Страница:
Достигнув края котловины, я пошел вдоль него, надеясь, что до цели не слишком далеко. Вскоре склон стал достаточно покатым, и показался широкий темный зев тоннеля. Я на коленях взобрался по откосу и огляделся в поисках опрокинутой мной тележки, но ее не было. Конечно, рабочие могли зачем-либо увезти ее, но спускаться вниз и искать другой проход, чтобы проверить это предположение, было выше моих сил. Не оглядываясь, я зашагал вперед, время от времени на ходу прикрывая глаза и иногда садясь прямо на мокрую глину, чтобы перевести дух.
Скоро я вновь увидел на стенах ручейки воды и поспешил напиться и заполнить сосуд. После ледяной влаги в голове слегка прояснилось, и я подумал, что выбрал не ту дорогу — поскольку, основываясь на карте, не предполагал приблизиться к реке. Я направил блеклый лучик света под ноги и похолодел: следов от повозок не было. Стараясь не порвать порезанную схему катакомб, я расстелил ее на полу и еще раз вгляделся в выбранный мной путь. И когда я это сделал, то отчетливо осознал, что моя невнимательность при ходьбе с закрытыми глазами и почти без света может мне дорого стоить. Скорее всего, я не заметил поворота основного тоннеля, ясно видимого на схеме, и продолжал идти прямо, то есть по ходу, не обозначенному на карте.
Я очень устал, и мне страшно хотелось спать. Следовало повернуть назад и более пристально осматриваться по сторонам, но непреодолимая тяжесть давила мое измученное тело. Я спрятал схему, саблей начертил на стене стрелу, чтобы окончательно не заблудиться, и улегся на мерзлый пол, подвернув под голову руку.
Разбудило меня прикосновение к щеке чего-то ворсистого и негромко сопевшего. Я отпрянул и выбросил в темноту оружие, скользнув им по спине резко пискнувшего пришельца. Призма осветила верткий хвост, с другой стороны прохода также раздался звук быстро убегавших когтистых лап. Стиснув зубы, я в несколько этапов распрямил окаменевший позвоночник и поднялся на ноги, для надежности опираясь о стену. Настороженное черное молчание окружало меня, и даже мягкий шелест воды, стекавшей вдоль ложбинок, подчеркивал тяжесть моего положения. Желудок выдавал отчаянные голодные спазмы.
Искренне веря в свою удачу, я повернул в обратную сторону, уже не скрываясь и вовсю используя вялую призму. Мои гулкие шаги эхом затихали где-то впереди и позади меня. Наконец я увидел слева долгожданный темный провал, не замеченный мной раньше, и свернул в него. Как я мог быть так беспечен, что не обратил внимания на колею? Приободрившись и почти не обращая внимания на голод и боль, я шагал по тоннелю, насвистывая какую-то популярную опереточную мелодию, и почти пропустил смену глинистого пола каменным, довольно неровным и начавшим подниматься. После недолгого раздумья я пришел к выводу, что слой почвы в окрестностях этого возвышения тонок и строителям подземелий пришлось проложить их прямо по подземным скалам.
Почти сразу за появлением камня под ногами я оказался перед развилкой с тремя новыми ходами. Они ничем не отличались друг от друга. В растерянности я достал карту и вгляделся в место своего предполагаемого нахождения, но оно было прорисовано как-то нечетко, так что я с равным успехом или, наоборот, неудачей мог выбрать любой из двух левых тоннелей. Как я ни всматривался в схему, единственное, на что я мог полагаться в данном случае — везение. Если я не угадаю, в лучшем случае мне еще долгое время придется плутать в катакомбах, а в худшем я пойду на корм крысам, чьи наглые шаги и пыхтение то и дело раздавались со всех сторон. Решив не тратить время впустую, я выбрал один из тоннелей и двинулся по нему, но сразу же наткнулся на человеческий скелет. Я рассудил, что такое начало — недобрая примета, вернулся назад и пошел по второму из возможных проходов.
Я уже потерял всякую ориентацию во времени, когда ход вновь разветвился, и мне снова пришлось выбирать, тупо глядя на клочок бумаги в руке, затем через небольшое расстояние — снова, и тогда я наконец осознал, что в самом начале выбрал ложный путь. Наверное, из каверны с фабрикой существовало не два выхода, а три или больше. Вера в относительную точность схемы сыграла со мной очень злую шутку. Еще немного я автоматически шел вперед, игнорируя боковые проходы, постепенно опускаясь все глубже в недра земли, затем неожиданно наступил в лужу, вяло выбрался из нее и присел на подвернувшийся камень. С потолка опять капала вода, орошая мои спутанные волосы и стекая по лбу и спине. Я апатично осветил маленький склеп, в котором очутился — глина, лужи, камни и черные щели в стенах.
Я перебрался на более сухое место и лег на жесткое ложе. Сил идти дальше не было, и мыслей тоже, кроме, пожалуй, одной — мой скелет будет не первым и даже, скорее всего, не вторым. Еще я вспомнил об Агнессе, и поскольку я как раз прижал себе ухо, в сознании возникли мутные продольные полосы и треск. Неудачное применение серьги в подземельях уже становилось системой.
Из долгого забытья меня вывел чей-то звонкий смех. Я лежал и чувствовал сырость и режущую боль в боку, ясно понимая, что сошел с ума, и удивляясь, что вот так, самостоятельно могу поставить себе диагноз. Но вслед за смехом отчетливо раздался мужской голос, потом снова женский, то есть где-то рядом велась оживленная беседа. Не веря собственным ушам, я извлек призму и еще раз осветил пещеру — вход, выход, до боли знакомые элементы подземелья и прямо над своей головой — конец ржавой металлической лестницы.
Все еще сомневаясь в собственном рассудке, я вскочил и попробовал ухватиться за нижнюю перекладину, но она располагалась слишком далеко от земли. Я подкатил к своему ложу валун — откуда только силы взялись — и уже с него смог взяться за металл. Когда я зацепился за лестницу всеми своими руками и ногами, то был уверен, что не смогу сделать больше ни одного движения. Тем не менее я все же взобрался под самый потолок, к человеческим голосам, и принялся стучать кулаком по каменной плите, преградившей мне путь к свету. Женский вскрик почему-то убедил меня в том, что я не рехнулся. Моля Хранителя о помощи, я достал из кармана семигранную призму и приложил ее к щели, махнув рукой на риск быть погребенным под обломками. Выбив половину плиты, громыхнувшую осколками где-то далеко внизу, я ухватился за острые края камня и отчаянным усилием вывернул остатки преграды из земляных пазов. Полностью обессилевший, я выбрался из дыры и растянулся на чем-то твердом и холодном.
— Во имя Хранителя, что с ним, Гай? — произнес надо мной взволнованно-истеричный женский голос.
— Откуда мне знать, Марта, — пробормотал в ответ ее спутник.
Легко могу представить себе их изумление и растерянность, когда прямо на их глазах откуда-то из недр земли с грохотом вырвался грязный оборванец с герцогской саблей на поясе.
— Чем вы там занимались, сеньор? — настороженно вопросил меня юноша, по виду — обычный представитель купеческого сословия.
Лежать на выщербленных ступенях широкой лестницы, полого спускавшейся к засоренному городскому пруду, мне понравилось ничуть не больше, чем в темных катакомбах. Я еще помнил, как сиживал на этих ступенях когда-то очень давно, в компании забытой девицы, и рассуждал о проложенных в глубинах тоннелях, скорее всего, затопленных подземными водами. Опираясь на ладонь, я предпринял смелую попытку подняться, и Гай поспешил протянуть мне руку помощи. Девушка подхватила меня с другой стороны, и общими усилиями они усадили меня в маленькую лодку, что покачивалась на мелких волнах.
— Значит, это правда? — Красивые узкие глаза Марты широко распахнулись и жадно изучали мой непрезентабельный вид. — Внизу и в самом деле страшные катакомбы?
Молодой человек стоически греб к пристани, но было видно, что, так же как и подругу, его распирает от любопытства. Еле ворочая языком, я ответил с наибольшей доступной мне учтивостью:
— Извините меня, я понимаю, что выгляжу нелепо и хочу слишком многого. Помогите мне добраться до особняка Первого Ландлорда Реднапа… Я очень устал.
Подземелья настолько вымотали меня, я пережил там столько ужасных мгновений, что проявить недоверие к этим милым людям казалось мне полной глупостью. К тому же на всякий случай я постарался ненавязчиво внушить им мысль о крупном вознаграждении. После этого я наконец позволил глазам закрыться и погрузился в умиротворенное полузабытье.
Время от времени я приходил в себя, как правило, после резких остановок или поворотов машины, в которую усадили меня попутчики. Не знаю, как им удалось раздобыть ее, но помню приглушенный торг относительно стоимости проезда. Смутно видел я также недоумевающее лицо капрала Тарга, пропустившего нас через пост, слышал испуганные возгласы тетушки Сью и озабоченные — старика Во, пока меня транспортировали по лестнице наверх. Воспользовавшись моим безропотным молчанием, добрая старушка влила мне в глотку полную чашку какого-то гнусного варева. Как ни странно, голода я совсем не чувствовал, поэтому с облегчением растянулся на кровати и провалился в сон.
13. Извне
Скоро я вновь увидел на стенах ручейки воды и поспешил напиться и заполнить сосуд. После ледяной влаги в голове слегка прояснилось, и я подумал, что выбрал не ту дорогу — поскольку, основываясь на карте, не предполагал приблизиться к реке. Я направил блеклый лучик света под ноги и похолодел: следов от повозок не было. Стараясь не порвать порезанную схему катакомб, я расстелил ее на полу и еще раз вгляделся в выбранный мной путь. И когда я это сделал, то отчетливо осознал, что моя невнимательность при ходьбе с закрытыми глазами и почти без света может мне дорого стоить. Скорее всего, я не заметил поворота основного тоннеля, ясно видимого на схеме, и продолжал идти прямо, то есть по ходу, не обозначенному на карте.
Я очень устал, и мне страшно хотелось спать. Следовало повернуть назад и более пристально осматриваться по сторонам, но непреодолимая тяжесть давила мое измученное тело. Я спрятал схему, саблей начертил на стене стрелу, чтобы окончательно не заблудиться, и улегся на мерзлый пол, подвернув под голову руку.
Разбудило меня прикосновение к щеке чего-то ворсистого и негромко сопевшего. Я отпрянул и выбросил в темноту оружие, скользнув им по спине резко пискнувшего пришельца. Призма осветила верткий хвост, с другой стороны прохода также раздался звук быстро убегавших когтистых лап. Стиснув зубы, я в несколько этапов распрямил окаменевший позвоночник и поднялся на ноги, для надежности опираясь о стену. Настороженное черное молчание окружало меня, и даже мягкий шелест воды, стекавшей вдоль ложбинок, подчеркивал тяжесть моего положения. Желудок выдавал отчаянные голодные спазмы.
Искренне веря в свою удачу, я повернул в обратную сторону, уже не скрываясь и вовсю используя вялую призму. Мои гулкие шаги эхом затихали где-то впереди и позади меня. Наконец я увидел слева долгожданный темный провал, не замеченный мной раньше, и свернул в него. Как я мог быть так беспечен, что не обратил внимания на колею? Приободрившись и почти не обращая внимания на голод и боль, я шагал по тоннелю, насвистывая какую-то популярную опереточную мелодию, и почти пропустил смену глинистого пола каменным, довольно неровным и начавшим подниматься. После недолгого раздумья я пришел к выводу, что слой почвы в окрестностях этого возвышения тонок и строителям подземелий пришлось проложить их прямо по подземным скалам.
Почти сразу за появлением камня под ногами я оказался перед развилкой с тремя новыми ходами. Они ничем не отличались друг от друга. В растерянности я достал карту и вгляделся в место своего предполагаемого нахождения, но оно было прорисовано как-то нечетко, так что я с равным успехом или, наоборот, неудачей мог выбрать любой из двух левых тоннелей. Как я ни всматривался в схему, единственное, на что я мог полагаться в данном случае — везение. Если я не угадаю, в лучшем случае мне еще долгое время придется плутать в катакомбах, а в худшем я пойду на корм крысам, чьи наглые шаги и пыхтение то и дело раздавались со всех сторон. Решив не тратить время впустую, я выбрал один из тоннелей и двинулся по нему, но сразу же наткнулся на человеческий скелет. Я рассудил, что такое начало — недобрая примета, вернулся назад и пошел по второму из возможных проходов.
Я уже потерял всякую ориентацию во времени, когда ход вновь разветвился, и мне снова пришлось выбирать, тупо глядя на клочок бумаги в руке, затем через небольшое расстояние — снова, и тогда я наконец осознал, что в самом начале выбрал ложный путь. Наверное, из каверны с фабрикой существовало не два выхода, а три или больше. Вера в относительную точность схемы сыграла со мной очень злую шутку. Еще немного я автоматически шел вперед, игнорируя боковые проходы, постепенно опускаясь все глубже в недра земли, затем неожиданно наступил в лужу, вяло выбрался из нее и присел на подвернувшийся камень. С потолка опять капала вода, орошая мои спутанные волосы и стекая по лбу и спине. Я апатично осветил маленький склеп, в котором очутился — глина, лужи, камни и черные щели в стенах.
Я перебрался на более сухое место и лег на жесткое ложе. Сил идти дальше не было, и мыслей тоже, кроме, пожалуй, одной — мой скелет будет не первым и даже, скорее всего, не вторым. Еще я вспомнил об Агнессе, и поскольку я как раз прижал себе ухо, в сознании возникли мутные продольные полосы и треск. Неудачное применение серьги в подземельях уже становилось системой.
Из долгого забытья меня вывел чей-то звонкий смех. Я лежал и чувствовал сырость и режущую боль в боку, ясно понимая, что сошел с ума, и удивляясь, что вот так, самостоятельно могу поставить себе диагноз. Но вслед за смехом отчетливо раздался мужской голос, потом снова женский, то есть где-то рядом велась оживленная беседа. Не веря собственным ушам, я извлек призму и еще раз осветил пещеру — вход, выход, до боли знакомые элементы подземелья и прямо над своей головой — конец ржавой металлической лестницы.
Все еще сомневаясь в собственном рассудке, я вскочил и попробовал ухватиться за нижнюю перекладину, но она располагалась слишком далеко от земли. Я подкатил к своему ложу валун — откуда только силы взялись — и уже с него смог взяться за металл. Когда я зацепился за лестницу всеми своими руками и ногами, то был уверен, что не смогу сделать больше ни одного движения. Тем не менее я все же взобрался под самый потолок, к человеческим голосам, и принялся стучать кулаком по каменной плите, преградившей мне путь к свету. Женский вскрик почему-то убедил меня в том, что я не рехнулся. Моля Хранителя о помощи, я достал из кармана семигранную призму и приложил ее к щели, махнув рукой на риск быть погребенным под обломками. Выбив половину плиты, громыхнувшую осколками где-то далеко внизу, я ухватился за острые края камня и отчаянным усилием вывернул остатки преграды из земляных пазов. Полностью обессилевший, я выбрался из дыры и растянулся на чем-то твердом и холодном.
— Во имя Хранителя, что с ним, Гай? — произнес надо мной взволнованно-истеричный женский голос.
— Откуда мне знать, Марта, — пробормотал в ответ ее спутник.
Легко могу представить себе их изумление и растерянность, когда прямо на их глазах откуда-то из недр земли с грохотом вырвался грязный оборванец с герцогской саблей на поясе.
— Чем вы там занимались, сеньор? — настороженно вопросил меня юноша, по виду — обычный представитель купеческого сословия.
Лежать на выщербленных ступенях широкой лестницы, полого спускавшейся к засоренному городскому пруду, мне понравилось ничуть не больше, чем в темных катакомбах. Я еще помнил, как сиживал на этих ступенях когда-то очень давно, в компании забытой девицы, и рассуждал о проложенных в глубинах тоннелях, скорее всего, затопленных подземными водами. Опираясь на ладонь, я предпринял смелую попытку подняться, и Гай поспешил протянуть мне руку помощи. Девушка подхватила меня с другой стороны, и общими усилиями они усадили меня в маленькую лодку, что покачивалась на мелких волнах.
— Значит, это правда? — Красивые узкие глаза Марты широко распахнулись и жадно изучали мой непрезентабельный вид. — Внизу и в самом деле страшные катакомбы?
Молодой человек стоически греб к пристани, но было видно, что, так же как и подругу, его распирает от любопытства. Еле ворочая языком, я ответил с наибольшей доступной мне учтивостью:
— Извините меня, я понимаю, что выгляжу нелепо и хочу слишком многого. Помогите мне добраться до особняка Первого Ландлорда Реднапа… Я очень устал.
Подземелья настолько вымотали меня, я пережил там столько ужасных мгновений, что проявить недоверие к этим милым людям казалось мне полной глупостью. К тому же на всякий случай я постарался ненавязчиво внушить им мысль о крупном вознаграждении. После этого я наконец позволил глазам закрыться и погрузился в умиротворенное полузабытье.
Время от времени я приходил в себя, как правило, после резких остановок или поворотов машины, в которую усадили меня попутчики. Не знаю, как им удалось раздобыть ее, но помню приглушенный торг относительно стоимости проезда. Смутно видел я также недоумевающее лицо капрала Тарга, пропустившего нас через пост, слышал испуганные возгласы тетушки Сью и озабоченные — старика Во, пока меня транспортировали по лестнице наверх. Воспользовавшись моим безропотным молчанием, добрая старушка влила мне в глотку полную чашку какого-то гнусного варева. Как ни странно, голода я совсем не чувствовал, поэтому с облегчением растянулся на кровати и провалился в сон.
13. Извне
Когда я очнулся и подумал, что неплохо было бы перекусить чем-нибудь вроде тушки молодого бути, за окном был уже день. Маленький кристалл зеленел возле изголовья постели, но наружный свет, проникавший сквозь мутное стекло, делал его старания излишними.
В комнату заглянула Сью и шумно обрадовалась моему пробуждению. Я прервал ее сбивчивые охи и высказался насчет завтрака. Во всяком случае, я надеялся, что день только начинается.
Я чувствовал себя на удивление прилично, смущал меня только тонкий слой липкой мази на лице и руках. Очень может быть, что именно благодаря ней я избавился от докучного жжения кожи. Прохладная вода в умывальне окончательно привела меня в форму, и я спустился вниз, будучи полностью готов к новым свершениям. В кабинете меня нетерпеливо ожидал дядя, и в промежутках между заглатыванием огромного куска мяса я вкратце поведал ему о подземной фабрике, взрывающихся призмах и своих блужданиях в катакомбах. Напоследок я продемонстрировал ему рваную карту подземелий и пожаловался на ее неточность.
— Поздравляю, Бернард, — наконец молвил дядя, но особенной радости в его голосе я не заметил. — Честно говоря, я почти не рассчитывал на то, что тебе удастся обнаружить фабрику. Теперь мне понятно, что вызвало повсеместный сбой в работе призм вчерашним вечером.
Реднап долго молчал, затем разразился мрачной речью.
— Увы, мой мальчик, хоть вы с Хранителем и прекратили на какое-то время производство фальшивок, боюсь, что ничего еще не закончилось. Буквально сейчас передовой отряд бунтовщиков занимает казармы рядом с Ристалищем. Никто не может сказать, что начнется, когда основные силы северян войдут в столицу. Но Тан займет дворец и объявит себя новым правителем страны, в этом я не сомневаюсь. Не исключено, что приказ о штурме резиденции получит Мартин, его человек в армии бунтовщиков. Мой последний агент донес о небольших разногласиях между Таном и Мартином — первый настаивает на немедленном взятии дворца, второй же предлагает подождать смерти Хранителя. Впрочем, — невесело усмехнулся он, — тогда они еще не знали о неполадках на фабрике и полагали, что естественной развязки ждать осталось совсем недолго. Так что вполне возможно, когда до них дойдет известие о приостановке производства фальшивок, они сойдутся во мнениях и не станут ждать, и чернь под началом Мартина, Тана или кого-нибудь из местных главарей нападет на нас. Наши малочисленные гвардейцы не смогут, да и не станут им препятствовать, — горько подытожил он и отхлебнул прямо из горлышка винной бутылки.
— Мне нужно встретиться с Хранителем, — сказал я.
Дядя с недоумением взглянул на меня.
— Я выменял на дрова баркас и приказал слугам начать погрузку вещей, — сообщил он. — Мы отправляемся в мой замок, и я решительно рекомендую, нет, настаиваю на том, чтобы ты ко мне присоединился. Ты ничем не сможешь ему помочь.
— Неужели все так плохо?
— Настолько, что я едва ли не последний из Ландлордов, до сих пор остающийся в столице. Артефакт умирает, Берни, и Хранитель вместе с ним. Перерасход энергии благодаря фальшивым призмам так велик, что нам осталась от силы неделя. Иными словами, на этот раз мы опоздали.
Я не верил собственным ушам.
— Выходит, все было напрасно? — спросил я, глядя на старого, подавленного Реднапа, но видя перед собой окровавленное лицо, искаженное болью и ужасом, слыша шипение горящей плоти и писк крыс, мерный звук падающих капель и свист ветра в черных подземельях.
— Мне очень жаль, мальчик мой, но, по-моему, ты лишь ненадолго отсрочил гибель порядка… В чем же мы ошиблись? — бессильно пробормотал он.
После долгого молчания, нарушавшегося только шорохом дождя, я сказал:
— Пожалуйста, отправьте кого-нибудь за Агнессой и постарайтесь уговорить ее покинуть город. Я должен встретиться с Хранителем. Проклятье, почему вы не слышите, как он призывает к себе хоть кого-нибудь?
Реднап смешался и недоуменно взглянул на меня, но тотчас твердо ответил:
— Я знаю, что он приказал нам спасаться, Бернард. Последние впечатления плохо подействовали на твою психику. Пожалуйста, подготовься к переезду в мой замок, мы должны торопиться.
Я вышел из кабинета и облачился в соответствующую дождливой погоде одежду, нацепил многострадальную саблю и вышел из дома. Мелкие капли влаги создали над городом подобие тумана. Пока я шагал по безлюдным улице и мосту через реку, сырость, казалось, заполнила даже мои легкие. Мрачная громада дворца темным силуэтом вырисовывалась из белесой мороси, мокрая и тяжелая, как многие века, в течение которых власть Хранителей подчиняла себе жизнь государства.
Два гвардейца, скучавших под аркой, лениво взглянули на мой пропуск и кивнули на вторую парадную лестницу во внутреннем дворе здания. Сапоги скользили по мокрым ступеням, источенным ногами тысяч посетителей. Я знал, что самостоятельно не найду Хранителя, и надеялся только на его благорасположение. Внутри, рядом с массивной, обитой медью двустворчатой дверью мерцали три призмы, соперничая по слабости света с узкими окнами. Помню, как я был поражен аскетичностью обстановки, попав во дворец впервые, на церемонию бракосочетания Хранителя. Но сотни ярко сиявших кристаллов создали необыкновенную, неземную атмосферу. Оркестр, лучший в стране, старательно выводил традиционную мелодию, и простота внутреннего убранства дворца перестала ощущаться, пропала в вихре чувства сопричастности таинству, вскоре приведшему к появлению маленькой Миры. Только один раз за всю долгую историю династии Хранителем была женщина, не оставившая заметного следа в памяти потомков. Однако не лучшая ли это похвала правителю?
Бывали времена, когда в этом огромном здании жило по тысяче человек одновременно, почти непрерывный гул голосов заполнял просторные гостиные и курительные, слуги десятками сновали между комнатами, выполняя поручения лордов и сеньоров всех рангов, их жен и детей. Сейчас же полная тишина, живо напомнившая мне о подземельях, окружала меня. Все, кто имел хоть какой-то угол в южных провинциях, уехали из столицы, остальные купили или сняли квартиры, чтобы быть подальше от власти во времена ее кризиса.
Ожидая сигнала, я очистил сознание от мыслей и медленно пошел по коридору в направлении Церемониального зала, отстраненно рассматривая выцветшие гобелены. Вскоре я уже знал, куда мне идти, достиг ближайшей башни и поднялся на второй этаж. Невидимая рука подвела меня к одной из обыкновенных дверей, я тихо постучал и отворил ее.
Меня встретила леди Вита, обычная веснушчатая женщина, каких много в среднем сословии, скромно одетая в темно-зеленое платье с отложным воротником и глубоким вырезом, в котором белел корсаж. Бессистемно расположенные оборки покрывали длинный подол платья. Изящные, прозрачно-зеленые камни в ее ушах не могли отвлечь внимание от заплаканного лица. Очевидно, в последние недели она уделяла своей внешности мало внимания.
В комнате было слишком жарко. Помимо нескольких призм, горел большой камин с целой горой дров внутри. Поблизости от него стояла широкая кровать, на которой под черным одеялом лежал Хранитель, бледная копия того жизнерадостного и бодрого человека, которого я видел несколько лет назад. Не открывая запавших глаз, он кивнул мне, и я шагнул к нему, заметив при этом симпатичную девочку в сиреневом платьице, рассеянно и серьезно взглянувшую на меня. Она сидела подле кровати отца. Пышные рукава с кружевными манжетами прикрывали ее подогнутые острые коленки, длинные светлые волосы были перехвачены атласной ленточкой.
Я снял промокшие куртку и шляпу, Вита приняла их у меня и разложила на спинке массивного стула неподалеку от огня.
Несмотря на чудовищную жару, Хранитель часто вздрагивал и кутался в одеяло. Он был всего на три года старше меня, но в его слипшихся черных волосах я заметил белую прядь.
— Ты хорошо потрудился, Бернард, — неожиданно прошептал Вольдемар, и его голос, хоть и звучал едва слышно, отчетливо и сильно прозвучал в моей голове. После долгой паузы он продолжал: — Предки покидают нас, уходят в Ничто. Я очень сожалею, что самую большую ошибку в жизни совершил твоими руками… По крайней мере неделю я бы еще продержался. — Хранитель открыл глаза и ясно, настойчиво взглянул на меня. — Откладывать передачу власти смысла нет, Бернард, лучшего момента не представится. К сожалению, избежать этого невозможно, я знаю, что не доживу до вечера. Я призвал тебя в последний раз… Попытайся спасти мою семью — у тебя еще есть немного времени. Ландлорд должен помочь тебе. Я надеялся, что сам справлюсь со всеми проблемами, но, кажется, не доживу до вторжения.
Он кивнул жене, она приблизилась с другой стороны кровати и остановилась с неподвижным лицом. Мира подошла к изголовью и наклонилась над отцом, он обнял ее и что-то сказал ей. Я никогда еще не видел настолько серьезного и одновременно отрешенного ребенка. Ее грудь касалась головы Хранителя, он взял ее за руки и прижал их к своим вискам.
— Если что-то пойдет не так, поддержите ее, — дрожащим голосом сказала мне Вита. По ее щекам стекали слезы.
Я встал рядом с девочкой с одной стороны, Вита — с другой.
Несколько долгих мгновений Мира стояла неподвижно, затем внезапно ее тельце напряглось, руки стали сгибаться в локтях, крупная дрожь пошла от ног и закончилась спазматическим изгибом тонкой шеи. Я сосредоточил внимание на ее ладонях, и в этот момент она начала кричать на одной ноте, тонко и обреченно. Горячая пелена затуманила мне мозг, но я собрался и выстоял, хотя голос Миры просто рвал меня на части. Не представляю, что чувствовала в эти долгие мгновения ее мать.
Пространство вокруг меня стало сгущаться, приобретая зеленоватое сияние, пронизывающее все и вся. Призмы, закрепленные по стенам, с характерным, уже знакомым мне звоном стали лопаться, сея вокруг себя тонкое стеклянное крошево. Я решился посмотреть на Миру и остолбенел, остатками сознания поняв, что мне не следовало этого делать — ее ярко-зеленые, широко распахнутые светящиеся глаза, казалось, проникли в меня, обжигая душу. Все, кто находился в комнате — неподвижный Хранитель, плачущая Вита и ее дочь — растворились в тугом вихре, скрутившем меня в спираль. Я растерянно огляделся и не увидел ничего, кроме молочно-белого тумана, кружившегося вокруг меня. Порыв расходящегося веером ветра рассеял белые клочья, и я обнаружил себя стоящим на мягкой, податливой поверхности, похожей на молочное желе. Из нее стали быстро выделяться причудливой формы образования, они клубились и перетекали одно в другое, и постепенно я стал узнавать в них расплывчатые человеческие фигуры, странным образом связанные между собой. Подчиняясь неведомому закону, они двигались к некоему центру притяжения, при этом успевая, как мне показалось, совершать согласованные действия по формированию упорядоченных структур. Наиболее распространенной из них была пятигранная призма. Самая близкая аналогия увиденному, возникшая у меня — огромные самовосстанавливающиеся песочные часы, причем перевернутые, когда втекающая снизу масса вытекает сверху, потеряв ослепительную белизну и полупрозрачность и приобретя серый, как будто выжатый цвет.
Неожиданно опора под моими «ногами», такими же рыхлыми, как и все остальное, провалилась, и я плавно погрузился в эту массу, но вопреки моим опасениям она совсем не казалась сырой, а, напротив, сухой и горячей. Под нижним краем «облака» я увидел твердую на вид землю, такую, какой она представлялась мне в детских снах — на огромной территории соседствовали горы и равнины, снежные и песчаные пустыни, ледяные озера и фонтанирующие паром подземные источники. По-моему, здесь присутствовали все мыслимые виды ландшафтов. Их то и дело искажала крупная рябь.
Увлеченный созерцанием красот «природы», я не заметил, как оказался посреди степной местности, разбавленной мелкими группами деревьев. Из ближайшей ко мне вышел вполне обычный, традиционно одетый человек и направился ко мне, не торопясь и не слишком медля. Это был мой отец, но выглядел он не так, каким я его запомнил, а намного моложе. Я непроизвольно сделал встречное движение, но он жестом остановил меня:
— У меня совсем немного времени до следующего цикла, Берни, — сказал лорд Хенрик. — Ты никогда по-настоящему не любил меня, а ложные человеческие чувства здесь не имеют значения, поэтому поспешим.
Он поднял руку, и наши бестелесные, яркие тени оторвались от волнующейся поверхности. Мы взлетали все выше и выше, миновав клубящуюся воронку. Яркая изумрудная дымка окутывала призрачную страну, ее края закруглялись, истончались и исчезали в глубокой, бездонной черноте, даже сквозь сияние производившей пугающее впечатление.
— Вот он, Океан Забвения, место, где в последнее время пропадают наши старшие товарищи, — напряженно произнес Хенрик, разводя в стороны руки. — Он повсюду, и берега его все ближе и ближе, оттуда невозможно вернуться, а скоро будет и некуда…
Я оторвал взгляд от его слегка плывущего лица и вежливо осмотрелся.
— Но почему он забирает вас? Неужели ничего нельзя сделать, чтобы остановить его?
— Вы слишком многого от нас хотели, Бернард, и вы ослабили нас. Наши силы на исходе. — Мягкая печальная гримаса исказила молодое лицо моего отца, по нему прошла зыбкая рябь. — Многие из нас, те, что пришли первыми, уже канули в Океане Забвения, скоро придет и мой черед. Я знаю это, и потому свет и тепло мои слабы. Я жалею только о том, что не смог дождаться твою мать… я за многое попросил бы у нее прощения. Если ты ее когда-нибудь увидишь, передай ей, что я еще тогда простил ее, почти сразу после ее ухода.
Пока он говорил, мы стремительно спускались, черная кайма вокруг мира исчезла за горизонтом, оставив лишь смутное чувство безысходности.
— Она и в самом деле была в чем-то виновна?
— Разумеется, сынок, — удивился лорд Хенрик.
По его «телу» вновь пробежала волна, оно побелело, очертания его постепенно смазывались. Цельное, неуловимо гармоничное облачко поплыло наверх, по направлению к нижней воронке, и слилось с ней, став, наверное, одной из деталей какой-нибудь текучей конструкции.
Я опустил взгляд и с удивлением обнаружил себя на берегу моря, неправдоподобно чистого и волнующегося. На абсолютно пустом берегу, в нескольких шагах от прибоя, спиной ко мне сидел обнаженный мальчик лет пятнадцати. Увлеченный постройкой песочного замка, он не заметил моего появления, и только когда я навис над его постройкой, поднял на меня ясный взгляд.
— Папа! — воскликнул он, но не сделал попытки встать и подойти ко мне. Я опустился на колени напротив него, с изумлением всматриваясь в черты его лица. По каким-то неясным мне самому признакам я догадался, что ему вскоре также предстоит начать новый цикл.
— Почему ты почти взрослый? — потрясенно спросил я.
— Это просто, — ответил он. — Помоги мне, пожалуйста, пока не пришла волна. Все дети здесь шестнадцатилетние, это самый лучший возраст для радости. Мы все здесь только для этого, мне дедушка говорил, а он никогда не обманывает. Ведь если нам будет грустно, вам будет темно и холодно. Я хотел бы быть похожим на тебя, — неожиданно признался он.
Мы спешно достроили башенки и мостики, и как раз вовремя — пришла большая волна и смыла наше творение, оставив лишь коричневые оплывшие холмики. Бернард-младший звонко рассмеялся и побежал за хищной волной, взмахивая руками, и рассеянный свет странным образом играл в крупных брызгах морской воды. Я бросился было за ним, но он плавал гораздо быстрее и лучше меня, и я остался на берегу, а его круглая голова какое-то время еще мелькала в зелено-голубом море. Затем он почти незаметно растворился в небе.
Сквозь странную пелену в глазах я посмотрел на призрачный мир, но больше никто не пришел поговорить со мной. Этим душам, когда-то бывшим такими же, как я, людьми, если они заметили мое присутствие, нечего было сказать мне.
В комнату заглянула Сью и шумно обрадовалась моему пробуждению. Я прервал ее сбивчивые охи и высказался насчет завтрака. Во всяком случае, я надеялся, что день только начинается.
Я чувствовал себя на удивление прилично, смущал меня только тонкий слой липкой мази на лице и руках. Очень может быть, что именно благодаря ней я избавился от докучного жжения кожи. Прохладная вода в умывальне окончательно привела меня в форму, и я спустился вниз, будучи полностью готов к новым свершениям. В кабинете меня нетерпеливо ожидал дядя, и в промежутках между заглатыванием огромного куска мяса я вкратце поведал ему о подземной фабрике, взрывающихся призмах и своих блужданиях в катакомбах. Напоследок я продемонстрировал ему рваную карту подземелий и пожаловался на ее неточность.
— Поздравляю, Бернард, — наконец молвил дядя, но особенной радости в его голосе я не заметил. — Честно говоря, я почти не рассчитывал на то, что тебе удастся обнаружить фабрику. Теперь мне понятно, что вызвало повсеместный сбой в работе призм вчерашним вечером.
Реднап долго молчал, затем разразился мрачной речью.
— Увы, мой мальчик, хоть вы с Хранителем и прекратили на какое-то время производство фальшивок, боюсь, что ничего еще не закончилось. Буквально сейчас передовой отряд бунтовщиков занимает казармы рядом с Ристалищем. Никто не может сказать, что начнется, когда основные силы северян войдут в столицу. Но Тан займет дворец и объявит себя новым правителем страны, в этом я не сомневаюсь. Не исключено, что приказ о штурме резиденции получит Мартин, его человек в армии бунтовщиков. Мой последний агент донес о небольших разногласиях между Таном и Мартином — первый настаивает на немедленном взятии дворца, второй же предлагает подождать смерти Хранителя. Впрочем, — невесело усмехнулся он, — тогда они еще не знали о неполадках на фабрике и полагали, что естественной развязки ждать осталось совсем недолго. Так что вполне возможно, когда до них дойдет известие о приостановке производства фальшивок, они сойдутся во мнениях и не станут ждать, и чернь под началом Мартина, Тана или кого-нибудь из местных главарей нападет на нас. Наши малочисленные гвардейцы не смогут, да и не станут им препятствовать, — горько подытожил он и отхлебнул прямо из горлышка винной бутылки.
— Мне нужно встретиться с Хранителем, — сказал я.
Дядя с недоумением взглянул на меня.
— Я выменял на дрова баркас и приказал слугам начать погрузку вещей, — сообщил он. — Мы отправляемся в мой замок, и я решительно рекомендую, нет, настаиваю на том, чтобы ты ко мне присоединился. Ты ничем не сможешь ему помочь.
— Неужели все так плохо?
— Настолько, что я едва ли не последний из Ландлордов, до сих пор остающийся в столице. Артефакт умирает, Берни, и Хранитель вместе с ним. Перерасход энергии благодаря фальшивым призмам так велик, что нам осталась от силы неделя. Иными словами, на этот раз мы опоздали.
Я не верил собственным ушам.
— Выходит, все было напрасно? — спросил я, глядя на старого, подавленного Реднапа, но видя перед собой окровавленное лицо, искаженное болью и ужасом, слыша шипение горящей плоти и писк крыс, мерный звук падающих капель и свист ветра в черных подземельях.
— Мне очень жаль, мальчик мой, но, по-моему, ты лишь ненадолго отсрочил гибель порядка… В чем же мы ошиблись? — бессильно пробормотал он.
После долгого молчания, нарушавшегося только шорохом дождя, я сказал:
— Пожалуйста, отправьте кого-нибудь за Агнессой и постарайтесь уговорить ее покинуть город. Я должен встретиться с Хранителем. Проклятье, почему вы не слышите, как он призывает к себе хоть кого-нибудь?
Реднап смешался и недоуменно взглянул на меня, но тотчас твердо ответил:
— Я знаю, что он приказал нам спасаться, Бернард. Последние впечатления плохо подействовали на твою психику. Пожалуйста, подготовься к переезду в мой замок, мы должны торопиться.
Я вышел из кабинета и облачился в соответствующую дождливой погоде одежду, нацепил многострадальную саблю и вышел из дома. Мелкие капли влаги создали над городом подобие тумана. Пока я шагал по безлюдным улице и мосту через реку, сырость, казалось, заполнила даже мои легкие. Мрачная громада дворца темным силуэтом вырисовывалась из белесой мороси, мокрая и тяжелая, как многие века, в течение которых власть Хранителей подчиняла себе жизнь государства.
Два гвардейца, скучавших под аркой, лениво взглянули на мой пропуск и кивнули на вторую парадную лестницу во внутреннем дворе здания. Сапоги скользили по мокрым ступеням, источенным ногами тысяч посетителей. Я знал, что самостоятельно не найду Хранителя, и надеялся только на его благорасположение. Внутри, рядом с массивной, обитой медью двустворчатой дверью мерцали три призмы, соперничая по слабости света с узкими окнами. Помню, как я был поражен аскетичностью обстановки, попав во дворец впервые, на церемонию бракосочетания Хранителя. Но сотни ярко сиявших кристаллов создали необыкновенную, неземную атмосферу. Оркестр, лучший в стране, старательно выводил традиционную мелодию, и простота внутреннего убранства дворца перестала ощущаться, пропала в вихре чувства сопричастности таинству, вскоре приведшему к появлению маленькой Миры. Только один раз за всю долгую историю династии Хранителем была женщина, не оставившая заметного следа в памяти потомков. Однако не лучшая ли это похвала правителю?
Бывали времена, когда в этом огромном здании жило по тысяче человек одновременно, почти непрерывный гул голосов заполнял просторные гостиные и курительные, слуги десятками сновали между комнатами, выполняя поручения лордов и сеньоров всех рангов, их жен и детей. Сейчас же полная тишина, живо напомнившая мне о подземельях, окружала меня. Все, кто имел хоть какой-то угол в южных провинциях, уехали из столицы, остальные купили или сняли квартиры, чтобы быть подальше от власти во времена ее кризиса.
Ожидая сигнала, я очистил сознание от мыслей и медленно пошел по коридору в направлении Церемониального зала, отстраненно рассматривая выцветшие гобелены. Вскоре я уже знал, куда мне идти, достиг ближайшей башни и поднялся на второй этаж. Невидимая рука подвела меня к одной из обыкновенных дверей, я тихо постучал и отворил ее.
Меня встретила леди Вита, обычная веснушчатая женщина, каких много в среднем сословии, скромно одетая в темно-зеленое платье с отложным воротником и глубоким вырезом, в котором белел корсаж. Бессистемно расположенные оборки покрывали длинный подол платья. Изящные, прозрачно-зеленые камни в ее ушах не могли отвлечь внимание от заплаканного лица. Очевидно, в последние недели она уделяла своей внешности мало внимания.
В комнате было слишком жарко. Помимо нескольких призм, горел большой камин с целой горой дров внутри. Поблизости от него стояла широкая кровать, на которой под черным одеялом лежал Хранитель, бледная копия того жизнерадостного и бодрого человека, которого я видел несколько лет назад. Не открывая запавших глаз, он кивнул мне, и я шагнул к нему, заметив при этом симпатичную девочку в сиреневом платьице, рассеянно и серьезно взглянувшую на меня. Она сидела подле кровати отца. Пышные рукава с кружевными манжетами прикрывали ее подогнутые острые коленки, длинные светлые волосы были перехвачены атласной ленточкой.
Я снял промокшие куртку и шляпу, Вита приняла их у меня и разложила на спинке массивного стула неподалеку от огня.
Несмотря на чудовищную жару, Хранитель часто вздрагивал и кутался в одеяло. Он был всего на три года старше меня, но в его слипшихся черных волосах я заметил белую прядь.
— Ты хорошо потрудился, Бернард, — неожиданно прошептал Вольдемар, и его голос, хоть и звучал едва слышно, отчетливо и сильно прозвучал в моей голове. После долгой паузы он продолжал: — Предки покидают нас, уходят в Ничто. Я очень сожалею, что самую большую ошибку в жизни совершил твоими руками… По крайней мере неделю я бы еще продержался. — Хранитель открыл глаза и ясно, настойчиво взглянул на меня. — Откладывать передачу власти смысла нет, Бернард, лучшего момента не представится. К сожалению, избежать этого невозможно, я знаю, что не доживу до вечера. Я призвал тебя в последний раз… Попытайся спасти мою семью — у тебя еще есть немного времени. Ландлорд должен помочь тебе. Я надеялся, что сам справлюсь со всеми проблемами, но, кажется, не доживу до вторжения.
Он кивнул жене, она приблизилась с другой стороны кровати и остановилась с неподвижным лицом. Мира подошла к изголовью и наклонилась над отцом, он обнял ее и что-то сказал ей. Я никогда еще не видел настолько серьезного и одновременно отрешенного ребенка. Ее грудь касалась головы Хранителя, он взял ее за руки и прижал их к своим вискам.
— Если что-то пойдет не так, поддержите ее, — дрожащим голосом сказала мне Вита. По ее щекам стекали слезы.
Я встал рядом с девочкой с одной стороны, Вита — с другой.
Несколько долгих мгновений Мира стояла неподвижно, затем внезапно ее тельце напряглось, руки стали сгибаться в локтях, крупная дрожь пошла от ног и закончилась спазматическим изгибом тонкой шеи. Я сосредоточил внимание на ее ладонях, и в этот момент она начала кричать на одной ноте, тонко и обреченно. Горячая пелена затуманила мне мозг, но я собрался и выстоял, хотя голос Миры просто рвал меня на части. Не представляю, что чувствовала в эти долгие мгновения ее мать.
Пространство вокруг меня стало сгущаться, приобретая зеленоватое сияние, пронизывающее все и вся. Призмы, закрепленные по стенам, с характерным, уже знакомым мне звоном стали лопаться, сея вокруг себя тонкое стеклянное крошево. Я решился посмотреть на Миру и остолбенел, остатками сознания поняв, что мне не следовало этого делать — ее ярко-зеленые, широко распахнутые светящиеся глаза, казалось, проникли в меня, обжигая душу. Все, кто находился в комнате — неподвижный Хранитель, плачущая Вита и ее дочь — растворились в тугом вихре, скрутившем меня в спираль. Я растерянно огляделся и не увидел ничего, кроме молочно-белого тумана, кружившегося вокруг меня. Порыв расходящегося веером ветра рассеял белые клочья, и я обнаружил себя стоящим на мягкой, податливой поверхности, похожей на молочное желе. Из нее стали быстро выделяться причудливой формы образования, они клубились и перетекали одно в другое, и постепенно я стал узнавать в них расплывчатые человеческие фигуры, странным образом связанные между собой. Подчиняясь неведомому закону, они двигались к некоему центру притяжения, при этом успевая, как мне показалось, совершать согласованные действия по формированию упорядоченных структур. Наиболее распространенной из них была пятигранная призма. Самая близкая аналогия увиденному, возникшая у меня — огромные самовосстанавливающиеся песочные часы, причем перевернутые, когда втекающая снизу масса вытекает сверху, потеряв ослепительную белизну и полупрозрачность и приобретя серый, как будто выжатый цвет.
Неожиданно опора под моими «ногами», такими же рыхлыми, как и все остальное, провалилась, и я плавно погрузился в эту массу, но вопреки моим опасениям она совсем не казалась сырой, а, напротив, сухой и горячей. Под нижним краем «облака» я увидел твердую на вид землю, такую, какой она представлялась мне в детских снах — на огромной территории соседствовали горы и равнины, снежные и песчаные пустыни, ледяные озера и фонтанирующие паром подземные источники. По-моему, здесь присутствовали все мыслимые виды ландшафтов. Их то и дело искажала крупная рябь.
Увлеченный созерцанием красот «природы», я не заметил, как оказался посреди степной местности, разбавленной мелкими группами деревьев. Из ближайшей ко мне вышел вполне обычный, традиционно одетый человек и направился ко мне, не торопясь и не слишком медля. Это был мой отец, но выглядел он не так, каким я его запомнил, а намного моложе. Я непроизвольно сделал встречное движение, но он жестом остановил меня:
— У меня совсем немного времени до следующего цикла, Берни, — сказал лорд Хенрик. — Ты никогда по-настоящему не любил меня, а ложные человеческие чувства здесь не имеют значения, поэтому поспешим.
Он поднял руку, и наши бестелесные, яркие тени оторвались от волнующейся поверхности. Мы взлетали все выше и выше, миновав клубящуюся воронку. Яркая изумрудная дымка окутывала призрачную страну, ее края закруглялись, истончались и исчезали в глубокой, бездонной черноте, даже сквозь сияние производившей пугающее впечатление.
— Вот он, Океан Забвения, место, где в последнее время пропадают наши старшие товарищи, — напряженно произнес Хенрик, разводя в стороны руки. — Он повсюду, и берега его все ближе и ближе, оттуда невозможно вернуться, а скоро будет и некуда…
Я оторвал взгляд от его слегка плывущего лица и вежливо осмотрелся.
— Но почему он забирает вас? Неужели ничего нельзя сделать, чтобы остановить его?
— Вы слишком многого от нас хотели, Бернард, и вы ослабили нас. Наши силы на исходе. — Мягкая печальная гримаса исказила молодое лицо моего отца, по нему прошла зыбкая рябь. — Многие из нас, те, что пришли первыми, уже канули в Океане Забвения, скоро придет и мой черед. Я знаю это, и потому свет и тепло мои слабы. Я жалею только о том, что не смог дождаться твою мать… я за многое попросил бы у нее прощения. Если ты ее когда-нибудь увидишь, передай ей, что я еще тогда простил ее, почти сразу после ее ухода.
Пока он говорил, мы стремительно спускались, черная кайма вокруг мира исчезла за горизонтом, оставив лишь смутное чувство безысходности.
— Она и в самом деле была в чем-то виновна?
— Разумеется, сынок, — удивился лорд Хенрик.
По его «телу» вновь пробежала волна, оно побелело, очертания его постепенно смазывались. Цельное, неуловимо гармоничное облачко поплыло наверх, по направлению к нижней воронке, и слилось с ней, став, наверное, одной из деталей какой-нибудь текучей конструкции.
Я опустил взгляд и с удивлением обнаружил себя на берегу моря, неправдоподобно чистого и волнующегося. На абсолютно пустом берегу, в нескольких шагах от прибоя, спиной ко мне сидел обнаженный мальчик лет пятнадцати. Увлеченный постройкой песочного замка, он не заметил моего появления, и только когда я навис над его постройкой, поднял на меня ясный взгляд.
— Папа! — воскликнул он, но не сделал попытки встать и подойти ко мне. Я опустился на колени напротив него, с изумлением всматриваясь в черты его лица. По каким-то неясным мне самому признакам я догадался, что ему вскоре также предстоит начать новый цикл.
— Почему ты почти взрослый? — потрясенно спросил я.
— Это просто, — ответил он. — Помоги мне, пожалуйста, пока не пришла волна. Все дети здесь шестнадцатилетние, это самый лучший возраст для радости. Мы все здесь только для этого, мне дедушка говорил, а он никогда не обманывает. Ведь если нам будет грустно, вам будет темно и холодно. Я хотел бы быть похожим на тебя, — неожиданно признался он.
Мы спешно достроили башенки и мостики, и как раз вовремя — пришла большая волна и смыла наше творение, оставив лишь коричневые оплывшие холмики. Бернард-младший звонко рассмеялся и побежал за хищной волной, взмахивая руками, и рассеянный свет странным образом играл в крупных брызгах морской воды. Я бросился было за ним, но он плавал гораздо быстрее и лучше меня, и я остался на берегу, а его круглая голова какое-то время еще мелькала в зелено-голубом море. Затем он почти незаметно растворился в небе.
Сквозь странную пелену в глазах я посмотрел на призрачный мир, но больше никто не пришел поговорить со мной. Этим душам, когда-то бывшим такими же, как я, людьми, если они заметили мое присутствие, нечего было сказать мне.