Несин Азиз. Избранное

   Хозяин самодовольно пожевал губами:
   – Если бы ты был столяром…
   – Помилуйте, сударь, я в Америке ровно четыре года проработал начальником столярного цеха.
   Хозяин подумал про себя, что он напал на хороший товар, но как бы этот тип не запросил слишком много.
   – Все это хорошо, приятель, но нам не нужны люди.
   – Я согласен на любую работу, господин.
   – Что же, ты вроде неплохой парень, только скажу тебе откровенно: много платить не могу. Да и беру я тебя сверх штата.
   – Спасибо, бей-эфенди, согласен и на то, что дадите.
   – Мы первоклассным мастерам платим пять лир. Поскольку мы берем тебя сверх штата, самое большее… самое большее… ну, ну… не знаю… пусть будет две лиры в день.
   – Спасибо, эфенди, и за это. Две так две!
   Хозяин был рад, что клюнуло.
   – Да-а-а-а, я еще не сказал, – резко окликнул он, – у нас нет установленного рабочего дня. На фабрике меньше одиннадцати часов никто не работает. Уж потом не ворчи. Бывает так, пожалеешь, сделаешь доброе дело, а потом хлебнешь горя.
   – Ничего, бей-эфенди, буду работать хоть четырнадцать, руки не отвалятся.
   Хозяин не верил ушам своим:
   – Потом не говори, что я тебя не предупреждал. У нас в помещении сыро и темно.
   – Ну и что же.
   – Да, чуть не забыл: платить тебе буду не сразу, после месячного испытательного срока, если останусь доволен твоей работой.
   – Пусть будет так.
   – Да, еще одно условие: двадцать процентов из твоего заработка буду удерживать на случай, если ты допустишь брак или испортишь машину.
   – Конечно, сударь, вы правы.
   – И еще скажу одно. Даю тебе прекрасные машины, а что ты за мастер – не знаю…
   – Не знаете, сударь мой.
   – И поэтому ты должен внести задаток наличными. Тысячу лир в банк. На всякий случай!
   – Честное слово, бей-эфенди, у нас есть дом-развалюха, оставшийся от отца, мы его заложим, и я внесу задаток.
   – Раз так, то ступай в цех и сразу же приступай к работе.
   Как только бедняга ушел, в кабинет хозяина фабрики вошли два полицейских.
   – Бей-эфенди, на вашу фабрику забежал один бродяга, он удрал из сумасшедшего дома. Парень долго был без работы и свихнулся. Мы его ищем.

Сам виноват!

   Тяжелая начинается жизнь, когда тебя уволят с работы. Но значительно тяжелее объяснять любопытным друзьям и знакомым, почему ты ее потерял.
   Нет, нет, я не собираюсь рассказывать, что произошло со мной на этот раз. Но обычно я посвящаю друзей в свои беды с надеждой – вдруг кто протянет мне руку помощи, а иногда просто, чтобы облегчить душу. В ответ на это они подвергают меня строгому допросу, стараются докопаться до причины, а потом я же оказываюсь виновником всех своих несчастий. Вот если бы я не поступил так, да не сделал эдак, хозяин никогда не тронул бы меня. Уж раз осмелился на то – значит сам и виноват. Сам виноват! – выносят мне приговор, и на лице у них появляется довольное выражение.
   Однажды, размышляя о своих делах, я шел задумавшись по улице. Вдруг кто-то схватил меня за плечо. Поворачиваю голову – Осман Кемаль… Он весело зашагал рядом. Но, увидев мою унылую физиономию, опустил ресницы, словно напялил на лицо маску.
   – Я понимаю… – с запинкой сказал он.
   Значит, он знает, что меня уволили с работы. Теперь от него не избавишься. Сейчас начнет огород городить, пытаясь доказать мне, что я сам во всем виноват!
   Притворное расстройство не вязалось с радостным блеском его глаз, который он не мог скрыть. Я сделал вид, что не понял его «Понимаю…», и спросил:
   – Что случилось? Или у тебя какие-нибудь неприятности?
   – Со мной ничего не случилось, но я слышал, что ты опять без работы… – ответил он.
   – Не беда… – бодро проговорил я, не желая распространяться на эту тему.
