– Ты в милицию заявила? – Игорь так заволновался, словно не меня, а его последнего добра лишили.
– Да. Милиция честно призналась, что вряд ли найдет воровку.
Я считала, что в подобной ситуации совершенно естественно было бы сказать обворованному человеку, мол, не расстраивайся, дело поправимое и наживное, купим мы тебе одежку и прочее, ограбили – не зарезали. Во всяком случае, я бы именно так утешила. А все, кого я люблю, мои родные и близкие, определенно нашли бы больше добрых слов и обернули ситуацию каким-нибудь веселым ракурсом. Вроде того, что представилась отличная возможность весь гардеробчик на новый сменить.
Но Игорь только спросил:
– Что же ты теперь будешь делать?
Ответила прямо:
– Придется с ходу в карьер просить у тебя денег взаймы. Надо купить зимнее пальто. И еще кучу вещей.
– Конечно. А сколько стоит зимнее пальто? – вырвался у Игоря вопрос.
Жадность – самый трудномаскируемый из человеческих пороков. И в молодости Игорь был прижимистым: если в продаже имелось мороженое фруктовое за семь копеек, он обязательно его покупал, а не молочное за девять копеек.
– Игорь! Я прошу у тебя взаймы. Обязательно отдам, я вполне обеспеченный человек.
– Ты не правильно меня поняла, Кира!
– Еще пять минут на этом холоде, и не только мой понятийный аппарат отмерзнет, но все органы заледенеют. Давай хотя бы войдем на станцию?
– О! Извини! Пойдем на автобус? Если у тебя нет вещей, мы можем не брать такси.
Температура воздуха в автобусе, дребезжащем, как консервная банка, была не выше, чем на улице. Но хоть без ветра – и на том спасибо! Игорь попутно знакомил меня с местными достопримечательностями:
– Хлебозавод, строительное управление, школа, в которой я работаю.
– На полторы ставки физика?
– Я ведь писал тебе два года назад, что коллектив выбрал меня директором, – произнес он с законной обидой.
– Извини, забыла. (Очевидно, информация была в тех письмах, которые я не вскрывала.) А это что?
– Роддом.
– Какой славой пользуется? – заинтересованно спросила я.
– Понятия не имею, – пожал плечами Игорь.
Он очень волновался, этот чужой, отдаленно похожий на себя в студенчестве человек, которому я свалилась на голову. Не сказать, что я готовилась к любви с первого взгляда, но не отказалась бы от нее.
Не вышло! Единственное, что я испытывала к Игорю, – жалостливое участие. Наверное, то же чувствовала ко мне Ира, согнавшая меня с места и укравшая мои чемоданы. Я собиралась взвалить на ничего не подозревающего Игоря уйму собственных бед.
– Мы будем проезжать мимо универмага или какого-нибудь магазина женской одежды? – напомнила я.
– Недалеко от моего дома есть магазин секонд-хенда, там все очень недорого.
Секонд-хенд, чужие обноски! Хорошенькое начало новой жизни! Но в моем положении выбирать не приходится.
Часть вторая
Лика
– Да. Милиция честно призналась, что вряд ли найдет воровку.
Я считала, что в подобной ситуации совершенно естественно было бы сказать обворованному человеку, мол, не расстраивайся, дело поправимое и наживное, купим мы тебе одежку и прочее, ограбили – не зарезали. Во всяком случае, я бы именно так утешила. А все, кого я люблю, мои родные и близкие, определенно нашли бы больше добрых слов и обернули ситуацию каким-нибудь веселым ракурсом. Вроде того, что представилась отличная возможность весь гардеробчик на новый сменить.
Но Игорь только спросил:
– Что же ты теперь будешь делать?
Ответила прямо:
– Придется с ходу в карьер просить у тебя денег взаймы. Надо купить зимнее пальто. И еще кучу вещей.
– Конечно. А сколько стоит зимнее пальто? – вырвался у Игоря вопрос.
Жадность – самый трудномаскируемый из человеческих пороков. И в молодости Игорь был прижимистым: если в продаже имелось мороженое фруктовое за семь копеек, он обязательно его покупал, а не молочное за девять копеек.
– Игорь! Я прошу у тебя взаймы. Обязательно отдам, я вполне обеспеченный человек.
– Ты не правильно меня поняла, Кира!
– Еще пять минут на этом холоде, и не только мой понятийный аппарат отмерзнет, но все органы заледенеют. Давай хотя бы войдем на станцию?
– О! Извини! Пойдем на автобус? Если у тебя нет вещей, мы можем не брать такси.
Температура воздуха в автобусе, дребезжащем, как консервная банка, была не выше, чем на улице. Но хоть без ветра – и на том спасибо! Игорь попутно знакомил меня с местными достопримечательностями:
– Хлебозавод, строительное управление, школа, в которой я работаю.
