Страница:
Моя дочка, взглянув на меня, воскликнула:
– Папочка!.. Что с тобой?
– Убирайся вон! – закричал я на нее.
Я не засну, если не куплю участка.
«А что, если начать считать наоборот? Каков должен быть мой заработок, сколько тысяч лир мне нужно откладывать, чтобы все-таки этот участок стал моим? Если я буду откладывать две тысячи лир в месяц, то он будет моим через сто шестьдесят семь лет. Пропади все пропадом! Я никогда не смогу купить его».
«Как же так, – раздумывал я, – ведь эту землю купили тоже люди, которые, может быть, даже и не откладывали, не копили. Нет, вероятно, копили, отказывая себе во всем. Уф-ф-ф! Они добились своего, отсчитали четыре миллиона и купили».
Нужно принять еще успокоительного и пилюлю. Желудок мой – словно аптечный склад.
– Что с тобой, успокойся, дорогой, приляг…
– Отстаньте вы все от меня!
«Но как же все-таки человек, отсчитавший четыре миллиона, заработал их? Надо это высчитать… Но, может, он отдал четыре миллиона, а у него еще столько же осталось? Значит, восемь миллионов… Чем занимается этот человек? Самый высокопоставленный чиновник, согласно штатному расписанию, получает в месяц максимум тысячу пятьсот лир. Чтобы собрать четыре миллиона, он должен, не притрагиваясь к жалованью, откладывать его двести семьдесят шесть месяцев подряд.
Черт бы побрал, у меня сейчас лопнет голова!.. Покупателем может быть врач. У врачей большие доходы. Предположим, он получает с каждого пациента тридцать лир…»
– Уже утро, поспи хоть немного…
– Не сбивайте меня, говорю я вам!..
«Если он за день примет десять человек – это триста лир. В месяц девять тысяч… Если он из них отложит шесть тысяч… Чтобы врач смог купить этот участок, ему нужно практиковать шестьдесят семь лет. Нет, нет, хозяином этого участка не может быть и врач. Тогда им может стать купец, имеющий десять тысяч дохода каждый месяц».
Я убедился, что владельцем участка не может быть так же, как и я, ни чиновник, пи врач, ни купец. Потом я подсчитал доходы инженера, подрядчика. Нет, и им не под силу!
– Вот уже пятую ночь ты не спишь… Приляг, может, заснешь.
Я кладу голову на подушку, глаза мои открыты. Попробуй-ка, друг, уснуть!.. Вдруг меня осенило. Конечно, это содержатель дома терпимости, весь капитал которого составляет пять пухленьких девиц. «Если каждая девица будет приносить в день сто бумажек, пять раз по сто – пятьсот… тридцать раз по пятьсот, в месяц – пятнадцать тысяч… Арендная плата, расходы, издержки, допустим, на руки чистыми он получит десять тысяч. В год – сто двадцать тысяч… В тридцать лет… Проклятие, и содержатель дома терпимости не сможет купить. А что, если заняться контрабандой? Это блестящая идея!»
Я вскакиваю с постели.
Опять расчеты, записи… Нет, и контрабанда не занятие.
В голове у меня молнией пронеслась мысль. Я порылся в карманах, нашел двенадцать с половиной лир.
– Вывертывайте карманы! – приказал я своим домочадцам.
У жены нашлось пять, у детей – две лиры, итак, девятнадцать с половиной лир… Не обязательно покупать весь участок, куплю столько земли, на сколько хватит денег. Один квадратный метр стоит две тысячи пятьсот лир, значит, я не могу купить целый метр. Квадратный дециметр – двадцать пять лир. И это не для меня. Цена одного квадратного сантиметра – двадцать пять курушей… А у меня девятнадцать с половиной лир… Значит, на деньги, которые у меня в кармане, я могу купить несколько квадратных сантиметров. Я посмотрел на часы, до утра оставалось еще два часа. С утра пораньше я пойду за покупкой.
– Отмерь мне здесь семьдесят восемь сантиметров! – скажу я.
Родные продолжают меня упрашивать:
– Ну засни… Поспи немного!..
Семьдесят восемь сантиметров своей собственной земли! Когда я засну вечным сном, то я не смогу уместиться на своей земле, мои ноги залезут в могилу к соседу. Что поделаешь, на собственной земле я могу находиться только в вертикальном положении,
– А вам не на что рассчитывать, – объявил я жене и детям. – Убирайтесь вон, позаботьтесь о себе сами.
– До чего довела его бессонница! – ужаснулись они и отступили со страхом.
И вам, читатель, я посоветую: подсчитайте, как заработать четыре миллиона, затем – сколько квадратных сантиметров земли вы можете купить. Затем вы будете глотать кругленькие снотворные пилюли. И… мы с вами встретимся в восьмой палате психиатрической больницы. Моя койка у двери.
Скоро подорожает
Сильный характер
Телеграмма
Любитель литературы
– Папочка!.. Что с тобой?
– Убирайся вон! – закричал я на нее.
Я не засну, если не куплю участка.
«А что, если начать считать наоборот? Каков должен быть мой заработок, сколько тысяч лир мне нужно откладывать, чтобы все-таки этот участок стал моим? Если я буду откладывать две тысячи лир в месяц, то он будет моим через сто шестьдесят семь лет. Пропади все пропадом! Я никогда не смогу купить его».
«Как же так, – раздумывал я, – ведь эту землю купили тоже люди, которые, может быть, даже и не откладывали, не копили. Нет, вероятно, копили, отказывая себе во всем. Уф-ф-ф! Они добились своего, отсчитали четыре миллиона и купили».
Нужно принять еще успокоительного и пилюлю. Желудок мой – словно аптечный склад.
– Что с тобой, успокойся, дорогой, приляг…
– Отстаньте вы все от меня!
«Но как же все-таки человек, отсчитавший четыре миллиона, заработал их? Надо это высчитать… Но, может, он отдал четыре миллиона, а у него еще столько же осталось? Значит, восемь миллионов… Чем занимается этот человек? Самый высокопоставленный чиновник, согласно штатному расписанию, получает в месяц максимум тысячу пятьсот лир. Чтобы собрать четыре миллиона, он должен, не притрагиваясь к жалованью, откладывать его двести семьдесят шесть месяцев подряд.
Черт бы побрал, у меня сейчас лопнет голова!.. Покупателем может быть врач. У врачей большие доходы. Предположим, он получает с каждого пациента тридцать лир…»
– Уже утро, поспи хоть немного…
– Не сбивайте меня, говорю я вам!..
