Страница:
– Ну, есть тут еще кто-нибудь? – спросил Тима и повертел головой.
Но никто больше не появился. Тогда он вытянул руку с пульверизатором и совсем уж было собрался надавить ему на головку, как внезапная мысль заморозила ему палец.
– Постой-ка, Чиппи! Как же я буду промывать им кожу и глаза? Вон их сколько.
– Зачем? – вслух смешался компьютер. – Чью кожу?
– Ты же сам прочитал мне инструкцию, кретин!
Чиппи молчал около 4 секунд, после чего бесстрастно сообщил:
– В ней имелись ввиду кожа и глаза человека, распыляющего ядовитый раствор.
– Сразу не мог сказать? – обиделся изобретатель.
Он полил замерших «насекомых» пахучими микрокаплями и в результате стал свидетелем бурного растворения тварей. Они дружно скукожились и растеклись серой лужей, которая быстро пересохла.
– Где копия прототипа?
Из воздуха на раскрытую ладонь упал увесистый вирус. Его лапки были поджаты к брюшку, а усики вяло обвисли. Программа спала.
– Размажь по узлу, – приказал Тима.
Тело «таракана» немедленно рассеялось на невидимые макрокоманды и рассредоточилось по всей территории Тиминого поместья.
2
Пушистое облако пружинило под спиной. Оно любовно подбрасывало Веронику на десяток сантиметров ввысь и принимало обратно, словно заботливый отец – звонко хохочущего младенца. Но хихикать сил не осталось, и она вяло подергивалась лишь по инерции.
Дюгем уже полминуты как свесил голову в проделанную им дыру в сплошной структуре подложки и рассеянно следил за проплывающим в сотне метров внизу пейзажем: какими-то невнятными холмами, речушкой и одинокими дубами.
– Вероника, малышка, – раздался сквозь облачное одеяло его голос. – Ты два раза назвала меня Митей.
– Правда? – изумилась она.
Кайл приподнял голову над дырой и в упор посмотрел в ее осовелые глаза, прозрачно-синие и пустые, как небо над ними.
– Точно, – кивнул он. – Глупо, да? Кого так зовут? Ты не думай, я не обижаюсь. Я его знаю?
– Знаешь, – легко согласилась она, испытав заметное облегчение. – Это Гамов, мы с ним в прошлом году вместе работали.
– Можешь не объяснять мне, кто такой Гамов, – проворчал Дюгем. – Его консоль распродается со страшной скоростью, едва успеваем штамповать на конвейере. Наши внесетевые бионы день и ночь рассылают заказы по сектору. Конкуренты предлагают продать им патент на производство, сулят бешеные деньги, но совет директоров пока держится. И это все благодаря твоему Гамову!
– Разве ты не доволен? Тебе не нравится новая консоль? – проворковала Вероника и перекатилась поближе к партнеру. Закинув ногу ему на ягодицы, она потерлась щекой об его плечо и выдохнула в ухо: – Не сердись, просто он и в самом деле симпатичный парень.
– Поэтому ты все время о нем думаешь? – усмехнулся Кайл.
– Да я и сама не знаю, в чем дело, – сказала она. – Может, это любовь?
– Любовь? – переспросил пораженный Дюгем. – А что тогда у нас?
– Привязанность, – пожала она плечами.
3
– Самое время задействовать стимулятор, – обнимая одной рукой жену, молвил Тима. Она недавно внесла в свой сетевой образ исправления (часа три, пожалуй, провозилась с дизайнерской программой), и сейчас носила на голове целую копну волос. Настоящие заросли из 16384 волосинок, и каждая – своего неповторимого цвета!
– Я уже с ним, – томно сообщила она.
– Поехали!
Они синхронно оттолкнулись и упали на круглую «тарелку» двух метров в диаметре. Момент переключения восприятия Тима упустил, как всегда в тех случаях, когда реальные ощущения близки к искусственным. Стремительный спуск, в конце которого, прячась в дымке, их ждал трамплин, не мог породить ничего, кроме восторга. Но если раньше они просто повизгивали бы и жались друг к другу, то сейчас избыток чувств неудержимо превращался в оглушительный вой.
Тугой ветер гудел в ушах, шумовым фоном накладываясь на их голоса. Мягкая «тарелка» вращалась вследствие полученного на старте крутящего момента, а также совершала плавные колебательные движения относительно продольной оси желоба. И все это на огромной – не меньше 500 км/час! – поступательной скорости.
Разве можно понять, как здорово мчаться по горке, ограничив себя обычным восприятием? И разве можно простыми, сформулированными в давние времена понятиями описать всю глубину и яркость переживания, стимулированного насадкой на консоль? Сколь многого был лишен человек, оставляя бездействовать данные ему природой корковые центры наслаждения! Не будет теперь несчастных, удрученных мелкими неприятностями людей, пересохнут полноводные реки слез – разве что слезам счастья останется место.
Не прошло и минуты от момента посадки в «тарелку», как Ирина уже возбудилась – после инсталляции насадки это случалось с ней раза два-три в сутки – и повалила Тиму на дно их болида.
– Дай посмотреть! – крикнул он и приподнял ее за талию (при этом ему показалось, что ее промежность подобна радуге).
Она неохотно расцепила руки и приблизила к его лицу свой обновленный лобок: по нему тоже прошлась ее кисточка, и сейчас волоски, по-прежнему прихотливо переплетенные, светились каждый своим цветом – то есть у нее между ног образовалась маленькая копия прически.
– У каждой свой вкус! – Она изогнулась, чтобы приблизить свой рот к его уху.
– Каждой женщины?
– Волосинки, дурачок.
Тима с оттяжкой лизнул колкий холмик, раня чуткие рецепторы, но понял лишь, что ему на язык попало нечто сладковатое.
«Что за бит?»– подумал он в адрес Чиппи.
Ирина нетерпеливо сползла по его животу вниз. Хорошо, что мода на включение катетера в образ прошла.
– Нравится?
– Сладко, – признался Тима.
– Если ты в переносном смысле, то ответ принимается, – засмеялась она, и в это время желоб стал изгибаться вверх. Трамплин приближался.
«Молекулярный состав красителя однозначно не определяется, – ожила программа. – Провести спектральный анализ?» – «Отвяжись».
