Николай Леонов, Алексей Макеев
Московский инквизитор (сборник)

   © Леонова О. М., 2014
   © Макеев А., 2014
   © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Московский инквизитор

Пятница

   Бабье лето в этом году отменили. Вместо высокого, пронзительно-голубого, прозрачного неба и ласкового, нежаркого солнца над головой нависали темно-серые, унылые и навевавшие тоску облака, постоянно плачущие то мелким нудным дождичком, то затяжными буйными ливнями. Да и под ногами было не лучше: вместо яркого, весело шуршащего осеннего разноцветья ходить приходилось по грязной липкой каше из опавших листьев и мусора. Одним словом — слякотная осень.
   А вот собравшимся в этот вечер в особняке министра правительства Московской области Николая Владимировича Егорова по случаю дня рождения его супруги гостям все немилости погоды были до самой высокой лампады: в столовой ярко горели люстры, раздавался звон бокалов и беззаботный смех новых хозяев жизни и лиц, к ним приближенным. Тот факт, что хозяин дома находился под следствием и подпиской о невыезде из-за возбужденного против него уголовного дела о финансовых махинациях, никого не волновал, и самого Николая Владимировича в первую очередь — не он первый, не он последний. Среди тех, кто сидел сейчас с ним за одним столом, многие побывали на его месте, и ведь обошлось — для того и существуют адвокаты, чтобы вытаскивать клиентов, только скупиться на них не надо. Да и полицейские тоже кушать хотят. Правда вот, аппетиты у всех разные в зависимости от занимаемого положения, но это тоже дело совсем обычное. Как говорится, не подмажешь — не поедешь. Точнее, если не подмажешь, то поехать можно как раз очень далеко и надолго. Но Егоров был уверен, что это не его случай — он уже занес в некоторые высокие кабинеты пухлые конверты и получил твердые заверения в том, что лично ему ничто не грозит и дело спустят на тормозах. Так что в этот праздничный вечер его настроение ничто не омрачало.
   Веселье было в самом разгаре, когда к нему подошел один из охранников и прошептал на ухо:
   — Николай Владимирович, к вам пришел человек на костылях. А вы предупреждали…
   — Все правильно, — тихо сказал Егоров, мгновенно став серьезным. — Проведи его в мой кабинет.
   Охранник ушел, а Егоров поднялся из-за стола, мило улыбнулся гостям и сказал, что оставит их на несколько минут, чтобы решить кое-какие домашние проблемы.
   Когда он вошел в кабинет, там его уже ждал очень просто одетый худощавый мужчина неопределенного возраста, его костыли были прислонены к столу.
   — Что-то случилось? — спросил Егоров, на что мужчина только глянул в его сторону и отвернулся. — Прости, глупость сказал. Должно было случиться нечто из ряда вон, чтобы ты пришел. Ты же сам говорил, что нас никто и никогда не должен видеть вместе. Так, что именно произошло?
   — То, что в твоем деле непонятно как и непонятно откуда вдруг появился след, который, если его не оборвать, приведет к некоторым неприятным случайностям с летальным исходом, произошедшим с некоторыми людьми. А ведь я тебя предупреждал, что не стоит так увлекаться, достаточно было просто напугать, — ровным голосом напомнил гость и недоуменно спросил: — Ну, откуда в тебе эта кровожадность?
   — Этого не может быть! — растерянно пробормотал Николай Владимирович. — Тут даже под лупой никто ничего не найдет!
   — Этот найдет! — уверенно заявил гость. — Мне недавно позвонил человек, которому ты дал для связи мой номер телефона, и сказал, что принято решение подключить к расследованию твоего дела группу полковника Гурова. Причем кандидатура эта предложена сверху, и предложена так, что отказаться было невозможно.
   — Черт! Значит, придется опять платить! Когда уже они нажрутся? — помотал головой Егоров.
   — Не придется, — усмехнулся гость. — Он не берет.
   — Все берут! — уверенно заявил Николай Владимирович.
   — Этот — исключение, — не менее уверенно сказал гость. — И надавить на него тоже невозможно. Ты знаешь, что я периодически общаюсь с некоторыми людьми?
   Егоров кивнул и удивленно пожал плечами:
   — И охота тебе со всякими уголовниками якшаться?
   — Во-первых, они бесценный кладезь нужной информации, а во-вторых, нужно же представлять себе, как живут люди по ту сторону закона, вдруг и самим придется там оказаться, — заметил гость.