«Если он за день примет десять человек – это триста лир. В месяц девять тысяч… Если он из них отложит шесть тысяч… Чтобы врач смог купить этот участок, ему нужно практиковать шестьдесят семь лет. Нет, нет, хозяином этого участка не может быть и врач. Тогда им может стать купец, имеющий десять тысяч дохода каждый месяц».
Я убедился, что владельцем участка не может быть так же, как и я, ни чиновник, пи врач, ни купец. Потом я подсчитал доходы инженера, подрядчика. Нет, и им не под силу!
– Вот уже пятую ночь ты не спишь… Приляг, может, заснешь.
Я кладу голову на подушку, глаза мои открыты. Попробуй-ка, друг, уснуть!.. Вдруг меня осенило. Конечно, это содержатель дома терпимости, весь капитал которого составляет пять пухленьких девиц. «Если каждая девица будет приносить в день сто бумажек, пять раз по сто – пятьсот… тридцать раз по пятьсот, в месяц – пятнадцать тысяч… Арендная плата, расходы, издержки, допустим, на руки чистыми он получит десять тысяч. В год – сто двадцать тысяч… В тридцать лет… Проклятие, и содержатель дома терпимости не сможет купить. А что, если заняться контрабандой? Это блестящая идея!»
Я вскакиваю с постели.
Опять расчеты, записи… Нет, и контрабанда не занятие.
В голове у меня молнией пронеслась мысль. Я порылся в карманах, нашел двенадцать с половиной лир.
– Вывертывайте карманы! – приказал я своим домочадцам.
У жены нашлось пять, у детей – две лиры, итак, девятнадцать с половиной лир… Не обязательно покупать весь участок, куплю столько земли, на сколько хватит денег. Один квадратный метр стоит две тысячи пятьсот лир, значит, я не могу купить целый метр. Квадратный дециметр – двадцать пять лир. И это не для меня. Цена одного квадратного сантиметра – двадцать пять курушей… А у меня девятнадцать с половиной лир… Значит, на деньги, которые у меня в кармане, я могу купить несколько квадратных сантиметров. Я посмотрел на часы, до утра оставалось еще два часа. С утра пораньше я пойду за покупкой.
– Отмерь мне здесь семьдесят восемь сантиметров! – скажу я.
Родные продолжают меня упрашивать:
– Ну засни… Поспи немного!..
Семьдесят восемь сантиметров своей собственной земли! Когда я засну вечным сном, то я не смогу уместиться на своей земле, мои ноги залезут в могилу к соседу. Что поделаешь, на собственной земле я могу находиться только в вертикальном положении,
– А вам не на что рассчитывать, – объявил я жене и детям. – Убирайтесь вон, позаботьтесь о себе сами.
– До чего довела его бессонница! – ужаснулись они и отступили со страхом.
И вам, читатель, я посоветую: подсчитайте, как заработать четыре миллиона, затем – сколько квадратных сантиметров земли вы можете купить. Затем вы будете глотать кругленькие снотворные пилюли. И… мы с вами встретимся в восьмой палате психиатрической больницы. Моя койка у двери.
Скоро подорожает
К нам пришли гости. Между делом спросили:
– У вас есть сахар?
– Должен быть. Вчера купили кило. Гость улыбается:
– Вы что, с ума сошли? ^Купите несколько мешков сахара и спрячьте. Сахар скоро исчезнет…
Не несколько килограммов, а несколько мешков!.. Приходит знакомый и говорит:
– Вы купили керосин?
– Есть немного.
– Керосина скоро не будет в продаже, так что купите бидонов пятнадцать-двадцать и спрячьте…
Не пятнадцать-двадцать литров, а пятнадцать-двадцать бидонов!..
Приходит приятель и спрашивает:
– Есть у вас чай?
– Есть, только купили пачку.
– Помилуйте, да вы в своем уме? Немедленно купите сорок-пятьдесят пачек, не пройдет и недели, как его днем с огнем не найдешь!
Мой друг советует:
– Фасоль, знаете… Бегите и купите пять-десять мешков… Она вот-вот подорожает.
Не пять-десять килограммов, а пять-десять мешков!.. Приходит сосед и спрашивает:
– У вас есть мыло?
– Есть несколько кусков…
– Вы не знаете, что творится на свете? Все скупают у бакалейщиков мыло.
Одни из соседей предупредил:
– Никому не говорите: оливковое масло подскочит в цене. Купите пока не поздно несколько бидонов.
Если послушать друзей и знакомых, то наш дом нужно превратить в продовольственный склад, а самим переехать жить в гостиницу.
«Спрячь где-нибудь…» «И не кило и не два, а мешки, ящики, бидоны…»
Слава Аллаху, у нас нет денег, и мы по-старому обходимся килограммом оливкового масла, тремя кусками мыла, пачкой чая, килограммом сахара. Но когда кто-нибудь приходит и спрашивает:
– У вас есть сахар?
– У-у-у… полно, все под кроватями забито сахаром…
– А керосин есть?
– Сто бочек, – затыкаем мы ему рот.
– Чай?
– Навалом, – отвечаю я, – купили пятьсот пачек и спрятали.
А ведь есть люди, которые, услышав, что повысятся цены, закупают продовольствие оптом, сразу пригоняют несколько автомобилей, строят по три-четыре квартиры.
Что касается меня, то я ничего не могу заготовить впрок. Но я тоже принял меры в связи с надвигающейся дороговизной.
Я целыми днями езжу в автобусе, который курсирует между моим домом в Эрэнкёе и Кадыкёем[14]. Вчера катался, пока автобус не пошел в парк.
– Простите, – говорит кондуктор, – мы уже отправляемся в восьмой рейс, а вы сидите. Куда вам нужно?
– Я не сойду с автобуса, пока он не пойдет в последний рейс.
– Почему?
– Только никому не говорите, скоро проезд в автобусах подорожает… А пока дешево, хочу досыта накататься.
– У вас есть сахар?
– Должен быть. Вчера купили кило. Гость улыбается:
– Вы что, с ума сошли? ^Купите несколько мешков сахара и спрячьте. Сахар скоро исчезнет…
Не несколько килограммов, а несколько мешков!.. Приходит знакомый и говорит:
– Вы купили керосин?
– Есть немного.
– Керосина скоро не будет в продаже, так что купите бидонов пятнадцать-двадцать и спрячьте…
Не пятнадцать-двадцать литров, а пятнадцать-двадцать бидонов!..
Приходит приятель и спрашивает:
– Есть у вас чай?
– Есть, только купили пачку.
– Помилуйте, да вы в своем уме? Немедленно купите сорок-пятьдесят пачек, не пройдет и недели, как его днем с огнем не найдешь!
Мой друг советует:
– Фасоль, знаете… Бегите и купите пять-десять мешков… Она вот-вот подорожает.
Не пять-десять килограммов, а пять-десять мешков!.. Приходит сосед и спрашивает:
– У вас есть мыло?
– Есть несколько кусков…
– Вы не знаете, что творится на свете? Все скупают у бакалейщиков мыло.
Одни из соседей предупредил:
– Никому не говорите: оливковое масло подскочит в цене. Купите пока не поздно несколько бидонов.
Если послушать друзей и знакомых, то наш дом нужно превратить в продовольственный склад, а самим переехать жить в гостиницу.
«Спрячь где-нибудь…» «И не кило и не два, а мешки, ящики, бидоны…»
Слава Аллаху, у нас нет денег, и мы по-старому обходимся килограммом оливкового масла, тремя кусками мыла, пачкой чая, килограммом сахара. Но когда кто-нибудь приходит и спрашивает:
– У вас есть сахар?
– У-у-у… полно, все под кроватями забито сахаром…
– А керосин есть?
– Сто бочек, – затыкаем мы ему рот.
– Чай?
– Навалом, – отвечаю я, – купили пятьсот пачек и спрятали.
А ведь есть люди, которые, услышав, что повысятся цены, закупают продовольствие оптом, сразу пригоняют несколько автомобилей, строят по три-четыре квартиры.
Что касается меня, то я ничего не могу заготовить впрок. Но я тоже принял меры в связи с надвигающейся дороговизной.
Я целыми днями езжу в автобусе, который курсирует между моим домом в Эрэнкёе и Кадыкёем[14]. Вчера катался, пока автобус не пошел в парк.
– Простите, – говорит кондуктор, – мы уже отправляемся в восьмой рейс, а вы сидите. Куда вам нужно?
– Я не сойду с автобуса, пока он не пойдет в последний рейс.
– Почему?
– Только никому не говорите, скоро проезд в автобусах подорожает… А пока дешево, хочу досыта накататься.
Сильный характер
Целый ряд наших журналов и газет печатает брачные объявления. Не знаю, как вы, но я внимательный и непременный читатель этих объявлений. В каждой их строчке и смех и слезы.
Почти все девушки и женщины, желающие выйти замуж, первым долгом требуют, чтобы у их будущих супругов был «сильный характер». В разговоре между собой они только и лепечут: «карахтер», «халактер», «характел».
Что уж тут скрывать? Когда вы покупаете автомобиль, то хотите, чтобы он был с сильным мотором, а когда ищете себе спутника жизни, то требуете, чтобы у него был сильный характер.
Но что такое «сильный характер»?
Говорится: «То не дыня, что можно понюхать». Если бы характер человека можно было понюхать, то мужчин очень просто было бы рассортировать, как кровь, по группам, а затем наклеивать на них ярлыки: «С характером», «Бесхарактерный», «Слабохарактерный»…
Давая объявления, женщины и девушки объясняют, что они понимают под характером. Вот пример: «Человек, за которого я могла бы выйти замуж, должен быть с сильным характером, ростом не больше ста восьмидесяти сантиметров, не старше тридцати лет, широкоплечий, с зелеными глазами…» Есть дамы, которые предпочитают, чтобы их будущий супруг характером был похож на такого-то киноактера в таком-то фильме. А одна пишет: «Я довольно фотогенична и артистична. Мой будущий супруг должен разбираться в европейской и турецкой культуре и иметь характер…» Интересно знать, какой характер у этой дамы?
Вот еще одно брачное объявление: «Я знаю все, что положено знать молодой девушке. Мой будущий муж должен быть примерным семьянином и обладать сильным характером».
В другом объявлении некой особы сказано, что ей хотелось бы иметь мужа с таким сильным характером, который давал бы ему возможность зарабатывать в месяц две тысячи лир.
Эти «девушки с чистым прошлым», ищущие для себя мужей с «сильным характером», любят употреблять такие слова, как «безлунная ночь», «бесконечный сон», «цветок счастья». Мне эти девушки не по душе. Но, может быть, и мы, подобно женщинам, желающим выйти замуж, не знаем, что такое сильный характер? В самом деле, что это за штука, с чем ее едят? Может быть, супруг без сильного характера то же, что банан, лишенный сладости?
Вчера одна газета, рассказывая о сильном характере политического деятеля, писала, что долгие годы он состоял в народно-республиканской партии, затем являлся деятельным членом демократической партии, потом был в числе бесстрашных борцов республиканско-национальной партии и, наконец, начал вести настоящую борьбу за свободу, состоя в партии свободы.
Я поднял этот вопрос по случаю беседы нашей последней королевы красоты с одним журналистом. Какой-то пакистанский миллионер сделал ей предложение. У этого человека, кроме многих миллионов, есть еще фабрика, на которой работает тысяча человек. Наша королева отказалась выйти замуж за этого миллионера. Журналист спросил ее:
– Каким вы представляете себе человека, за которого можете выйти замуж?
Красавица ответила:
– Прежде всего он должен жить в Стамбуле и быть человеком с сильным характером.
Журналист поинтересовался: сколько должно быть денег у мужчины, чтобы он считался человеком с сильным характером.
– Выйдете ли вы замуж за чиновника, который получает в месяц двести пятьдесят лир?
– Нет уж, увольте! – ответила госпожа Гюнер.
Человек, зарабатывающий двести пятьдесят лир, не может иметь сильный характер. Им может считаться человек, зарабатывающий при нынешней дороговизне по крайней мере тысячи три-четыре. Вы понимаете, что ищут наши девушки в мужьях с сильным характером?
Почти все девушки и женщины, желающие выйти замуж, первым долгом требуют, чтобы у их будущих супругов был «сильный характер». В разговоре между собой они только и лепечут: «карахтер», «халактер», «характел».
Что уж тут скрывать? Когда вы покупаете автомобиль, то хотите, чтобы он был с сильным мотором, а когда ищете себе спутника жизни, то требуете, чтобы у него был сильный характер.
Но что такое «сильный характер»?
