Страница:
Павел и Горгулова припомнил - невысокий такой крепыш, лицо губастое, толстощекое, вроде даже добродушное, но когда тот пробирался в самолете по узкому проходу в хвост, к туалету, Павел, совершавший тот же путь следом за ним, отметил, что сидящие по обе стороны от прохода люди все как один отводят взгляд... Злая сила исходит от низкого лба, от медвежьих, глубоко запрятанных глазок. Уголовный тип. Профессиональный опыт научил Павла с некоторым почтением относиться с многократно осмеянной теорией Ломброзо: что-то в ней есть не до конца опровергнутое.
После поспешного ухода Марины - не досмотрел полицейский сержант, отпустил единственного переводчика - возникла небольшая суматоха в коридоре, вопрос-ответ, вопрос-ответ, и просиявшая Лиза отправилась в соседнюю комнату, куда уже пригласили Марго. Сержант услужливо распахнул дверь перед его подругой, и до Павла дошло, наконец, что она вызвалась переводить... Но что там переводить? Блондинка же говорит по-испански куда лучше доморощенной переводчицы...
Павел сунулся было за ней - и, к изумлению своему, заметил, что за дверью, в просторной комнате, где стоит несколько столов, за одним из них задают вопросы подружке какого-то из качков, зареванной донельзя девахе, про которую наблюдательная Лиза в самолете сказала, что она похожа на рыбу окуня. И парень сидит спиной к двери - рыжий затылок, похоже, принадлежит ещё одному соотечественнику, из той же компании. Рассмотреть Павел не успел, кто-то изнутри невежливо захлопнул дверь перед его носом. И правильно - не положено посторонним... Но здешние полицейские - молодцы, времени зря не теряют. Похоже, рыбка-окунь давно здесь - уж больно испугана и зареванна...
Чья-то несмелая рука коснулась его локтя - долговязая девчонка, хорошенькая, грустная и всеми покинутая, спросила едва слышно:
- Ведь вы говорите по-немецки, mein Herr, nicht wahr? Объясните же, что происходит? В какую беду попал Антонио?
Ответить Паша не успел, в дверях возникла Лиза, воскликнула возбужденно, громко - на всю комнату:
- Знаешь, как зовут её мать? Ни за что не догадаешься! Фрау Дизенхоф! Маргарита Дизенхоф... Как тебе?
- Иди ты! - только и нашелся Павел Пальников, по-домашнему Паульхен, сын коренного москвича доктора технических наук Всеволода Павловича Пальникова и его законной супруги Гизелы Хельмутовны Дизенхоф, немки из Казахстана с девятью классами средней школы, ныне покойной.
Имя, произнесенное Лизой, прозвучало для Павла как гром с ясного неба. Простым совпадением это быть ну никак не могло...
- Когда и где вы, господин Пальников, познакомились с сеньорой Маргаритой Дизенхоф и её дочерью, сеньоритой Ингрид? Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы знакомы, наш сотрудник заметил это ещё в баре "Босх". Но и потерпевшего сеньора ...м-м... Горгулов - вы должны знать, вы ведь прибыли на Майорку в один день и час, с той же туристической группой...
- Ну и что тут такого? Лиза, объясни ему сама.
Самозваная - то ли переводчица, то ли свидетельница - собственно, вопросы, обращенные к Павлу, в равной степени относились и к ней, говорила медленно, тщательно подбирая слова. Толстый, с небольшими усиками испанец слушал терпеливо и доброжелательно, не перебивая. Лиза извлекла даже из сумки пухлый, затрепанный русско-испанский словарь. Пока она листала его, разыскивая какое-то позарез нужное слово, толстяк неожиданно подмигнул Павлу и улыбнулся: повезло, мол, тебе, мужик, какую красотку заполучил. Павел усмехнулся в ответ.