   — Типун тебе на язык! — буркнул Егоров и поплевал через левое плечо.
   — От тюрьмы и сумы… Ну, и далее по тексту, — усмехнулся гость. — Но я это к тому, что они очень хорошо знают Гурова и много мне о нем рассказали. Так вот, полковник этот из-за своей честности в большом авторитете по обе стороны закона. Характер у него тяжелый, а хватка мертвая. Если уж он во что-то вцепится, то не отступит, пока до конца все не выяснит.
   — И уголовники его за это уважают? — рассмеялся Николай Владимирович.
   — Его уважают за то, что слово он свое всегда держит и еще никогда в жизни ни на кого, даже самого отъявленного негодяя, лишнего не навесил, — объяснил гость.
   — Тогда, может быть, его проще убрать? — предложил Егоров.
   — Опять ты за свое! — вздохнул гость. — Ну, просчитывай ты ситуацию хоть на несколько ходов вперед! — И стал втолковывать Николаю Владимировичу, как учитель двоечнику-второгоднику: — Во-первых, сделать это некому, причем по твоей же вине! Я что предлагал? Оставить человека на достойном пособии, объяснив ему, что работы больше нет, а ты решил вопрос кардинально! Зачем? — Егоров отвернулся и ничего не ответил. — Да, он стал строить из себя невесть что, напускал туману и загадочности, но никогда не сказал бы ничего лишнего, потому что получить пожизненный срок никому не хочется. Ладно! Что сделано, то сделано и обратно не вернуть. А ни времени, ни возможности найти надежного исполнителя для этого дела у тебя нет. К тому же убить Гурова очень сложно — некоторые неразумные люди не раз пытались это сделать, только часть из них уже на том свете, а остальные кушают не то, что хотят, а то, что им дают, и делать это будут еще очень долго. Для нас сейчас важно то, что Гуров пока ни о чем не знает, ему обо всем сообщат только в понедельник, так что у нас в распоряжении есть два дня. Если же Гурова убьют после того, как он уже подключится к твоему делу, — это прямая дорога к тебе. Тебе это надо?
   Николай Владимирович продолжал сидеть за столом, отвернувшись, чтобы гость не видел, как зло скривились его губы — эта нотация выводила его из себя, но он ничего не мог возразить, и это бесило его еще больше. А гость тем временем продолжал:
   — Скажу тебе больше, коллеги очень не любят Гурова за его независимость, ум, выдающиеся аналитические способности, потому что никто не любит тех, кто умнее, а Гуров из-за своего характера даже не скрывает своего отношения к тем, кого считает глупее себя. У него есть всего несколько друзей и только! Но! Если его, живую легенду МУРа, убьют, то на поиски его убийцы бросятся все! И не успокоятся до тех пор, пока не найдут! Так что твое предложение считаю нерациональным!
   — Ну, тогда предложи что-то рациональное! — огрызнулся Егоров.
   — А я уже все продумал, — небрежно заявил гость, и Егоров, вздрогнув, быстро повернулся к нему.
   — Ну так что ж ты мне душу мотаешь? — с сердцем сказал он. — Сколько?
   — Ты сначала выслушай, а потом будем решать, — задумчиво сказал гость и, помолчав, начал рассуждать: — Для нас главное, чтобы Гурова НЕ подключили к твоему делу. Если его кандидатура отпадет, то с остальным все будет просто — каналы у тебя налажены. Поэтому самый надежный вариант — скомпрометировать Гурова, причем так, чтобы им занялась служба собственной безопасности. Тут уж он надолго завязнет.
   — Ты говори, что делать надо! — нетерпеливо потребовал Егоров.
   — Я тут навел о нем справки и выяснил, что служба собственной безопасности уже вплотную интересовалась Гуровым, но тогда он выскользнул. И им это очень сильно не понравилось.
   — Ты же говорил, что он не берет, — воскликнул Николай Владимирович.
   — Гуров не берет, но! Как достоверно известно, по окончании следствия некоторые люди его благодарили, но преподносили подарки не ему лично, а его жене, актрисе Марии Строевой. Джип «Лексус» последней модели, шубки, бриллианты… Может быть, что-то еще, но я об этом просто не знаю.
   — То есть по факту, — уточнил Егоров.
   — Да! — кивнул гость. — Совсем недавно Гуров закончил дело некоего Александрова, которого обвиняли во всех смертных грехах, и ему могло светить даже пожизненное. Но Гуров доказал его непричастность к тяжким преступлениям, и Александров получил только за свое. Таким образом, если тайком подсунуть его жене якобы от Александрова какой-то ценный подарок и сообщить об этом в службу собственной безопасности, то в отношении Гурова начнется служебное расследование. На это время он будет отстранен от службы и, таким образом, твоим делом заниматься не сможет. Вот тебе очень элегантный, а главное, бескровный метод решения вопроса. Самое главное, чтобы эта вещь никак не была связана с тобой, чтобы при самом тщательном расследовании к тебе даже тонюсенькая ниточка не привела.
   — Так что же ей подсунуть и как? — Поняв, что его проблему гость, как всегда, решил, Егоров вздохнул с облегчением.
   — Как — я уже решил, — отмахнулся гость и объяснил: — У нее завтра премьера, цветов ей подарят море. Нужно будет просто положить эту вещь в корзину с какими-нибудь дорогими цветами, где ее потом и найдут, причем с запиской от Александрова. Вот пусть потом Гуров и объясняется со службой собственной безопасности. Давай думать, что это будет конкретно. Вещь должна быть небольшая, но очень дорогая и необычная.
   — Можно что-то из драгоценностей жены, — предложил Егоров, и гость, возведя глаза к потолку, застонал. — Понял, не подумал, — пошел на попятную Егоров и, помолчав, воскликнул: — А если просто деньги?
   — Кого сейчас этим удивишь? — хмыкнул гость. — Нет, это должно быть нечто особенное! Чтобы народ ахнул и сказал: «А Гуров-то, оказывается, еще как берет! Только по мелочам не работает! Уж хапает так хапает!» Оптимальный вариант, чтобы вещь была… — он задумался. — Ну, с душком! Только вот искать ее времени нет.
   Егоров поднялся и начал расхаживать по кабинету, а гость сидел, откинувшись на спинку стула, и равнодушно рассматривал картину на стене — он свое дело сделал, пусть теперь Егоров себе голову ломает. Наконец Николай Владимирович, остановившись перед гостем, сказал:
   — Есть у меня такая вещь. И дорогая, и с душком. — Гость внимательно смотрел на него, ожидая подробностей, и тот, помолчав, продолжил: — Ты же знаешь, чем занимался мой отец?
   — С законом не дружил, — заметил тот.
   — Короче, перед переездом в Москву я продал дом с участком, и покупатели потребовали, чтобы я все оттуда сам вывез. Они собирались делать капитальный ремонт, так что им одни только голые стены и требовались. Ну, и заодно сарай освободил — они там на время ремонта жить собирались. Вот там-то я в ящике с инструментами одну вещь и нашел. Отец гвозди, шурупы, гайки и все прочее по жестяным коробкам из-под халвы, леденцов и чая держал. Сам не пойму, зачем я их открывать стал, — пожал плечами Егоров. — Ну, в общем, в одной из коробок она и лежала, в газету завернутая. В нашей семье этой вещи никогда не было и быть не могло, так что папаша ее у кого-то увел, но вот у кого, теперь уже у него не спросишь — мне четырнадцать было, когда он погиб. Я ее никогда в жизни никому не показывал — понимал же, что ворованная.
   — То, что ворованная, это прекрасно, но действительно ли она дорогая? — уточнил гость.
   — Камешки в ней точно настоящие, потому что я проверял — стекло режут, как нож масло.
   — То, что надо, — удовлетворенно заметил гость. — Дорогая, ворованная и к тебе никакого отношения не имеет. — И, наконец, поинтересовался: — А что это?
   — Сейчас покажу, — пообещал Николай Владимирович.
   Он достал из сейфа жестяную коробочку из-под карамели, открыл, и там, по-прежнему завернутый в старую газету, лежал некий предмет. Он вытряхнул его на стол, развернул пожелтевшую газету, и в кабинете вдруг словно стало светлее — это вспыхнули камни в небрежной кучкой лежавшем украшении. Гость расправил его, и оказалось, что это колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов.
   — Пойдет, — просто сказал гость и поинтересовался: — Не жалко?
   — Знаешь, — подумав, сказал Егоров, — папаша у меня дураком не был и городских барыг не понаслышке знал, но раз он не решился эту штучку сбагрить, значит, опасался чего-то. Может быть, за ней и убийство стоит. Она у меня уже давно без толку лежит, и если ты гарантируешь, что твоя идея сработает и этот Гуров до меня не доберется, то пусть хорошему делу послужит.