Говорится: «То не дыня, что можно понюхать». Если бы характер человека можно было понюхать, то мужчин очень просто было бы рассортировать, как кровь, по группам, а затем наклеивать на них ярлыки: «С характером», «Бесхарактерный», «Слабохарактерный»…
Давая объявления, женщины и девушки объясняют, что они понимают под характером. Вот пример: «Человек, за которого я могла бы выйти замуж, должен быть с сильным характером, ростом не больше ста восьмидесяти сантиметров, не старше тридцати лет, широкоплечий, с зелеными глазами…» Есть дамы, которые предпочитают, чтобы их будущий супруг характером был похож на такого-то киноактера в таком-то фильме. А одна пишет: «Я довольно фотогенична и артистична. Мой будущий супруг должен разбираться в европейской и турецкой культуре и иметь характер…» Интересно знать, какой характер у этой дамы?
Вот еще одно брачное объявление: «Я знаю все, что положено знать молодой девушке. Мой будущий муж должен быть примерным семьянином и обладать сильным характером».
В другом объявлении некой особы сказано, что ей хотелось бы иметь мужа с таким сильным характером, который давал бы ему возможность зарабатывать в месяц две тысячи лир.
Эти «девушки с чистым прошлым», ищущие для себя мужей с «сильным характером», любят употреблять такие слова, как «безлунная ночь», «бесконечный сон», «цветок счастья». Мне эти девушки не по душе. Но, может быть, и мы, подобно женщинам, желающим выйти замуж, не знаем, что такое сильный характер? В самом деле, что это за штука, с чем ее едят? Может быть, супруг без сильного характера то же, что банан, лишенный сладости?
Вчера одна газета, рассказывая о сильном характере политического деятеля, писала, что долгие годы он состоял в народно-республиканской партии, затем являлся деятельным членом демократической партии, потом был в числе бесстрашных борцов республиканско-национальной партии и, наконец, начал вести настоящую борьбу за свободу, состоя в партии свободы.
Я поднял этот вопрос по случаю беседы нашей последней королевы красоты с одним журналистом. Какой-то пакистанский миллионер сделал ей предложение. У этого человека, кроме многих миллионов, есть еще фабрика, на которой работает тысяча человек. Наша королева отказалась выйти замуж за этого миллионера. Журналист спросил ее:
– Каким вы представляете себе человека, за которого можете выйти замуж?
Красавица ответила:
– Прежде всего он должен жить в Стамбуле и быть человеком с сильным характером.
Журналист поинтересовался: сколько должно быть денег у мужчины, чтобы он считался человеком с сильным характером.
– Выйдете ли вы замуж за чиновника, который получает в месяц двести пятьдесят лир?
– Нет уж, увольте! – ответила госпожа Гюнер.
Человек, зарабатывающий двести пятьдесят лир, не может иметь сильный характер. Им может считаться человек, зарабатывающий при нынешней дороговизне по крайней мере тысячи три-четыре. Вы понимаете, что ищут наши девушки в мужьях с сильным характером?
Телеграмма
Разве кто поверит, что одна какая-то телеграмма может так испортить жизнь целой семье? Из семи строк мы смогли разобрать в ней только два слова: название города – София, из которого ее послали, и фамилию адресата, то есть мою… Я приведу здесь из софийского ребуса лишь одну строчку: «Сtе геmоnsy еeurne sin comme Inr cat ducon cors aseko.»
Было ясно, что телеграмма послана не на турецком языке, совсем не похоже это и на английский, который я знаю.
Я пошел к соседу, он преподает французский язык в лицее.
– Друг мой, вот получил я телеграмму из Софии. Не будете ли вы любезны перевести ее на турецкий? Некоторое время он изучал телеграмму:
– А вы уверены, что она написана по-французски?
– Да, – ответил я.
– Хорошо, но из чего вы это заключаете?
– В тексте один раз встречается словечко «раr». Насколько мне известно, «раr» есть во французском…
– Послушайте, в этой телеграмме приблизительно пятьдесят слов. Можно ли из-за одного-единственного «раr» считать, что она написана по-французски?
– Ну, а на каком же языке она по-вашему составлена?
– Конечно, на болгарском.
– Но я не знаю болгарского…
– Это не важно, зато отправитель знает…
– Значит, вы владеете и болгарским?
– Не-е-е…
– А откуда же вы тогда взяли, что она на болгарском?
– Телеграмма поступила из Софии. София – столица Болгарии. Ну-у? А болгары говорят по-болгарски…
– А ведь вы правы… Смотрите, а мне и в голову не пришло. Я пошел с телеграммой к одному приятелю, переселенцу из Болгарии.
– Это не болгарский, – заявил он.
– Аллах, Аллах… Не по-французски, не по-английски. На каком же еще языке может быть телеграмма из Софии?
– А может, на немецком?
– Может… Почему не может?
Сын приятеля изучал германскую филологию. Мы дали ему телеграмму.
– Она не на немецком, – ответил он, – мне кажется, что телеграмма на итальянском или же на испанском.
– Почему так? – спросил я.
– Вот смотрите, почти все слова оканчиваются на гласный звук…
– А может, это португальский?
– Все может быть.
– Да бросьте вы! Чепуха какая-то! – закричал я. – С чего это вдруг болгарин будет посылать турку телеграмму на испанском языке!
– А не мог ли болгарин подшутить над вами?
Я отнес телеграмму в бюро переводов. Выяснилось, что телеграмма была не на испанском, не па итальянском и вообще ни на одном из известных языков мира.
Все в нашей округе узнали, что я получил телеграмму, написанную неизвестно на каком языке. То ли действительно хотели помочь мне, то ли просто из любопытства, но в дом к нам повалили знакомые и незнакомые.
– Эфенди мой, разрешите мне посмотреть телеграмму. Может быть, я смогу вам помочь…
– Спасибо. А какой вы знаете язык?
– Арабский…
– С какой стати болгарин пошлет мне телеграмму на арабском?
– В этом мире все случается, разве поймешь, что теперь происходит!
Приходили разные люди, среди них один знал финский, а другой – бенгальский.
Но как только выяснялось, что язык телеграммы непонятен еще одному человеку, на душе у меня становилось радостно, ибо сокращалось число известных в мире языков, на котором она могла быть написана, и, значит, моя задача облегчалась.
В один прекрасный день я нашел человека, знающего сразу шестнадцать языков. Этот полиглот сам ко мне домой не пришел. Я направился к нему собственной персоной. Многомудрый лингвист, изучив телеграмму, сказал, что она написана по-кубински. Я задрожал от страха. Как бы не навлечь на свою голову неприятности.
