– Обязаны класть на стол руководству, – ответил Тарас счастливо. – Лично генералу Хануману. А также в восьми экземплярах раздать высшим чинам из армейской разведки, военно-воздушной, морской, в ЦРУ, одну – секретарю национальной безопасности… сейчас у них там баба, для нее тоже кое-что наклевывается, вот только надпись надо покороче! Чтобы как удар кнута по ее толстой голой жопе… Ты стишки никогда не кропал?
Дмитрий шарахнулся так, что едва не упал с крыши:
– Ты что?.. Никогда в жизни.
– Жаль, – сообщил Тарас искренне. – Жаль. Ну ладно, ее оставим на десерт.
Дмитрий поинтересовался:
– А как… эти?… Ну, которым все это…
– Странные какие-то, – ответил Тарас неодобрительно. – Почему-то обижаются. А с чего бы? Ведь это раньше были вероятными противниками, а сейчас просто невероятные союзники! А что обижаться на таких союзников?.. Мы ж их любим, разве не видно? Вон Ханумана двое наших с двух сторон любят, аж глаза у генерала на лоб полезли… Да, тут надо дорисовать…
Дмитрий поинтересовался осторожно:
– А что с Максом?
Тарас буркнул, не поворачивая головы:
– Что тебя интересует?
– Он какой-то, какой-то уж очень печальный. Или нет, я не знаю. Даже когда смеется или хохочет, у него что-то плачет внутри.
Он умолк, смутившись, что брякнул лишнее. Одно дело – его ощущения, другое – выложить их другим.
Тарас обернулся, крупное лицо с расплющенным носом выглядело устрашающе. Шрамы чуть потемнели, вздулись от прилива крови.
– Упаси тебя боже кому-то брякнуть такое. Понял?
– Понял, – торопливо согласился Дмитрий. – Но раз уж я брякнул, может быть, скажешь? Хотя если нельзя, то нельзя.
Тарас прорычал:
– Когда Макс после Афгана работал дальнобойщиком, жена умерла, оставив сынишку семи лет. Но сынишка то ли голодал много, то ли здоровье слабое, хотя у Макса вон какое, словом, ребенку потребовалась операция. А теперь, сам знаешь, все за бабки! Макс криком кричал, чуть на стенку не кидался, но где честный человек может собрать семнадцать тысяч баксов?.. Ребенок угасал у него на руках. Да ладно, что тут… Полгода почти угасал. Значит, здоровье еще было, если столько боролся. Макс сам в щепку превратился, чуть умом не тронулся.
Он угрюмо умолк. Дмитрий не стал спрашивать дальше. От Тараса пришла холодная волна злости и отчаяния. Мелькнула мысль: знал бы Макса раньше! Этих баксов было на столько операций…
А за обедом Тарас сказал равнодушно:
– Завтра у нас свободный день. Валентин, в город съездим… или ну его на фиг?
– Второе, – ответил Валентин ровно.
Его пальцы красиво и синхронно работали ножом и вилкой, расчленяя, накалывая, нагребая лезвием ножа на зубчики вилки горки ядреной каши. Все это безукоризненно точно отправлялось в рот, не обронив ни единой крупинки. Сам Валентин сидел за столом, как герцог на королевском приеме: невозмутимый, знающий себе цену. Дмитрий уже знал по слухам и смешкам, что Валентин в самом деле потомок кого-то и чего-то, не то барон, не то князь, хотя и тщательно это скрывает.
Дмитрий оживился:
– Здесь можно выезжать в город?
– Кому можно, – ответил Тарас злорадно, – а кому… У тебя как с цензом оседлости? Ну, прошел ли тесты, сдал ли мочу на анализы?
– Сдал, – подтвердил Дмитрий. – Все сдал…
Валентин поморщился:
– Ребята, за столом…
– Извини, – сказал Дмитрий. – Правда, извини. Это чудовище все время провоцирует. Вам разрешают?
Валентин бросил короткий взгляд на Тараса:
– Ты поинтересуйся о новичке.