   — А ты не забыл, как сам мне говорил, что мы в одной связке? — криво усмехнулся гость. — А что собой представляет Гуров, можешь поинтересоваться у кое-каких своих знакомых, но только после понедельника, — предупредил он. — Меня здесь никто никогда раньше не видел, а как объяснить мой сегодняшний визит, придумай сам.
   Гость начал осторожно складывать колье, чтобы оно снова поместилось в коробку, и тут вдруг резко распахнулась дверь, и в кабинет влетела жена Егорова. Судя по виду, она уже крепко выпила и была взбешена настолько, что с ходу начала скандалить:
   — Коля! У тебя совесть есть? Бросить гостей и меня в такой день! Какого черта ты здесь отсиживаешься? Тебя там уже все заждались! Если хотел испортить мне день рождения, то мог бы его просто не устраивать!
   Егоров не успел и слова сказать, как женщина, увидев гостя, переключилась на него:
   — Опять этот попрошайка! Опять пришел деньги с моего мужа тянуть! Сколько можно? Хромай отсюда, пока цел, а то я сейчас прикажу охранникам тебя, как мусор, выкинуть! Калека чертов!
   Пока она орала, гость успел убрать колье в коробку и сунуть ее в карман, а потом взял костыли и стал подниматься со стула. Разъяренный Егоров подскочил к жене и влепил ей такую пощечину, что она мигом заткнулась, а потом почти проорал ей в лицо:
   — Заткнись, шалава! Таких тварей, как ты, в Москве больше, чем грязи! Ты у меня третья и явно не последняя, потому что дура набитая! А он — один-единственный и других не будет! Поняла, сука!
   Мигом протрезвевшая женщина только хлопала глазами и, как рыба, беззвучно открывала рот, а Николай Владимирович резко развернул ее к двери и вытолкнул из кабинета.
   — Запоздалый урок, — покачав головой, заметил гость. — Раньше надо было учить, чтобы без стука в кабинет не вламывалась. И сказал ты сейчас много лишнего. Ты отправь-ка ее завтра прямо утром куда-нибудь отдыхать, да подальше, да на подольше.
   — Обойдется! — отмахнулся Егоров.
   — Ты не понял, — укоризненно сказал гость. — То, что она меня видела — полбеды, но она видела вот это, — он похлопал себя по карману, где лежала коробочка, и объяснил: — Я его в тот момент еще не успел убрать. Сейчас она еще не поняла, что именно увидела, но вот потом может и вспомнить, и понять. Так вот, чтобы у нее мысли были другим заняты, а новые впечатления вытеснили старые, ты ее и спровадь. Только, пожалуйста, не злобствуй, а то с тебя станется.
   — Да ну тебя! — поморщился Николай Владимирович. — Как обратно доберешься?
   — Моя проблема, — ответил гость. — И провожать меня не надо, сам выход найду. А ты иди праздновать дальше, а то и так подозрительно долго беседовал с, — он усмехнулся, — попрошайкой.
   Гость вышел, а Егоров, сев к столу, уставился на закрывшуюся за ним дверь. Он никогда не интересовался, где живет этот человек, чем еще занимается, почему одевается, как нищий, тратит ли свои деньги или копит их на что-то. Главным было то, что он всегда, как это случилось и сегодня, решал его проблемы, а большего Егорову не надо было. И если бы не этот человек, то так и сидел бы он в служебном кабинете, вымогал взятки, конверты с деньгами складывал в ящик, пока не накрыли бы. Никогда в жизни он сам не додумался бы до такой простой, но очень эффективной схемы, приносившей при минимальном нарушении закона баснословную прибыль, которую, однако, приходилось делить с гостем ровно пополам. А вот о том, что Егоров распространил эту схему еще кое на какие сферы деятельности, но уже без участия гостя, и совсем с другими людьми, которым с его барского стола доставались объедки, но они и этому были рады, тот не знал! Это было маленькой тайной местью Егорова ему, потому что, как правильно заметил гость, никто не любит тех, кто умнее тебя. И довольный тем, что ему больше ничто не угрожает, Николай Владимирович пошел праздновать дальше.

Суббота

   Премьера удалась! Шестнадцать выходов на поклон — это ли не триумф? Мария чуть не валилась с ног от усталости, но была счастлива бесконечно. Подаренные ей благодарными зрителями на сцене букеты уже не помещались у нее в руках, и их просто складывали на сцену. Но вот занавес опустился окончательно, и артисты стали расходиться по своим гримуборным. Лежавшие на сцене цветы Мария забирать не стала, да и не смогла бы — рук бы не хватило, и ушла, зная, что их тут же разберут ее коллеги. Не в первый раз такая история происходила, и все выглядело вполне достойно — это не она им с барского плеча букеты раздает, а они сами берут. К тому же она знала, что самые давние и верные почитатели ее таланта обязательно придут к ней в гримерку, чтобы лично выразить свое восхищение и преподнести цветы, несравненно более красивые и дорогие.
   В своей гримерке, где царила единовластно — ей, как приме, соседей не полагалось, — она даже не стала переодеваться, зная, что скоро потянутся визитеры. Так и случилось: не успела она свалить букеты на диван, как в дверь постучали, и она, «нацепив» дежурную улыбку, отозвалась. Люди входили, вручали корзины цветов, целовали руку, рассыпались в самых восторженных комплиментах и уступали место следующим. Многих из поклонников она знала лично, но были и новые люди. Один из таких, очень дорого и со вкусом одетый мужчина преподнес ей корзину роскошных желтых роз, выразил восхищение ее игрой, поцеловал руку и ушел. Мария благосклонно все приняла, улыбалась ему, как и остальным, но вот когда наконец осталась одна, стала задумчиво рассматривать эту корзину и, судя по виду, мысли в этот момент у нее в голове были самые нерадостные, а от ее прекрасного настроения и следа не осталось.
 
   Полковник-важняк Лев Иванович Гуров и его троюродный племянник Александр Васильевич Вилков, по совместительству старший лейтенант полиции, работавший теперь в группе Гурова, ждали Марию после премьеры дома. Завзятыми театралами ни тот, ни другой не были, так что Мария уже давно смирилась с тем, что ее очередной триумф они разделят с ней дома. Стол был накрыт, шампанское мерзло в холодильнике, а вот виновница торжества задерживалась. Лев уже совсем было собрался позвонить ей и узнать, не случилось ли что-нибудь, как раздался звонок в дверь.
   — Ну наконец-то Маша соизволила вспомнить о том, что у нее есть семья, — усмехнулся Гуров. — Странно, что ногой в дверь не стучит, обычно у нее руки так цветами заняты, что не то что ключи достать, а даже на звонок нажать не может.
   Он открыл дверь и с удивлением увидел за ней своего давнего приятеля телевизионщика Александра Турина, а рядом с ним — оператора с камерой в руках.
   — Турин! Ты в своем уме? — удивленно спросил он. — Мария сейчас уставшая приедет, ей только до интервью и съемок! Разворачивайся!
   — Лева! Она тебя не предупредила? — не менее удивленно спросил тот. — Она же мне сама недавно позвонила и сказала, что хочет дать интервью сразу же после премьеры, так сказать, по свежим следам, чтобы поделиться впечатлениями и так далее, причем у себя дома. Ты характер Машин не хуже меня знаешь. Если бы я сюда самовольно явился, то летел бы потом кубарем по лестнице, ступени пересчитывая. И это несмотря на то, что когда-то именно благодаря мне вы и поженились.
   — Не передергивай! Ты нас всего лишь познакомил, — поправил приятеля Лев, судорожно пытаясь понять, что именно и зачем Мария затеяла, а потом смирился: — Ладно! Заходите!
 
   Переодевшись, Мария вынесла из своей гримерки несколько букетов и корзин с цветами, в том числе и с желтыми розами, и положила их на пол возле стены. Ничего необычного в этом опять-таки не было, она уже неоднократно так делала — это тоже предназначалось для других артистов и прочих работников театра. Те же цветы, которые Мария решила взять домой, она упаковала в большие черные полиэтиленовые пакеты, которые обычно используются для мусора, поместила их на заднее сиденье своей машины и поехала домой. Едва она тронулась с места, как сидевший в припаркованной неподалеку машине мужчина позвонил кому-то по сотовому и сказал: «Она выехала, встречайте».
   Оставив машину на стоянке возле дома, Мария забрала цветы и спокойно направилась домой. Она нажала на звонок, когда услышала, как открывается соседняя дверь, и повернулась, чтобы поздороваться. Но кроме соседей, пожилой супружеской четы, там оказались двое незнакомых мужчин, которые мгновенно предъявили открывшему дверь Гурову свои служебные удостоверения, заявив:
   — Управление собственной безопасности.
   — Чем обязан? — неприязненно спросил Лев — эту службу он не любил, и оснований для этого у него было предостаточно.
   — Ознакомьтесь, — сказал один из мужчин, протягивая ему лист бумаги.
   — Обыск? — удивился Гуров. — На каком основании?
   — Нами получена агентурная информация о том, что вам передана взятка в особо крупном размере. Предлагаем выдать ее добровольно. Понятые, как вы видите, присутствуют. Сопротивление оказывать будете? — насмешливо спросил мужчина — видимо, он был в этой паре за старшего.
   — Ни в коем случае, — ответил Гуров, который уже сложил в уме два и два и понял, откуда вдруг взялось желание Марии дать интервью сразу же после премьеры, причем именно у себя дома, и, открыв дверь пошире, пригласил: — Проходите, — и тут же позвал: — Турин! Твой выход!
   — Всегда готов! — отозвался тот. — Я все слышал и горю желанием рассказать широкой общественности об очередном проявлении беспредела, творимого российской полицией.
   Увидев нацеленный на них объектив камеры, полицейские на несколько мгновений растерялись, но быстро опомнились, и один из них бросился к оператору, чтобы отобрать камеру.
   — В присутствии свидетелей? — весело воскликнул Турин. — Ребята! Спасибо за горячий материал! Он так прозвучит!
   — Прекратите снимать! — едва сдерживаясь, приказал старший из полицейских.
   — Свобода прессы, свобода слова, — развел руками Турин. — Имеем право! Кстати, представьтесь, пожалуйста, а то, как я слышал, своих имен вы так и не назвали, а страна должна знать своих героев.
   — Полковник Гуров видел наши удостоверения, — отрезал один из мужчин.
   — Вы их так быстро убрали, что я не только не успел запомнить имена, но даже удостовериться в их подлинности. А они вполне могут оказаться поддельными, и тогда это обыкновенный «разгон», самочинный обыск, производимый лицами, не имеющими на это никакого права, в целях собственного обогащения либо с иными преступными целями, — хладнокровно парировал Лев. — Будьте добры предъявить их еще раз, как старший по званию, я имею на это право.
   — Пока старший, — буркнул один из полицейских.
   — Время покажет, — усмехнулся Лев. — Итак, я жду!
   Полицейским ничего не оставалось делать, как снова предъявить удостоверения, но из рук они их не выпускали, что не помешало Гурову вслух прочесть их имена:
   — Капитан Задорожный и майор Лесков. Ну вот и познакомились. А теперь давайте к делу, — предложил Лев и спросил: — Что вы собирались здесь найти?
   — Старинное и очень дорогое колье, которое было передано вам через жену от рецидивиста Александрова в качестве благодарности за то, что вы развалили его дело. Оно было спрятано в корзине с желтыми розами. Предлагаю выдать его добровольно, — с ненавистью глядя на Гурова, сказал Лесков.
   — Как оно выглядит? — поинтересовался Лев.
   — Неизвестно, — сухо ответил Задорожный.
   — Черная кошка в темной комнате, при том, что ее там еще и нет, — хмыкнул Гуров.
   — Все цветы, что я привезла из театра, здесь, ищите сами, — спокойно сказала Мария.
   Тщательно упакованные букеты были безжалостно разобраны, а корзины только что наизнанку не вывернуты, но ни колье, ни желтых роз не нашли. Лесков вышел на лестничную площадку, явно чтобы позвонить начальству, и, вернувшись, потребовал:
   — Предъявите для осмотра ваши вещи!
   Мария без возражений взяла свою сумочку и вывалила ее содержимое на столик в прихожей — обычная женская мелочь, среди которой колье не оказалось.
   — Выверните все свои карманы, — продолжал он.
   Мария и это сделала, и с тем же успехом.
   — Надеюсь, вы не собираетесь проводить личный обыск моей жены, — ледяным тоном спросил Лев.
   — А почему нет? — язвительно поинтересовался Задорожный.
   — Тогда нужно было взять с собой женщину-полицейского, — заметил Лев и спросил: — Судя по вашим словам, эту корзину с желтыми розами вручили моей жене сегодня?
   — Да, после спектакля, непосредственно в гримерке, — ответил Задорожный.
   — Вы задержали человека, который это сделал? — продолжал интересоваться он.
   — Тайна следствия, — отрезал Лесков.
   — Значит, нет, — сделал вывод Лев. — Гримерка моей жены обыскана? Там эта корзина нашлась?