Центробежная сила вдавила оба тела в дно «тарелки», затруднила их взаимное движение – но спустя полминуты пришло освобождение. Сорвавшись с края, болид взмыл в синее, будто хрустальное небо. Сквозь прозрачную подложку белыми гранями заискрились торосы, чьи глыбы хаотично усеяли равнину.
Ледовая кожура узла, вспученная принудительным напряжением сжатия, незримо вздыхала в поисках облегчения в случайных изломах.
На высшей точке траектории в нескольких местах по периметру «тарелки» бесшумно сработали пиропатроны. Будто чашечки цветков в ускоренной съемке, раскрылись бутончики парашютов, и невесомость сменилась ощутимым, хотя и слабым вектором гравитации.
– Я хочу, чтобы все видели, какая у нас гармоничная семья, – пропыхтела Ирина.
Тима кивнул. Тотчас воздушное пространство оказалось заполненным десятками таких же плавно спускающихся вниз гондол. Некоторые покачивались всего в паре метров от влюбленной пары, но Ирине с мужем было не до зрителей – в последние минуты коитус (синхронизированный процесс позволял супругам одновременно достигать оргазма) оттянул на себя все внимание партнеров.
Вокруг раздались восхищенные аплодисменты и возгласы таких же людей, снявших ради дешевизны или культивации идей эксгибиционизма свои фильтры:
– Круто ты ее отделал!
– Это она его, тупица! Слепой, что ли?
Тима помахал зрителям рукой и движением мысли восстановил целостность своих трусов.
Седоки двух-трех гондол (в том числе однополые), паривших поблизости, скинули одежду и стали напоказ играть своими половыми органами. Тима видел это сквозь полуприкрытые веки. Одна юная девушка вдруг ликующе взвизгнула и перегнулась через край своей «тарелки», во все глаза глядя на изобретателя.
– Я тебя знаю! – крикнула она и вдруг оттолкнулась от края гондолы, будто горная коза.
Зависнув на миг в пустоте, она растопырила конечности и бухнулась на летательный аппарат Тимы, перекатилась на бок и очутилась на изобретателе. Тросики, на концах которых крепились надутые гелием шары, низко завибрировали.
– Какая горячая подруга, – заметил кто-то снизу.
– Что за шутки? – вскинулась Ирина. Она тотчас попыталась оттолкнуть свалившуюся с неба девушку. – Ты кто такая? Это твоя знакомая? – Она потеребила мужа за рукав.
Тима не сумел ответить (да и что он мог произнести, кроме недоуменного возгласа?) – пухлые губы впились в его рот. Туда же, воспользовавшись тем, что челюсть его отвисла от изумления, просунулся тугой горячий язык, истекающий слюной.
Изобретатель собрался с силами и оторвал от себя страстную девицу.
– Ты что, не видела, как я только что занимался сексом со своей женой? – строго спросил он. – Зачем ты целуешь меня? Оглянись, тут сидит моя женщина.
В ответ девчонка угнездилась на его животе, отмахнулась от рассерженных тычков Ирины и умильно уставилась на Тиму.
– Я люблю тебя! Я знаю, это ты снимался в инсталляции, правда ведь? Не гони меня, пожалуйста!
Незнакомка вновь упала на него и замерла с экстатическим вздохом.
– Вирус ее побери! – взорвалась Ирина. – Что все это значит?
4
5
– Новый шлем от корпорации «Живые консоли» под названием «Экстатично» – и это самая краткая и бедная его характеристика! – вещал с экрана актер.
Истомленный Тима, развалясь на необозримой кровати, отпихнул чью-то ищущую руку и покосился тяжеловеким глазом на голограмму комментатора.
– Кажущийся непрофессионализм актеров обернулся настоящим триумфом режиссерской мысли, – заявил тот восторженно. – Потому что каждый может представить себя на месте выбранного им персонажа.
– Тимоша, пупсик, – прошептал некто над ухом. Мочка увлажнилась от шершавого прикосновения теплого языка.
Из углов спальни, в одночасье раздвинувшейся до монументальных размеров, доносились разнообразные возгласы, отдаленно (отфильтрованные программой) похрюкивали инфра-гитары и бумкали ударные.
– Дай передохнуть, – промямлил Тима и перевернулся на живот.
Но аудио– и видеораздражители уже рассеяли его дремотное состояние. Голова, хоть и клонилась к подушке, не желала отключаться. Гамов заставил себя выпрямить руки и подняться. С ноги скатилась чья-то бесчувственная голова, коля икру короткими волосам.
– М-м-м, – промычали с той стороны.
В пределах видимости в полном беспорядке, заняв почти все плоскости, располагались гости – десятки людей обоего пола в возрасте от 14 до 30 лет. Всех прочих пришлось отсеять программным способом: с мелкими девчонками Тима не хотел связываться, чтобы не загреметь в камеру, а пожилые не нравились ему свой рыхлостью и слюнявым сентиментализмом.
Та же самая бодрая девица с колючей прической вцепилась в его ступню и повисла на ней, но Тима стряхнул царапучие пальцы.
– Ты кто такая? – сурово спросил он.
Туман в мозгах создавал порядочный дискомфорт, и он полусловом отдал команду на лечение. Живительный импульс встряхнул заиндевевший таламус и моментально пробудил спящее восприятие зрительных образов. Мир в один неуловимый миг преобразился: а девица-то ничего, оказывается, не зря он позволил ей погостить у себя.
– Бетси, – расплылась она в кошачьей (как они выглядят, бит побери?) улыбке (в какой постановке попадалось это идиотское, но емкое словосочетание?), затем вновь припала к ступне хозяина.
– Где здесь есть что-нибудь выпить?
Она махнула в сторону освещенного угла, где плотно общались два немолодых посетителя, по виду явные гомосексуалисты. «И как только они сюда прорвались?» – с недовольством подумал Гамов. Однако радость бытия уже наполняла его бурлящей волной, освежая недавние впечатления. Слащавые физиономии бодрствующих посетителей стали восприниматься адекватно: милые, уступчивые граждане, готовые на все ради минутного внимания хозяина.
И все-таки следовало как можно скорее промочить горло, причем с полновесной сопутствующей имитацией – какое же иначе удовольствие? Так, профанация!
