Страница:
— Это уже не ваше дело, — взбесился Лесков. — Что вы мне здесь допрос устраиваете? Скоро сами будете на вопросы отвечать! И не у себя дома!
— Значит, там ее тоже не оказалось, — кивнул Гуров. — Маша, куда ты ее дела?
— Ну ты же знаешь, что я терпеть не могу желтые розы, — удивилась она. — Я ее выставила в коридор вместе с другими цветами. Я же не грузчик, чтобы таскать такие тяжести, а моя машина — не грузовик.
— Полагаю инцидент исчерпанным, — сказал Гуров. — Ни я, ни старший лейтенант Вилков сегодня в театре не были и, таким образом, ничего взять у Марии не могли, а у нее самой колье нет. Всего доброго.
— Но вы не учитываете того, что она могла достать его оттуда и куда-то спрятать, чтобы забрать позднее, — язвительно сказал Лесков.
— Делать мне было больше нечего! — фыркнула Мария. — Мне подарили столько цветов, что, вздумай я разбирать все букеты, провозилась бы до утра.
— Но вы могли знать, где именно искать, — ехидно заметил Задорожный. — Вдруг муж вам указал точное место? Вы достали, спрятали в укромном месте, потом выставили корзину в коридор и явились домой с самым невинным видом. Гражданка Строева! Вы задержаны! Имеем право на 48 часов без предъявления обвинения. Господин полковник! Мы закон не нарушили?
Возразить на это Гурову было нечего.
— Собирайтесь, гражданка Строева! — велел ей Лесков.
Если Мария и растерялась, то виду не подала, а просто спросила у мужа:
— Лева! Подскажи, что мне лучше надеть и взять с собой.
— Спортивный костюм и туалетные принадлежности, а покушать тебе сейчас Сашка соберет — ты же после спектакля не то что не поужинала, а даже глотка воды не выпила, — только и мог ответить Гуров.
Мария ушла переодеваться и вернулась уже в спортивном костюме и с полиэтиленовым пакетом в руках.
— А вот теперь мы будем проводить полноценный обыск, — торжествующе заявил Лесков.
— Основание? — потребовал Лев.
— Колье могло быть спрятано на теле вашей жены и, переодеваясь в спальне без свидетелей, она могла его куда-то перепрятать, — невинно пояснил Лесков.
— Ночной обыск? Ну-ну! — покачал головой Лев, а потом кивнул, словно разрешая: — Ищите! Турин! — он повернулся к нему. — Бди! А то еще подсунут что-нибудь!
— Глаз не спущу! — заверил тот.
Предвкушая, какой сенсационный материал он выпустит в эфир, если повезет, уже в ночных новостях, Турин вел себя, как взявшая след гончая, а уж утром он развернется вовсю — спать не будет, есть не будет, но бомба получится такая, что рванет на всю страну. А вот изо всех сил старавшийся сохранить внешне спокойный вид Гуров мысленно поклялся страшно отомстить всем инициаторам этой затеи — в том, что Александров здесь ни при чем, он был уверен на тысячу процентов, потому что тот дураком не был никогда.
— Маша, иди и поешь, — попросил он жену. — Это надолго.
Мария скрылась в кухне, а Гуров остался наблюдать за тем, как их уютная квартира превращается черт знает во что — на городской свалке порядка больше. Турин и оператор не отставали от полицейских ни на шаг, фиксируя каждое их движение, а вот понятые, которым и следовало за всем этим наблюдать, мирно устроившись на диване, дремали — время-то ночное, а у них возраст. Как и ожидалось, обыск ничего не дал. Когда был составлен протокол и понятых решили разбудить, чтобы они его подписали, Гуров резко запротестовал:
— Эти люди спали и ничего не видели, а вот телевизионщики были свидетелями всего, пусть они и подписывают.
— С большим удовольствием, — охотно согласился Турин, да и оператор не отказался.
Марию, слава богу, что еще наручники недодумались надеть, повели к машине, Гуров с Вилковым решили ехать за ними следом, а вот Турин отправился в Останкино, шепнув Гурову на прощанье:
— Смотри новости, Лева! Я их размажу таким тонким слоем, что уже никто и никогда в жизни обратно не соберет.
«Господи! — подумал Лев. — Да если бы можно было, то он даже из своих собственных похорон сенсацию бы сделал!»
В ИВС дежурный, увидев Гурова, глазам своим не поверил, но тот отвел его в сторону и шепнул:
— Это моя жена. Произошло чудовищное недоразумение, так что она тут ненадолго. Постарайся, чтобы с ней ничего не случилось, — и, протягивая визитку, сказал: — В случае чего, звони мне немедленно на сотовый. Взяток и сам не беру и другим не даю, но друг я надежный.
— Лев Иванович! Зачем обижаете? — возмутился тот. — Будем обращаться, как с хрустальной вазой. Я ее в хорошую камеру помещу, к мошенницам. Они тихие.
Когда формальности были закончены, Мария повернулась к мужу:
— Не волнуйся, Лева! Любой жизненный опыт полезен — вдруг когда-нибудь доведется преступницу играть.
— Маша, это ненадолго, — твердо заверил ее Лев.
Он и Вилков вышли из ИВС, и Лев тут же позвонил генерал-майору Петру Николаевичу Орлову, своему непосредственному начальнику, но в первую очередь давнему другу, и, конечно же, разбудил его.
— Лева! Что случилось? — сонным голосом спросил тот.
— Машу задержали, она в ИВС, — кратко ответил Гуров.
— Что?! — проревел тот, окончательно просыпаясь.
— То, что слышал. Мы с Сашкой едем к тебе, а ты пока Стаса вызови, — попросил Лев.
Несмотря на то что улицы Москвы в этот час были довольно пустынными, Лев ехал, соблюдая все правила дорожного движения — еще не хватало сейчас напороться на гаишников, и так проблем выше крыши. К их приезду на столе в кухне было накрыто что-то вроде раннего завтрака — супруга Петра Николаевича за годы их совместной жизни привыкла ко всем сложностям полицейской службы и научилась правильно на них реагировать. Гуров и Вилков приехали первыми, но и Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк и третий член этой дружной команды, не заставил себя ждать. Услышав о том, что произошло, Орлов с Крячко, уж на что битые жизнью мужики, просто онемели.
— Лева, кому ты дорогу перешел? — спросил Петр Николаевич.
— Сам ничего не могу понять, потому что не было у меня в последнее время таких дел, чтобы я чьи-то высокопоставленные мозоли оттоптал, — пожал плечами Гуров. — А тут настоящую свору цепных псов на меня спустили. И чувствую я, что это еще не конец. Они во все тяжкие пустились, чтобы меня утопить! Найду того, кто за этим стоит, башку отверну лично!
