– Не в фамилии дело, Станислав, – с сожалением, что подопечные не понимают его, ответил Орлов. – В личности! В его личности дело! Кто он – псих? Или садист? Или преследует какие-то личные мотивы? Вот когда вам это станет понятно, тогда будет понятно, где его искать – по психоневрологическим диспансерам или по бойцовским клубам. Или еще где. Мотивы, мотивы нужны! – с нажимом повторил он. – А их пока не видно! Кроме маньяка, конечно, но я вам от души советую – пока просто советую! – не зацикливайтесь на одной версии!
Выговорившись, Орлов достал платок и вытер им взмокший лоб. Гуров и Крячко помалкивали, причем Лев понимал справедливость замечаний Орлова. А что думал Крячко, было не ясно, потому что Станислав, как всегда, когда заходил в тупик, уходил в себя и делал вид, что его вообще нет, отбросив все свои шуточки и кривляния.
Орлов продолжал уже спокойнее:
– Подумай, Лева, не зря ли вы так прилипли к этому фитнес-центру? Может быть, не в персонале дело?
– Ты же только что говорил, чтобы я с раннего утра туда мчался, – заметил Гуров.
– Я же не говорю, что этого не надо делать! Я о том, что нужно смотреть на проблему шире, не замыкаться на одной линии. Да, мы действительно пока не знаем, серия ли это. Мы даже мотива не знаем! И на действия маньяка как-то не очень похоже. Он не насилует, не уродует… С этой девочкой, Викой, как я понял, инвалидность случайно получилась? Значит, его цель – убить. А зачем?
– Ну так маньяк же, – пожал плечами Крячко.
– К тому же ни одна из жертв не ограблена, – вставил Гуров. – Да и какие деньги у девчонок, возвращающихся с занятий фитнесом? Такой грабеж характерен для шпаны малолетней, которой на пиво не хватает.
– Может быть, может быть… – задумчиво сказал Орлов. – К тому же Светлана Лихачева ведь не имела отношения к этому «Идеалу»?
Он посмотрел на Гурова, но тот сидел с каким-то рассеянным видом.
– Мне все время не дает покоя это название, – наконец сказал Лев. – Откуда-то оно определенно мне знакомо. И слышал я его совсем недавно. Фитнес-центр «Идеал»…
– Может, жена собиралась записаться? – спросил Крячко.
– Точно! Ей после вечернего спектакля самое время поразмяться, на фитнес сходить! – с иронией ответил Гуров.
– Ладно, память свою напряжешь потом, – сказал Орлов. – На сегодняшний момент перечисляю главные задачи: выяснить мотивы убийств – раз. Выяснить, связаны ли все эти случаи между собой, – два. Разузнать все о посещающих «Идеал» – три. Выяснить все подробности о личности каждой из жертв – четыре. Мельчайшие подробности, – подчеркнул он. – Не забывайте о том, что пока нам не известны мотивы, пока мы не можем с уверенностью связать эти дела воедино, мы обязаны их расследовать и как не зависящие друг от друга преступления.
Крячко поднял согнутые пальцы, которые демонстративно загибал, пока Орлов озвучивал задачи, потряс кулаком и сказал:
– На пятерых работка, а? А нас только двое.
– Зато вы двое пятерых стоите, – парировал Орлов. – И не пытайся меня убеждать, что я даю нереальные задачи. Просто надо шевелить не только мозгами, но и задницей своей. А сейчас – по домам оба! – прикрикнул Орлов напоследок.
Глава 5
Выговорившись, Орлов достал платок и вытер им взмокший лоб. Гуров и Крячко помалкивали, причем Лев понимал справедливость замечаний Орлова. А что думал Крячко, было не ясно, потому что Станислав, как всегда, когда заходил в тупик, уходил в себя и делал вид, что его вообще нет, отбросив все свои шуточки и кривляния.
Орлов продолжал уже спокойнее:
– Подумай, Лева, не зря ли вы так прилипли к этому фитнес-центру? Может быть, не в персонале дело?
– Ты же только что говорил, чтобы я с раннего утра туда мчался, – заметил Гуров.
– Я же не говорю, что этого не надо делать! Я о том, что нужно смотреть на проблему шире, не замыкаться на одной линии. Да, мы действительно пока не знаем, серия ли это. Мы даже мотива не знаем! И на действия маньяка как-то не очень похоже. Он не насилует, не уродует… С этой девочкой, Викой, как я понял, инвалидность случайно получилась? Значит, его цель – убить. А зачем?
– Ну так маньяк же, – пожал плечами Крячко.
– К тому же ни одна из жертв не ограблена, – вставил Гуров. – Да и какие деньги у девчонок, возвращающихся с занятий фитнесом? Такой грабеж характерен для шпаны малолетней, которой на пиво не хватает.
– Может быть, может быть… – задумчиво сказал Орлов. – К тому же Светлана Лихачева ведь не имела отношения к этому «Идеалу»?
Он посмотрел на Гурова, но тот сидел с каким-то рассеянным видом.
– Мне все время не дает покоя это название, – наконец сказал Лев. – Откуда-то оно определенно мне знакомо. И слышал я его совсем недавно. Фитнес-центр «Идеал»…
– Может, жена собиралась записаться? – спросил Крячко.
– Точно! Ей после вечернего спектакля самое время поразмяться, на фитнес сходить! – с иронией ответил Гуров.
– Ладно, память свою напряжешь потом, – сказал Орлов. – На сегодняшний момент перечисляю главные задачи: выяснить мотивы убийств – раз. Выяснить, связаны ли все эти случаи между собой, – два. Разузнать все о посещающих «Идеал» – три. Выяснить все подробности о личности каждой из жертв – четыре. Мельчайшие подробности, – подчеркнул он. – Не забывайте о том, что пока нам не известны мотивы, пока мы не можем с уверенностью связать эти дела воедино, мы обязаны их расследовать и как не зависящие друг от друга преступления.
Крячко поднял согнутые пальцы, которые демонстративно загибал, пока Орлов озвучивал задачи, потряс кулаком и сказал:
– На пятерых работка, а? А нас только двое.
– Зато вы двое пятерых стоите, – парировал Орлов. – И не пытайся меня убеждать, что я даю нереальные задачи. Просто надо шевелить не только мозгами, но и задницей своей. А сейчас – по домам оба! – прикрикнул Орлов напоследок.