Локальные источники освещения (какие-то объемные музыкальные голограммы или просто звездочки ламп, разбросанные подобно глазам хищников в ночном лесу) помогли Тиме добраться до ближайшего бара. Гамову которому пришлось чуть ли не тащить на себе новую подругу. Пару раз, запнувшись, они упали на чьи-то вялые тела, а одному слюнявому типу изобретатель даже заехал локтем в зубы. Но тот лишь буркнул какой-то комплимент и опять забылся в дреме.
– Ты вообще-то кто?
Тима отклеился от банки с ледяным джином. Струйка стекла у него по подбородку, но добрая девушка, не дав ей коснуться груди хозяина, вывернула тонкую шею и поймала капли на лету. Затем она склонила голову к нему на колени и каркнула куда-то между его бедер:
– Бетси я!
– Ах, Бетси… – рассеянно проговорил он.
Стало совсем хорошо – к непосредственной стимуляции коры добавился алкоголь, наполнивший своими удивительными молекулами артерии и вены. Огоньки подстроились под множественные источники звука и пустились в дрожащий танец.
Тима раздвинул ноги: Бетси настолько отяжелела, что держать ее вес становилось не слишком приятно, а это нарушало гармонию жизни. Сложившись как кукла, девушка завалилась на бок и засопела у ножки кресла, в которое упал изобретатель.
– Ну вот, – сокрушенно пробормотал он. – Остался один. Сними крышу.
Чиппи придал прозрачность потолку и прочим перекрытиям дома, чем разом понизил значение редких светлячков-ламп. Несколько дней назад Тима в очередной раз сменил время суток на своем узле, сделав его равным полуночи (с полнозвездным небом, конечно). Это было очень удобно – всегда находилась какая-нибудь странная пара или даже большее количество гостей, которые желали уединиться во мраке. В то же время никто не мешал маленьким компаниям окружать себя коконом света, чтобы любой гость мог понаблюдать за проделками соседей.
Еще месяц назад молодой изобретатель, как только приобрел известность на территории своего сектора, препоручил все заботы о фильтрации посетителей Чиппи. Тот проверял наличие денег на счете, возраст и внешние данные (согласуясь с общепринятым стандартом красоты), и только после всех этих процедур разрешал гостю присоединиться к избранному обществу. Какой-то шутник уже успел назвать Тиму Учителем жизни, за что и удостоился звания первого апостола. Однако долго этот тип не продержался. Он быстро уступил настырной девице, носившей прозвище Дуня. Она не отставала от «Учителя» ни на метр, делила с ним ложе и трапезу, утомив своим упорством даже Ирину, которой уже не хватало энергии для постоянной активности.
Вскоре кто-то из «апостолов» придумал обряд посвящения: первая половая связь новичка на территории узла должна была состояться либо с самим учителем, либо с тем, кому он прикажет. Импотенты с позором изгонялись.
– Вызов от Норберта Гномма, – сообщила программа.
– Общий тест, – машинально ответил Тима, не открывая глаз.
Перед ним мелькали картины коллективных развлечений – для полноценного отдыха часто приходилось совершать вылазки на популярные узлы. Там приспешники умело отсекали от образа вождя назойливых журналистов, которым ничего не оставалось, кроме как вступать в клан изобретателя. Посмотрев пару-тройку репортажей о себе самом, Тима потерял к этому интерес.
– Официальный запрос от корпорации «Живые консоли», – сказал Чиппи. – Соединить с абонентом?
– Ох! Он что, до утра не мог подождать?
– Среднеевропейское время: 10.23.
– Ладно, давай.
Тима собрался с силами, расчистил вокруг себя небольшую площадь пола и сфокусировал взгляд на раскрывающейся перед ним голограмме. Лицо Норберта имело несколько потерянное и усталое выражение. Коротко поздоровавшись с хозяином дома, он стрельнул глазами по распростертым окрест телам и заметно поморщился.
– Завтра истекает срок твоего отпуска, Дмитрий, – пробормотал он хрипло.
Звучало это малоприятно, даже несмотря на остаточное действие благотворного тормошения таламуса.
– Согласно контракту, ты должен явиться на службу, – добавил Гномм. – Ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь, – зачастил он («Надо же, как на старика подействовала инсталляция», – с улыбкой подумал Тима). – Я предложил совету директоров назначить тебя главой лаборатории.
– Как? А вы, сударь? – кривовато усмехнулся изобретатель. К нему ненадолго вернулась ясность мышления. – Отставка? Или увольняют, проще говоря?
– Мне уже почти сорок. – Физиономия Гномма стала бесстрастной. – Удачно, не правда ли?
– Я даже и не думал об этом!
– Тебе это надо? – спросил женский голос, слегка искаженный зевотой и старанием своего обладателя придать тембру задушевность. Тима покосился на источник шума и увидел Веронику. Она подползла к хозяину, не потревожив при этом остальных обитателей дома, моментально прижалась к его колену и буркнула в сторону Гнома: – Зачем вам вождь?
Норберт смешался.
– Вождь? Э?… Митя, ты же талантливый нейрохимик! – Глава лаборатории занервничал и интенсивно потер лоб ладонью, будто пытаясь высечь из мозга искру вдохновения. – Зачем я тебя вызвал? – вдруг спросил он с испугом. Тима задумался: ответ завертелся где-то на поверхности сознания, ускользая от языка. – Вспомнил, – выдохнул Гномм. – Я предлагаю тебе заменить меня в лаборатории.
– А Президент согласен?
– Я подал прошение об отставке и предложил твою кандидатуру взамен. Скорее всего, совет директоров возражать не будет.
– Я уже полтора месяца как не занимался нейрохимией. – В той области Тиминого мозга, что отвечала за профессиональные знания и навыки, клубился подозрительный туман. – Контракт позволяет мне еще три года пользоваться частью прибыли от продаж «Экстатично». По правде говоря, у меня нет свежих идей, – признался изобретатель.
– И не надо! Достаточно руководить коллективом, который… что скрывать, мальчик мой, все твои коллеги искренне любят тебя, некоторые даже… слишком сильно. Этого достаточно.
– Какая уж тут работа, – неожиданно хмыкнула Вероника.
