Никитин Николай. Северная Аврора

   - Я стрелял холостыми, - с улыбкой возразил Томсон.
   - А если бы пароходы не подчинились? - спросил Павлин.
   - Тогда я принудил бы их к повиновению боевым зарядом, - все еще улыбаясь, ответил Томсон. - Это закон войны!
   - Закон войны? Значит, вы находитесь с нами в состоянии войны? Так следует понимать ваши слова?
   Щеки Николлса побагровели.
   - Капитан Томсон не знает, что говорит, - с раздражением взглянув на командира "Аттентива", сказал он. - Позвольте мне разъяснить. Мое правительство находится в дружбе с советским правительством. Что же касается Мурманска, так ведь он просто отпал от вас, не состоит под эгидой Москвы и управляется сейчас по своей собственной воле. Так следует рассматривать данный инцидент. Но мы не вмешиваемся в ваши внутренние дела... Пароходы, о которых здесь шла речь, приписаны к Мурманскому порту. Мы в данном случае только поддержали требование Мурманска.
   - Требование кучки изменников! - с гневом воскликнул Павлин.
   Адмирал снисходительно улыбнулся:
   - Извините меня, в России сейчас такой хаос, что мы не знаем, какую власть считать законной. Нам приходится считаться только с фактами.
   - Господин адмирал, - резко сказал Павлин, - следует считаться только с тем несомненным фактом, что единственная законная власть в России - это советская власть.
   Павлин готов был вскочить, крикнуть, обозвать адмирала лицемером и негодяем, но он сдержал себя и, заложив руки в карманы пиджака, сжав кулаки, обратился к секретарю советской делегации:
   - Прошу вас точно фиксировать все, что здесь говорится... все до единого слова!
   Он повернулся к Томсону:
   - Почему вы переменили флаги на советских пароходах?
   Адмирал многозначительно посмотрел на своего подчиненного. Но Томсон не обладал проницательностью Юнга - с ним нельзя было разговаривать взглядами.
   - Красный флаг - символ советской власти, а население против большевиков, - не задумываясь, объявил капитан крейсера. - Кроме того, я желал обезопасить пароходы от германских подводных лодок.
   - Население против большевиков? Неужели? - не скрывая своей насмешки над офицером, сказал Павлин. - А вы знаете, как реагирует на ваши действия население Архангельска? Оно возмущено, оно протестует. Впрочем, я напрасно говорю вам об этом. До населения Архангельска вам так же нет дела, как и до населения Мурманска или Кеми. Поговорим лучше о германских подводных лодках.
   Он обернулся к адмиралу:
   - Согласно гарантии, данной советскому правительству, германские подводные лодки не станут топить суда под красным флагом. Но эта гарантия не распространяется на суда под трехцветным флагом - флагом царской России, навсегда прекратившей свое существование. И уж, конечно, она не распространяется на суда, идущие под английским флагом. Теперь скажите, может ли перемена флага обезопасить наши пароходы от германских подводных лодок?
   Офицеры зашептались. Некоторые из них с интересом смотрели на Павлина.
   - Вы правы, - бросив на Томсона злобный взгляд, сказал Николлс.
   - Кроме того, - продолжал Павлин, - перемена флага означает перемену власти. Очевидно, командир "Аттентива" собирался свергнуть советскую власть. Не так ли?
   Адмирал замялся:
   - Это, конечно, не так... Капитан Томсон просто не подумал своего поступка... Намерения у него были самые лучшие...
   Павлин переглянулся с Зеньковичем.
   Нам все ясно, - сказал он. - Предлагаю перейти к следующим вопросам. Как вы объясняете расстрелы, чиненные вами?
   Какие расстрелы? - воскликнул английский комендант Кеми полковник Грей. - Я протестую! Ваш большевик сам стрелял из револьвера, и поэтому...
   - А вы не стреляли бы? - резко возразил Павлин. - Если бы ночью в вашу канцелярию ворвалась вооруженная банда, разве вы не стреляли бы? А за что тут же на месте вы убили секретаря Совета студента Малышева и гражданина Вицупа?
   - Вицуп был с винтовкой...
   - Но он же не стрелял! Ствол его винтовки чистый, без нагара. Обойма полная. Да если бы он и выстрелил, то в его поступке не было бы ничего предосудительного. "Мой дом - моя крепость". Так, кажется, любят говорить ваши соотечественники?
   - Простите, господин Паулин Виноградов, - приподнимаясь с кресла и не глядя на Павлина, сказал адмирал. - Английское командование очень огорчено всем случившимся. Но позволительно думать, что эти безумцы чем-то вынудили солдат к пролитию крови. Очень печально!
   - Господин Николлс, вы, по-видимому, старый моряк, пожилой человек, повидавший жизнь, - сказал Павлин. - Мне стыдно за вас! Прекратите эту скверную комедию.
   Он сказал эти слова очень тихо, но все услышали их среди внезапно установившегося молчания.
   - Не только всем нам, присутствующим здесь, - также негромко продолжал Павлин, - но, я думаю, всему миру эта история станет ясной, если рассказать ее самыми простыми словами и даже без всяких комментариев. Даже ребенок поймет, что случилось в Кеми и какую роль сыграла Англия во всех этих кровавых событиях.
   Павлин встал из-за стола.
   - Пора кончать, - сказал он, и его слова особенно резко и отчетливо прозвучали в тишине. - Я предлагаю вам, адмирал, немедленно ехать с нами на станцию Кемь. Прикажите доставить туда арестованных членов Совета Александрова и Веселова. Их надо освободить сейчас же.
   Николлс забарабанил по столу тонкими пальцами. Полковник Грей с возмущением взглянул на, Павлина; два густых пятна появились у него на щеках, будто их припечатали сургучом.
   - Хорошо, - сказал адмирал. - Я попробую это сделать.
   Они прибыли на станцию Кемь. Веселова и Александрова вскоре доставили к поезду и ввели в вагон. Но через несколько минут на платформе послышалась брань.
   Солдаты, одетые в английскую форму, угрожая оружием, ворвались в купе и потребовали, чтобы им выдали арестованных.
   Больше всех шумел полупьяный офицер с адъютантскими шнурами, по всей вероятности, принадлежавший к английской контрразведке.
   Один из солдат двинулся на Павлина Виноградова с пистолетом в руке. Спокойно оттолкнув его локтем, Павлин раздвинул дверь соседнего купе, в котором сидели Николлс и Грей.
   - Сейчас же уберите ваших бандитов! - резко сказал Павлин. - Если хоть один из них осмелится зайти в мое купе, я буду стрелять. Слышите, господин адмирал?
   Зенькович молча наблюдал эту сцену. Правая его рука была опущена в карман шинели и сжимала револьвер. Он твердо решил любой ценой добиться освобождения арестованных.
   Но Николлс с раздражением махнул рукой, и офицер выпроводил своих солдат из вагона.
   - Ну и бандиты!.. - говорил Павлин, вернувшись в купе, где сидели взволнованные Веселов и Александров. - И этот Николлс, по существу, - такой же бандит... Они, конечно, надеялись, что мы испугаемся.
   Поезд тронулся.
   Ночью, когда "Горислава" выходила в Белое море, начался шторм. Второй котел яхты еще в начале пути вышел из строя. Но прочное судно, приспособленное даже к хождению во льдах, спорило с ветром.
   В кают-компании расположились кемские большевики Веселов и Александров. Сегодня Павлин спас их от смерти. Англичане уже приговорили их к расстрелу за сопротивление так называемой законной власти. Если бы не Павлин, казнь состоялась бы этой ночью...
   Павлин сидел в капитанской рубке возле штурманского стола, покрытого картами. Под стеклом компаса светилась маленькая лампочка. Огни фонарей, горевших на горизонте, как бы описывали зигзаги в белесой мгле июльской ночи. Рядом с Павлином стояли Зенькович и капитан яхты, не спускавший глаз с компасной стрелки.
   Возбуждение, владевшее Павлином весь этот день, до сих пор не улеглось. Он почти не чувствовал качки, шнырявшей яхту из стороны в сторону.
   - Да, был денек, - сказал он Зеньковичу. - Честное слово, я с большим удовольствием ухлопал бы этого подлеца Николлса!.. Какой мерзавец, какая опустошенная, черная душа!..
   Архангельск насторожился. Обо всем случившемся было немедленно сообщено в Москву, Совету Народных Комиссаров.
   В Архангельском исполкоме днем и ночью шли совещания с военными специалистами. Предполагалось создать береговую линию обороны, так как со стороны моря Архангельск был беззащитен: Северная флотилия состояла из нескольких мелких судов и трех неповоротливых старых ледоколов. Усиливалась эвакуация военных грузов. Грузы направлялись в Вологду, которая стала штабным центром Северной армии. Армия пока что состояла из мелких гарнизонов и разрозненных отрядов, разбросанных по огромному, тысячекилометровому пространству нового фронта.
   Еще продолжались белые ночи, еще проносились июльские грозы...
   Павлин Виноградов редко бывал дома, почти не спал. Он либо работал в Совете, либо выступал на митингах, либо выезжал на "Гориславе" в море, где появились иностранные патрульные суда. С одним из таких судов он даже вступил в бой и задержал высадившийся уже на берег небольшой разведывательный отряд английской морской пехоты.
   Однажды вечером, вернувшись с очередного митинга в Соломбале, он застал у себя в кабинете моряков Северной флотилии.
   Двое сидели в креслах. Третий примостился сбоку на диване. Молодой, опрятно одетый морячок, черноволосый, с очень смуглым красивым лицом, беспокойно ерзал в кресле и теребил в руках бескозырку с ленточкой "Аскольд".
   Крейсер "Аскольд" стоял на Мурманском рейде. Предательство Юрьева и измена офицеров привели к тому, что этот корабль оказался в руках англичан. Часть матросов еще месяц назад сумела скрыться из Мурманска и, добравшись до Архангельска, перешла на корабли Северной флотилии. К числу этих моряков принадлежал и молодой матрос Иван Черкизов.
   Другой моряк, тонкий, худощавый, сидел, опустив голову. Его офицерский китель с серебряными пуговицами сильно выгорел. На плечах, где раньше были погоны, виднелись две широкие полоски.
   Когда Павлин вошел, худощавый моряк встал и представился:
   - Бронников.
   Павлин понял, что это старший.
   - Слушаю вас, товарищи! Прошу садиться! По какому делу?
   - От имени всех военморов! Насчет угля и хлеба! - с задором отрапортовал молодой матрос.
   - Погоди, Ванек... - остановил его Бронников.
   - Хотите помочь? Ускорить отправку эшелонов?
   - Нет, совсем не то... - Бронников опять встал и как будто приготовился к докладу. - Совсем наоборот! Хлеб отгружается. А что будет есть население? Отгружается уголь, а на чем пойдет наш Северный флот? Как поведем суда?
   - Чего же вы хотите? - спросил Павлин.
   - Чтобы ни хлеба, ни угля не отправлять! - запальчиво ответил вместо Бронникова Иван Черкизов.
   Павлин внимательно посмотрел на него и обратился к Бронникову:
   - Вы бывший офицер?
   - Да. Я бывший прапорщик флота. Но прежде всего я большевик.
   - Видите, в чем дело, товарищи... - тихо проговорил Павлин, закуривая и кладя на стол открытый портсигар. - Я вас отлично понимаю. Но... но ведь то же самое помят меньшевики и эсеры. Вопят все, кто хотел бы задушить советскую власть...
   Молодой матрос попробовал было вскочить, но Бронников остановил его.
   Павлин поглядел на "аскольдовца".
   - Ты, друг мой милый, сам не ведаешь, что творишь. Я верю в то, что ты парень честный. Но честностью твоей пользуются сволочи.
   Бронников переглянулся с матросами. Я говорил, что объективно выходит так.
   - Именно так!.. - подтвердил Павлин. - Такие заявления на руку нашим врагам. Уголь нужен питерским заводам. Эти заводы готовят сейчас вооружение. Для фронта!.. Ясно? В море вы не пойдете ни сегодня, ни завтра. Какое море? Надо суметь удержать берег в своих руках. Уголь будем отправлять! Теперь о хлебе... Питер, рабочий Питер сидит без хлеба. Там голод. Самый настоящий голод. А мы разве голодаем? Вы голодаете? Зачем же этот крик? Кому он на руку?
   Моряки притихли.
   - Кроме того... - продолжал Павлин. - Вы - краса и гордость революции. Так вас называет Ильич. Разве вы не чувствуете, каково нынче положение города? Мы должны все держать на колесах... или на плаву, на воде. А как же иначе?
   Бронников снова встал.
   - Я вас прошу, товарищ Виноградов!.. Приезжайте сегодня к нам в экипаж... Побеседовать. Это необходимо.
   Встал и Ванек Черкизов.
   - Хоть на полчаса, товарищ Виноградов!.. Я, как организатор молодежи, прошу вас. У нас много хороших, настоящих ребят. Крепко, революционно настроенных. Ну, и путаники есть. Помогите разобраться.
   Павлин невольно улыбнулся:
   - А ты, Черкизов, давно среди молодежи работаешь?
   - Давно, - ответил тот. - Шестой месяц.
   - Коммунист?
   - Я еще молодой коммунист, - сказал Черкизов зардевшись.
   В разговор вмешался третий моряк, молча сидевший
   на диване.
   - Эсеры и меньшевики крутят. Проще говоря, дурачат массу. Надо разобраться, товарищ Павлин. Нам одним с ними не справиться. Непременно приезжайте! Они и нам башку крутят. Как приедете, вызовите боцмана Жемчужного. Это я! Я вас и проведу, куда надо.
   Обещав приехать в экипаж, Павлин проводил моряков до двери своего кабинета. Бронников простился с ним
   последним.
   - Решительней, смелей держитесь! - пожимая ему руку, сказал Павлин. Вы большевик и командир! Не забывайте об этом.
   Отпустив моряков, Павлин Виноградов поехал в штаб Беломорского военного округа.
   - Опять из Шенкурска неприятные известия, - сказал Зенькович, встречая Павлина внизу, на лестнице штаба. Он тоже только что прибыл в штаб.
   - Значит, Попов ничего не сделал?
   - Черт его душу знает! - с раздражением отозвался военком. - Не то растерялся, не то...
   - ...мерзавец! - договорил Павлин. - Лево-эсер... Этим все сказано! Напрасно его послали!
   Несколько дней назад при проведении мобилизации в Шенкурске вспыхнул белогвардейский мятеж. Члены уездного исполкома заперлись в казарме и в течение четырех дней отстреливались от белогвардейцев. В Шенкурск срочно выехал представитель губисполкома Попов. Вскоре он телеграфировал, что "все в порядке".
   - Однако, по моим сведениям, там далеко не все в порядке, - волнуясь, вопреки своему обыкновению, рассказывал Зенькович. - Попов вступил в переговоры с врагом. Белогвардейцы будто бы обещали личную неприкосновенность тем, кто сдастся. Попов уговорил исполкомовцев сдаться, они вышли... И, конечно, тут же были арестованы и отведены в тюрьму.
   - Это же провокация! - возмутился Павлин. - Такого "представителя" следует попросту расстрелять. Я возьму людей и сегодня же ночью сам выеду в Шенкурск. Я уверен, Андрей, - горячо продолжал Павлин, - что там орудуют не только эсеры... Нет! За их спиной прячется вся эта дипломатическая сволочь, которую мы терпим в Архангельске. Это же матерые шпионы! В особенности американский посол Френсис. Ты обрати внимание на его елейную улыбку. Это улыбка мерзавца. За ней кроется патентованный убийца. Ему ничего не стоит вонзить тебе нож в спину. Ему ненавистна советская класть! Да и британский посланник Линдлей не лучше... Такой же подлец... Это их работа... Нет, надо их гнать. Недаром они прибыли сюда из Вологды...
   - Если бы они объявили войну, тогда разговор Пыл бы проще.
   - Как же! Держи карман! Нет, Андрей. Они действуют из-за угла, как грабители. Завтра же надо связаться по прямому проводу с Москвой, получить санкции н гнать их отсюда. Довольно! К черту!
   Павлин и Зенькович поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в один из кабинетов штаба.
   В просторной комнате собралось много народу. Здесь были военные власти города: начальник гарнизона Потапов, тяжеловесный круглый военный в длинном френче; командующий флотилией адмирал Викорст, сутуловатый пожилой моряк с утомленным, бледным лицом и спокойными движениями уверенного в себе человека; военные специалисты; сотрудники штаба. Был здесь и начальник штаба Беломорского военного округа, подвижной, нетерпеливый Самойло, бывший генерал, - оглушительный бас его гремел на всю комнату.
   Но еще больше было штатских. На совещание собрались почти все руководители партийных и советских организаций города. Они сидели вокруг длинного стола, покрытого зеленой скатертью, разместились на подоконниках, заняли стулья, расставленные вдоль стен.
   На ходу здороваясь с собравшимися, некоторым крепко пожимая руку, другим издали кивая головой, Павлин увидел и своих друзей: маленького, коренастого Потылихина в коротком морском пиджаке; высокого, плотного Чеснокова с повязкой на глазу; живого, вечно озабоченного, шумного Базыкина в светлом, летнем костюме и в синей косоворотке с раскрытым воротом, открывающим полную белую шею. Тут же он увидел и скромнейшего человека, доктора Маринкина, главного хирурга морского госпиталя, заведующего культурными делами города. Пощипывая пушистые усы, Маринкин что-то с ожесточением доказывал своему соседу - молодому военному, судя по выправке, бывшему офицеру, - который слушал его в пол-уха, оглядываясь по сторонам.
   - Здравствуй, дружок, - сказал Павлин, дотронувшись до плеча Маринкина.
   Доктор радостно оглянулся. Павлин, садясь на председательское место, ответил ему улыбкой. Зенькович сел рядом с Павлином.
   Павлин открыл заседание. Сначала были выслушаны доклады губвоенкома и генерала Самойло. Затем начал докладывать Потапов.
   Павлин слушал внимательно, иногда вскидывая на Потапова глаза и точно следя за его резкими и размашистыми жестами. Когда этот бывший царский полковник, присланный в Архангельск главкомом из Москвы, усиленно жестикулируя, стал говорить о том, что интервенты, обязательно просчитаются, Павлин вдруг перебил его быстрым вопросом:
   - Почему вы так уверены в этом?
   Потапов покраснел.
   - Нас не возьмешь голыми руками. Молодая Красная Армия - надежная защита. Войска, охраняющие Летний берег и побережье Солозского селения, отлично несут свою боевую службу. Да вот, к примеру, совсем недавно в узкой лощине у села Солозского мы поймали двух английских шпионов с картами. Все силы, товарищ Виноградов, расположены так, что Архангельск стоит сейчас как бы за колючей изгородью штыков. Я сделал все, что было возможно.
   - Все это фразы, товарищ Потапов, - поморщившись, снова перебил его Павлин. - Вот в докладе товарища Самойло были конкретные предложения... Также и в докладе Зеньковича, а вы говорите общие слова. Дайте нам цифры... количество бойцов, дислокацию частей, боевой запас...
   Потапов смутился.
   - Я полагал, что этому мы посвятим специальный доклад на президиуме губисполкома.
   - Специальный доклад? - переспросил Павлин. - Здесь находятся руководители городских партийных организаций, представители масс, представители советской нласти. Они предъявляют к военным специалистам, находящимся на нашем совещании, ряд категорических требований. Сейчас, а не потом! Что вами предпринято для укрепления обороны Архангельска?
   - Слушаю-с, - сказал Потапов. Он взял портфель, вынул из него бумаги и, поминутно заглядывая в них, стал докладывать о состоянии архангельского гарнизона.
   ...Выслушав его сообщение, Павлин встал и обвел глазами собравшихся.
   - Товарищи... - тихо начал он, но тотчас повысил голос и заговорил громко и горячо, с негодованием посматривая на Потапова. - Сейчас, после кемских событий, о которых вы все знаете, странно было бы успокаивать себя. Самоуспокоение - не в духе большевиков. Я буду говорить резко и прямо: положение тревожное... Вспомните нашу поездку к товарищу Ленину!.. Вспомните разговор с товарищем Сталиным по прямому приводу, когда товарищ Сталин поднял вопрос о разгрузке Архангельского порта.
   Вспомните, что товарищи Ленин и Сталин неустанно следят за всеми событиями на Севере; они призывают нас укреплять оборону, чтобы дать надлежащий отпор чужеземным войскам. Вспомните, сколько было указаний, распоряжений, приказов чю всем вопросам обороны за последние месяцы... Еще с марта, товарищи! А ведь сейчас у нас июль. И что же? Выполнили мы все эти указания так, как следовало? Нет!.. А если и выполнили, так не с той быстротой, не с той энергией, какие от нас требовались.
   Я скажу больше, - с горячностью продолжал Павлин. - Даже после захвата англичанами Кеми некоторые наши товарищи еще недостаточно учитывали ту опасность, которая грозно надвигается на советский Север. Были среди нас такие беспечные люди? Были.
   Вчера наша делегация, ездившая в Кемь, представила отчет исполкому о кемских событиях. Что творится в Кеми? Здесь, в Архангельске, сидят господа послы, представители Америки и Англии, господа френсисы, юнги, нулансы и линдлеи... Эти господа выехали из Питера, там им было неудобно... Переехали в Вологду. И Вологда также им не понравилась. Они, видите ли, недоумевают, они улыбаются нам своими дипломатическими улыбками. Они говорят о нейтралитете, о добрососедских отношениях! А что на самом деле? Там, в Кеми, их солдаты ведут себя как завоеватели. Там льется кровь! Там попраны все человеческие и гражданские права. Там расстрелы, тюрьмы, произвол, насилие... Там гибнут советские люди!
   Положение очень тревожное, - повторил Павлин. Капельки пота выступили у него на лбу, губы твердо сжались. Он взмахнул рукой: - Сегодня мы должны сказать: "Коммунисты, рабочие, крестьяне, под ружье..." Все находившиеся в кабинете насторожились. Павлин подошел к карте, которая была разложена на столе.
   - Ведь и Архангельск, и Северная Двина, и Мудьюгские укрепления каждую минуту могут стать боевыми участками, фронтом... Я согласен с тем, что говорил Зенькович. Мобилизация пяти возрастов, провести которую обязало нас июльское приказание товарища Ленина, осуществлена на местах без должной разъяснительной и организационной работы. Пример: шенкурский мятеж... Чьих рук это дело? Белогвардейцев, эсеров, английских и американских шпионов. С ними надо покончить. Надо действовать не разговорами, а железной метлой!.. Надо расстреливать предателей!
   - Совершенно верно, - сказал Потапов, не подымая головы. - Надо усилить политконтроль и работу трибунала.
   Павлин мельком посмотрел на стриженый затылок Потапова, оглядел лица товарищей, слушавших с неослабным вниманием.
   - Промедление сейчас, действительно, подобно смерти, - резко сказал Павлин, и голос его отчетливо прозвучал в напряженной тишине. - По существу у нас нет даже времени на разговоры. Все последние распоряжения товарища Ленина, касающиеся береговой охраны и береговой обороны - минирование, устройство преград на фарватерах, - должны быть выполнены в самый кратчайший срок.
   Он сел.
   - По этому вопросу прошу доложить адмирала Викорста, - хриплым от только что пережитого волнения голосом сказал Павлин.
   Викорст провел рукой по едва прикрывавшим лысину прилизанным волосам, подошел к столу и остановился у карты. Взяв карандаш и проведя им линию от Архангельска до острова Мудьюг, адмирал неторопливо доложил о количестве боеспособных кораблей, о подготовленности экипажа, о количестве и качестве морской артиллерии.
   - Но самое главное, - напыщенно провозгласил адмирал, - дух русского флота. Военное положение в тысячу раз повышает нашу ответственность. Нам трудно... Я скажу честно, очень трудно. Но если противник рискнет подойти к Архангельску, мы встретим его жестоким огнем. Здесь не Мурманск и не Кемь, товарищ Виноградов... - многозначительно подчеркнул адмирал.
   Павлин из-под ладони смотрел на него и думал: Черт возьми, кто ты? Как заглянуть тебе в душу? Можно ли тебе верить?"
   Но голос адмирала звучал твердо и как будто искренне, лицо сохраняло холодное, энергичное выражение; серые, уже старческие глаза уверенно смотрели на Павлина. Всем своим видом этот человек как бы говорил, что там, где действует он, опытный моряк, старый и честный служака, нет места никаким сомнениям и не может быть никакого просчета.
   - Вот линия береговых укреплений, - докладывал Викорст, показывая на карту. - Она в полной готовности. Беломорская флотилия также готова к бою... Можете справиться у комиссара флотилии... Суда в отличном состоянии.
   Он снова показал карандашом на охраняемый район:
   - Вот линия обороны!.. Смотрите, как широко она раскинулась: на севере - от острова Мудьюг, на востоке - от озера Ижемского, на юге - до Исакогорки, на западе - до Кудьмозера и селения Солозского... Пожалуйста, убедитесь!
   Потапов встал со своего места и заявил, что он своей головой отвечает за исправное состояние всех указанных Викорстом боевых участков.
   - На суше... А с моря? - спросил Павлин. Адмирал прямо взглянул ему в глаза:
   - Я повторяю, товарищ Виноградов, что с моря Архангельск неуязвим. Как вам известно, город отстоит от устья в шестидесяти верстах. Это - немалое расстояние. Фарватер чрезвычайно узкий. Пусть только кто-нибудь сунется! Мы их разобьем поодиночке на первых пяти милях, даже если они пройдут остров Мудьюг. А ведь там батареи, там прекрасные блиндажи. Да что вы, товарищи!.. - негодующим тоном воскликнул Викорст. - Прежде всего это невозможно... Мудьюг - надежная защита всей Двинской губы. Прошу не сомневаться, флотилия с честью исполнит свой долг!
   После этого торжественного заявления у многих стало легче на душе.
   - Но я все-таки предлагаю минировать устье Двины и взорвать маяк на Мудьюге, - сказал Виноградов. - Он будет служить противнику ориентиром...
   - Я поддерживаю предложение товарища Виноградова, - заявил Зенькович. Без маяка вход на Двину для неприятельских судов будет затруднен. А если мы перегородим фарватер минными полями, тогда прорваться на Двину будет еще сложнее! Эта мера самая действенная.
   - Правильно! Так и надо сделать! - послышались голоса среди присутствующих.
   - Есть! Будет сделано! Завтра же мы начнем минирование, - сказал адмирал, садясь на свое место. - Но маяк, товарищи, - это большая ценность... Я не уверен в том, что его стоит взрывать. Иностранцы имеют, конечно, свои точные морские карты... Фарватер в Двинской губе известен даже капитанам частных коммерческих судов... При чем же тут ориентир?