Николай Шмагин. Дорога в Алатырь

 
   – Бабуля, дедуля, волк идет! – из переулка к ним бежит вездесущий перепуганный внук, заполонюнно оглядываясь, будто и впрямь его преследуют.
   – Какой волк? – недоумевает бабушка, выронив из рук поленья.
   Завидев входившую в калитку бабу Груню с внуками, дед усмехнулся:
   – А вон идет, не видишь разве? Ну и внук, метко окрестил твою родню.
   – Бог в помощь вам, работнички, – пробасила баба Груня, оглядывая поленницу хмурым взором. – Дровишки на зиму заготовляете?
   – Куды ж деваться-то, надо, пока тепло, – дипломатично ответствовала бабушка, тоже не особо обрадовавшись нежданным гостям.
   – Подите вон с братцем побегайте, нечево тут со взрослыми околачиваться, кому говорю? – прикрикнула баба Груня на своих внуков, и они послушно отбежали в сторону, переключив свое внимание на Ваньку.
   – Сейчас керосинку разожгу, чайник поставлю, – засуетилась бабушка, – чайку попьем, передохнем малость. Пошли в дом, Груня.
   Дед присел на чурбак перекурить, а мальчишки понеслись в сад по своим неотложным делам…
 
   Остановившись на тропинке возле Васькиного огорода, Ванька показал братьям необычные для их мест помидоры, желтеющие и краснеющие во множестве на больших помидорных кустах с подпорками.
   – Дамские пальчики называются, – сообщил он доверительно, и мальчишкам страсть как захотелось отведать этих пальчиков.
   Оглядевшись вокруг, они осторожно пробрались на чужой огород и стали жадно обрывать помидоры, тут же пробуя их на вкус: помидоры как помидоры, ничего особенного, кроме продолговатой формы, в отличие от обычных, круглых, привычных для глаза.
   – Так себе, у нас лучше. Бычье сердце называются, большие и сладкие, не то, что эти пальчики, – Славка пренебрежительно скривился и отбросил надкусанный овощ в кусты. Юрка тоже, Ванька последовал примеру братьев.
   Мальчишки стали выбираться назад, лавируя среди кустов.
   – А ну, марш отсюда! Кто вам позволил по чужим огородам шастать? – заорала Васькина мать, внезапно появившись на тропинке.
   Любители приключений рванули через огороды, подальше от грозной тетки, напугавшей их до смерти…
 
   Сад буйно разросся, заматерел, налился яблоками и грушами, спелые вишни сами просятся в рот, и Ванька рвет и ест их вприкуску с хлебом.
   Наткнувшись на веревку, он удивился: веревка разделяла сад, преграждая путь на чужую половину, где стоял Васька и тоже лакомился вишнями, снисходительно поглядывая в сторону друга.
   – Зачем повесили? – рванул, было, веревку Ванька, не тут-то было.
   – Папа сказал, для порядка: это ваше, а это наше, – пояснил Васька еще более снисходительно и потянулся к ветке, усыпанной ягодами. Потеряв равновесие, тоже ухватился за веревку…
   – Это наша ветка! – сердито заорал Ванька. – Не видишь разве?
   Васька посмотрел и, убедившись, что дерево, с которого спускалась на их территорию ветка, стоит на Ванькиной половине, отпустил ветку.
   – Мама говорила, как ты с дедом водку пьянствовал, – хихикнул он.
   – Дед после получки выпил, а твои родители каждый день за забор держатся, когда по переулку спускаются, – не остался в долгу и Ванька.
   – Скучно им. Мы в большом городе раньше жили, а здесь…
   – Ну и проваливайте отсюда, раз вам скуплю, – разъярился вконец Ванька и схватился за палку. Друзья настороженно замерли, готовые к схватке, но тут над ними заворчало, разом потемнело, и крупные тяжелые капли застучали по листьям, голове, спине, разгулявшийся ветер ворвался в сад, и Васька не выдержал, с позором ретировался…
   Ванька отбросил палку и, отыскав конец веревки, развязал узел и забросил ее в кусты подальше. Над головой сверкнула молния, воздух раскололи оглушительные раскаты грома, и только теперь пошел сильный ливень.
   Удовлетворенно оглядевшись, Ванька побежал домой и ворвался в сени, где стояла бабушка и набожно крестилась при вспышках молний:
   – Свят-свят, с нами крестная сила, спаси и помилуй, царица небесная. Промок-то как, – заволновалась она, – так и заболеть можно.
   – Бабань, а Васькин отец веревку в саду протянул, сад наш разделил, – торопился рассказать Ванька, – а я ее оборвал и выбросил.
   – Хосподи, как бы опять скандалу не получилось, – забеспокоилась бабушка. – Деду не говори, осерчает. Прихворнул он, лежит, – она выглянула на улицу, – прошел дождик, как в сказке стало, благодать…
 