– На полторы ставки физика?
– Я ведь писал тебе два года назад, что коллектив выбрал меня директором, – произнес он с законной обидой.
– Извини, забыла. (Очевидно, информация была в тех письмах, которые я не вскрывала.) А это что?
– Роддом.
– Какой славой пользуется? – заинтересованно спросила я.
– Понятия не имею, – пожал плечами Игорь.
Он очень волновался, этот чужой, отдаленно похожий на себя в студенчестве человек, которому я свалилась на голову. Не сказать, что я готовилась к любви с первого взгляда, но не отказалась бы от нее.
Не вышло! Единственное, что я испытывала к Игорю, – жалостливое участие. Наверное, то же чувствовала ко мне Ира, согнавшая меня с места и укравшая мои чемоданы. Я собиралась взвалить на ничего не подозревающего Игоря уйму собственных бед.
– Мы будем проезжать мимо универмага или какого-нибудь магазина женской одежды? – напомнила я.
– Недалеко от моего дома есть магазин секонд-хенда, там все очень недорого.
Секонд-хенд, чужие обноски! Хорошенькое начало новой жизни! Но в моем положении выбирать не приходится.
Часть вторая
РОЗЫСК
Лика
Лика давно заподозрила неладное. Она внимательно прислушивалась к своему организму, биению ребенка. Ловила себя на новых жестах, изменившейся походке, рассматривании ступенек, на которые ставишь ноги, осторожных, нерезких поворотах корпуса. Она не могла не заметить, что со свекровью происходит нечто подобное, как беременная самка не может не унюхать такую же особь.
Но это было в высшей степени абсурдное предположение! Как и Ликина мама, Кира Анатольевна находилась в том возрасте, когда обнаруживаются страшные болезни, а не беременность. Рожать – дело молодых, а пожилые женщины должны становиться бабушками, добрыми и ласковыми. Да и сама Кира Анатольевна в разговоре с тетей Любой (Лика звала ее «тетей» вслед за Лешкой) шутила на тему: климакс – это закат рассвета или рассвет заката? Как бы там ни было, закат и есть закат, никуда не денешься, природу не обманешь.
Но глупое подозрение день за днем обрастало подтверждающими деталями. И уже попахивало скандальным безобразием в семье. Лика чувствовала себя оскорбленной, точно ее спихнули с трона или, по крайней мере, попросили подвинуться.
Внутренне обидевшись на свекровь, внешне Лика усердствовала в проявлении почтения. Не потому, что она лицемерка, скорее трусиха – боялась обвинений в эгоизме.
Кира Анатольевна тоже проявляла чрезмерно заботливое внимание к Лике. И обе они были как китайские мандарины, соревнующиеся в выражении глубокого почтения. Сидят болванчики за маленьким столиком и ухаживают друг за другом: «Я вам в чашечку сахар положу! А я вам насыплю! Вот вам еще сахарку! И вам! Еще ложечку! Еще!..» И чай уже и не чай, а сироп, и пить его противно, а реверансы не кончаются.
Когда Кира Анатольевна уехала, Лика вначале облегченно перевела дух. Очень верное решение, все шито-крыто. Так было у папы, пока не узнали, что ребенок на стороне растет. Конечно, не на месяц свекровь уехала, а до родов. Вдруг она не сможет разродиться из-за старости и умрет? А куда ребенка собирается деть? В детский дом отдаст?
Сестричку Лешки? Кира Анатольевна не похожа на мать, которая бросает ребенка. Но тогда она бы все сказала, призналась. Только слепцы, вроде Лешки, могут не замечать, как вырос у матери живот, или приписывать полноту вдруг начавшейся прибавке веса.
Кира Анатольевна пожертвовала собой, чтобы не мешать ей, Лике! Эта мысль пришла как озарение. Если бы сын не был женат и, хуже того, не ждал ребенка, мать повела бы себя совершенно по-другому. Не стала бы скрывать правду, удирать из родного дома, от хороших московских врачей, от всего, что дорого и нажито за многие годы.
По совести Лике принимать подобные жертвы? Имеет она право хранить тайну, оставлять Лешку в неведении? Можно, конечно, прикрыться аргументом: так решила сама Кира Анатольевна. Но это будет эгоизм высшей марки. И на месте Лешки Лика никому бы не простила сокрытия информации, связанной со здоровьем мамы.
Прошло две недели со дня отъезда Киры Анатольевны. Лика терзалась и молчала, не зная, как завести с мужем разговор и нужно ли вообще его заводить.
Лешка общался с мамой по телефону. Это был третий звонок Киры Анатольевны. Она поведала, что добралась хорошо, потом позвонила через неделю и вот – через вторую.
