Взобрался Михайло на дуб, а ворона испугалась расправы и за реку улетела с карканьем. Стал медведь разные предметы, что в гнезде лежали, на землю сверху сбрасывать. Сначала ежовые брюки упали – их Федор тут же на себя напялил и, довольный, лапки в карманы засунул. Вскоре и другие вещи с дуба посыпались.

– Это же мои очки! – закричал вдруг лось Леопольд. – Я их еще прошлым летом утратил!

– Ой, мои часики! И колечко! – воскликнула Лариса.

– Кольцо мое! – смело возразила Толикова мама. – Я его осенью возле норки обронила, когда морковь собирала, а потом найти не смогла.

– А часы я на пеньке за оврагом забыл, – сказал Вольдемар хмуро.

Леопольд, надевший очки, сквозь одно стекло строго взглянул на Лариску, и та нехотя отдала вещички. Почти все звери какую-нибудь свою пропажу обнаружили, только Лариска ничего не получила, потому что свои вещи никогда не теряла. Поэтому она обиделась и ушла чуть не плача.

Наконец с дуба спустился сам Михайло. В его левом ухе сверкала и переливалась всеми цветами прекрасная стеклянная серьга.

– Приглашаю всех в циркотеатр, на мед! – возгласил он. – Федору двойная доза!

И звери, радостно гомоня, отправились на пир. Лариска послушала из кустов, как они шумят, и сзади пристроилась – а почему нет? Она думала, что неплохо бы ей с той талантливой вороной познакомиться. Как вот только на дерево взобраться?

[1]

(подражание Хармсу)

Пушкин завсегда говорил: «Вот ужо умру – попомните тогда Пушкина!» Так оно все и вышло. Однако все почему-то думают, что Пушкина помнят из-за его стихов. Это, конечно, не так, потому что Пушкин почти не писал стихи. А чем он занимался – это еще выяснить надо.

Пушкин любил охотиться. Он всегда брал ружье у Пестеля, потому что свое заложил в ломбарде. Пестель неохотно давал ему ружье, потому что боялся, что Пушкин отнесет его в ломбард. Он говорил: «Заложишь ружжо – застрелю, сука, понял?!» «Ладно, ладно!» – отвечал Пушкин и шел на охоту.

Пушкин любил сдавать бутылки. Он всегда стрелял их у Пестеля и Кюхельбекера, потому что свои спьяну выкидывал в окно. Кюхле и Пестелю это очень не нравилось, поэтому они тоже сдавали бутылки. Потом они покупали водку и пили ее на троих. Пьяный Пушкин был невыносим и декламировал свои лучшие стихи.

Пушкин родился в Эфиопии, где и прожил большую часть своей жизни. Поэтому основной его вклад в мировую литературу составляют не стихи, а песни племен.

При жизни Пушкина его произведения не печатали, а стали печатать только после 1917 года, потому что Ильич хорошо помнил, как они с Пушкиным пили самогонку, когда тот приходил за лампочками.

Когда Пушкин был маленьким, он любил свою няню – Арину Родионовну. В зрелом возрасте он любил Н. Гончарову и А. Керн. Стихи же он начал писать, будучи совсем дряхлым стариком – а что же ему еще оставалось?

Принято почему-то думать, что главным делом в жизни Пушкина было написание стихов. Сам Пушкин думал иначе.

Пушкин очень любил печатать на пишущей машинке, которую он брал у Пестеля. Пестелю это очень не нравилось, и он всегда ворчал: «А ну как, брат Пушкин, сломаешь ты мне машинку? На чем я тогда свою прокламацию печатать стану?» Но Пушкин очень уж любил печатать, и свою фамилию всегда пробивал красным цветом, вот так: Пушкин.

Пушкин любил сытно пожрать. После этого он всегда крепко рыгал в самые неподходящие моменты, за что его и убил Дантес, не выносивший дурных манер.

Молодой Пушкин был натурой увлекающейся. Так, в возрасте 14-ти лет Пушкин поехал строить БАМ. Построив его, понял, что сделал он это, по-видимому, зря, и это послужило ему хорошим уроком.

Пушкин любил играть в футбол. Он обыкновенно очень долго водился. Пестель ему кричит: «Пас! Пас, сука!» А Пушкин не дает. Так и играл.

Пушкин любил кататься на велосипеде. Бывало, увидит велосипед, и давай на нем кататься. Спицы сверкают, педали вращаются. Прямо ужас!

Пушкин очень любил учиться. Потому что он дружил с Лениным, и тот на него положительно влиял. Вот однажды читает он Ландафшица, а тут Пестель приходит и зовет водку пить. А Пушкин отвечает: «Не видишь, сука, я учусь?! Не лезь, убью!» Пестель обиделся и ушел пить водку с Кюхельбекером.