   – Как же не беда, дорогой… – Он стоял посреди улицы и твердил: «Вах-вах!» – Пошли в кофейню, пропустим по чашечке кофе, и ты расскажешь, как это произошло… – предложил он.
   – Нечего рассказывать… – ответил я.
   – Как нечего! Смотри на кого ты стал похож. Пошли, пошли! У тебя на душе полегчает, когда расскажешь.
   – Словно что-нибудь изменится…
   – Ты меня обидел… Разве я тебе не друг?
   Мы зашли в кофейню.
   – Ну-ка рассказывай, что случилось… – потребовал он, когда мы начали потягивать кофе.
   – Хозяин выгнал меня с работы…
   – Почему?
   – Откуда мне знать. Спроси его…
   – Ты опаздывал на работу? – начался допрос.
   – Нет, я всегда приходил вовремя.
   – Ты не выполнял поручений?
   – Не-ет… Он говорил, что доволен мною.
   – А может, у хозяина дела пошли плохо? – гадал он, словно решал кроссворд.
   – Наоборот, его дела шли отлично.
   Подперев рукой щеку, он задумался:
   – Ты перечил ему?
   – Нет… Я всегда ему поддакивал.
   Кемаль начал грызть ногти от нетерпения:
   – Хорошо! Ты просил прибавки?
   – Нет…
   – Ты говорил что-нибудь о нем, может, высказывался неодобрительно…
   – Да нет же, дорогой!
   Долго еще сыпались на меня вопросы в том же роде.
   – Аллах, Аллах!.. За что же он мог выгнать тебя с работы? А может, ты смотрел ему в лицо так же строго, как сейчас смотришь на меня?
   – Не знаю… Может быть, и смотрел.
   – Ага. Теперь понятно. Я же говорю, непременно причина есть. Ни с того ни с сего не выгоняют человека с работы! Никто, кроме тебя, не виноват. Разве можно терпеть человека, если он вот так уставится на тебя, словно душу собирается вытрясти? Честное слово, ты сам виноват!
   И на душе у него стало легко…
   Бросив вполголоса «До свидания…», я вышел из кофейни. Даже когда хозяин меня увольнял, мне не было так тоскливо.
   Я пошел к автобусу.
   – Это правда, то что нам сказали? – первое, что услышал я, поднявшись на ступеньку. На заднем сидении расположился другой мой знакомый.
   – Правда…
   – Жаль… А за что?
   – Не знаю.
   Как полицейский, раздумывающий над загадочным преступлением, он сказал:
   – Вах, вах! Без причины человека с работы не увольняют, наверняка что-то было…
   – Во всяком случае…
   – Может быть, на тебя донесли?
   – Не думаю…
   – Или он нашел на твое место более знающего человека?
   – Он всегда говорил, что очень доволен моей работой.
   – Может, он подыскал человека, который согласился на меньший заработок?
   – Такого не найдешь!
   – Так почему же он уволил тебя? Может, ты с ним не так, как нужно, разговаривал?
   – Как, как? Разговаривал обыкновенно…
   – Вах, теперь понятно.
   – Что понятно?
   – Все понятно… Разве можно с хозяином разговаривать обыкновенно? Нельзя… Ты к нему обращался на ты, он и обиделся…
   – Да нет, дорогой… Я в лицо хозяина раз в месяц видел. А когда и видел, он со мной почти не говорил…
   – Все ясно… Ты к нему лез со своими разговорами, вот хозяин на тебя и рассерчал. Конечно, и хозяин прав. Виноват ты сам…
   После этого он тоже успокоился.
   На первой же остановке я вышел из автобуса. У меня было так тяжело на душе, что мне действительно необходимо было кому-нибудь излить душу. Я пошел к старому другу.
   – Меня выгнали с работы, – объявил я ему, едва переступив порог, – но я очень прошу, не расспрашивай меня ни о чем и не ищи причины…
   После моих слов его охватило любопытство:
   – Значит, есть очень веская причина…
   – Оставь, прошу тебя…
   – Ты поздравлял его в праздники? Ходил к нему?
