Страница:
Необходимость применения метода теоретического моделирования диктуется, во-первых, сложившейся научной традицией исследования социального действия (веберовская теория идеальных типов); во-вторых, используемой методологией системного анализа, которая предполагает описание того, как «ведет» себя исследуемый объект, что, по сути, и является теоретическим моделированием; в-третьих, исследование такой предметной области, как социальное действие российского государственного служащего, требует ответа на вопрос, в чем суть этого действия и что влияет на него. Поэтому целью работы является разработка концепции, объясняющей функционирование социальных регуляторов, влияющих на действия чиновников. Такая концепция по своему характеру также является теоретической моделью, имеющей прикладное (управленческое) значение.
Специфика цели задает и характер модели исследования. Познание регуляторов, их явных и латентных функций, есть изучение сути, а не структуры объекта и его составляющих, т. е. субстанции, а не субстрата. Соответственно, необходимо использовать в данной работе субстанциальную модель исследования. Дадим обоснование этому положению.
Конкретные формы социальной регуляции, опредмеченные в определенных социальных структурах, институтах и т. п., достаточно изменчивы. Изучая структуры, влияющие на социальное действие, Т. Парсонс разработал субстратную модель социального действия[92]. Данный подход интересен и дает свои результаты, но из такого структурного подхода (или разработки субстратной модели) следует, что в ХХ в. на севере Евразии, сменяя друг друга, существовали три несхожие друг с другом общества – Российская империя, Советский Союз и Российская Федерация, различные настолько, что они не похожи по функциям, их содержательному характеру и их структурной композиции. Уже в 60-е гг. ХХ в. структуралистский подход подвергся критике. По мнению Ч. Миллза, главный недостаток субстратной модели в том, что она не может объяснить социальных изменений[93]. В этом заключается познавательный парадокс – исследование основ социального феномена лишает ученого возможности объяснять его изменения. Поэтому, для того чтобы описать специфику российского социального действия, необходим несколько иной взгляд на понимание социальных основ. Подход Т. Парсонса (а также О. Конта, Э. Дюркгейма) сосредоточен на описании субстрата системы с точки зрения ее структуры и функций. Чтобы понять социум в его исторической динамике, одного субстратного (структурно-функционального) подхода оказывается недостаточно. Дело в том, что историческая изменчивость приводит к утрате тех или иных социальных структур, изменению элементов социума. Но при этом сохраняется нечто единое, общее, неизменное, с одной стороны, не допускающее полной деградации социума при самых драматичных коллизиях и при этом, с другой стороны, сохраняющее «неповторимый лик» культуры в периоды расцвета. Поэтому для осмысления динамичного социума необходим субстанциальный подход, который предполагает не описание содержания объекта, его структуры, а характеристику его основ (генетическую и функциональную), социальных регуляторов как относительно неизменных связей и отношений. Именно поэтому структура социума как ее субстрат остается за рамками данной работы. Исследование направлено на другую сторону познаваемого объекта – его субстанциальную основу, раскрывающуюся в связях и отношениях, которые приобретают характер «неделимых» и «неуничтожимых» составляющих, обеспечивающих устойчивость и относительную неизменность общества.
В этой связи система социального действия понимается как определенное поле социальных координат, задающее индивиду сферу его действия (функционирования, развития, взаимодействия, мотивации, социальной ориентации и т. п.). Данное поле социальных координат складывается как объективный результат функционирования социума. Сложившись, эти координаты закрепляются в особенностях, стереотипах поведения и мышления отдельных индивидов.
С точки зрения системного подхода социальное действие возникает спонтанно. Первоначально в результате взаимодействия отдельных индивидов в процессе однотипной хозяйственной деятельности формируется алгоритм совместного действия, настраивающий индивидов действовать однотипно, это первый регулятор социального действия, который именуется в данной работе поведенческим. Это весьма изменчивый, «мягкий» регулятор, поэтому он, генетически обусловливая другие, сам нуждается в функциональной «жесткости», которая создается функционированием других регуляторов.
Устойчивость социального действия достигается в том случае, когда возникают жесткие регуляторы активности. Одним из таких жестких регуляторов является структура взаимодействия индивидов, или организационный регулятор. Его возникновение обусловлено тем, что взаимодействующим индивидам свойственно создавать организацию для сознательной координации общих целей[94]. Структура взаимодействия индивидов, или социальная структура, как ее определяет С. С. Фролов, – это «внутренняя упорядоченная совокупность взаимосвязанных статусов и ролей в организации, ориентированных на достижение общих целей»[95], занимаемых индивидами в отношениях друг с другом. Сложившись под влиянием поведенческого регулятора, такая структура выступает как регулятор социального действия, настраивая индивидов занимать позиции, соответствующие ей, и реализовывать типичный для них способ действия. Тем самым эта структура поддерживает обусловивший ее поведенческий регулятор. Поэтому два индивида, оказавшись вне пределов своего социума, при взаимодействии друг с другом обычно воспроизводят модель отношений, типичную для своего социума. Именно в этом проявляется способность структуры взаимодействия к самовоспроизводству, что дает основание рассматривать ее как жесткий регулятор. Таких структур взаимодействия существует по меньшей мере две – иерархическая и плюралистическая[96]. Их отличие в том, что иерархическая форма предполагает дифференциацию индивидов, а плюралистическая – их уравнение; иерархия предполагает единый центр системы, плюрализм – многоцентрие.