Впрочем, это не помешало толстяку выставить Павла вон, как только прозвучал последний ответ на последний вопрос. А он охотно остался бы послушать, о чем рассказывают испанским его коллегам продолжающая всхлипывать русская туристка и рыжий малый - кажется, они в самолете рядом сидели. Но пришлось удалиться. Ничего, потом он расспросит Лизу. И о сеньоре Дизенхоф тоже. Вернее, о фрау Маргарите Дизенхоф. Кстати, где она? В коридоре ни её, ни девочки. Провели, вернее проволокли в дупель пьяного немца (шведа? голландца?): краснорож и норовит спеть арию из "Дон Карлоса". Следом помещение заполнили то ли подкуренные, то ли просто пьяные подростки, человек пять, буйные. Их без труда нейтрализовали, рассовали по каким-то комнатам, подержат, должно быть, до утра. Не так много - у нас дома повеселее будет в вечерние часы...
Но где же мать с дочерью? Если он их упустил и они успели уйти, пока он беседовал с толстым сержантом, то где их теперь искать? Вряд ли, после сегодняшнего, он утром увидит их загорающими на мирном песке Иллетаса. Да ещё без их верного пажа Антонио, который обычно носит пляжные сумки, полотенца, сдвигает в тень лежаки или наоборот выдвигает их на солнце, учит девочку плавать кролем и выполняет ещё какие-то неведомые обязанности.
- Просто жиголо - и все, - в первый же день вынесла приговор суровая Лиза. Павлу же почему-то не хотелось так думать...
Тут распахнулась ещё какая-то дверь и в сопровождении одного из полицейских вышли дамы, что так занимали его мысли. Арестованы? Да нет, их просто почтительно провожают. Похоже, сам здешний шеф со множеством извинений и объяснений отпускает с миром сеньору и её очаровательную дочь, но ведь дамы понимают, что ситуация чрезвычайная, мы были вынуждены... И так далее. Во всяком случае, Павел так истолковал произнесенную человеком в мундире пламенную речь, во время которой тот держал в своих больших ладонях изящную ручку старшей из дам...
Как только тот скрылся за своей дверью, Павел решительно шагнул вперед: надо во что бы то ни стало поговорить с ними, просто необходимо кое-что выяснить...
Он сразу же убедился, что та, которую звали Марго, и не думает уклоняться от разговора, напротив - начала первая.
- Павел? Павлик? Боже, как ты здесь оказался?
Ее глаза жадно и недоверчиво шарили по его лицу, по всей фигуре:
- Как это случилось? Что тебя сюда привело?
Она говорила по-русски чисто, без всякого акцента - к этому Павел был готов. И к тому, что ей известно его имя, тоже - услышала, когда его спрашивал толстый следователь. Но смысл её вопросов невнятен. Почему эту странную женщину интересует, как он оказался на Майорке? Каждый может купить билет, получить визу...
- Мы собирались в Турцию или на Кипр, - он заговорил медленно, стараясь выиграть время, чтобы хоть что-то сообразить, прикинуть, связать в уме, - Но моя подруга выбрала Испанию, потому что занимается на курсах, учит испанский, ей необходима разговорная практика.
Собеседница услышала что-то свое в этих простых словах.
- Турция, Кипр... Так вы не специально сюда? Случайно? Это правда? И, помедлив, спросила еще: - Вы, стало быть, небогаты? Это ведь все дешевые курорты.
Последний вопрос был по меньшей мере неделикатен, и Павел решил не отвечать. Перехватил инициативу, сказал:
- Фрау Дизенхоф, мою покойную мать звали Гизела Дизенхоф. Я счел бы это простым совпадением, если бы не сходство. Я заметил его с первой минуты... Возможно, вы неправильно истолковали мое внимание, тогда прошу меня извинить. Мы с вами, очевидно, родственники...
- Вашу маму звали Гизела Дизенхоф... Вот как! - Почему все, что говорит Марго, оказывается невпопад? Разве он не ясно выразился? Павел решил не обращать внимания и на эту реплику и продолжал, как бы её не услышав:
- Когда она умерла, из Мюнхена пришла телеграмма от некой Греты. Я запомнил текст: "Плачу вместе с вами"... Вы и есть Грета?
- Да.
- Так в каком же родстве мы состоим? Вы поразительно похожи - я уже говорил...
- Ваш отец мог бы объяснить...
- Я его не спрашивал, - соврал Павел, - У меня были свои соображения...
Ей бы спросить, какие именно соображения возникли по поводу той телеграммы. Но все получилось не так: Павел совсем забыл о стоявшей тут же Ингрид - девочка переводила глаза с одного говорившего на другого, напряженно вслушиваясь в недоступную ей русскую речь, лицо её болезненно дергалось, она казалась совсем измученной - сейчас упадет...
Мать обняла её за плечи, повернула к дверям, к выходу.
- Мы уходим, - сказала она по-немецки, обращаясь к обоим, - Поговорим завтра. Отель "Марисоль" - вы знаете, где это. Номер четыреста тринадцать. В девять, не раньше... И, правильно истолковав сомнения, отразившиеся, видимо, на Пашином лице, добавила по-русски, с недоброй усмешкой:
- Никуда мы не денемся. Пока не прояснится с Антонио, мы отсюда никуда...
Железные нервы, подумал Павел, когда они двинулись к выходу.
Павел не стал их удерживать: слишком напряглись нервы у всех троих, девочка вся дрожит, а тут ещё и Лиза возникла в дверях:
- Я уже скоро. Может, они нас подвезут?
Она бросила взгляд вслед уходящим.
- Не стоит. Сами доберемся.
- Что-то произошло?
- Просто пройтись хочется. и посидеть где-нибудь... Не спеши, я тебя здесь подожду.
Обычно Лизу так просто не проведешь, но ей, слава Богу, в данный момент не до него: переполнена эмоциями, пусть выскажется. А Павел пока обдумает услышанное от Марго за стаканом белого вина в баре на площади, где уже начали убирать столики... Безотказный камареро - тот же или другой, не разберешь - безотказно принял заказ: uno vino blanco para senor, una orchata para seтorita...
"Марисоль". Он знает, где этот отель - один из самых нарядных и дорогих, пять звезд. Бар, три ресторана, бутик, живая музыка по вечерам... Они с Лизой дважды в день проходят мимо: по пути на пляж и с пляжа. И однажды встретили поблизости от этого самого отеля компанию соотечественников: они вылезали из "джипа" - девчонка-"окунь", низколобый коренастый субъект постарше остальных, ну да, тот самый Горгулов, которого зарезали в отеле. Оказывается, вся компания проживала в том отеле, а нам с Лизой невдомек, странно, что чаще они нам на глаза не попадались. А за рулем - да, точно! - сидел рыжий, тот, который в данную минуту отвечает на вопросы дотошного следователя. И Лиза-энтузиастка переводит вопросы-ответы, стало быть, он, Павел, скоро будет располагать самой точной и полной информацией... Интересно, долго ещё она собирается там торчать? Поздно уже...
ГЛАВА 3
- Не спишь? - сонно пробормотала Лиза, - Хочешь, чаю согрею?
Это они практиковали, если не спалось. Вскипятить маленький помятый алюминиевый чайник - собственность отеля, разлить кипяток по дешевым желто-прзрачным небьющимся чашкам - у нас такая посуда почему-то считается престижной и стоит дорого. Окунуть в них пакетики-презервативчики. Паше "липтон", Лиза предпочитала "тизан" - травку какую-нибудь успокаивающую. И посидеть на лоджии, полюбоваться низкими крупными звездами, радуясь ночному покою, прохладе, близости своей. Хорошие минуты...
Но сегодня - другое дело.
- Спи, Лизок, пойду покурю и вернусь...
Подруга не возражала - кажется, заснула уже, вырубилась. Сморила её с непривычки вожделенная "разговорная практика". И пусть себе спит, ему, Павлу, есть о чем поразмыслить... Конькова бы сюда. Старый сыщик любит повторять: если ткнулся в стену лбом, отступи назад, да подальше, чтобы место было для разбега...
Так вот, отступим, вернемся к самому началу. Воссоздадим в деталях все, с первого дня...
...Городской пляж прямо под их отелем не понравился. Белый песок, из которого там и сям торчат редкие, совершенно не дающие тени пальмы. Место под зонтом, где они расположились было, пристроив одежку на ближний, не особо опрятный лежак, оказалось, стоит денег: дубленый кожаный старикашка потряс перед ними пачкой квитанций, запросил семьсот, кажется, песет...
- Еще чего! - фыркнула хозяйственная Лиза, - Лучше в баре посидеть...
Сгребли полотенца прямо на песок, плевать они хотели на эти лежаки. Но вот тени нет ни грамма, обгоришь в первый же день за милую душу. Пошли искупались - и тут разочарование: с полкилометра пилить по мелкой воде. Павлу вспомнилось Рижское взморье - мальчишкой бывал там с родителями. Для детишек отлично, взрослому же пловцу ни к чему. Вода, правда, на здешнем мелководье в отличие от Балтийского, теплая, как суп.
Словом, вылезли из Средиземного моря, оделись и отправились искать какой-нибудь другой пляж. Хоть бы и дикий. Шли, послушно следуя изгибам и поворотам улицы, за домами внизу посверкивало море. Нашли один спуск - но там на камнях сидели рыбаки с удочками, а рядом порт - стайка яхт и моторок качается в затоне. Не то. Метрах в трехстах по той же улице - снова пляж: совсем маленький. Зонтов вообще нет, зато целых два бара, за столиками старые люди, в воду не лезут, сидят себе, распивают пиво... У них своя компания.
Искупались все же и дальше двинулись. И долго ещё шли вдоль невидимого моря, минуя заманчивые, но запрещенные повороты и спуски: пляж принадлежит отелю, частная собственность, выхода на пляж нет...
Несмотря ни на что, идти было приятно: уж очень хороша сама по себе бесконечная петляющая Улица с её однообразно-разнообразными домами. С одной стороны море, с другой скалы и на скалах невиданные цветы и зеленые ветви водопадом, сверху донизу...
Их терпение было вознаграждено: добрели-таки до идеального места. Полукруглая бухта далеко внизу, сосны сбегают по склону до самого песка, вдоль шоссе поверху утесами громоздятся дома... Под чубатыми соломенными зонтами народу не так уж много. И отсюда, сверху особенно хорошо видно, как прозрачна бирюзовая прибрежная вода...
Вот сюда, в благословенный Иллетас они и ходили каждый день. Далековато, но прогулка славная. И в первый же день, расположившись в тени, - здесь её бесплатно сколько угодно и не только под зонтами, - Павел обратил внимание на загорелую блондинку в красном купальнике, сидевшую метрах в пяти от них на красном же пляжном полотенце.
Вскоре и девочка прибежала, кинулась рядом на песок, и тут же растянулся смуглый картинно красивый парень с длинными волосами, собранными в пони-тэйл...
- На которую ты пялишься - на старуху или на дылду?
Павел и вправду пялился, разглядывал живописную группу, глаз не мог оторвать от красного купальника. Язвительные Лизины слова его развеселили. Что ж, можно и так обозначить несомненно красивую, хорошо сложенную блондинку лет сорока и её непомерно вытянувшуюся - на полголовы выше матери и ещё непременно подрастет - хорошенькую дочку.
- А про молодого человека что скажешь, злыдня? Ну ведь красив, согласись...
- Жиголо, - холодно и непреклонно отозвалась проницательная спутница. - Трахается за деньги...
Павел поймал на себе неприязненный взгляд красавчика: неужто услышал и понял? Но тут же отогнал эту мысль. Просто есть что-то в нем, чуткий, как зверь. Может, и правда жиголо, тогда это профессиональное... Любопытное занятие, требует знания человеческой природы...
А заинтересовала его старшая из двух женщин.
- Лизок, помнишь мамину фотографию в моей комнате?
- А-а! - смягчилась подруга, - Правда, похожа немного, Прическа только другая. Каре. Тебе нравится каре?
...Гизела свои светлые, мягкие, волнистые волосы связывала в узел на затылке, другой прически Павлик, Паульхен и не помнил. Разве что прежде чем собрать их в жгут и накрутить на ладонь, мама сначала расчесывала их, и они красиво блестели под лампой... А у этой геометрически ровная густая челка, короткая стрижка. Но это ничего не меняет - похожи черты лица, поворот головы, манера смеяться, даже походка. Павел проводил глазами светловолосую немку, дождался, пока она войдет в воду... Он забыл все эти подробности, а вот сейчас вспомнил, и не мог сказать, приятно это ему или в тягость. Взволновало случайное сходство незнакомой женщины с матерью, которую он недавно потерял...
Лиза, однако, насторожилась:
- Это потому что немка, - заявила она безапелляционно, - Сильно выраженный национальный тип...