   Я никогда не ходил к хозяину в дом, но чтобы сбить приятеля с толку сказал:
   – Конечно… В каждый праздник, в каждый новый год, всегда, при всяком удобном случае…
   – Все ясно… Когда часто ходишь…
   – Нет, я не часто ходил…
   Он задал мне все вопросы, которыми засыпали меня и другие.
   – Интересно знать, действовал ты ему на нервы?
   – Наоборот… Я ему нравился.
   – Что же может быть еще? Ума не приложу…
   Я начинал терять терпение и от волнения стал ходить по комнате.
   – У тебя скрипят ботинки!.. – воскликнул вдруг приятель.
   – Да, скрипят… – подтвердил я.
   – С каких пор?
   – С тех пор как я купил, пять месяцев ношу их, и они все скрипят.
   – Ты в них ходил на работу?
   – Да.
   – Вах, вах… Я же говорил, что зря с работы не увольняют.
   – Ты нашел причину, почему меня уволили? – спросил я.
   Удобно расположившись в кресле, он начал мне выговаривать:
   – Кто выдержит скрип башмаков с утра до вечера! Это невозможно выдержать! Твой хозяин прав… Вот, брат, в чем твоя вина…
   – Правильно, моя вина… – закричал я в ярости – виноват, виноват! Но я пришел к тебе в черный день не для того, чтобы услышать это.
   Я хлопнул дверью и вышел.
   Вечером, направляясь на пароме в Кадыкей, я думал все о том же.
   – Ты что так глубоко задумался? – спросил меня незнакомец. – Может, случилось что плохое?
   – Нет, ничего… – ответил я.
   – По лицу видно, что расстроен. Расскажи, может, помогу.
   – Хозяин выгнал меня с работы…
   – Почему?
   – Не знаю.
   – А может, в чем провинился?
   – У меня скрипят ботинки… У него нервы от этого расшатались.
   – Дорогой, разве за это увольняют с работы. Тут другая причина.
   – Я пристально смотрел на него, а это раздражало…
   – Еще чего выдумал!
   – Я с ним очень редко разговаривал.
   – Чепуха!
   Я посмотрел в лицо незнакомцу и рассмеялся.
   – А-а, ты, небось, смотрел на хозяина и смеялся с такой издевкой?
   – Да, да, как раз насмехался… И хозяин выгнал меня с работы. Виноват я. Теперь ты понял? Душа твоя успокоилась? Я повернулся и ушел.
   Пережив горестный день, я вернулся домой. После ужина пришел Ибрахим. Он был очень расстроен. Десять дней назад его уволили с работы.
   – Вах-вах-вах… За что уволили? – спросил я.
   – Не знаю… А тебя за что?
   – Не знаю…
   – Конечно, причина есть…
   – И тебя не зря выгнали… Часто ты не выходил на работу?
   – А разве ты не подавал справки, что болел?
   Мы начали друг друга допрашивать. Во время беседы Ибрахим часто чихал и кашлял, вытирался носовым платком.
   – У тебя, Ибрахим, вероятно, насморк? – спросил я.
   – Я всегда так. Хронический насморк…
   Я тут же вскочил с места и развел руками:
   – Понятно, почему тебя выгнали с работы!.. – сказал я. – Не ищи виновных, ты сам виноват…
   Ибрахим, растерявшись, смотрел на меня.
   – Ты вот так все время вытираешь нос платком, а каково хозяину?.. Конечно тебя следовало уволить. Разве не так?
   Я успокоился. Даже обрадовался. Словно поступил на новую работу.

Благодари свою судьбу

   Вот уже полтора месяца как он ищет жилье… Хозяин сказал:
   – Ты хочешь иметь две комнаты за сто тридцать лир? Поразительное желание! И в таком доме, как мой! Кровля из марсельской черепицы, пол в уборной мраморный, двери покрашены масляной краской. Роскошь!.. Если бы я нашел комнаты в таком доме за сто тридцать лир, я сам, кажется, снял бы их, хотя мне они и не нужны…
   – Но я двенадцать лет снимаю это помещение, – робко отвечал Шюкрю-бей. – Слежу за ним, как за своим собственным. Даже еще лучше, чем за своим. Только недавно я отремонтировал стены, сделал ступеньки на лестнице, сменил все перила.
   Но все разговоры были впустую, хозяин оставался непреклонным. Шюкрю-бей знал: домовладелец хочет выселить их, чтобы повысить квартирную плату. Но самое большее, что мог сделать Шюкрю, – платить на двадцать лир больше.
   – Берите с нас сто пятьдесят лир в месяц, – предложил он.
   – Сто пятьдесят лир я трачу на сигареты, – рассмеялся хозяин. – Этой суммы не хватит даже на карманные расходы сыну.
   Шюкрю-бей стал подсчитывать. Если он бросит курить, то сможет сэкономить еще пятнадцать лир в месяц.
   – Ей-богу, вы правы, – сказал он хозяину, – наше жилье, конечно, стоит больше ста пятидесяти лир. У меня ведь тоже есть совесть. Пусть будет сто шестьдесят пять лир. Если я не предлагаю больше, то, поверьте, только потому, что у меня нет денег…
   – Не можешь платить – не суйся в хороший дом. По одежке протягивай ножки, – стоял на своем хозяин. – Освободи квартиру, которая тебе не по карману.
   Шюкрю-бей снова прикинул: если он будет ходить на работу и с работы пешком, то сможет наскрести еще двадцать лир.
   – Буду платить сто восемьдесят пять лир, – заявил он хозяину.
   – Смеешься ты, что ли? – усмехнулся тот. – Знаешь дом, что рядом с нами? Маленькие комнаты, узкая гостиная, а какова плата? Триста пятьдесят лир! Понимаешь, какой я дурак набитый? Меньше чем за триста лир ни за что не соглашусь. А не то выезжай. Пусть лучше дом пустует. По крайней мере, никто пакостить не будет.
   Платить триста лир за квартиру Шюкрю не мог: на все остальные расходы из его месячного жалованья тогда останется восемьдесят лир. А у него четыре рта.
   Хозяин подал в суд. Заявил, что сам желает жить в этих комнатах, и выиграл дело. Вот уже месяц Шюкрю бегает в поисках квартиры. А зима на носу. С утра до вечера, в снег и слякоть ходит Шюкрю из дома в дом и не может найти ничего подходящего.
   От бесплодных поисков у него подкашивались ноги. А как надоело раздавать деньги маклерам! Однажды он особенно продрог, прямо до мозга костей. Шел липкий, мокрый снег. В башмаках у него хлюпала вода… К вечеру небо прояснилось, а он брел по улицам в мокрой, прилипшей к телу одежде.
   «Ах, – вздыхал он про себя, – не с кем даже поделиться, поговорить! Хотя бы душу отвести. Если и не поможет, то по крайней мере выслушает, посочувствует, и сразу легче станет». И вдруг Шюкрю-бей видит, идет навстречу его давний приятель, Зекяи-бей. Они знали друг друга с незапамятных времен. Давно, правда, не виделись. Может быть, он поможет найти жилье? А если и нет, то хотя бы поймет его…
   – О-о! Здравствуй, Шюкрю-бей.
   – Здравствуй, дорогой Зекяи. Какие новости?
   – Не спрашивай лучше. А у тебя что хорошего?
   – Все в порядке, – скрепя сердце ответил Шюкрю-бей. Судя по внешнему виду, другу Шюкрю-бея было тоже худо. Зекяи-бей спросил:
   – Откуда и куда ты идешь? Шюкрю-бей давно жаждал излить душу:
   – Ах, брат, у меня такое несчастье! Вот уже месяц ищу квартиру. Старый хозяин нам отказал. Сегодня опять до вечера рыскал я по городу. Промок до костей. Лихорадка бьет. Если не свалюсь, то только благодаря милосердию Аллаха…
   Он уже начал говорить о своих злоключениях и теперь не мог остановиться. Но Зекяи прервал его:
   – Благодари свою судьбу, Шюкрю-бей. А вот что бы ты делал на моем месте? Ах, брат, понимаешь ли ты, что значит строиться в наше время? Вот настоящее несчастье. Найди участок, потом купи его – сплошные мучения. Но как бы там ни было, мы нашли то, что нужно. Участочек встал нам в девяносто тысяч лир…
   Шюкрю-бей:
   – Да, дорогой Зекяи, хозяин нас выгоняет. Уже есть постановление суда…
   Зекяи-бей:
   – Купил участок, прошло десять дней, тут откуда ни возьмись еще до него охотник объявился, давали нам сто пятьдесят, даже двести тысяч. Я им прямо сказал, что не продам, – не отстают проклятые. Такая это беда, Шюкрю-бей, не приведи Аллах! Ты благодари свою судьбу, что не связался с покупкой земли, со строительством дома.