Тот пожал плечами:
– Ты же знаешь порядок. Он не бывал даже на пленэре. Пока не пройдет все круги нашего ада… я говорю о бюрократическом аде, ему даже к забору близко подходить нельзя.
Валентин недобро ухмыльнулся:
– Ты еще брякни, какие тут заборы!
– Молчу-молчу.
Ножи и вилки позвякивали, Тарас с хрустом грыз толстую мозговую кость. Из-за дальних столов донеслись раскаты здорового смеха. Когда дошла очередь до кофе, в нагрудном кармане Дмитрия пискнуло. Он нащупал сквозь ткань выступающую кнопку, там пискнуло, негромкий голос произнес:
– Стажер Човен! К полковнику Ермакову!
Валентин смолчал, а Тарас сказал сочувствующе:
– Ничего, кому-то надо и эти места чистить.
– Да брось, – поморщился Макс. – Все делает механизация. Это так, чтобы некоторые носы не задирали.
– Эт ты на кого намекиваешь? – спросил Тарас угрожающе.
Из столовой Дмитрий напрямик направился в административный домик. Часовой оглядел его придирчиво, кивнул. В коридоре было пусто, а когда отворил дверь кабинета, Ермаков все еще горбился за клавиатурой, тихонько щелкал клавишами, не доверяя некоторые команды даже самым доверенным программистам.
При звуке открываемой двери его пальцы тронули Alt-Tab, и на экране мгновенно возникла другая картинка. Дмитрий вытянулся, Ермаков устало махнул рукой:
– Вольно. Как тебе здесь?
– Да вроде бы еще жив, – ответил Дмитрий, а всем видом старался показать, что не просто жив, а здесь для него почти что санаторий с бабами и плясками.
Ермаков оглядел с головы до ног, хмыкнул, неожиданно спросил:
– Не тянет побывать по ту сторону забора?
– Нисколько, – ответил Дмитрий, интуитивно полагая, что отвечает верно. – Здесь еще много такого, что не узнал. Хотя… чтобы не расставаться с друзьями, я бы в охотку съездил с ними завтра в то кафе, о котором говорят.
Ермаков снова долго рассматривал, в серых глазах то поблескивали искорки, то они темнели, как небо поздним вечером.
– С этими уже сдружился? Что ж, неплохие ребята. У тебя есть чутье.
Дмитрий смолчал, прямых вопросов нет, а просто так разговаривать с полковником… не по рангу.
Ермаков потер ладонями лицо, оно сразу стало старше, резче обозначились морщины, но порозовело:
– Значит, так. Тебе разрешен выезд завтра из лагеря с утра и до обеда. Но только с кем-то из этих ребят.
Дмитрий вытянулся:
– Благодарю за доверие!
Ермаков отмахнулся:
– Да при чем здесь… Ты уже прошел карантин. Просто с этого дня для тебя тоже действуют увольнительные.
– Спасибо!
Но когда вышел, все еще чувствовал на спине пристальный взгляд. Какая-то проверка на вшивость?
Глава 10
Валентин неожиданно заупрямился, нужно прочесть пару книг, ознакомиться с новой системой зажигания кадиллака да и вообще дел по горло, не до кафе, Тарас настаивал, только Дмитрий помалкивал, тихонько стоял в сторонке. Почему-то показалось, что князь или барон не хочет сидеть за одним столом с ним, наемным киллером. Одно дело убивать в Афгане, другое – за деньги.
Тарас нажимал, похоже, тоже смекнул, как и то, что в столовке Валентин сидит рядом с киллером по службе, а кафе – дело добровольное, там можно позволить себе даже принципы.
В конце концов Валентин, морщась, сел за руль старенького потрепанного джипа, Тарас бухнулся рядом. Ожидался еще Макс, но того срочно отправили пересдавать взрывное дело, и Дмитрий расположился на заднем сиденье в одиночку.
Часовой вручную отворил ворота, ухмыльнулся понимающе, джип рванулся, как будто его лягнули, прыгнул и понесся, Дмитрия немилосердно подбрасывало, кое-как приспособился, наконец начал замечать дорогу.
