Николай Шмагин. Дорога в Алатырь

   – Ну и пойдем, – вступился за друга Васька, – без тебя обойдемся.
   – Да ладно, я пошутил, – примиряюще засмеялся Симак и зашагал рядом с ними, – братан разрешил, можем хоть сейчас рвануть.
   Ваньке было приятно слышать об этом, и он невольно смягчился, уже по-дружески глянул на приятеля:
   – Приходи вечером на огороды, костер запалим.
   – Картоху печь будем, вот здорово! – обрадовался Симак и добавил:
   – Птиц пора ловить, огород-то уже весь убрали?
   – Картошку осталось просушить, – по-хозяйски ответил Ванька…
 
   И вот он в передней за столом учит уроки: отложив букварь, торопливо пишет в тетради строчки букв, часто обмакивая перо в фарфоровую чернильницу и стараясь побыстрее закончить. От этого на листе появляются кляксы, но Ванька накрывает их промокашкой, и урок готов.
   Входит чем-то расстроенная бабушка и, всхлипывая, бестолково мечется по кухне. Не успел Ванька как следует удивиться, появляется дед. Кряхтя, он влез на лежанку и, пошарив на запечке, достал длинный нож-финку:
   – Ну, я пошел, мать, – озабоченно посмотрел на бабушку и ушел.
   Ванька встревоженно вскочил и бросился к бабушке:
   – Куда дед пошел, Борьку колоть?
   – Пойдем-ка, милок, – бабушка увела его в спальню и, усадив на сундук, присела рядом, – што поделаешь, судьба его такая…
   Ванька подозрительно часто зашмыгал носом и отвернулся.
   – Ты уши-то заткни, так легше будет.
   Он закрыл уши руками и настороженно прислушался: вроде тихо.
   – Привыкли, чай, к нему, – сквозь слезы бормотала бабушка, – взрастили…
   И вдруг даже сквозь заткнутые уши прорезался истошный пронзительный Борькин визг и оборвался, а Ванька заплакал, уже не прячась.
   – Помогать пойду, – вздохнула бабушка и нехотя побрела на улицу.
   – Борька, зачем они тебя так, Борька, – шептал Ванька, сидя в одиночестве и дав волю слезам, затем встал и робко вышел, все еще не веря в случившееся.
 
   То, что он увидел, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения: страшная картина распяленной туши потрясла его, и он замер, не в силах отвести глаз от того, что еще недавно было живым и веселым боровом…
   Туша висела в сарае вниз головой и покачивалась, когда дед поворачивал ее, а сосед палил шерсть, водя пламенем горелки по шкуре.
   В сторонке бабушка проворно разделывала на дощатом столе внутренности, от вида и запаха которых Ваньку замутило, и он бросился в сад…
 
   Красные языки пламени жадно лижут ботву, трещат стебли и сучья, разгорается костер, и вот уже во всю гудит пламя, освещая лица очарованных необыкновенным чудом мальчишек и еще более сгущая сумерки.
   У Паньки в руках котелок с картошкой, и он преисполнен важности.
   – Пора в поход отправляться, а то холодно будет, грязь, – Ванька смотрит на развалившихся вокруг костра друзей, ожидая поддержки.
   – В следующее воскресенье отправимся, – решает Сашка, – да, Симак?
   Симак молча соглашается, оглядывая огороды:
   – Здесь сети с утра как раскинем, и щеглы наши будут, – мечтает он вслух.
   – Мне синицы нравятся, – возражает Ванька и тяжело вздыхает.
   – Щеглы умнее синиц, – авторитетно заявляет Васька; он разворошил прутиком прогоревшую ботву и, взяв услужливо поданный Панькой котелок, вывалил картошку в тлеющие угли, закидав ее горячим пеплом.
   – Борьку жалко? – глянул он на расстроенного друга, тот кивнул.
   – Што, борова закололи? Поедим теперь сальца! – оживился Симак.
   Ванька оглядел друзей и содрогнулся, вспоминая:
   – Я его зимой из соски молоком поил. Если бы вы слышали, как он кричал перед смертью.
   Мальчишки замолчали, наблюдая, как Васька разгребает золу.
   – Налетай! – он первым подхватил картофелину, и вот уже все мечут огненные картошки в руках, упрямо отдирая черную, обуглившуюся кожицу вместе с картофельным мясом, и с аппетитом жуют их.
   – Соль забыли, – сокрушается Панька, хватая очередную картошку.
   – Ты и без соли всю слопаешь, – отталкивает его Симак, тщетно шаря в золе палкой. – Так и есть, слопал, ну и дошкольник! – восхищается он с досадой, и друзья неистово хохочут, позабыв обо всем на свете.
   Ванька смеется вместе со всеми, загораясь еще одной идеей:
   – Вот найдем в пещерах саблю или ружье, в музей сдадим. Дед рассказывал…
   – Слыхали мы. Братан говорит, если клад и был, давно растащили.
   – Говорят же тебе, не нашли, – накинулся на Симака Васька.
   – Фома неверующий! – засмеялся Сашка, и мальчишки в наступающей темноте горячо заспорили о будущем походе…
 
