клеем, он дал Элиасу немного полежать, чтобы клей схватился, потом чуть-чуть отвернул кран и ушел, а Элиас Скуг был обречен на медленную смерть, ему предстояло утонуть. И Элиас начал свою борьбу со временем и смертью. Вода поднималась медленно, но силы оставляли его. До тех пор пока смертельный страх не охватил все его существо и он не собрал все свои силы в последней отчаянной попытке освободиться. У него получилось. Ему удалось оторвать от дна ванны самую сильную часть тела. Правую ступню. Он просто-напросто оторвал ее от кожи, которая, как вы можете видеть сами, осталась приклеенной ко дну ванны. Ванна наполнялась кровью, а Элиас стучал ногой по дну, чтобы привлечь внимание хозяйки квартиры, живущей этажом ниже. И она эти удары слышала.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента