Страница:
В 70-е гг. в отраслевой социологии (социологическое знание второго уровня) выделилось особое направление – социология организаций. Ее предмет – феномен коллективного субъекта как социальной организации. В центре внимания здесь находятся вопросы природы организации, ее строения и функционирования[44]. В отличие от других отраслевых направлений, социология организаций синтезировала как различные научные дисциплины (например, психологию, управление, экономику и т. д.), так и методологический и эмпирический уровни знаний (в настоящее время особенно близко взаимосвязана социология организаций с социологией труда)[45].
Проблематике организации, начиная с 70-х гг., были посвящены работы[46] Р. Григаса, Н. И. Лапина, В. Г. Подмаркова, Н. Ф. Наумова, А. И. Пригожина, О. И. Шкаратана. В 70—90-е гг. наиболее полное представление о теории организации с системных позиций дал А. И. Пригожин. С его именем связано выделение и легализация социологии организаций как особой дисциплины, уточнение ее предмета[47]. Социология организаций может рассматриваться как сложившаяся к настоящему времени одна из первых теорий среднего уровня в России.
В целом анализ развития социологического знания в России показывает, что предметная область социального действия, т. е. сфера исследования мотивации и ориентации индивида, остается до последнего времени открытой. На первый взгляд, это может быть объяснено тем, что данная сфера исследована западной социологией и для России не актуальна. Однако актуальность данной проблематики связана именно со спецификой российского социального действия, что в западной социологии не рассматривалось.
Проблема российской специфики во всех многообразных формах ее проявления традиционно была предметом дискуссии по так называемому «русскому вопросу» и рассматривалась с точки зрения философии, истории, культурологии, психологии. В целом тематика «русского вопроса» (который далее будет рассмотрен подробнее) дала достаточно богатый эмпирический материал для исследования феномена социального действия.
Таким образом, социологическая проблема специфики российского социального действия на сегодняшний день оказалась мало исследованной областью научного знания. Соответственно, в России не сложилась социологическая методология исследования поведения индивида как теория среднего уровня. Столь широкая познавательная область может быть перспективной для многих ученых.
Организационное поведение государственного служащего может быть адекватно описано теорией социального действия, направленной на разрешение проблемы пересечения «нового» и «старого» в деятельности человека. Суть названного противоречия состоит в том, что человек находится под влиянием двух факторов – цели и институциализированных норм, регламентирующих и регулирующих его целевые стремления. Рассогласованность целей и норм приводит к конфликту между «новым» и «старым» (т. е. к аномии). Для того чтобы избежать аномии, общество вынуждено постоянно вырабатывать механизмы регуляции стремлений индивидов.
Одним из важнейших институтов, вырабатывающих механизмы институциализированного нормирования, является государственная служба. Вместе с тем государственный служащий одним из первых сталкивается с новыми целями и утратившими институциализированную силу нормами. Поэтому в его действиях обнаруживается рассогласованность целей и норм. Парадокс состоит в том, что институт, призванный преодолевать аномию, первым оказывается ею зараженным. Регулирование деятельности государственного служащего определяется правовыми нормами. Именно этому посвящено значительное количество научных работ[48]. Между тем современные ученые пришли к выводу, что «недостаточность юридического подхода к исследованию проблем государственного управления обнаруживается во всех странах в послевоенные годы!»[49], а следовательно, как отмечает Г. В. Атаманчук, «пора уходить от такого правового регулирования, когда появляется правовая норма, которая, с одной стороны, социологически не обоснована, а с другой стороны, практически не действует»[50].
В последние годы проблема государственного служащего исследуется с позиций различных уровней социологического знания. Достаточно обширный материал дает эмпирическая социология (социология первого уровня). Конкретные исследования, проводимые учеными РАГС[51] под руководством Е. В. Охотского, В. Л. Романова, А. И. Турчинова, К. О. Магомедова, ориентированы на исследование внутренних состояний государственной службы, ее взаимодействия с внешней средой. Эмпирические материалы стимулируют развитие социологического знания второго уровня, направленного на конкретные предметные области, прежде всего такие, как профессионализация и кадровая политика (А. И. Турчинов, В. Д. Граждан, Б. Т. Пономаренко)[52], этика и культура взаимодействия (В. Бойков, В. Л. Романов)[53], различные аспекты управленческой деятельности (Г. В. Атаманчук, Л. А. Василенко, В. С. Карпичев, Б. В. Лытов, В. П. Мельников, В. С. Нечипоренко, В. Г. Смольков)[54]. Социологическая методология (знание третьего уровня) исследования государственной службы на сегодняшний день достаточно полно представлена в работах В. С. Егорова[55], В. Д. Граждана[56], В. Л. Романова[57] и др. Разрабатываемые названными учеными деятельностный и синергийный подходы представляют собой методологические основы для исследования системы социального действия государственного служащего.