Их лагерь, как увидел с удивлением, расположен на самом деле не так уж и далеко от цивилизации. Когда дорога шла через холм, с вершины заметил на горизонте многоэтажные дома, целый район, а в другой стороне раскинулись возделанные поля, стадо коров бредет к маленькой речушке.
В конце концов дорога вывела на трассу, многоэтажные дома приблизились, выросли, первой промелькнула бензоколонка, Валентин снизил скорость и свернул к первому же многоэтажному дому.
– Молодцы, – одобрил Тарас. – Первыми перехватывают!
Кафе расположилось в полуподвале этого дома, старого и запущенного, но уже сами ступеньки, что понравилось Дмитрию, мокро блестели, чистые и умытые, пахло свежестью.
Узкий коридорчик вывел в помещение с низковатым потолком. Восемь столов, резные стулья, на стенах дешевенькие бра, света много, никакого намека на интим, чем обычно грешат кафе и бары с недоумками в руководстве. Полупрозрачные занавеси, можно рассматривать ноги проходящих по тротуару красоток и даже замечать, какого цвета у них трусики, зато они не видят, что у тебя на тарелке дешевый салатик, а не заморская форель.
Валентин указал на стол в глухом углу, инстинктивная мужская привычка садиться, как собака в конуре: мордой ко входу. Тарас первым плюхнулся на стул, воззвал зычно:
– Лапушка!.. Зайчик!.. Пивка нам поскорее!.. А креветок потом, потом…
Между столов к ним направилась девушка в переднике, Дмитрий против воли засмотрелся. Высокая, вся из длинных рук и ног, чем-то похожая на журавля, она странно и пугающе производила впечатление звериной гибкости. Темные глаза, довольно мрачные, смотрели из-под низкого лобика, что всегда считался признаком кретинизма, но ей только придавал вид решительный и смелый.
Мужчины смотрели ей вслед, отводили взгляды, затем смотрели снова. Чересчур длинные ноги поднимали зад на уровень глаз, бедра узковаты, зад тоже ничего особенного, но почему-то каждый чувствовал, что этот зад может укрупняться вдвое, становиться пышным и вздернутым кверху…
Ее голос заставил Дмитрия вздрогнуть:
– Темное? Светлое?
Она стояла над ним, он посмотрел на грудь, едва ли второго размера, и тоже вдруг ощутил, что там все может разбухать в считаные минуты почти до четвертого. Ее глаза стали насмешливыми, Дмитрий ощутил, как краска начинает пробираться к лицу, повернул голову к Тарасу.
Тарас сказал с восторгом:
– Темного! Много!.. Бочку!.. А какой сорт, пусть вот Валя скажет, он у нас эстет. Его даже сморкаться правильно учили.
Валентин поморщился, глаза его скользили по меню:
– Не слушайте его, Анита. По две светлого… Лучше «Подмосковное». Потом креветки, раки, что там у вас сегодня? А затем перейдем на темное.
Она кивнула, черкнула в блокнотике, удалилась. И хотя шла строго, бедрами не вихляла, Дмитрий ощутил, что не может оторвать взгляда от упругих ягодиц, которые так и просятся в его широкие ладони.
Валентин хмыкнул, а Тарас потер ладони:
– Пивка!.. Ура, пивка сейчас залью… Что, Дима, и ты на крючке?.. Вот странно как устроено, а? Красивые и умные не устроятся в жизни, как ни бьются!.. а другим все само в руки… Или не в руки, но это неважно. Дима, а ты вообще пиво пьешь?
– Пью…
– Жаль, а то бы я и твое освоил. Чтоб добро не пропадало.
Анита принесла на широком подносе шесть кружек буквально через пару минут. Кружевная пена сползала через края, Дмитрий старался смотреть на кружки и даже помогал их снимать с подноса, но, когда его пальцы соприкоснулись с ее пальцами, по телу пробежал электрический заряд. И сразу стало заметно, что бедра ее стали шире почти вдвое, а зад задрался кверху, словно его поддерживают незримые руки.
Тарас в восторге булькал, едва не влезая в кружку с головой. Пена повисла на его губах и подбородке. Валентин пил, как верблюд, брезгливо процеживая сквозь зубы, неспешно, но чувствовалось, что и употребить может, как верблюд, на неделю вперед.
Креветки, которые принесли тоже на удивление быстро, оказались, как на подбор, крупные, сваренные умело, просоленные. Дмитрий очищал нежное мясо от панцирей, высмактывал сладость из лапок, понятно, почему при всеобщем обнищании и пустоте подобных кафе здесь две трети зала заполнено народом…
За окном послышался нарастающий грохот, словно по шоссе двигалась колонна танков. Грохот нарастал, земля начала подрагивать, а чтобы говорить, пришлось повышать голос.
Посетители морщились, поглядывали на окно, на дверь. Дмитрий видел через широкие окна, как вдали показалась группа крепких ребят на мотоциклах. У некоторых за спиной сидели девушки. Вся группа неслась к их кафе.
Грохот усилился, посуда начала позвякивать, а потом и подпрыгивать. Тарас крикнул зло:
– Рокеры!.. Сволочи!..
– Что? – переспросил Дмитрий.
– Рокеры, говорю, – крикнул Тарас. – Или байкеры, мать их… Словом, сволочи, стрелять надо!
Грохот перерос в рев, тяжелый и надсадный. За столиками смотрели на окна и двери с беспомощностью: нечего противопоставить накачанным мускулам, черным курткам, наброшенным прямо на голые мускулистые тела… Куртки без рукавов, распахнуты на груди, открывая жуткие хари татуировок, массивные железные цепи, тяжелые пояса в широких бляхах из толстых пластинок…
Дмитрий видел страшное, перекошенное лицо Тараса. Десантник что-то орал, грохот сотрясал воздух и раскалывал череп, затем вдруг начал затихать, стали слышнее голоса, взрыкнул и затих последний из подкативших мотоциклов. В окно видно было, как слезают эти громадные парни, двигаются нарочито замедленно, массивные могучие динозавры, с задних сидений спрыгивают яркие девушки, вульгарные и вызывающие, смотрят по сторонам с победным видом. Никто не посмеет свистнуть вслед, когда они с такими крутейшими парнями…
В тишине стала слышна тяжелая поступь. В зале затихли, головы повернулись в сторону двери. Мужчины пригибали головы, в глазах унижение, женщины старались не встречаться взглядами со своими спутниками.
Через порог шагнул мужик. Мышцы, кожа и железо, мелькнуло в голове Дмитрия. Высокий и налитый силой, он остановился в театральной позе, руки в бока, жилетка из черной кожи распахнута на волосатой груди, толстые металлические цепи в три ряда, еще цепь справа на поясе – толщиной с палец, пояс в ладонь шириной, весь покрыт железными бляхами, что наползают одна на другую, как панцири черепах.
За его спиной появились такие же, все в черном, как гробовщики, звякающие цепями, и так плотной группой, как клин псов-рыцарей, с громким гоготом и шуточками пошли через кафе, хозяйски осматривая столы, мужчин и женщин.
Тарас накалился, Дмитрий видел, как под рубашкой десантника ходят тугие шары, а на шее вздулись жилы. Валентин неспешно и аккуратно снимал корочки панцирей с розовых тел, его глаза не отрывались от нежнейшего белого мяса. Кончики пальцев подхватывали эти тельца, похожие на белых червячков, губы принимали бережно, осознавая, какое это лакомство.
Вожак ткнул пальцем в стол посредине зала:
– Здесь. Вон тот и… ага, вон тот стол придвинуть!
Рокеры сами ухватили столы, Анита наблюдала критически, из кухни выскочил солидный мужик, лицо бледное, с вымученной улыбкой посеменил за ними, виновато разводил руками. Середина зала, правда, пуста, все предпочитают темные углы или хотя бы под стенами, либо тянутся поближе к широкому окну, так что рокеры сдвинули три стола, к своему разочарованию никого не согнав и даже не шибко потревожив, разве что кому-то краем стола врезали в горбатую спину, кому-то оттоптали ноги.
Девушки победно уселись первыми: красивые и загорелые, в микроюбочках, видны узкие полоски трусиков, в маечках, без лифчиков, понятно, да и маечки больше похожи на рыбацкие сети. Валентин засмотрелся на одну яркую блондинку, явно некрашеную – все личико в веснушках, а Тарас прошипел люто:
– Ну счас я им, гадам!.. Ну счас…
Валентин поинтересовался тихо:
– А на каком основании?
– Да ты что, не видишь?
– Что?
– Этих гадов не видишь?
Глаза Валентина не отрывались от новой крупной креветки, огромной, как рак, с толстым вздутым хвостом, что к тому же облеплен красными икринками. Голос его стал совсем нежным:
– Ну почему же гады?.. Здоровые ребята. Не те, что длинноволосье с гитарами в подъездах. И девчонки у них… ничего. Наверное, даже не наркоманки. Или не совсем уж…
На сдвинутые столы принесли кружки с пивом, двое официантов суетливо помчались с широкими подносами, полными множества тарелочек с креветками, маслинами, соленой рыбой, бифштексами.
Рокеры громко хохотали. По всему залу раскатывалось эхо, а богатырские шлепки по спинам звучали, как выстрелы из орудий. Парочки испуганно вздрагивали. Одна пара уже успела расплатиться: подозвали Аниту, еще только заслышав грохот подъезжающих чудовищ, Тарас проводил уходящих налитыми кровью глазами, потом перевел обрекающий взгляд на пирующих.
Еще один мужчина торопливо подозвал Аниту, бросил на стол деньги, его спутница вскочила с такой скоростью, словно уже чувствовала чужие руки на бедрах.
– Скорее бы начинали буянить, – сказал Тарас мечтательно, – ох, скорее бы!
– Да вообще-то нам нельзя, – предупредил Валентин, но голос его прозвучал как-то вяло.
– Да ну? – удивился Тарас. – А в порядке вынужденной самообороны?
Валентин покосился на крутые валуны плеч спецназовца:
– И кто ж на тебя нападет?
Тарас обиженно умолк, а Дмитрий сказал нейтрально:
– Вообще-то каждый гражданин обязан защищать как себя, так и жизни… и здоровье, имущество близких ему, а также любого постороннего человека. Как в Уголовном кодексе… или что-то подобное.
Тарас бросил на него взгляд, полный благодарности, а Валентину сказал с упреком:
– Вот видишь!
Валентин даже бровью не повел в сторону Дмитрия:
– Ну, Тарасик… Нет такого в Уголовном кодексе. Да и было бы… Как будто не знаешь, что ждет спецназовца, затеявшего драку с мирным населением!
Тарас буркнул:
– Ты этих называешь мирными?
Валентин аккуратно и ловко разделал несколько креветок, разложил их по краям блюдца красивой звездочкой, полюбовался:
– Важно не то, как ты их называешь. Даже как я их называю, не настолько важно, увы. Принимают во внимание только то… черт, а вот этой креветке сто… как их называет Кодекс. А по нему всяк, кто не в армии…
От стола с рокерами голоса звучали все громче. Дмитрий видел, с какой надеждой прислушивается Тарас. Мощные челюсти замерли, из тяжелой пасти торчат веточки укропа и куриная лапка, словно сержант, как динозавр, подхватил с земли жертву прямо с травой.
За столом рокеров вовсю хлестали пиво, смачно раздирали крупных раков. На помощь Аните выбежали два подростка, стол рокеров заполнился блюдами с красной рыбой, черная икра горками из широких чаш, горы копченых колбасок, севрюга, лососи, снова икра: уже красная, отборная, каждая икринка блестит, как капля красного янтаря…
Тарас шумно сглотнул, устыдился, отвел взгляд и с такой злостью рванул пополам бедную креветку, словно раздирал юсовца. Валентин смаковал панцири деликатно, медленно, наслаждался, и было видно, что его нисколько не беспокоят ни рокеры, ни повышение налогов, ни голодовка учителей в Хабаровске.
За столом рокеров загремела посуда. Вожак снова грохнул кулаком по столу, он красиво напрягал мускулы, вскидывал брови и картинно выпячивал челюсть, и без того тяжелую и квадратную, с мужественной ямочкой на раздвоенном подбородке.
Дмитрий не расслышал, что было сказано, но рокеры завопили, радостно заколотили по столу ножами. Кто-то выкрикнул «гип-гип ура».
Тарас покосился в их сторону, как разъяренный медведь. Глаза вспыхнули, словно два лазерных прицела.
– Черт, – прорычал он люто, – за это уже в старое время бы замели! Хоть на пятнадцать суток да посадили бы!
Валентин проронил насмешливо:
– Ты такой старый, Тарасик?.. Я думал, что Советской власти и не застал.
– Батя рассказывал, – буркнул Тарас. – Тогда порядок был. А сейчас эти сволочи распустились!
– Давно ли ты сам слез с мотоцикла? – поинтересовался Валентин. – Ладно, не бери в голову. Бери в рот… ну хотя бы вот эту! Считай, для тебя почистил. Подсласти. В самом деле, какое свинство: у кого-то есть харлей, а у кого-то и не было…
– Да я на эти харлеи, – ответил Тарас зло. – Я на своей старенькой яве делал эти харлеи… Мне их рылы не нравятся! Это же предатели национальных интересов! Сегодня они на харлеях, завтра Родину продадут!.. Не, лучше бы их перебить или пересажать раньше.
Валентин иронически улыбался.
Рокеры веселились, орали. Красная от натуги, Анита один за другим приносила подносы, заставленные кружками пива. Пена перекатывалась через края, темные кружки стояли в пене, что стекала по подносам и падала широкими хлопьями на пол.
– Вот сейчас начнут, – прошептал Тарас. – Уже набрались… Только бы милиция не пришла, не повязала…
Валентин иронически улыбался.
Анита пробежала мимо, ее взгляд с сожалением скользнул по пустым тарелкам перед Тарасом и его спутниками, но промолчала, тут же появилась уже с подносом, заставленным кружками, блюдцами с рыбой, снова креветки, толстые ломти жареного мяса…
– Вот сейчас, – сказал Тарас с надеждой. – Ну же…
Валентин с ленивым безразличием рассматривал спутниц рокеров. Они держались не просто раскованно: без этих плечистых парней давно бы стали мишенью чересчур пристального внимания, шуточек, а то и лапанья, сейчас же мужчины, встречаясь взглядами с этими красотками, трусливо опускали глаза и пригибали головы: а вдруг эти в черных куртках перехватят их взгляды?
Глава 11
Тарас заскрежетал зубами. Лицо стало желтым от невыносимого разочарования. Рокеры шумно вставали из-за столов, шумно взрыгивая, девушки не отставали, похлопывали себя по голеньким животикам. Одна бесстыдно задрала маечку и почесала голую грудь, красиво вылепленную, с нежной белой кожей, на миг мелькнул ярко красный кончик, мужчина напротив вытаращил глаза, челюсть отвисла. Рядом с ним застыла, как вбитый в землю кол, академического вида девушка в больших роговых очках, надменная, с плоской грудью, зато выпуклой спиной.
Гогоча, рокеры шумно двинулись к выходу, толкая и задевая посетителей. Вожак на ходу небрежно сунул Аните в нагрудный карман зеленую бумажку:
– Держи. Классное пиво! Теперь ссать будем до самой Окружной дороги. Ха-ха!
Тарас, бледный и сразу похудевший, смотрел вслед остановившимися глазами. Валентин посмеивался, подозвал Аниту:
– Сколько с нас? А то засиделись что-то…
Рокеры столпились в дверном проеме. Дмитрию показалось, что вот-вот разнесут, все широкие и могучие ребята, но черных курток за окном становилось все больше, а здесь меньше, слышно было, как облегченно вздохнул кто-то из посетителей.
Валентин положил деньги на стол, поднялся:
– Говорил же, нечего было ждать. Но пиво и в самом деле здесь хорошее.
Дмитрий вскочил, насточертело сидеть перед пустой тарелкой, Тарас встал с такой натугой, словно разламывал свое окаменевшее тело.
Рокеры уже рассаживались по мотоциклам. Солнце блестело на хромированных деталях, на железных бляхах, что усеивали куртки рокеров с головы до ботинок.
Вышли, щурясь от яркого света. Валентин, ни на кого не глядя, прошел к джипу и сел за руль. Тарас и Дмитрий были на полдороге, когда сзади загрохотало. Один из рокеров, успевший отлить первым, лихо газовал, стоя на месте.
Тарас остановился, его повернуло в ту сторону, как магнитом. Валентин включил зажигание, крикнул нетерпеливо:
– Ну что вы там?
Глаза Тараса все еще тоскливо мерили рост этих крепких парней, ширину плеч, накачанные бицепсы:
– Погоди минутку…
– Поскорее!
Дмитрий остановился, а Тарас медленно пошел к рокерам. Те усаживались на упругие кожаные сиденья, подружки легко и грациозно задирали загорелые ноги, садились сзади. Его наконец заметили, смотрели с насмешливым любопытством.
Тарас остановился перед вожаком, ладони пошли вниз, словно пригибая чьи-то головы:
– Тише, тише, ребята.
Грохот стал тише, а вожак поинтересовался ленивым сытым голосом:
– Что тебе, мужик?
– Это ты мужик, – ответил Тарас. – Ну чо сидишь, как жаба на пне? Давай начинай.
Брови вожака взлетели на середину лба:
– Что начинать, хлопец?
– Драться, что же еще? – удивился Тарас. – Хотите драться, так нефига! Чо уставился?.. Давай, не сиди.
Рокеры переглядывались. Вожак поинтересовался:
– Мужик, ты не спятил?
– Не-а, – ответил Тарас и вытер рукавом нос. – Но вы ж это… ну… предлагаете… Прямо настаиваете! Ну я и решил…
Вожак удивился:
– Мы предлагаем?
– Ну да, – ответил Тарас простодушно. – Вы ж ента… ну, с руками как ходите…
Он растопырил руки, как будто им не дают прижиматься к бокам чудовищные глыбы мускулов, переступил с ноги на ногу, набычившись и выпятив нижнюю челюсть. Получилось так похоже, что вожак вспыхнул, насмешка налицо, но Дмитрий видел, что вожака тревожит простецкий вид этого парня, чересчур простецкий. Если бы не заподозрил нечто, то не стал бы вожаком этого сброда на мощных мото: кое-что в жизни надо чувствовать спинным хребтом.
– Мужик, – сказал вожак предостерегающе, – ты лучше подбери сопли и канай отсюда, пока цел.
Один из рокеров ахнул:
– Ролло, он уйдет без трепки?
– Пусть идет, – угрюмо распорядился вожак.
Тарас переступил с ноги на ногу, еще больше выпятил нижнюю челюсть, а руки изогнул крючками:
– Ага… ну да. Так у вас это… ну, как у сраных мух, что под шершней косят… Чтоб не трогали, да? Мимикрия?
Вожак медленно багровел. Грудь его вздымалась, глаза быстро стрельнули по сторонам, прошлись по неподвижному Дмитрию и даже достали мирно сидящего в машине Валентина.
– Считай, ты допросился, – процедил он. – Айрен, Анрыл – врежьте дураку.
Тарас успел обидеться:
– А пошто не сам?
На него бросились с двух сторон. Один детина размахивал металлической цепью, на которой можно бы крепить якорь, второй прыгнул с нунчаками. Тарас поспешно отступил на шаг с воплем:
– Ай-ай, на меня напали!!!
Дмитрию показалось, что он даже постарался скорчить испуганную рожу на случай, если в окно кто-то смотрит. Один из крепких чернокуртников сказал с угрюмым злорадством:
– Поздно, мужик. Снимай штаны! Может быть, помилуем.
Девица, что осталась на заднем сиденье его мощного харлея, захохотала. Рот ее был намазан широко и мощно. На загорелой коже живота выделялся непомерно крупный пупок мертвенного цвета.