   Туча погромыхивала уже далеко за лесом, вокруг сиял посвежевший сад, огороды, запели примолкнувшие, было, птицы. И снова могучая симфония природы захватила Ваньку и понесла, словно на крыльях. Шлепая по лужам, он промчался в сад и стал носиться вокруг дикарки…
   Опустившись на корточки, разгреб мокрую траву и обнаружил кипучую жизнь: вот кузнечик испуганно скакнул в сторону и застрекотал, муравьи карабкаются по стебелькам, пестрый солдатик мчится, не разбирая дороги.
   Ванька поднял голову и сквозь листья яблони увидел бездонное небо…
   Подбежавший Дружок лизнул его в щеку, и Ванька вскочил, радостно улыбаясь. Неподалеку стоял Васька и примирительно поглядывал на него.
   – Ты не думай, я просил папу, чтобы он веревку не вешал, разве он послушает, – Васька виновато потупил свою белобрысую голову.
   – Да выбросил я ее, – сознался Ванька и весело засмеялся, глядя на опрокинутое лицо друга. – Побежали купаться?..
 
   Друзья выскочили к реке уже вместе с Панькой, пронеслись по песчаной косе и бросились в воду под оглушительный лай Дружка, который тоже решил искупаться и, медленно войдя в воду, поплыл к мальчишкам, судорожно перебирая лапами и прижав уши к голове.
   Откуда ни возьмись, появились слепни и яростно налетели на них.
   – Ныряй! – Ванька свечкой ушел на глубину, за ним остальные…
   Слепни покружились над пустынной водой и разочарованно улетели. Тут же, словно мячики, выскочили на поверхность мальчишьи головы, наблюдая за улепетывающей во всю прыть собакой, которая неслась от слепней к переулку. Вот она благополучно скрылась под их одобрительные крики.
   – Смотри сюда! – Ванька снова нырнул и через мгновение вынырнул, показывая друзьям черный донный песок, – со дна достал.
   – И я достану, – ныряет Васька, а Панька нерешительно суетится у берега и, якобы замерзнув, выходит из воды, громко стуча зубами и сотрясаясь…
 
   Полюбовавшись аккуратно уложенной возле сарая поленницей дров, дед проверил поросенка в сарае и собрался, было, уходить, но тут в переулке показался сосед-пьяница, обрадовавшийся деду во дворе.
   На сей раз он был трезвый и выглядел смущенным. Подойдя к забору, обозрел для приличия новоиспеченную поленницу и окликнул деда:
   – Здорово, дядя Вань! Ты тово, не серчай, опять черт попутал. Набрался сверх меры. Дак ведь с кем не бывает, верно?
   – Ништо, – усмехнулся дед миролюбиво, – бывает. Мужик ты работящий, факт, хвастун только, балабол.
   Удовлетворенный беседой, сосед пошел дальше, а дед побрел к завалинке перекурить. В переулке показались мальчишки, бегущие домой. Они явно перекупались и потому быстро разбежались по домам.
   Ванька подбежал к деду:
   – Дед, ты чего в валенках? Лето ведь на дворе. Он удивленно смотрит на деда, сидящего на завалинке перед домом.
   – Старый стал, кровь не греет, вот ноги и мерзнут.
   Из сеней выглянула бабушка тут как тут:
   – Может, врача вызвать, отец?
   – Оклемаюсь, – дед с трудом встал и, шаркая валенками, вошел в сени, прошел мимо своего любимого верстака, не останавливаясь, и едва перешагнул порог кухни, весь запыхавшись…
   – Помру скоро, мать, – он присел у стола и задумчиво смотрел в окно, – тяжело тебе одной придется…
   – И чего удумал, – бабушка торопливо утерла слезы концами платка.
   – Жить грустно, а умирать тошно, – невесело усмехнулся дед. Против обыкновения он не курил и тихо сидел у окна, словно гость.
   – Давайте-ка ужинать, – оправилась от волнения бабушка.
   – Не хочу, – буркнул Ванька и побрел в спальню.
   – Не захворал ли? – всполошилась бабушка, трогая у него лоб, – так и есть, горишь весь, батюшки. Один помирать собрался, другой заболел, прям беда с вами, мужиками. Ложись-ка, милок, – укутала она внука одеялом, – вот и хорошо, вот и ладно. Чайку согреть?
   Ванька молчал, закрыв глаза и проваливаясь куда-то в небытие…
   – Нехорошо тебе, – склонилась над ним бабушка, – прими таблетку.
   Ванька морщится, запивая таблетку водой, и вновь дурманящие волны охватывают его и несут куда-то все быстрее и быстрее…
 
   «Хулиган! Вот я вас палкой, помидоры наши обрывать удумали? Воры, разбойники проклятые! Ты зачем нашу веревку оборвал?! – вопила разъяренная Васькина мамаша, больно хватая Ваньку за ухо. – Вот я вас с дедом в милицию, пьяницы несчастные!
   «Дед выздоровеет, он вам покажет кузькину мать! – огрызался Ванька, с трудом вырываясь из ее цепких ручищ.
   «Это мы посмотрим, кто кого, – ярилась злобная фурия, – воров да хулиганов в школу не принимают. И родители твои никогда к вам не приедут!..».
 
   … В волнении Ванька проснулся, озираясь вокруг и прислушиваясь: «От курева ты хвораешь, старый, бросать пора», – доносился с кухни ворчливый бабушкин голос, внушая, дед согласно кашлял в ответ, чиркая спичками, и Ванька успокоенно улыбнулся.
   «А вдруг, пока я болею, ребята к пещерам уплывут без меня?» – мелькнула тревожная мысль, и он приподнялся, было, в кровати, но слабость окутывала его всего, словно ватой, и он снова лег, стал смотреть в окно, где сквозь листву проглядывало вечернее предзакатное небо…

Глава четвертая. Поход в музей

   Дед с внуком шли мимо красивого здания Сбербанка, который вполне мог находиться и в Москве. Иван Николаевич смотрел на современные здания, преобразившие улицу, и с ностальгией в душе вспоминал, что на этом самом месте раньше, во времена его юности, располагался деревянный клуб для молодежи, старинные дома, коих уже давно нет.
   – Пойдем, я тебе покажу церковь-музей, куда мы с моим дедом хотели зайти как-то, да он был закрыт. Много воды с тех пор утекло.
   – А вы сходили потом в этот музей, деда? – прервал размышления деда внук.
   – Не привелось. Вот здесь он раньше располагался, – подвел Иван Николаевич внука к старинной церкви, закрытой на реставрацию. Поглядев на разочарованное лицо внука, усмехнулся, совсем как его дед когда-то.
   – Не горюй, мы в художественный музей заглянем, вон он, совсем рядом, – они вошли в приземистое здание музея, неподалеку от церкви.
 
   В музее было тихо и прохладно, немноголюдно. Они прошли по залам, разглядывая картины на стенах: множество пейзажей, портретов, написанных местными художниками. Любовь к родному краю и его людям веяла со стен музея на посетителей, невольно поднимая настроение.
   Иван Николаевич подвел внука к портретам в углу зала:
   – Это твой прадед написал, мой отец, Николай Дмитриевич. Вот портрет пионервожатой, а это мой младший брат Владимир. Написано в середине прошлого века, а для меня совсем недавно.
   – Дедушка Володя? – удивленный внук разглядывал портрет, в котором он никак не смог бы признать большого доброго дедушку, приезжавшего иногда к ним в гости из далекого Мурманска.
   – А тот музей, когда откроют?
   – Не тот, а Алатырский краеведческий музей. Его в двухэтажное кирпичное здание перевели, мы обязательно сходим с тобой.
   Они направились к выходу, не забыв накупить книжек о городе и крае…
 
   Обогнув здание обувной фабрики, снова вышли на улицу Покровского, бывшую Сурско-Набережную, подошли к знакомому спуску в Подгорье.
   Ванька смело поскакал вниз, он уже освоился и не боялся крутизны спуска. Дед осторожно шел следом, стараясь не отставать от резвого внука.
   Войдя в калитку, они встретились со старухой-хозяйкой.
   – Здравствуй, бабушка, это снова мы, – Ванька подбежал к ней, как к старой знакомой, да и она уже не хмурилась на них, как вначале.
   Дед с внуком прошли в сад и на огороды.
   – Вот эти пашни наши были, рядом – соседей сверху – мы звали их просто Васькины, а это – Панькины. А вон там, – Иван Николаевич показал на землю и кусты далеко впереди, почти у самой реки, – на дальних огородах мы птиц, бывало, ловили: щеглов, чижей, канарейки попадались. Я больше синиц уважал. Сядет птичка на сало в сетке, мы дерг за веревку и накроем ее сетью. Ну, а дальше в клетку, как положено.
   – По телеку передавали, птиц нельзя в неволе держать. Не гуманно это, – нравоучительно попенял внук деда, и дед засмущался.
   – Оно, конечно, так, я понимаю, но мы не знали тогда. Все ловили, и мы тоже… – дед помолчал, поглядывая на своего правильного внука виновато, но с долей удивления и даже иронии.
   «Какая сейчас молодежь пошла, – подумалось ему, – об экологии думают, животный мир берегут, птиц. Правда, не все, но каков наш Ванюха!».
   И он перевел разговор на другую тему:
   – Костры осенью палили, картоху пекли, на лодке вверх по реке под парусом к пещерам ходили. В школу я здесь пошел в первый класс. Как сейчас помню, – взгляд у дедушки затуманился, и Ванька, вначале поглядывающий на своего сентиментального деда с иронией, вдруг испытал к нему чувства нежности и благодарности.
   Иван Николаевич улыбнулся, продолжая рассказывать:
   – И дед с бабушкой, как живые, перед глазами стоят…

Осенние заботы

   Ванька вышел в сени и, распахнув дверь, взял с верстака ножовку. Приладив на табуретке доску, стал пилить, не замечая вышедшего деда.
   – Чего вскочил спозаранку? – хрипло спросил дед, прокашливаясь.
   Ванька озабоченно продолжал пилить.
   – Ловушку сделаю, синичку поймаю, – пояснил он, когда отпиленная часть доски упала на пол.
   – Птицы вон вовсю распелись, а они дрыхнут, – ворчливым бабушкиным голосом высказал свое недовольство внук, стараясь казаться взрослым.
   – Чегой-то я, в самом деле, словно барин, – виновато хмыкнул дед и осмотрел шершавую доску, – ловушку, говоришь? Давай лучше эту приспособим, – и выбрал строганую доску, пошире.
   – Разметить сначала надо, покумекать, что к чему, а уж потом пилить, – дед нашарил на верстаке карандаш, и они углубились в работу…
   Вышла бабушка с полным ведром помоев и поспешила в сарай, откуда доносилось голодное похрюкивание…
 
   Задевая руками бабушкины веники, густо разросшиеся под окнами их квартиры, Ванька стремглав выбегает в сад и удивленно оглядывается: как изменился он за последнее время, зарос буйной зеленью, расцвел багряно-желтыми листьями, а среди яблонь хозяйничает Васька.
   Его голова мелькает среди ветвей, между стволов, глаза зорко высматривают заветные плоды, руки неутомимо шарят в траве и листьях.
   Ванька подбегает к ветвистой яблоне-апорт и, обхватив руками ее ствол, что было силы, трясет; разрывая листву, с шумом падают спелые яблоки.
   Друзья с аппетитом хрумкают сочные плоды и выбирают про запас.
   Обернувшись, Ванька увидел дикарку и обрадованно подбежал к ней: гордая красавица была вся усыпана маленькими желтыми яблочками. Ванька попробовал самое желтенькое, друг тоже, и мальчишки бросились набивать карманы дичками, повыбрасывав крупный сладкий апорт.
   – Мировые яблочки, – восторгался Ванька, – а ты не верил, растяпа…
   – Симак без тебя хотел плыть, – сообщал Васька новости между делом, – да Сашка длинный не согласился. Говорит, без Ваньки не пойдем.
   – Длинный – настоящий друг, а мы с дедом ловушку сделали.
   – Скоро в школу, не до птиц, – озабоченно вздохнул Васька.
   Послышалось хрюканье, и они увидели борова, гуляющего у дома на воле.
   – Борька, ко мне! – закричал Ванька, и к Васькиному удивлению боров помчался к ним, словно собака; друзья почесывали у него за ушами, и он блаженно хрюкал, помахивая хвостиком-колечком.
   Мальчишки побежали к дому, и боров стал гоняться за ними по двору.
   – Наел загривок, – удовлетворенно похлопал Борьку по спине подошедший дед, под мышкой у него был зажат ящик, – пудов на шесть потянет, факт.
   – Вырос себе на беду, болезный, – вздохнула бабушка.
   – Окорок славный получится, – согласился дед, и показал встревоженному их разговором Ваньке ящик, – видал? Пойдем-ка…
   – Посылку получил? – обрадовался внук и побежал за дедом домой.
 
   На столе лежали школьная форма, тетради, букварь, счетные палочки, касса, карандаши и ручки с перьями, новые ботинки.
   – Портфель купите сами, так как в посылку он не помещается, слишком большой, – читает дед письмо, – ишь ты, сами…
   – Я без портфеля в школу не пойду, – нахмурился Ванька, с интересом разглядывая целое богатство, присланное родителями специально для него, их сына Ваньки. И это мирило его с их отсутствием.
   – Придумаем што-нибудь… Скоро приедем в гости, – продолжает дед чтение, и тут его недовольство сменилось иронией, – ишь ты, в гости.
   – Фланель, – одобрительно пощупала материю бабушка и приложила брюки к ногам внука – штаны-то длинноваты, укорачивать придется.
   Ванька нахлобучил новую фуражку с кокардой и гордо приосанился.
   – Хорош фрукт, – хмыкнул дед, засовывая письмо в карман, и нахмурился, хочу тебя порадовать, мать. На днях инспектор заявится, за каждое дерево теперь платить будем, тудыттвою растуды их в печенку.
   – Значит, правду болтали, а я не верила, – охнула бабушка и тут же обнадежила сама себя, – небось, недорого посчитают, чай деревья не люди. Рази можно такое с людьми вытворять?
   – Как знать, – покачал головой дед и встал. – Да, чуть не забыл. Нестерыч завтра придет, так што готовь магарыч.
   – Хосподи, может обождать еще…
   – Жди, не жди, а колоть надо.
   – Кого колоть, Борьку? – испугался Ванька, забыв о фуражке.
   – Это мы про другое толкуем, – успокоил его дед.
   – Дед, попробуй, – Ванька вытащил из кармана заветные яблочки, – с нашей дикарки. Их там полно.
   – Для Борьки сгодятся, – попробовал дед и, сморщившись, выплюнул, – бабушку вон угости. – Он усмехнулся и, потрепав внука за вихры, вышел…
 
   Сбивая кочки новыми ботинками, Ванька поднимается вслед за бабушкой по переулку; фуражка великовата, и ему приходится то и дело поправлять ее свободной рукой, в другой – деревянный самодельный сундучок.
   Они выходят на улицу, и в это время их обгоняют соседи; вся расфуфыренная Васькина мать торжественно несет огромный букет цветов, за ней едва поспевает сын в новой шерстяной форме и с блестящим ранцем за плечами.
   Окинув презрительным взглядом Ванькину фланелевую форму и сундучок, она схватила сына за руку и, раздуваясь от важности, прибавила ходу.
   – Вот чешут, – Ванька был обижен невниманием друга. Сундучок оттягивал руку, и он с досадой поставил его на землю. – Не пойду я с сундуком в школу. Вон у Васьки ранец, а я хуже его?
   Бабушка в ответ лишь молча вздохнула и, подняв сундучок, пошла дальше.
   Ванька постоял, сердито глядя ей вслед, и бросился догонять.
   Сопровождаемые взрослыми со всех сторон к школе спешат будущие ученики. Подгоняя отстающих, звенит школьный звонок…
 
   Наконец, все собрались во дворе у дверей школы. Родители сбились в сторонке, наблюдая, как их детей учительница выстраивает в линейку.
   Напротив первоклашек стояли десятиклассники, выпускники школы. В руках у них были подарки, приготовленные для этого торжества.
   – Поздравляем вас с окончанием школы, желаем вам всего хорошего в вашей новой взрослой жизни, которая ждет вас! – обратилась к ним директор школы, сдерживая волнение.
   – А вас, дорогие первоклассники, с началом первого учебного года в вашей жизни! А теперь обменяйтесь подарками на память.
   Выпускники вручали подарки первоклассникам, которые в ответ совали им свои скромные дары и смотрели на взрослых с немым восхищением.
   Ванька вручил десятикласснице авторучку, присланную специально для этого случая матерью в посылке, и получил в ответ книгу Николая Дубова «Огни на реке».
   Он в волнении прижал книгу к груди, подхватил свой сундучок, подошедшая откуда-то сбоку бабушка всучила ему еще букет цветов, и Ванька вконец растерялся, окруженный такими же взволнованными первоклассниками.
   Звенит первый школьный звонок на урок и, подгоняемые им будущие ученики спешат к дверям школы, сопровождаемые учительницей и взглядами своих родителей и близких.
   Бабушка тоже подождала, пока ее внук войдет в двери, и успокоенная пошла домой к деду, жаждая рассказать ему о таком важном событии.
 
   Сухопарая учительница в очках строго стучит указкой по заставленному цветами столу, призывая к тишине взъерошенных первоклашек:
   – Тихо, дети! Давайте знакомиться. Меня зовут Мария Михайловна, и я буду учить вас целых четыре года, так что времени у нас будет предостаточно. Сейчас я буду вызывать по списку, каждый должен встать и показаться всему классу. Архангельская Людмила!
   Откинув крышку парты, встала красивая девочка с умным серьезным лицом.
   – Садись, Люда… Марков Виктор!
   Сидящий рядом с Людой сухощавый симпатичный паренек тут же вскочил.
   – Журавлева Таня! Марков может сесть, – улыбнулась учительница. Паренек сел, стукнув крышкой, зато встала симпатичная девочка из соседнего ряда и смело оглядела класс, тряхнув косичками.
   – Симаков Александр! Побыстрее прошу вставать. Симак нехотя поднялся, закатив глаза в потолок. Все оживились.
   – Косырев Владимир! А Симаков пусть постоит, поучится у других, как надо вставать, – построжала лицом учительница. Класс затих.
   Вовка Косырев чинно встал, держась за крышку парты…
   Слушая, как вызывают других, Ванька ждал, когда же и его вызовет эта строгая учительница? Ему было не по себе в столь непривычной школьной обстановке. Он посмотрел на красивую Люду Архангельскую, она заметила его взгляд и строго сдвинула брови вразлет.
   Ванька отвернулся, стушевавшись.
   – Маресьев Иван! – вдруг донеслось до него, и он вскочил, грохнув крышкой парты так, что вздрогнули сидящие рядом. Уши у него загорелись от непонятного волнения.
   – Садись, Маресьев. Не надо так громко стучать крышкой. Прошу всех быть повнимательнее. Устименко Василий! – учительница перевела взгляд на его друга Ваську, и Ванька с облегчением опустился на свое место.
   В это время сидящий сзади него Симак схватил Ванькин сундучок и стал насмешливо рассматривать, демонстративно хихикая.
   – А сейчас все вынимаем из портфелей тетради и буквари! – снисходительно улыбается учительница, глядя на бестолково суетящихся учеников, и привлеченная возней у одной из парт, подходит:
   – Что случилось?
   Ванька уже успел отнять свой сундучок у сидящего сзади Симака, и весь красный от возмущения и борьбы раскрывал его. Все засмеялись.
   – А чего он с сундуком в школу приперся?! – на весь класс выразил свое недовольство Симак. – У меня тоже родителей нет, а братан вот портфель купил, – и он хвастливо поставил на парту свой новый портфель.
   Вокруг снова все засмеялись, радуясь неожиданной разрядке.
   – Прекрасный сундучок, удобный, – неожиданно для всех похвалила Ванькин сундук учительница. – И пенал какой необычный, – теперь уже искренне удивилась она, разглядывая самоделку. – Кто тебе сделал?
   – Дед, – тихо ответил смущенный Ванька и с гордостью объяснил, – он у меня столяр, дома всю мебель сам сделал: комод, стол со стульями, диван, кровати. Он все может. А родители мои в Чебоксарах работают, скоро приедут. Насовсем.
   – Какой у тебя хороший дедушка, – ласково улыбнулась ему учительница, возвращая пенал. Посрамленный Симак затих сзади.
   – Можно я с Ваней сидеть буду? – поднялся со своего места Васька.
   – Конечно, – разрешила учительница, и он пересел к другу.
   – Продолжим урок. Тихо дети, внимание! – захлопала она в ладоши, снова призывая к тишине взбудораженный класс…
 
   Лошадь неторопливо везла по улице телегу с дремлющим возле железной бочки возницей. На перекрестке она привычно остановилась и зафыркала, возница очнулся и, соскочив с телеги, взялся за черпак:
   – Кому каросин? – зычно огласил он окрестности скорее по привычке, так как со всех сторон к нему уже спешили женщины с бидонами, ведрами, бутылями и банками…
   Наглядевшись на это интересное зрелище, друзья пошли дальше.
   «Эй, Ванек!» – Оглянувшись, Ванька увидел насмешливую физиономию Симака и едва увернулся от плевка в свою сторону.
   – Попроси деда, он тебе коня деревянного сделает, в школу поскачешь, с сундуком! Ох, умора! – Симак явно нарывался на ссору.
   Ванька поставил сундучок и, сжав кулаки, шагнул навстречу недругу.
   – Ты чо, драться будешь? – удивился Симак, распаляясь. – Ну, давай, черт рыжий, стыкнемся до первой кровянки!
   Но Ваньку этим было не испугать. Постоять за себя он умел, и Симак знал об этом. А идти на попятную было позорно.
   – Да ладно, – начал, было, он тянуть канитель, но уже поздно:
   – Я тебе за деда!.. – Ванька обхватил Симака за шею и рванул на землю, но тот угрем вывернулся и, стушевавшись, отступил.
   – Пошутить нельзя, – растерялся Симак, чувствуя свою неправоту.
   – И Ваньком меня больше не зови, а то еще получишь! – Ванька поднял свой сундучок, и друзья пошли домой, игнорируя смутьяна.
   Симак плелся сзади, обидчиво сопя.
   – Напугал тоже, Ванька-встань-ка! – взъерепенился запоздало он, но, как говорится, после драки кулаками не машут. – Я тебя на лодку не возьму, – наконец нашелся он и взбодрился, – пешком к пещерам потопаешь!
   Друзья обернулись, и Симак насторожился.