Страница:
– Господин вице-президент, – бодро заговорил Беленький. – Примите мои самые теплые поздравления… Весь Петербург и вся Россия ликует и все в восторге… Про что я говорю? Про то, что ваша достойная дочь Бэлла выходит замуж за нашего любимого Евгения Литвака. Про такое счастье не знают только тараканы. Второй раз выходит? Ну, так это только украшает женщину! Особенно такую молодую и популярную. Нет, у меня есть и другое дело, но тоже важное…
«Значит, здесь еще и Литвак», – отметил Демидов.
– Был только что у меня Демидов, да, главврач … Лучше бы сказать «бывший». Теперь я точно знаю – тайный красно-коричневый коммунист. Такие тоже нужны, господин Соломон? Нет, не такие, извините меня! Не могу с вами согласиться, хотя таки очень хочу. У нас здесь они совсем другие, не как в Европе, там они не ядовитые. У нас тоже не ядовитые?.. Их даже Ельцин не исправил, даже Путин с Медведевым… Исправлять не надо?.. Не знаю… Превратил больницу в молельный дом, религию развел. Лечить надо клинику и врачей тоже лечить! А как он теперь назвал клинику – вот как интересно: «Могильная клиника». Нет-нет, именно «Могильная», а еще точнее, «Смертельная», если по-русски.… Да-да. И я о том же – самого главврача лечить надо. Вы лично займетесь? Я только рад, и вся медицина наша рада. Очень гуманно! Ждем. Будьте очень здоровы и мать вашу также.
Демидов встал, подошел к Мирре и накрыл своей квадратной, сухой от спирта ладонью ее круглую кошачью лапку.
– Как мне не хочется с вами расставаться, дорогая! – шепотом сказал он.
– Посидели бы еще! – улыбнулась Мирра, не отнимая руки. – И приходите. Просто так – чайку попьем в обед. А лучше вечером.
– Вечером? – удивился Демидов. – Сюда?
– Зачем же сюда? Приходите ко мне домой. Да хоть завтра. Приглашаю вас в гости. Вполне официально. Завтра и приходите. К семи. Или лучше к восьми. Придете? Я буду вас ждать.
– А я буду счастлив, – честно ответил Демидов: уже два года, как он овдовел.
7. Ладочников. Только хакинг
«Значит, здесь еще и Литвак», – отметил Демидов.
– Был только что у меня Демидов, да, главврач … Лучше бы сказать «бывший». Теперь я точно знаю – тайный красно-коричневый коммунист. Такие тоже нужны, господин Соломон? Нет, не такие, извините меня! Не могу с вами согласиться, хотя таки очень хочу. У нас здесь они совсем другие, не как в Европе, там они не ядовитые. У нас тоже не ядовитые?.. Их даже Ельцин не исправил, даже Путин с Медведевым… Исправлять не надо?.. Не знаю… Превратил больницу в молельный дом, религию развел. Лечить надо клинику и врачей тоже лечить! А как он теперь назвал клинику – вот как интересно: «Могильная клиника». Нет-нет, именно «Могильная», а еще точнее, «Смертельная», если по-русски.… Да-да. И я о том же – самого главврача лечить надо. Вы лично займетесь? Я только рад, и вся медицина наша рада. Очень гуманно! Ждем. Будьте очень здоровы и мать вашу также.
Демидов встал, подошел к Мирре и накрыл своей квадратной, сухой от спирта ладонью ее круглую кошачью лапку.
– Как мне не хочется с вами расставаться, дорогая! – шепотом сказал он.
– Посидели бы еще! – улыбнулась Мирра, не отнимая руки. – И приходите. Просто так – чайку попьем в обед. А лучше вечером.
– Вечером? – удивился Демидов. – Сюда?
– Зачем же сюда? Приходите ко мне домой. Да хоть завтра. Приглашаю вас в гости. Вполне официально. Завтра и приходите. К семи. Или лучше к восьми. Придете? Я буду вас ждать.
– А я буду счастлив, – честно ответил Демидов: уже два года, как он овдовел.
7. Ладочников. Только хакинг
– Ого! – сказал Клюкин и прошуршал направо-налево бородой. – По твоему виду, Полиграфыч, можно подумать, что Барсук за опоздание не высек тебя, а премию выписал.
– Что-то вроде того, – с загадочным видом ответил Мышкин и взялся за местный телефон.
– Хэллоу! – услышал он грудной голос заведующей архивом Потаповой и в который раз для себя отметил, что голос этот исходит из самой большой в клинике груди.
– Вера Сергеевна! Позвольте поцеловать кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые вас абсолютно недостойны!
– И только-то, Дмитрий Евграфович? – она узнала его сразу. – Не радуете меня, не радуете… Даже разочаровываете.
– Я смертельно боюсь вашего мужа, – признался Мышкин. – Говорят, очень он у вас целеустремленный. Особенно, по отношению к мужчинам, которым вы нравитесь.
– Что да, то да, – вздохнула Потапова то ли с сожалением, то ли с гордостью. – Иной раз не знаю, что с ним делать. Вчера соседу руку сломал.
– Вот видите! – упрекнул Мышкин. – А меня провоцируете. Как я буду выглядеть, если он мне ногу сломает? Нет у меня никаких шансов.
– Да и у соседа не было шансов, – ответила Потапова. – Ему семьдесят два года, представляете?
– Нет, – удивился Мышкин. – В ресторан вас пригласил?
– Какое там! Дождешься нынче от мужиков… Это его самого муж пригласил к нам. Представляете, сидят на кухне, водку трескают, я им – грибков, сосед меня в щечку – совсем по-отечески. Поблагодарил. И так чуть-чуть погладил. Правой рукой. В знак признательности.
– И по какому же месту он вас погладил? – вкрадчиво поинтересовался Мышкин.
– По спине.
– И только-то? Не радуете меня, не радуете, Вера Сергеевна… – вернул словечко Мышкин. – Сплошное разочарование.
– Правду сказать, немного ниже. И что тут такого?
– В самом деле, что такого… – согласился Мышкин. – А дальше?
– Пошла в ванну стирать, вдруг слышу вопли. Влетаю – сосед орет, рука у него висит, как тряпка. В двух местах сломана. А мой кричит ему прямо в ухо…
– Зачем же в ухо? – перебил Мышкин.
– Затем, что сосед глухой, как тетерев. Так вот, орет ему в ухо: «Еще дотронешься до Верки – бонус получишь. Третий перелом».
– Вам, наверное, все женщины завидуют! – убежденно заявил Мышкин.
– Завидуют? Ну, как вам сказать… – задумалась Потапова. – А что вы звóните? Чем могу?
– Мне нужны истории болезни всех усопших за последние три года. Буду брать ящиками.
Трубка замолчала. Потом удивленный голос Потаповой:
– Что-то не пойму вас, Дмитрий Евграфович.