– А что сказано в этой телеграмме?! – закричал я в отчаянии.
– На это я не отвечу, потому что не владею кубинским…
– Так почему вы решили, что она написана по-кубински?
– Потому что телеграмма начинается с «сhе». Известно, что «сhе» —уменьшительное имя Гевары, Че Гевара…
– Извините, но зачем болгарин станет посылать мне телеграмму по-кубински?
– Хорошо, а что делать болгарину, если он других языков не знает?
По этой причине я потерял сон. Хорошо, что другой знаток языков разъяснил мне, что кубинский это тот же испанский. Тогда я немного успокоился.
Кто-то высказал предположение, что телеграмма написана на эсперанто. Мне это показалось вполне вероятным. После долгих поисков я нашел человека, знающего эсперанто.
Нет, телеграмма была не на эсперанто.
Проще всего было разорвать ее или выбросить и так избавиться от забот. Но вдруг в ней говорилось о деле важном, не терпящем отлагательств?
По настоянию друзей я отнес телеграмму ученому, знавшему древнегреческий, латинский, санскрит. После долгого изучения телеграммы он сказал:
– Вы зря стараетесь перевести эту телеграмму. Она ни на каком языке не написана.
– То есть как это, – возмутился я, – что вы хотите этим сказать?
– Я хотел вам сказать, что это шифровка.
– Аллах, помилуй меня! – заорал я от страха. – Шифровка?
– Да… Без шифровального ключа ее никто не сможет прочитать.
Шифрованная телеграмма, полученная от болгарина!..
Я должен сразу же сжечь ее и развеять пепел по ветру. Но теперь какой от этого толк? Копия телеграммы имеется на почте, она наверняка попала в руки соответствующих органов. Вероятно, там уже нашли ключ и давно ее расшифровали.
Я окончательно растерялся и метался по дому, не находя места. Вдруг в парадное застучали. О беда! Вот и пришли… Но это оказался мой старый друг.
Потрясая бумагой, он кричал:
– Безобразие, безобразие!..
– Что такое? Что случилось? – с тревогой уставился я на него.
– Хуже и быть не может… Неделю назад я получил телеграмму из Анкары. Вот смотри! Попробуй прочитай, что здесь написано!
Я старался разобрать то, что он мне всучил, но ничего не мог понять. Телеграмма выглядела так:
«Выз ыва етрук овод ствопар тииср очноп риез жай жеп есыну привет».
– Ты что-нибудь понял? – спросил он.
– В конце стоит «привет», а больше ничего не могу разобрать.
– Конечно, тут никто ничего не разберет, ничего. Все слоги перепутаны. Я тоже ничего не понял и погорел…
– Погорел? Почему?
– Она читается так: «Вызывает руководство партии, срочно приезжай». Меня, оказывается, вызывали, чтобы назначить министром… Ты понимаешь, что произошло?
– Ну-у! Ты бы сразу же отправился…
– Куда отправился? Я же не мог прочитать эту галиматью… Пока я показывал ее тому-другому, выяснял, спрашивал, прошло много времени… Не будет же правительство ждать, когда я соблаговолю приехать и стать министром… Они решили, что я отказываюсь от этого поста, и назначили другого.
Успокаивая друга, я упомянул о своей беде:
– Я тоже получил телеграмму, никто ее не может прочитать…
– Помилуй, как бы это тебя не вызывали в правительство…
– Нет, дорогой мой, эта телеграмма прислана из Болгарии… У тебя есть опыт, может, ты поймешь, что в ней сказано…
Поломав голову, мы в конце концов разобрались, что телеграмма из Софии написана по-французски, что все слоги в ней перепутаны, а смысл ее в том, что мои болгарские друзья, писатели, просили меня прислать рассказ в связи с юбилеем софийской газеты «Народна младеж». Пока я возился с телеграммой, прошли дни, недели. Я написал им телеграфный ответ, думая что «Народна младеж» использует его в следующий свой юбилей. На почте я одумался. Как быстро мы, люди, забываем неприятности! Сколько я пережил из-за этой телеграммы. А теперь сам творю, не ведая что. На этот раз такие же неприятности могут свалиться на голову редактора «Народна младеж»! За столь короткое время ведь не повысилась культура болгарских телеграфистов в Софии и турецких – в Стамбуле… Как и в тот раз, половину телеграммы исказит наш телеграфист здесь, а остальное доделает болгарский, в Софии. Я отказался от мысли посылать телеграмму. Вместо этого я написал вот этот рассказ. «Поздравляю с праздником, долгих лет здравия тебе, „Народна младеж“!..»
Было ясно, что телеграмма послана не на турецком языке, совсем не похоже это и на английский, который я знаю.
Я пошел к соседу, он преподает французский язык в лицее.
– Друг мой, вот получил я телеграмму из Софии. Не будете ли вы любезны перевести ее на турецкий? Некоторое время он изучал телеграмму:
– А вы уверены, что она написана по-французски?
– Да, – ответил я.
– Хорошо, но из чего вы это заключаете?
– В тексте один раз встречается словечко «раr». Насколько мне известно, «раr» есть во французском…
– Послушайте, в этой телеграмме приблизительно пятьдесят слов. Можно ли из-за одного-единственного «раr» считать, что она написана по-французски?
– Ну, а на каком же языке она по-вашему составлена?
– Конечно, на болгарском.
– Но я не знаю болгарского…
– Это не важно, зато отправитель знает…
– Значит, вы владеете и болгарским?
– Не-е-е…
– А откуда же вы тогда взяли, что она на болгарском?
– Телеграмма поступила из Софии. София – столица Болгарии. Ну-у? А болгары говорят по-болгарски…
– А ведь вы правы… Смотрите, а мне и в голову не пришло. Я пошел с телеграммой к одному приятелю, переселенцу из Болгарии.
– Это не болгарский, – заявил он.
– Аллах, Аллах… Не по-французски, не по-английски. На каком же еще языке может быть телеграмма из Софии?
– А может, на немецком?
– Может… Почему не может?
Сын приятеля изучал германскую филологию. Мы дали ему телеграмму.
– Она не на немецком, – ответил он, – мне кажется, что телеграмма на итальянском или же на испанском.
– Почему так? – спросил я.
– Вот смотрите, почти все слова оканчиваются на гласный звук…
– А может, это португальский?
– Все может быть.
– Да бросьте вы! Чепуха какая-то! – закричал я. – С чего это вдруг болгарин будет посылать турку телеграмму на испанском языке!