Пронизывает и связывает три уровня знания теория организации (которая на сегодняшний день достаточно полно представлена С. С. Фроловым[58]), выступающая ориентиром (теорией среднего уровня) научного поиска для исследования государственной службы (данный ориентир присутствует в работах вышеназванных ученых, а в работе Л. А. Калиниченко[59] – как самостоятельный научный опыт исследования организации государственной службы). Организационный подход применительно к государственной службе на сегодняшний день в полной мере оказывается реализованным. Вместе с тем такая проблема, как способ ориентации и мотивации индивида применительно к государственной службе, и накопившийся эмпирический материал требуют интерпретации, которую не может дать организационный подход. На наш взгляд, поиск путей разрешения указанной проблемы возможен не только с точки зрения организационного подхода, но и с точки зрения теории социального действия.
Особым научным полем, возникающим на пересечении научных направлений, названных выше, становится «организационное поведение» как системные координаты социума, задающие ориентиры социального действия индивидам в системе государственной службы. Исходя из этого научным стержнем проблемы предстает исследование поведения государственного служащего, обусловленного влиянием требований профессии и социальных факторов национальной культуры (рис. 1).
Рис. 1. Социальное действие государственного служащего как исследовательское поле
Подходы к изучению организационного поведения государственных служащих содержатся в науках по управлению, психологии, культурологии и др. Особенность собственно социологического подхода как междисциплинарного в том, что он способен синтезировать экономические, психологические, культурные и другие феномены как социальные, исходя из принципа, заложенного основателями теории социального действия. В этом ракурсе важно исследовать специфику социального действия государственного служащего как основание организационного поведения, оказывающего управленческое влияние на общество в целом.
Контрольные вопросы
Тема 2
Проблематике организации, начиная с 70-х гг., были посвящены работы[46] Р. Григаса, Н. И. Лапина, В. Г. Подмаркова, Н. Ф. Наумова, А. И. Пригожина, О. И. Шкаратана. В 70—90-е гг. наиболее полное представление о теории организации с системных позиций дал А. И. Пригожин. С его именем связано выделение и легализация социологии организаций как особой дисциплины, уточнение ее предмета[47]. Социология организаций может рассматриваться как сложившаяся к настоящему времени одна из первых теорий среднего уровня в России.
В целом анализ развития социологического знания в России показывает, что предметная область социального действия, т. е. сфера исследования мотивации и ориентации индивида, остается до последнего времени открытой. На первый взгляд, это может быть объяснено тем, что данная сфера исследована западной социологией и для России не актуальна. Однако актуальность данной проблематики связана именно со спецификой российского социального действия, что в западной социологии не рассматривалось.
Проблема российской специфики во всех многообразных формах ее проявления традиционно была предметом дискуссии по так называемому «русскому вопросу» и рассматривалась с точки зрения философии, истории, культурологии, психологии. В целом тематика «русского вопроса» (который далее будет рассмотрен подробнее) дала достаточно богатый эмпирический материал для исследования феномена социального действия.
Таким образом, социологическая проблема специфики российского социального действия на сегодняшний день оказалась мало исследованной областью научного знания. Соответственно, в России не сложилась социологическая методология исследования поведения индивида как теория среднего уровня. Столь широкая познавательная область может быть перспективной для многих ученых.
Организационное поведение государственного служащего может быть адекватно описано теорией социального действия, направленной на разрешение проблемы пересечения «нового» и «старого» в деятельности человека. Суть названного противоречия состоит в том, что человек находится под влиянием двух факторов – цели и институциализированных норм, регламентирующих и регулирующих его целевые стремления. Рассогласованность целей и норм приводит к конфликту между «новым» и «старым» (т. е. к аномии). Для того чтобы избежать аномии, общество вынуждено постоянно вырабатывать механизмы регуляции стремлений индивидов.
