– Не запирал, – согласился мужчина холодновато. – Но запоры не всегда останавливают.
Голос показался тоже скрежетом напильника, когда тот мерными движениями стачивает металл.
– Но шуму было бы, – возразил Дмитрий. Он старался говорить больше, так удается что-то узнать о противнике, отвлечь его внимание, расслабить, а к стеллажу всего четыре шага…
– Не обязательно, – сказал мужчина. – Можно открыть даже половинкой спички.
Голос был ровный, холодноватый, с оскорбительной ноткой полного превосходства. Голос человека, настолько хозяина положения, что может позволить себе держаться, как гость, и в ожидании хозяина просто сесть в его кресло. Или в соседнее.
Дмитрий замедленно прошел вдоль комнаты, сел на стул под стеной. Он старался двигаться открыто, руки держал на виду. Кем бы ни был этот гость, но и Дмитрий знал о себе, на что способен, когда загнан в угол.
– Я слушаю вас, – проговорил он тоже ровным голосом.
Незваный гость сидит спокойно, но Дмитрий чувствовал угрозу всеми фибрами тела и души, каждым кровяным шариком. Возможно, его нашли те, кого он уничтожал последние месяцы. В конце концов, у них тоже профессионалы.
– Дмитрий Човен, – сказал мужчина медленно. Его серые глаза без всякого выражения уставились в упор, голос вроде бы даже потеплел. – Сержант ВДВ, подразделение «Альфа», пять поощрений, три награды, два понижения в звании… В третьем коренном выпала пломба… Нехорошо, за зубами следить надо. При ваших-то нынешних заработках!
Дмитрий спросил недружелюбно:
– Что вы знаете о моих заработках?
Мужчина холодно улыбнулся. Их взгляды на несколько мгновений скрестились, в воздухе запахло горящим железом. Дмитрий понимал, о чем речь, и, похоже, этот странный гость знает о нем действительно много. Тогда он все-таки из тех служб, которые сами… ну, которые умеют ножом и пистолетом. И знают расценки. А разброс в расценках немал… Коммерсантик сдуру обычно обращается к «крыше», после чего тут же попадает в кабалу, а платит все больше и больше. Да и заказ в половине случаев не выполняется. Или обращается к случайному человеку, тот же расклад: в половине случаев заказ не выполнят, а если такого «суперкиллера» поймают, тут же сдаст заказчика с потрохами. Зато услуги «крыши» или доморощенных киллеров обходятся всего в 5–10 тысяч долларов. Коммерсанты покруче, да и не только коммерсанты обращаются именно через посредников к авторитетам или вожакам крупных нелегальных структур. После перепроверки самого заказчика ему дают специалиста на ограниченный срок. Это уже 20–50, зато результат почти стопроцентный. Иногда прибегают к услугам, Дмитрий об этом слыхал, к услугам террористических организаций. Эти борцы за свободу охотно берутся и за такие дела, зарабатывают неплохо. К примеру, за убийство Улафа Пальме получили два лимона, а за Листьева – четыре. Правда, миллионы получают за «коллекционные» акты, а вообще-то услуги террориста начинаются с 10 тысяч долларов. Это банальный взрыв машины или бронированной двери, офиса или просто бомбы в мусорном ящике. Стрелок – от 30 до 50, снайпер – до 70, но Дмитрий получал и больше, а за работу ножом – от 50 до 200 тысяч.
Кроме того, он ясно видел по глазам этого матерого волка, что тому известны и такие расценки: неохраняемый объект стоит от 5 до 30 тысяч, понятно, в зависимости от его статуса, хотя горла дворника и директора одинаковые, но брать за дворника неловко, как за директора. Если охраняет кто-то из неизвестных, знакомый или родственник, то за такую помеху накидывается еще несколько тысяч, зато если уже охраняют детективы из частного агентства, то заказчик раскошеливается от 20 до 50. Дмитрию приходилось иметь дело с тузами, которых охраняла собственная служба безопасности, а это от 30 до 70 тысяч. Правда, если охрана от МВД, то расценки те же, зато если у объекта профессионально подготовленная государственная охрана из бывшего 9-го управления КГБ, то расценки выполнения заказа взлетают от 50 до 200 тысяч. Выше всего ценится дичь, которую взяла под охрану сама государственная организация, это уже от 100 до 500 тысяч.
– Неплохие заработки, – сказал мужчина с насмешкой. – У нас академики столько не получают. Что скажешь?
Он обращался на «ты», но сейчас это не коробило. Дмитрий ответил так же холодно:
– Академики живут дольше.
Улыбка исчезла мгновенно. На Дмитрия смотрели холодные серые глаза, а губы сдвинулись, обозначив твердые бугорки, словно кожу натянули на каменную глыбу:
– Это верно. Особенно если учесть, что часть работы выполняешь бесплатно. По своей, так сказать, инициативе. Этакий городской Робин Гуд. А почему не скажешь, что заработанные… гм… ладно, заработанные таким образом, отдаешь вдове Коровича и своему другу Болотникову, что в госпитале?
Дмитрий напрягся, кровь бросилась в лицо:
– А вот это не ваше дело.
Мужчина сказал почти поспешно:
– Да я только сказал, что ты поступаешь… ну, непривычно благородно для нынешнего времени. Вдвойне благородно, что не трезвонишь об этом на каждом углу.
Дмитрий подумал, что здесь мужик ляпнул глупость, как же он стал бы трезвонить о своей помощи, если даже валютную икру маскирует под браконьерскую, сказал уже враждебно:
– Вы пришли, чтобы мне рассказывать мою биографию?
Он подобрал под себя ногу, уже зацепил носком за ножку, готовясь метнуть ногой… гость, конечно же, отобьет или увернется, но до полки со швыряльными ножами подать рукой. Что бы там ни рассказывали о сверхчеловеках из ВДВ, но он сам был не последним в «с любых высот в любое место» и знает, что если они и сверхчеловеки, то разве что для хилых очкариков, а не для сержанта-сверхсрочника.
– Напомнить не мешало, – спокойно ответил мужчина. – К твоему послужному списку стоит добавить и невероятную удачливость. Ты одиночка, а таким втройне труднее. И почтовые ящики, через которые работаешь, не спасение…
Дмитрий поинтересовался:
– У вас есть варианты лучше?
Мужчина усмехнулся:
– Ты их знаешь. Работать от криминальных структур. Они предоставляют информацию, выводят на цель, сами доставляют к указанному месту оружие… где ты его попросту бросаешь… Да-да, я знаю, ты стандартным брезгуешь, но зато какая безопасность!.. Нет, тебе просто сказочно везло. Удачливость есть удачливость. В других подразделениях такой графы отбора нет, но в нашем есть.
Дмитрий тут же спросил:
– В вашем?
– Нашем, – отметил мужчина без усмешки. – Где ты недавно попал в поле зрения. Я предлагаю тебе вернуться на службу.
Глава 7
– В ВДВ?
Мужчина ответил с некоторой заминкой:
– Почти. Но покруче.
Внезапно Дмитрий ощутил, что гость давно заметил, как он зацепил ножку стула, но лишь стрельнул глазом, тут же посмотрел ему в глаза. Дмитрий покачал головой:
– Спасибо. Служат только собачки, а я – человек.
– Но ты служил, – напомнил мужчина.
– Все служили, – огрызнулся Дмитрий. Он расслабил сведенные напряжением мышцы, однако ногу не убрал. – С пеленок уже служим… Но как только удалось вырваться, теперь все. Это сволочные сытые твари, что командовали мною только потому, что им папочки из ЦК сумели обеспечить звание повыше того, которое я потом и кровью…
Он скрипнул зубами, кулаки сжались. На миг мелькнула мысль: а что он теряет? Все равно пришел конец. И каким бы ни выглядел этот козел крепким, но еще посмотрим. Мужчина кивнул понимающе, сказал так, словно изучал жука, наколотого на булавку:
– Повышенное стремление к самостоятельности, гордость, неприятие авторитетов… гм… что там еще?.. Ну, зуботычину генеральскому сынку пропустим… Повышенная реактивность, импульсивность в принятии решений… Вообще-то отвратительно, но это как раз тебя и спасало… Опять же назовем это удачей.
Дмитрий угрюмо молчал, на этот раз пожал плечами как можно картиннее, стараясь за счет этого движения вместе со стулом придвинуться к шкафу с метательными звездами. Идиоты называют удачей любой успех, причины которого по тупости не понимают, равняя заслуженный успех – результат огромной работы мозга, тщательной подготовки и безукоризненного исполнения – с выпавшей нужной цифрой на бочоночке лото.
– Жаль, – сказал мужчина. – Ты по всем статьям подходил бы нам. Подумай еще раз.
Дмитрий сказал твердо:
– Если я могу отказываться, то – нет!
Мужчина поднялся:
– Как хочешь. Тогда забудем о нашем разговоре.
Дмитрий недоверчиво смотрел, как этот волк, что не должен был выпускать добычу, обронил пару слов, явно кодовых, а микрофон в какой-нибудь из пуговиц, после чего преспокойно направился к двери. По его каменному лицу было видно, что этот бывший десантник вычеркнут из сферы его высоких интересов, есть масса других дел…
– А что вы сказали, – спросил он вдогонку этому здоровяку, – что несколько преждевременно?..
Мужчина от двери оглянулся:
– Да просто тобой уже заинтересовались и другие. Кольцо сжимается. Как бы ты ни маскировался, но от… скажем, выстрела с вон той крыши ты в этой комнате нигде не спрячешься. Мой совет на прощанье… хотя я не имею права этого делать – меняй квартиру уже сегодня. Лучше – прямо сейчас.
Он открыл дверь бесшумно, оглянулся, впервые улыбнувшись почти дружелюбно, старый матерый волк молодому волчонку, переступил порог. Дмитрий слышал, как он прошел по длинному коридору, свернул на площадку, затем донеслось мерное на грани слышимости жужжание всползающего снизу лифта. После долгой паузы щелкнула отжатая кнопка лифта.
Лифт двигался ровно, без остановок, но, когда добрался до первого этажа, звякнул, неспешно раздвинул узкие створки, со стороны лестницы прогремела частая дробь кроссовок. Человек с серебряными висками вышел из кабины лифта, а из боковой двери в вестибюль выбежал Дмитрий.
Брови матерого волка чуть приподнялись, а твердые губы дрогнули в усмешке:
– Решил менять сразу?
– Да, – ответил Дмитрий.
– Нашел куда?
Дмитрий огрызнулся:
– Да вроде бы. На какое-то время.
Не глядя друг на друга, прошли прохладный вестибюль, из-под плотно закрытой двери все равно веет сухим жаром знойного дня, лето в разгаре, Дмитрий ткнул пальцем в черную кнопку возле выходной двери. Пискнуло, седовласый толкнул тяжелую металлическую дверь. Навстречу хлынул свежий резкий воздух с примесью бензина, яркий солнечный свет ударил в глаза.
Двор заставлен машинами жильцов, из-за здания института и трансформаторной будки на приличной скорости выскочил темный мерс с тонированными стеклами. Дмитрий дернулся, сразу все поняв, давно готовился и проигрывал в уме похожие ситуации, в тот же миг услышал негромкий голос:
– Задержись на крыльце. Шнурки, то да се…
Сам гость сбежал с крыльца бодрым петушком, этакий молодящийся мужик, что оглядывается на каждую молодую телку, но живот поверх ремня, шажки коротковаты, задница оттопырена, словно то ли поясница пошаливает, то ли геморрой проснулся…
Мерс выскочил на площадку, круто развернулся. Все четыре двери распахнулись раньше, чем колеса перестали вертеться.
Выскочили трое, но машина медленно выруливает на прямую дорогу, значит – еще один за рулем. Дмитрий, соскочив с крыльца вправо, где впритирку одна к другой застыли сверкающие иномарки, пригнулся и пробежал за спинкой скамейки. Револьвер уже готов к стрельбе: в этой ситуации лучше бы пистолет, и черт с ним, что гильзы разлетятся по асфальту, здесь не до улик, важнее доли секунды и количество патронов…
Он внезапно вынырнул из-за машины, готовый стрелять и получать пули, но выдержать эти горячие удары раскаленного металла в грудь, живот, стрелять и стрелять, пока не полягут эти трое… и если выскочит, а не удерет четвертый, то получит пулю и он…
Возле мерса двое оседали, одинаково хватаясь за кадыки, лица запрокинуты, один уже на спине, ноги конвульсивно дергаются, скребут нестоптанными каблуками асфальт. Седовласый в один немыслимо длинный прыжок оказался возле мерса, распахнул дверцу, Дмитрию показалось, будто что-то крикнул, а когда тут же захлопнул дверь и повернулся, Дмитрий уже понимал, что мертв и водитель.
На ходу пряча револьвер в поясную кобуру, он ринулся к своему странному гостю. Тот бросил коротко:
– Через сквер мимо вон той будки. Там серая копейка с номером 085. Садись, ничего не спрашивай.
– Но… чем-то помочь? – спросил он бестолково.
– Выполняй, – бросил седовласый холодно.
Оглянувшись, Дмитрий успел увидеть, как его гость наклонился над мертвыми, сделал движение, будто вырывает у них кадыки. В его пальцах мелькнуло красное, Дмитрий уже обогнул трансформаторную будку, когда в мозгу промелькнуло: черт, как давно не видел эти лавровые листы из цельной пластины. Знаменитые «осы», вес всего сто граммов, но убивают с надежностью танкового снаряда… Вот чем он их обоих так бесшумно. Ну а третьего? А шофера?
За рулем копейки читал газету огромный розовощекий добродушный парень в помятом свитере. Дмитрий зашел с другой стороны, открыл дверь и ввалился на сиденье рядом. Водила не удивился, тут же врубил музыку, начал вертеть баранку с показной лихостью, хотя не забыл проследить, чтобы Дмитрий пристегнулся.
Предупрежден, понял Дмитрий. Вон у него и пейджер, и сотовый, все на виду, а в бардачке, может быть, что-то и покруче.
Водила сразу вырулил со двора, но в окошко заднего обзора посматривал. Впереди шоссе, машина понеслась легко, серая и незаметная, по бокам замелькали роскошные иномарки и блистающие волги. Даже жигули и москвичи блистали, сверкали, победно обгоняли. Если бы Дмитрий был совсем лохом в машинах, так бы и поверил во весь этот маскарад, но он рядом с этим веселым водилой, ноги чуют малейшую вибрацию, слышат оттенки работы двигателя, и хотя не мог бы сказать, от какой машины мотор, но голову дал бы наотрез, что эта копейка обгонит любой мерс, а этот толстячок потому и толстячок, что весь из тугих мускулов. А его неопрятный и бесформенный, растянувшийся свитер таков лишь потому, что лучше всего скрывает накачанные бицепсы, трицепсы и все то, что отличает тренированного бойца от просто крепкого мужика.
Машина сделала замысловатую петлю, на какой-то миг притормозила у самой бровки. Тут же сзади хлопнула дверка, сильный голос буркнул:
– Все. Давай домой.
Матерый развалился на заднем сиденье, ни дать ни взять – скучающий чиновник, которого ежедневно отвозят на работу и с работы на служебной машине. Дмитрий изучал в зеркальце заднего вида лицо этого человека, явно же командира некоего спецподразделения. Вряд ли это группа антитеррора «Альфа» и, уж конечно, не просто ОМОН, не похоже и на «Вымпел» или «Вегу», особый отряд по борьбе с ядерным терроризмом. Хотя бы уже потому, что если в тех структурах стало бы известно о его прошлом… ну, о его недавнем прошлом, когда за крупные деньги от бандитов он отстреливал вожаков других бандитов, то его, скорее всего, попросту бы арестовали – не могут не арестовать, там отчитываются за каждый шаг! – и попробовали бы судить. Если, при их растяпистости и косорукости, собрали бы достаточно улик.
Он вспомнил смутные слухи, ходившие среди элитных коммандос, о некой глубоко законспирированной части «Звезда», но это, скорее всего, легенда, потому что их старшие офицеры на такие вопросы только с недоумением пожимали плечами.
И сейчас он рискнул спросить:
– Группа «Звезда»?
Седовласый усмехнулся. Дмитрий с холодком понял, что слухи не были выдумкой, что таинственная «Звезда» существует.
– Крутые ребята, – согласился седовласый. – Очень.
– Вы оттуда?
– Нет.
– Жаль, – выдохнул Дмитрий.
– Почему? – поинтересовался седовласый.
– Да так… Интересно. Много о них слышал.
Седовласый усмехнулся:
– То-то и оно, что много. А вот о нас не слышал никто.
Дмитрию показалось, что ослышался:
– А что… есть еще кто-то?
– Есть, – ответил седовласый и добавил со смешком: – Если наш боец не уложит в рукопашном троих из «Звезды», его отправляют обратно в тренировочный лагерь. Кстати, я полковник Ермаков, командир подразделения «Каскад».
Машина вышла на трассу, неслась как стрела, водила умело перестраивался, протискиваясь вперед, но так же умело перестраивались и другие, машина мчалась, неотличимая от тысяч и тысяч других. Стекла незатемненные, машину видно насквозь, ни один гаишник не остановит. Конечно, если бы остановили, у этих наверняка есть самые разные документы, но лучше же, Дмитрий понимал прекрасно, если никто не останавливает, потому что все-таки взглянет на тебя, а потом на чьи-то вопросы может нарисовать словесный портрет, указать время, место…
– Почему именно я? – спросил он. – И что за «Каскад», никогда не слышал…
Ермаков пропустил вопрос про свое подразделение мимо ушей:
– Ну, скажем, ты не один. Но ты попал в поле зрения не случайно. Во-первых, если уж хочешь быть таким скрытным, нельзя пользоваться Интернетом. Сам понимаешь, что некоторые службы составляют обширные картотеки на все партии, группы, движения, объединения, а также на лидеров, будь это политические деятели, религиозные, культурные или криминальные. Как на своих… то бишь отечественных, так и на иностранных. Скажем коротко, ты попал в наше поле зрения сперва как удачливый исполнитель. Профессионал высокого класса, плюс еще и удачливый. У нас, кстати, на это обращается особое внимание. Что-то не так?
Дмитрий буркнул, удивляясь, как этот полковник заметил его недовольство, ведь не двинул же и единым мускулом:
– Да так… Я считаю, что назвать меня удачливым – это называть дураком.
– Ого! Почему?
– Я все просчитывал. Мне сопутствовал успех, а не удача.
– Ну-ну, – примирительно сказал Ермаков, – если бы тебя искали не те лопухи, твой успех бы тебе не помог… Ладно, когда начали собирать информацию, оказалось, что к тебе не ведут никакие нити!.. Это заинтересовало. Непривычно увидеть в нашем гнилом обществе современного Робин Гуда!
Машина вышла на Окружную дорогу, водила выжал сто сорок, теперь на Кольцевой это привычно, а Дмитрий поглядывал больше на водителя и Ермакова. Так легче понять, куда везут: во Внуково или Быково. Что на аэродром, это понятно, тренировочные лагеря от Москвы всегда далеко, на то свои причины, но по расположению аэродрома тоже что-то можно понять…
Длинными проселочными дорогами они проехали на небольшое открытое пространство. Табличка указывала, что здесь участок Академии сельскохозяйственных наук по выведению морозоустойчивой пшеницы. Дмитрий вяло прикинул, сколько же денег пришлось ухлопать, чтобы убрать ранее проложенное шоссе здесь и проложить поверх эту раздолбанную колею. И сколько в этот момент за ним наблюдает операторов, снимая его в трехмерной проекции, анализируя голос, движения, создавая математические модели, укладывая в память, где даже оперативная исчисляется терабайтами.
На краю поля стояла сиротливо караульная будочка, а чуть дальше – подсобный домик, тоже ветхий, запыленный, еще дальше – деревянное сооружение, называемое где клозетом, где гальюном, а где и вовсе… Запыленный старенький шлагбаум перегораживал колею как в насмешку: рядом земля чистая и твердая, высушенная солнцем, езжай – не хочу. Такую же видел на полях Бурунди, где на каждый квадратно-гнездовой метр по три мины.
– Сколько там этажей вглубь? – поинтересовался он.
Ермаков взглянул на него смеющимися глазами:
– Это поле в самом деле принадлежит Академии наук. И пшеницу выращивают настоящую. В прошлом году сюда три экскурсии приводили!
Солдат вышел, сонный и что-то жующий, вяло проверил их документы, шлагбаум заскрипел, как несмазанная телега, с великой натугой начал подниматься. Водила медленно проехал к подсобке, остановился, не глуша мотор.
– Выходим, – сообщил Ермаков.
Внутри подсобка выглядела просторнее, чище. Стену подпирали шкафчики для рабочей одежды, пятна мазута на дверках, все привычно, как в любой раздевался и бытовке для трактористов.
Из-за шкафчиков материализовался крепкий мужчина, загорелый и широкий. Если бы не цепкий взгляд, Дмитрий принял бы его за тракториста, те всегда такие кряжистые, размашистые, привыкшие к тяжести, сопротивлению рычагов, нелегкой работе.
Ермаков кивнул:
– Оставляем этого парня. Помыть, переодеть. За ним прибудут.
Мужчина кивнул, Ермаков повернулся к Дмитрию:
– Еще увидимся!
Через пыльное стекло Дмитрий видел, как он нырнул в машину, та настолько медленно выехала за шлагбаум, словно превышение скорости влечет за собой немедленное уничтожение, затем из-под колес вылетел, как из турельного пулемета, гравий, машина прыгнула, как конь, и понеслась в сторону далекого шоссе.
У него забрали одежду, документы, а после того, как вымылся в душе, почувствовал, что в самом деле словно бы со старой одеждой, потом и грязью снял и часть старой жизни.
Похоже, на этом малом поле садятся и взлетают старенькие самолетики малой авиации. Еще винтомоторные, как-то ухитряющиеся выживать в век рынка. «Тракторист», который назвался просто Василием, предложил вздремнуть. Дмитрий, чуткий к любому подтексту, спорить не стал, растянулся на широкой деревянной лавке, расслабил мышцы и почти сразу под одобрительным взглядом «тракториста» погрузился в чуткий сон, прерываемый фазами глубокого, когда организм за считаные минуты успевает выспаться и восстановить силы.
Очнулся от негромкого рокота. Выглянул в окошко, обомлел. Стояла глубокая ночь, на небе пара тусклых звезд едва-едва проглядывает в щели между тучами. На земле полный мрак, а на эту черную землю опускается совершенно вертикально самолет!..
Он выскочил, не дожидаясь, пока позовут, сообразил, что это все-таки вертолет, хотя таких еще не видел, потому и в ночи без опознавательных знаков и без фонарей.
«Тракторист» Василий выступил из темноты. Глаза придирчиво пробежали по молодому парню:
– Поспал? Вот и хорошо. Это была твоя последняя ночь, когда спал вволю.
Сердце колотилось, едва не выпрыгивало из ушей. Он кое-как вскарабкался в салон, больше похожий на внутренности космического корабля. Послышался свист, его вдавило в сиденье, что тут же услужливо прогнулось. Справа блестело широкое стальное кольцо, руки сами нащупали предохранительный ремень, щелкнуло, кабина накренилась, тяжесть вжала с такой силой, что от прилива крови глаза едва не выпучились, как у рака. Он чувствовал, как стучит в голове, смятенно подумал: что же это за штука, что с места рвет с такой скоростью, раньше в десантных войсках ничего похожего не было…
В салоне тусклые лампочки высвечивали еще одиннадцать таких мест. Все пустые. Сердце тревожно стучало, а в душе возник пугающий страх: за того ли его принимают, и гордость: скажи кому, что за ним присылали такой самолет, – кто поверит?
Глава 8
Посадка была такой же пугающе стремительной и страшной. Внезапно воющий свист турбин оборвался, Дмитрий ощутил толчок, потом еще два, и все затихло. Пилот крикнул раздраженно:
– Заснул? Вываливай!
Дмитрий вывалился в кромешную тьму. Сильные руки подхватили и повели по твердой земле. Дмитрий сразу ощутил запахи, а в свете звезд увидел справа и слева высокие фигуры со странными наростами на лице. Сволочи, пользуются очками ночного видения, но и он уже по запахам, по их хватке, по шагам и другим неуловимым мелочам, что лихорадочно анализировало его подсознание, составил их портреты, уже чувствовал, сколько им придется идти, почти точно знал, в какое помещение придут и сколько человек там его ждет.
Дверь отворилась, свет был неяркий, короткий коридор, затем отворилась дверь в обычное помещение, каких полно в любой офицерской каптерке. Руки исчезли с его плеч, Дмитрий невольно повернул голову, посмотрел на сопровождающих.
Как и составил портреты по запахам, шагам, хватке – оба высокие, жилистые, в потертых джинсах, рубашки такие же, кроссовки, простые пояса, облик простых обычных парней…
И все-таки повеяло таким профессионализмом военных, что Дмитрий только крепче стиснул челюсти. Если в армии человек приобретает крепость железа, то эти выглядели так, словно это железо долго ковали в раскаленном виде, бросали в холодную воду, раскаляли и снова ковали, когда в одном и том же объеме помещается металла вдвое больше, а сам он обретает крепость алмаза и гибкость шелкового каната.
Оба, как говорится, шкафы, разве что один похож на шкаф бабушки, а второй на современный. Первый с короткой стрижкой, настолько характерной, что Дмитрий едва не огрызнулся: «Я сам сержант!» Второй явно лучше тренирован, пропорции рукопашного бойца и стрелка из всех видов оружия, чуть лучше одет, выглядит несколько… по-офицерски.
Офицер держался нейтрально, с полнейшим безразличием к новичку, а ко второму Дмитрий присматривался искоса и с опаской. От этого почему-то веяло непонятной угрозой. Огромный, тяжелый, рост почти под два метра, вес за сто двадцать, он говорил таким же огромным голосом, каким огромным был сам. Мышцы развиты, как у культуриста, хотя люди такого роста и веса обычно обзаводятся приличными складками на животе, а этот двигается несолидно быстро и точно, словно из богатыря-гиревика превращается в балерину.
Огромная, абсолютно лысая голова блестела, как валун на берегу моря. Даже венчика волос за ушами не осталось, отчего острые, как у волка, уши выглядели еще страшнее и зловещее. Когда он поворачивал голову в сторону Дмитрия, всякий раз пробегал неприятный холодок по коже. Перебитый в неведомых схватках нос, широкие шрамы на лице, оборванная пулей мочка левого уха – все заставляло биться сердце чаще, но, когда их взгляды встретились, Дмитрий ощутил удар по нервам. Виной ли его чувствительность, но всеми нервами воспринял звериную ярость, что клокочет в этом человеке. Даже сейчас в темных глазах время от времени вспыхивает молния, какую можно видеть далеко на горизонте, когда видишь только вспышку, а раскаты грома еще не докатываются.