– Ты придешь проститься со мной? – напряженно спросил Норберт. Он наклонился вперед, будто желая выйти за рамки голографической иллюзии. – Я отправил твоей программе свой сетевой адрес.
– Не ходи, – спросонок пролепетала Бетси.
– Что ты там забыл? – сморщилась Вероника.
Еще несколько человек, приведенных в чувство зависшим над полом куском Гномма, подали нестройные голоса – все протестовали против отлучки вождя.
– Я приду, – сказал Тима. – И я подумаю над вашим предложением, сударь. После того, как совет директоров согласится с ним и пришлет мне официальный запрос.
– Твое право, – кивнул нейрохимик рассеянно. – Зачем я вызывал тебя?
– Вы уходите от нас и позвали меня присутствовать при вашем отбытии на переработку.
– Верно. – Гномм очень плохо выглядел и поминутно заново группировал лицевые мышцы в осмысленное выражение. – Завтра, ровно в 10 утра. Я заказал прямую трансляцию церемонии на свой рабочий кабинет.
Голограмма рассеялась на осколки и затухла. Разбросанные по залу тела, будто подчиняясь некоей цепной реакции, начали шевелиться и произносить малоразборчивые звуки. Слух о предстоящей разлуке с хозяином дома покатился как волна, неприятно возбуждая гостей – тех, кто очухался после недавней оргии.
6
Но никто больше не появился. Тогда он вытянул руку с пульверизатором и совсем уж было собрался надавить ему на головку, как внезапная мысль заморозила ему палец.
– Постой-ка, Чиппи! Как же я буду промывать им кожу и глаза? Вон их сколько.
– Зачем? – вслух смешался компьютер. – Чью кожу?
– Ты же сам прочитал мне инструкцию, кретин!
Чиппи молчал около 4 секунд, после чего бесстрастно сообщил:
– В ней имелись ввиду кожа и глаза человека, распыляющего ядовитый раствор.
– Сразу не мог сказать? – обиделся изобретатель.
Он полил замерших «насекомых» пахучими микрокаплями и в результате стал свидетелем бурного растворения тварей. Они дружно скукожились и растеклись серой лужей, которая быстро пересохла.
– Где копия прототипа?
Из воздуха на раскрытую ладонь упал увесистый вирус. Его лапки были поджаты к брюшку, а усики вяло обвисли. Программа спала.
– Размажь по узлу, – приказал Тима.
Тело «таракана» немедленно рассеялось на невидимые макрокоманды и рассредоточилось по всей территории Тиминого поместья.
2
Я знавал когда-то человека, который перестал волочиться за певичками, потому что, по его словам, они оказались такими же лицемерками, как порядочные женщины.
Н.-С. де Шамфор. «Максимы и мысли, афоризмы и анекдоты»
Пушистое облако пружинило под спиной. Оно любовно подбрасывало Веронику на десяток сантиметров ввысь и принимало обратно, словно заботливый отец – звонко хохочущего младенца. Но хихикать сил не осталось, и она вяло подергивалась лишь по инерции.
Дюгем уже полминуты как свесил голову в проделанную им дыру в сплошной структуре подложки и рассеянно следил за проплывающим в сотне метров внизу пейзажем: какими-то невнятными холмами, речушкой и одинокими дубами.
– Вероника, малышка, – раздался сквозь облачное одеяло его голос. – Ты два раза назвала меня Митей.
– Правда? – изумилась она.
Кайл приподнял голову над дырой и в упор посмотрел в ее осовелые глаза, прозрачно-синие и пустые, как небо над ними.
– Точно, – кивнул он. – Глупо, да? Кого так зовут? Ты не думай, я не обижаюсь. Я его знаю?
– Знаешь, – легко согласилась она, испытав заметное облегчение. – Это Гамов, мы с ним в прошлом году вместе работали.
– Можешь не объяснять мне, кто такой Гамов, – проворчал Дюгем. – Его консоль распродается со страшной скоростью, едва успеваем штамповать на конвейере. Наши внесетевые бионы день и ночь рассылают заказы по сектору. Конкуренты предлагают продать им патент на производство, сулят бешеные деньги, но совет директоров пока держится. И это все благодаря твоему Гамову!
– Разве ты не доволен? Тебе не нравится новая консоль? – проворковала Вероника и перекатилась поближе к партнеру. Закинув ногу ему на ягодицы, она потерлась щекой об его плечо и выдохнула в ухо: – Не сердись, просто он и в самом деле симпатичный парень.
– Поэтому ты все время о нем думаешь? – усмехнулся Кайл.
– Да я и сама не знаю, в чем дело, – сказала она. – Может, это любовь?
– Любовь? – переспросил пораженный Дюгем. – А что тогда у нас?
– Привязанность, – пожала она плечами.
3
Взирая на гостей с бесстрастьем старика,
Я глазом не моргну, когда моя рука
В восторге ощутит тепло твоих коленей.
М. П. де ЛафризГигантский ледяной желоб манил и пугал одновременно.
– Самое время задействовать стимулятор, – обнимая одной рукой жену, молвил Тима. Она недавно внесла в свой сетевой образ исправления (часа три, пожалуй, провозилась с дизайнерской программой), и сейчас носила на голове целую копну волос. Настоящие заросли из 16384 волосинок, и каждая – своего неповторимого цвета!
– Я уже с ним, – томно сообщила она.
– Поехали!
Они синхронно оттолкнулись и упали на круглую «тарелку» двух метров в диаметре. Момент переключения восприятия Тима упустил, как всегда в тех случаях, когда реальные ощущения близки к искусственным. Стремительный спуск, в конце которого, прячась в дымке, их ждал трамплин, не мог породить ничего, кроме восторга. Но если раньше они просто повизгивали бы и жались друг к другу, то сейчас избыток чувств неудержимо превращался в оглушительный вой.
Тугой ветер гудел в ушах, шумовым фоном накладываясь на их голоса. Мягкая «тарелка» вращалась вследствие полученного на старте крутящего момента, а также совершала плавные колебательные движения относительно продольной оси желоба. И все это на огромной – не меньше 500 км/час! – поступательной скорости.
Разве можно понять, как здорово мчаться по горке, ограничив себя обычным восприятием? И разве можно простыми, сформулированными в давние времена понятиями описать всю глубину и яркость переживания, стимулированного насадкой на консоль? Сколь многого был лишен человек, оставляя бездействовать данные ему природой корковые центры наслаждения! Не будет теперь несчастных, удрученных мелкими неприятностями людей, пересохнут полноводные реки слез – разве что слезам счастья останется место.
Не прошло и минуты от момента посадки в «тарелку», как Ирина уже возбудилась – после инсталляции насадки это случалось с ней раза два-три в сутки – и повалила Тиму на дно их болида.
– Дай посмотреть! – крикнул он и приподнял ее за талию (при этом ему показалось, что ее промежность подобна радуге).
Она неохотно расцепила руки и приблизила к его лицу свой обновленный лобок: по нему тоже прошлась ее кисточка, и сейчас волоски, по-прежнему прихотливо переплетенные, светились каждый своим цветом – то есть у нее между ног образовалась маленькая копия прически.
– У каждой свой вкус! – Она изогнулась, чтобы приблизить свой рот к его уху.
– Каждой женщины?
– Волосинки, дурачок.
Тима с оттяжкой лизнул колкий холмик, раня чуткие рецепторы, но понял лишь, что ему на язык попало нечто сладковатое.
«Что за бит?»– подумал он в адрес Чиппи.
Ирина нетерпеливо сползла по его животу вниз. Хорошо, что мода на включение катетера в образ прошла.
– Нравится?
– Сладко, – признался Тима.
– Если ты в переносном смысле, то ответ принимается, – засмеялась она, и в это время желоб стал изгибаться вверх. Трамплин приближался.
«Молекулярный состав красителя однозначно не определяется, – ожила программа. – Провести спектральный анализ?» – «Отвяжись».
Центробежная сила вдавила оба тела в дно «тарелки», затруднила их взаимное движение – но спустя полминуты пришло освобождение. Сорвавшись с края, болид взмыл в синее, будто хрустальное небо. Сквозь прозрачную подложку белыми гранями заискрились торосы, чьи глыбы хаотично усеяли равнину.
Ледовая кожура узла, вспученная принудительным напряжением сжатия, незримо вздыхала в поисках облегчения в случайных изломах.
На высшей точке траектории в нескольких местах по периметру «тарелки» бесшумно сработали пиропатроны. Будто чашечки цветков в ускоренной съемке, раскрылись бутончики парашютов, и невесомость сменилась ощутимым, хотя и слабым вектором гравитации.
– Я хочу, чтобы все видели, какая у нас гармоничная семья, – пропыхтела Ирина.
Тима кивнул. Тотчас воздушное пространство оказалось заполненным десятками таких же плавно спускающихся вниз гондол. Некоторые покачивались всего в паре метров от влюбленной пары, но Ирине с мужем было не до зрителей – в последние минуты коитус (синхронизированный процесс позволял супругам одновременно достигать оргазма) оттянул на себя все внимание партнеров.
Вокруг раздались восхищенные аплодисменты и возгласы таких же людей, снявших ради дешевизны или культивации идей эксгибиционизма свои фильтры:
– Круто ты ее отделал!
– Это она его, тупица! Слепой, что ли?
Тима помахал зрителям рукой и движением мысли восстановил целостность своих трусов.
Седоки двух-трех гондол (в том числе однополые), паривших поблизости, скинули одежду и стали напоказ играть своими половыми органами. Тима видел это сквозь полуприкрытые веки. Одна юная девушка вдруг ликующе взвизгнула и перегнулась через край своей «тарелки», во все глаза глядя на изобретателя.
– Я тебя знаю! – крикнула она и вдруг оттолкнулась от края гондолы, будто горная коза.
Зависнув на миг в пустоте, она растопырила конечности и бухнулась на летательный аппарат Тимы, перекатилась на бок и очутилась на изобретателе. Тросики, на концах которых крепились надутые гелием шары, низко завибрировали.
– Какая горячая подруга, – заметил кто-то снизу.
– Что за шутки? – вскинулась Ирина. Она тотчас попыталась оттолкнуть свалившуюся с неба девушку. – Ты кто такая? Это твоя знакомая? – Она потеребила мужа за рукав.
Тима не сумел ответить (да и что он мог произнести, кроме недоуменного возгласа?) – пухлые губы впились в его рот. Туда же, воспользовавшись тем, что челюсть его отвисла от изумления, просунулся тугой горячий язык, истекающий слюной.
Изобретатель собрался с силами и оторвал от себя страстную девицу.
– Ты что, не видела, как я только что занимался сексом со своей женой? – строго спросил он. – Зачем ты целуешь меня? Оглянись, тут сидит моя женщина.
В ответ девчонка угнездилась на его животе, отмахнулась от рассерженных тычков Ирины и умильно уставилась на Тиму.
– Я люблю тебя! Я знаю, это ты снимался в инсталляции, правда ведь? Не гони меня, пожалуйста!
Незнакомка вновь упала на него и замерла с экстатическим вздохом.
– Вирус ее побери! – взорвалась Ирина. – Что все это значит?
4
Получая ощутимые проценты с продаж революционной модели шлема «Экстатично», Вероника совсем забросила занятия с музыкальным коллективом «Кишка длиной в 12 пальцев». В первую пару недель после окончания срока действия контракта с корпорацией она еще пыталась придумать видеоряд для новой (однако, как обычно, вполне заурядной) песни Стоп-бита, но тут пришла посылка с новой консолью…
И выяснилось, что в обычной человеческой жизни, наполненной играми, общением и прогулками по Сети, столько скрытых пружинок, надавив на которые можно получить удовольствие, почти не уступающее оргазму, что все ее время поглотил их поиск.
Она искала наслаждение в созерцании заката и восхода, в купании в проруби и кипящем масле, в скачке на лосиных рогах и прыжках с самолета на привязанной к ноге резинке. Стоило только пожелать, как изумительные, колкие импульсы электротока нежно раздражали нервные клетки таламуса, а те, подчиняясь умной программе Гамова, будоражили кору головного мозга в соответствующих центрах…
И обычная жизнь тотчас превращалась в праздник.