   – Правда, брат! Я сказал хозяину, что буду платить больше, предлагал сто восемьдесят пять лир, а он…
   – Ах, если бы мои потери составляли такую сумму! Ты должен тысячу раз благодарить судьбу за тот кусок хлеба, какой имеешь. Ну вот, решили мы построить двухэтажный дом. А каково в наше время иметь дело с архитекторами и рабочими! Только тот, кому довелось с этим столкнуться, поймет: словами не опишешь наши мытарства. Я хотел, чтобы на каждом этаже было по три комнаты и гостиная. Такой двухэтажный домик, игрушечка… Ах, чего только не натерпелся, Шюкрю-бей, и сейчас еще терплю!
   – Сочувствую тебе, мой Зекяи… В эту квартиру я ухлопал уйму денег. Недавно обвалилась стена в уборной – я починил. А перед этим еще уплатил пятнадцать лир за ремонт стены в спальне. И теперь этот бессовестный выбрасывает нас на улицу.
   – Пускай себе выбрасывает, а ты все равно благодари Аллаха. Все-таки тебе лучше, чем мне… Мать мне говорит: раз уж взялся строить дом и ухлопал массу денег, то пусть домишко будет в три этажа, чтобы было на что посмотреть. При составлении проекта у меня вылетело еще сорок тысяч лир, Шюкрю-бей. Да что там! Сытый голодного не разумеет.
   – Сочувствую тебе, Зекяи-бей… Послушай, я так промерз, даже в груди чувствую озноб.
   – Это все пустяки, Шюкрю-бей… Все горе в том, что никак нельзя обойтись без черного рынка. Ей-богу, только за оконное стекло отдал две тысячи лир. А нужно еще застеклить двери. Перегородки тоже хочу сделать стеклянные. Понимаешь теперь, что тебе куда легче, чем мне. Живи-поживай и благодари свою судьбу. Вот если бы ты задумал строить дом, тогда узнал бы, что такое несчастье. Вдруг жена мне говорит: раз уж взялся строить дом, то пусть на каждом этаже будет по две квартиры. Я подумал, почему бы и в самом деле не оборудовать по две квартиры? Начали пристраивать… Кошмар! Хотя сейчас, когда я рассказываю, тебе, может быть, все кажется простым и легким.
   – Как же может такое показаться? Сколько мучений вам пришлось перенести! А я нашел в Аксарае^[10] подходящую квартиру. Одна комната большая, другая поменьше. Правда, придется далеко ездить на работу, но что поделаешь! Буду пораньше выходить из дому. И плата считается сносной – сто семьдесят лир. Да вот загвоздка: просят уплатить за шесть месяцев вперед…
   – Ах, Шюкрю-бей, и ты считаешь, что на тебя свалилось несчастье? Я тебе толкую-толкую и не могу втолковать. Вот знал бы ты, как бывает, когда ищешь железо, а его нет, ищешь цемент – и цемента нет. Один путь – на черный рынок… Чего я только не вынес! Да тебе не понять, ты ведь не строишься…
   – Не знаю, дорогой, не знаю… Но каково мне, Зекяи-бей, в такую ужасную зимнюю непогоду остаться с семьей на улице…
   – Благодари, братец, судьбу.
   – Хозяин через два дня выкинет нас…
   – Все равно ты счастливчик, сиди да возноси хвалу Аллаху! Так вот я и говорю: возвели мы уже три этажа и собирались наводить кровлю. А свекровь и заявляет: «Чему быть, Зекяи, того не миновать, надстрой еще два этажа. У тебя дети растут, они век будут на тебя молиться». И опять пошло: возись с мастерами, с рабочими, утрясай переделки с муниципалитетом… У тебя по крайней мере этих забот нет.
   – Твоя правда, Зекяи-бей, у меня нет таких забот.
   – Благодари Аллаха!
   – Аллаха-то я благодарю, только не знаю, что мне делать… Есть у нас не очень нужные в хозяйстве вещи… Не будь их, мы могли бы и в гостинице пристроиться…
   – Скажу тебе по правде, лучше жить в гостиничной клетушке, чем строить дом. Да укрепит тебя Аллах в вере…
   – Я верю, верю…
   – Будь доволен своей судьбой!
   – Я доволен, слава Аллаху! Может быть, и впрямь распродать вещи? Правда, они нужны… Потом разве приобретешь?! К тому же придется отдать их за бесценок…
   – Отдай!
   – И отдам. Отдам…
   – Так вот, выстроили мы пять этажей… Чего это мне стоило, известно только всемилостивому Аллаху… Тут, дорогой, подлетает мой брат и говорит: «Надстроил бы еще один этажик! Сейчас все стремятся, чтобы дома были повыше. Худо-бедно, все на четыре-пять сотен лир в месяц больше с квартирантов будешь получать». Но как трудно это было сделать! Как трудно в наше время надстроить этажик… Тому дай, этому дай – ровно десять тысяч лир вылетело. Ты счастливчик, не ведаешь о том. И еще думаешь, что твои переживания – настоящее горе. Если бы я был на твоем месте, я бы денно и нощно возносил хвалу Аллаху.
   – Твоя правда, дорогой Зекяи. Но разве я могу на зиму детей оставить без крова? Одолжи мне, чтобы заплатить за шесть месяцев, или дай какое-нибудь убежище. Ей-богу, пропадаю я!
   – Ах, боже мой! Лучше не иметь ничего, чем иметь что-то и мучиться! Строить дом! Кошмар! Жил себе спокойно и вдруг ни с того, ни с сего сам себя ввергнул в несчастье. Если не считать участка, то дом обошелся мне эдак тысяч в шестьсот. А что мне пришлось пережить!
   – Ой, ой. ой…
   – Поверь мне, тебе следует благодарить Аллаха.
   – Хвала Аллаху!.. Я ни на что не жалуюсь. Только придется мне с детьми зимовать на улице.
   – Боже мой, не гневи Аллаха. Ты посмотри на меня и мотай себе на ус. Только мы кончили строительство, как объявилась целая туча людишек, которые непременно требовали продать им дом. «Да помилуйте, я не собираюсь продавать!» «Дадим миллион». «Я и за два не продам». Не дай, Аллах, моим врагам испытать подобное…
   – Погостить у родственников нам тоже нельзя. Теперь такие времена, не до гостей. В таком положении можно сойти с ума.
   – Сойти с ума лучше. По крайней мере, избежишь неприятностей, которые испытывает домовладелец. Ты все говоришь о какой-то ерунде. Тебе надо пять раз в день молиться и благодарить свою судьбу. Теперь нас подстерегает еще одна беда – надо искать квартирантов. В наше время это не простое дело.
   – Ты несчастнее меня, дорогой Зекяи…
   – Разве твое несчастье, братец, несчастье? Благодари Аллаха!
   – Благодарение Аллаху! Тысячу раз. Ну да поможет тебе Аллах, Зекяи-бей… До свидания.
   – Всего хорошего, Шюкрю-бей… Ты вспоминай меня, когда тебе будет худо, и благодари свою судьбу.
   Шюкрю-бей охая и ахая пошел домой. Дома он почувствовал, что у него начался жар.
   – Ты нашел квартиру? – спросила его жена.
   – Ах, боже мой! Жена, нам надо благодарить нашу судьбу. Людям бывает и похуже. Не дай бог, если бы мы собрались строить дом. Ты еще не знаешь, какое несчастье быть в наши дни домовладельцем. Нам надо радоваться и благодарить судьбу за то, что мы не знаем лишь того, где голову приклонить…

Отчего чешется Рыфат-бей

   – Алло! Алло!.. Рыфат-бей! Здравствуй, дружище! Где же это ты пропадаешь? Уж сколько дней тебя нигде не видно!