– Истории с летальными исходами по клинике за три последних года, – медленно, как диктовку, повторил Мышкин.
– Вы в отпуске-то были? – неожиданно спросила Потапова.
– То есть?
– В отпуск уходили?
– Это я вас что-то не пойму. При чем тут мой отпуск, Вера Сергеевна?
– Были или нет? – упрямо допытывалась Потапова.
– Был, но при чем тут…
– Когда вернулись? – не отступала она.
– Уже не помню. С месяц, наверное. Да, месяц назад. Но при чем тут…
– Значит, вы ничего не знаете. Вообще-то, странно.
– Конечно, не знаю! Что я, по-вашему, должен знать?
– Всего лишь то, что ровно четырнадцать дней назад я передала в компьютерный центр последний документ нашего архива. Идите к Ладочникову. Он на месте – только что мне звонил. А у меня ничего нет. Даже завалящей справки. В связи с переходом на электронную форму хранения документов, наш отдел ликвидируется. Я уже полы вымыла и через три дня меня здесь не будет.
– И куда же вы?
– На повышение. В коммерцию, – холодно ответила Потапова.
– Вот как! – уважительно отозвался Мышкин. – Значит, вы у нас стали бизнес-вумен. Собственную фирму открыли?
– Незачем. Около моего дома уже есть нужная коммерческая фирма.
– И какая же?
– Мясной магазин.
– Лучше не придумать! – восхитился Мышкин. – Приобрели в собственность? Или акции?
– Я туда кассиром. Обещают на пять тысяч больше, чем здесь.
– Очень жаль! – искренне пожалел Мышкин. – Вот Эсмеральда, а тут еще вы… Лучшие люди уходят. Все равно: дай Бог вам удачи!
Он позвонил в компьютерный центр – прямо начальнику. Сергей Ладочников, начальник и одновременно сам себе подчиненный, не отвечал. Мышкин послушал гудки минут пять, плюнул и бросил трубку.
На двери компьютерного центра висели два объявления: «Надень бахилы! Здесь тебе не операционная!» и второе: «Осторожно: живой Ладочников. Стучать три раза, только без звука».
Машинально Мышкин глянул на свои кроссовки: оказывается, он так и ходил в демидовских бахилах.
Дмитрий Евграфович деликатно поскреб пальцами дверь, потом щелкнул по ней ногтем три раза. Выждав две минуты и представив себе, что бьет пенальти, Мышкин с размаху ударил ногой по филенке. С потолка сыпанула штукатурка. За дверью что-то лязгнуло, и она отворилась.
Ладочников сидел за компьютером. Он повернул голову на шум и поспешно выключил монитор.
– А! Димундий! – закричал Ладочников. И с неодобрением: – Мы знаем, что Македонский был герой, но зачем двери ломать?
Мышкин разглядывал его розовую, как у большинства рыжих, физиономию в крупных веснушках, наползающих чернильными кляксами одна на другую.
– Заперся? Не открываешь, парниша? Увлекся? Кино смотрел, конечно. Или я тебя просто разбудил?
– Это невозможно! – отпарировал Ладочников. – Я никогда не сплю. А кино вообще не смотрю. Все хорошее кино осталось в двадцатом веке.
– И что там такого хорошего?
– В тех фильмах герои не говорят: «Ты в порядке?»
– Не спишь, значит… Даже когда взламываешь сайт Сити-банка?
– Когда взламываю – тем более. Ты что же, пришел делать маленький рэкет? Вот вскрою форт Нокс[9], тогда и приходи, требуй свою долю.
– Не сомневайся, потребую! Вот счастье-то привалило!
– Еще не привалило, – рассмеялся Ладочников. – Только в следующий раз дверь открывай не ногой, а башкой. Иначе ничего не получишь.
– Обещаю, – заверил Мышкин. – Головой.
– Посмотрим… Так зачем мешаешь моей компьютерной мысли? Надо что?
– Понимаешь, Серж, я был в отпуске, а тут мне Потапова говорит, что весь архив клиники у тебя.
– Нет, – возразил Ладочников.
– Не понял! – удивился Ладочников. – Что же Потапова? Она меня именно к тебе прислала. Говорит: «Все у нашего любимого Сереженьки. Весь архив. И для вас, Дмитрий Евграфович, он покажет его полностью, причем немедленно!»
– Это она так развлекается!
– Значит, архив у нее? Ну, стервоза… – угрожающе произнес Мышкин.
– У нее, в самом деле, ничего нет. Уже с месяц.
– А ты?
– А я просто отсканировал десятка два историй последних и отправил в Женеву. Там теперь весь архив.
– И оригиналы?
– И оригиналы давно там. С полгода. Все у них на сервере.
– Ничего не понимаю, – заявил Мышкин. – Как он туда попал? И зачем?
– Попал согласно приказу Барсука, то есть главврача Демидова. А точнее, по распоряжению совета директоров фонда. А зачем? Сам у него и спроси. Мне до этого дела нет.
Мышкин взял стул и сел около компьютера.
– Все-таки не понимаю, – признался он. – Ну, на другой носитель скопировать документы – понятно, так удобно. Но зачем выводить туда наш архив? Зачем им оригиналы?
Ладочников усмехнулся.
– Тебя не Дмитрием назвать следовало, а Кандидом[10]. Вот скажи мне: когда войско вступает в неприятельский город, что в первую очередь хватают победители?
– М-м-м… Млеко, яйки, шпек, руссише швайн, Сталин капут… Хенде хох.
– Ответ неверный! В первую очередь хватают не жратву, не оружие, не трофеи, не золотой запас, не женщин… Самая большая ценность – архивы. Именно архивы и вывозят оккупанты в первую очередь.
– Да уж! – не поверил Мышкин. – Какая великая ценность – был понос у пациента Иванова или нет? И потел ли перед смертью коматозник Петров?
– Не в поносе дело, конечно. А в общей тенденции. В принципе! Когда в девяносто первом победили демокрады и либерасты, то на Запад, в первую очередь, к янкесам, немедленно ушли колоссальные секретные архивы КПСС, Верховного Совета СССР, Совмина и даже Госплана. И личный архив Сталина янки украли. Точнее, ельциноиды им так отдали, за бутылку водки.
– И что же теперь? – растерялся Мышкин.
– А ничего. Набраться терпения и ждать Реконкисты[11]. Может, тогда вернем хоть что-нибудь.
Мышкин вздохнул:
– Я не могу столько ждать, – возразил Мышкин. – Мне некогда. Да и проблема попроще. Надо посмотреть кое-какие истории болезни. За три года. Открой базу. Можешь?
– Не могу, – развел руками Ладочников. – Не имею доступа.
– Что значит – не имею? У меня приказ Демидова поднять архивы. Я готовлю для него материал. И для фонда, кстати. Барсук лично должен тебе приказать? В письменном виде?
– Он не может мне приказать, – ответил Ладочников. – У него тоже нет доступа.
– Как так – у начальника конторы нет доступа к архивам его же конторы! Никогда не поверю.
– Кого волнуют твои сомнения, Дима? – усмехнулся Ладочников. – Кому интересно, во что ты веришь или не веришь?
Мышкин покачал головой.
– Ну и дела, – произнес он. – Что мне теперь делать? У кого доступ? У Пушкина?
– В фонде. Только тебе его все равно никто не даст. Можешь не сомневаться. Уже были прецеденты. Я лично проверял.
Мышкин вдруг почувствовал себя бесконечно усталым. Он достал пачку сигарет.
– Здесь не курят, – предупредил Ладочников.
– Даже для меня не сделаешь исключения?
Улыбнувшись, Ладочников, кивнул:
– Для тебя сделаю.
Погасив окурок в банке из-под пива, Мышкин сказал:
– Идиотская ситуация.
– Не без того, – согласился Ладочников.
– И что же мне теперь делать, Серж? То, что приказ главврача – плевать… Но мне и для себя надо. Мне еще важнее, чем главному. Нет вариантов?
– Почему же… Есть. Порядок теперь такой: Барсук пишет бумагу, отправляет в Женеву – и не «мылом»[12], а обычной почтой. Там бумажку маринуют пару месяцев, а потом вежливо отказывают. Или невежливо. Я плохо объяснил? Вопросы?
– Сережа, неужели не можешь? – в отчаянии воскликнул Мышкин. – Во что угодно поверю, но только не в это!
Ладочников сразу не ответил, и Мышкин понял, что тот клюнул. Теперь надо подтягивать удочку – сильно, но осторожно.
– Понимаешь, – вкрадчиво продолжил он. – Теперь, после того, что ты сказал, у меня появилась масса дополнительных причин залезть в этот чертов архив. Зачем они его закрыли? Что-то там такое, что нельзя всем показывать. Так? А почему нельзя? Какие у нас могут быть тайны в морге? Нет тайн, а они засекретили. Значит, я просто обязан посмотреть. И отметь себе: я не журналист и не следователь прокуратуры. Научный интерес – самый бескорыстный в мире интерес.
Ладочников встал и подошел к двери. Запер на сейфовый замок, провернув ключ четыре раза, еще и цепочку набросил. Включил компьютер, открыл какой-то файл, запустил медиа-плеер. Из колонок полились низкочастотные вибрирующие звуки.
– Зачем это? – удивился Мышкин. – Даже башка загудела.
– Защита, Дима. От прослушек защита.
Мышкин рассмеялся:
– В шпионов играешь?
– Уже наигрался, – спокойно ответил Ладочников. – Это они играют. И думают, что я ничего не вижу. Здесь, у меня, как минимум, три клопа. Минимум! И две веб-камеры скрытого наблюдения. Цифровые: можно писать полгода без перерыва.
– Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты параноик! – заявил Мышкин. – Хочешь сказать, слухачам интересно, какое кино ты смотришь в рабочее время? Или каких баб сюда водишь?
– В тотальном контроле, Дима, важен сам принцип – ничего не оставлять без внимания. Тогда, действительно, ничего не упустишь. Даже в сортирах нашей клиники есть прослушки и веб-камеры. В женском тоже. Представлешь? Записывают, как наши бабы трусы снимают.
Мышкин понял, что шанс у него в руках.
– Вот ты кто на самом деле! Все раскопал! Тебя не проведешь, – радостно воскликнул он. – Профессор! Академик! И не говори теперь, что ничего нельзя для меня сделать.
Ладочников прищурил свои зеленоватые, как у рыжего кота, глаза.
– Вообще-то можно. Только ты должен тоже подключиться. Разделить со мной ответственность. Стать немножко хакером.
– Я готов! – радостно воскликнул Мышкин.
Но Ладочников его тут же остудил.
– Дело это уголовно наказуемое, доктор. Могут даже посадить – это в лучшем случае. В худшем – искалечить до инвалидности. Найти компьютер, с которого хакер выходит в сеть, сейчас проще пареной репы. На дне морском сыщут.
– Тебя же они не поймали! – грубо польстил Дмитрий Евграфович.
– Ну, меня-то… – усмехнулся Ладочников. – Долго бежать придется, чтоб меня догнать.
Он вытащил из кармана пачку «Мальборо».
– Будешь?
– Так ведь здесь не курят! – удивленно напомнил Дмитрий Евграфович.
– Разве это курево? – отмахнулся Ладочников. – Фальшивые. Как все наши достижения. Все решили, что при демократии будем курить настоящие американские сигареты и пить настоящее немецкое пиво. А получили фальшивые сигареты, пиво, выборы, фальшивые свободы… Одно только в нашей России настоящее.
– Что же?
– Ворье! – плюнул в корзину для бумаг Ладочников. – На сто процентов настоящее. А как иначе, если все ворье начинается с Кремля.
– Это мы все знаем.
– А толку?
Мышкин пропустил вопрос мимо ушей.
– Выручай, старичок. С меня причитается.
– Что будет?
– Бутылка «хеннеси».
– «Хеннеси», говоришь… Что ж, есть над чем подумать.
Ладочников докурил, тоже раздавил сигарету в пивной банке, встал и с удовольствием потянулся.
– Помнишь, как сказал великий пролетарский писатель Максим Горький: «Человек оттого и растет, что тянется ввысь»?
– Не помню, – признался Мышкин.
– Позор. Ладно, на первый раз прощаю… Только имей в виду, господин хакер, вся ответственность на тебе. Не струсишь?
– Даже не знаю, что означает это слово! – с торжественным презрением ответил Мышкин.
– Тут главное не в том, чтобы полицаев не бояться. А в том, чтобы все сделать точно и без ошибок. Немножко придется повозиться. Машина есть?
– Волга. Пробег – четыреста тысяч километров. Без капиталки.
– Я про компьютер. Дома?
– Дома есть.
– Объем RAM?[13] Винчестер?
– Пятьсот двенадцать мегабайт, сто гигов.
Ладочников поморщился.
– Керосинка, конечно, но сойдет. В сеть выходишь через телефон?
– Кабель. Скорость десять мегабит в секунду.
– Очень хорошо, что кабель… Значит так: вечером получишь «мыло». На сегодня все.
Мышкин выбрался из тесного кресла.
– Спасибо, дорогой друг, товарищ и брат! От всей души.
– От души мне ничего не надо! – отрезал Ладочников. – Беги в лабаз за бутылкой.
Вечером, действительно, пришла почта – два сжатых файла и письмо.
«Прежде чем приступить к работе, – писал Ладочников, – уничтожь это письмо, как прочтешь. Да с гарантией, чтоб и следа не осталось. В нашем деле главное – не оставить никаких следов после незаконного посещения сайта в отсутствие его хозяина. Для этого установишь программу анонимного серфинга. Она будет менять твой сетевой адрес каждые пять минут. Сейчас ты заходишь на сайт жертвы из Германии. А через пять минут уже из Таиланда. Можно менять через минуту. Но не стоит. Уже на первой смене след обрывается. Второй архив – собственно программа взлома. Работает подбором разных вариантов букв и цифр и выдает логин жертвы, пароль и дополнительные коды, если надо.
Когда сходишь на сайт к клиенту, все снятые данные запиши на отдельный носитель и полностью отформатируй винчестер. Придется тебе систему переустанавливать, все настраивать, но зато гарантия. Цена этой гарантии – твоя свобода. И моя тоже. Жду бутылку!» Подписи не было.
Компьютер Мышкина работал всю ночь с субботы на воскресенье и утром выдал логин и пароль. С сердечным трепетом Мышкин зашел на сервер Европейского антиракового фонда, заполнил форму запроса и тут же получил ответ: «Acces impossible. Wrong login or password»[14].
Битых два часа он пытался снова и снова вставлять буквы и цифры. В конце концов сервер прервал связь. В довершение обе программы Ладочникова исчезли с винчестера.
– Сергей Васильевич, – позвонил он утром Ладочникову. – Не получается. Выручай.
– А что он тебе пишет?
– Кто? – не понял Мышкин. – Златкис?
– Да уж, конечно, он! Сундук твой что пишет? Керосинка твоя!
– Пишет: «Доступ запрещен, неправильные лог и пас».
– И это все?
– Не все. Твои программы исчезли. Как корова языком слизала. Только что были и вот – нет. Устанавливать заново?
– Боюсь, Дима, что ничего уже не надо, – замогильным голосом сказал Ладочников. – Нельзя тебе заниматься этим делом.
– Вчера ты говорил по-другому, – обиделся Мышкин.
– Вчера я думал, что ты точный и дисциплинированный человек.
– Разве я мог перемениться за ночь?
– Ха! Человек может перемениться за секунду! – заявил Ладочников. – Сейчас он нормален. А через секунду – убийца, насильник или член партии «Единая Россия». Нельзя с тобой дела иметь.
– Да можешь ты объяснить в конце концов! – разозлился Мышкин.
– Я тебе что говорил? Что было в инструкции, которую ты якобы выполнил?
– Все сделал, как сказано.
– Ты не убрал следы! – отчеканил Ладочников. – На твое счастье я поместил в своих прогах по маленькому троянчику[15]. Программу на самоуничтожение, если следы твоего путешествия останутся на винчестере.
– Ах ты, холера! – воскликнул Мышкин. – Точно! Забыл! Не сердись, старик. Не повторится.
– Мне-то что? Твоя шея. На нее веревку надевать будут… Вот что: там, у клиента твоего, за прошедшие сутки произошли крайне неприятные изменения.
– Серьезные? – упавшим голосом переспросил Мышкин.
– Очень. Они, видно, взяли наконец на работу хорошего компьютерщика.
– И тебе тут же сообщили? Отчитались… – попробовал сострить Мышкин.
– И так вижу. Теперь нужен дополнительный пароль. И не простой.
– Что я должен делать?
– Ничего ты не сделаешь. И даже не знаю, получится ли у меня.
– Так сложно?
– Сложно. Надо вводить голосовой пароль. Сервер различает определенные голоса. Тут не подберешь. Тысячу лет будешь подбирать и ничего не выйдет. Потому что нет на свете двух людей с одинаковыми голосами. Так же, как и с одинаковыми отпечатками пальцев. Нужен хотя бы образец. А где взять?
– Значит, конец? Все – по домам? – уныло спросил Мышкин.
– По домам, – подтвердил Ладочников. – Хотя…
– Что? Что? Есть шанс? – вскочил Дмитрий Евграфович.
– Я этого не сказал, – отрезал Ладочников. – Еще одна «хеннеси» будет?
– Да хоть две!
– А четыре? – насмешливо спросил Ладочников.
– Четыре? – задумался Мышкин.
– Ага! Не знаешь. И кто поверит, что тебе база данных нужна позарез, если коньяка жалко?
– Будет четыре! – твердо пообещал Дмитрий Евграфович.
– Не надо, – засмеялся Ладочников. – Проверка! Хватит двух. Как справлюсь, позвоню. Ко мне в конторе даже не подходи. Как понял?
– Есть не подходить, ваше благородие!
Ладочников молчал четыре дня. Позвонил на пятый – в два ночи.
– Зайди ко мне завтра. То есть уже сегодня в семь утра, до конференции.
Мышкин был у него без пяти семь.
– Кажется, имеем, – сообщил Ладочников, включая защиту от прослушек. – Завтра в пять вечера будь у метро «Чернышевская». К тебе подойдет красивая девушка, блондинка, звать Елена. Она тебя знает. Не вздумай флиртовать – это моя жена.
– Лучше сдохну! – заверил Мышкин.
– Ну, ежели так, то она даст тебе диск.
– А откуда она меня знает? – поинтересовался Мышкин. – Моя аспирантка? Врач?
– Фамилия Карташихин тебе известна?
– Иван Антонович?
– Он.
– Главный судмедэксперт города?
– Именно. Лена – дочка евонная…Не опаздывай, доктор.
– Постой, постой! – закричал Мышкин. – А коньяк? Две бутылки! Ей передать?
– Не надо, – сказал Ладочников. – Выпей сам – за мое здоровье и за успех нашего дела.
– Но как же… Ты говорил… условия… Да и не могу я на халяву. Быть неблагодарным, скажу тебе, – чувство отвратительное.
– Не переживай! – засмеялся Ладочников. – Я совсем не пью. И Ёлка моя тоже.
– Так какого же ты дьявола меня по магазинам гонял? – обиделся Дмитрий Евграфович.
– А такого, – отрезал Ладочников, – что такую работу бесплатно делать нельзя. У меня примета такая. Фортуна моя – девка капризная. Шуток не любит.
– Трудно мне тебя понять иногда, Серега, – признался Мышкин. – Зачем же отказываешься, если фортуна такая?
– Не тебе одному трудно, – успокоил Ладочников. – Хотя тут понимать нечего. Ты выпивку мне выставил?
– Выставил.
– Приходится честно признать, дорогую выпивку. Так вот: считай, что я коньяк у тебя принял, значит, работа оплачена. А теперь я тебе эти две бутылки дарю – по старой дружбе.
– У меня пока одна, – уточнил Мышкин.
– Обязательно купи вторую. Фортуна все видит.
– Не сомневайся! – пообещал Мышкин, повеселев. – Сегодня же.
– Верю. Кстати, посмотри диск очень внимательно. Там есть пара бонусов для тебя лично.
– Спасибо, век не забуду! – растроганно сказал Мышкин.
– А теперь дай, друг, на счастье лапу мне. Такую лапу не видал я сроду. Давай повоем вместе при луне на тихую и ясную погоду![16]
– Повоем, Сережа, я – с удовольствием.
– Еще раз призываю: ни на шаг от инструкции. Иначе плохо будет. Мне тоже лет пяток могут дать. И не только за соучастие. А для удовольствия. Там, за бугром, русских хакеров ненавидят чуть меньше, чем белорусского батьку Лукашенко.
– Тогда… – несмело начал Мышкин, – Если все настолько серьезно, то какой тебе смысл мне помогать?
– Какой смысл, говоришь? – задумчиво повторил Ладочников.
– Конечно! Тут коньяка мало. Но консультацию квалифицированного специалиста, твою консультацию, я оплачу. Только не в один прием, – спохватился он. – Частями.
Ладочников посмотрел на него с сожалением.
– Дурак ты, Дима, дурак, хоть и без пяти минут доктор наук. Это у вас там в академии учат теперь, что всё на бабки надо сводить? Обижаешь, гражданин начальник… А если бы я к тебе с такой вот просьбой пришел? Ты отказал бы? Или стал намекать на бабки?
– Ну… на «хеннеси» я точно намекнул бы, – честно сказал Мышкин.
– Другое дело! Значит, зачем я влез в твое дело? Тут немного сложнее все… Скажу так, чтоб ты сразу понял. Я уже сейчас знаю, на что ты натолкнешься в базе данных фонда. И даже знаю, как отреагируешь. И скажу тебе честно, старая перечница: мне очень хочется, чтобы ты нарыл на огороде у Златкиса все, что можно. И даже больше, чем все. А главное, пристроил к делу. Чтоб труд мой не пропал. И твой.
Что-то защемило у Мышкина за грудиной, и так печально защемило, что он не нашелся, как и что ответить Ладочникову. Хоть он и освоил кое-как роль холодного циника, но сегодня не получилось. Защемило и в носу. Мышкин взял салфетку, которой Ладочников только что протирал монитор, высморкался в нее и швырнул в корзину.
– Что-то вроде того, – с загадочным видом ответил Мышкин и взялся за местный телефон.
– Хэллоу! – услышал он грудной голос заведующей архивом Потаповой и в который раз для себя отметил, что голос этот исходит из самой большой в клинике груди.
– Вера Сергеевна! Позвольте поцеловать кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые вас абсолютно недостойны!
– И только-то, Дмитрий Евграфович? – она узнала его сразу. – Не радуете меня, не радуете… Даже разочаровываете.
– Я смертельно боюсь вашего мужа, – признался Мышкин. – Говорят, очень он у вас целеустремленный. Особенно, по отношению к мужчинам, которым вы нравитесь.
– Что да, то да, – вздохнула Потапова то ли с сожалением, то ли с гордостью. – Иной раз не знаю, что с ним делать. Вчера соседу руку сломал.
– Вот видите! – упрекнул Мышкин. – А меня провоцируете. Как я буду выглядеть, если он мне ногу сломает? Нет у меня никаких шансов.
– Да и у соседа не было шансов, – ответила Потапова. – Ему семьдесят два года, представляете?
– Нет, – удивился Мышкин. – В ресторан вас пригласил?
– Какое там! Дождешься нынче от мужиков… Это его самого муж пригласил к нам. Представляете, сидят на кухне, водку трескают, я им – грибков, сосед меня в щечку – совсем по-отечески. Поблагодарил. И так чуть-чуть погладил. Правой рукой. В знак признательности.
– И по какому же месту он вас погладил? – вкрадчиво поинтересовался Мышкин.
– По спине.
– И только-то? Не радуете меня, не радуете, Вера Сергеевна… – вернул словечко Мышкин. – Сплошное разочарование.
– Правду сказать, немного ниже. И что тут такого?
– В самом деле, что такого… – согласился Мышкин. – А дальше?
– Пошла в ванну стирать, вдруг слышу вопли. Влетаю – сосед орет, рука у него висит, как тряпка. В двух местах сломана. А мой кричит ему прямо в ухо…
– Зачем же в ухо? – перебил Мышкин.
– Затем, что сосед глухой, как тетерев. Так вот, орет ему в ухо: «Еще дотронешься до Верки – бонус получишь. Третий перелом».
– Вам, наверное, все женщины завидуют! – убежденно заявил Мышкин.
– Завидуют? Ну, как вам сказать… – задумалась Потапова. – А что вы звóните? Чем могу?
– Мне нужны истории болезни всех усопших за последние три года. Буду брать ящиками.
Трубка замолчала. Потом удивленный голос Потаповой:
– Что-то не пойму вас, Дмитрий Евграфович.
– Истории с летальными исходами по клинике за три последних года, – медленно, как диктовку, повторил Мышкин.
– Вы в отпуске-то были? – неожиданно спросила Потапова.
– То есть?
– В отпуск уходили?
– Это я вас что-то не пойму. При чем тут мой отпуск, Вера Сергеевна?
– Были или нет? – упрямо допытывалась Потапова.
– Был, но при чем тут…
– Когда вернулись? – не отступала она.
– Уже не помню. С месяц, наверное. Да, месяц назад. Но при чем тут…
– Значит, вы ничего не знаете. Вообще-то, странно.
– Конечно, не знаю! Что я, по-вашему, должен знать?
– Всего лишь то, что ровно четырнадцать дней назад я передала в компьютерный центр последний документ нашего архива. Идите к Ладочникову. Он на месте – только что мне звонил. А у меня ничего нет. Даже завалящей справки. В связи с переходом на электронную форму хранения документов, наш отдел ликвидируется. Я уже полы вымыла и через три дня меня здесь не будет.
– И куда же вы?
– На повышение. В коммерцию, – холодно ответила Потапова.
– Вот как! – уважительно отозвался Мышкин. – Значит, вы у нас стали бизнес-вумен. Собственную фирму открыли?
– Незачем. Около моего дома уже есть нужная коммерческая фирма.
– И какая же?
– Мясной магазин.
– Лучше не придумать! – восхитился Мышкин. – Приобрели в собственность? Или акции?
– Я туда кассиром. Обещают на пять тысяч больше, чем здесь.
– Очень жаль! – искренне пожалел Мышкин. – Вот Эсмеральда, а тут еще вы… Лучшие люди уходят. Все равно: дай Бог вам удачи!
Он позвонил в компьютерный центр – прямо начальнику. Сергей Ладочников, начальник и одновременно сам себе подчиненный, не отвечал. Мышкин послушал гудки минут пять, плюнул и бросил трубку.
На двери компьютерного центра висели два объявления: «Надень бахилы! Здесь тебе не операционная!» и второе: «Осторожно: живой Ладочников. Стучать три раза, только без звука».
Машинально Мышкин глянул на свои кроссовки: оказывается, он так и ходил в демидовских бахилах.
Дмитрий Евграфович деликатно поскреб пальцами дверь, потом щелкнул по ней ногтем три раза. Выждав две минуты и представив себе, что бьет пенальти, Мышкин с размаху ударил ногой по филенке. С потолка сыпанула штукатурка. За дверью что-то лязгнуло, и она отворилась.
Ладочников сидел за компьютером. Он повернул голову на шум и поспешно выключил монитор.
– А! Димундий! – закричал Ладочников. И с неодобрением: – Мы знаем, что Македонский был герой, но зачем двери ломать?
Мышкин разглядывал его розовую, как у большинства рыжих, физиономию в крупных веснушках, наползающих чернильными кляксами одна на другую.
– Заперся? Не открываешь, парниша? Увлекся? Кино смотрел, конечно. Или я тебя просто разбудил?
– Это невозможно! – отпарировал Ладочников. – Я никогда не сплю. А кино вообще не смотрю. Все хорошее кино осталось в двадцатом веке.
– И что там такого хорошего?
– В тех фильмах герои не говорят: «Ты в порядке?»
– Не спишь, значит… Даже когда взламываешь сайт Сити-банка?
– Когда взламываю – тем более. Ты что же, пришел делать маленький рэкет? Вот вскрою форт Нокс[9], тогда и приходи, требуй свою долю.
– Не сомневайся, потребую! Вот счастье-то привалило!
– Еще не привалило, – рассмеялся Ладочников. – Только в следующий раз дверь открывай не ногой, а башкой. Иначе ничего не получишь.
– Обещаю, – заверил Мышкин. – Головой.
– Посмотрим… Так зачем мешаешь моей компьютерной мысли? Надо что?
– Понимаешь, Серж, я был в отпуске, а тут мне Потапова говорит, что весь архив клиники у тебя.
– Нет, – возразил Ладочников.
– Не понял! – удивился Ладочников. – Что же Потапова? Она меня именно к тебе прислала. Говорит: «Все у нашего любимого Сереженьки. Весь архив. И для вас, Дмитрий Евграфович, он покажет его полностью, причем немедленно!»
– Это она так развлекается!
– Значит, архив у нее? Ну, стервоза… – угрожающе произнес Мышкин.
– У нее, в самом деле, ничего нет. Уже с месяц.
– А ты?
– А я просто отсканировал десятка два историй последних и отправил в Женеву. Там теперь весь архив.
– И оригиналы?
– И оригиналы давно там. С полгода. Все у них на сервере.
– Ничего не понимаю, – заявил Мышкин. – Как он туда попал? И зачем?
– Попал согласно приказу Барсука, то есть главврача Демидова. А точнее, по распоряжению совета директоров фонда. А зачем? Сам у него и спроси. Мне до этого дела нет.
Мышкин взял стул и сел около компьютера.
– Все-таки не понимаю, – признался он. – Ну, на другой носитель скопировать документы – понятно, так удобно. Но зачем выводить туда наш архив? Зачем им оригиналы?
Ладочников усмехнулся.
– Тебя не Дмитрием назвать следовало, а Кандидом[10]. Вот скажи мне: когда войско вступает в неприятельский город, что в первую очередь хватают победители?
– М-м-м… Млеко, яйки, шпек, руссише швайн, Сталин капут… Хенде хох.
– Ответ неверный! В первую очередь хватают не жратву, не оружие, не трофеи, не золотой запас, не женщин… Самая большая ценность – архивы. Именно архивы и вывозят оккупанты в первую очередь.
– Да уж! – не поверил Мышкин. – Какая великая ценность – был понос у пациента Иванова или нет? И потел ли перед смертью коматозник Петров?
– Не в поносе дело, конечно. А в общей тенденции. В принципе! Когда в девяносто первом победили демокрады и либерасты, то на Запад, в первую очередь, к янкесам, немедленно ушли колоссальные секретные архивы КПСС, Верховного Совета СССР, Совмина и даже Госплана. И личный архив Сталина янки украли. Точнее, ельциноиды им так отдали, за бутылку водки.
– И что же теперь? – растерялся Мышкин.
– А ничего. Набраться терпения и ждать Реконкисты[11]. Может, тогда вернем хоть что-нибудь.
Мышкин вздохнул:
– Я не могу столько ждать, – возразил Мышкин. – Мне некогда. Да и проблема попроще. Надо посмотреть кое-какие истории болезни. За три года. Открой базу. Можешь?
– Не могу, – развел руками Ладочников. – Не имею доступа.
– Что значит – не имею? У меня приказ Демидова поднять архивы. Я готовлю для него материал. И для фонда, кстати. Барсук лично должен тебе приказать? В письменном виде?
– Он не может мне приказать, – ответил Ладочников. – У него тоже нет доступа.
– Как так – у начальника конторы нет доступа к архивам его же конторы! Никогда не поверю.
– Кого волнуют твои сомнения, Дима? – усмехнулся Ладочников. – Кому интересно, во что ты веришь или не веришь?
Мышкин покачал головой.
– Ну и дела, – произнес он. – Что мне теперь делать? У кого доступ? У Пушкина?
– В фонде. Только тебе его все равно никто не даст. Можешь не сомневаться. Уже были прецеденты. Я лично проверял.
Мышкин вдруг почувствовал себя бесконечно усталым. Он достал пачку сигарет.
– Здесь не курят, – предупредил Ладочников.
– Даже для меня не сделаешь исключения?
Улыбнувшись, Ладочников, кивнул:
– Для тебя сделаю.
Погасив окурок в банке из-под пива, Мышкин сказал:
– Идиотская ситуация.
– Не без того, – согласился Ладочников.
– И что же мне теперь делать, Серж? То, что приказ главврача – плевать… Но мне и для себя надо. Мне еще важнее, чем главному. Нет вариантов?
– Почему же… Есть. Порядок теперь такой: Барсук пишет бумагу, отправляет в Женеву – и не «мылом»[12], а обычной почтой. Там бумажку маринуют пару месяцев, а потом вежливо отказывают. Или невежливо. Я плохо объяснил? Вопросы?
– Сережа, неужели не можешь? – в отчаянии воскликнул Мышкин. – Во что угодно поверю, но только не в это!
Ладочников сразу не ответил, и Мышкин понял, что тот клюнул. Теперь надо подтягивать удочку – сильно, но осторожно.
– Понимаешь, – вкрадчиво продолжил он. – Теперь, после того, что ты сказал, у меня появилась масса дополнительных причин залезть в этот чертов архив. Зачем они его закрыли? Что-то там такое, что нельзя всем показывать. Так? А почему нельзя? Какие у нас могут быть тайны в морге? Нет тайн, а они засекретили. Значит, я просто обязан посмотреть. И отметь себе: я не журналист и не следователь прокуратуры. Научный интерес – самый бескорыстный в мире интерес.
Ладочников встал и подошел к двери. Запер на сейфовый замок, провернув ключ четыре раза, еще и цепочку набросил. Включил компьютер, открыл какой-то файл, запустил медиа-плеер. Из колонок полились низкочастотные вибрирующие звуки.
– Зачем это? – удивился Мышкин. – Даже башка загудела.
– Защита, Дима. От прослушек защита.
Мышкин рассмеялся:
– В шпионов играешь?
– Уже наигрался, – спокойно ответил Ладочников. – Это они играют. И думают, что я ничего не вижу. Здесь, у меня, как минимум, три клопа. Минимум! И две веб-камеры скрытого наблюдения. Цифровые: можно писать полгода без перерыва.
– Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты параноик! – заявил Мышкин. – Хочешь сказать, слухачам интересно, какое кино ты смотришь в рабочее время? Или каких баб сюда водишь?
– В тотальном контроле, Дима, важен сам принцип – ничего не оставлять без внимания. Тогда, действительно, ничего не упустишь. Даже в сортирах нашей клиники есть прослушки и веб-камеры. В женском тоже. Представлешь? Записывают, как наши бабы трусы снимают.
Мышкин понял, что шанс у него в руках.
– Вот ты кто на самом деле! Все раскопал! Тебя не проведешь, – радостно воскликнул он. – Профессор! Академик! И не говори теперь, что ничего нельзя для меня сделать.
Ладочников прищурил свои зеленоватые, как у рыжего кота, глаза.
– Вообще-то можно. Только ты должен тоже подключиться. Разделить со мной ответственность. Стать немножко хакером.
– Я готов! – радостно воскликнул Мышкин.
Но Ладочников его тут же остудил.
– Дело это уголовно наказуемое, доктор. Могут даже посадить – это в лучшем случае. В худшем – искалечить до инвалидности. Найти компьютер, с которого хакер выходит в сеть, сейчас проще пареной репы. На дне морском сыщут.
– Тебя же они не поймали! – грубо польстил Дмитрий Евграфович.
– Ну, меня-то… – усмехнулся Ладочников. – Долго бежать придется, чтоб меня догнать.
Он вытащил из кармана пачку «Мальборо».
– Будешь?
– Так ведь здесь не курят! – удивленно напомнил Дмитрий Евграфович.
– Разве это курево? – отмахнулся Ладочников. – Фальшивые. Как все наши достижения. Все решили, что при демократии будем курить настоящие американские сигареты и пить настоящее немецкое пиво. А получили фальшивые сигареты, пиво, выборы, фальшивые свободы… Одно только в нашей России настоящее.
– Что же?
– Ворье! – плюнул в корзину для бумаг Ладочников. – На сто процентов настоящее. А как иначе, если все ворье начинается с Кремля.
– Это мы все знаем.
– А толку?
Мышкин пропустил вопрос мимо ушей.
– Выручай, старичок. С меня причитается.
– Что будет?
– Бутылка «хеннеси».
– «Хеннеси», говоришь… Что ж, есть над чем подумать.
Ладочников докурил, тоже раздавил сигарету в пивной банке, встал и с удовольствием потянулся.
– Помнишь, как сказал великий пролетарский писатель Максим Горький: «Человек оттого и растет, что тянется ввысь»?
– Не помню, – признался Мышкин.
– Позор. Ладно, на первый раз прощаю… Только имей в виду, господин хакер, вся ответственность на тебе. Не струсишь?
– Даже не знаю, что означает это слово! – с торжественным презрением ответил Мышкин.
– Тут главное не в том, чтобы полицаев не бояться. А в том, чтобы все сделать точно и без ошибок. Немножко придется повозиться. Машина есть?
– Волга. Пробег – четыреста тысяч километров. Без капиталки.
– Я про компьютер. Дома?
– Дома есть.
– Объем RAM?[13] Винчестер?
– Пятьсот двенадцать мегабайт, сто гигов.
Ладочников поморщился.
– Керосинка, конечно, но сойдет. В сеть выходишь через телефон?
– Кабель. Скорость десять мегабит в секунду.
– Очень хорошо, что кабель… Значит так: вечером получишь «мыло». На сегодня все.
Мышкин выбрался из тесного кресла.
– Спасибо, дорогой друг, товарищ и брат! От всей души.
– От души мне ничего не надо! – отрезал Ладочников. – Беги в лабаз за бутылкой.
Вечером, действительно, пришла почта – два сжатых файла и письмо.
«Прежде чем приступить к работе, – писал Ладочников, – уничтожь это письмо, как прочтешь. Да с гарантией, чтоб и следа не осталось. В нашем деле главное – не оставить никаких следов после незаконного посещения сайта в отсутствие его хозяина. Для этого установишь программу анонимного серфинга. Она будет менять твой сетевой адрес каждые пять минут. Сейчас ты заходишь на сайт жертвы из Германии. А через пять минут уже из Таиланда. Можно менять через минуту. Но не стоит. Уже на первой смене след обрывается. Второй архив – собственно программа взлома. Работает подбором разных вариантов букв и цифр и выдает логин жертвы, пароль и дополнительные коды, если надо.
Когда сходишь на сайт к клиенту, все снятые данные запиши на отдельный носитель и полностью отформатируй винчестер. Придется тебе систему переустанавливать, все настраивать, но зато гарантия. Цена этой гарантии – твоя свобода. И моя тоже. Жду бутылку!» Подписи не было.
Компьютер Мышкина работал всю ночь с субботы на воскресенье и утром выдал логин и пароль. С сердечным трепетом Мышкин зашел на сервер Европейского антиракового фонда, заполнил форму запроса и тут же получил ответ: «Acces impossible. Wrong login or password»[14].
Битых два часа он пытался снова и снова вставлять буквы и цифры. В конце концов сервер прервал связь. В довершение обе программы Ладочникова исчезли с винчестера.
– Сергей Васильевич, – позвонил он утром Ладочникову. – Не получается. Выручай.
– А что он тебе пишет?
– Кто? – не понял Мышкин. – Златкис?
– Да уж, конечно, он! Сундук твой что пишет? Керосинка твоя!
– Пишет: «Доступ запрещен, неправильные лог и пас».
– И это все?
– Не все. Твои программы исчезли. Как корова языком слизала. Только что были и вот – нет. Устанавливать заново?
– Боюсь, Дима, что ничего уже не надо, – замогильным голосом сказал Ладочников. – Нельзя тебе заниматься этим делом.
– Вчера ты говорил по-другому, – обиделся Мышкин.
– Вчера я думал, что ты точный и дисциплинированный человек.
– Разве я мог перемениться за ночь?
– Ха! Человек может перемениться за секунду! – заявил Ладочников. – Сейчас он нормален. А через секунду – убийца, насильник или член партии «Единая Россия». Нельзя с тобой дела иметь.
– Да можешь ты объяснить в конце концов! – разозлился Мышкин.
– Я тебе что говорил? Что было в инструкции, которую ты якобы выполнил?
– Все сделал, как сказано.
– Ты не убрал следы! – отчеканил Ладочников. – На твое счастье я поместил в своих прогах по маленькому троянчику[15]. Программу на самоуничтожение, если следы твоего путешествия останутся на винчестере.
– Ах ты, холера! – воскликнул Мышкин. – Точно! Забыл! Не сердись, старик. Не повторится.
– Мне-то что? Твоя шея. На нее веревку надевать будут… Вот что: там, у клиента твоего, за прошедшие сутки произошли крайне неприятные изменения.
– Серьезные? – упавшим голосом переспросил Мышкин.
– Очень. Они, видно, взяли наконец на работу хорошего компьютерщика.
– И тебе тут же сообщили? Отчитались… – попробовал сострить Мышкин.
– И так вижу. Теперь нужен дополнительный пароль. И не простой.
– Что я должен делать?
– Ничего ты не сделаешь. И даже не знаю, получится ли у меня.
– Так сложно?
– Сложно. Надо вводить голосовой пароль. Сервер различает определенные голоса. Тут не подберешь. Тысячу лет будешь подбирать и ничего не выйдет. Потому что нет на свете двух людей с одинаковыми голосами. Так же, как и с одинаковыми отпечатками пальцев. Нужен хотя бы образец. А где взять?
– Значит, конец? Все – по домам? – уныло спросил Мышкин.
– По домам, – подтвердил Ладочников. – Хотя…
– Что? Что? Есть шанс? – вскочил Дмитрий Евграфович.
– Я этого не сказал, – отрезал Ладочников. – Еще одна «хеннеси» будет?
– Да хоть две!
– А четыре? – насмешливо спросил Ладочников.
– Четыре? – задумался Мышкин.
– Ага! Не знаешь. И кто поверит, что тебе база данных нужна позарез, если коньяка жалко?
– Будет четыре! – твердо пообещал Дмитрий Евграфович.
– Не надо, – засмеялся Ладочников. – Проверка! Хватит двух. Как справлюсь, позвоню. Ко мне в конторе даже не подходи. Как понял?
– Есть не подходить, ваше благородие!
Ладочников молчал четыре дня. Позвонил на пятый – в два ночи.
– Зайди ко мне завтра. То есть уже сегодня в семь утра, до конференции.
Мышкин был у него без пяти семь.
– Кажется, имеем, – сообщил Ладочников, включая защиту от прослушек. – Завтра в пять вечера будь у метро «Чернышевская». К тебе подойдет красивая девушка, блондинка, звать Елена. Она тебя знает. Не вздумай флиртовать – это моя жена.
– Лучше сдохну! – заверил Мышкин.
– Ну, ежели так, то она даст тебе диск.
– А откуда она меня знает? – поинтересовался Мышкин. – Моя аспирантка? Врач?
– Фамилия Карташихин тебе известна?
– Иван Антонович?
– Он.
– Главный судмедэксперт города?
– Именно. Лена – дочка евонная…Не опаздывай, доктор.
– Постой, постой! – закричал Мышкин. – А коньяк? Две бутылки! Ей передать?
– Не надо, – сказал Ладочников. – Выпей сам – за мое здоровье и за успех нашего дела.
– Но как же… Ты говорил… условия… Да и не могу я на халяву. Быть неблагодарным, скажу тебе, – чувство отвратительное.
– Не переживай! – засмеялся Ладочников. – Я совсем не пью. И Ёлка моя тоже.
– Так какого же ты дьявола меня по магазинам гонял? – обиделся Дмитрий Евграфович.
– А такого, – отрезал Ладочников, – что такую работу бесплатно делать нельзя. У меня примета такая. Фортуна моя – девка капризная. Шуток не любит.
– Трудно мне тебя понять иногда, Серега, – признался Мышкин. – Зачем же отказываешься, если фортуна такая?
– Не тебе одному трудно, – успокоил Ладочников. – Хотя тут понимать нечего. Ты выпивку мне выставил?
– Выставил.
– Приходится честно признать, дорогую выпивку. Так вот: считай, что я коньяк у тебя принял, значит, работа оплачена. А теперь я тебе эти две бутылки дарю – по старой дружбе.
– У меня пока одна, – уточнил Мышкин.
– Обязательно купи вторую. Фортуна все видит.
– Не сомневайся! – пообещал Мышкин, повеселев. – Сегодня же.
– Верю. Кстати, посмотри диск очень внимательно. Там есть пара бонусов для тебя лично.
– Спасибо, век не забуду! – растроганно сказал Мышкин.
– А теперь дай, друг, на счастье лапу мне. Такую лапу не видал я сроду. Давай повоем вместе при луне на тихую и ясную погоду![16]
– Повоем, Сережа, я – с удовольствием.
– Еще раз призываю: ни на шаг от инструкции. Иначе плохо будет. Мне тоже лет пяток могут дать. И не только за соучастие. А для удовольствия. Там, за бугром, русских хакеров ненавидят чуть меньше, чем белорусского батьку Лукашенко.
– Тогда… – несмело начал Мышкин, – Если все настолько серьезно, то какой тебе смысл мне помогать?
– Какой смысл, говоришь? – задумчиво повторил Ладочников.
– Конечно! Тут коньяка мало. Но консультацию квалифицированного специалиста, твою консультацию, я оплачу. Только не в один прием, – спохватился он. – Частями.
Ладочников посмотрел на него с сожалением.
– Дурак ты, Дима, дурак, хоть и без пяти минут доктор наук. Это у вас там в академии учат теперь, что всё на бабки надо сводить? Обижаешь, гражданин начальник… А если бы я к тебе с такой вот просьбой пришел? Ты отказал бы? Или стал намекать на бабки?
– Ну… на «хеннеси» я точно намекнул бы, – честно сказал Мышкин.
– Другое дело! Значит, зачем я влез в твое дело? Тут немного сложнее все… Скажу так, чтоб ты сразу понял. Я уже сейчас знаю, на что ты натолкнешься в базе данных фонда. И даже знаю, как отреагируешь. И скажу тебе честно, старая перечница: мне очень хочется, чтобы ты нарыл на огороде у Златкиса все, что можно. И даже больше, чем все. А главное, пристроил к делу. Чтоб труд мой не пропал. И твой.
Что-то защемило у Мышкина за грудиной, и так печально защемило, что он не нашелся, как и что ответить Ладочникову. Хоть он и освоил кое-как роль холодного циника, но сегодня не получилось. Защемило и в носу. Мышкин взял салфетку, которой Ладочников только что протирал монитор, высморкался в нее и швырнул в корзину.