Специфика иерархических и плюралистических структур предполагает и отличие их элементов. Иерархически организованное социальное взаимодействие не имеет равносложных составляющих элементов. Достаточно сложным в нем является только управляющий центр. Иерархия развивается не через усложнение элементов, а через усложнение центра. Главная особенность ее элементов – способность изменяться адекватно требованию управляющего центра, быть обучаемыми. Следовательно, они должны быть предельно открыты для приема управляющей информации, идущей из центра. Напротив, регулятивное требование к элементам, взаимодействующим плюралистически, – поддержание равенства.
Создание структуры взаимодействия требует выработки механизма превращения действий людей в социальные. Возможны два варианта таких механизмов: первый – фильтрует существующие действия, второй – преобразует, изменяет действия. Для второго варианта необходима технология форматирования действий согласно требованиям системы, т. е. необходимо социальное нормирование. «Социальное нормирование – это процесс выработки устойчивых стандартов и правил, с помощью которых регулируются (упорядочиваются) действия отдельных индивидов. Посредством социального нормирования подготавливается система регламентированных требований, которые предъявляются в конкретный период к условиям и процессам жизнедеятельности людей»[97].
В обществе функцию форматирования элементов (социального нормирования) выполняет воспитание или, более глобально, механизм социализации индивидов. Этот механизм тоже действует как жесткий регулятор социального действия и именуется в данном исследовании этическим. Индивиды, действия которых идеально отформатированы, при взаимодействии вновь и вновь будут воссоздавать заданные (этим форматированием) отношения.
В задачу форматирования входит построение такого образа мышления индивидов, которое будет определять их ожидаемое поведение. Такой строй мышления индивидов должен иметь общие характеристики, критерии оценки действительности, типичные ограничения и т. п. Таковыми являются нормы и ценности, регулирующие поведение индивидов. У каждого индивида этот комплекс норм и ценностей может носить уникальный характер, но индивиды не могли бы контактировать друг с другом, если бы принцип построения этого комплекса не был универсальным. Следовательно, особой характеристикой функционирования этического регулятора является то, что индивиду через нормы задаются параметры действия, а через ценности – область его возможных достижений. Таким способом потребности человека вписаны в нормативно-ценностный (или этический) «коридор», что и обеспечивает согласование целей индивида и социума.
Форматирование элементов системы социального действия осуществляется через социальные институты (церковь, образовательные учреждения и др.). Таким образом, форматирование само приобретает характер системы с ее субстратными и субстанциальными характеристиками. В этой связи для того, чтобы не возникало терминологического разночтения, вместо понятия «система» используем синоним «строй». Поэтому систему форматирования назовем «этическим строем общества», или этическим регулятором. Этический строй предполагает структурирование действий индивидов таким образом, чтобы эти действия приобрели «организационный» характер. Этический строй задает индивиду порог удовлетворения своих потребностей или форму мотивации.
В целом система социального действия характеризуется функционированием трех регуляторов (трех основ):
1) поведенческий регулятор. В процессе взаимодействия индивидов складывается определенный алгоритм действий, типичное поведение. Закрепившись, сложившись как стереотип поведения в групповом взаимодействии, этот типичный образ действий настраивает всех индивидов действовать в соответствии с ним;
2) организационный регулятор, или структура взаимодействия индивидов. Типичное поведение в результате действий отдельных индивидов может быть «размыто» и утратить качество социального регулятора. Поэтому для поддержания поведенческого регулятора в процессе человеческого взаимодействия возникает структура их самоорганизации. Известны две формы структуры взаимодействия индивидов – иерархия и плюрализм. Структура самоорганизации, во-первых, соответствует типичному поведению, во-вторых, поддерживает его, в-третьих, является предпосылкой формы социального управления;
3) этический регулятор, или этический строй, который обеспечивает функцию форматирования элементов и тем самым обусловливает функционирование двух других регуляторов (поведенческого и организационного).
Рассмотренные регуляторы социального действия являются нижним порогом, минимально необходимым для существования и самосохранения социального действия. При повреждении одного из них два других компенсируют недостаток, а в дальнейшем восстанавливают «повреждение». В этом смысле данные регуляторы обусловливают друг друга (рис. 3). Кроме того, их влияние обнаруживается не только на уровне целостности, но и на атомарном уровне, т. е. на уровне элементов. Другими словами, сложившийся алгоритм поведения характерен для индивида и социума в целом. За счет этого обеспечивается «неуничтожимость» системы социального действия, т. е. социальное действие будет восстановлено, даже если социум перестанет существовать как целостность. Некоторое количество индивидов могут воспроизвести социум. Общий внешний вид восстановленного общества будет иметь мало общего с предшествующим. Например, Франция эпохи Реставрации отличалась от эпохи Наполеона, революции и эпохи дореволюционной монархии, а современная Россия отличается от СССР и монархической России. Однако основы социального действия (которые именуются в данной работе регуляторами социального действия) сохраняются. Таким образом, отмеченные регуляторы социального действия – это предельный порог равновесия и упорядочения, предохраняющие общество от необратимых изменений и хаоса.
Рис. 3. Система взаимосвязи регуляторов социального действия
Рассмотренные регуляторы – характеристики устойчивости системы социального действия. Однако социальное действие – это диссипативная система, которая достигает равновесия со средой через противоположное – неравновесное существование системы, что в 60-е гг. ХХ в. обосновал И. Р. Пригожин. «Специфика диссипативной системы состоит в том, что ее существование поддерживается постоянным обменом со средой веществом или энергией, или тем и другим одновременно. При прекращении такого обмена диссипативная структура разрушается и исчезает. Этим она существенно отличается от обычных «равновесных» систем. Самая важная особенность диссипативной системы состоит в том, что она сочетает порядок с хаосом»[98].
Синхронное (актуальное) существование системы зависит от основ (долговременных параметров порядка, регуляторов), которые обеспечивают упорядоченность системы (степень нэгэнтропии). Диахронное существование (развитие, динамика, длительность существования системы) обусловлено наличием (запасом) энергии и порогом максимальной активности (поэтому соотносимо с хаосом). Максимальный всплеск энергии всегда кратковременен. При этом он есть нарушение сложившегося способа действия, нарушение «порядка», поэтому «вспышка» есть одновременно и максимальная активность, и максимальная энтропия. Обычная (непороговая) активность, упорядоченное движение, находится «между» максимальной активностью и отсутствием энергии. Энтропия в таком случае – перетекание энергии в вещество. Бытие, существование, и в этом же смысле нэгэнтропия, есть борьба как с абсолютной активностью, так и с чистой вещественностью, или поддержание баланса между энергией и веществом, что есть оформление, упорядочение бытия.
Неравновесность – одно из важнейших качеств социальных систем, обоснованное в современной теории самоорганизации[99]. Социумам свойственны спонтанные всплески энергии, «незапрограммированный» рост активности. Такие всплески «дезорганизационных действий» нарушают сложившиеся системные требования и могут привести к уничтожению самой системы действия. Всплеск не носит направленный характер, спонтанен, не оформлен. Однако в реальной социальной практике такой спонтанный всплеск приобретает определенную форму (точно так же приобретает форму направленного потока кипящая лава вулкана). Форма для спонтанной энергии задается самой системой социального действия, но не позитивно, а негативно: «Если нельзя, то можно»[100]. «Кипящая лава» сметает самые неустойчивые системные требования. Поэтому система вынуждена осуществить «перестройку» требований, адаптируясь к новому возможному всплеску энергии.
Сам по себе всплеск активности – одновременно и нарушение сложившихся требований, и создание новых. Всплеск – свободная игра общественных сил. На это указывает А. Тойнби: «Что отличает творческое меньшинство и привлекает к нему симпатии всего остального населения, – свободная игра творческих сил»[101]. Эта свободная игра сил проявляется в разрушении и созидании. Спонтанный всплеск заканчивается, когда складываются «устойчивые конструкции». Как отмечает В. Л. Романов, «главное отличие между воспроизводством и креативным обновлением заключается в том, что первое поддерживает жизнеспособность, а второе создает новые формы и содержание жизни»[102].
В действии «свободной игры творческих сил» проявляется нарушение главного системного требования – самосохранения. Б. В. Лытов пишет: «Наша действительность как бы подтвердила идею Богданова о подобии общества неразумному животному, которому время от времени необходима бессмысленная растрата сил»[103]. Драматичные всплески энергии зачастую приводят общества к кризисам или коллапсу[104]. «Свободная игра творческих сил» для обществ – атрибутивное качество, нарушающее самосохранение, обеспеченное сложившейся системой социального действия. Вместе с тем всплеск социальной активности открывает возможность для самообучения, запуская механизм саморефлексии, в результате чего общество формирует в самом себе дополнительный запас прочности. Таким образом, спонтанный выплеск энергии, нарушая сложившийся способ самосохранения, придает социуму определенную пластичность и динамичность. Всплеск энергии – свободная игра творческих сил, – еще одна характеристика социального действия.
Игра – неотъемлемое качество любой культуры: «человеческая культура возникает и развертывается в игре, как игра»[105], – утверждал Й. Хейзинга. По его мнению, игра – определенная характеристика человеческого действия, отличного от обыденной жизни. Игра необыденна. Игра есть нарушение сложившегося хода вещей, она есть выход за пределы обычного, за пределы самосохранения.
Особенность игры проявляется именно в творчестве игровых правил, в постоянном их обновлении. Вместе с тем, если игра утрачивает способность к «нормотворчеству», она превращается в ритуал – игру, лишенную своей основы – энергии. Как отмечает Й. Хейзинга, игра характеризуется напряжением. Последнее качество игры открывает довольно парадоксальное качество действия живых существ, прежде всего социальных существ – людей: люди стремятся к неустойчивости. И еще одна функция игры для индивида и социума – поддержание этого стремления.
Характеризуя систему социального действия как диссипативную систему, отметим – порог устойчивости, консервации обеспечивают основные социальные регуляторы, а неустойчивость, инновация реализуются в спонтанном действии, социальной игре.
Контрольные вопросы
Раздел 2
Тема 4
Специфика цели задает и характер модели исследования. Познание регуляторов, их явных и латентных функций, есть изучение сути, а не структуры объекта и его составляющих, т. е. субстанции, а не субстрата. Соответственно, необходимо использовать в данной работе субстанциальную модель исследования. Дадим обоснование этому положению.
Конкретные формы социальной регуляции, опредмеченные в определенных социальных структурах, институтах и т. п., достаточно изменчивы. Изучая структуры, влияющие на социальное действие, Т. Парсонс разработал субстратную модель социального действия[92]. Данный подход интересен и дает свои результаты, но из такого структурного подхода (или разработки субстратной модели) следует, что в ХХ в. на севере Евразии, сменяя друг друга, существовали три несхожие друг с другом общества – Российская империя, Советский Союз и Российская Федерация, различные настолько, что они не похожи по функциям, их содержательному характеру и их структурной композиции. Уже в 60-е гг. ХХ в. структуралистский подход подвергся критике. По мнению Ч. Миллза, главный недостаток субстратной модели в том, что она не может объяснить социальных изменений[93]. В этом заключается познавательный парадокс – исследование основ социального феномена лишает ученого возможности объяснять его изменения. Поэтому, для того чтобы описать специфику российского социального действия, необходим несколько иной взгляд на понимание социальных основ. Подход Т. Парсонса (а также О. Конта, Э. Дюркгейма) сосредоточен на описании субстрата системы с точки зрения ее структуры и функций. Чтобы понять социум в его исторической динамике, одного субстратного (структурно-функционального) подхода оказывается недостаточно. Дело в том, что историческая изменчивость приводит к утрате тех или иных социальных структур, изменению элементов социума. Но при этом сохраняется нечто единое, общее, неизменное, с одной стороны, не допускающее полной деградации социума при самых драматичных коллизиях и при этом, с другой стороны, сохраняющее «неповторимый лик» культуры в периоды расцвета. Поэтому для осмысления динамичного социума необходим субстанциальный подход, который предполагает не описание содержания объекта, его структуры, а характеристику его основ (генетическую и функциональную), социальных регуляторов как относительно неизменных связей и отношений. Именно поэтому структура социума как ее субстрат остается за рамками данной работы. Исследование направлено на другую сторону познаваемого объекта – его субстанциальную основу, раскрывающуюся в связях и отношениях, которые приобретают характер «неделимых» и «неуничтожимых» составляющих, обеспечивающих устойчивость и относительную неизменность общества.
В этой связи система социального действия понимается как определенное поле социальных координат, задающее индивиду сферу его действия (функционирования, развития, взаимодействия, мотивации, социальной ориентации и т. п.). Данное поле социальных координат складывается как объективный результат функционирования социума. Сложившись, эти координаты закрепляются в особенностях, стереотипах поведения и мышления отдельных индивидов.
С точки зрения системного подхода социальное действие возникает спонтанно. Первоначально в результате взаимодействия отдельных индивидов в процессе однотипной хозяйственной деятельности формируется алгоритм совместного действия, настраивающий индивидов действовать однотипно, это первый регулятор социального действия, который именуется в данной работе поведенческим. Это весьма изменчивый, «мягкий» регулятор, поэтому он, генетически обусловливая другие, сам нуждается в функциональной «жесткости», которая создается функционированием других регуляторов.
Устойчивость социального действия достигается в том случае, когда возникают жесткие регуляторы активности. Одним из таких жестких регуляторов является структура взаимодействия индивидов, или организационный регулятор. Его возникновение обусловлено тем, что взаимодействующим индивидам свойственно создавать организацию для сознательной координации общих целей[94]. Структура взаимодействия индивидов, или социальная структура, как ее определяет С. С. Фролов, – это «внутренняя упорядоченная совокупность взаимосвязанных статусов и ролей в организации, ориентированных на достижение общих целей»[95], занимаемых индивидами в отношениях друг с другом. Сложившись под влиянием поведенческого регулятора, такая структура выступает как регулятор социального действия, настраивая индивидов занимать позиции, соответствующие ей, и реализовывать типичный для них способ действия. Тем самым эта структура поддерживает обусловивший ее поведенческий регулятор. Поэтому два индивида, оказавшись вне пределов своего социума, при взаимодействии друг с другом обычно воспроизводят модель отношений, типичную для своего социума. Именно в этом проявляется способность структуры взаимодействия к самовоспроизводству, что дает основание рассматривать ее как жесткий регулятор. Таких структур взаимодействия существует по меньшей мере две – иерархическая и плюралистическая[96]. Их отличие в том, что иерархическая форма предполагает дифференциацию индивидов, а плюралистическая – их уравнение; иерархия предполагает единый центр системы, плюрализм – многоцентрие.
Специфика иерархических и плюралистических структур предполагает и отличие их элементов. Иерархически организованное социальное взаимодействие не имеет равносложных составляющих элементов. Достаточно сложным в нем является только управляющий центр. Иерархия развивается не через усложнение элементов, а через усложнение центра. Главная особенность ее элементов – способность изменяться адекватно требованию управляющего центра, быть обучаемыми. Следовательно, они должны быть предельно открыты для приема управляющей информации, идущей из центра. Напротив, регулятивное требование к элементам, взаимодействующим плюралистически, – поддержание равенства.
Создание структуры взаимодействия требует выработки механизма превращения действий людей в социальные. Возможны два варианта таких механизмов: первый – фильтрует существующие действия, второй – преобразует, изменяет действия. Для второго варианта необходима технология форматирования действий согласно требованиям системы, т. е. необходимо социальное нормирование. «Социальное нормирование – это процесс выработки устойчивых стандартов и правил, с помощью которых регулируются (упорядочиваются) действия отдельных индивидов. Посредством социального нормирования подготавливается система регламентированных требований, которые предъявляются в конкретный период к условиям и процессам жизнедеятельности людей»[97].
В обществе функцию форматирования элементов (социального нормирования) выполняет воспитание или, более глобально, механизм социализации индивидов. Этот механизм тоже действует как жесткий регулятор социального действия и именуется в данном исследовании этическим. Индивиды, действия которых идеально отформатированы, при взаимодействии вновь и вновь будут воссоздавать заданные (этим форматированием) отношения.
В задачу форматирования входит построение такого образа мышления индивидов, которое будет определять их ожидаемое поведение. Такой строй мышления индивидов должен иметь общие характеристики, критерии оценки действительности, типичные ограничения и т. п. Таковыми являются нормы и ценности, регулирующие поведение индивидов. У каждого индивида этот комплекс норм и ценностей может носить уникальный характер, но индивиды не могли бы контактировать друг с другом, если бы принцип построения этого комплекса не был универсальным. Следовательно, особой характеристикой функционирования этического регулятора является то, что индивиду через нормы задаются параметры действия, а через ценности – область его возможных достижений. Таким способом потребности человека вписаны в нормативно-ценностный (или этический) «коридор», что и обеспечивает согласование целей индивида и социума.
Форматирование элементов системы социального действия осуществляется через социальные институты (церковь, образовательные учреждения и др.). Таким образом, форматирование само приобретает характер системы с ее субстратными и субстанциальными характеристиками. В этой связи для того, чтобы не возникало терминологического разночтения, вместо понятия «система» используем синоним «строй». Поэтому систему форматирования назовем «этическим строем общества», или этическим регулятором. Этический строй предполагает структурирование действий индивидов таким образом, чтобы эти действия приобрели «организационный» характер. Этический строй задает индивиду порог удовлетворения своих потребностей или форму мотивации.
В целом система социального действия характеризуется функционированием трех регуляторов (трех основ):
1) поведенческий регулятор. В процессе взаимодействия индивидов складывается определенный алгоритм действий, типичное поведение. Закрепившись, сложившись как стереотип поведения в групповом взаимодействии, этот типичный образ действий настраивает всех индивидов действовать в соответствии с ним;
2) организационный регулятор, или структура взаимодействия индивидов. Типичное поведение в результате действий отдельных индивидов может быть «размыто» и утратить качество социального регулятора. Поэтому для поддержания поведенческого регулятора в процессе человеческого взаимодействия возникает структура их самоорганизации. Известны две формы структуры взаимодействия индивидов – иерархия и плюрализм. Структура самоорганизации, во-первых, соответствует типичному поведению, во-вторых, поддерживает его, в-третьих, является предпосылкой формы социального управления;
3) этический регулятор, или этический строй, который обеспечивает функцию форматирования элементов и тем самым обусловливает функционирование двух других регуляторов (поведенческого и организационного).
Рассмотренные регуляторы социального действия являются нижним порогом, минимально необходимым для существования и самосохранения социального действия. При повреждении одного из них два других компенсируют недостаток, а в дальнейшем восстанавливают «повреждение». В этом смысле данные регуляторы обусловливают друг друга (рис. 3). Кроме того, их влияние обнаруживается не только на уровне целостности, но и на атомарном уровне, т. е. на уровне элементов. Другими словами, сложившийся алгоритм поведения характерен для индивида и социума в целом. За счет этого обеспечивается «неуничтожимость» системы социального действия, т. е. социальное действие будет восстановлено, даже если социум перестанет существовать как целостность. Некоторое количество индивидов могут воспроизвести социум. Общий внешний вид восстановленного общества будет иметь мало общего с предшествующим. Например, Франция эпохи Реставрации отличалась от эпохи Наполеона, революции и эпохи дореволюционной монархии, а современная Россия отличается от СССР и монархической России. Однако основы социального действия (которые именуются в данной работе регуляторами социального действия) сохраняются. Таким образом, отмеченные регуляторы социального действия – это предельный порог равновесия и упорядочения, предохраняющие общество от необратимых изменений и хаоса.
Рис. 3. Система взаимосвязи регуляторов социального действия
Рассмотренные регуляторы – характеристики устойчивости системы социального действия. Однако социальное действие – это диссипативная система, которая достигает равновесия со средой через противоположное – неравновесное существование системы, что в 60-е гг. ХХ в. обосновал И. Р. Пригожин. «Специфика диссипативной системы состоит в том, что ее существование поддерживается постоянным обменом со средой веществом или энергией, или тем и другим одновременно. При прекращении такого обмена диссипативная структура разрушается и исчезает. Этим она существенно отличается от обычных «равновесных» систем. Самая важная особенность диссипативной системы состоит в том, что она сочетает порядок с хаосом»[98].
Синхронное (актуальное) существование системы зависит от основ (долговременных параметров порядка, регуляторов), которые обеспечивают упорядоченность системы (степень нэгэнтропии). Диахронное существование (развитие, динамика, длительность существования системы) обусловлено наличием (запасом) энергии и порогом максимальной активности (поэтому соотносимо с хаосом). Максимальный всплеск энергии всегда кратковременен. При этом он есть нарушение сложившегося способа действия, нарушение «порядка», поэтому «вспышка» есть одновременно и максимальная активность, и максимальная энтропия. Обычная (непороговая) активность, упорядоченное движение, находится «между» максимальной активностью и отсутствием энергии. Энтропия в таком случае – перетекание энергии в вещество. Бытие, существование, и в этом же смысле нэгэнтропия, есть борьба как с абсолютной активностью, так и с чистой вещественностью, или поддержание баланса между энергией и веществом, что есть оформление, упорядочение бытия.
Неравновесность – одно из важнейших качеств социальных систем, обоснованное в современной теории самоорганизации[99]. Социумам свойственны спонтанные всплески энергии, «незапрограммированный» рост активности. Такие всплески «дезорганизационных действий» нарушают сложившиеся системные требования и могут привести к уничтожению самой системы действия. Всплеск не носит направленный характер, спонтанен, не оформлен. Однако в реальной социальной практике такой спонтанный всплеск приобретает определенную форму (точно так же приобретает форму направленного потока кипящая лава вулкана). Форма для спонтанной энергии задается самой системой социального действия, но не позитивно, а негативно: «Если нельзя, то можно»[100]. «Кипящая лава» сметает самые неустойчивые системные требования. Поэтому система вынуждена осуществить «перестройку» требований, адаптируясь к новому возможному всплеску энергии.
Сам по себе всплеск активности – одновременно и нарушение сложившихся требований, и создание новых. Всплеск – свободная игра общественных сил. На это указывает А. Тойнби: «Что отличает творческое меньшинство и привлекает к нему симпатии всего остального населения, – свободная игра творческих сил»[101]. Эта свободная игра сил проявляется в разрушении и созидании. Спонтанный всплеск заканчивается, когда складываются «устойчивые конструкции». Как отмечает В. Л. Романов, «главное отличие между воспроизводством и креативным обновлением заключается в том, что первое поддерживает жизнеспособность, а второе создает новые формы и содержание жизни»[102].
В действии «свободной игры творческих сил» проявляется нарушение главного системного требования – самосохранения. Б. В. Лытов пишет: «Наша действительность как бы подтвердила идею Богданова о подобии общества неразумному животному, которому время от времени необходима бессмысленная растрата сил»[103]. Драматичные всплески энергии зачастую приводят общества к кризисам или коллапсу[104]. «Свободная игра творческих сил» для обществ – атрибутивное качество, нарушающее самосохранение, обеспеченное сложившейся системой социального действия. Вместе с тем всплеск социальной активности открывает возможность для самообучения, запуская механизм саморефлексии, в результате чего общество формирует в самом себе дополнительный запас прочности. Таким образом, спонтанный выплеск энергии, нарушая сложившийся способ самосохранения, придает социуму определенную пластичность и динамичность. Всплеск энергии – свободная игра творческих сил, – еще одна характеристика социального действия.
Игра – неотъемлемое качество любой культуры: «человеческая культура возникает и развертывается в игре, как игра»[105], – утверждал Й. Хейзинга. По его мнению, игра – определенная характеристика человеческого действия, отличного от обыденной жизни. Игра необыденна. Игра есть нарушение сложившегося хода вещей, она есть выход за пределы обычного, за пределы самосохранения.
Особенность игры проявляется именно в творчестве игровых правил, в постоянном их обновлении. Вместе с тем, если игра утрачивает способность к «нормотворчеству», она превращается в ритуал – игру, лишенную своей основы – энергии. Как отмечает Й. Хейзинга, игра характеризуется напряжением. Последнее качество игры открывает довольно парадоксальное качество действия живых существ, прежде всего социальных существ – людей: люди стремятся к неустойчивости. И еще одна функция игры для индивида и социума – поддержание этого стремления.
Характеризуя систему социального действия как диссипативную систему, отметим – порог устойчивости, консервации обеспечивают основные социальные регуляторы, а неустойчивость, инновация реализуются в спонтанном действии, социальной игре.
Контрольные вопросы
1. Каков характер регуляции социальных действий?
2. Структура взаимодействия как регулятор социальных действий.
3. Каковы виды социальных регуляторов?
4. Как действует организационный регулятор?
5. Как действует поведенческий регулятор?
6. Как действует этический регулятор?
2. Структура взаимодействия как регулятор социальных действий.
3. Каковы виды социальных регуляторов?
4. Как действует организационный регулятор?
5. Как действует поведенческий регулятор?
6. Как действует этический регулятор?
Раздел 2
Организационный регулятор
Приступая к анализу регуляторов социального действия, сформулируем исходное определение ключевого понятия работы. Как уже отмечалось, система социального действия – это поле социальных координат, задающее индивиду сферу его действия.
В данном разделе анализируется организационная структура как регулятор социальных действий, как регулятор организационного взаимодействия. Поэтому в качестве проблемы рассматривается структура социального взаимодействия российских государственных служащих. Исходной посылкой является положение о том, что, включаясь во взаимодействие и ориентируясь на поведение друг друга, индивиды выстраивают определенную структуру общности (или организационную структуру). Российские индивиды, вступая во взаимодействие, настроены на то, чтобы создать иерархическую структуру общности (это один из признаков, характеризующих специфику российского социума). В этом и проявляется функционирование организационного регулятора социального действия. Влияние организационного регулятора распространяется как на первичные общности, так и на государство и социум в целом. Там, где обнаруживается взаимодействие индивидов, возникает заданная этим регулятором структура организации. Важным и специфическим субстратом государства и сообществом взаимодействующих индивидов является корпус государственной службы. Структура организации российской государственной службы (как сообщества взаимодействующих индивидов), несмотря на изменение общественного устройства в разные исторические периоды, всегда имела одну и ту же организационную форму.
Исследование проблемы специфики взаимодействия индивидов в российском обществе, организационных оснований российской государственности и в целом российского общества имеет давнюю историю и получило в общественной мысли название «русский вопрос». В рамках обсуждения данной проблемы сложилось несколько различных подходов, которые содержат достаточно богатый материал, способный составить аргументацию к обоснованию задач данной главы.
В данном разделе анализируется организационная структура как регулятор социальных действий, как регулятор организационного взаимодействия. Поэтому в качестве проблемы рассматривается структура социального взаимодействия российских государственных служащих. Исходной посылкой является положение о том, что, включаясь во взаимодействие и ориентируясь на поведение друг друга, индивиды выстраивают определенную структуру общности (или организационную структуру). Российские индивиды, вступая во взаимодействие, настроены на то, чтобы создать иерархическую структуру общности (это один из признаков, характеризующих специфику российского социума). В этом и проявляется функционирование организационного регулятора социального действия. Влияние организационного регулятора распространяется как на первичные общности, так и на государство и социум в целом. Там, где обнаруживается взаимодействие индивидов, возникает заданная этим регулятором структура организации. Важным и специфическим субстратом государства и сообществом взаимодействующих индивидов является корпус государственной службы. Структура организации российской государственной службы (как сообщества взаимодействующих индивидов), несмотря на изменение общественного устройства в разные исторические периоды, всегда имела одну и ту же организационную форму.
Исследование проблемы специфики взаимодействия индивидов в российском обществе, организационных оснований российской государственности и в целом российского общества имеет давнюю историю и получило в общественной мысли название «русский вопрос». В рамках обсуждения данной проблемы сложилось несколько различных подходов, которые содержат достаточно богатый материал, способный составить аргументацию к обоснованию задач данной главы.
Тема 4
«Русский вопрос» в истории общественной мысли России
В свое время Н. А. Бердяев отмечал: «Русские историки объясняют деспотический характер русского государства этой необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины»[106]. Деспотизм в данном случае может рассматриваться как проявление одной из особенностей структурной организации государства. Организационная структура, или форма самоорганизации российских индивидов во взаимодействии, и адекватность этой формы организации государственных служащих – проблема, напрямую связанная с особенностями российской государственной власти, российского общества, «русского пути».
Понятия «русский путь» и «русский вопрос» впервые зазвучали в середине XIX в. в дискуссиях славянофилов и западников. Появление славянофильского направления общественной мысли было связано с откликом на «Философические письма» П. Я. Чаадаева[107], в которых он обратил внимание на «отлученность» России от мирового общественного процесса, ее закрытость и непринятие культурных ценностей европейского мира, опередившего ее в своем развитии. Откликом на эти письма явилось возникновение славянофильского идейного подхода, согласно которому Россия движется по своему особому историческому пути.
По мнению славянофилов, этот путь не похож ни на путь европейских, ни каких-либо других народов (за исключением славян, которым предопределен такой же путь). Он обусловлен самобытностью России, что проявилось в отсутствии социальных противоречий и классовой борьбы, русской поземельной общине (как особой структуре взаимодействия индивидов), православии как единственно истинной вере. Большую роль в выработке таких взглядов вместе со своими единомышленниками сыграли И. В. Киреевский[108], А. С. Хомяков[109] и др. Славянофилы выступали против принятия политических форм западноевропейских обществ (отражавших плюралистические тенденции), однако приветствовали их техническое и экономическое развитие (т. е. то, что не влияет на структуру отношений индивидов и общества). В социально-философском плане западному критическому рационализму противопоставлялась «волевая целостность», построенная на «истинной вере» православной церкви. Поэтому русскому народу предназначалась особая миссия: дать миру справедливые экономические и социальные формы, вытекающие из особенностей построения русской общины. В целом славянофилы зафиксировали, что структура взаимодействия индивидов, структура всего общества и государства организована иерархически. Кроме этого, они обратили внимание на некоторые черты, свойственные русскому народу, которые в той или иной мере связаны с ориентацией на иерархическую структуру социального взаимодействия.
Понятия «русский путь» и «русский вопрос» впервые зазвучали в середине XIX в. в дискуссиях славянофилов и западников. Появление славянофильского направления общественной мысли было связано с откликом на «Философические письма» П. Я. Чаадаева[107], в которых он обратил внимание на «отлученность» России от мирового общественного процесса, ее закрытость и непринятие культурных ценностей европейского мира, опередившего ее в своем развитии. Откликом на эти письма явилось возникновение славянофильского идейного подхода, согласно которому Россия движется по своему особому историческому пути.
По мнению славянофилов, этот путь не похож ни на путь европейских, ни каких-либо других народов (за исключением славян, которым предопределен такой же путь). Он обусловлен самобытностью России, что проявилось в отсутствии социальных противоречий и классовой борьбы, русской поземельной общине (как особой структуре взаимодействия индивидов), православии как единственно истинной вере. Большую роль в выработке таких взглядов вместе со своими единомышленниками сыграли И. В. Киреевский[108], А. С. Хомяков[109] и др. Славянофилы выступали против принятия политических форм западноевропейских обществ (отражавших плюралистические тенденции), однако приветствовали их техническое и экономическое развитие (т. е. то, что не влияет на структуру отношений индивидов и общества). В социально-философском плане западному критическому рационализму противопоставлялась «волевая целостность», построенная на «истинной вере» православной церкви. Поэтому русскому народу предназначалась особая миссия: дать миру справедливые экономические и социальные формы, вытекающие из особенностей построения русской общины. В целом славянофилы зафиксировали, что структура взаимодействия индивидов, структура всего общества и государства организована иерархически. Кроме этого, они обратили внимание на некоторые черты, свойственные русскому народу, которые в той или иной мере связаны с ориентацией на иерархическую структуру социального взаимодействия.