— А я помогу! — поддержал приятеля Стас. — И вот что я вам скажу: это не Александров! Он, конечно, бандит со стажем…
— И поэтому точно знает, что Гуров не берет, — кивнул Петр. — А чтобы так подставить Леву, у него мозгов не хватит, тут чья-то другая голова сработала. И я бы ее тоже с большим удовольствием открутил к чертовой матери.
— Петр Николаевич, а может, это упреждающий удар? Чтобы дядя Лева чего-то не смог сделать? — тихо высказал свое мнений Вилков, называвший Гурова по-родственному только среди своих.
— А! — отмахнулся от него Орлов. — Да ничего ему никто поручать не собирался, я бы знал.
— Адвокат Марии нужен, самый лучший. Ее же завтра утром на допрос вызовут, — сказал Гуров. — Кого бы нанять?
— Ночь на дворе, — напомнил Стас.
— А мне плевать! — разозлился Лев.
— Тебе нужен не самый лучший, а самый скандальный, который такую волну поднимет, что недругов твоих с головушкой утопит, а такому можно позвонить в любое время, — посоветовал Орлов. — Мне кажется, Любимов подойдет.
— Крыса он редкая! — с ненавистью процедил Крячко. — Я помню, как он Волоскова отмазал, а тот был в дерьме по самые уши. И ведь получил-то условно!
— Значит, это мы плохо сработали, что он смог прорехи в деле найти, — остудил его праведный гнев Гуров. — В другое время руки бы ему не подал, но сейчас… — он вздохнул. — Он действительно самый лучший?
— А ты еще на примере Волоскова не убедился? — хмыкнул Стас.
— Ладно! Уговорили! Только где бы его телефон найти? — смирился с неизбежным Лев.
В этот момент зазвонил его сотовый — это был Турин:
— Лева! Включи круглосуточный новостной! Сейчас сюжет пойдет! А уж утром я ударю во все колокола! — радостно пообещал он и, спохватившись, добавил: — Да! Я сейчас с Любимовым созвонился, он как раз по таким делам специалист. Он готов взяться за это дело. Пиши номер.
Гуров записал номер и, отключив телефон, взял лежавший на столе пульт от небольшого кухонного телевизора. Он щелкнул кнопкой и сказал:
— Сейчас сами все увидите.
И Петр со Стасом действительно увидели! Матерясь сквозь намертво стиснутые зубы, они смотрели то, что недавно происходило в квартире Гурова. Репортаж был эмоционально накален, а закадровые комментарии Турина — до невозможности язвительны в адрес полиции и бесконечно сочувственны по отношению к Гурову и Марии. И хотя это были только выжимки, но и этого хватило, чтобы привести всех четверых в чувство неконтролируемой ярости, потому что, находясь на месте происходящих событий, Гуров и Вилков не могли оценить ситуацию полностью, но теперь, глядя со стороны, сжимали кулаки от бешенства. Закончил же Турин пафосно-патетически:
— Полицейский беспредел в России набирает обороты. Кто же положит этому конец? Неужели власти страны стали настолько беспомощны, что не в силах справиться с подконтрольными им силовыми структурами? Или не хотят? Мы будем следить за развитием ситуации, и очередной выпуск специального журналистского расследования будет посвящен этим возмутительным событиям. Но выйдет он не как обычно, в пятницу, а завтра, в 16 часов. Не думаю, что правоохранительные органы решатся направить к нам своего представителя, но я уверен, что творческая интеллигенция столицы не откажется обсудить в прямом эфире новые проявления полицейского беспредела, творимые по отношению к законопослушным гражданам нашей страны. Следите за анонсами передачи.
— Ладно, — сказал Орлов. — Отматерились, и будя. Надо дело делать, звони Любимову. Не заставляй уважаемого адвоката себя ждать.
Едва Лев взял телефон, как тот зазвонил. Номер был незнакомый, но Лев ответил — это оказался дежурный ИВС. Он долго колебался: звонить или нет, а потом подумал, что лучше рискнуть. О том, что некоторые генералы не без содействия Гурова сменили место работы на гораздо менее престижное, а то и вовсе со службой и свободой распрощались, в полицейских кругах Москвы не знал только глухой. Вот и получалось, что иметь такого человека врагом — себе дороже, тем более что он все равно скоро все и сам узнает, так что лучше уж вовремя прогнуться.
— Лев Иванович, — шепотом проговорил он. — Я, как и обещал, собирался поместить вашу супругу в тихую камеру, но мне приказали посадить ее к уголовницам.
— Кто? — помертвев, выдохнул Лев.
— Никифоров, — еще тише, едва различимо ответил дежурный. — Только вы меня не выдавайте, пожалуйста. Мне же здесь еще служить.
— Не выдам, — пообещал Гуров.
Поняв, что произошло что-то страшное, остальные трое не дыша уставились на него, но Лев все молчал.
— Ну? — рявкнул на него Орлов.
— Никифоров приказал посадить Марию к уголовницам, — мертвым голосом произнес наконец Лев. — Если с ее головы хоть волос упадет, я его застрелю, — сказал он, и прозвучало это так, что все поверили — да, застрелит.
— Вот ведь сука! — с ненавистью процедил Крячко. — Ну повезло тебе один раз! Уцелел ты, когда ложкомоевских ублюдков там потравили, так сиди тихо! Нет же! Он снова на рожон лезет!
— Ему просто приказали, — тем же голосом ответил Лев. — И он, гад, мне скажет, кто именно!
— Охолонись, Лева! А то таких дров наломаешь, что рядом с Марией окажешься! — прикрикнул на него Орлов. — С этим делом я и сам разберусь! Ты адвокату звони!
Непослушными пальцами Лев с трудом набрал номер Любимова, который ответил ему тут же.
— Это Гуров, — представился Лев.
— Здравствуйте, господин полковник, — сочувственным тоном сказал адвокат. — Наверное, репортаж нашего общего знакомого Александра Турина смотрели, вот и позвонили попозже. Я тоже посмотрел — грустное зрелище. Сколько живу, столько удивляюсь, как некоторые люди весело и с песней копают себе могилы, а потом очень удивляются тому, что в них оказались — это я о Задорожном, Лескове и тех, кто за ними стоит. Как я понял, ваша супруга в ИВС? В каком именно? — поинтересовался он и, услышав ответ, предложил: — Тогда встретимся с вами возле входа в девять часов утра.
— Завтра воскресенье, — напомнил Гуров. — Как вы сможете получить ордер, если даже я не знаю, кто будет ее следователем?
— Простите, Лев Иванович, но это уже мои проблемы, — успокаивающе заверил Любимов.
— Марию посадили в камеру к уголовницам, — сдавленным голосом сказал полковник.
В ответ адвокат присвистнул и заявил:
— Тогда считайте, что эти люди себя уже и закопали! До встречи!
Отключив телефон, Гуров тяжело вздохнул и стал подниматься.
— Ну куда ты в таком состоянии? — остановил приятеля Орлов. — Оставайся у меня — спать-то всего пару-тройку часов осталось, а то, пока доедешь, и того не будет.
— Надо переодеться, чтобы выглядеть достойно, а то эти сволочи решат, что они меня сломали, — объяснил Лев.
— Да мы с дядей Левой поедем, — поддержал родственника Вилков.
— Так у вас же там, судя по репортажу, черт ногу сломит. Все вывалено, скомкано и перемешано вдобавок, — попытался отговорить их Стас.
— Вот пока дядя Лева будет спать, я ему костюм, рубашку и все остальное подготовлю, — заверил их Саша.
Поняв, что спорить бесполезно, Орлов с Крячко махнули рукой, и Гуров с Вилковым ушли. Когда Лев вошел в квартиру и увидел царивший там разгром, то чуть не взвыл. А уж когда посмотрел на празднично накрытый в честь премьеры Марии стол, стало еще хуже, хотя вроде бы дальше уже и некуда. Он заставил себя лечь на кровать, хотя и понимал, что не уснет, но едва он закрывал глаза, как ему представлялись такие картины Марии в одной камере с уголовницами, что впору брать пистолет, ехать в ИВС и расстреливать там всех, кто только попадется на пути.
Возившийся на кухне Вилков прекрасно понимал, что дядя Лева не спит, но все равно старался не шуметь. Он выудил из валявшихся кучей на полу вещей костюм, рубашку, галстук и все остальное, что могло потребоваться Гурову через несколько часов, и старательно стал приводить их в порядок, но думал при этом о тете Маше, хотя она и запрещала ему так себя называть, а велела обращаться просто по имени.
А у Марии к тому времени все уже было в порядке. Относительном, конечно. С трудом пережив процедуру обыска, личного досмотра, фотографирования и дактилоскопирования, она довольно долго сидела в какой-то комнате, держа в руках не только пакет с туалетными принадлежностями и кое-какими продуктами, которые ни за что не стала бы есть после того, как в них копались чужие люди, но и стопку жутко чем-то вонявшего постельного белья. Наконец за ней пришла какая-то женщина в форме и повела ее по бесконечным коридорам. Звук отпиравшихся перед ней, а особенно запираемых сзади замков здорово действовал на нервы, но она держалась.
— Все мужики — сволочи, — негромко говорила ее конвоирша. — Все, как один! Хоть бы раз на нормального одним глазком посмотреть! Так ведь нет их!
— Ну почему? Есть исключения, — не выдержав этого бормотания, сказала Мария.
— Это ты про своего, что ли? — уточнила женщина, и Мария кивнула. — Ничего не скажу, орел-мужик! Только ведь все равно тебя не уберег! Хотя вытащить — конечно, вытащит! Это же уму непостижимо, чтобы жену самого Гурова в изолятор сажали!
Наконец они остановились перед одной из дверей. Глянув через окошечко внутрь, конвоирша отперла замки и сказала:
— Ну, ступай! Бог тебе в помощь! Ты уж там поаккуратней!
Мария вошла в полутемную камеру, дверь за ней закрылась, и она, ничего не видя после яркого света, сделала всего один шаг вперед, но на что-то налетела, это что-то загремело, и отовсюду раздались недовольные голоса:
— Ты чё шумишь? Чё спать мешаешь?
— Под ноги гляди, шмара безглазая!
Женщины еще повозмущались, и, когда они немного стихли, Мария сказала:
— Добрый вечер! Извините, но я не видела, что здесь на дороге что-то стоит.
Тут она почувствовала возле себя чье-то присутствие, раздался голос:
— А вот это тебе, чтобы в следующий раз лучше видела!
Потом Мария почувствовала резкую боль, и на нее обрушилась темнота. Когда она уже могла что-то соображать, оказалось, что она лежит на полу, свет включен, но перед глазами все плывет, а сверху раздается чей-то торжествующий голос:
— Бабоньки! Мы новенькую прописали! Кончай придуриваться! Вставай! Обзовись, кто такая будешь!
Вставать Марии решительно не хотелось. Хотелось просто умереть, вот на этом самом месте. Чтобы больше не было этой боли в левом глазу, этого унижения, этих издевательств. Вот тебе и Станиславский: «Вы в предполагаемых обстоятельствах». Тут над ней раздался уже другой голос, грубый и хриплый:
— Клякса! Ты ее, часом, не пришибла?
— Да нет! Вон! Раз глазом хлопает, значит, живая! Вторым-то она еще не скоро глядеть сможет! Вставай! — За этим последовал такой удар ногой в бок, что Мария заорала от боли.
— Клякса! Отзынь! Только трупов нам здесь и не хватало! — остановил избиение все тот же грубый голос. — Поднимите ее! Хоть посмотрим, кто такая. Точно, что не из наших.
Марию грубо подхватили под руки и поставили на ноги, которые под ней подгибались, а голова свесилась на грудь. Кто-то взял ее за волосы, закинул голову так, чтобы было видно лицо, и раздался голос:
— А она ничего! Ну, Баржа, это по твоей части!
— Не в моем вкусе, да и старовата, — ответил грубый голос.
И вдруг одна из женщин воскликнула:
— Эй, подруга! Ты хоть знаешь, на кого ты похожа?
— На саму себя! — пробормотала Мария.
— Это самой собой! На артистку ты похожа! Марию Строеву! Я ее как раз недавно по телику видела! Ну точь-в-точь!
— Это я и есть! — тихо ответила Мария — она уже начала понемногу приходить в себя.
Установилась мертвая тишина. Если бы Мария посмотрела вокруг, то увидела бы, как все женщины, замерев, переглянулись, а лица у них стали напряженными.
— Гонишь! — неуверенно сказала Клякса. — Чтобы народную артистку и в тюрьму?
— В России все бывает, — вздохнула Мария и невольно вскрикнула — вздох отозвался болью в боку.
— Щас проверю, — удивленно сказала Баржа и, достав сотовый, начала кому-то звонить.
— Ну если мы уже познакомились, можно я сяду? — попросила Мария.
— Мы и так сидим, — произнесла Клякса известную еще со времен царя Гороха остроту, но ее никто не поддержал, и она замолчала.
Мария осторожно доковыляла до стола и аккуратно присела на скамейку, а все растерянно смотрели то на нее, то на Баржу.
— Она и есть, — сказала наконец та и, подойдя к столу, села напротив.
— Блин! Менты вконец охренели! Артистку в тюрьму сажать! — зашумели женщины.
Они стали негромко обсуждать между собой произошедшее, а Баржа тем временем скомандовала:
— Лед из холодильника достаньте и в тряпку заверните, чтобы Марья к глазу приложила, хотя, — она махнула рукой, — фигнал и так будет вполлица.
— Так кто же знал-то, — смущенно начала оправдываться Клякса и отправилась к холодильнику.
— Куришь? — спросила Баржа.
— Иногда, потому и не взяла с собой, — объяснила Мария.