Глава 5
Наутро, едва Гуров подъехал к дверям управления, он заметил, что с другой стороны к зданию подъезжает темно-синий «Ниссан». Ничего особенного в этом обстоятельстве не было, однако Гуров задержался на ступенях здания, поглядывая на машину и ее номер.
Во-первых, никому из управления автомобиль с такими номерами не принадлежал – это полковник знал точно. Следовательно, приехал человек посторонний, и это могло иметь к нему непосредственное отношение. А во-вторых, человек, сидевший за рулем, очень напоминал полковнику корреспондента. И на сиденье, соседнем с водительским, Гуров заметил большую камеру.
Водитель, довольно молодой самоуверенный мужчина, одетый в теплую куртку с отороченным мехом капюшоном, поискал, где поставить свой «Ниссан», – все места перед управлением были заняты. Оставалось лишь место, где всегда ставил свою машину генерал-лейтенант Орлов. Это было его законное место, однако парень, окрещенный Гуровым «журналистом», знать этого не мог. Наконец человек приткнул свой автомобиль, вышел из него, небрежно щелкнул пультом и стал оглядываться по сторонам. Потом, заметив Гурова, стоявшего на ступеньках с отсутствующим видом, подошел к нему и спросил:
– Не подскажете, как пройти к руководству?
– А вы по какому вопросу? – вежливо поинтересовался Лев.
– Ну… – мужчина замялся на мгновение, но, в силу своей профессии привыкший быстро ориентироваться, сказал: – По личному и по общественному сразу. И по очень важному, – подчеркнул он.
Потом достал свое удостоверение – журналистское, Гуров не ошибся, он лишь отметил, что мужчину зовут Виталий Николаевич Ольшанский и что газета, в которой он числится руководителем редакции социальных новостей, называется «Столичные ведомости».
– А, ну тогда можно побеседовать со мной. Полковник Гуров Лев Иванович, – очень вежливо и доброжелательно представился Гуров. – Оперуполномоченный как раз по особо важными делам.
Журналист с легким сомнением окинул его взглядом, пробормотал неуверенно: «Вообще-то я хотел побеседовать с генералом…» Потом, видимо, решил, что сойдет и полковник, и кивнул.
Гуров распахнул дверь управления и широким жестом пригласил Ольшанского войти. Он провел его в свой кабинет и сказал:
– Располагайтесь, я подойду через пару минут.
Оставив журналиста одного, он вышел из кабинета и достал сотовый телефон.
– Стас, ты где сейчас? – спросил он через несколько секунд.
– На работу еду, в пробке застрял, мать ее! – выругался Крячко.
– Интуиция мне подсказывает, что лучше тебе пока здесь не появляться. Тут по твою душу, кажется, приехали… Так что давай-ка ты сейчас дуй по адресу, где живет Константин Широков. Он как раз должен быть дома, так как на работу ему после обеда. И побеседуй с ним на предмет отношений с Мариной Агафоновой. Заодно поинтересуйся, почему он уволился из лицея – но так, невзначай, душевно, как ты умеешь. А потом выясни о нем сведения у его окружения – соседей, приятелей.
– А ты там что? Чего надумал-то насчет журналиста? – помолчав, спросил Крячко.
– Есть у меня, кажется, одна неплохая идейка, – уклончиво ответил Гуров и усмехнулся, но ничего не стал объяснять, а сразу после разговора с Крячко набрал номер своего старого знакомого Михаила Иващенко. Тот возглавлял местное отделение ДПС.
– …Словом, Миша, все нужно сделать быстро, без шума и пыли, – закончил он разговор и вернулся в кабинет, стараясь скрыть усмешку.
– …Вел себя недопустимо грубо и агрессивно, угрожал пистолетом, подвергая при этом опасности жизни людей, – Ольшанский перечислял прегрешения Станислава Крячко. Гуров слушал очень внимательно и кивал с явным пониманием и сочувствием. – В довершение он применил грубую силу, разбив камеру стоимостью сто двадцать тысяч рублей, – Ольшанский выдержал паузу, явно ожидая реакции Гурова.
Полковник продолжал совершенно спокойно смотреть на него.
– Так что вы хотите? – спросил наконец он, когда Ольшанский начал ерзать на стуле.
– Как – что? – удивился Ольшанский. – Чтобы он понес заслуженное наказание. Чтобы его отстранили от занимаемой должности, потому что этот человек недостоин работать в Главном управлении МВД! Фамилия его… Вот, у меня записано. – Ольшанский достал из кармана записную книжку, быстро пролистнул и прочитал: – Крячко Станислав.
Фамилию Крячко он произнес с ударением на первый слог, и Гуров едва сдержал улыбку.
– И я буду настаивать, чтобы к этому человеку были применены самые жесткие меры, – заявил Ольшанский, закидывая ногу на ногу и принимаясь нервно подрыгивать ею. Затем достал сигарету, щелкнул зажигалкой и только потом спохватился:
– Я закурю, не возражаете?
Гуров кивнул, но на журналиста он не смотрел. Он почему-то искоса поглядывал на окно. Журналист продолжал что-то излагать, а полковник, казалось, совершенно не слушал его, и это обстоятельство сильно раздражало Ольшанского. В конце концов он с досадой затушил окурок в пепельнице и, наклонившись через стол к Гурову, с нажимом сказал:
– Вы слышите, что я говорю?
– Честно говоря, не очень, – признался полковник. – Шум мешает.
Он поднялся со своего места и подошел к окну. Оттуда и впрямь доносился какой-то шум, но он смешивался со звуковым фоном улицы и особого внимания не привлекал.
– Что там такое? – спросил Ольшанский, теряя терпение.
– Кажется, вашу машину эвакуатор забирает, – спокойно проговорил полковник.
Ольшанский застыл от неожиданности, но тут же вскочил на ноги. Метнувшись к окну, он, расплющив нос, прилип к нему.
– Что за идиотизм! – вырвалось у него.
– Почему идиотизм? – невозмутимо сказал Гуров. – Вы ее в неположенном месте припарковали, вот и забирают.
– Это… Это самоуправство какое-то! – Ольшанский ринулся к двери, и до Гурова донеслись лишь его торопливые шаги в коридоре.
Усмехнувшись, полковник снова посмотрел в окно. Журналист вылетел на улицу, когда его машина уже была водружена на автопогрузчик. Размахивая руками, он возбужденно принялся что-то доказывать невозмутимым работникам дорожной службы, потом, отчаявшись, полез во внутренний карман… Но Гуров четко проинструктировал Мишу Иващенко, так что надежды Ольшанского уладить вопрос с помощью купюр были напрасны. В конце концов Ольшанскому пришлось молча наблюдать, как его машину транспортируют на штрафную стоянку…
По прибытии на шестнадцатый этаж полковник нажал на звонок возле двери интересующей его квартиры, но его ждало разочарование – ему никто не открыл. Крячко ничего не оставалось, как позвонить в соседнюю дверь. Из-за нее вскоре показалась женщина средних лет, которая посмотрела на полковника настороженными и удивленными глазами. Очевидно, она рассчитывала увидеть кого-то другого.
– Здравствуйте, я из полиции, – представился Станислав, раскрывая свое удостоверение.
– Здравствуйте, – еще больше насторожилась женщина.
– А я, собственно, не совсем к вам, я к вашему соседу – Широкову, – Крячко кивнул на соседнюю дверь. – А его дома нет. Поэтому позвонил вам.
Женщина расслабилась и после паузы сказала:
– А я его видела в окне. Полчаса назад уехал, со спортивной сумкой в руках. Положил в машину и уехал.
– А куда, вы, конечно, не знаете?
– Конечно не знаю, – ответила она. – Мы не слишком близко с ним общаемся.
– А может, есть кто-то, кто близко общается – из ваших соседей, в смысле? – без особой надежды на успех спросил Крячко.
Соседка отрицательно покачала головой. Да Крячко и сам понимал, что в нынешнее время в московских домах порой плохо знают, как зовут ближайших соседей, не то что в курсе каких-то деталей их жизни. Ему ничего не оставалось, как извиниться и удалиться.
Медленно спустившись по лестнице, Крячко вышел на улицу и в задумчивости остановился у подъезда. Неожиданный отъезд Широкова, да еще и с сумкой, набитой вещами, его настораживал. И если до визита в Алтуфьево Крячко не слишком верил в причастность Широкова ко всей этой истории, то теперь его неожиданное бегство – а Крячко расценивал поведение тренера именно так – приобретало совсем иную окраску. Почему он сбежал? Только потому, что в фитнес-центре побывала полиция? Но это и так было понятно! Ясное дело, что совершенное на данной территории убийство не пройдет мимо правоохранительных органов. И если именно Широков причастен к нему, то он, наоборот, должен вести себя как ни в чем не бывало. Ну или, в крайнем случае, занервничать. А он не просто занервничал – он ударился в панику, в бега! И вот это поведение, не укладывающееся ни в какие законы логики, сейчас заботило Станислава. Бегство не пустяк. На него надо решиться, иметь серьезные основания.
В Соединенных Штатах, например, бегство автоматически считается доказательством вины. В некоторых штатах, во всяком случае, оно расценивается именно так. Или раньше расценивалось – Крячко помнил об этом со времен учебы в школе милиции, а с тех пор прошло больше четверти века. Тогда было так, а как у них там сейчас, он не интересовался. И в командировки в Штаты по обмену опытом их почему-то не посылали…
Но так или иначе, а Широков исчез. И пока что Крячко видел лишь два логических объяснения этому. Первое: Широков понял, что погорел. Что-то он знал такое, чего пока не знали ни он, Станислав Крячко, ни Лев Гуров. И решил смыться, потому что иначе ему неминуемо грозят долгие годы тюрьмы. И второе: Широков вовсе никуда не исчезал, а поехал за город навестить любимую тетушку или друга. А возможно, собрался на прогулку в лес с девушкой.
– В ноябре, с утра пораньше… – вслух пробормотал Крячко и покачал головой.
Нет, отъезд Широкова связан с чем-то важным. И нужно это выяснять. Но куда направляться дальше в поисках, Крячко не знал. И для начала все-таки следовало посоветоваться с Гуровым.
Станислав так толком и не понял, как Гуров отреагировал на известие о поспешном отъезде Широкова, – то ли совершенно не удивился такому обстоятельству, то ли, напротив, впал в ступор, но попросил Крячко подождать. А когда перезвонил, то Станислав услышал короткое распоряжение: заняться чем-то еще, хотя бы взять в разработку друзей Умецкой, а Широкова оставить в покое. Пожав плечами, Станислав вразвалочку пошел к машине.
– Лев Иванович, тут на ваше имя распечатка пришла, – прозвучал голос дежурного. – Так как вас на планерке не было, я решил позвонить – вдруг что-то срочное?
– Что за распечатка? – не понял Гуров.
– Распечатка звонков с номера… – возникла пауза, дежурный, видно, заглянул в листок, – с номера Гришаевой Эммы Эдуардовны. Вам зачитать или пусть лежит до вашего приезда?
– Читай, – сказал Гуров.
– Вы интересовались номером, с которого позвонили вчера в четырнадцать сорок пять. Так вот, это номер автосервиса на Ярославке. По остальным номерам у меня сведений нет. Их в распечатку не включили, сказали, что направят вам лично.
– Хорошо, Паша, спасибо, – ответил Гуров и разъединил связь.
С минуту он сидел, глядя на образовавшуюся на светофоре пробку, а потом, когда протиснулся через нее, повернул направо вместо того, чтобы ехать к фитнес-центру. Сейчас он решил наведаться в автосервис.
Автомеханик, встретивший его, косо посмотрел на удостоверение полковника и молча стал ждать его вопросов.
– У вас есть такая клиентка – Гришаева Эмма Эдуардовна? – начал тот.
– Думаете, я их всех вот так помню? В журнале надо посмотреть, – пожал плечами механик. – Машина какая?
Гуров назвал модель автомобиля Гришаевой, и это освежило память механика куда лучше, чем ее паспортные данные.
– А-а-а, эта! Вчера вечером она свою машину забрала, – сразу же сказал он. – А что такое? Чем-то недовольна? Зря. Ей все на совесть делали. Я лично в автомобиле ковырялся.
– Простите, а когда она вам его привезла? И что было с машиной?
Автомеханик почесал небритый подбородок.
– Привезла дня три назад, – наконец сказал он. – В журнале можно уточнить, если вам надо.
– Очень надо, – заверил мужчину Гуров.
Механик вновь пожал плечами и вразвалочку пошел к дверям автосервиса. Когда он достал из ящика стола журнал, Гуров протянул руку и сказал:
– Разрешите, я сам посмотрю.
Эмма Эдуардовна сдала свою машину в ремонт шестнадцатого ноября в тринадцать сорок, а получила обратно восемнадцатого в семнадцать пятьдесят. И это означало, что вечером семнадцатого, накануне убийства Ирины Умецкой, она не могла на ней уехать домой после работы. А она уверяла Гурова, что все было именно так… Но для чего ей было его обманывать именно в этом вопросе? Ну, сдала машину в ремонт – ну и что?
Гуров, недоумевая, пожал плечами. Ответа на этот элементарный, казалось бы, вопрос, он не находил. Так поступают в случаях, когда хотят скрыть, где находились на самом деле. Что, Гришаева осталась в фитнес-центре? Но уборщица уверяет, что она покинула его после одиннадцати.
– А что было с машиной? – обратился он к автомеханику.
– Стартер полетел, – ответил тот. – Да неудачно очень. Все шестеренки стерлись. Пришлось менять.
– А она была одна, когда привезла вам машину?
– Одна. Я сам у нее заказ принимал. Глянул и сразу увидел, что пятью минутами не отделаешься, поэтому на себя заказ и оформил. Помощник у меня молодой еще, неопытный, не стал я ему такое дело доверять. Да и бабенка показалась мне крутой. В плане характера, я имею в виду, – пояснил он. – С такой свяжешься – всю душу вымотает. Поэтому лучше все делать так, чтобы комар носу не подточил.
Разговор с механиком дал новый импульс, и Гуров ехал в «Идеал» в приподнятом настроении. Теперь, когда показания Гришаевой приняли столь неожиданный оборот, ему было о чем с ней пообщаться.
Однако неожиданности, связанные с фитнес-центром, на этом не закончились. Едва Гуров поднялся к кабинет Гришаевой, он увидел там не Эмму Эдуардовну, а уборщицу Анастасию Николаевну Борзину. Ничего особо выдающегося в этом факте не было, вот только Анастасия Николаевна не сновала по кабинету с тряпкой. Она вообще сидела за столом, который находился в узком коридорчике перед кабинетом директрисы.
– Эмма Эдуардовна сейчас подойдет, – кивнула она Гурову.
Полковник обратил внимание, что одета Анастасия Николаевна не в униформу, а в деловой костюм, состоящий из узкой черной юбки и строгой блузки.
– А вы что, ее замещаете? – шутливо спросил Гуров, однако получил вполне серьезный ответ:
– В определенном смысле. Я ее секретарь.
Брови Гурова от удивления приподнялись.
– Что ж, поздравляю вас с быстрым карьерным ростом, – с улыбкой сказал он и добавил: – Я бы даже сказал – стремительным…
Больше пообщаться ему с Борзиной не удалось: распахнулась дверь, и в коридорчик, исполняющий роль приемной, энергичной походкой вошла Гришаева.
– Звонили из рекламного отдела, Эмма Эдуардовна, – своим ровным, лишенным интонаций голосом проинформировала Борзина. – Сказали, что ролик почти готов, но им нужно снять еще нескольких наших тренеров. Просили прислать двоих мужчин.
– Да? Хорошо, пришлю, – скороговоркой ответила Эмма Эдуардовна, быстро направляясь к своему кабинету и берясь за ручку двери, но Анастасия Николаевна добавила ей в спину:
– Они просили срочно.
Гришаева крутанулась, сверкнула на Борзину своими большими черными глазами и с нажимом произнесла:
– Я поняла!
– Извините, Эмма Эдуардовна, я для вас стараюсь, – спокойно сказала Борзина.
Гришаева толкнула дверь и, повернувшись к Гурову, спросила:
– Вы опять ко мне?
– Если позволите, – склонил тот голову.
– Можно подумать, у меня есть право не позволить! – дернула плечом Гришаева.
Гуров прошел за ней в кабинет. Директриса плюхнулась в свое кресло и уставилась в стену. Руки ее слегка подрагивали, и было очевидно, что она на взводе. Бесцельно переложив с места на место какие-то бумаги, она обратилась к полковнику:
– Так что вы хотели? У меня очень много дел.
– Да, я смотрю, вы даже наняли себе помощницу, – Гуров кивнул в сторону коридорчика, где сидела Борзина. – Анастасия Николаевна у вас теперь секретарь?
– Что? Да… Я поняла, что одна не справляюсь. А Анастасия Николаевна человек аккуратный и исполнительный.
– Вам виднее, – кивнул Гуров. – А спросить я вас хотел вот о чем…
Он не успел задать Гришаевой вопрос насчет ее автомобиля, потому что его отвлек телефонный звонок. Ответив, Гуров услышал голос Крячко, который сообщал, что Константин Широков убыл сегодня рано утром в неизвестном направлении со спортивной сумкой через плечо.
Гуров попросил Крячко подождать и посмотрел на Гришаеву.
– Эмма Эдуардовна, а где ваш тренер Константин Широков? – спросил он.
– Костя? – Гришаева, кажется, ожидала какого угодно вопроса, только не этого, и, оказавшись не готовой к нему, ответила не задумываясь, а посему это оказалось чистой правдой: – Он позвонил и сказал, что приболел, так что сегодня не сможет выйти на работу.
– Вот как? – поднял брови Гуров. – А чем приболел?
– Господи, откуда я знаю! – Гришаева раздраженно пожала плечами. – Гриппом, наверное! Сейчас вообще эпидемия, впору закрываться на карантин!
Подобная перспектива совсем не радовала директрису центра и вносила в ее и без того мрачное настроение дополнительную порцию негатива. Гуров видел, что она с трудом терпит его присутствие.
– Так вы об этом хотели у меня спросить? О Широкове? – уточнила Гришаева. – Или еще что-то?
– Нет, ничего, Эмма Эдуардовна, – поднимаясь, ответил Гуров. – Пустяки. Думаю, действительно не стоит вас отвлекать. Я приеду вечером, надеюсь, остальные ваши сотрудники не свалятся от приступа болезни. А то грипп, знаете ли, свирепствует…
И, оставив Гришаеву пребывать в недоумении, вышел из кабинета. Он понял, что сейчас нет смысла разговаривать с ней. Кое-какие обстоятельства, всплывшие в этом деле, говорили о том, что у него мало информации. И проводить беседу с Гришаевой – а проводить ее нужно обязательно, и он не собирался от этого отказываться – следует чуть позже, когда у Гурова на руках будут козыри. Сейчас фактов пока маловато, она не скажет правды. Нужно сделать такой ход, чтобы ей некуда было деваться. И Гуров поехал назад в управление. Поднявшись к себе, он набрал номер и попросил выяснить данные на Анастасию Николаевну Борзину…
Он получил их довольно скоро, и просмотр не занял много времени. Прочитав полученные бумаги, Гуров откинулся на стуле, некоторое время посидел с закрытыми глазами, а потом посмотрел на часы. Для повторной поездки в фитнес-центр было рано. Крячко, отправившийся заниматься окружением Ирины Умецкой, отсутствовал, и звонка от него не поступало. Гуров поднялся со стула, надел плащ и вышел из кабинета.