– Все у нас нормально! – говорил Лешка в трубку. – Ты когда приедешь? Откладывается? На работе еще на две недели договорилась? Ты там не убивайся! Знаешь, странно: выписать из Москвы занятого человека, чтобы он за больным ухаживал… Лика? Нормально, растет желудком вперед.
Нет, морковь я ей больше не тру, теперь яблоки.
Представляешь, эта владычица морская не хочет грызть яблоки, только тертые ей подавай! Да берегу я ее, не волнуйся! Пока!
Он положил трубку.
– Почему ты жалуешься на меня? – обиженно спросила Лика.
– Маман свой парень, – отмахнулся Лешка.
Но Лика не унималась. С ней и раньше случалось надуться из-за пустяка, но такой истерично обиженной Лешка никогда жену не видел. На его голову посыпался град упреков, финальным из которых было:
– Ты ничего обо мне не знаешь и знать не хочешь!
– Привет! У тебя температура?
– У меня нет температуры, но есть, например, родной брат.
– Живой? – оторопел Лешка.
– Полностью! Денису двенадцать лет, он мне по отцу родной, а по маме от другой женщины.
Денис сюда приходит, я с ним математикой занимаюсь. Кира Анатольевна его видела!
Лика не добавила, что свекровь не раз мягко советовала не иметь от мужа секретов, которые не роковые и могут оскорбить Лешку недоверием. Так и получилось.
– Что?! – заорал Лешка. – Ты! Столько времени таишь от меня! Как от чужого! Как от придурка! Это все твоя семейка! Твоя мамочка! У вас секретов больше, чем в ЦРУ! – Он стал передразнивать тещу: – Ах, Лешенька, не говори Лике, но у папы повышалось давление. Леша, не говори дочке, но с дачи украли ее лыжи. Говори то, не говори се! Запутала своей конспирацией!
– Зато моя мама не беременная!
– Надеюсь! – усмехнулся Лешка.
– А твоя мама в положении! – в сердцах воскликнула Лика. – У нее будет ребенок, девочка!
Второй раз за короткий промежуток времени Лешка с оторопью уставился на жену. И медленно произнес:
– Меня маман предупреждала, что у беременных бред, то есть психоз, бывает. Но, Лика! Фильтруй бред!
– Лешенька, извини меня, пожалуйста, – быстро заговорила Лика, – что я про Дениску молчала. Боялась, ты при маме сболтнешь, и она расстроится. Леша, а твоя мама в самом деле ждет ребенка. И я больше не могу об этом молчать!
– Лика! Ты отдаешь себе отчет?..
– Полностью. Я давно заметила, как бы унюхала и глазами увидела.
– Я тоже насморком и слепотой не страдаю.
– Но ты не беременный!
– Кто сказал? – Леша хотел обернуть все шуткой.
– У меня факты! – укоризненно надулась Лика.
– Также нос, глаза и уши – все очень симпатичное. Хочешь, яблочка потру? А завтра начнем поиски психиатра по беременным.
– Мне не нужен психиатр! Вот как ты думаешь, почему Кира Анатольевна уехала?
– Думать долго не приходится. Заболел ее двоюродный брат.
– Которого она двадцать лет не видела! Леша! Кира Анатольевна сбежала рожать!
– Родила царица в ночь не мышонка, не лягушку…
– Сам ты лягушка! Почему ты мне не веришь? Почему вы все считаете меня принцессой на горошине, изнеженной и тупой?
– Определение «тупой» не принимается. Просто сдвиги по фазе наблюдаются: то на дно уходила в отсутствие купальника, то мою мать черт знает в чем обвиняешь! – Последние слова Лешка произнес грозно. – Твоя забывчивость – вообще отдельная история. Женился на девушке с большим приветом!
– Алексей! – призвала Лика. – Давай поговорим спокойно!
– Давай! – согласился он. – Только не про так называемую беременность моей мамы! Две беременных на тридцати пяти квадратных метрах полезной площади – это перебор.
– Я тебе приведу факты!
– Как говорит тетя Люба, против каждого факта есть аргумент.
– Слушай! Значит, сначала я почувствовала… Ладно, это не описать. Потом смотрю: Кира Анатольевна мои витамины для беременных пьет, а потом не пьет – свои купила! И прячет их там, где кухонные полотенца!
– Она могла перепутать витамины для старушек с витаминами для беременных.
– Кира Анатольевна подолгу сидела в Интернете и читала про беременность!
– Для тебя старалась!
– Очень мне нужны, – горячо возразила Лика, – особенности протекания беременности у позднородящих! Я вовремя родящая. Лешка, ведь творчество Джотто пусто!
– Мы на живопись перекинулись?
– Дурак! Книга «Творчество Джотто», в которой деньги хранились! Кира Анатольевна все забрала!
– Что неопровержимо свидетельствует – моя пятидесятилетняя мама на сносях!
– Да! Она уехала из-за меня! Потому что у меня будет ребенок! А если бы ты не был женат или я не беременная, она, может, призналась бы! Мне плохо! Я ее выдавила из квартиры, из Москвы! – Лика долго сдерживалась и наконец заплакала.
– У-у-у! – протянул Леша, обнял жену и пристроил у себя на груди. – Как нас разобрало! Процесс-то, оказывается, давний и хронический. Милая, а чего бы тебе не быть нормальной? Я готов тебе все фрукты, а также гвозди на терке тереть. Ведь доктор говорил, нам железа не хватает?
– Леша! – бубнила Лика ему в плечо. – Я тебе признаюсь, только ты обещай, что во мне не разочаруешься.
– Буду крепиться. У твоей мамы полдюжины внебрачных детей?
– Нет, у нее только один папин внебрачный. Леша! – Лика глубоко вздохнула и решилась: – Леша, я залезла в сумку Киры Анатольевны!
– И что нашла? – заинтересованно спросил Леша.
Лика отстранилась от него, обрадованная тем, что, похоже, ее не станут обвинять в аморальном поведении.
– Понимаешь! Сумка лежала в прихожей, расстегнутая. И торчала из нее бумажка, бланк, хорошо мне знакомый… Ты меня не осуждаешь? Это впервые в жизни! Вытащила я листочек. И на нем было… Леша! Это было заключение УЗИ беременной Киры Анатольевны! У нее девочка такого же возраста, как наш мальчик. Тут, – Лика положила ладонь мужа на свой живот, – наш сын. А там, – она неопределенно помахала рукой, – у тебя сестра. Леша! Так бывает! Думаешь, я обрадовалась вначале, когда узнала, что у меня брат есть?
Леша помолчал и заговорил, как показалось Лике, на совершенно посторонние темы:
– Ты незнакома с Алиской-баронессой, дочерью тети Любы. Еще тот фрукт! Она на четыре года меня моложе. Как-то приезжает, мне было шестнадцать, ей соответственно двенадцать. Я зачем-то позвонил домой. И просит меня Алиска без всякого стеснения, оно ей чуждо, купить ей прокладки с крылышками в аптеке на площади Дзержинского. Представляешь? Только явилась из Сургута и уже разузнала, где с крылышками продаются. Мне, конечно, не в кайф, но поехал и купил. Целый день их возил! Испариной покрылся! Вдруг ребята на тренировке в бассейне увидят? Ведь обсмеют на всю оставшуюся жизнь.
– Не понимаю! – перебила Лика и ревниво поджала губы. – При чем здесь твоя Алиска?
– При том, что присутствие в моем портфеле прокладок с крылышками вовсе не свидетельствовало о наличии у меня месячных! И происхождение бланка, который ты посмотрела у мамы, наверняка простое и элементарное. Что мы голову морочим? Давай позвоним маман и прямо спросим!
– Давай! – согласилась Лика. – Только не прямо, а деликатно. Как ей звонить?
– Как? – переспросил Леша.
– Ведь это твой дядя! – упрекнула Лика. – Его имя? – Она взяла в руки телефонную книжку.
– Коля, или Петя, или Вася. Хоть убей! Я его видел, когда мне было два года!
– А фамилия? – листала книжку Лика.
– Мамина девичья Громова.
– Громовых нет. Это дядя со стороны дедушки или со стороны бабушки?
– Спроси что-нибудь полегче! Мои дедушка и бабушка отъехали до моего рождения. Маман взяла билет в Караганду. Или в Курган? Или в Кривой Рог?
Они перерыли телефонную книжку вдоль и поперек. Искомого дядюшки не обнаруживалось. Для Лики это стало лишним подтверждением бегства Киры Анатольевны. Для Леши ничего не значило.
– Маман обещала позвонить через неделю, вот мы у нее и спросим, на каком она месяце, ха-ха!
Лика впервые столкнулась с тем, что даже между самыми близкими людьми, в семье, бывает глухое плотное непонимание. Ее слова – то глас вопиющего в пустыне, то досадливое капризничанье больного ребенка. Леша закрылся наглухо и при этом был сама нежность и участие.
– Ну, скажи! – просил он. – Чего тебе хочется?
– Тертого яблока, – сдалась Лика.
Родного папу Лика не собиралась посвящать в страшную женскую тайну и во время ужина о ней не заикнулась. Но Митрофан Порфирьевич видел, что дочери не терпится о чем-то рассказать матери.
– Секретничайте! – усмехнулся он.
Прихватив большую кружку чаю и кусок пирога, отправился в большую комнату смотреть телевизор.
В отличие от Леши Ирина Васильевна рассказу Лики поверила сразу и безоговорочно. Она по складу характера быстрее верила плохим известиям, чем хорошим.
– Мамочка! – вопрошала Лика. – Что же делать?
Ирина Васильевна задумалась. В ней не боролись женская солидарность или сочувствие к Кире Анатольевне со злорадством. Когда затрагиваются интересы дочери, все остальные эмоции молчат.
Дочь ждет ребенка. Зять, конечно, умный и перспективный. Но куда уведут его перспективы, неясно. Да и умный Леша по-научному, а не по-житейски. Сам рассказывал: друг детства, сын олигарха, в Лондоне живущий, предлагал войти в бизнес и барыши сулил огромные. Леша отказался, хотя жилищные условия не блестящие.
Теснятся со свекровью в двухкомнатной, отец Лешин барствует один в трехкомнатной. Будто так и надо! Однажды заикнулась, мол, ребенок будет, хорошо бы жилплощадь увеличить. Мать, Кира Анатольевна, с сыном переглянулись и засмеялись, точно шутку услышали. Мы, говорят, пока до риелтора дойдем, рак на горе свистнет. И чем тут хвастаться? Если у Киры Анатольевны прибавление случится, Лика вообще в муравейнике окажется. Всех младенцев на нее свалят. Воспитывай! А мы книжки почитаем!
– Мама! Что ты молчишь? Жалеешь Киру Анатольевну?
– Чего ее жалеть? Как завсекцией трикотажа, нагуляла.
– Какого трикотажа? – не поняла Лика.
– На моем дне рождения случай рассказывали. Я тогда еще удивилась, что это твоя свекруха вдруг заинтересовалась, выспрашивает. Она уже знала, что тяжелая.
– Почему тяжелая?
– Так про беременных говорят.
– Мама, ведь ей действительно сейчас очень тяжело!
– На всех падших женщин не нажалеешься! – отрезала Ирина Васильевна. – Времена пошли! Честные женщины теперь как исключение.
– Кира Анатольевна очень хорошая и честная женщина! – упрямо сказала Лика.
– От мужа понесла, с которым десять лет не живет?
– Не от мужа, – признала Лика. – Это другой мужчина. Кажется, я знаю. Он звонит постоянно и Киру Анатольевну спрашивает. Или ее телефон. А мы с Лешкой без понятия. Вообрази! Уехал человек! Старая беременная женщина! И мы, ее ближайшие родственники, не знаем, где ее искать!
– И не надо! Зачем ее искать? Кошка нагуляет и та прячется, когда котится.
– Мама! Как ты можешь сравнивать!
– А что я должна делать? Радоваться, что моя дочь не о себе да своем ребеночке думает-заботится, а о гулящей свекрови? Не маленькая! В смысле Кира Анатольевна, и не беспомощная малолетка. Наоборот! О внуках бы думала, а не под мужиков ложилась!
– Мама! Ты ведь хорошая и добрая! Почему ты бываешь такой злой и непримиримой?
Но это было в высшей степени абсурдное предположение! Как и Ликина мама, Кира Анатольевна находилась в том возрасте, когда обнаруживаются страшные болезни, а не беременность. Рожать – дело молодых, а пожилые женщины должны становиться бабушками, добрыми и ласковыми. Да и сама Кира Анатольевна в разговоре с тетей Любой (Лика звала ее «тетей» вслед за Лешкой) шутила на тему: климакс – это закат рассвета или рассвет заката? Как бы там ни было, закат и есть закат, никуда не денешься, природу не обманешь.
Но глупое подозрение день за днем обрастало подтверждающими деталями. И уже попахивало скандальным безобразием в семье. Лика чувствовала себя оскорбленной, точно ее спихнули с трона или, по крайней мере, попросили подвинуться.
Внутренне обидевшись на свекровь, внешне Лика усердствовала в проявлении почтения. Не потому, что она лицемерка, скорее трусиха – боялась обвинений в эгоизме.
Кира Анатольевна тоже проявляла чрезмерно заботливое внимание к Лике. И обе они были как китайские мандарины, соревнующиеся в выражении глубокого почтения. Сидят болванчики за маленьким столиком и ухаживают друг за другом: «Я вам в чашечку сахар положу! А я вам насыплю! Вот вам еще сахарку! И вам! Еще ложечку! Еще!..» И чай уже и не чай, а сироп, и пить его противно, а реверансы не кончаются.
Когда Кира Анатольевна уехала, Лика вначале облегченно перевела дух. Очень верное решение, все шито-крыто. Так было у папы, пока не узнали, что ребенок на стороне растет. Конечно, не на месяц свекровь уехала, а до родов. Вдруг она не сможет разродиться из-за старости и умрет? А куда ребенка собирается деть? В детский дом отдаст?
Сестричку Лешки? Кира Анатольевна не похожа на мать, которая бросает ребенка. Но тогда она бы все сказала, призналась. Только слепцы, вроде Лешки, могут не замечать, как вырос у матери живот, или приписывать полноту вдруг начавшейся прибавке веса.
Кира Анатольевна пожертвовала собой, чтобы не мешать ей, Лике! Эта мысль пришла как озарение. Если бы сын не был женат и, хуже того, не ждал ребенка, мать повела бы себя совершенно по-другому. Не стала бы скрывать правду, удирать из родного дома, от хороших московских врачей, от всего, что дорого и нажито за многие годы.
По совести Лике принимать подобные жертвы? Имеет она право хранить тайну, оставлять Лешку в неведении? Можно, конечно, прикрыться аргументом: так решила сама Кира Анатольевна. Но это будет эгоизм высшей марки. И на месте Лешки Лика никому бы не простила сокрытия информации, связанной со здоровьем мамы.
Прошло две недели со дня отъезда Киры Анатольевны. Лика терзалась и молчала, не зная, как завести с мужем разговор и нужно ли вообще его заводить.
Лешка общался с мамой по телефону. Это был третий звонок Киры Анатольевны. Она поведала, что добралась хорошо, потом позвонила через неделю и вот – через вторую.
– Все у нас нормально! – говорил Лешка в трубку. – Ты когда приедешь? Откладывается? На работе еще на две недели договорилась? Ты там не убивайся! Знаешь, странно: выписать из Москвы занятого человека, чтобы он за больным ухаживал… Лика? Нормально, растет желудком вперед.
Нет, морковь я ей больше не тру, теперь яблоки.
Представляешь, эта владычица морская не хочет грызть яблоки, только тертые ей подавай! Да берегу я ее, не волнуйся! Пока!
Он положил трубку.
– Почему ты жалуешься на меня? – обиженно спросила Лика.
– Маман свой парень, – отмахнулся Лешка.
Но Лика не унималась. С ней и раньше случалось надуться из-за пустяка, но такой истерично обиженной Лешка никогда жену не видел. На его голову посыпался град упреков, финальным из которых было:
– Ты ничего обо мне не знаешь и знать не хочешь!
– Привет! У тебя температура?
– У меня нет температуры, но есть, например, родной брат.
– Живой? – оторопел Лешка.
– Полностью! Денису двенадцать лет, он мне по отцу родной, а по маме от другой женщины.
Денис сюда приходит, я с ним математикой занимаюсь. Кира Анатольевна его видела!
Лика не добавила, что свекровь не раз мягко советовала не иметь от мужа секретов, которые не роковые и могут оскорбить Лешку недоверием. Так и получилось.
– Что?! – заорал Лешка. – Ты! Столько времени таишь от меня! Как от чужого! Как от придурка! Это все твоя семейка! Твоя мамочка! У вас секретов больше, чем в ЦРУ! – Он стал передразнивать тещу: – Ах, Лешенька, не говори Лике, но у папы повышалось давление. Леша, не говори дочке, но с дачи украли ее лыжи. Говори то, не говори се! Запутала своей конспирацией!
– Зато моя мама не беременная!
– Надеюсь! – усмехнулся Лешка.
– А твоя мама в положении! – в сердцах воскликнула Лика. – У нее будет ребенок, девочка!
Второй раз за короткий промежуток времени Лешка с оторопью уставился на жену. И медленно произнес:
– Меня маман предупреждала, что у беременных бред, то есть психоз, бывает. Но, Лика! Фильтруй бред!
– Лешенька, извини меня, пожалуйста, – быстро заговорила Лика, – что я про Дениску молчала. Боялась, ты при маме сболтнешь, и она расстроится. Леша, а твоя мама в самом деле ждет ребенка. И я больше не могу об этом молчать!
– Лика! Ты отдаешь себе отчет?..
– Полностью. Я давно заметила, как бы унюхала и глазами увидела.
– Я тоже насморком и слепотой не страдаю.
– Но ты не беременный!
– Кто сказал? – Леша хотел обернуть все шуткой.
– У меня факты! – укоризненно надулась Лика.
– Также нос, глаза и уши – все очень симпатичное. Хочешь, яблочка потру? А завтра начнем поиски психиатра по беременным.
– Мне не нужен психиатр! Вот как ты думаешь, почему Кира Анатольевна уехала?
– Думать долго не приходится. Заболел ее двоюродный брат.
– Которого она двадцать лет не видела! Леша! Кира Анатольевна сбежала рожать!
– Родила царица в ночь не мышонка, не лягушку…
– Сам ты лягушка! Почему ты мне не веришь? Почему вы все считаете меня принцессой на горошине, изнеженной и тупой?
– Определение «тупой» не принимается. Просто сдвиги по фазе наблюдаются: то на дно уходила в отсутствие купальника, то мою мать черт знает в чем обвиняешь! – Последние слова Лешка произнес грозно. – Твоя забывчивость – вообще отдельная история. Женился на девушке с большим приветом!
– Алексей! – призвала Лика. – Давай поговорим спокойно!
– Давай! – согласился он. – Только не про так называемую беременность моей мамы! Две беременных на тридцати пяти квадратных метрах полезной площади – это перебор.
– Я тебе приведу факты!
– Как говорит тетя Люба, против каждого факта есть аргумент.
– Слушай! Значит, сначала я почувствовала… Ладно, это не описать. Потом смотрю: Кира Анатольевна мои витамины для беременных пьет, а потом не пьет – свои купила! И прячет их там, где кухонные полотенца!
– Она могла перепутать витамины для старушек с витаминами для беременных.
– Кира Анатольевна подолгу сидела в Интернете и читала про беременность!
– Для тебя старалась!
– Очень мне нужны, – горячо возразила Лика, – особенности протекания беременности у позднородящих! Я вовремя родящая. Лешка, ведь творчество Джотто пусто!
– Мы на живопись перекинулись?
– Дурак! Книга «Творчество Джотто», в которой деньги хранились! Кира Анатольевна все забрала!
– Что неопровержимо свидетельствует – моя пятидесятилетняя мама на сносях!
– Да! Она уехала из-за меня! Потому что у меня будет ребенок! А если бы ты не был женат или я не беременная, она, может, призналась бы! Мне плохо! Я ее выдавила из квартиры, из Москвы! – Лика долго сдерживалась и наконец заплакала.
– У-у-у! – протянул Леша, обнял жену и пристроил у себя на груди. – Как нас разобрало! Процесс-то, оказывается, давний и хронический. Милая, а чего бы тебе не быть нормальной? Я готов тебе все фрукты, а также гвозди на терке тереть. Ведь доктор говорил, нам железа не хватает?
– Леша! – бубнила Лика ему в плечо. – Я тебе признаюсь, только ты обещай, что во мне не разочаруешься.
– Буду крепиться. У твоей мамы полдюжины внебрачных детей?
– Нет, у нее только один папин внебрачный. Леша! – Лика глубоко вздохнула и решилась: – Леша, я залезла в сумку Киры Анатольевны!
– И что нашла? – заинтересованно спросил Леша.
Лика отстранилась от него, обрадованная тем, что, похоже, ее не станут обвинять в аморальном поведении.
– Понимаешь! Сумка лежала в прихожей, расстегнутая. И торчала из нее бумажка, бланк, хорошо мне знакомый… Ты меня не осуждаешь? Это впервые в жизни! Вытащила я листочек. И на нем было… Леша! Это было заключение УЗИ беременной Киры Анатольевны! У нее девочка такого же возраста, как наш мальчик. Тут, – Лика положила ладонь мужа на свой живот, – наш сын. А там, – она неопределенно помахала рукой, – у тебя сестра. Леша! Так бывает! Думаешь, я обрадовалась вначале, когда узнала, что у меня брат есть?
Леша помолчал и заговорил, как показалось Лике, на совершенно посторонние темы:
– Ты незнакома с Алиской-баронессой, дочерью тети Любы. Еще тот фрукт! Она на четыре года меня моложе. Как-то приезжает, мне было шестнадцать, ей соответственно двенадцать. Я зачем-то позвонил домой. И просит меня Алиска без всякого стеснения, оно ей чуждо, купить ей прокладки с крылышками в аптеке на площади Дзержинского. Представляешь? Только явилась из Сургута и уже разузнала, где с крылышками продаются. Мне, конечно, не в кайф, но поехал и купил. Целый день их возил! Испариной покрылся! Вдруг ребята на тренировке в бассейне увидят? Ведь обсмеют на всю оставшуюся жизнь.
– Не понимаю! – перебила Лика и ревниво поджала губы. – При чем здесь твоя Алиска?
– При том, что присутствие в моем портфеле прокладок с крылышками вовсе не свидетельствовало о наличии у меня месячных! И происхождение бланка, который ты посмотрела у мамы, наверняка простое и элементарное. Что мы голову морочим? Давай позвоним маман и прямо спросим!
– Давай! – согласилась Лика. – Только не прямо, а деликатно. Как ей звонить?
– Как? – переспросил Леша.