   Панька с молчаливым восхищением смотрел на возвращающихся из школы друзей. Кивнув ему, они остановились у калитки.
   – Вечером погуляем? – Ванька покосился в сторону своего сарая.
   – А то как же, – с готовностью ответил Симак.
   – Уроки учить надо, – неопределенно возразил Васька.
   – Пацаны! Тсс… – Симак интригующе округлил глаза и показал пальцем в сторону забора напротив: из едва приоткрытой калитки подглядывала за ними, прячась, соседская девчонка.
   Симак на цыпочках подкрадывается к калитке и, выудив откуда-то из карманов прищепку для белья, ловко защемляет любопытной нос.
   Сквозь хохот пацанов слышен тихий плач обиженной девочки, так мечтающей дружить с мальчишками.
   – Ладно вам, пусть выходит, – милостиво разрешил Васька. – Натаха, иди сюда, не бойся. Только не приставай к нам. И не шпионь больше. Понятно?
   Он сделал строгое лицо, и вышедшая из калитки соседка согласно закивала, обрадовавшись сбывшейся, наконец, мечте.
   Панька на всякий случай показал ей язык и скорчил страшную рожу, но соседка не обратила на него никакого внимания. Глупый малыш.
   – Ну, пока, – решился, наконец, Васька, и пошел домой. В один миг пацаны разбежались, оставив в одиночестве девчонку-соседку и Паньку, который тут же помчался прочь, не желая оставаться в ее обществе.
   Вбежав на свое крыльцо, он столкнулся со старшим братом, собравшимся в город. В отличие от Паньки это был высокий худой парень с довольно приятной внешностью. Пропустив младшего брата в дом, старший брат скорым шагом вышел в переулок и резво попер в гору…
   Ванька опасливо прошел мимо безмолвного сарая и в нерешительности остановился: в саду гулял ветер, срывая с деревьев желтые листья, сиротливо лежали убранные огороды, и он вздохнул: пора домой…
 
   Отодвинув букварь, он уныло заглянул в тетрадь, где под его кляксами красовалась жирная двойка, похожая на лебедя, и нахмурился, искоса глянув на деда: вдруг узнает?..
   – Што, внук, много двоек нахватал? – как в воду глядя, спросил дед.
   Ванька отрицательно покачал головой и задумался. Хлопнув дверью, вышел дед, и он оживился: схватил новую тетрадь и, ухмыляясь, стал писать. Затем красным карандашом старательно вывел под написанным пятерку, снова торопливо накарябал чернилами и снова поставил себе отметку…
   Вошла бабушка, и Ванька сделал вид, что учит уроки.
   – Учи-учи, – она ласково улыбнулась ему и захлопотала на кухне…
   – Бабань, я сегодня десять пятерок получил! – наконец хвалится Ванька и протягивает ей тетрадь: – Иди, смотри, вот.
   – Умница ты моя разумница, – восхищенная бабушка рассматривает пятерки и бросается к пришедшему деду. – Глянь, отец, десять пятерок наш отличник-то получил!..
   Дед удивленно и недоверчиво смотрит в тетрадь, затем на смутившегося под его взглядом внука и усмехается:
   – Многовато што-то, – но его гложет другое и, сунув тетрадь бабушке, он сердито заходил по кухне. – Такие налоги, а за што, спрашивается? Даже дикарку посчитали, язви их в душу! Война давно кончилась, пора бы и передышку народу дать. Так нет, на тебе, тудыттвою растуды!
   – Откуда столь денег-то взять, рази напасешься, – поддакнула она.
   – Зато пенсию прибавили, ети их мать! – снова загремел дед, оглядываясь. – Где топор? Порублю все к чертовой матери…
   Ванька выскочил из-за стола и незамеченным прошмыгнул в дверь…
 
   Разгневанный дед с топором в руках решительно подходит к яблоням и первой жертвой избирает дикарку. Примерив, где рубить, поднимает голову, прикидывая, куда упадет дерево, и на самой верхушке видит внука, вцепившегося в ствол среди ветвей:
   – Слезай, рубить буду!
   – Не слезу, – упрямо доносится сверху.
   Дед сердито выпрямляется:
   – Ишь, защитник выискался, слезай, говорю!
   – Если срубишь, я упаду и разобьюсь!..
   Дед озадаченно смотрит на ослушника и, рассердившись вконец, начал было рубить, плюнул в сердцах и, бросив топор, полез за кисетом.
   Ванька соскользнул вниз и, прижимая ладонями глубокие раны на дереве, горько заплакал, не в силах сдержаться:
   – Зачем рубил? Ведь она живая, ей больно!
   Дед трясущимися руками сворачивал козью ножку, просыпая табак мимо:
   – Ладно, не реви. Вылечим мы ее, лучше прежнего будет.
   Он улыбнулся внуку, и Ванькины слезы вмиг просохли: он понял, что яблони спасены…
 
   Помирившиеся дед с внуком пришли во двор. И в это время со стороны переулка раздалась песня, сопровождаемая игрой на гармошке. Это Санька-сосед снова пожаловал в гости. На сей раз он был хотя и опять хмельной, но приодетый и вел себя вполне пристойно.
   Он ловко перебирал пальцами клавиатуру, растягивая гармошку и напевая очень по-русски – задушевно и разухабисто одновременно.
   – Бываешь же ты иногда человеком, Саньк, – довольный им дед улыбнулся.
   Улыбка деда была редкостью, и она подвигла соседа на дальнейшее: он рванул гармошку и запел во весь голос что-то блатное, непристойное. Дед нахмурился, не желая слушать похабщину.
   – Эх, жисть наша пропащая!.. – машет тот в ответ рукой и тоскливо вздыхает, рвет мехи гармошки, дико поет, вернее, орет про комаринского мужика к полному Ванькиному восторгу.
   – Конченый человек, забулдыга! – плюет дед под ноги и уходит, волоча внука за собой…
 
   – Васька, выходи гулять! – соскучившись по другу, Ванька нетерпеливо смотрел в окна на втором этаже: вот выглянул Васька и, покачав отрицательно головой, исчез учить уроки.
   Ванька постоял и побрел к спасенной яблоне.
   Потрогав забинтованный ствол, сочувственно вздохнул:
   – Больно тебе? Не сердись на деда, он больше не будет… Скоро родители приедут, может, останутся насовсем…
   Откуда-то примчался Дружок, и Ванька угостил его куском хлеба.
   – Мы с дедом будку тебе сделаем, – пообещал он псу, – тогда зимой не замерзнешь. Ну, пока, – он помахал ему рукой и нехотя пошел домой, обуреваемый неприятными предчувствиями…
 
   Дед топил печь, и Ванька присел рядом, заглядывая в топку:
   – Печку рано еще топить, – он удивленно посмотрел на его осунувшееся лицо, потрогал отросшую седую щетину на подбородке, – ты почему не бреешься? Не то зарастешь, как леший.
   – Хвораю я, тезка. Вот погреюсь на печке, может, отойду еще…
   Ванька оглянулся на вошедшую бабушку и, увидев в ее руках свою злополучную тетрадь, насторожился…
   – У Галины была? – хмыкнул дед, поглядывая на внука.
   – Похвалилась я ей, какие у внучка успехи в учебе, а она посмотрела и смеется: тетя Дуся, говорит, это он сам себе пятерок наставил.
   – Ну и плут, – удивился дед, – обманул деда с бабкой и рад-радешенек.
   – Вздуть бы его, как Сидорову козу. Родителям надо писать, пущай забирают обратно, – она собрала на стол и приказала, – пора ужинать.
   – Не буду я Борьку есть, – запротестовал внук, увидев свинину, и сердито глянул на деда с бабушкой, – пишите, уеду от вас.
   – Совсем от рук отбился, – возмутилась бабушка, – ешь, кому говорю!..
   – Не серчай, – дед подошел к столу и сел рядом с Ванькой, но тот отвернулся, обиженно сопя.
   – Хочешь, анекдот расскажу? О том, как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным горячую кашу ели наперегонки?
   – Это кто быстрее? – оживился догадливый внук, вновь поворачиваясь к деду. – А какую кашу, манную или гречневую?
   – Пшенку, – пояснил дед, усмехаясь. – Так вот. Дали им по тарелке каши. Дескать, кто быстрее съест, тот смекалистее и умнее. А стало быть, и главнее. Ленин стал осторожно, по краям да поверху кашу снимать ложкой, а Сталин был горяч, нетерпелив и зачерпывал ложкой глубоко, ел, обжигаясь, торопился, стало быть. А Ленин, знай, кушает себе, не спеша, так и съел кашу быстрее. Так-то вот.
   Анекдот был интересен Ваньке, но он кончился, и Ванька снова вспомнил про свои обиды, снова заклокотал от возмущения:
   – Зачем Борьку закололи? И яблони чуть не порубил, дикарку поранил. Рази можно так поступать?
   – Мясо да сало откуда, думаешь, берутся? – усмехнулся дед. – Сам должен понимать, а с яблонями погорячился, признаю.
   – У всех портфели, а мой сундук не откроешь никак, – негодовал внук, – пацаны насмехаются.
   – Ну, это дело поправимое, – дед взял сундучок и вышел в сени к верстаку…
   Ванька отодвинул подальше миску с мясом и стал есть картошку, тщательно приминая ее и осторожно по краям да поверху снимая ложкой, совсем как дедушка Ленин. Попробовал, было, копнуть глубже, как дедушка Сталин, но обжегся и бросил ложку.
   Входит дед и, поставив сундучок на стол, щелкает крышкой:
   – Видал? – пытается он помириться с внуком, Ванька – ни в какую.
   Дед сникает и, шаркая валенками, направляется к лежанке:
   – Ништо, мясца вам заготовил на зиму, проживете…
   – Хосподи, и чево буровишь, прям, как маненький, – забеспокоилась бабушка, укоризненно поглядывая на внука. – Чайку счас попьешь, на печке полежишь, оно глядишь и полегшает…
 
   По опустевшей пашне прыгала пестрая птичка, выискивая корм. Вот она с любопытством приблизилась к раскинутым сетям, в это время дернулась веревка и сеть опрокинулась, накрыв зазевавшуюся пичужку.
   – Есть! – на весь огород заорали мальчишки, выскакивая из-за кустов.
   Ванька завистливо вздохнул и поглядел на свою ловушку-домик, стоящую под дикаркой. Птиц вокруг не было, и он побежал к друзьям…
   Симак уже впустил птичку в клетку, и мальчишки наблюдали, как она мечется и кидается грудкой на прутья, стремясь вырваться на волю.
   – Щегол! – радовался Васька, устанавливая сети для следующей невольницы. Пашня вмиг опустела, и вновь над ней запорхали птицы…
 
   Ванька уныло поглядывал на торчащую крышку ловушки и прислушивался к торжествующим крикам на пашне. Вот мимо него гурьбой прошагали друзья, впереди Симак нес клетку, в которой сидели пленницы.
   – Не опаздывай, встречаемся у лодки, – напомнил он приятелю-неудачнику.
   – Лови-лови, не зевай, – посочувствовал Сашка, и мальчишки убежали делить свою добычу, тут уж не до Ваньки…
   Неудачливый птицелов окинул ловушку безнадежным взглядом и замер: крышка захлопнулась. Не веря своему счастью, подбежал и приложил домик куху, вслушиваясь: тишина была ему ответом.
   – Наверно от ветра захлопнулась, – разочарованно пробурчал он и открыл крышку: из домика на него смотрела перепуганная синица.
   Не успел Ванька захлопнуть крышку, как синица выпорхнула и улетела.
 
   Галина вышла из дома и, случайно глянув в соседний двор, увидела Ваньку с пустой ловушкой в руках. Забежав в их вечно раскрытую калитку, она подошла к соседу, который при виде ее тут же отвернулся.
   – Сердишься на меня? – Ванькина спина выражала непримиримость. – Ты же не маленький, сам понимаешь. Учиться тебе надо, а не деду с бабушкой. Не журись, получишь и ты свою пятерку, настоящую.
   Ванька исподлобья глянул на нее, и Галина улыбнулась:
   – Мир?
   Ванька кивнул:
   – Галь, ты только замуж не выходи, ладно?
   От неожиданности она растерялась:
   – Почему?
   – Когда я вырасту, сам женюсь на тебе! – он серьезно посмотрел на смутившуюся девушку и побежал в сад: усевшись под яблоней, замечтался…
 
   «Вот они с Галей идут по переулку: она – в белом платье, он – в черном костюме с галстуком. Маленький, ниже плеча невесты…».
   Ванька нахмурился: нет, так не пойдет.
   «Вот они снова идут по переулку, но теперь он выше ее почти на голову. Из калиток выглядывают соседи, восхищенно глазея на счастливую пару и недоумевая: когда же успел вырасти женишок?..».
 
   Ванька улыбался и, сам того не замечая, расхаживал вокруг дикарки.
   Тут к нему подбежал запыхавшийся друг и вернул к действительности:
   – Ты чего, забыл? Мы его ждем, а он под яблоней гарцует!
   Ванька оторопело поглядел на него и сломя голову бросился к дому:
   – Обожди, я сейчас…
   Дед лежал в кровати и, увидев внука, приподнялся, опираясь на руку.
   – Дед, меня ребята ждут, к пещерам собрались, – сообщил Ванька нетерпеливо, – когда бабушка придет из аптеки, ты скажи ей, а то разволнуется.
   – Скажу, – дед глядел на внука больными, ввалившимися глазами, – ты того, Ваньк, возвертайся скорее, боюсь, помру, не увидимся больше.
   – Мы быстро, – успокоил его Ванька, – на лодке пойдем, с парусом.
 
   Ветер надувал старый парус до отказа, и лодка резво рассекала волны, поскрипывая бортами. Мимо проплывало родное Подгорье, поросшие кустарником берега, песчаные отмели, и мальчишки были в полном восторге.
   – Глянь, Симак, – встревоженный Ванька показал на течь, от которой вода на дне лодки медленно, но верно прибывала; поверх плавала пустая банка.
   – Ерунда! – отмахнулся хозяин лодки. – Сашок, мель впереди!..
   – Вижу, – Сашка длинный уверенно направлял лодку по нужному фарватеру. Панька смирно сидел на скамейке и восхищенно глядел на него.
   – А вдруг на мель сядем? – засомневался Васька и вскочил с места.
   Лодка накренилась и, затрепыхав парусиной, вильнула к отмели.
   – Сиди смирно! – заорал Симак и помог Сашке выровнять курс.
   – Едва проскочили, – Сашка поглядел за борт, мель удалялась…
   – Откуда ты знаешь, где плыть? – не отставал любопытный Васька.
   – От верблюда, – Сашка недовольно покосился в его сторону, однако пояснил, – между бакенами держать надо, вот и вся премудрость…
   Вода в лодке как-то сразу поднялась и заполнила ее почти до половины, она тяжело осела и резко снизила ход. Только тогда все спохватились, и Симак всполошенно заорал:
   – Сашок, давай к берегу! Тонем, хана!
   – Зачем к берегу? – Ванька нашарил на дне утонувшую банку и стал яростно вычерпывать воду, – держи прямо, Сашок!..
   Все, кроме рулевого, принялись за дело. Вода пошла на убыль, и лодка продолжала свой путь, приближаясь к повороту. За высоким обрывистым берегом виднелись трубы завода, рядом раскинулась величавая густая роща, скрывая в своих недрах заветные пещеры.
   – Приехали, – Сашка направил лодку к быстро надвигающемуся берегу.
   Взволнованные мальчишки приготовились к высадке…
 
   И вот они уже торопливо взбирались на высокий холм, поросший могучими дубами. Им не терпелось увидеть загадочные пещеры.
   – Раньше наш город крепостью был, Русь от Ногайской Орды защищал, – Ванька с гордостью оглядел остановившихся передохнуть друзей.
   – Высока горка, – кивнул Симак на тропинку, петлявшую меж дубами.
   – Не мешай. Пусть Ванька дальше брешет, интересно, – перебил его Сашка.
   – Я не брешу, дед рассказывал. А в пещерах сам Стенька Разин от буржуев прятался, и Пугачев город брал, – Ванька перевел дух. – Знаете, где его построили? На этом месте раньше был волшебный камень – Алатырь! А вокруг текли целебные реки…
   – Кончай заливать, – Симаку надоело слушать, и он полез дальше.
   – Сходите в музей, темнота! – возмущался Ванька вслед друзьям. – Кто скажет, сколько у нас в городе героев Советского Союза?.. Ага, не знаете! – торжествовал он, стараясь не отставать.
   С высоты холма далеко видны поля и леса, уходящие к горизонту.
 
   Возле полуобвалившихся пещер земля была затоптана до основания.
   – Разинские пещеры, – язвительно поддел Ваньку Симак, разочарованно оглядываясь. – Я говорил, нет здесь ничего и быть не может. Все выгребли.
   Тем не менее, мальчишки сосредоточенно полезли внутрь, исследуя все закоулки и втайне надеясь отыскать клад; обшарив пещеры и их окрестности, неудавшиеся кладоискатели развалились на траве и приуныли.
   Симак оглядел друзей и, узрев, что одного не хватает, спросил:
   – А где наш дошкольник, ребята?
   – Да там, роется, как крот, – махнул в сторону одной из пещер Сашка длинный, пренебрежительно ухмыляясь, – надеется.
   Пацаны, было, засмеялись над чудаком, но тут из пещеры донесся торжествующий крик, и на свет божий явился весь перепачканный глиной, но сияющий Панька: в руках он держал насквозь проржавевшую кривую саблю.
   Пацаны вскочили и обступили счастливца:
   – Вот это дошкольник, обскакал нас! – изумился Симак.
   Васька потрогал саблю и с видом знатока объявил:
   – Турецкий ятаган. Такие у янычар были.
   – А может, сам Степан Разин сражался здесь с этими янычарами? – вдохновился Ванька, возбужденно блестя глазами. – Порубал их, они и драпанули, и ятаганы свои побросали.
   – Ну и мастер брехать! – восхитился Сашка, тоже рассматривая находку. – Дай подержать. Да не бойся, не съем.
   – Везет же дуракам! Может, и мы найдем? – встрепенулся, было, раздосадованный Симак, но, вспомнив, что они все уже облазили, снова прилег на травку. За ним остальные, а в центре гордо восседал Панька, намертво вцепившийся в свою находку.
   Ванька мечтательно смотрел на заросшие бурой травой пещеры, на манящие лесные дали, и разочарование его постепенно улетучивалось.
   Симаку же было не до красот:
   – Побежали к окопам, может, там повезет?..
 
   – Вон они, рукой подать, – показал Сашка далеко в поле, когда неутомимые путешественники выбрались из рощи и отмахали уже порядочно, – а вон и завод. Считай, мы уже на месте.
   – Кто первый? – обрадовался Симак. – За мной, ура!..
   Заросшие кустами и травой окопы выглядели безобидно. Словно и не было здесь жестокой схватки с вражеским десантом. Неподалеку тянулись затянутые колючей проволокой заборы военного завода, на вышке маячил часовой.
   Ребятам было страсть как интересно узнать, что за забором?
   – Не вышло у фрицев завод взорвать, – Ванька с гордостью огляделся. – Дед говорил, наши шпиона поймали, от него и про десант узнали. Подготовились к встрече, как следует.
   – А почем наши знали, где окопы рыть? – полюбопытствовал Панька.
   – Дурило! – Симак похлопал его по голове и кивнул в поле перед окопами, линия фронта оттуда приближалась, где же им быть?
   Необидчивый Панька крепко прижал к груди свою саблю и, спрыгнув в окоп, первым исчез за поворотом…
 
   Завалившийся набок блиндаж низко осел крышей, грозя придавить смельчака, но Панька бесстрашно юркнул в щель.
   «Нашел!» – донесся изнутри его восторженный вопль, и мальчишки один за другим полезли к нему. Панька топтался в углу у ящика в ожидании подмоги. Сашка длинный с надеждой откинул крышку – пусто.
   – Опять ничего. И тут до нас побывали, – то ли огорчился, то ли обрадовался Симак. – Я уж подумал, снова этому недотепе повезло, – ткнул он Паньку под ребра, но тот был на седьмом небе от счастья и не заметил тычка, блаженно улыбаясь всем сразу.
   – Надо было родиться пораньше, – объяснил Сашка причину их неудач.
   Ванька вздохнул и напоследок пошарил в углу за ящиком: пальцы наткнулись на железо, и к радости друзей он вытащил оттуда две ржавые мины.
   – Противопехотные, – объяснил всезнающий Васька, показывая на оперение.
   Симак взял одну мину и небрежно осмотрел:
   – Счас как брошу, как жахнет! – решил он постращать друзей и заржал, довольный собой. – Не боись, я шутю.
   Ванька отобрал у него свою находку и полез наружу:
   – Кончай базарить, домой пора.
   – Вместо клада мины нашли, да еще саблю впридачу, ну и дела! Повезло нам. Пацаны, вернемся домой, в костер их заложим, вот уж рванут, так рванут! – наконец-то Симак нашел применение трофеям и довольный бодро зашагал рядом с оживленными друзьями. Обратный путь был неблизок…
 
   Лодка осела на бок почти вровень с бортами, наполненная водой.
   – Приехали, – безнадежно махнул рукой Васька, опускаясь на землю.
   – А што, костерчик запалим, переночуем! – восхитился Симак.
   – На берег надо было вытащить, – Сашка сокрушенно покачал головой.
   – Есть охота, – выразил общее желание Панька, позабыв на мгновение о своей сабле. Все как один проглотили голодную слюну.
   – Хотите, я вам анекдот расскажу? Как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным кашу ели? – Ваньке хотелось отвлечь друзей от неприятных мыслей, и ему это удалось. Тема была как нельзя более желанной.
   – Значит, кто быстрее съест, тот и главнее. Ясно? Ленин стал по краям ложкой кашу сгребать, а Сталин зачерпывал глубоко, в середине чашки, и обжегся. А Ленин скушал свою кашу первым, значит, он и главный.
   Друзья вокруг него завздыхали мечтательно:
   – Да, неплохо бы сейчас кашки-то, – Симак облизнулся. – Я согласен обжигаться, как Сталин. Лишь бы побольше. С маслом.
   – Сначала пшенной с маслом, потом гречневой с молоком, – неожиданно для всех размечтался Сашка длинный, громко урча пустым животом.
   – А я бы гурьевской покушал, – воодушевился Васька, вставая.
   – Какой-какой? – удивились друзья незнакомому названию.
   – Это манная каша с изюмом, – снисходительно пояснил Васька невеждам.
   – Домой хочу! – громко заныл Панька, наслушавшийся вкусных историй.
   Ванька заботливо уложил мины и бросился к лодке, нашарив на дне позабытую всеми банку, стал лихорадочно вычерпывать воду.
   Мальчишки выгребали кто чем мог: руками, кепками, и вода пошла на убыль…
   – У меня дед болеет, мне ночевать здесь нельзя, – бодрился Ванька.