Одним из важнейших институтов, вырабатывающих механизмы институциализированного нормирования, является государственная служба. Вместе с тем государственный служащий одним из первых сталкивается с новыми целями и утратившими институциализированную силу нормами. Поэтому в его действиях обнаруживается рассогласованность целей и норм. Парадокс состоит в том, что институт, призванный преодолевать аномию, первым оказывается ею зараженным. Регулирование деятельности государственного служащего определяется правовыми нормами. Именно этому посвящено значительное количество научных работ[48]. Между тем современные ученые пришли к выводу, что «недостаточность юридического подхода к исследованию проблем государственного управления обнаруживается во всех странах в послевоенные годы!»[49], а следовательно, как отмечает Г. В. Атаманчук, «пора уходить от такого правового регулирования, когда появляется правовая норма, которая, с одной стороны, социологически не обоснована, а с другой стороны, практически не действует»[50].
В последние годы проблема государственного служащего исследуется с позиций различных уровней социологического знания. Достаточно обширный материал дает эмпирическая социология (социология первого уровня). Конкретные исследования, проводимые учеными РАГС[51] под руководством Е. В. Охотского, В. Л. Романова, А. И. Турчинова, К. О. Магомедова, ориентированы на исследование внутренних состояний государственной службы, ее взаимодействия с внешней средой. Эмпирические материалы стимулируют развитие социологического знания второго уровня, направленного на конкретные предметные области, прежде всего такие, как профессионализация и кадровая политика (А. И. Турчинов, В. Д. Граждан, Б. Т. Пономаренко)[52], этика и культура взаимодействия (В. Бойков, В. Л. Романов)[53], различные аспекты управленческой деятельности (Г. В. Атаманчук, Л. А. Василенко, В. С. Карпичев, Б. В. Лытов, В. П. Мельников, В. С. Нечипоренко, В. Г. Смольков)[54]. Социологическая методология (знание третьего уровня) исследования государственной службы на сегодняшний день достаточно полно представлена в работах В. С. Егорова[55], В. Д. Граждана[56], В. Л. Романова[57] и др. Разрабатываемые названными учеными деятельностный и синергийный подходы представляют собой методологические основы для исследования системы социального действия государственного служащего.
Пронизывает и связывает три уровня знания теория организации (которая на сегодняшний день достаточно полно представлена С. С. Фроловым[58]), выступающая ориентиром (теорией среднего уровня) научного поиска для исследования государственной службы (данный ориентир присутствует в работах вышеназванных ученых, а в работе Л. А. Калиниченко[59] – как самостоятельный научный опыт исследования организации государственной службы). Организационный подход применительно к государственной службе на сегодняшний день в полной мере оказывается реализованным. Вместе с тем такая проблема, как способ ориентации и мотивации индивида применительно к государственной службе, и накопившийся эмпирический материал требуют интерпретации, которую не может дать организационный подход. На наш взгляд, поиск путей разрешения указанной проблемы возможен не только с точки зрения организационного подхода, но и с точки зрения теории социального действия.
Особым научным полем, возникающим на пересечении научных направлений, названных выше, становится «организационное поведение» как системные координаты социума, задающие ориентиры социального действия индивидам в системе государственной службы. Исходя из этого научным стержнем проблемы предстает исследование поведения государственного служащего, обусловленного влиянием требований профессии и социальных факторов национальной культуры (рис. 1).
Рис. 1. Социальное действие государственного служащего как исследовательское поле
Подходы к изучению организационного поведения государственных служащих содержатся в науках по управлению, психологии, культурологии и др. Особенность собственно социологического подхода как междисциплинарного в том, что он способен синтезировать экономические, психологические, культурные и другие феномены как социальные, исходя из принципа, заложенного основателями теории социального действия. В этом ракурсе важно исследовать специфику социального действия государственного служащего как основание организационного поведения, оказывающего управленческое влияние на общество в целом.
Контрольные вопросы
1. Какую научную функцию выполняет социальное действие?
2. В чем суть теории социального действия М. Вебера?
3. В чем суть детерминистического взгляда на поведение человека?
4. Что такое системный подход к пониманию поведения человека в организации?
5. Каковы этапы становления системного подхода в зарубежной науке?
6. Каковы исследования поведения работника в России?
7. В чем особенность организационного поведения государственного служащего?
2. В чем суть теории социального действия М. Вебера?
3. В чем суть детерминистического взгляда на поведение человека?
4. Что такое системный подход к пониманию поведения человека в организации?
5. Каковы этапы становления системного подхода в зарубежной науке?
6. Каковы исследования поведения работника в России?
7. В чем особенность организационного поведения государственного служащего?
Тема 2
Система регуляторов социального действия как основа организационного поведения
Сложившийся в истории социологии системный подход к исследованию феномена социального действия ориентирует ученых рассматривать его как целостность, как систему, а значит, необходимо ответить на вопросы: что представляет собой социальное действие как система (ее описание)? как эта система (сложившись в организационное поведение) себя ведет? в чем ее суть? Само понятие «система» дает определенные исследовательские направления. В настоящее время это понятие детально разработано и определено. Система от греч. σστημα [systema] – целое, составленное из частей; соединение. Понятие имеет ряд значений: «1. Упорядоченное множество элементов, взаимосвязанных между собой и образующих некоторое целостное единство. 2. Порядок, обусловленный планомерным, правильным расположением частей в определенной связи, строгой последовательностью действий… 3. Форма, способ устройства, организация чего-либо. …»[60].
В указанных определениях присутствует ответ на вопросы, какова система, как она выглядит, чем характеризуется, т. е. что есть система как нечто статичное. Здесь дано феноменальное описание. Однако оставлен без ответа другой вопрос: в чем же ее суть? или в чем причина ее единства? Данный вопрос нередко возникает при исследовании динамичных систем, в том числе действий. Поэтому он является исследовательским ориентиром для анализа системы социального действия.
Попытки определения систем действия впервые были предприняты в биологии в XIX в. Тогда ученые столкнулись с очевидным: живому организму присуще стремление к определенной, свойственной ему цели (в соответствии с которой он и устроен). Отсюда закономерно возникал вопрос: если есть цель, то она кем-то поставлена? Кем-то, кто обладает разумом и волей? Отсутствие ответа на этот вопрос лишало науку позитивности и уводило ее в область теологии. Поэтому ученые на рубеже XIX–XX вв. стремились отдалиться от идеи целесообразности. Однако бурное развитие различных отраслей науки в начале XX в. позволило ученым прийти к заключению, что целесообразность может возникать вполне естественно, без творящей роли субъекта, стоящего вне системы или организма.
А. А. Богданов в своей фундаментальной работе «Тектология» дал научную интерпретацию феномену целеустремленности: «[биологи] уже давно характеризовали организм как «целое, которое больше суммы своих частей». Хотя, употребляя эту формулу, они сами вряд ли смотрели на нее, как на точное определение, особенно ввиду ее внешней парадоксальности. Однако есть в ней черты, заслуживающие особого внимания. Она не включает фетиша (ставящего цели субъекта) и не сводится к тавтологии (повторению того же, только другими словами). А ее кажущееся или действительное противоречие с формальной логикой само по себе еще ничего не решает: ограниченность значений формальной логики вполне установлена научно-философской мыслью»[61]. В этом положении А. А. Богданова содержится ответ на вопрос, в чем суть системы. Внешним специфическим качеством системы, обнаруживающим суть, является целесообразность. Но сама суть – это эффект, выраженный формулой «целое больше своих частей». Поэтому при изучении систем сначала обнаруживается их целесообразность, а только затем – суть.
Понятие «система» является для данного исследования методологическим основанием анализа понятия «социальное действие». М. Вебер, характеризуя социальное действие, отметил его целесообразность. Это качество он отнес к способностям человека совершать рациональный выбор и осознанно достигать цели. Исходя из сущностного понимания социального действия как системы, отметим, что социальному действию свойственна целесообразность. Но не по причине того, что социальное действие является рациональным и в основе его всегда лежит осознанный выбор, а по причине того, что социальное действие – это активность[62], дающая организационный[63] эффект[64].
Опираясь на традицию теории социального действия, отметим положения, которые в данном исследовании принимаются в качестве исходных. Во-первых, как уже упоминалось, социальным действием признается только такое, в котором индивид ориентируется на действия других лиц (соответственно, аффективные и традиционные действия нельзя рассматривать как социальные). Однако, в отличие от М. Вебера, полагаем, что такая ориентация (ожидание) не является исключительно рациональной. Поэтому допускаем, что индивид ожидает действий других людей не только рационально, но и эмоционально. Во-вторых, социальное действие определяют два фактора – мотив и ожидание.
Мотив, который понимается в самом общем смысле как побуждение к действию. Он может быть осознанным (целевым или ценностным) и неосознанным (под влиянием стереотипа или аффективного влечения). Целевой мотив – осознание цели личного достижения. Ценностный мотив – осознанное принятие идеалов и норм. Мотив может быть и неосознанным. При этом если действие индивида, побуждаемое влечением, осуществляется без ориентации на поведение других людей, то такое действие не является социальным. Если же действие индивида, определяемое аффектом или стереотипом (привычкой), ориентировано на поведение других людей, то такое действие можно назвать социальным.
Согласно концепции академика А. Н. Леонтьева, основными видами мотивов являются мотивы-стимулы и смыслообразующие мотивы. Мотивы-стимулы – побудительные аффективные факторы, лишенные смыслообразующей функции. Смыслообразующие мотивы – побудители деятельности, придающие ей личностный смысл. Суть концепции мотивации в том, что стимульный мотив включает механизм выбора индивидом смыслообразующих целей (мотивов). Выбранная цель и направляет действия индивида[65]. В таком случае процесс мотивации распадается на следующие составляющие: 1 – стимул; 2 – способ выбора цели; 3 – действия, ведущие к цели.
Таким образом, цель социального действия определяется способом ее выбора (используя терминологию М. Вебера) – целерациональным и ценностно-рациональным. Целерациональная цель социального действия индивида – это ясно осознаваемый результат. Выбор цели строится на рациональном расчете, разработке эффективной программы (плана) и соответствует формуле «осуществление цели необходимо для того, чтобы …», т. е. выбор индивида продиктован рациональным осознанием необходимых условий его наличного бытия[66]. Достижение цели предполагает строгое следование плану. Достигая цель, индивид увеличивает имеющиеся у него ресурсы. Такая цель в полном смысле – целерациональная. Для того чтобы избежать тавтологии[67], дадим наименование рассмотренному понятию – «рациональная цель».
Ценностно-рациональная цель – антитеза рациональной цели. В качестве цели (точнее, идеалов) индивид выбирает такие абстрактные ценности, как добро, красота, справедливость и т. п.[68], которые не всегда ясно осознаются (хотя не исключено, что идеал может быть рационально осознаваемым) им, но всегда обладает для индивида притягательной (аттрактивной[69]) силой. Тем самым идеал порождает у индивида устойчивое эмоциональное отношение, следствием чего является его стремление отдать свои силы достижению этого идеала. Достижение идеала может строиться как на расчете и плане, так и в свободном поиске. Формула стремления к идеалу – «во имя.», поэтому идеал не есть условие наличного бытия (он безусловен), идеал аналогичен категорическому императиву И. Канта[70]. Такая цель не является рациональной. Эта цель, по сути, не цель, а идеал. Поэтому термины «цель» и «рациональная» здесь не подходят, т. е. вряд ли имеет смысл использовать для рассмотренного понятия веберовский термин «ценностно-рациональная цель». Здесь более уместен термин Л. Н. Гумилева – «аттрактивный идеал»[71] (табл. 2).
В указанных определениях присутствует ответ на вопросы, какова система, как она выглядит, чем характеризуется, т. е. что есть система как нечто статичное. Здесь дано феноменальное описание. Однако оставлен без ответа другой вопрос: в чем же ее суть? или в чем причина ее единства? Данный вопрос нередко возникает при исследовании динамичных систем, в том числе действий. Поэтому он является исследовательским ориентиром для анализа системы социального действия.
Попытки определения систем действия впервые были предприняты в биологии в XIX в. Тогда ученые столкнулись с очевидным: живому организму присуще стремление к определенной, свойственной ему цели (в соответствии с которой он и устроен). Отсюда закономерно возникал вопрос: если есть цель, то она кем-то поставлена? Кем-то, кто обладает разумом и волей? Отсутствие ответа на этот вопрос лишало науку позитивности и уводило ее в область теологии. Поэтому ученые на рубеже XIX–XX вв. стремились отдалиться от идеи целесообразности. Однако бурное развитие различных отраслей науки в начале XX в. позволило ученым прийти к заключению, что целесообразность может возникать вполне естественно, без творящей роли субъекта, стоящего вне системы или организма.
А. А. Богданов в своей фундаментальной работе «Тектология» дал научную интерпретацию феномену целеустремленности: «[биологи] уже давно характеризовали организм как «целое, которое больше суммы своих частей». Хотя, употребляя эту формулу, они сами вряд ли смотрели на нее, как на точное определение, особенно ввиду ее внешней парадоксальности. Однако есть в ней черты, заслуживающие особого внимания. Она не включает фетиша (ставящего цели субъекта) и не сводится к тавтологии (повторению того же, только другими словами). А ее кажущееся или действительное противоречие с формальной логикой само по себе еще ничего не решает: ограниченность значений формальной логики вполне установлена научно-философской мыслью»[61]. В этом положении А. А. Богданова содержится ответ на вопрос, в чем суть системы. Внешним специфическим качеством системы, обнаруживающим суть, является целесообразность. Но сама суть – это эффект, выраженный формулой «целое больше своих частей». Поэтому при изучении систем сначала обнаруживается их целесообразность, а только затем – суть.
Понятие «система» является для данного исследования методологическим основанием анализа понятия «социальное действие». М. Вебер, характеризуя социальное действие, отметил его целесообразность. Это качество он отнес к способностям человека совершать рациональный выбор и осознанно достигать цели. Исходя из сущностного понимания социального действия как системы, отметим, что социальному действию свойственна целесообразность. Но не по причине того, что социальное действие является рациональным и в основе его всегда лежит осознанный выбор, а по причине того, что социальное действие – это активность[62], дающая организационный[63] эффект[64].
Опираясь на традицию теории социального действия, отметим положения, которые в данном исследовании принимаются в качестве исходных. Во-первых, как уже упоминалось, социальным действием признается только такое, в котором индивид ориентируется на действия других лиц (соответственно, аффективные и традиционные действия нельзя рассматривать как социальные). Однако, в отличие от М. Вебера, полагаем, что такая ориентация (ожидание) не является исключительно рациональной. Поэтому допускаем, что индивид ожидает действий других людей не только рационально, но и эмоционально. Во-вторых, социальное действие определяют два фактора – мотив и ожидание.
Мотив, который понимается в самом общем смысле как побуждение к действию. Он может быть осознанным (целевым или ценностным) и неосознанным (под влиянием стереотипа или аффективного влечения). Целевой мотив – осознание цели личного достижения. Ценностный мотив – осознанное принятие идеалов и норм. Мотив может быть и неосознанным. При этом если действие индивида, побуждаемое влечением, осуществляется без ориентации на поведение других людей, то такое действие не является социальным. Если же действие индивида, определяемое аффектом или стереотипом (привычкой), ориентировано на поведение других людей, то такое действие можно назвать социальным.
Согласно концепции академика А. Н. Леонтьева, основными видами мотивов являются мотивы-стимулы и смыслообразующие мотивы. Мотивы-стимулы – побудительные аффективные факторы, лишенные смыслообразующей функции. Смыслообразующие мотивы – побудители деятельности, придающие ей личностный смысл. Суть концепции мотивации в том, что стимульный мотив включает механизм выбора индивидом смыслообразующих целей (мотивов). Выбранная цель и направляет действия индивида[65]. В таком случае процесс мотивации распадается на следующие составляющие: 1 – стимул; 2 – способ выбора цели; 3 – действия, ведущие к цели.
Таким образом, цель социального действия определяется способом ее выбора (используя терминологию М. Вебера) – целерациональным и ценностно-рациональным. Целерациональная цель социального действия индивида – это ясно осознаваемый результат. Выбор цели строится на рациональном расчете, разработке эффективной программы (плана) и соответствует формуле «осуществление цели необходимо для того, чтобы …», т. е. выбор индивида продиктован рациональным осознанием необходимых условий его наличного бытия[66]. Достижение цели предполагает строгое следование плану. Достигая цель, индивид увеличивает имеющиеся у него ресурсы. Такая цель в полном смысле – целерациональная. Для того чтобы избежать тавтологии[67], дадим наименование рассмотренному понятию – «рациональная цель».
Ценностно-рациональная цель – антитеза рациональной цели. В качестве цели (точнее, идеалов) индивид выбирает такие абстрактные ценности, как добро, красота, справедливость и т. п.[68], которые не всегда ясно осознаются (хотя не исключено, что идеал может быть рационально осознаваемым) им, но всегда обладает для индивида притягательной (аттрактивной[69]) силой. Тем самым идеал порождает у индивида устойчивое эмоциональное отношение, следствием чего является его стремление отдать свои силы достижению этого идеала. Достижение идеала может строиться как на расчете и плане, так и в свободном поиске. Формула стремления к идеалу – «во имя.», поэтому идеал не есть условие наличного бытия (он безусловен), идеал аналогичен категорическому императиву И. Канта[70]. Такая цель не является рациональной. Эта цель, по сути, не цель, а идеал. Поэтому термины «цель» и «рациональная» здесь не подходят, т. е. вряд ли имеет смысл использовать для рассмотренного понятия веберовский термин «ценностно-рациональная цель». Здесь более уместен термин Л. Н. Гумилева – «аттрактивный идеал»[71] (табл. 2).