Баржа пододвинула ей пачку «Парламента».
— Сейчас как раз тот случай. Кури, — а потом распорядилась: — Достаньте из заначки коньяк и закуску соберите.
Женщины засуетились, а Мария закурила. Она затянулась, и от глубокого вздоха в боку опять стрельнула боль. Мария закашлялась, но мужественно докурила до конца — черт его знает, как отреагирует эта Баржа на то, что она оставит сигарету недокуренной. Тем временем стол был накрыт, коньяк налит в алюминиевые кружки и закуска, причем самая разнообразная, сырокопченая колбаса, сало, ветчина, сыр, малосольная семга, разложена по таким же мискам. Женщины сели к столу — одна только Клякса воевала с холодильником, выламывая оттуда куски льда. Никто ни до чего не дотрагивался, пока Баржа не взяла свою кружку и сказал:
— Ну, со знакомством!
Все выпили залпом, и только Мария отпила немного, объяснив:
— Боюсь больше, внутри все болит, как бы хуже не было.
— Ну смотри, как хочешь, — не стала настаивать Баржа. — Хотя коньяк хороший, казахский. Они там такой наловчились делать, что от французского не отличить. Закусывай чем бог послал.
Мария немного поела и почувствовала, что ее клонит в сон. Увидев это, Баржа приказала:
— Чаю покрепче для Марьи сделайте.
Отпив немного крепкого, душистого, обжигающего и очень сладкого чая, Мария почувствовала себя бодрее. Она, конечно, знала, что и сотового телефона, и спиртного в ИВС по правилам быть не должно, но, видимо, на Баржу это не распространялось. Несмотря на то, что обстановка, казалось бы, разрядилась, она понимала, что расслабляться рано, и оказалась права, потому что Баржа сказала:
— Марья! А ведь муж-то у тебя мент! Полковник Гуров! Так?
— Да, — кивнула Мария. — И женаты мы уже давно.
— Ты не бойся! — успокоила ее Баржа. — Он мент правильный. Честный. За что его люди и уважают. А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, раз даже он не смог тебя защитить. И заодно глаз лечить будешь. Клякса, долго тебя ждать?
Женщина принесла куски льда, завернутые в полотенце не первой свежести, но Мария даже бровью не повела, а приложила компресс к глазу и начала рассказывать, как было дело. Женщины, а уж они-то, как она поняла, на таких делах собаку съели, внимательно слушали. Когда она закончила, Баржа авторитетно заявила:
— Подстава голимая! Причем не ментовская — эти бы тоньше сработали! И наши здесь ни при чем — о том, что Гуров не берет, знают все до единого. Если Александров это Санька Рыжий, то Гуров в его деле честно разобрался, и получил он только то, что положено. Санька бы на такое не пошел, он с головой дружит, а за такое ее и оторвать могут. Надо бы ему маляву кинуть, чтобы знал, какие дела от его имени творятся. — И, подумав, продолжила: — Кому-то твой мужик крепко поперек горла встал. А ментов втемную использовали, — уверенно сказала она. — Какая-то сука им стуканула, что через тебя Гурову будут взятку давать, причем указала что именно, в чем и от кого, уже после того, как тебе эти цветы дали. Иначе мужика того, что их принес, прямо в коридоре повязали бы. Менты на эту туфту купились, а времени на подготовку у них не было. Вот и лопухнулись. А теперь что? Колье нет! Да еще и неизвестно, было ли. Цветов нет, мужика, что к тебе приходил, нет. Сплошной голяк! Вот им и не оставалось ничего другого, как тебя со злости закрыть в порядке 97-й статьи УПК, чтобы ты якобы доказательства не уничтожила. Да чтобы Гурова, если получится, сломать! Его многие не любят!
— Его нельзя сломать, — не менее уверенно сказала Мария. — Ни через меня, ни по-другому. Меня уже и похищали, и убить пытались, только боком все выходило тем, кто это затеял.
— Ну, бог даст, и в этот раз твой мужик не оплошает, — усмехнулась Баржа. — Все! Всем спать! Марью завтра утром обязательно на допрос дернут, так что голова ей ясная нужна.
— А где мне себе постелить? — спросила Мария.
— Уже постелили, — сказала Баржа, кивая на нижнюю койку возле окна.
— Но ведь я же чье-то место заняла? — повернулась к женщинам Мария.
— Мое, — ответила одна из них. — Только мне почему-то кажется, что ты тут у нас ненадолго и оно скоро освободится. Если после завтрашнего допроса сюда обратно не вернешься, то мужу передай, что Нинка Краевая его до сих пор добрым словом вспоминает. Он тогда с моим делом по справедливости разобрался. Хотя… — она усмехнулась. — В жизни моей все равно ничего не изменилось.
Мария начала подниматься со стула и вдруг замерла из-за боли в боку.
— Господи! Да что же с тобой делать-то? — виновато воскликнула Клякса. — Может, еще один холодный компресс?
— Лучше я коньяк допью, — пробормотала Мария. — Вдруг поможет уснуть?
Она осторожно легла, свет снова потушили, оставив слабое ночное освещение, но заснуть Мария так и не смогла. И не только из-за боли в боку и глазу, но и из-за мыслей, которые роились у нее в голове.
Воскресенье
— Значит, там ее тоже не оказалось, — кивнул Гуров. — Маша, куда ты ее дела?
— Ну ты же знаешь, что я терпеть не могу желтые розы, — удивилась она. — Я ее выставила в коридор вместе с другими цветами. Я же не грузчик, чтобы таскать такие тяжести, а моя машина — не грузовик.
— Полагаю инцидент исчерпанным, — сказал Гуров. — Ни я, ни старший лейтенант Вилков сегодня в театре не были и, таким образом, ничего взять у Марии не могли, а у нее самой колье нет. Всего доброго.
— Но вы не учитываете того, что она могла достать его оттуда и куда-то спрятать, чтобы забрать позднее, — язвительно сказал Лесков.
— Делать мне было больше нечего! — фыркнула Мария. — Мне подарили столько цветов, что, вздумай я разбирать все букеты, провозилась бы до утра.
— Но вы могли знать, где именно искать, — ехидно заметил Задорожный. — Вдруг муж вам указал точное место? Вы достали, спрятали в укромном месте, потом выставили корзину в коридор и явились домой с самым невинным видом. Гражданка Строева! Вы задержаны! Имеем право на 48 часов без предъявления обвинения. Господин полковник! Мы закон не нарушили?
Возразить на это Гурову было нечего.
— Собирайтесь, гражданка Строева! — велел ей Лесков.
Если Мария и растерялась, то виду не подала, а просто спросила у мужа:
— Лева! Подскажи, что мне лучше надеть и взять с собой.
— Спортивный костюм и туалетные принадлежности, а покушать тебе сейчас Сашка соберет — ты же после спектакля не то что не поужинала, а даже глотка воды не выпила, — только и мог ответить Гуров.
Мария ушла переодеваться и вернулась уже в спортивном костюме и с полиэтиленовым пакетом в руках.
— А вот теперь мы будем проводить полноценный обыск, — торжествующе заявил Лесков.
— Основание? — потребовал Лев.
— Колье могло быть спрятано на теле вашей жены и, переодеваясь в спальне без свидетелей, она могла его куда-то перепрятать, — невинно пояснил Лесков.
— Ночной обыск? Ну-ну! — покачал головой Лев, а потом кивнул, словно разрешая: — Ищите! Турин! — он повернулся к нему. — Бди! А то еще подсунут что-нибудь!
— Глаз не спущу! — заверил тот.
Предвкушая, какой сенсационный материал он выпустит в эфир, если повезет, уже в ночных новостях, Турин вел себя, как взявшая след гончая, а уж утром он развернется вовсю — спать не будет, есть не будет, но бомба получится такая, что рванет на всю страну. А вот изо всех сил старавшийся сохранить внешне спокойный вид Гуров мысленно поклялся страшно отомстить всем инициаторам этой затеи — в том, что Александров здесь ни при чем, он был уверен на тысячу процентов, потому что тот дураком не был никогда.
— Маша, иди и поешь, — попросил он жену. — Это надолго.
Мария скрылась в кухне, а Гуров остался наблюдать за тем, как их уютная квартира превращается черт знает во что — на городской свалке порядка больше. Турин и оператор не отставали от полицейских ни на шаг, фиксируя каждое их движение, а вот понятые, которым и следовало за всем этим наблюдать, мирно устроившись на диване, дремали — время-то ночное, а у них возраст. Как и ожидалось, обыск ничего не дал. Когда был составлен протокол и понятых решили разбудить, чтобы они его подписали, Гуров резко запротестовал:
— Эти люди спали и ничего не видели, а вот телевизионщики были свидетелями всего, пусть они и подписывают.
— С большим удовольствием, — охотно согласился Турин, да и оператор не отказался.
Марию, слава богу, что еще наручники недодумались надеть, повели к машине, Гуров с Вилковым решили ехать за ними следом, а вот Турин отправился в Останкино, шепнув Гурову на прощанье:
— Смотри новости, Лева! Я их размажу таким тонким слоем, что уже никто и никогда в жизни обратно не соберет.
«Господи! — подумал Лев. — Да если бы можно было, то он даже из своих собственных похорон сенсацию бы сделал!»
В ИВС дежурный, увидев Гурова, глазам своим не поверил, но тот отвел его в сторону и шепнул:
— Это моя жена. Произошло чудовищное недоразумение, так что она тут ненадолго. Постарайся, чтобы с ней ничего не случилось, — и, протягивая визитку, сказал: — В случае чего, звони мне немедленно на сотовый. Взяток и сам не беру и другим не даю, но друг я надежный.
— Лев Иванович! Зачем обижаете? — возмутился тот. — Будем обращаться, как с хрустальной вазой. Я ее в хорошую камеру помещу, к мошенницам. Они тихие.
Когда формальности были закончены, Мария повернулась к мужу:
— Не волнуйся, Лева! Любой жизненный опыт полезен — вдруг когда-нибудь доведется преступницу играть.
— Маша, это ненадолго, — твердо заверил ее Лев.
Он и Вилков вышли из ИВС, и Лев тут же позвонил генерал-майору Петру Николаевичу Орлову, своему непосредственному начальнику, но в первую очередь давнему другу, и, конечно же, разбудил его.
— Лева! Что случилось? — сонным голосом спросил тот.
— Машу задержали, она в ИВС, — кратко ответил Гуров.
— Что?! — проревел тот, окончательно просыпаясь.
— То, что слышал. Мы с Сашкой едем к тебе, а ты пока Стаса вызови, — попросил Лев.
Несмотря на то что улицы Москвы в этот час были довольно пустынными, Лев ехал, соблюдая все правила дорожного движения — еще не хватало сейчас напороться на гаишников, и так проблем выше крыши. К их приезду на столе в кухне было накрыто что-то вроде раннего завтрака — супруга Петра Николаевича за годы их совместной жизни привыкла ко всем сложностям полицейской службы и научилась правильно на них реагировать. Гуров и Вилков приехали первыми, но и Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк и третий член этой дружной команды, не заставил себя ждать. Услышав о том, что произошло, Орлов с Крячко, уж на что битые жизнью мужики, просто онемели.
— Лева, кому ты дорогу перешел? — спросил Петр Николаевич.
— Сам ничего не могу понять, потому что не было у меня в последнее время таких дел, чтобы я чьи-то высокопоставленные мозоли оттоптал, — пожал плечами Гуров. — А тут настоящую свору цепных псов на меня спустили. И чувствую я, что это еще не конец. Они во все тяжкие пустились, чтобы меня утопить! Найду того, кто за этим стоит, башку отверну лично!
— А я помогу! — поддержал приятеля Стас. — И вот что я вам скажу: это не Александров! Он, конечно, бандит со стажем…
— И поэтому точно знает, что Гуров не берет, — кивнул Петр. — А чтобы так подставить Леву, у него мозгов не хватит, тут чья-то другая голова сработала. И я бы ее тоже с большим удовольствием открутил к чертовой матери.
— Петр Николаевич, а может, это упреждающий удар? Чтобы дядя Лева чего-то не смог сделать? — тихо высказал свое мнений Вилков, называвший Гурова по-родственному только среди своих.
— А! — отмахнулся от него Орлов. — Да ничего ему никто поручать не собирался, я бы знал.
— Адвокат Марии нужен, самый лучший. Ее же завтра утром на допрос вызовут, — сказал Гуров. — Кого бы нанять?
— Ночь на дворе, — напомнил Стас.
— А мне плевать! — разозлился Лев.
— Тебе нужен не самый лучший, а самый скандальный, который такую волну поднимет, что недругов твоих с головушкой утопит, а такому можно позвонить в любое время, — посоветовал Орлов. — Мне кажется, Любимов подойдет.
— Крыса он редкая! — с ненавистью процедил Крячко. — Я помню, как он Волоскова отмазал, а тот был в дерьме по самые уши. И ведь получил-то условно!
— Значит, это мы плохо сработали, что он смог прорехи в деле найти, — остудил его праведный гнев Гуров. — В другое время руки бы ему не подал, но сейчас… — он вздохнул. — Он действительно самый лучший?
— А ты еще на примере Волоскова не убедился? — хмыкнул Стас.
— Ладно! Уговорили! Только где бы его телефон найти? — смирился с неизбежным Лев.
В этот момент зазвонил его сотовый — это был Турин:
— Лева! Включи круглосуточный новостной! Сейчас сюжет пойдет! А уж утром я ударю во все колокола! — радостно пообещал он и, спохватившись, добавил: — Да! Я сейчас с Любимовым созвонился, он как раз по таким делам специалист. Он готов взяться за это дело. Пиши номер.
Гуров записал номер и, отключив телефон, взял лежавший на столе пульт от небольшого кухонного телевизора. Он щелкнул кнопкой и сказал:
— Сейчас сами все увидите.
И Петр со Стасом действительно увидели! Матерясь сквозь намертво стиснутые зубы, они смотрели то, что недавно происходило в квартире Гурова. Репортаж был эмоционально накален, а закадровые комментарии Турина — до невозможности язвительны в адрес полиции и бесконечно сочувственны по отношению к Гурову и Марии. И хотя это были только выжимки, но и этого хватило, чтобы привести всех четверых в чувство неконтролируемой ярости, потому что, находясь на месте происходящих событий, Гуров и Вилков не могли оценить ситуацию полностью, но теперь, глядя со стороны, сжимали кулаки от бешенства. Закончил же Турин пафосно-патетически:
— Полицейский беспредел в России набирает обороты. Кто же положит этому конец? Неужели власти страны стали настолько беспомощны, что не в силах справиться с подконтрольными им силовыми структурами? Или не хотят? Мы будем следить за развитием ситуации, и очередной выпуск специального журналистского расследования будет посвящен этим возмутительным событиям. Но выйдет он не как обычно, в пятницу, а завтра, в 16 часов. Не думаю, что правоохранительные органы решатся направить к нам своего представителя, но я уверен, что творческая интеллигенция столицы не откажется обсудить в прямом эфире новые проявления полицейского беспредела, творимые по отношению к законопослушным гражданам нашей страны. Следите за анонсами передачи.
— Ладно, — сказал Орлов. — Отматерились, и будя. Надо дело делать, звони Любимову. Не заставляй уважаемого адвоката себя ждать.
Едва Лев взял телефон, как тот зазвонил. Номер был незнакомый, но Лев ответил — это оказался дежурный ИВС. Он долго колебался: звонить или нет, а потом подумал, что лучше рискнуть. О том, что некоторые генералы не без содействия Гурова сменили место работы на гораздо менее престижное, а то и вовсе со службой и свободой распрощались, в полицейских кругах Москвы не знал только глухой. Вот и получалось, что иметь такого человека врагом — себе дороже, тем более что он все равно скоро все и сам узнает, так что лучше уж вовремя прогнуться.
— Лев Иванович, — шепотом проговорил он. — Я, как и обещал, собирался поместить вашу супругу в тихую камеру, но мне приказали посадить ее к уголовницам.
— Кто? — помертвев, выдохнул Лев.
— Никифоров, — еще тише, едва различимо ответил дежурный. — Только вы меня не выдавайте, пожалуйста. Мне же здесь еще служить.
— Не выдам, — пообещал Гуров.
Поняв, что произошло что-то страшное, остальные трое не дыша уставились на него, но Лев все молчал.
— Ну? — рявкнул на него Орлов.
— Никифоров приказал посадить Марию к уголовницам, — мертвым голосом произнес наконец Лев. — Если с ее головы хоть волос упадет, я его застрелю, — сказал он, и прозвучало это так, что все поверили — да, застрелит.
— Вот ведь сука! — с ненавистью процедил Крячко. — Ну повезло тебе один раз! Уцелел ты, когда ложкомоевских ублюдков там потравили, так сиди тихо! Нет же! Он снова на рожон лезет!
— Ему просто приказали, — тем же голосом ответил Лев. — И он, гад, мне скажет, кто именно!
— Охолонись, Лева! А то таких дров наломаешь, что рядом с Марией окажешься! — прикрикнул на него Орлов. — С этим делом я и сам разберусь! Ты адвокату звони!
Непослушными пальцами Лев с трудом набрал номер Любимова, который ответил ему тут же.
— Это Гуров, — представился Лев.
— Здравствуйте, господин полковник, — сочувственным тоном сказал адвокат. — Наверное, репортаж нашего общего знакомого Александра Турина смотрели, вот и позвонили попозже. Я тоже посмотрел — грустное зрелище. Сколько живу, столько удивляюсь, как некоторые люди весело и с песней копают себе могилы, а потом очень удивляются тому, что в них оказались — это я о Задорожном, Лескове и тех, кто за ними стоит. Как я понял, ваша супруга в ИВС? В каком именно? — поинтересовался он и, услышав ответ, предложил: — Тогда встретимся с вами возле входа в девять часов утра.
— Завтра воскресенье, — напомнил Гуров. — Как вы сможете получить ордер, если даже я не знаю, кто будет ее следователем?
— Простите, Лев Иванович, но это уже мои проблемы, — успокаивающе заверил Любимов.
— Марию посадили в камеру к уголовницам, — сдавленным голосом сказал полковник.
В ответ адвокат присвистнул и заявил:
— Тогда считайте, что эти люди себя уже и закопали! До встречи!
Отключив телефон, Гуров тяжело вздохнул и стал подниматься.
— Ну куда ты в таком состоянии? — остановил приятеля Орлов. — Оставайся у меня — спать-то всего пару-тройку часов осталось, а то, пока доедешь, и того не будет.
— Надо переодеться, чтобы выглядеть достойно, а то эти сволочи решат, что они меня сломали, — объяснил Лев.
— Да мы с дядей Левой поедем, — поддержал родственника Вилков.
— Так у вас же там, судя по репортажу, черт ногу сломит. Все вывалено, скомкано и перемешано вдобавок, — попытался отговорить их Стас.
— Вот пока дядя Лева будет спать, я ему костюм, рубашку и все остальное подготовлю, — заверил их Саша.
Поняв, что спорить бесполезно, Орлов с Крячко махнули рукой, и Гуров с Вилковым ушли. Когда Лев вошел в квартиру и увидел царивший там разгром, то чуть не взвыл. А уж когда посмотрел на празднично накрытый в честь премьеры Марии стол, стало еще хуже, хотя вроде бы дальше уже и некуда. Он заставил себя лечь на кровать, хотя и понимал, что не уснет, но едва он закрывал глаза, как ему представлялись такие картины Марии в одной камере с уголовницами, что впору брать пистолет, ехать в ИВС и расстреливать там всех, кто только попадется на пути.
Возившийся на кухне Вилков прекрасно понимал, что дядя Лева не спит, но все равно старался не шуметь. Он выудил из валявшихся кучей на полу вещей костюм, рубашку, галстук и все остальное, что могло потребоваться Гурову через несколько часов, и старательно стал приводить их в порядок, но думал при этом о тете Маше, хотя она и запрещала ему так себя называть, а велела обращаться просто по имени.
А у Марии к тому времени все уже было в порядке. Относительном, конечно. С трудом пережив процедуру обыска, личного досмотра, фотографирования и дактилоскопирования, она довольно долго сидела в какой-то комнате, держа в руках не только пакет с туалетными принадлежностями и кое-какими продуктами, которые ни за что не стала бы есть после того, как в них копались чужие люди, но и стопку жутко чем-то вонявшего постельного белья. Наконец за ней пришла какая-то женщина в форме и повела ее по бесконечным коридорам. Звук отпиравшихся перед ней, а особенно запираемых сзади замков здорово действовал на нервы, но она держалась.
— Все мужики — сволочи, — негромко говорила ее конвоирша. — Все, как один! Хоть бы раз на нормального одним глазком посмотреть! Так ведь нет их!
— Ну почему? Есть исключения, — не выдержав этого бормотания, сказала Мария.
— Это ты про своего, что ли? — уточнила женщина, и Мария кивнула. — Ничего не скажу, орел-мужик! Только ведь все равно тебя не уберег! Хотя вытащить — конечно, вытащит! Это же уму непостижимо, чтобы жену самого Гурова в изолятор сажали!
Наконец они остановились перед одной из дверей. Глянув через окошечко внутрь, конвоирша отперла замки и сказала:
— Ну, ступай! Бог тебе в помощь! Ты уж там поаккуратней!
Мария вошла в полутемную камеру, дверь за ней закрылась, и она, ничего не видя после яркого света, сделала всего один шаг вперед, но на что-то налетела, это что-то загремело, и отовсюду раздались недовольные голоса:
— Ты чё шумишь? Чё спать мешаешь?
— Под ноги гляди, шмара безглазая!
Женщины еще повозмущались, и, когда они немного стихли, Мария сказала:
— Добрый вечер! Извините, но я не видела, что здесь на дороге что-то стоит.
Тут она почувствовала возле себя чье-то присутствие, раздался голос:
— А вот это тебе, чтобы в следующий раз лучше видела!
Потом Мария почувствовала резкую боль, и на нее обрушилась темнота. Когда она уже могла что-то соображать, оказалось, что она лежит на полу, свет включен, но перед глазами все плывет, а сверху раздается чей-то торжествующий голос:
— Бабоньки! Мы новенькую прописали! Кончай придуриваться! Вставай! Обзовись, кто такая будешь!
Вставать Марии решительно не хотелось. Хотелось просто умереть, вот на этом самом месте. Чтобы больше не было этой боли в левом глазу, этого унижения, этих издевательств. Вот тебе и Станиславский: «Вы в предполагаемых обстоятельствах». Тут над ней раздался уже другой голос, грубый и хриплый:
— Клякса! Ты ее, часом, не пришибла?
— Да нет! Вон! Раз глазом хлопает, значит, живая! Вторым-то она еще не скоро глядеть сможет! Вставай! — За этим последовал такой удар ногой в бок, что Мария заорала от боли.
— Клякса! Отзынь! Только трупов нам здесь и не хватало! — остановил избиение все тот же грубый голос. — Поднимите ее! Хоть посмотрим, кто такая. Точно, что не из наших.
Марию грубо подхватили под руки и поставили на ноги, которые под ней подгибались, а голова свесилась на грудь. Кто-то взял ее за волосы, закинул голову так, чтобы было видно лицо, и раздался голос:
— А она ничего! Ну, Баржа, это по твоей части!
— Не в моем вкусе, да и старовата, — ответил грубый голос.
И вдруг одна из женщин воскликнула:
— Эй, подруга! Ты хоть знаешь, на кого ты похожа?
— На саму себя! — пробормотала Мария.
— Это самой собой! На артистку ты похожа! Марию Строеву! Я ее как раз недавно по телику видела! Ну точь-в-точь!
— Это я и есть! — тихо ответила Мария — она уже начала понемногу приходить в себя.
Установилась мертвая тишина. Если бы Мария посмотрела вокруг, то увидела бы, как все женщины, замерев, переглянулись, а лица у них стали напряженными.
— Гонишь! — неуверенно сказала Клякса. — Чтобы народную артистку и в тюрьму?
— В России все бывает, — вздохнула Мария и невольно вскрикнула — вздох отозвался болью в боку.
— Щас проверю, — удивленно сказала Баржа и, достав сотовый, начала кому-то звонить.
— Ну если мы уже познакомились, можно я сяду? — попросила Мария.
— Мы и так сидим, — произнесла Клякса известную еще со времен царя Гороха остроту, но ее никто не поддержал, и она замолчала.
Мария осторожно доковыляла до стола и аккуратно присела на скамейку, а все растерянно смотрели то на нее, то на Баржу.
— Она и есть, — сказала наконец та и, подойдя к столу, села напротив.
— Блин! Менты вконец охренели! Артистку в тюрьму сажать! — зашумели женщины.
Они стали негромко обсуждать между собой произошедшее, а Баржа тем временем скомандовала:
— Лед из холодильника достаньте и в тряпку заверните, чтобы Марья к глазу приложила, хотя, — она махнула рукой, — фигнал и так будет вполлица.
— Так кто же знал-то, — смущенно начала оправдываться Клякса и отправилась к холодильнику.
— Куришь? — спросила Баржа.
— Иногда, потому и не взяла с собой, — объяснила Мария.
Баржа пододвинула ей пачку «Парламента».
— Сейчас как раз тот случай. Кури, — а потом распорядилась: — Достаньте из заначки коньяк и закуску соберите.
Женщины засуетились, а Мария закурила. Она затянулась, и от глубокого вздоха в боку опять стрельнула боль. Мария закашлялась, но мужественно докурила до конца — черт его знает, как отреагирует эта Баржа на то, что она оставит сигарету недокуренной. Тем временем стол был накрыт, коньяк налит в алюминиевые кружки и закуска, причем самая разнообразная, сырокопченая колбаса, сало, ветчина, сыр, малосольная семга, разложена по таким же мискам. Женщины сели к столу — одна только Клякса воевала с холодильником, выламывая оттуда куски льда. Никто ни до чего не дотрагивался, пока Баржа не взяла свою кружку и сказал:
— Ну, со знакомством!
Все выпили залпом, и только Мария отпила немного, объяснив:
— Боюсь больше, внутри все болит, как бы хуже не было.
— Ну смотри, как хочешь, — не стала настаивать Баржа. — Хотя коньяк хороший, казахский. Они там такой наловчились делать, что от французского не отличить. Закусывай чем бог послал.
Мария немного поела и почувствовала, что ее клонит в сон. Увидев это, Баржа приказала:
— Чаю покрепче для Марьи сделайте.
Отпив немного крепкого, душистого, обжигающего и очень сладкого чая, Мария почувствовала себя бодрее. Она, конечно, знала, что и сотового телефона, и спиртного в ИВС по правилам быть не должно, но, видимо, на Баржу это не распространялось. Несмотря на то, что обстановка, казалось бы, разрядилась, она понимала, что расслабляться рано, и оказалась права, потому что Баржа сказала:
— Марья! А ведь муж-то у тебя мент! Полковник Гуров! Так?
— Да, — кивнула Мария. — И женаты мы уже давно.