Полковник остановил машину у обочины и выбрался на улицу. Дождя не было, и небо просветлело. Оно было с едва заметной голубизной, и Гуров знал, что это предвестие скорых морозов…
Территория лицея была обнесена красивой кованой оградой. Ворота оказались приоткрыты, и Гуров вошел во двор. Миновав спортивную площадку, он подошел к главному входу и сразу же был остановлен охранником в униформе. Гуров спокойно предъявил свое удостоверение и сообщил, что хотел бы побеседовать с директором лицея Тамарой Валентиновной Горецкой. Охранник нахмурился, однако набрал номер на сотовом телефоне. Коротко переговорив с Горецкой и получив, видимо, добро с ее стороны, охранник посторонился, пропуская полковника.
– Второй этаж, кабинет налево, в середине коридора, – сказал он.
Гуров кивком поблагодарил его и поднялся по витой лестнице на второй этаж. Тамаре Валентиновне было лет под пятьдесят. Моложавая, с модной стрижкой женщина в брючном костюме смотрела на него сквозь очки живыми серыми глазами. Гуров, почему-то ожидавший увидеть даму преклонных лет, несколько удивился, однако спокойно представился.
– Вы все-таки пришли, – сказала Тамара Валентиновна, постукивая карандашом по крышке стола.
– Вас это не удивляет? – спросил Гуров, усаживаясь в кресло.
– Вы говорили с Костей? – вместо ответа спросила Горецкая.
– С Костей мне побеседовать не довелось, потому что он сбежал, – обыденным тоном сообщил Гуров, словно речь шла о том, что Костя пока занят пустяковым делом, а как только освободится, полковник непременно с ним побеседует.
– Сбежал? – Вот теперь она удивилась, даже изумилась. Тамара Валентиновна даже сняла очки и положила их на стол перед собой, и от этого сразу стала выглядеть еще моложе. – Ерунда какая-то! – растерянно произнесла она. – Этого не может быть!
– Почему? – спросил полковник.
– Да потому что быть этого не может! – воскликнула директриса.
– В логике вам не откажешь, – улыбнулся полковник.
– Вы, конечно, можете иронизировать сколько угодно, но если вы подозреваете Костю в чем-то ужасном, то идете по ложному пути, – заявила Горецкая. – Это я вам говорю для вашей же пользы. Я хорошо знаю, что такое время профессионала и как дорого оно ценится.
Во-первых, никому из управления автомобиль с такими номерами не принадлежал – это полковник знал точно. Следовательно, приехал человек посторонний, и это могло иметь к нему непосредственное отношение. А во-вторых, человек, сидевший за рулем, очень напоминал полковнику корреспондента. И на сиденье, соседнем с водительским, Гуров заметил большую камеру.
Водитель, довольно молодой самоуверенный мужчина, одетый в теплую куртку с отороченным мехом капюшоном, поискал, где поставить свой «Ниссан», – все места перед управлением были заняты. Оставалось лишь место, где всегда ставил свою машину генерал-лейтенант Орлов. Это было его законное место, однако парень, окрещенный Гуровым «журналистом», знать этого не мог. Наконец человек приткнул свой автомобиль, вышел из него, небрежно щелкнул пультом и стал оглядываться по сторонам. Потом, заметив Гурова, стоявшего на ступеньках с отсутствующим видом, подошел к нему и спросил:
– Не подскажете, как пройти к руководству?
– А вы по какому вопросу? – вежливо поинтересовался Лев.
– Ну… – мужчина замялся на мгновение, но, в силу своей профессии привыкший быстро ориентироваться, сказал: – По личному и по общественному сразу. И по очень важному, – подчеркнул он.
Потом достал свое удостоверение – журналистское, Гуров не ошибся, он лишь отметил, что мужчину зовут Виталий Николаевич Ольшанский и что газета, в которой он числится руководителем редакции социальных новостей, называется «Столичные ведомости».
– А, ну тогда можно побеседовать со мной. Полковник Гуров Лев Иванович, – очень вежливо и доброжелательно представился Гуров. – Оперуполномоченный как раз по особо важными делам.
Журналист с легким сомнением окинул его взглядом, пробормотал неуверенно: «Вообще-то я хотел побеседовать с генералом…» Потом, видимо, решил, что сойдет и полковник, и кивнул.
Гуров распахнул дверь управления и широким жестом пригласил Ольшанского войти. Он провел его в свой кабинет и сказал:
– Располагайтесь, я подойду через пару минут.
Оставив журналиста одного, он вышел из кабинета и достал сотовый телефон.
– Стас, ты где сейчас? – спросил он через несколько секунд.
– На работу еду, в пробке застрял, мать ее! – выругался Крячко.
– Интуиция мне подсказывает, что лучше тебе пока здесь не появляться. Тут по твою душу, кажется, приехали… Так что давай-ка ты сейчас дуй по адресу, где живет Константин Широков. Он как раз должен быть дома, так как на работу ему после обеда. И побеседуй с ним на предмет отношений с Мариной Агафоновой. Заодно поинтересуйся, почему он уволился из лицея – но так, невзначай, душевно, как ты умеешь. А потом выясни о нем сведения у его окружения – соседей, приятелей.
– А ты там что? Чего надумал-то насчет журналиста? – помолчав, спросил Крячко.
– Есть у меня, кажется, одна неплохая идейка, – уклончиво ответил Гуров и усмехнулся, но ничего не стал объяснять, а сразу после разговора с Крячко набрал номер своего старого знакомого Михаила Иващенко. Тот возглавлял местное отделение ДПС.
– …Словом, Миша, все нужно сделать быстро, без шума и пыли, – закончил он разговор и вернулся в кабинет, стараясь скрыть усмешку.
– …Вел себя недопустимо грубо и агрессивно, угрожал пистолетом, подвергая при этом опасности жизни людей, – Ольшанский перечислял прегрешения Станислава Крячко. Гуров слушал очень внимательно и кивал с явным пониманием и сочувствием. – В довершение он применил грубую силу, разбив камеру стоимостью сто двадцать тысяч рублей, – Ольшанский выдержал паузу, явно ожидая реакции Гурова.
Полковник продолжал совершенно спокойно смотреть на него.
– Так что вы хотите? – спросил наконец он, когда Ольшанский начал ерзать на стуле.
– Как – что? – удивился Ольшанский. – Чтобы он понес заслуженное наказание. Чтобы его отстранили от занимаемой должности, потому что этот человек недостоин работать в Главном управлении МВД! Фамилия его… Вот, у меня записано. – Ольшанский достал из кармана записную книжку, быстро пролистнул и прочитал: – Крячко Станислав.
Фамилию Крячко он произнес с ударением на первый слог, и Гуров едва сдержал улыбку.
– И я буду настаивать, чтобы к этому человеку были применены самые жесткие меры, – заявил Ольшанский, закидывая ногу на ногу и принимаясь нервно подрыгивать ею. Затем достал сигарету, щелкнул зажигалкой и только потом спохватился:
– Я закурю, не возражаете?
Гуров кивнул, но на журналиста он не смотрел. Он почему-то искоса поглядывал на окно. Журналист продолжал что-то излагать, а полковник, казалось, совершенно не слушал его, и это обстоятельство сильно раздражало Ольшанского. В конце концов он с досадой затушил окурок в пепельнице и, наклонившись через стол к Гурову, с нажимом сказал:
– Вы слышите, что я говорю?
– Честно говоря, не очень, – признался полковник. – Шум мешает.
Он поднялся со своего места и подошел к окну. Оттуда и впрямь доносился какой-то шум, но он смешивался со звуковым фоном улицы и особого внимания не привлекал.
– Что там такое? – спросил Ольшанский, теряя терпение.
– Кажется, вашу машину эвакуатор забирает, – спокойно проговорил полковник.
Ольшанский застыл от неожиданности, но тут же вскочил на ноги. Метнувшись к окну, он, расплющив нос, прилип к нему.
– Что за идиотизм! – вырвалось у него.
– Почему идиотизм? – невозмутимо сказал Гуров. – Вы ее в неположенном месте припарковали, вот и забирают.
– Это… Это самоуправство какое-то! – Ольшанский ринулся к двери, и до Гурова донеслись лишь его торопливые шаги в коридоре.
Усмехнувшись, полковник снова посмотрел в окно. Журналист вылетел на улицу, когда его машина уже была водружена на автопогрузчик. Размахивая руками, он возбужденно принялся что-то доказывать невозмутимым работникам дорожной службы, потом, отчаявшись, полез во внутренний карман… Но Гуров четко проинструктировал Мишу Иващенко, так что надежды Ольшанского уладить вопрос с помощью купюр были напрасны. В конце концов Ольшанскому пришлось молча наблюдать, как его машину транспортируют на штрафную стоянку…
* * *
Крячко вышел из машины и окинул взором высокую многоэтажку, на шестнадцатом этаже которой проживал тренер фитнес-центра Константин Широков. Он уже собирался нажать номер квартиры на домофоне, как дверь подъезда открылась, и из нее в обнимку вышла молодая пара. Парень и девушка были заняты исключительно друг другом. Разумеется, им было совершенно безразлично, будет Станислав заходить в подъезд или нет, и вообще сам факт присутствия незнакомого человека у дверей их не интересовал. Крячко вошел в подъезд и вызвал лифт.По прибытии на шестнадцатый этаж полковник нажал на звонок возле двери интересующей его квартиры, но его ждало разочарование – ему никто не открыл. Крячко ничего не оставалось, как позвонить в соседнюю дверь. Из-за нее вскоре показалась женщина средних лет, которая посмотрела на полковника настороженными и удивленными глазами. Очевидно, она рассчитывала увидеть кого-то другого.
– Здравствуйте, я из полиции, – представился Станислав, раскрывая свое удостоверение.
– Здравствуйте, – еще больше насторожилась женщина.
– А я, собственно, не совсем к вам, я к вашему соседу – Широкову, – Крячко кивнул на соседнюю дверь. – А его дома нет. Поэтому позвонил вам.
Женщина расслабилась и после паузы сказала:
– А я его видела в окне. Полчаса назад уехал, со спортивной сумкой в руках. Положил в машину и уехал.
– А куда, вы, конечно, не знаете?
– Конечно не знаю, – ответила она. – Мы не слишком близко с ним общаемся.
– А может, есть кто-то, кто близко общается – из ваших соседей, в смысле? – без особой надежды на успех спросил Крячко.
Соседка отрицательно покачала головой. Да Крячко и сам понимал, что в нынешнее время в московских домах порой плохо знают, как зовут ближайших соседей, не то что в курсе каких-то деталей их жизни. Ему ничего не оставалось, как извиниться и удалиться.
Медленно спустившись по лестнице, Крячко вышел на улицу и в задумчивости остановился у подъезда. Неожиданный отъезд Широкова, да еще и с сумкой, набитой вещами, его настораживал. И если до визита в Алтуфьево Крячко не слишком верил в причастность Широкова ко всей этой истории, то теперь его неожиданное бегство – а Крячко расценивал поведение тренера именно так – приобретало совсем иную окраску. Почему он сбежал? Только потому, что в фитнес-центре побывала полиция? Но это и так было понятно! Ясное дело, что совершенное на данной территории убийство не пройдет мимо правоохранительных органов. И если именно Широков причастен к нему, то он, наоборот, должен вести себя как ни в чем не бывало. Ну или, в крайнем случае, занервничать. А он не просто занервничал – он ударился в панику, в бега! И вот это поведение, не укладывающееся ни в какие законы логики, сейчас заботило Станислава. Бегство не пустяк. На него надо решиться, иметь серьезные основания.
В Соединенных Штатах, например, бегство автоматически считается доказательством вины. В некоторых штатах, во всяком случае, оно расценивается именно так. Или раньше расценивалось – Крячко помнил об этом со времен учебы в школе милиции, а с тех пор прошло больше четверти века. Тогда было так, а как у них там сейчас, он не интересовался. И в командировки в Штаты по обмену опытом их почему-то не посылали…
Но так или иначе, а Широков исчез. И пока что Крячко видел лишь два логических объяснения этому. Первое: Широков понял, что погорел. Что-то он знал такое, чего пока не знали ни он, Станислав Крячко, ни Лев Гуров. И решил смыться, потому что иначе ему неминуемо грозят долгие годы тюрьмы. И второе: Широков вовсе никуда не исчезал, а поехал за город навестить любимую тетушку или друга. А возможно, собрался на прогулку в лес с девушкой.