Насколько же увлекательнее открывать новые, недоступные раньше составляющие огромного сетевого мира, чем пытаться создать и впарить невинным людям что-то ранее ими невиданное! К тому же все, что можно, давно придумано и реализовано – за свою долгую (больше половины от положенного ей по закону срока) жизнь Вероника с горечью убедилась в этом.
Однако теперь эта горечь обернулась сладостью.
Сотворенные поколениями дизайнеров, корпоративных и частных, ландшафты и развлекательные комплексы скрывали в самой своей сути неисчерпаемые источники наслаждения. Вероника целыми днями занималась только тем, что радовалась самым простым вещам: прогулке по цветочной поляне и эротическому танцу под луной, стрельбе по кометному рою и кусочку фруктового мороженого.
Тело вздрагивало от волны, катившейся по нисходящим нервным путям. Отражаясь от окончаний, она возвращалась в мозг, обогащенная острой истомой, глаза сами собой прикрывались тяжелеющими веками, а легкие начинали учащенно перекачивать кислород. Через минуту в мышцы возвращалась подвижность, а привнесенная в сознание путаница успокаивалась, возвращая ясность мыслям и ощущениям. Но еще долгое время мир казался окрашенным ярко-розовым фильтром. Тот сглаживал у предметов углы и придавал словам, своим и чужим, подлинную теплоту и округлость.
На самом же деле маленькая гамовская насадка подарила человеку способность воспринимать мир как данность, которой изначально присуща бесконечная, не зависящая от разума красота.
Вероника постоянно думала о Тиме. С некоторых пор она избегала общества Дюгема, не говоря уж о своих прежних соратниках, музыкантах «Кишки». То и дело в памяти возникала пропорциональная фигура изобретателя, как правило, зафиксированная в один из моментов их группового коитуса. Иногда рядом с Тимой маячила Ирина, всегда неуместная и вызывавшая законное раздражение.
Впрочем, ее образ слабо беспокоил Веронику, а вот обнаженный Гамов с высокой периодичностью заполнял мысленное зрение девушки – причем всегда сразу после стимуляции таламуса.
И выяснилось, что в обычной человеческой жизни, наполненной играми, общением и прогулками по Сети, столько скрытых пружинок, надавив на которые можно получить удовольствие, почти не уступающее оргазму, что все ее время поглотил их поиск.
Она искала наслаждение в созерцании заката и восхода, в купании в проруби и кипящем масле, в скачке на лосиных рогах и прыжках с самолета на привязанной к ноге резинке. Стоило только пожелать, как изумительные, колкие импульсы электротока нежно раздражали нервные клетки таламуса, а те, подчиняясь умной программе Гамова, будоражили кору головного мозга в соответствующих центрах…
И обычная жизнь тотчас превращалась в праздник.
Насколько же увлекательнее открывать новые, недоступные раньше составляющие огромного сетевого мира, чем пытаться создать и впарить невинным людям что-то ранее ими невиданное! К тому же все, что можно, давно придумано и реализовано – за свою долгую (больше половины от положенного ей по закону срока) жизнь Вероника с горечью убедилась в этом.
Однако теперь эта горечь обернулась сладостью.
Сотворенные поколениями дизайнеров, корпоративных и частных, ландшафты и развлекательные комплексы скрывали в самой своей сути неисчерпаемые источники наслаждения. Вероника целыми днями занималась только тем, что радовалась самым простым вещам: прогулке по цветочной поляне и эротическому танцу под луной, стрельбе по кометному рою и кусочку фруктового мороженого.
Тело вздрагивало от волны, катившейся по нисходящим нервным путям. Отражаясь от окончаний, она возвращалась в мозг, обогащенная острой истомой, глаза сами собой прикрывались тяжелеющими веками, а легкие начинали учащенно перекачивать кислород. Через минуту в мышцы возвращалась подвижность, а привнесенная в сознание путаница успокаивалась, возвращая ясность мыслям и ощущениям. Но еще долгое время мир казался окрашенным ярко-розовым фильтром. Тот сглаживал у предметов углы и придавал словам, своим и чужим, подлинную теплоту и округлость.
На самом же деле маленькая гамовская насадка подарила человеку способность воспринимать мир как данность, которой изначально присуща бесконечная, не зависящая от разума красота.
Вероника постоянно думала о Тиме. С некоторых пор она избегала общества Дюгема, не говоря уж о своих прежних соратниках, музыкантах «Кишки». То и дело в памяти возникала пропорциональная фигура изобретателя, как правило, зафиксированная в один из моментов их группового коитуса. Иногда рядом с Тимой маячила Ирина, всегда неуместная и вызывавшая законное раздражение.
Впрочем, ее образ слабо беспокоил Веронику, а вот обнаженный Гамов с высокой периодичностью заполнял мысленное зрение девушки – причем всегда сразу после стимуляции таламуса.
5
Чьи уши сладкими чаруешь ты речами?
Чью шею нежными руками обвиваешь?
Кем ты меня так скоро заменила?
И на кого ты ласково взираешь
Теперь своими ясными очами?
Г. де ла Вега. «Эклога I»
– Новый шлем от корпорации «Живые консоли» под названием «Экстатично» – и это самая краткая и бедная его характеристика! – вещал с экрана актер.
Истомленный Тима, развалясь на необозримой кровати, отпихнул чью-то ищущую руку и покосился тяжеловеким глазом на голограмму комментатора.
– Кажущийся непрофессионализм актеров обернулся настоящим триумфом режиссерской мысли, – заявил тот восторженно. – Потому что каждый может представить себя на месте выбранного им персонажа.
– Тимоша, пупсик, – прошептал некто над ухом. Мочка увлажнилась от шершавого прикосновения теплого языка.
Из углов спальни, в одночасье раздвинувшейся до монументальных размеров, доносились разнообразные возгласы, отдаленно (отфильтрованные программой) похрюкивали инфра-гитары и бумкали ударные.
– Дай передохнуть, – промямлил Тима и перевернулся на живот.
Но аудио– и видеораздражители уже рассеяли его дремотное состояние. Голова, хоть и клонилась к подушке, не желала отключаться. Гамов заставил себя выпрямить руки и подняться. С ноги скатилась чья-то бесчувственная голова, коля икру короткими волосам.
– М-м-м, – промычали с той стороны.
В пределах видимости в полном беспорядке, заняв почти все плоскости, располагались гости – десятки людей обоего пола в возрасте от 14 до 30 лет. Всех прочих пришлось отсеять программным способом: с мелкими девчонками Тима не хотел связываться, чтобы не загреметь в камеру, а пожилые не нравились ему свой рыхлостью и слюнявым сентиментализмом.
Та же самая бодрая девица с колючей прической вцепилась в его ступню и повисла на ней, но Тима стряхнул царапучие пальцы.
– Ты кто такая? – сурово спросил он.
Туман в мозгах создавал порядочный дискомфорт, и он полусловом отдал команду на лечение. Живительный импульс встряхнул заиндевевший таламус и моментально пробудил спящее восприятие зрительных образов. Мир в один неуловимый миг преобразился: а девица-то ничего, оказывается, не зря он позволил ей погостить у себя.
– Бетси, – расплылась она в кошачьей (как они выглядят, бит побери?) улыбке (в какой постановке попадалось это идиотское, но емкое словосочетание?), затем вновь припала к ступне хозяина.
– Где здесь есть что-нибудь выпить?
Она махнула в сторону освещенного угла, где плотно общались два немолодых посетителя, по виду явные гомосексуалисты. «И как только они сюда прорвались?» – с недовольством подумал Гамов. Однако радость бытия уже наполняла его бурлящей волной, освежая недавние впечатления. Слащавые физиономии бодрствующих посетителей стали восприниматься адекватно: милые, уступчивые граждане, готовые на все ради минутного внимания хозяина.
И все-таки следовало как можно скорее промочить горло, причем с полновесной сопутствующей имитацией – какое же иначе удовольствие? Так, профанация!
Локальные источники освещения (какие-то объемные музыкальные голограммы или просто звездочки ламп, разбросанные подобно глазам хищников в ночном лесу) помогли Тиме добраться до ближайшего бара. Гамову которому пришлось чуть ли не тащить на себе новую подругу. Пару раз, запнувшись, они упали на чьи-то вялые тела, а одному слюнявому типу изобретатель даже заехал локтем в зубы. Но тот лишь буркнул какой-то комплимент и опять забылся в дреме.
– Ты вообще-то кто?
Тима отклеился от банки с ледяным джином. Струйка стекла у него по подбородку, но добрая девушка, не дав ей коснуться груди хозяина, вывернула тонкую шею и поймала капли на лету. Затем она склонила голову к нему на колени и каркнула куда-то между его бедер:
– Бетси я!
– Ах, Бетси… – рассеянно проговорил он.
Стало совсем хорошо – к непосредственной стимуляции коры добавился алкоголь, наполнивший своими удивительными молекулами артерии и вены. Огоньки подстроились под множественные источники звука и пустились в дрожащий танец.
Тима раздвинул ноги: Бетси настолько отяжелела, что держать ее вес становилось не слишком приятно, а это нарушало гармонию жизни. Сложившись как кукла, девушка завалилась на бок и засопела у ножки кресла, в которое упал изобретатель.
– Ну вот, – сокрушенно пробормотал он. – Остался один. Сними крышу.
Чиппи придал прозрачность потолку и прочим перекрытиям дома, чем разом понизил значение редких светлячков-ламп. Несколько дней назад Тима в очередной раз сменил время суток на своем узле, сделав его равным полуночи (с полнозвездным небом, конечно). Это было очень удобно – всегда находилась какая-нибудь странная пара или даже большее количество гостей, которые желали уединиться во мраке. В то же время никто не мешал маленьким компаниям окружать себя коконом света, чтобы любой гость мог понаблюдать за проделками соседей.
Еще месяц назад молодой изобретатель, как только приобрел известность на территории своего сектора, препоручил все заботы о фильтрации посетителей Чиппи. Тот проверял наличие денег на счете, возраст и внешние данные (согласуясь с общепринятым стандартом красоты), и только после всех этих процедур разрешал гостю присоединиться к избранному обществу. Какой-то шутник уже успел назвать Тиму Учителем жизни, за что и удостоился звания первого апостола. Однако долго этот тип не продержался. Он быстро уступил настырной девице, носившей прозвище Дуня. Она не отставала от «Учителя» ни на метр, делила с ним ложе и трапезу, утомив своим упорством даже Ирину, которой уже не хватало энергии для постоянной активности.
Вскоре кто-то из «апостолов» придумал обряд посвящения: первая половая связь новичка на территории узла должна была состояться либо с самим учителем, либо с тем, кому он прикажет. Импотенты с позором изгонялись.
– Вызов от Норберта Гномма, – сообщила программа.
– Общий тест, – машинально ответил Тима, не открывая глаз.
Перед ним мелькали картины коллективных развлечений – для полноценного отдыха часто приходилось совершать вылазки на популярные узлы. Там приспешники умело отсекали от образа вождя назойливых журналистов, которым ничего не оставалось, кроме как вступать в клан изобретателя. Посмотрев пару-тройку репортажей о себе самом, Тима потерял к этому интерес.
– Официальный запрос от корпорации «Живые консоли», – сказал Чиппи. – Соединить с абонентом?
– Ох! Он что, до утра не мог подождать?
– Среднеевропейское время: 10.23.
– Ладно, давай.
Тима собрался с силами, расчистил вокруг себя небольшую площадь пола и сфокусировал взгляд на раскрывающейся перед ним голограмме. Лицо Норберта имело несколько потерянное и усталое выражение. Коротко поздоровавшись с хозяином дома, он стрельнул глазами по распростертым окрест телам и заметно поморщился.
– Завтра истекает срок твоего отпуска, Дмитрий, – пробормотал он хрипло.
Звучало это малоприятно, даже несмотря на остаточное действие благотворного тормошения таламуса.
– Согласно контракту, ты должен явиться на службу, – добавил Гномм. – Ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь, – зачастил он («Надо же, как на старика подействовала инсталляция», – с улыбкой подумал Тима). – Я предложил совету директоров назначить тебя главой лаборатории.
– Как? А вы, сударь? – кривовато усмехнулся изобретатель. К нему ненадолго вернулась ясность мышления. – Отставка? Или увольняют, проще говоря?
– Мне уже почти сорок. – Физиономия Гномма стала бесстрастной. – Удачно, не правда ли?
– Я даже и не думал об этом!
– Тебе это надо? – спросил женский голос, слегка искаженный зевотой и старанием своего обладателя придать тембру задушевность. Тима покосился на источник шума и увидел Веронику. Она подползла к хозяину, не потревожив при этом остальных обитателей дома, моментально прижалась к его колену и буркнула в сторону Гнома: – Зачем вам вождь?
Норберт смешался.
– Вождь? Э?… Митя, ты же талантливый нейрохимик! – Глава лаборатории занервничал и интенсивно потер лоб ладонью, будто пытаясь высечь из мозга искру вдохновения. – Зачем я тебя вызвал? – вдруг спросил он с испугом. Тима задумался: ответ завертелся где-то на поверхности сознания, ускользая от языка. – Вспомнил, – выдохнул Гномм. – Я предлагаю тебе заменить меня в лаборатории.
– А Президент согласен?
– Я подал прошение об отставке и предложил твою кандидатуру взамен. Скорее всего, совет директоров возражать не будет.
– Я уже полтора месяца как не занимался нейрохимией. – В той области Тиминого мозга, что отвечала за профессиональные знания и навыки, клубился подозрительный туман. – Контракт позволяет мне еще три года пользоваться частью прибыли от продаж «Экстатично». По правде говоря, у меня нет свежих идей, – признался изобретатель.
– И не надо! Достаточно руководить коллективом, который… что скрывать, мальчик мой, все твои коллеги искренне любят тебя, некоторые даже… слишком сильно. Этого достаточно.
– Какая уж тут работа, – неожиданно хмыкнула Вероника.
– Ты придешь проститься со мной? – напряженно спросил Норберт. Он наклонился вперед, будто желая выйти за рамки голографической иллюзии. – Я отправил твоей программе свой сетевой адрес.
– Не ходи, – спросонок пролепетала Бетси.
– Что ты там забыл? – сморщилась Вероника.
Еще несколько человек, приведенных в чувство зависшим над полом куском Гномма, подали нестройные голоса – все протестовали против отлучки вождя.
– Я приду, – сказал Тима. – И я подумаю над вашим предложением, сударь. После того, как совет директоров согласится с ним и пришлет мне официальный запрос.
– Твое право, – кивнул нейрохимик рассеянно. – Зачем я вызывал тебя?
– Вы уходите от нас и позвали меня присутствовать при вашем отбытии на переработку.
– Верно. – Гномм очень плохо выглядел и поминутно заново группировал лицевые мышцы в осмысленное выражение. – Завтра, ровно в 10 утра. Я заказал прямую трансляцию церемонии на свой рабочий кабинет.
Голограмма рассеялась на осколки и затухла. Разбросанные по залу тела, будто подчиняясь некоей цепной реакции, начали шевелиться и произносить малоразборчивые звуки. Слух о предстоящей разлуке с хозяином дома покатился как волна, неприятно возбуждая гостей – тех, кто очухался после недавней оргии.
6
Утром Тима ненадолго вышел из Сети: он уже неделю не выбирался в свою реальную квартиру и хотел привести в порядок собственное тело. Первым делом он полежал под медицинским аппаратом, диагностируя внутренние органы и в особенности мышечную систему. Заработать раньше срока атрофию ему совсем не хотелось.
Голова при попытке задуматься (неважно о чем) отвечала приятной гулкой пустотой, но все же держала в себе план действий на час-другой вперед. Отслеживать мелкие детали вроде разновидности дезодоранта Тима уже давно поручил программе.
Разглядывая себя в зеркало, Тима долго щупал складки на животе и шее, наплывшие на коже за какой-то год безвылазной работы в Сети. «Не мешало бы загореть», – подумал он. Новая забава ненадолго развлекла его – поиск искусственных волосков на макушке. Как всегда, на ощупь выделить импланты ему не удалось
Напоследок он провел визуальную проверку систем жизнеобеспечения. Оба пищевода функционировали как надо, огонек пневмопочты горел устойчиво, а процессы кондиционирования и подачи воды восхищали своей безупречностью. Все остальное пряталось под обшивкой стен и не поддавалось осмотру.
Ирина, в отличие от механизмов, выглядела не слишком хорошо. Она спала – ее обнаженное тело, порядком оплывшее, возлежало на гравикресле в полной неподвижности.
– Сделай-ка ей бесконтактный массаж, – злорадно сказал Тима.
Проведя рукой вдоль ее бедра, он почувствовал низкочастотную вибрацию гравитационного поля. Он легко представил себе, как Ирина, не просыпаясь, ощупывает кровать в поисках пледа и заворачивается в него, безуспешно унимая занудную кожную дрожь.
– Пора, – сообщил Чиппи.
– Черная майка, белые шорты, – распорядился Тима и улегся на свое место.
Голова при попытке задуматься (неважно о чем) отвечала приятной гулкой пустотой, но все же держала в себе план действий на час-другой вперед. Отслеживать мелкие детали вроде разновидности дезодоранта Тима уже давно поручил программе.
Разглядывая себя в зеркало, Тима долго щупал складки на животе и шее, наплывшие на коже за какой-то год безвылазной работы в Сети. «Не мешало бы загореть», – подумал он. Новая забава ненадолго развлекла его – поиск искусственных волосков на макушке. Как всегда, на ощупь выделить импланты ему не удалось
Напоследок он провел визуальную проверку систем жизнеобеспечения. Оба пищевода функционировали как надо, огонек пневмопочты горел устойчиво, а процессы кондиционирования и подачи воды восхищали своей безупречностью. Все остальное пряталось под обшивкой стен и не поддавалось осмотру.
Ирина, в отличие от механизмов, выглядела не слишком хорошо. Она спала – ее обнаженное тело, порядком оплывшее, возлежало на гравикресле в полной неподвижности.
– Сделай-ка ей бесконтактный массаж, – злорадно сказал Тима.
Проведя рукой вдоль ее бедра, он почувствовал низкочастотную вибрацию гравитационного поля. Он легко представил себе, как Ирина, не просыпаясь, ощупывает кровать в поисках пледа и заворачивается в него, безуспешно унимая занудную кожную дрожь.
– Пора, – сообщил Чиппи.
– Черная майка, белые шорты, – распорядился Тима и улегся на свое место.