– Ведь это твой дядя! – упрекнула Лика. – Его имя? – Она взяла в руки телефонную книжку.
– Коля, или Петя, или Вася. Хоть убей! Я его видел, когда мне было два года!
– А фамилия? – листала книжку Лика.
– Мамина девичья Громова.
– Громовых нет. Это дядя со стороны дедушки или со стороны бабушки?
– Спроси что-нибудь полегче! Мои дедушка и бабушка отъехали до моего рождения. Маман взяла билет в Караганду. Или в Курган? Или в Кривой Рог?
Они перерыли телефонную книжку вдоль и поперек. Искомого дядюшки не обнаруживалось. Для Лики это стало лишним подтверждением бегства Киры Анатольевны. Для Леши ничего не значило.
– Маман обещала позвонить через неделю, вот мы у нее и спросим, на каком она месяце, ха-ха!
Лика впервые столкнулась с тем, что даже между самыми близкими людьми, в семье, бывает глухое плотное непонимание. Ее слова – то глас вопиющего в пустыне, то досадливое капризничанье больного ребенка. Леша закрылся наглухо и при этом был сама нежность и участие.
– Ну, скажи! – просил он. – Чего тебе хочется?
– Тертого яблока, – сдалась Лика.
* * *
Не найдя понимания у мужа, Лика бросилась к тому, к кому всегда бежит хорошая девочка, – к родной маме.Родного папу Лика не собиралась посвящать в страшную женскую тайну и во время ужина о ней не заикнулась. Но Митрофан Порфирьевич видел, что дочери не терпится о чем-то рассказать матери.
– Секретничайте! – усмехнулся он.
Прихватив большую кружку чаю и кусок пирога, отправился в большую комнату смотреть телевизор.
В отличие от Леши Ирина Васильевна рассказу Лики поверила сразу и безоговорочно. Она по складу характера быстрее верила плохим известиям, чем хорошим.
– Мамочка! – вопрошала Лика. – Что же делать?
Ирина Васильевна задумалась. В ней не боролись женская солидарность или сочувствие к Кире Анатольевне со злорадством. Когда затрагиваются интересы дочери, все остальные эмоции молчат.
Дочь ждет ребенка. Зять, конечно, умный и перспективный. Но куда уведут его перспективы, неясно. Да и умный Леша по-научному, а не по-житейски. Сам рассказывал: друг детства, сын олигарха, в Лондоне живущий, предлагал войти в бизнес и барыши сулил огромные. Леша отказался, хотя жилищные условия не блестящие.
Теснятся со свекровью в двухкомнатной, отец Лешин барствует один в трехкомнатной. Будто так и надо! Однажды заикнулась, мол, ребенок будет, хорошо бы жилплощадь увеличить. Мать, Кира Анатольевна, с сыном переглянулись и засмеялись, точно шутку услышали. Мы, говорят, пока до риелтора дойдем, рак на горе свистнет. И чем тут хвастаться? Если у Киры Анатольевны прибавление случится, Лика вообще в муравейнике окажется. Всех младенцев на нее свалят. Воспитывай! А мы книжки почитаем!
– Мама! Что ты молчишь? Жалеешь Киру Анатольевну?
– Чего ее жалеть? Как завсекцией трикотажа, нагуляла.
– Какого трикотажа? – не поняла Лика.
– На моем дне рождения случай рассказывали. Я тогда еще удивилась, что это твоя свекруха вдруг заинтересовалась, выспрашивает. Она уже знала, что тяжелая.
– Почему тяжелая?
– Так про беременных говорят.
– Мама, ведь ей действительно сейчас очень тяжело!
– На всех падших женщин не нажалеешься! – отрезала Ирина Васильевна. – Времена пошли! Честные женщины теперь как исключение.
– Кира Анатольевна очень хорошая и честная женщина! – упрямо сказала Лика.
– От мужа понесла, с которым десять лет не живет?
– Не от мужа, – признала Лика. – Это другой мужчина. Кажется, я знаю. Он звонит постоянно и Киру Анатольевну спрашивает. Или ее телефон. А мы с Лешкой без понятия. Вообрази! Уехал человек! Старая беременная женщина! И мы, ее ближайшие родственники, не знаем, где ее искать!
– И не надо! Зачем ее искать? Кошка нагуляет и та прячется, когда котится.
– Мама! Как ты можешь сравнивать!
– А что я должна делать? Радоваться, что моя дочь не о себе да своем ребеночке думает-заботится, а о гулящей свекрови? Не маленькая! В смысле Кира Анатольевна, и не беспомощная малолетка. Наоборот! О внуках бы думала, а не под мужиков ложилась!
– Мама! Ты ведь хорошая и добрая! Почему ты бываешь такой злой и непримиримой?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента