— Посмотри, — сказала Антея, — я разбила мамин кувшин.
   — Чего ж от вас больше-то дождешься? Вечно какие-нибудь шалости, — отозвалась Марта, с шумом расставляя тарелки.
   — Марта, милая, не сердись, — сказала Антея. — У меня есть деньги, чтобы заплатить за новый кувшин, если только ты будешь такая добрая, что съездишь за ним в город. Ведь там твои родственники держат посудную лавку, не правда ли? И пожалуйста, купи кувшин сегодня, так как завтра, быть может, и мама вернется; ты знаешь, она писала, что, пожалуй, скоро приедет.
   — Да ведь вы сами хотели ехать сегодня в город? — напомнила Марта.
   — Нельзя нам; если купить новый кувшин, так у нас денег на поездку не хватит. Но мы заплатим и за твой проезд, и за Ягненка. И кроме того, Марта, если ты поедешь, я подарю тебе свою шкатулочку. Посмотри, какая она хорошенькая: вся украшена серебром, черным деревом и слоновой костью, точно храм Соломона.
   — Вижу, — отвечала Марта, — только шкатулочки вашей, барышня, мне совсем не надо. Я ведь знаю, что вы хотите: вам надо сплавить со своих рук Ягненочка на сегодняшний день. Ох, милые мой, я вас всех насквозь вижу!
   Марта хлопнула об стол корзинку с хлебом так, что ломтики в ней подскочили вверх.
   — Я хочу, чтобы кувшин был куплен непременно сегодня, — продолжала Антея сдержанно. — Не правда ли, Марта, ты съездишь за ним в город?
   — Ну, ладно! На этот раз уж так и быть! — сдалась Марта. — Только нельзя ли уж обойтись без всяких ваших шалостей, пока меня дома не будет?
   — Извозчик скоро поедет, — сказала Антея с нетерпением. — Ты уж поторопись и одевайся поскорее. Надень свое красивое пунцовое платье, шляпку с розовыми цветами и желтую кружевную накидку. Джейн накроет на стол, а я умою и одену Ягненка.
   Умывая и торопливо одевая братишку, Антея то и дело посматривала в окно. До сих пор, по счастью, краснокожие не показывались.
   Когда после долгой возни и суматохи Марта, с лицом таким же красным, как и ее платье, взяла, наконец, Ягненка и ушла с ним из дому, Антея вздохнула с облегчением.
   — Теперь он спасен! — сказала она и, к ужасу Джейн, вдруг легла на пол и разрыдалась. Джейн совсем не могла понять, как это можно то быть храбрым, как настоящий генерал, а потом вдруг растянуться на полу и лежать, словно летучий гуттаперчевый шарик, проткнутый булавкою. На пол, конечно, лучше было бы не ложиться, но вы все же, вероятно, заметили, что Антея перестала владеть собою только тогда, когда ее цель была уже достигнута. Она избавила своего милого Ягненка от опасности: индейцы, несомненно, появятся возле Белого дома, а крестьянин вернется из города только после заката; значит, теперь можно было немножко и поплакать. Частично она плакала теперь и от радости, потому что ей удалось достигнуть своей цели.
   По крайней мере минуты три Антея не могла справиться со своими слезами. Опечаленная Джейн старалась ее утешить и через каждые пять секунд повторяла: «Пантерочка, милая, не плачь!»
   Наконец, Антея вскочила, вытерла глаза передником так старательно, что они на весь день остались красными, и побежала обо всем рассказать мальчикам. Но как раз в это время кухарка позвонила к обеду, и потому серьезный разговор пришлось отложить, пока не было подано жаркое. Когда кухарка вышла из комнаты, Антея рассказала обо всем, что случилось.
   Но Антея сделала ошибку: нельзя говорить о важных делах, когда слушатели едят ростбиф с картофелем: в этом блюде есть какое-то особое свойство, от которого мысль о краснокожих индейцах кажется неинтересной и невероятной. В самом деле, мальчики даже рассмеялись и назвали Антею глупенькой девчонкой.