   – Кемаль-бей, это ты, дорогой! Ах, Кемаль-бей…
   – Я так забеспокоился, когда не увидел тебя на приеме у губернатора. И вечерами ты не показываешься. А без тебя у нас игра в безик^[11] не клеится… Как это можно столько времени скрываться…
   – И не говори, и не говори… А о здоровье моем лучше не спрашивай!
   – Что случилось?
   – Болен я, болен…
   – Вах! Надо лечиться, дорогой мой эфенди! Ты меня очень расстроил! А что у тебя за болезнь?
   – У меня крапивная лихорадка.
   – Что?
   – Крапивница…
   – Крапивница?..
   – В общем, я весь чешусь… День и ночь чешусь…
   – Да? Вах, вах!.. И что больше всего?
   – Весь! Нет такого места, которое не чесалось бы!..
   – Аллах, Аллах! И эту болезнь зовут крапивницей?
   – Да, так врачи говорят.
   – А отчего это случилось, дорогой? Почему ты чешешься?
   – И сам в толк не возьму. Давеча приготовили у нас фаршированную индейку, еда достойная… И получилась отменно. Я не удержался, съел три больших куска. Как ты думаешь, от этого может?
   – Полноте, эфенди мой! Разве от трех кусков фаршированной индейки может быть что-нибудь плохое? Тогда у меня годами не проходила бы эта самая крапивница. Я съедаю целую индейку, и ничего не случается!
   – Не чешешься?..
   – Нисколько…
   – До фаршированной индейки я съел почки…
   – Какие почки?
   – Жаркое…
   – Жаркое из почек? Где это видано, чтобы жаркое из почек вызывало чесотку? Может, ты еще что-нибудь отведал?
   – Теперь уж и не помню… Вначале для аппетита я вроде бы съел салат из огурцов с простоквашей, в нем было много чесноку.
   – Нет, дорогой, чеснок усыпляет, но чесотку не вызывает.
   – Какой тут заснуть! Почесуха не дает… Не приведи Аллах такого несчастья! Не подвела ли меня халва? На десерт подавали…
   – И на здоровье!
   – Оно-то на здоровье! Но по всему телу сыпь…
   – Дорогой, не греши на халву! Вчера вечером я съел две полные тарелки, и хоть бы пятнышко!.. Это от чего-то другого…
   – Да… Но что же это такое? На ужин у нас был окунь под майонезом. Не в нем ли причина!
   – Это невозможно! Точно установлено, что окунь под майонезом не причиняет никакого вреда…
   – Но я съел двух сразу!
   – Хоть двадцать два! И все под майонезом. Эх, я обожаю окуня под майонезом!
   – Вот погоди, я поправлюсь, уж мы тогда поедим…
   – Дай бог, ты только поскорей поправляйся! Значит, так ты и не догадался, отчего у тебя этот зуд?
   – Послушай, а может быть, от сладкой запеканки? Я ел ее со сливками…
   – Ну и придумал ты, Рыфат-бей! Мне тогда надо было бы с себя всю шкуру содрать!
   – Но я положил четыре ложки сливок, натуральных буйволиных сливок…
   – Во-первых, сливки тут ни при чем! Какая может от них быть сыпь?
   – Скажи, от чего же тогда?
   – Ищи причину в другом!
   – О боже! Я же не глотал чесотного порошка… Ну съел несколько бананов, еще кокосовый орех. Да, вот…
   – Много съел ореха?
   – Ах, как считать. По-моему, немного, полтора ореха…
   – Кокосовый орех вообще-то лекарство, от него вреда быть не может. Благословенный плод…
   – Ну так в чем же дело?
   – Может, врачи ошиблись, никакая у тебя не крапивница…
   – Может, и ошиблись, но ведь факт, я-то весь чешусь…
   – Мало ли от чего чешешься, может, это вовсе не лихорадка!..
   – А что?
   – Ну, что-нибудь другое!
   – Ох, еще вспомнил, перед сном я пожевал немного миндаля соленого и жареных фисташек… Вот от них-то проклятых, наверное, и пошло…
   – Ну нет… Я тоже люблю пожевать на ночь в постели.
   – И не чешешься после?
   – Не-е-е… Миндаль, орешки – силу прибавляют…
   – Эфенди мой, может, я отравился молоком? Всякий раз перед сном я выпиваю еще стакан молока. А тогда выпил два…