Однажды Пушкин решил позвать Пестеля пить водку. Но тот как раз куда-то ушел, поэтому Пушкин оставил ему под дверью записку. Пришел Пестель, видит – записка от Пушкина. Подхватил цилиндр и помчался к Пушкину. Прибежал и горничную Надьку за ж…у – цап! Потом заходит к Пушкину и видит, что тот уже с дивана свесился, а рядом Кюхельбекер в тазик рыгает. Посмотрел на это Пестель, плюнул и ушел в пивную. А что же еще ему оставалось?

Пушкин ужасно не любил марксистско-ленинское учение. Из-за этого он часто дрался с Лениным и кричал: «Убью, сука!» А Ленин называл его троцкистско-бухаринским шпионом. Как недавно выяснилось, зря.

Пушкин любил ругаться матом, как сапожник. Бывало, на совещании в Политбюро так завернет, что у всех уши вяли. «Полегче, Саша!» – говорил ему Ленин. Пушкин обижался и уходил в пивную.

Пушкин любил ездить в отпуск на Черное море. Он бывал там каждый год. Поэтому когда его спрашивали, были ли у него в роду негры, он сильно обижался и говорил: «Просто я так загорел на море!» Он шумел и обвинял собеседника в расизме. Поэтому Ленин часто говорил о нем ласково: «Наш чернож…й Саша».

Однажды Пушкин купил в магазине книгу Л.И. Брежнева «Малая Земля» и прочел ее за одну ночь. Потом он пошел к Пестелю и спросил: «Кто этот гениальный писатель?» Пестель удивился и говорит: «Это же Генеральный Секретарь ЦК КПСС!» И они пошли пить пиво.

Пушкин страсть как любил детей. В этом пункте их с Лениным взгляды совпадали. Бывало, сидят они в Смольном, пьют чай и едят сахар вприкуску. Рассуждают о детях. «А ты Хармса читал, Саша? – говорит Ильич. – Вот ведь сука, детей не любит». «Ну да, Вовик! – отвечает Пушкин. – Он еще про меня анекдоты сочиняет. Точно, сука!»

Пушкин очень любил жизнь. Он однажды написал стих, где были такие слова: «Я люблю тебя, жизнь!» Потом его друг Бах написал к этому стиху музон, и все эту песню полюбили. Иосифу Виссарионовичу она тоже очень нравилась. А Ленин эту песню не любил. Он говорил, что надо не песни петь, а строить основы социализма.

Однажды Пушкину было очень тоскливо, и он послал Надьку за Дантесом, чтобы тот его застрелил. Однако тому было лень ехать к Пушкину, и он послал ему бутылку водки. Пушкин выпил, и ему стало весело. Он запел марш и побежал щупать горничную Надьку.

Впервые увидев Дантеса, Пушкин не узнал его и обозвал белой обезьяной, за что и поплатился.

Пушкин очень любил музеи и памятники.

Пушкин очень любил читать книги. Особенно ему нравился роман в стихах «Евгений Онегин», который он называл энциклопедией русской жизни. Он говорил всем: «Онегин – вылитый я!» Но он был всего лишь старым эфиопским негром.

Вопреки распространенному мнению, Пушкин вовсе не был сумасшедшим. Просто ему тяжело давался русский язык, особенно произношение буквы Ъ. Тщась научиться, он постоянно твердил одно и то же: «Ъ-ъ-ъ-ъ-ъ-ъ…» Тогда-то все и решили, что он бешеный, и посадили его на привязь. Так он и умер, непонятый.

Мало кто знает, что СПИД в Россию завез Пушкин, долгое время проживавший в Африке. От него он и умер.

Гимназия, в которой учился Пушкин, была с математическим уклоном. Поэтому Пушкин довольно хорошо знал таблицу умножения и даже ездил на математические олимпиады гимназистов. Между прочим, Н. Гончарова была его учительницей по математике, хотя этот факт уже всеми забыт.

Мало кто знает, что Пушкин познакомился с А. Керн по объявлению в газете. Ане тогда было 46 лет, и у нее рос малолетний внук, названный Карлуччи в честь К. Маркса и своего итальянского деда. Пушкин всегда любил молодых бабушек.

Последнее, что сказал Пушкин, уезжая в Эфиопию, было: «Пушкин, он и в Африке – Пушкин». С тем и уехал. А и хрен с ним.


1988

[2]


Люди бывают разные –
И чистые, и грязные.
Бывают, рук не моют по утрам,
И в морду злобно смотрят вам.
Когда-то знал я человека одного –
Все время руки чисты у него,
жил он давно (ХХ век),
Фамилии Никитин, звать Олег.
Он был сообразительный мужик,
И многое он в мире сем постиг:
Умел читать, умел писать.
Но не умел он бичевать!
Вина не пил он никогда,
Его питье – свята вода;
И сигарет он не курил –
Отроду он их не любил.
Уж умер он давным-давно
(Недавно видел я в кино),
Но через много-много лет
живет в душе моей портрет.

1981

Феномен


Когда вдруг откроется дверь,
Войдет в помещение дева –
Товарищ, глазам своим верь,
Прикрой отверзание зева!
Восстань и словами любви
Приветствуй возникшее чудо,
От курицы кус оторви,
Подай с ананасами блюдо.
Нарежь ей ножом сервелат,
Воздвигни кастрюлю с водою,
Чтоб сделать вареный батат,
И в кружку налей ей спиртное.
Когда же покажется мало –
Как будто уйдя за вином,
В сугробе, холодном и талом,
Забудься живительным сном.

1994

Римлянин


Когда бы девы волоокой
Я осязать изгибы смог,
Сраженный искренне, глубоко,
Я б тотчас, верно, занемог.
В тоске как тетерев токуя,
И так я грезами томим
О шоколадном поцелуе.
Ах, Цинтия, позволь, я буду
Надежды полным без причин.

?

Направляясь на свидание к подножию Фудзи


Медленно время течет
Ночь приводя незаметно
На окне автобуса лед

1988
Лимерики

Жил дедушка в городе Бресте,
Сидевший всю ночь на насесте.
Головой он качал,
Когда солнце встречал,
И злобно вертелся на месте.


Один старичок из Бомбея
Считался потомком Помпея.
Он очень гордился,
И громко хвалился,
А днем выставлялся в музее.


Жила в Татарстане бабулька,
Что сперла у внука свистульку.
Она так свистела,
И так свиристела,
Что сослали ее в Акапулько.

Патологоанатомия


Рассую твои нейрончики по полочкам,
На твоих нервишках этикетки налеплю,
Разолью твой костный мозг по пухлым колбочкам –
Я тебя классифицировать люблю.

1989

Об еже


Ежик съел одну морковку
И подумал: «Очень вкусно!»
Так он схрупал килограмм,
И в кладовке стало пусто.
Ежик впал в затяжной летаргический сон,
Он нимало не мохал и овощем был ободрен.
Хоть и чувствовал резь в животе, но спокойно лежал,
И опасности, что на него надвигалась, он не вполне сознавал.
От моркови погибель не слаще, чем смерть от ножа:
Вот подкралась беда и ударила в брюшко ежа,
Бедный ежик лежал и беззвучно стонал,
Гадкий овощ у ежика жизнь отобрал.

1989

* * *


Ах, как тонкие пальчики
(ноготки, словно лезвия)
впились в гладкое,
Крепкое тельце мое!
Впрочем, это цветочки,
Ты же – горькая ягодка.
Прикоснусь к твоей кожице
И нежно резцами сдавлю.
И под теплой, мохнатой поверхностью,
Освещенной лишь бликом
Моих серых зрачков,
Поплыву я по терпкой реке неизвестности
Из моих фантастических снов.

?

Самокритик


Я танцую на лезвии, чувствую – явственно,
Твои ясные глазки сверкают в ночи.
Ты так дивно чиста, а я злой и безнравственный,
И готов целый день пролежать на печи.
Твой волнительный лик перманентно мне грезится,
В кровь вторгается жар твоих розовых губ.
Ну а я, как всегда, говорю околесицу,
Безобразный урод и как каторжник груб.
А в мечтах твой горячий язык я кусаю,
Глажу теплую спинку холодной рукой,
И при вспышке прозрения враз понимаю,
Что я гадкий, убогий и просто тупой.

?

Труба астронома


Как безумный астроном, с трубою
Изучаю Солнце я живое.
В звездном атласе его вы не найдете,
Разве если случай улыбнется –
Как комета, мимо вы пройдете:
Только гравитонами коснется.
А какие в его шкурке пятна!
Их четыре – три поменьше, как монетки,
Что десятилетие ржавели,
Или как червленые конфетки
В переплете желтой паутели.
На бокал четвертое похоже,
Но протуберанцы ручки-ножки
То пятно, как правило, скрывают,
Ну а если все же разойдутся –
Как суровый астроном, с трубою,
Я к нему свирепо устремляюсь,
И восторг познания отведав,
От безумных истин отрекаюсь!

2001

Если ты на унитазе
Посидел совсем немножко,
Но залить успел мочою,
Или калом засорить,
Не спеши смывать водицей
Все, что ты внизу наделал!
Бесполезно это дело
И бессмысленно при этом,
Потому что в унитазе
Может больше поместиться,
Чем за раз сумел ты дать.
Так зачем же тратить воду
Ручку дергать оголтело?
Все равно ведь сядет кто-то,
Чтоб твой подвиг повторить.
Пусть тогда он и смывает,
Тратит даром свои силы,
Если думать не умеет,
И заглядывать вперед.

1

Написано в соавторстве с В.П. Павловым

2

Неизвестный автор XXI в.