   — Ну, вот еще! — сказал Кирилл. — Я почти совсем хорошо помню, что раньше, чем я заговорил об индейцах, Джейн уже успела пожелать хорошей погоды.
   — Нет, неправда, — коротко ответила Джейн.
   — А если б то были индейцы, — продолжал Кирилл, — передай мне, пожалуйста, соль и горчицу… если б то были индейцы, так они уж давно кишели бы тут кругом, словно муравьи. Нет, я уверен, что на сегодня мы не пожелали ничего, кроме хорошей погоды.
   — Тогда почему же Чудозавр с нами так странно разговаривал? — отвечала Антея. Она была очень сердита, ведь она так старалась спасти Ягненка от страшной опасности, а ее за все хлопоты вдруг называют глупенькой девчонкой. Приятно ли это слышать, когда на совести лежит не только разбитый кувшин, но еще и тяжкое преступление: взлом миссионерской кружки и похищение семи с лишним шиллингов, да все медными деньгами!
   Наступило молчание, во время которого кухарка убрала ростбиф и грязные тарелки и принесла пудинг с вареньем. Как только она ушла, Кирилл возобновил начатый разговор:
   — Конечно, ты недурно сделала, услав отсюда до самого вечера и Марту, и Ягненка; но что до индейцев — ты же знаешь, что обыкновенно все желания исполняются в ту же самую минуту. Если б индейцы появились, мы их давно бы увидели.
   — Я уверена, мы их скоро и увидим, — отвечала Антея. — Что ни говори, а наверное, они уж устраивают засады где-нибудь в кустах. И еще я вижу, что ты очень злой мальчишка.
   — А индейцы всегда устраивают засады? — спросила Джейн, стараясь как-нибудь водворить мир.
   — Нет, не всегда, — сухо ответил Кирилл. — И я вовсе не злой, а только говорю правду. А вот разбивать мамин кувшин — это уж совсем глупо. И с миссионерской кружкой не лучше: я уверен, что это называется государственным преступлением, и нисколько не буду удивлен, что тебя за него повесят, если кто-нибудь из нас проболтается.
   — Перестань ты, наконец! — возмутился Роберт. Но Кирилл не мог перестать. Он, видите ли, в глубине души чувствовал, что если появятся индейцы, то это будет целиком его вина, а потому он ни за что не хотел поверить, что индейцы могут показаться.
   — Это просто идиотство, — начал он опять, — говорить о каких-то краснокожих, когда всем ясно, что исполнилось желание Джейн; посмотрите, какая чудесная погода…
   Он повернулся к окну, чтобы указать на погоду; остальные повернулись в ту же сторону. И вдруг все красноречие Кирилла в один миг замерло: в одном углу окна, между листьями вьющегося дикого винограда, выглядывало лицо — темное лицо с длинным носом, тонкими губами и блестящими, как угольки, глазами. Лицо было разрисовано и раскрашено, его обрамляли длинные черные волосы, а в волосах торчали перья.
   Все дети пооткрывали рты да в таком положении и замерли. Пудинг стыл на тарелках, но от страха и удивления никто не мог и пальцем пошевелить.
   Вот украшенная перьями голова потихоньку двинулась в сторону и скрылась. Дети пришли в себя. К сожалению, я должен сказать, что первые слова Антеи были:
   — Ну, что я вам говорила!
   Пудинг с вареньем окончательно утратил все свои привлекательные свойства. Однако наученные опытами последних дней дети были предусмотрительны и на всякий случай завернули свои порции в старую газету и спрятали их в печку, а затем побежали наверх осмотреть оттуда окрестности и устроить спешное совещание.
   — Мир! — сказал Кирилл, когда дети забрались в спальню матери. — Ты не сердись на меня, Пантера, что я был таким неверящим.
   — Ладно! — отвечала Антея, — но вот теперь ты сам увидел. Однако из окон верхнего этажа нельзя было нигде заметить ни одного индейца.
   — Что же нам теперь делать? — шумно вздохнул Роберт.
   — Я только одно могу придумать, — отвечала Антея (теперь уже все признали ее героиней дня), — это одеться нам самим индейцами и выглядывать из окон или даже выйти из дому. Они могут подумать, что мы — могущественные вожди соседнего племени, тогда они не посмеют ничего с нами сделать, потому что будут бояться ужасной мести.
   — А как же нам быть с кухаркой? — спросила Джейн.
   — Ты забыла, что она ничего не может заметить, — ответил Роберт. — Она не почувствует ничего необыкновенного, даже если с нее снимут скальп или изжарят ее на медленном огне.
   — А после заката у нее опять все заживет?
   — Конечно, — успокоил Кирилл. — Нельзя же остаться скальпированным или сожженным и не заметить этого; если сразу и не обратишь внимания, то на другой день почувствуешь. А Псаммиад обещал, что прислуга никогда не узнает о его чудесах. Значит, после заката кухарка опять будет цела и невредима. — Я думаю, что Антея права, только нам понадобится ужасно много перьев, а где их взять?
   — Я сбегаю в курятник, — вызвался Роберт. — Там одна индюшка не совсем здорова, так я обстригу у нее перья: все равно они ей не нужны. Дайте-ка мне ножницы.
   Предварительный осмотр местности убедил детей, что на птичьем дворе нет ни одного индейца. Роберт убежал. Через пять минут он вернулся, бледный, но с целым ворохом перьев.
   — Знаете что? — сообщил он, — дело-то скверное. Я обстриг перья и уже повернулся, чтобы идти назад, и вдруг смотрю: из-под старой куриной клетки на меня искоса поглядывает индеец. Я тогда замахал перьями, заорал и убежал, прежде чем он успел выбраться из-под клетки. Пантера, тащи с наших кроватей одеяла!
   Удивительно, до чего можно сделаться похожим на индейцев, если только у вас есть пестрые одеяла, шарфы и перья. Разумеется, ни у кого из детей не оказалось черных и длинных волос, но зато нашлось много черного коленкора: в него завертывали книжки, когда ходили в школу. Этот коленкор был изрезан на тонкие полоски и привязан к головам желтыми ленточками, взятыми от праздничных платьев девочек; в ленточки были натыканы индюшачьи перья, а полоски коленкора, особенно когда они немножко поизмялись и стали закручиваться, оказались очень похожими на длинные черные волосы.
   — Только лица у нас не того цвета, как нужно, — сказала Антея. — Все мы бледны, а у Кирилла, не знаю уж почему, лицо похоже цветом на замазку.
   — Совсем нет! — с негодованием возразил Кирилл.
   — У тех индейцев, что здесь появились, лица скорее коричневые, а не красные, — сказал Роберт поспешно. — Я думаю, что нам хорошо бы сделаться совсем красными: если всех индейцев зовут краснокожими, так, значит, чем они краснее, тем выше их роль.
   Из кухни была добыта красная охра, которой кухарка красила кирпичный пол и плиту по субботам, чего-нибудь еще более красного в доме не оказалось. Дети развели охру в молоке, как обыкновенно делала кухарка, вымазали друг другу лица и руки и стали такими красными, не хуже истинных индейцев, если еще не более.
   Встретив во дворе кухарку, которая при виде их даже завизжала, дети сразу поняли, что вид у них теперь очень грозный. Испуг кухарки доставил им искреннее удовольствие. Сказав ей наскоро, что бояться нечего, так как они только играют, закутанные в одеяла и утыканные перьями самые настоящие краснокожие смело вышли навстречу врагам. Я сказал «смело» потому, что мне хочется быть любезным. Но, во всяком случае, они вышли.
   Вдоль забора, отделявшего сад от кустарника, был виден целый ряд темных голов, украшенных длинными перьями.
   — В этом наше единственное спасение, — шептала Антея. — Лучше идти прямо к ним навстречу, чем ждать их жестокого нападения. Теперь нам надо притвориться свирепыми. Ну, прыгайте!
   Изображая воинскую пляску дикарей, — насколько маленькие англичане могли изобразить ее без предварительной подготовки, — дети выскочили за ворота и встали в воинственных позах перед целым рядом краснокожих; последние были ростом с Кирилла.
   — Хоть бы они по-английски говорили! — шепнул Кирилл, сохраняя свою грозную позу.
   Антея была уверена, что эти краснокожие по-английски говорят, но откуда у нее взялась такая уверенность, этого она и сама не знала. В руках Антея держала флаг: белое полотенце, привязанное на тросточку. Она принялась махать своим парламентерским флагом в надежде, что краснокожие поймут этот сигнал. И, действительно, те поняли. Один индеец, лицом несколько потемнее других, вышел вперед и сказал на чистейшем английском языке:
   — Вы хотите вступить в переговоры? — Я — Золотой Орел, из могучего племени Обитателей Скал.
   — А я, — отвечала Антея, почувствовав внезапное вдохновение, — я — Черная Пантера, вождь племени… мм., племени Белого дома. Мои братья, то есть нет!.. Ну, да! Я хочу сказать «мое племя» сидит в засаде за гребнем этого холма.
   — А кто эти могучие воины? — спросил Золотой Орел, поворачиваясь к остальным.
   Кирилл сказал, что он Красный Волк, великий вождь племени Лесных Жителей, и, заметив, что Джейн, запустив большой палец в рот, по-видимому, никак не может придумать себе имени, добавил:
   — А этот великий воин — Дикая Кошка, из племени Львов Пустыни.
   — А ты, краснокожий брат? — вдруг спросил Золотой Орел, обратившись к Роберту.
   Тот, захваченный врасплох, мог ответить только что он — Бобе, командир конного полка.
   — И сейчас, — сказала Черная Пантера, — наши племена придут сюда в несметном числе. Поэтому ваше сопротивление бесполезно. Возвращайся же, брат, в свою страну, кури трубку мира с соседними мустангами, одевайся в свои праздничные пампасы и питайся свежими мокасинами.
   — Ты все перепутала! — бормотал Кирилл сердито. Но Золотой Орел только пытливо посмотрел на нее.
   — Твои обычаи не сходны с нашими, Черная Пантера, — сказал он. — Но призови свое племя, чтобы мы могли вести переговоры пред лицом его, как приличествует великим вождям.
   — Конечно, мы призовем, — отвечала Антея. — И если вы не сдадитесь и не уйдете отсюда, то наши воины придут с луками, стрелами, пушками и со всяким оружием, какое только есть на свете.
   Антея говорила довольно храбро, но сердца у детей бились все тревожнее, а дыхание становилось все короче и короче. Настоящие маленькие индейцы постепенно окружили их и, сердито переговариваясь, подступали все ближе да ближе. Дети оказались среди толпы смуглых, жестоких лиц.
   — Ничего не выходит, — шептал Роберт. — Я знал, что так будет. Надо бежать к Чудозавру, он может нас выручить, а если он не захочет, ну что ж, после заката мы опять оживем. Хотел бы я знать, очень это больно, когда снимают скальп?
   — Я опять стану махать флагом, — сказала Антея. — Если они отойдут от нас, так сейчас же побежим к Чудозавру.
   Она помахала полотенцем, и вождь приказал своим спутникам отступить назад. Высмотрев, с которой стороны ряды врагов были менее густы, все четверо опрометью бросились прямо туда. Сбив с ног полдюжины индейцев, дети перескочили через них и во всю прыть пустились бежать к песчаной яме. Теперь уже некогда было думать о безопасной дороге, по которой ездят телеги, пришлось спускаться прямо с обрыва между желтыми и красными колючими цветами, мимо стрижиных гнезд. Спускались прыгая, цепляясь, скользя, спотыкаясь и, наконец, просто кувыркаясь.
   Золотой Орел и его товарищи догнали детей как раз на том месте, где сегодня утром Чудозавр зарылся в песок.
   Запыхавшиеся и поцарапанные бедные дети ждали, что с ними будет дальше. Вокруг них уже блестели острые ножи и топоры, но еще страшнее был злобный блеск в глазах Золотого Орла и его свиты.
   — Вы солгали нам оба: и ты, о Черная Пантера, и ты, о Красный Волк! Ты, Дикая Кошка, и ты, Бобе конного полка, тоже нас обманули если не словами, то своим молчанием. Вы солгали под флагом мира. У вас здесь нет товарищей; ваши племена теперь на охоте в дальних горах. Каков будет ваш приговор? — продолжал он, вдруг обратившись с мрачной улыбкой к другим краснокожим.
   — Соорудим костер! — закричали те, и тотчас же человек двенадцать из них пошли на поиски топлива. Каждого из детей держали по два сильных индейца, а дети в отчаянии смотрели вокруг. Ах, если бы только увидеть Чудозавра!
   — Вы снимете с нас скальпы раньше, чем будете жарить? — печально спросила Антея.
   — Конечно, — поднял на нее глаза краснокожий. — Таков обычай. Индейцы поставили детей в кучку, а сами сели на землю вокруг и враждебно посматривали на своих пленников.
   Через некоторое время то по двое, то по трое стали возвращаться краснокожие, ходившие искать сухое дерево. Все они шли назад с пустыми руками, ни одной сухой палки не удалось им найти поблизости. И немудрено: в этой части Англии дрова очень дороги и все сухое дерево начисто убирается из лесов.
   Дети вздохнули было с облегчением, но вздох закончился стоном ужаса: индейцы кинулись на них и в воздухе засверкали ножи. Закрыв глаза, дети ждали, что вот-вот по головам их пройдет острая сталь. Но этого не случилось; они были выпущены индейцами из рук и, дрожа, свалились в одну кучу. Головам совсем было не больно, только как-то прохладно. Послышался топот воинской пляски. Осмелившись, наконец, открыть глаза, дети увидали, что вокруг них дико скачут четверо краснокожих и машут в воздухе скальпами с длинными черными волосами. Дети схватились за головы; их собственные волосы были целехоньки! Бедные невежественные дикари действительно сняли с них скальпы, только не настоящие, а коленкоровые.
   Рыдая и смеясь, дети упали друг другу в объятия.
   А в это время вождь краснокожих пел:
   — Мы сняли скальпы с наших врагов! Жалкие волосы их росли без крепких корней и сами отдались в руки победителей. Без борьбы, без крови достались эти скальпы могучим воинам из племени Обитателей Скал. Не радует истинных воинов такая легкая победа!
   — Сейчас они и настоящие волосы снимут, вот увидите! — говорил Роберт, стараясь перемазать часть краски со своего лица на голову.
   — Справедливая и страшная месть вырвана из наших рук, — продолжалась песня. — Есть и другие муки, кроме ножа и пламени. Но медленный огонь есть древняя и лучшая казнь для врага. О, странная, дикая земля, где нельзя найти дров, чтобы по обычаю предков сжечь побежденного! Тоскует душа моя по родимой стране, где на сотни миль тянутся непроходимые девственные леса, чтобы мы, победители, могли жечь врагов своих. О, если бы вновь вернуться нам в свой лес родной!..
   Вдруг как будто молния мелькнула. И на том месте, где только что сидели темные фигуры краснокожих, заблестел золотистый песок, освещаемый яркими лучами солнца: при последних словах вождя индейцы все до одного мигом исчезли. Должно быть, Чудозавр сидел где-нибудь поблизости, и он исполнил желание краснокожего…
   Марта привезла домой кувшин точь-в-точь такой же, как прежний и с аистами, и с тростником, а кроме того, она, вернула Антее деньги.
   — Двоюродная сестра подарила мне этот кувшин «на счастье», она говорит, что таз от него разбит, а на один кувшин все равно покупателя не скоро найдешь.
   — Марта, какая ты хорошая! — говорила Антея, обнимая ее.
   — Да! — весело засмеялась Марта. — Уж пользуйтесь, пока я у вас живу. Как только ваша мама приедет, я ей тотчас же скажу, чтобы искала себе другую прислугу.
   — Как, Марта? — воскликнула пораженная Антея. — Неужели тебе и вправду так плохо с нами?
   — Нет, барышня милая! — еще веселее засмеялась Марта. — Совсем не то! Дело-то такое, что я замуж выхожу, — за Джона, лесника. С тех пор, как вы приехали от пастора, когда заперлись на колокольне — помните? — он мне все предложения делал. А сегодня я осчастливила его и согласилась…
   …Антея положила семь шиллингов и четыре пенса в миссионерскую копилку и сломанное место заклеила бумагой. Она была очень счастлива, что могла вернуть деньги. А вешают ли за взлом копилки или нет, этого она до сих пор не знает.

Глава одиннадцатая
ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ

   Ты, читатель, увидав, что эта глава последняя, конечно сразу догадались, что для Кирилла и Антеи, Роберта и Джейн пришло, наконец, время расстаться с Чудозавром. Но сами-то дети этого совсем не ожидали. Напротив, если в другие дни трудно бывало придумывать хорошее желание, то сегодня как раз явилось у детей множество самых радужных планов. «Так всегда в жизни бывает!» — горестно заметила потом Джейн.
   Утром встали все очень рано и, уйдя в сад, весело принялись обсуждать свои предложения. Старая мысль о сотне фунтов стерлингов в современной монете нравилась больше всего, но были и другие хорошие идеи, например, «каждому по лошадке». Представьте себе только, как это было бы удобно: утром к вам являются лошадки, целый день вы на них можете кататься, после заката они исчезают, а на другое утро, если хотите, они опять к вашим услугам. И не надо для них ни корма, ни ухода.
   Но во время завтрака случились два события. Во-первых, пришло письмо от мамы: бабушка совсем поправилась, и мама с папой будут дома не позже как сегодня к вечеру. Раздалось радостное «ура». Конечно, эта новость перевернула все утренние планы, каждому было ясно, что сегодня надо пожелать чего-нибудь не для себя, а для мамы.
   — Хотел бы я знать, что ей понравилось бы! — раздумывал Кирилл.
   — Ей понравится, если мы все будем вести себя хорошо, — наивно ответила Джейн.
   — Да, но это так скучно для нас, — возразил Кирилл. — А кроме того, я надеюсь, что мы сумеем порядочно вести себя и без помощи Псаммиада. Нет, надо придумать что-нибудь особенное, чего нам без него не устроить.
   — Ох, только не забудьте вчерашний день! — предупреждала Антея. — Помните, что теперь наши желания исполняются, где бы мы их ни сказали. Не сделать бы нам опять какой-нибудь глупости, особенно сегодня!
   — Ладно, не ворчи! — попросил Кирилл.
   В это время вошла Марта с чайником. На лице ее дети заметили какое-то особое выражение.
   — Слава тебе, Господи, что мы все еще живы, — сказала она мрачно.
   — В чем дело? Что случилось? — посыпались вопросы.
   — Э, ничего! Только по нынешним временам нельзя поручиться, что тебя дома в постели не зарежут.
   — Почему? — спросила Джейн, чувствуя, как дрожь побежала у нее по спине и по ногам и выбежала в пятки. — Разве кого-нибудь убили в постели?
   — Ну, не совсем, — отвечала Марта. — Только и убить было нетрудно. Тут неподалеку в усадьбу забрались разбойники — Джон мне сейчас рассказывал — и унесли у леди Читтенден все драгоценности до последнего камешка. Она теперь то и дело в обморок падает и ни единого слова сказать не может, только все кричит: «Ой, мои бриллианты!» А самого-то лорда дома нет, он в Лондоне.
   — Леди Читтенден? Мы ее видели, — сказала Антея. — Она носит белое платье с красной отделкой, своих детей у нее нет, а чужих она терпеть не может.
   — Вот она самая, — подтвердила Марта. — Она только и дрожит над своим богатством; и вот как ей теперь удружили! Говорят, ее камни да золото тысячи тысяч стоили. Брошек, сережек, колец, у нее видимо-невидимо. Одна какая-то тарара, говорят, такая была, что и цены ей нет. Ну, некогда мне тут с вами толковать! Надо хорошенько все комнаты прибрать до приезда барыни.
   — Не понимаю, на что столько драгоценностей, — сказала Антея, когда Марта вышла из комнаты. — Эта леди Читтенден довольно противная. А у мамы совсем нет бриллиантов, да и других драгоценных вещей очень мало: одно топазовое ожерелье да сапфировое колечко, что папа ей подарил, когда они были помолвлены, да еще гранатовая звездочка, да брошка с жемчугом, в которой лежат волосы прадедушки, — вот и все.
   — Когда я вырасту, то накуплю маме множество бриллиантов, если она только захочет, — объявил Роберт. — Я пойду исследовать Африку и заработаю так много денег, что не буду знать, куда их девать.
   — А разве плохо было бы, — сказала Джейн мечтательно, — если бы, вернувшись домой, мама вдруг нашла у себя все бриллианты, кольца, ожерелья, тарары…
   — Тиары, — поправил ее Кирилл.
   — Ну, да, тиары — вообще все эти пропавшие драгоценности. Мне очень хочется, чтобы она их нашла и…
   — Значит, она их найдет! — воскликнул Роберт. — Ты, моя милая Джейн, сказала свое желание. Теперь нам остается только одно: скорее бежать к Чудозавру. Если он не очень сердит, так, может быть, мы его упросим все переделать и исполнить что-нибудь другое; если же нет, то я уж и не знаю, что будет. Конечно, во-первых, полиция, потом… Не плачь же ты, глупенькая! Мы тебя защитим. И папа говорит, что никогда не надо бояться, если не сделал ничего дурного; надо только говорить правду.
   Но Антея и Кирилл мрачно переглянулись: они вспомнили, насколько убедительной оказалась правда о Чудозавре, когда ее однажды попробовали рассказать полиции.
   То был день всяких неудач: во-первых, Чудозавра не нашли, во-вторых, не могли обнаружить и драгоценностей, хотя старательно перерыли всю мамину комнату.
   — Конечно, мы их и не можем найти, — сказал Роберт. — Их найдет только мама. И, может быть, подумает, что эти сокровища лежат здесь в доме уже давным-давно, и никогда не узнает, что они краденые.
   — О, еще бы! — насмешливо отвечал Кирилл. — Тогда, значит, мама утаит краденые вещи, ведь это будет еще хуже.
   Снова принялись дети разыскивать Чудозавра, но опять неудачно. Грустные и озабоченные, поплелись они домой.
   — Ладно! — решила вдруг Антея. — Мы скажем маме всю правду, она возвратит драгоценности — и все будет хорошо.
   — Ты так думаешь? — покачал головой Кирилл. — Неужели ты полагаешь, что она нам поверит? Разве может кто-нибудь поверить рассказу о Чудозавре, пока сам его не увидит? Мама решит, что все это мы выдумали или, еще хуже, что мы помешались и нас отправят в сумасшедший дом. Как тебе это понравится? — повернулся он неожиданно к несчастной Джейн. — Хорошо тебе будет сидеть в железной клетке с мягкими стенами, где у тебя на весь день останется только одно занятие: тыкать солому себе в волосы и слушать, как воют и беснуются другие сумасшедшие? Помните же, что говорить обо всем маме бесполезно.