– А не мог ли болгарин подшутить над вами?
Я отнес телеграмму в бюро переводов. Выяснилось, что телеграмма была не на испанском, не па итальянском и вообще ни на одном из известных языков мира.
Все в нашей округе узнали, что я получил телеграмму, написанную неизвестно на каком языке. То ли действительно хотели помочь мне, то ли просто из любопытства, но в дом к нам повалили знакомые и незнакомые.
– Эфенди мой, разрешите мне посмотреть телеграмму. Может быть, я смогу вам помочь…
– Спасибо. А какой вы знаете язык?
– Арабский…
– С какой стати болгарин пошлет мне телеграмму на арабском?
– В этом мире все случается, разве поймешь, что теперь происходит!
Приходили разные люди, среди них один знал финский, а другой – бенгальский.
Но как только выяснялось, что язык телеграммы непонятен еще одному человеку, на душе у меня становилось радостно, ибо сокращалось число известных в мире языков, на котором она могла быть написана, и, значит, моя задача облегчалась.
В один прекрасный день я нашел человека, знающего сразу шестнадцать языков. Этот полиглот сам ко мне домой не пришел. Я направился к нему собственной персоной. Многомудрый лингвист, изучив телеграмму, сказал, что она написана по-кубински. Я задрожал от страха. Как бы не навлечь на свою голову неприятности.
– А что сказано в этой телеграмме?! – закричал я в отчаянии.
– На это я не отвечу, потому что не владею кубинским…
– Так почему вы решили, что она написана по-кубински?
– Потому что телеграмма начинается с «сhе». Известно, что «сhе» —уменьшительное имя Гевары, Че Гевара…
– Извините, но зачем болгарин станет посылать мне телеграмму по-кубински?
– Хорошо, а что делать болгарину, если он других языков не знает?
По этой причине я потерял сон. Хорошо, что другой знаток языков разъяснил мне, что кубинский это тот же испанский. Тогда я немного успокоился.
Кто-то высказал предположение, что телеграмма написана на эсперанто. Мне это показалось вполне вероятным. После долгих поисков я нашел человека, знающего эсперанто.
Нет, телеграмма была не на эсперанто.
Проще всего было разорвать ее или выбросить и так избавиться от забот. Но вдруг в ней говорилось о деле важном, не терпящем отлагательств?
По настоянию друзей я отнес телеграмму ученому, знавшему древнегреческий, латинский, санскрит. После долгого изучения телеграммы он сказал:
– Вы зря стараетесь перевести эту телеграмму. Она ни на каком языке не написана.
– То есть как это, – возмутился я, – что вы хотите этим сказать?
– Я хотел вам сказать, что это шифровка.
– Аллах, помилуй меня! – заорал я от страха. – Шифровка?
– Да… Без шифровального ключа ее никто не сможет прочитать.
Шифрованная телеграмма, полученная от болгарина!..
Я должен сразу же сжечь ее и развеять пепел по ветру. Но теперь какой от этого толк? Копия телеграммы имеется на почте, она наверняка попала в руки соответствующих органов. Вероятно, там уже нашли ключ и давно ее расшифровали.
Я окончательно растерялся и метался по дому, не находя места. Вдруг в парадное застучали. О беда! Вот и пришли… Но это оказался мой старый друг.
Потрясая бумагой, он кричал:
– Безобразие, безобразие!..
– Что такое? Что случилось? – с тревогой уставился я на него.
– Хуже и быть не может… Неделю назад я получил телеграмму из Анкары. Вот смотри! Попробуй прочитай, что здесь написано!
Я старался разобрать то, что он мне всучил, но ничего не мог понять. Телеграмма выглядела так:
«Выз ыва етрук овод ствопар тииср очноп риез жай жеп есыну привет».
– Ты что-нибудь понял? – спросил он.
– В конце стоит «привет», а больше ничего не могу разобрать.
– Конечно, тут никто ничего не разберет, ничего. Все слоги перепутаны. Я тоже ничего не понял и погорел…
– Погорел? Почему?
– Она читается так: «Вызывает руководство партии, срочно приезжай». Меня, оказывается, вызывали, чтобы назначить министром… Ты понимаешь, что произошло?
– Ну-у! Ты бы сразу же отправился…
– Куда отправился? Я же не мог прочитать эту галиматью… Пока я показывал ее тому-другому, выяснял, спрашивал, прошло много времени… Не будет же правительство ждать, когда я соблаговолю приехать и стать министром… Они решили, что я отказываюсь от этого поста, и назначили другого.
Успокаивая друга, я упомянул о своей беде:
– Я тоже получил телеграмму, никто ее не может прочитать…
– Помилуй, как бы это тебя не вызывали в правительство…
– Нет, дорогой мой, эта телеграмма прислана из Болгарии… У тебя есть опыт, может, ты поймешь, что в ней сказано…
Поломав голову, мы в конце концов разобрались, что телеграмма из Софии написана по-французски, что все слоги в ней перепутаны, а смысл ее в том, что мои болгарские друзья, писатели, просили меня прислать рассказ в связи с юбилеем софийской газеты «Народна младеж». Пока я возился с телеграммой, прошли дни, недели. Я написал им телеграфный ответ, думая что «Народна младеж» использует его в следующий свой юбилей. На почте я одумался. Как быстро мы, люди, забываем неприятности! Сколько я пережил из-за этой телеграммы. А теперь сам творю, не ведая что. На этот раз такие же неприятности могут свалиться на голову редактора «Народна младеж»! За столь короткое время ведь не повысилась культура болгарских телеграфистов в Софии и турецких – в Стамбуле… Как и в тот раз, половину телеграммы исказит наш телеграфист здесь, а остальное доделает болгарский, в Софии. Я отказался от мысли посылать телеграмму. Вместо этого я написал вот этот рассказ. «Поздравляю с праздником, долгих лет здравия тебе, „Народна младеж“!..»
Любитель литературы
У нас на втором этаже поселился новый жилец. Вещи его перевозили целую неделю. Вы же знаете, нынешние дома не то, что старые. Жильцы в новых домах представления не имеют, кто живет у них под боком. К примеру, по соседству с нами занимала квартиру блондинка, которая два года содержала публичный дом. Это стало известно из газет после того, как ее накрыла полиция.
Я никого не знал из новых жильцов. Однажды утром в подъезде со мной очень вежливо поздоровался мужчина. Я ответил на его приветствие и собирался было пройти, как он заговорил.