– В ноябре, с утра пораньше… – вслух пробормотал Крячко и покачал головой.
Нет, отъезд Широкова связан с чем-то важным. И нужно это выяснять. Но куда направляться дальше в поисках, Крячко не знал. И для начала все-таки следовало посоветоваться с Гуровым.
Станислав так толком и не понял, как Гуров отреагировал на известие о поспешном отъезде Широкова, – то ли совершенно не удивился такому обстоятельству, то ли, напротив, впал в ступор, но попросил Крячко подождать. А когда перезвонил, то Станислав услышал короткое распоряжение: заняться чем-то еще, хотя бы взять в разработку друзей Умецкой, а Широкова оставить в покое. Пожав плечами, Станислав вразвалочку пошел к машине.
* * *
После планерки Гуров все же отправился в «Идеал», хотя общаться ему там было особо не с кем. С Гришаевой он уже беседовал, с уборщицей тоже. Все интересующие его персонажи – Широков, Полищук и Шестакова – должны были появиться вечером. Так же, как и люди, посещающие занятия. Пока он не спеша катил в своем автомобиле по утреннему шоссе, покрытому слоем инея – за ночь резко похолодало, и дождь сменился снегом, – запищал сотовый тклкфон. Звонили из управления.– Лев Иванович, тут на ваше имя распечатка пришла, – прозвучал голос дежурного. – Так как вас на планерке не было, я решил позвонить – вдруг что-то срочное?
– Что за распечатка? – не понял Гуров.
– Распечатка звонков с номера… – возникла пауза, дежурный, видно, заглянул в листок, – с номера Гришаевой Эммы Эдуардовны. Вам зачитать или пусть лежит до вашего приезда?
– Читай, – сказал Гуров.
– Вы интересовались номером, с которого позвонили вчера в четырнадцать сорок пять. Так вот, это номер автосервиса на Ярославке. По остальным номерам у меня сведений нет. Их в распечатку не включили, сказали, что направят вам лично.
– Хорошо, Паша, спасибо, – ответил Гуров и разъединил связь.
С минуту он сидел, глядя на образовавшуюся на светофоре пробку, а потом, когда протиснулся через нее, повернул направо вместо того, чтобы ехать к фитнес-центру. Сейчас он решил наведаться в автосервис.
Автомеханик, встретивший его, косо посмотрел на удостоверение полковника и молча стал ждать его вопросов.
– У вас есть такая клиентка – Гришаева Эмма Эдуардовна? – начал тот.
– Думаете, я их всех вот так помню? В журнале надо посмотреть, – пожал плечами механик. – Машина какая?
Гуров назвал модель автомобиля Гришаевой, и это освежило память механика куда лучше, чем ее паспортные данные.
– А-а-а, эта! Вчера вечером она свою машину забрала, – сразу же сказал он. – А что такое? Чем-то недовольна? Зря. Ей все на совесть делали. Я лично в автомобиле ковырялся.
– Простите, а когда она вам его привезла? И что было с машиной?
Автомеханик почесал небритый подбородок.
– Привезла дня три назад, – наконец сказал он. – В журнале можно уточнить, если вам надо.
– Очень надо, – заверил мужчину Гуров.
Механик вновь пожал плечами и вразвалочку пошел к дверям автосервиса. Когда он достал из ящика стола журнал, Гуров протянул руку и сказал:
– Разрешите, я сам посмотрю.
Эмма Эдуардовна сдала свою машину в ремонт шестнадцатого ноября в тринадцать сорок, а получила обратно восемнадцатого в семнадцать пятьдесят. И это означало, что вечером семнадцатого, накануне убийства Ирины Умецкой, она не могла на ней уехать домой после работы. А она уверяла Гурова, что все было именно так… Но для чего ей было его обманывать именно в этом вопросе? Ну, сдала машину в ремонт – ну и что?
Гуров, недоумевая, пожал плечами. Ответа на этот элементарный, казалось бы, вопрос, он не находил. Так поступают в случаях, когда хотят скрыть, где находились на самом деле. Что, Гришаева осталась в фитнес-центре? Но уборщица уверяет, что она покинула его после одиннадцати.
– А что было с машиной? – обратился он к автомеханику.
– Стартер полетел, – ответил тот. – Да неудачно очень. Все шестеренки стерлись. Пришлось менять.
– А она была одна, когда привезла вам машину?
– Одна. Я сам у нее заказ принимал. Глянул и сразу увидел, что пятью минутами не отделаешься, поэтому на себя заказ и оформил. Помощник у меня молодой еще, неопытный, не стал я ему такое дело доверять. Да и бабенка показалась мне крутой. В плане характера, я имею в виду, – пояснил он. – С такой свяжешься – всю душу вымотает. Поэтому лучше все делать так, чтобы комар носу не подточил.
Разговор с механиком дал новый импульс, и Гуров ехал в «Идеал» в приподнятом настроении. Теперь, когда показания Гришаевой приняли столь неожиданный оборот, ему было о чем с ней пообщаться.
Однако неожиданности, связанные с фитнес-центром, на этом не закончились. Едва Гуров поднялся к кабинет Гришаевой, он увидел там не Эмму Эдуардовну, а уборщицу Анастасию Николаевну Борзину. Ничего особо выдающегося в этом факте не было, вот только Анастасия Николаевна не сновала по кабинету с тряпкой. Она вообще сидела за столом, который находился в узком коридорчике перед кабинетом директрисы.
– Эмма Эдуардовна сейчас подойдет, – кивнула она Гурову.
Полковник обратил внимание, что одета Анастасия Николаевна не в униформу, а в деловой костюм, состоящий из узкой черной юбки и строгой блузки.
– А вы что, ее замещаете? – шутливо спросил Гуров, однако получил вполне серьезный ответ:
– В определенном смысле. Я ее секретарь.
Брови Гурова от удивления приподнялись.
– Что ж, поздравляю вас с быстрым карьерным ростом, – с улыбкой сказал он и добавил: – Я бы даже сказал – стремительным…
Больше пообщаться ему с Борзиной не удалось: распахнулась дверь, и в коридорчик, исполняющий роль приемной, энергичной походкой вошла Гришаева.
– Звонили из рекламного отдела, Эмма Эдуардовна, – своим ровным, лишенным интонаций голосом проинформировала Борзина. – Сказали, что ролик почти готов, но им нужно снять еще нескольких наших тренеров. Просили прислать двоих мужчин.
– Да? Хорошо, пришлю, – скороговоркой ответила Эмма Эдуардовна, быстро направляясь к своему кабинету и берясь за ручку двери, но Анастасия Николаевна добавила ей в спину:
– Они просили срочно.
Гришаева крутанулась, сверкнула на Борзину своими большими черными глазами и с нажимом произнесла:
– Я поняла!
– Извините, Эмма Эдуардовна, я для вас стараюсь, – спокойно сказала Борзина.
Гришаева толкнула дверь и, повернувшись к Гурову, спросила:
– Вы опять ко мне?
– Если позволите, – склонил тот голову.
– Можно подумать, у меня есть право не позволить! – дернула плечом Гришаева.
Гуров прошел за ней в кабинет. Директриса плюхнулась в свое кресло и уставилась в стену. Руки ее слегка подрагивали, и было очевидно, что она на взводе. Бесцельно переложив с места на место какие-то бумаги, она обратилась к полковнику:
– Так что вы хотели? У меня очень много дел.
– Да, я смотрю, вы даже наняли себе помощницу, – Гуров кивнул в сторону коридорчика, где сидела Борзина. – Анастасия Николаевна у вас теперь секретарь?
– Что? Да… Я поняла, что одна не справляюсь. А Анастасия Николаевна человек аккуратный и исполнительный.
– Вам виднее, – кивнул Гуров. – А спросить я вас хотел вот о чем…
Он не успел задать Гришаевой вопрос насчет ее автомобиля, потому что его отвлек телефонный звонок. Ответив, Гуров услышал голос Крячко, который сообщал, что Константин Широков убыл сегодня рано утром в неизвестном направлении со спортивной сумкой через плечо.
Гуров попросил Крячко подождать и посмотрел на Гришаеву.
– Эмма Эдуардовна, а где ваш тренер Константин Широков? – спросил он.
– Костя? – Гришаева, кажется, ожидала какого угодно вопроса, только не этого, и, оказавшись не готовой к нему, ответила не задумываясь, а посему это оказалось чистой правдой: – Он позвонил и сказал, что приболел, так что сегодня не сможет выйти на работу.
– Вот как? – поднял брови Гуров. – А чем приболел?
– Господи, откуда я знаю! – Гришаева раздраженно пожала плечами. – Гриппом, наверное! Сейчас вообще эпидемия, впору закрываться на карантин!
Подобная перспектива совсем не радовала директрису центра и вносила в ее и без того мрачное настроение дополнительную порцию негатива. Гуров видел, что она с трудом терпит его присутствие.
– Так вы об этом хотели у меня спросить? О Широкове? – уточнила Гришаева. – Или еще что-то?
– Нет, ничего, Эмма Эдуардовна, – поднимаясь, ответил Гуров. – Пустяки. Думаю, действительно не стоит вас отвлекать. Я приеду вечером, надеюсь, остальные ваши сотрудники не свалятся от приступа болезни. А то грипп, знаете ли, свирепствует…
И, оставив Гришаеву пребывать в недоумении, вышел из кабинета. Он понял, что сейчас нет смысла разговаривать с ней. Кое-какие обстоятельства, всплывшие в этом деле, говорили о том, что у него мало информации. И проводить беседу с Гришаевой – а проводить ее нужно обязательно, и он не собирался от этого отказываться – следует чуть позже, когда у Гурова на руках будут козыри. Сейчас фактов пока маловато, она не скажет правды. Нужно сделать такой ход, чтобы ей некуда было деваться. И Гуров поехал назад в управление. Поднявшись к себе, он набрал номер и попросил выяснить данные на Анастасию Николаевну Борзину…
Он получил их довольно скоро, и просмотр не занял много времени. Прочитав полученные бумаги, Гуров откинулся на стуле, некоторое время посидел с закрытыми глазами, а потом посмотрел на часы. Для повторной поездки в фитнес-центр было рано. Крячко, отправившийся заниматься окружением Ирины Умецкой, отсутствовал, и звонка от него не поступало. Гуров поднялся со стула, надел плащ и вышел из кабинета.
Полковник остановил машину у обочины и выбрался на улицу. Дождя не было, и небо просветлело. Оно было с едва заметной голубизной, и Гуров знал, что это предвестие скорых морозов…
Территория лицея была обнесена красивой кованой оградой. Ворота оказались приоткрыты, и Гуров вошел во двор. Миновав спортивную площадку, он подошел к главному входу и сразу же был остановлен охранником в униформе. Гуров спокойно предъявил свое удостоверение и сообщил, что хотел бы побеседовать с директором лицея Тамарой Валентиновной Горецкой. Охранник нахмурился, однако набрал номер на сотовом телефоне. Коротко переговорив с Горецкой и получив, видимо, добро с ее стороны, охранник посторонился, пропуская полковника.
– Второй этаж, кабинет налево, в середине коридора, – сказал он.
Гуров кивком поблагодарил его и поднялся по витой лестнице на второй этаж. Тамаре Валентиновне было лет под пятьдесят. Моложавая, с модной стрижкой женщина в брючном костюме смотрела на него сквозь очки живыми серыми глазами. Гуров, почему-то ожидавший увидеть даму преклонных лет, несколько удивился, однако спокойно представился.
– Вы все-таки пришли, – сказала Тамара Валентиновна, постукивая карандашом по крышке стола.
– Вас это не удивляет? – спросил Гуров, усаживаясь в кресло.
– Вы говорили с Костей? – вместо ответа спросила Горецкая.
– С Костей мне побеседовать не довелось, потому что он сбежал, – обыденным тоном сообщил Гуров, словно речь шла о том, что Костя пока занят пустяковым делом, а как только освободится, полковник непременно с ним побеседует.
– Сбежал? – Вот теперь она удивилась, даже изумилась. Тамара Валентиновна даже сняла очки и положила их на стол перед собой, и от этого сразу стала выглядеть еще моложе. – Ерунда какая-то! – растерянно произнесла она. – Этого не может быть!
– Почему? – спросил полковник.
– Да потому что быть этого не может! – воскликнула директриса.
– В логике вам не откажешь, – улыбнулся полковник.
– Вы, конечно, можете иронизировать сколько угодно, но если вы подозреваете Костю в чем-то ужасном, то идете по ложному пути, – заявила Горецкая. – Это я вам говорю для вашей же пользы. Я хорошо знаю, что такое время профессионала и как дорого оно ценится.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента