Страница:
* * *
Название Лоб-нора неведомо местным жителям, которые зовут этим названием все нижнее течение Тарима, а озеро на устье этой реки называют вообще Чон-куль (т. е. большое озеро), или чаще Кара-кур-чин,[76] разумея под последним названием и весь окрестный административный участок. Во избежание сбивчивости, я буду удерживать за описываемым озером его старинное название Лоб-нора.Наконец, после долгого странствования, миновав озеро Кара-буран, сквозь которое протекает Тарим, экспедиция достигла Лоб-нора.
По своей форме это озеро, или, вернее, болото, представляет неправильный эллипс, сильно вытянутый от юго-запада к северо-востоку. Наибольшая длина в этом направлении около 90 или 100 верст; ширина же не превосходит 20 верст. Так, по крайней мере, сообщали местные жители. Самому мне удалось исследовать только южный и западный берега Лоб-нора и пробраться в лодке по Тариму до половины длины всего озера; далее ехать было нельзя по мелководным и густым тростникам. Эти последние покрывают сплошь весь Лоб-нор, оставляя лишь на южном его берегу узкую (1–3 версты) полосу чистой воды. Кроме того, небольшие чистые площадки рассыпаны, как звезды, везде в тростниках.
По рассказам туземцев, описываемое озеро лет тридцать назад было глубже и гораздо чище. С тех пор Тарим начал приносить меньше воды, озеро мелеть, а тростники размножаться. Так продолжалось лет двадцать, но теперь уже шестой год как вода в Тариме снова прибывает и, не имея возможности поместиться в прежней, ныне заросшей тростником рамке озера, заливает его берега.
Озеро Лобнор
Таким образом, весьма недавно образовалась полоса чистой воды, протянувшаяся вдоль всего южного берега Лоб-нора. Здесь на дне видны корни и стволы некогда росшего на суше тамарикса; притом глубина большей частью только 2–3 фута, изредка 4–6 футов; от берега шагов на триста, даже на пятьсот, не глубже одного фута. Такое же мелководье встречается и по всему Лоб-нору; только местами, в омутах, и то изредка, можно встретить глубину в 10, иногда 12–13 футов. Вода везде светлая и пресная.[77] Солоновата она лишь у самых берегов, по которым расстилаются солонцы, лишенные всякой растительности и взъерошенные, как волны, на своей поверхности. Эти солончаки облегают весь Лоб-нор. На южном берегу они достигают 8-10 верст ширины, но на восточном тянутся, по рассказам жителей, далеко, мешаясь с песками. За солончаками, по крайней мере, на южном, обследованном мною берегу, идет также параллельно берегу озера узкая полоса, поросшая тамариксом, а за нею расстилается равнина, покрытая галькой и много, хотя постепенно, поднимающаяся к подошве Алтын-тага. Эта равнина, вероятно, и была в давно минувшие времена окраиной самого озера Лоб-нор, которое тогда заливало своими водами все нынешние солончаковые места по берегам, следовательно, было гораздо обширнее, вероятно, глубже и чище. Какая причина произвела потом обмеление описываемого озера и периодически ли это повторяется, сказать не могу. Впрочем, факт усыхания замечается почти во всех среднеазиатских озерах.
Положение озера Лобнор в середине XX в. (по Н. Гернеру и П. Чену)
Теперь о Тариме.У западного края Лоб-нора, возле деревни Абдаллы, эта река имеет еще 125 футов ширины; наибольшая глубина, при среднем уровне воды, 14 футов; скорость течения 170 футов в минуту; площадь сечения 1270 кв. футов; русло, как и прежде, корытообразное.
Вниз от деревни Абдаллы быстро уменьшаются размеры Тарима. Так, верст двадцать ниже он имеет в ширину не более 7–8 сажен, а еще верст через двадцать суживается на 3–4 сажени, хотя все еще сохраняет глубину футов 7-10, часто более, и значительную быстроту течения. Такой канавой Тарим течет еще верст двадцать, сильно извиваясь, и, наконец, совершенно теряется в тростниках. Далее к северо-востоку, равно как и раньше того, справа и слева реки, расстилаются тростниковые болота, большею частью совершенно недоступные. Даже в маленьком челноке невозможно пробраться среди густейшего тростника, достигающего трехсаженной вышины и почти дюйма в поперечнике стебля. Сплошной аллеей обрастают такие великаны берега самого Тарима, по дну которого, в более мелких и тихих местах, растет водяная сосенка – Hyppuris. По всему Лоб-нору, кроме тростника, встречается еще куга – Typha [рогоз] и сусак – Butomus; других водяных растений, по крайней мере ранней весной, не имеется.
Рыба в описываемом озере водится в изобилии, та же самая, что и в Тариме, только двух видов: маринка и другой мне неизвестный [из] семейства Cyprinidae [карповых]. Первой в Лоб-норе гораздо больше, нежели второй. Маринку лобнорцы называют балык, т. е. вообще рыба, а другую породу, сверху пеструю – тазек-балык. Оба вида мечут икру в марте.
Рыболовство начинается самой ранней весной и оканчивается поздней осенью. Ловят маленькими сетками, в которых рыба путается. Наиболее употребительный и добычливый способ рыбной ловли, практикуемый жителями по всему нижнему Тариму и частью Лоб-нора, состоит в следующем. Выбрав пригодное место, прокапывают канаву от Тарима (уровень которого, как сказано прежде, большей частью выше окрестных низин) и пускают воду в соседнюю равнину. Мало-помалу там образуется мелкое, но довольно обширное озеро, в которое по той же канаве входит из реки и рыба. В мае сточную канаву засыпают: прибыль воды прекращается. Затем, в течение лета, при огромном испарении, искусственное озеро мало-помалу усыхает, вода остается лишь в более глубоких местах, куда и собирается вся рыба. Осенью, в сентябре, приступают к ее ловле. Для этого снова прокапывают небольшое отверстие в спускной канаве и ставят здесь сеть. Озерная рыба, [измученная[78] ] долгой стоянкой в небольших омутах, почуяв свежую воду, бросается по ней в реку и попадает в ловушку. Подобным способом улов бывает весьма обильный, так что в это время делаются зимние запасы. Притом рыба, как говорят лобнорцы, простояв в тихой воде, напитавшись солью от почвы, делается жирной и вкусной.
Каракурчинцы, живущие внутри Лоб-нора, не могут употреблять вышеописанный способ ловли, так как Тарим, проходя по озеру, не имеет возвышенных берегов. Впрочем, кое-где еще возможны канавы между рекой и озерками; в таких канавах всегда ставятся сети. При обилии рыбы ловля ее и без осушения озер большей частью бывает удачна.
Как нам сообщали, Лоб-нор замерзает в ноябре,[79] вскрывается в начале марта; лед бывает от 1 до 2 футов толщины.
Нижнее течение р. Яркенд-Тарима. От слияния близ урочища Кутмет-кюль с своим левым рукавом Уген-дарья, р. Яркенд-Тарим вступает в нижнее течение.[80] Ширина соединенной реки сажен 50, или даже того более; течение быстрое, глубина большая. Впрочем, вскоре после слияния с Уген-дарьей Тарим вновь отделяет от себя, и по-прежнему слева, весьма большой рукав (20–25 сажен шириною) по имени Кюк-ала-дарья.[81] Этот новый рукав отделяется ниже деревни Ахтармы, как кажется, верстах в 30 (?) от нее, течет параллельно с главной рекой в расстоянии верст 20 (?) или 30 (?) и, пройдя таким образом… верст,[82] соединяется с Яркенд-Таримом в двух верстах ниже переправы Айрылган.
В своих низовьях Яркенд-Тарим гораздо уже, нежели там, где мы увидали его в первый раз по соединении с Уген-дарьей. На переправе Айрылган ширина описываемой реки не более 15 сажен при глубине в 21 фут. Немного ниже слияния с Кюк-ала-дарьей Тарим не шире 30–35 сажен; в редких местах сажен до 40. На правой стороне реки, как говорят, уже после переправы Айрылган, отделяется значительный рукав, который, пройдя через окраинные пески, соединяется с р. Черчен-дарьей. Эта последняя впадает в Тарим близ самого его устья в озеро Кара-курчин.
Такое название принадлежит лишь небольшому (версты 2–3 в окружности) озерку, через которое протекает Черчен-дарья перед своим впадением в Тарим. Кроме того, Лоб-нором зовется вся населенная местность (т. е. собственно долина) по нижнему течению Тарима.
Черчен-дарья вытекает из снежных гор Чамен-таг и недалеко от своего устья имеет сажен 9-10 ширины и быстрое течение.[83] Вообще, как сам Яркенд-Тарим, так и притоки его низовьев текут весьма извилисто и быстро. Так, Кюк-ала-дарья течет (зимою) 51 шаг в минуту; сам Тарим, соединившись с вышеназванным рукавом, имеет скорость течения 70 шагов (192 фута) в минуту. Так это теперь, когда вода в описываемой реке после летнего разлива еще высока. Притом как сам Тарим, так равно его притоки и рукава, протекая по рыхлой глинистой почве, вымыли себе глубокие корытообразные русла.[84] Дно таких проток обыкновенно выстлано, словно ковром, различными водяными растениями. Ляжешь, бывало, на лед и сквозь него любуешься на этот подводный мир.[85] Кстати, вода в озерах везде очень светлая, да и в самом Тариме не особенно мутна. Замечательно, что вода даже в главной реке иногда воняет рыбой; в более мелких озерах эта вода солоновата.
Долина Тарима, по соединении его с Уген-дарьей и ниже верст на 30, резко обозначена справа каймой голых сыпучих песков, слева – бугристой пустынной равниной, которая делается здесь еще бесплоднее (голый песок и глина, по которой растут редкий саксаул и тамарикс), нежели первоначально от города Курли. После же того как описываемая река отделяет свой рукав Кюк-ала-дарья, нет уже правильной каймы левого берега долины Тарима. Здесь и далее иногда пустыня подходит к самой реке, иногда являются бугристые площади голого песка; на правой же стороне кайма песчаных бугров тянется, как и прежде. Вообще, можно сказать, что долина нижнего течения Тарима, в особенности сначала, изобилует небольшими озерами и тростниковыми болотами; берега озер прорастают тростником, а в воде местами в изобилии растет куга; на более сухих, но все еще не вовсе бесплодных местностях, являются заросли колючки, а также кустарников. По берегу реки и ее рукавов тянутся тогруковые леса, в которых местами растет джидовое дерево. Его ягоды привлекают к себе стада зимующих дроздов – Turdus atrogularis [чернозобый дрозд]; едят эти ягоды также и фазаны и даже лисицы.
Впрочем, таримская долина сверх ожидания не богата животной жизнью. Из млекопитающих здесь всего более кабанов, местами довольно маралов,[86] тигры обильны только возле деревни Ахтарма и на Инчике-дарье, вниз же по Тариму этих зверей гораздо меньше; в кустарниках довольно часто встречаются зайцы, нередки лисицы и волки; впрочем, тех и других мы сами не видели ни разу. Птицы Таримской долины, как зимующие, так и оседлые, поименованы в специальной орнитологической книге…[87]
Местность от города Курли до самого устья Тарима идет ровным, пологим скатом. Разница абсолютной высоты не превосходит 500 или 600 футов. Почва Таримской долины везде состоит из рыхлой соленой глины, ближе к озеру Лоб-нор соль преобладает. Та же глина, только с большей примесью песка, везде залегает и в соседней пустыне левого берега описываемой реки. Вообще нет сомнения, что в геологически недавнее время на описываемых местах расстилалось море. Тогда, по всему вероятию, южный склон Тянь-шаня и горы по южную сторону озера Кара-курчин не были такими бесплодными, как ныне; тогда же, вероятно, существовали и те ледники, следы которых мы встретили в ущелье Хабцагай-гола.
По самому нижнему Тариму, там, где нет уже лесов, оба берега реки сопровождает, почти без перерыва, вал вышиною 5-10 футов. К стороне реки он довольно крут; на противоположную сторону пологий. Вал этот образуется наносною ветрами пылью и песком, которые оседают на растущий везде по берегу тростник и мало-помалу образуют здесь род вала. Та же причина засоряет русло реки, но при быстром течении Тарим все-таки пробивает себе путь; только уровень реки повышается. Этот уровень большей частью выше окрестных солончаковых равнин, что и дает местным жителям возможность устраивать искусственные озера, прорывая береговой вал реки. Таких озер по Тариму множество. Когда в образовавшееся озеро войдет достаточно рыбы, то спуск воды заделывают, озеро усыхает, и рыба без труда излавливается.
Промер р. Тарима. 17 февраля Тарим был промерен мною возле деревни Абдаллы, там, где мы стоим. Вот результаты: ширина реки 125 футов. Глубина через каждые 10 футов от правого берега:
Зимой, когда морозы угонят на юг многочисленных водяных птиц Лоб-нора, животная жизнь делается здесь весьма бедной. Только в тростниках встречаются маленькие стайки бородатых синиц – Panurus barbatus, да камышовые стренатки [овсянки] – Cynchramus schoeniclus, С. pyrrhuloides; изредка, неслышным полетом, словно украдкой, пролетит лунь – Circus rufus, С. cyaneus. На береговых солончаках вспугнешь иногда стадо малых [серых] жаворонков – Alaudula leucophaea, в кустах тамарикса изредка найдешь дятла – Picus sp., Rhopophylus deserti и Passer ammodendri [саксаульный воробей]. Возле жилых мест держатся черные вороны – Corvus orientalis, там, где посуше, кое-где попадется коренная жительница пустыни, саксаульная сойка – Podoces tarimensis. Если прибавить сюда редких фазанов[88] да в малом числе зимующих шевриц [луговой конек] – Anthus pratensis и, как говорят, лебедей и выпей, то мы получим полный список зимней орнитологической фауны Лоб-нора.
Из млекопитающих здесь водятся: тигр, волк, лисица, кабан, заяц, джейран – все не в изобилии; даже мелких грызунов (песчанок и мышей), и тех весьма немного.
Зато весной, в особенности ранней, Лоб-нор в буквальном смысле кишит водяными птицами. Действительно, описываемое озеро, помещенное среди дикой, безводной пустыни, как раз на перепутье от юга к северу, служит великой станцией, в особенности для водяных и голенастых птиц. Если бы не существовало таримской системы, то пути пролета в Средней Азии были бы, несомненно, иные. Тогда для птиц не находилось бы места отдыха на полпути от Индии до Сибири; в один же мах пернатые странники не могли бы перенестись от Гималаев за Тянь-шань.
Прежде нежели перейдем к описанию весны на Лоб-норе, расскажем о его жителях.
Эти последние, известные, как упомянуто выше, под именем каракурчинцев, живут в одиннадцати деревнях, расположенных большей частью внутри озера Лоб-нор. Число каракурчинцев ныне простирается до 70 семейств, в которых приблизительно около 300 душ обоего пола.
Плодовитость всех вообще обитателей Лоб-нора невелика, чему причиной, конечно, невыгодные условия существования. В редкой семье бывает пять, шесть детей; обыкновенно же двое, трое; иногда ни одного.
Однако прежнее, и притом недавнее, население Лоб-нора было гораздо многочисленнее нынешнего. В Кара-курчине считалось тогда до 550 семейств, из которых две трети жили на самом Лоб-норе. Но лет двадцать назад оспа в несколько месяцев уничтожила почти все это население. Из оставшихся, ныне живущих, почти все переболели тогда названной болезнью. Но и эти ничтожные остатки прежних лобнорцев сохранились в первобытной чистоте лишь внутри озера Лоб-нор. Прочие обитатели Кара-курчина уже начали изменять свой прежний быт: развели стада баранов, частью и другого скота, начали сеять хлеб и употреблять его в пищу. Такое изменение к лучшему, по крайней мере хлебопашество, началось весьма недавно под влиянием переселенцев из Хотана, живущих в Чархалыке. В окрестностях этой деревни каракурчинцы сеют (во второй половине марта) свой хлеб (пшеницу), так как на самом Лоб-норе нет пригодных для этого местностей.[89]
Тем ценнее то обстоятельство, что мне удалось видеть остатки примитивного быта обитателей Лоб-нора.[90] Пройдет еще несколько десятков лет, и, быть может, многое, рассказанное теперь мною, будет звучать преданьем как бы о временах давно минувших.
Относительно наружного типа каракурчинцы, так же как и обитатели Тарима, представляют смесь различных физиономий, между которыми иные напоминают монгольскую породу В общем, все-таки господствует тип арийского племени, хотя далеко не чистый. Сколько я мог заметить, характерными чертами каракурчинцев служат: средний и малый рост; слабое телосложение со впалой грудью; сравнительно небольшая голова, правильный, недлинный череп; выдающиеся скулы и острый подбородок; малая борода вроде эспаньолки, еще меньшие усы и баки; вообще слабый рост волос на лице; часто толстые, как бы вывороченные, губы; наконец, темный цвет кожи, отчего, быть может, произошло и само название каракурчинцы (кара-кошун), т. е. черный кошун.
Язык каракурчинцев тот же, что и у всех обитателей нижнего Тарима. По их словам, этот язык близко подходит к хотанскому наречию, но более разнится от корлинского и турфанского. Вообще, все жители Тарима и Лоб-нора одного происхождения, но первые более подверглись влиянию и наплыву чужеземцев из притяньшаньских оазисов.
Теперь, собственно, о каракурчинцах, живущих внутри Лоб-нора. Начнем с жилищ.
Плывя вниз по Тариму, узкому и извилистому, по берегам же обросшему огромными тростниками, путешественник вдруг видит на берегу реки три, четыре лодки, а за ними небольшую, свободную от тростника площадку, на которой тесно стоят несколько квадратных загородей из тростника. Это деревня. Жители, завидев незнакомого человека, попрятались и украдкой выглядывают сквозь тростниковые стены своих жилищ. Заметив же гребцов из своих и своего начальника, вылезают к берегу и помогают причаливать лодке. Выходишь на берег и осмотришься кругом. Везде болото, тростник, и больше ничего; клочка нет сухого. Дикие утки и гуси полощутся возле самого жилья, а в одной из таких деревень, чуть не между самими постройками, спокойно рылся в болоте старый кабан.
Идем в само жилище. Это – квадратная загородка из тростника, который один служит материалом для всей постройки; даже столбы, по углам и в середине фасов, сделаны из тростника, связанного в снопы. Тот же тростник настлан на земле и служит хотя малой покрышкой болотистой почвы, по крайней мере, сидишь не прямо на грязи. В некоторых жилищах я встречал еще в половине марта зимний лед под тростником на полу. Каждый фас описываемого жилья имеет сажени три в длину; с южной стороны проделано отверстие для входа; крыша настлана также тростником, но до того плохо, что не слишком защищает даже от солнца, не только что от непогоды. Таковы также и стены; во время бури ветер проходит сквозь них не труднее, чем и через заросли камыша вообще.
Посредине жилья выкопана небольшая яма для огня. Топливом служит тот же тростник. Вообще, это растение приносит неоцененные услуги жителям Лоб-нора, доставляя материал для построек и топлива; кроме того, молодые весенние побеги тростника употребляются в пищу, а метелки осенью собираются для постели. Наконец, из этих же метелок летом некоторые, впрочем уже более цивилизованные, лобнорцы вываривают темную, тягучую массу сладкого вкуса, употребляемую как сахар.
Другое растение, столь же важное для обитателей Лоб-нора и Тарима, – это кендырь, кустарник, доставляющий, подобно нашей конопле, волокно, из которого приготовляется пряжа, а из нее холст для одежды и сети для рыбной ловли. Кендырь растет в изобилии по всему нижнему Тариму, но на озере Лоб-нор его мало, так что каракурчинцы осенью и весной ездят на Тарим добывать описываемое растение, способ использования которого изложен выше.
Одежда кендыревой ткани у каракурчинцев состоит из армяка и панталон; шапка на голове зимой баранья, летом войлочная. Обувь носится только зимой, да и то весьма плохие чирки, вроде башмаков, из невыделанной шкуры; летом же все каракурчинцы, не исключая и их начальника, ходят босыми. Зимой под летний армяк для теплоты подшиваются шкурки уток, выделанные солью; пух и перо тех же уток, вместе с метелками тростника, служат постелью, но это уже комфорт.
Многие прямо ложатся спать на голый тростник, постланный на болотистом полу жилья; покрышки никакой; тот же рваный армяк, который каракурчинец носит днем, прикрывает его и ночью. Только для теплоты несчастный свернется клубком, иногда даже навзничь спиной, поджав под себя руки и ноги. Таким способом при мне улеглись пять человек наших гребцов – все плотно друг к другу, словно кучка животных.
Пища обитателей Лоб-нора состоит главным образом из рыбы, свежей летом, сушеной зимой. Свежую рыбу едят вареной в воде, которую потом пьют вместо чая; сушеная рыба жарится на огне, предварительно смоченная соленой водой. Ни в том, ни в другом случае рыба не очищается от чешуи; ее сбрасывают уже во время самой еды. Подспорьем к рыбе, как главной пище, служат весной, частью летом и осенью, утки, которых ловят в нитяные петли; наконец, как лакомство весной каракурчинцы кушают молодые побеги тростника. Хлеба и баранины не едят по неимению того и другого; если же достанут изредка муки из Чархалыка, то едят эту муку, поджаренную на огне. Некоторые из каракурчинцев не могут даже вовсе есть бараньего мяса: оно действует вредно на их желудки, непривычные к подобной пище.
Для наглядности быта описываемых людей сделаю список имущества того семейства, в жилье которого я провел целые сутки, ожидая, пока утихнет буря. Вот этот инвентарь: две лодки и несколько сеток вне дома; внутри его: чугунная чаша, добытая из Корла, топор, две деревянные чашки, деревянное блюдо, черпалка и ведро – самоделки из тогрука; ножик и бритва у хозяина; несколько иголок, ткацкий станок и веретено у хозяйки; платье у всей семьи на себе; две холстины из кендыря, несколько связок сушеной рыбы – и только. Железные вещи, как то: топоры, ножи, бритвы, работаются в Чархалыке и могут служить образцом орудий чуть не железного века; даже топор без отверстия для ручки, которая насажена сбоку в загнутые бока топорища.[91]
Бедный и слабый физически, каракурчинец беден и нравственно. Весь мир его понятий и желаний заключен в тесные рамки окружающей среды, вне которой этот человек ничего не знает. Лодки, сеть, рыба, утки, тростник – вот те предметы, которыми только и наделила несчастного мачеха-природа. Понятно, что при такой обстановке, притом без влияния извне, невозможно развитие ни умственное, ни нравственное. Тесный круг понятий каракурчинца не переходит за берега родного озера; остальной мир для него не существует. Вечная борьба с нуждой, голодом, холодом наложила печать апатии и угрюмости на характер несчастного: он никогда почти не смеется. Умственные способности также не идут далее того, сколько нужно, чтобы поймать рыбу или утку, да исполнить другие житейские заботы. Иные даже считать не умеют далее сотни, быть может, и того менее. Впрочем, некоторые из лобнорцев, более цивилизованные, достаточно хитры и плутоваты в обыденных случаях жизни.
Магометанская религия, которую исповедуют все каракурчинцы, слабо укоренилась между ними. По крайней мере, я ни разу не видал совершения намаза,[92] да и во всем Лоб-норе нет ни одного ахуна. Молитвы при обрезании, браке и погребении совершает, часто заочно, грамотный сын местного правителя.
Обрезание мальчиков производится на четвертом или пятом году, обыкновенно весной, так как в это время много рыбы и уток для необходимого угощения соседей. В брак женщины вступают лет 14–15; мужчины в том же возрасте или немного старше. Впрочем, просватывание совершается гораздо раньше, когда жених и невеста имеют еще не более десяти лет. За невесту платится ее родителям замечательный калым, т. е. выкуп: 10 пучков кендырного волокна, 10 связок сушеной рыбы и сотня или две уток. Распутство сильно наказывается, но муж может прогнать свою жену и взять себе другую. По смерти мужа жена поступает к его брату или кому-либо из близких родственников покойного. Вообще, положение женщины еще более тяжелое, нежели мужчины. Правда, жена – хозяйка дома, но над чем хозяйничать, когда почти все имущество или носится на себе, или ежедневно съедается. В отсутствие мужа жена осматривает сети; на ней одной лежит трудная работа приготовления кендырной ткани; жена также помогает мужу собирать тростник для топлива и построек.