– Ваш покорный слуга, Мюмин Экрем Озанер, – представился он. – Я живу как раз над вами. Прошу пожаловать ко мне как-нибудь вечерком. Честь имею, очень рад с вами познакомиться.
Так на ходу мы познакомились с Мюмин-беем.
А вечером приходит от него служанка:
– Бей-эфенди просит вас пожаловать к нему.
– Прошу извинения, но сегодня я занят, у меня гости!
С тех пор изо дня в день Мюмин-бей приглашал меня в гости. Конечно, можно было бы пойти, но его ведь тоже придется тогда пригласить к себе. А у нас, кроме четырех кривых табуреток, ничего нет. Не хотелось позориться перед посторонним!.. Каждый вечер от него приходила служанка и передавала настойчивые приглашения хозяина. Мне стало казаться, что если я не приду, то он насильно затащит меня к себе…
В один из вечеров, после ужина, я поднялся к нему. Не стану рассказывать о современных бытовых приборах, выставленных, как на парад. Холодильник, пылесос, радиола, стиральная машина, скороварка занимали почетные места в его доме.
Мюмин-бей пригласил меня в свой кабинет. Я остолбенел, – на стенах от потолка до пола – полные полки книг. «Значит, я ошибался в нем?..» – подумал я. Я считал этого Мюмин-бея разбогатевшим выскочкой.
– Люблю интеллигентных людей, – сказал он. Речь у него грубовата, но что из этого!..
– Чем вы занимаетесь?
– Работаю в одном учреждении, – ответил я.
Мюмин-бей прочитал мне свои стихи.
– Как вы находите? – спросил он.
– Прекрасно!..
Он продолжал читать. Потом от стихов перешел к рассказам.
– Рассказы у меня лучше, – ободрил он меня.
Затем последовали пьесы. Я чувствовал, что дохожу. Чтобы отвлечь его от этого занятия, я протянул руку к книжным полкам:
– Уж сколько лет я занимаюсь литературным трудом, но такой богатой библиотеки не собрал.
– Все книги, которые на полках, – подарки, – похвастался Мюмин-бей.
– Да-а!.. Кто подарил?
– Со всеми писателями, авторами я знаком… Они меня уважают, всегда дарят, что у них выходит. Я остолбенел.
– Вы знакомы с Фалихом Рыфкы? – спросил он.
– Слышал его имя, – ответил я. Он снял книгу с полки:
– Вот, его подарок…
Я взял книгу в руки. Это была «Оливковая роща» Фалиха Рыфкы.
– Прочитайте, что он мне написал.
На титульном листе была такая надпись: «Вручена в качестве памяти о нашей дружбе уважаемому господину Мюмин Экрему, моему брату. Фалих Рыфкы…»
Чтобы Фалих Рыфкы написал «вручена в качестве»? Но кто его знает!..
– А вот и память о Решаде Нури…
«„Птичка певчая»… Мюмин-бею с уважением… Решад Нури».
– Я занимаюсь торговлей, а все эти писатели – мои друзья. Он протянул еще одну книгу:
– А эта от Рушен Эшреф-бея…
Надпись на книге он прочитал сам:
«Моему брату Мюмин-бею с просьбой принять самое глубокое уважение… Рушен Эшреф».
«Чужак» Якуба Кадри… «Боль сердца» Халиде Эдип… И на всех их автографы. Иногда на полках попадались и убогие книжицы, но на них тоже были дарственные надписи.
Перебирая книги, я вдруг увидел свой роман. Я тогда пользовался псевдонимом! Открыл титульный лист, там тоже надпись: «Многоуважаемому Мюмин Экрен-бею-эфенди… С почтением Хасан Йекта».
Я пришел в ярость.
– Вы знакомы с Хасаном Йекта? – спросил я.
– Если бы мы не были знакомы, разве у меня стояла бы книга, дорогой мой?.. Он только вчера был здесь. Я поднялся.
– Завтра вечером жду вас к себе!.. – сказал я прощаясь.
– Обеспокою!.. – ответил он.
И действительно, на следующий вечер он «обеспокоил» меня. Я кое-что придумал, чтобы сконфузить этого типа. После того как мы выпили кофе, я сказал:
– У меня не столько книг, как у вас, но тоже есть с автографами.
– Очень хорошо… Какие у вас книги?
Я достал с полки переводы Ахмеда Вефика-паши[15] из Мольера. Протянул Мюмин-бею.
– Ну-ка прочитайте, что Ахмед Вефик-паша мне написал? Он прочитал надпись на книге:
– «Дорогому сыну Хасан-бею… Ахмед Вефик».
– Этот Ахмед Вефик паша был командиром третьего армейского корпуса? – спросил гость.
Вместо ответа я достал том истории, написанной Найма[16]. Я думал, может, он поймет, что сел в лужу, и ему станет стыдно.
– Посмотрите, что написал мне Найма: «Мой скромный труд в знак любви. С уважением и особой благодарностью, ваш раб Найма».
Я следил за выражением лица Мюмин-бея. Он молча разглядывал книгу. «Вероятно, понял, какую чушь сморозил», – подумал я, и сам при этом сконфузился.
– Этот ваш Найма не занимался импортом кофе? – вдруг задал он вопрос.
Я онемел. Если бы я мог открыть рот, то наверняка этому самозванцу пришлось бы худо.
– А произведений знаменитых личностей у вас нет?.. Я протянул руку за книгой, попался «Фауст».
– Вот Гёте! – сказал я. – Смотрите он подписал: «Моему Хасанчику».
– Как, вы сказали, автора звать-то? – спросил он.
– Гёте…
Мюмин подпер щеку рукой:
– Гёте… Гёте… Гёте… – повторил несколько раз. – А, вспомнил, этот парень одно время был агентом по сбыту автомобилей «Додж».
Убийцы, рассказывая о совершенном преступлении, дойдут до самого страшного места, и затем говорят: «Дальше я не помню». Я тоже дальше не помнил, что было со мной.
Я очнулся в полицейском участке с разорванным томом Шекспира в руках. Мюмин Экрем-бей был в кровоподтеках и ссадинах.
– Я подаю заявление на этого хулигана, – кивнул он в мою сторону.
– В чем дело? Что у вас произошло?.. – обратился ко мне полицейский комиссар.
Я протянул книгу с портретом Шекспира.
– Кто этот бородач? – спросил комиссар.
Я никого не знал из новых жильцов. Однажды утром в подъезде со мной очень вежливо поздоровался мужчина. Я ответил на его приветствие и собирался было пройти, как он заговорил.
– Ваш покорный слуга, Мюмин Экрем Озанер, – представился он. – Я живу как раз над вами. Прошу пожаловать ко мне как-нибудь вечерком. Честь имею, очень рад с вами познакомиться.
Так на ходу мы познакомились с Мюмин-беем.
А вечером приходит от него служанка:
– Бей-эфенди просит вас пожаловать к нему.
– Прошу извинения, но сегодня я занят, у меня гости!
С тех пор изо дня в день Мюмин-бей приглашал меня в гости. Конечно, можно было бы пойти, но его ведь тоже придется тогда пригласить к себе. А у нас, кроме четырех кривых табуреток, ничего нет. Не хотелось позориться перед посторонним!.. Каждый вечер от него приходила служанка и передавала настойчивые приглашения хозяина. Мне стало казаться, что если я не приду, то он насильно затащит меня к себе…
В один из вечеров, после ужина, я поднялся к нему. Не стану рассказывать о современных бытовых приборах, выставленных, как на парад. Холодильник, пылесос, радиола, стиральная машина, скороварка занимали почетные места в его доме.
Мюмин-бей пригласил меня в свой кабинет. Я остолбенел, – на стенах от потолка до пола – полные полки книг. «Значит, я ошибался в нем?..» – подумал я. Я считал этого Мюмин-бея разбогатевшим выскочкой.
– Люблю интеллигентных людей, – сказал он. Речь у него грубовата, но что из этого!..
– Чем вы занимаетесь?
– Работаю в одном учреждении, – ответил я.
Мюмин-бей прочитал мне свои стихи.
– Как вы находите? – спросил он.
– Прекрасно!..
Он продолжал читать. Потом от стихов перешел к рассказам.
– Рассказы у меня лучше, – ободрил он меня.
Затем последовали пьесы. Я чувствовал, что дохожу. Чтобы отвлечь его от этого занятия, я протянул руку к книжным полкам:
– Уж сколько лет я занимаюсь литературным трудом, но такой богатой библиотеки не собрал.
– Все книги, которые на полках, – подарки, – похвастался Мюмин-бей.
– Да-а!.. Кто подарил?
– Со всеми писателями, авторами я знаком… Они меня уважают, всегда дарят, что у них выходит. Я остолбенел.
– Вы знакомы с Фалихом Рыфкы? – спросил он.
– Слышал его имя, – ответил я. Он снял книгу с полки:
– Вот, его подарок…
Я взял книгу в руки. Это была «Оливковая роща» Фалиха Рыфкы.
– Прочитайте, что он мне написал.
На титульном листе была такая надпись: «Вручена в качестве памяти о нашей дружбе уважаемому господину Мюмин Экрему, моему брату. Фалих Рыфкы…»
Чтобы Фалих Рыфкы написал «вручена в качестве»? Но кто его знает!..
– А вот и память о Решаде Нури…
«„Птичка певчая»… Мюмин-бею с уважением… Решад Нури».
– Я занимаюсь торговлей, а все эти писатели – мои друзья. Он протянул еще одну книгу:
– А эта от Рушен Эшреф-бея…
Надпись на книге он прочитал сам:
«Моему брату Мюмин-бею с просьбой принять самое глубокое уважение… Рушен Эшреф».
«Чужак» Якуба Кадри… «Боль сердца» Халиде Эдип… И на всех их автографы. Иногда на полках попадались и убогие книжицы, но на них тоже были дарственные надписи.
Перебирая книги, я вдруг увидел свой роман. Я тогда пользовался псевдонимом! Открыл титульный лист, там тоже надпись: «Многоуважаемому Мюмин Экрен-бею-эфенди… С почтением Хасан Йекта».
Я пришел в ярость.
– Вы знакомы с Хасаном Йекта? – спросил я.
– Если бы мы не были знакомы, разве у меня стояла бы книга, дорогой мой?.. Он только вчера был здесь. Я поднялся.
– Завтра вечером жду вас к себе!.. – сказал я прощаясь.
– Обеспокою!.. – ответил он.
И действительно, на следующий вечер он «обеспокоил» меня. Я кое-что придумал, чтобы сконфузить этого типа. После того как мы выпили кофе, я сказал:
– У меня не столько книг, как у вас, но тоже есть с автографами.
– Очень хорошо… Какие у вас книги?
Я достал с полки переводы Ахмеда Вефика-паши[15] из Мольера. Протянул Мюмин-бею.
– Ну-ка прочитайте, что Ахмед Вефик-паша мне написал? Он прочитал надпись на книге:
– «Дорогому сыну Хасан-бею… Ахмед Вефик».
– Этот Ахмед Вефик паша был командиром третьего армейского корпуса? – спросил гость.
Вместо ответа я достал том истории, написанной Найма[16]. Я думал, может, он поймет, что сел в лужу, и ему станет стыдно.
– Посмотрите, что написал мне Найма: «Мой скромный труд в знак любви. С уважением и особой благодарностью, ваш раб Найма».
Я следил за выражением лица Мюмин-бея. Он молча разглядывал книгу. «Вероятно, понял, какую чушь сморозил», – подумал я, и сам при этом сконфузился.
– Этот ваш Найма не занимался импортом кофе? – вдруг задал он вопрос.
Я онемел. Если бы я мог открыть рот, то наверняка этому самозванцу пришлось бы худо.
– А произведений знаменитых личностей у вас нет?.. Я протянул руку за книгой, попался «Фауст».
– Вот Гёте! – сказал я. – Смотрите он подписал: «Моему Хасанчику».
– Как, вы сказали, автора звать-то? – спросил он.
– Гёте…
Мюмин подпер щеку рукой:
– Гёте… Гёте… Гёте… – повторил несколько раз. – А, вспомнил, этот парень одно время был агентом по сбыту автомобилей «Додж».
Убийцы, рассказывая о совершенном преступлении, дойдут до самого страшного места, и затем говорят: «Дальше я не помню». Я тоже дальше не помнил, что было со мной.
Я очнулся в полицейском участке с разорванным томом Шекспира в руках. Мюмин Экрем-бей был в кровоподтеках и ссадинах.
– Я подаю заявление на этого хулигана, – кивнул он в мою сторону.
– В чем дело? Что у вас произошло?.. – обратился ко мне полицейский комиссар.
Я протянул книгу с портретом Шекспира.
– Кто этот бородач? – спросил комиссар.