— Ты не бойся! — успокоила ее Баржа. — Он мент правильный. Честный. За что его люди и уважают. А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, раз даже он не смог тебя защитить. И заодно глаз лечить будешь. Клякса, долго тебя ждать?
Женщина принесла куски льда, завернутые в полотенце не первой свежести, но Мария даже бровью не повела, а приложила компресс к глазу и начала рассказывать, как было дело. Женщины, а уж они-то, как она поняла, на таких делах собаку съели, внимательно слушали. Когда она закончила, Баржа авторитетно заявила:
— Подстава голимая! Причем не ментовская — эти бы тоньше сработали! И наши здесь ни при чем — о том, что Гуров не берет, знают все до единого. Если Александров это Санька Рыжий, то Гуров в его деле честно разобрался, и получил он только то, что положено. Санька бы на такое не пошел, он с головой дружит, а за такое ее и оторвать могут. Надо бы ему маляву кинуть, чтобы знал, какие дела от его имени творятся. — И, подумав, продолжила: — Кому-то твой мужик крепко поперек горла встал. А ментов втемную использовали, — уверенно сказала она. — Какая-то сука им стуканула, что через тебя Гурову будут взятку давать, причем указала что именно, в чем и от кого, уже после того, как тебе эти цветы дали. Иначе мужика того, что их принес, прямо в коридоре повязали бы. Менты на эту туфту купились, а времени на подготовку у них не было. Вот и лопухнулись. А теперь что? Колье нет! Да еще и неизвестно, было ли. Цветов нет, мужика, что к тебе приходил, нет. Сплошной голяк! Вот им и не оставалось ничего другого, как тебя со злости закрыть в порядке 97-й статьи УПК, чтобы ты якобы доказательства не уничтожила. Да чтобы Гурова, если получится, сломать! Его многие не любят!
— Его нельзя сломать, — не менее уверенно сказала Мария. — Ни через меня, ни по-другому. Меня уже и похищали, и убить пытались, только боком все выходило тем, кто это затеял.
— Ну, бог даст, и в этот раз твой мужик не оплошает, — усмехнулась Баржа. — Все! Всем спать! Марью завтра утром обязательно на допрос дернут, так что голова ей ясная нужна.
— А где мне себе постелить? — спросила Мария.
— Уже постелили, — сказала Баржа, кивая на нижнюю койку возле окна.
— Но ведь я же чье-то место заняла? — повернулась к женщинам Мария.
— Мое, — ответила одна из них. — Только мне почему-то кажется, что ты тут у нас ненадолго и оно скоро освободится. Если после завтрашнего допроса сюда обратно не вернешься, то мужу передай, что Нинка Краевая его до сих пор добрым словом вспоминает. Он тогда с моим делом по справедливости разобрался. Хотя… — она усмехнулась. — В жизни моей все равно ничего не изменилось.
Мария начала подниматься со стула и вдруг замерла из-за боли в боку.
— Господи! Да что же с тобой делать-то? — виновато воскликнула Клякса. — Может, еще один холодный компресс?
— Лучше я коньяк допью, — пробормотала Мария. — Вдруг поможет уснуть?
Она осторожно легла, свет снова потушили, оставив слабое ночное освещение, но заснуть Мария так и не смогла. И не только из-за боли в боку и глазу, но и из-за мыслей, которые роились у нее в голове.
Воскресенье
Ночь Гуров провел без сна и встал утром, чувствуя себя разбитым, как древний старик. Сегодня ему было не до зарядки — себя бы в одну кучку собрать. На кухне возился Вилков — Гуров надеялся, что тому хоть немного удалось поспать, а если нет, так он еще молодой, выдержит.
Лев долго стоял под холодным душем, чтобы немного взбодриться, тщательно побрился, с большим раздражением глядя на темные круги под глазами, а потом отправился в кухню, откуда очень вкусно пахло. Там негромко работал телевизор, и в утреннем блоке новостей опять прошел репортаж об обыске в квартире Гурова и задержании народной артистки России Марии Строевой. Было понятно, что Турин действительно ударил во все колокола, потому что вслед за этим прошел сюжет об опросе прохожих на улицах Москвы на тему, как они относятся к произошедшему. Мнение было практически однозначным — полицейский беспредел, хотя одна женщина, явно обозленная на весь белый свет, заявила, что Строеву, конечно, жалко, а полицейские все одним миром мазаны, пусть друг другу горло перегрызут, от этого только воздух в стране чище станет.
Саша, которому ничего не нужно было объяснять, приготовил полноценный завтрак, но Гуров с трудом в себя его запихнул — аппетита не было абсолютно, а потом попросил заварить ему большую чашку настоящего кофе — силы сегодня ему требовались немалые, потому что день обещал быть очень тяжелым, а где их еще взять? Встав из-за стола, он достал с верха навесного шкафа лежавшую там с незапамятных времен пачку сигарет, хотя уже давно бросил курить. Сигареты были пересохшие и потрескивали, но Лев все равно выкурил сигарету под кофе и только потом пошел собираться — то, что Саша едет вместе ним, подразумевалось само собой. Оглядев себя в зеркало, Гуров решил, что выглядит вполне достойно, а следы бессонной ночи сами собой пройдут на свежем воздухе, тем более что на улице похолодало.
Лев долго стоял под холодным душем, чтобы немного взбодриться, тщательно побрился, с большим раздражением глядя на темные круги под глазами, а потом отправился в кухню, откуда очень вкусно пахло. Там негромко работал телевизор, и в утреннем блоке новостей опять прошел репортаж об обыске в квартире Гурова и задержании народной артистки России Марии Строевой. Было понятно, что Турин действительно ударил во все колокола, потому что вслед за этим прошел сюжет об опросе прохожих на улицах Москвы на тему, как они относятся к произошедшему. Мнение было практически однозначным — полицейский беспредел, хотя одна женщина, явно обозленная на весь белый свет, заявила, что Строеву, конечно, жалко, а полицейские все одним миром мазаны, пусть друг другу горло перегрызут, от этого только воздух в стране чище станет.
Саша, которому ничего не нужно было объяснять, приготовил полноценный завтрак, но Гуров с трудом в себя его запихнул — аппетита не было абсолютно, а потом попросил заварить ему большую чашку настоящего кофе — силы сегодня ему требовались немалые, потому что день обещал быть очень тяжелым, а где их еще взять? Встав из-за стола, он достал с верха навесного шкафа лежавшую там с незапамятных времен пачку сигарет, хотя уже давно бросил курить. Сигареты были пересохшие и потрескивали, но Лев все равно выкурил сигарету под кофе и только потом пошел собираться — то, что Саша едет вместе ним, подразумевалось само собой. Оглядев себя в зеркало, Гуров решил, что выглядит вполне достойно, а следы бессонной ночи сами собой пройдут на свежем воздухе, тем более что на улице похолодало.