Ей-то не уловить этого сходства, она появилась в жизни Павла полгода примерно спустя после смерти матери...
Между тем неделикатное внимание возымело некоторое противодействие. Мало того, что Лизу с Павлом принялся вызывающе откровенно разглядывать спутник блондинок, но и сами они повернулись и посмотрели в их сторону: не иначе как тот что-то сказал. Старшая отвернулась сразу, не задержав взгляд, младшая улыбнулась. Павел и даже Лиза почувствовали неловкость: в самом деле, кому понравится такое пристальное разглядывание, да ещё и обсуждение? Минут через двадцать парень с косицей принялся собирать пляжные пожитки, а женщины побежали в воду окунуться перед уходом. Тут только Павел и Лиза заметили, что жарко стало, пора и домой...
На следующее утро, вспомнилось Павлу, а, может быть, через день Лиза сразу после завтрака таинственно исчезла минут на сорок и появилась с новой прической. Вместо падавших на плечи шелковистых локонов - геометрическое каре. Четкие линии странным образом изменили её лицо, выявили прятавшуюся в нем экзотику. То ли египтянка, то ли японка. Взгляд широко расставленных желтовато-карих глаз из-под низкой челки загадочен и неуловим. Прямо Амнерис. Ей идет - что не пойдет такой красавице? Но локонов все-таки жаль, Павел любил играть с ними, наматывать на пальцы...
На пляже в Иллетасе перемена не осталась незамеченной. Старшая блондинка - к тому времени они, кажется, уже знали, что её зовут Марго, так позвал её красавчик, торопя в бар, - издали показала большой палец, забавный такой одобрительный жест, и обе они с Лизой засмеялись. Но знакомство тогда не состоялось. Оно, собственно, и вообще не состоялось.
Говорили между собой мать и дочь по-немецки, но и по-испански объяснялись свободно, на зависть Лизе. Что называется, без словаря. Загорелый спортсмен - сразу видно, - испанец, скорее всего местный. Такого стиля мальчики попадаются на здешних пляжах в компании пожилых немок (англичанок? шведок?) или даже пожилых пар. Носят за ними сумки, раскладные стулья, объясняются с барменами и продавцами в магазинах... Местная достопримечательность. Но соседки по пляжу слишком молоды и хороши собой, чтобы пользоваться платными услугами - вот поэтому Павел и не соглашался с Лизой... И сейчас не согласен - надо разобраться. Мальчика посадили в тюрьму, он оказался вором и убийцей, его взяли с поличным прямо на месте преступления...
Если это так - к чему сыр-бор? Зачем с утра объявили в розыск двух приличных, явно не бедных туристок, которые и не думали прятаться?..
Павел представил мальчишку в камере - его ленивое, гибкое, загорелое тело, распростертое на жесткой тюремной койке. А может, мечется по клетке, как зверь... Здешнее СИЗО следователь Пальников представлял себе только по зарубежным фильмам, но надеялся, что сходство с хорошо знакомым ему отечественным учреждением подобного рода минимально. Однако все равно пожалел незадачливого жиголо - не похож на злодея, должно быть, какая-то ошибка. Марина норовила втянуть его, Павла Пальникова, в расследование убийства, но это пустой номер: через три дня только его здесь и видели. И не позволит он испортить оставшиеся дни вполне заслуженного и дорого доставшегося отдыха...
Но вот Грета - Маргарита...
- Вы - Грета?
- Да...
Какая жесткая усмешка. Непостижимая новоприобретенная родственница. Кто она ему, Павлу? Сестра, кузина? Раньше заграничных родственников усиленно скрывали...
...Да, а потом её несколько дней не было на пляже: Павел испытывал легкое разочарование, когда подходил к знакомому месту, где сосны и стена пляжного магазинчика создавали густую тень... Это у Лизы загар бронзовый, отливают металлом плечи и тонкие руки, красиво смуглеет лицо, а глаза будто светлеют. Его же - рыжеватого блондина, стоит ему понежиться на солнышке, будто кипятком ошпарит: волдыри по ярко-красной коже, нос облезает...
Так вот, однажды Марго не пришла. Нет, не так: Марго и Антонио были вдвоем, она читала, вернее, листала пестрый журнал, он присел на лежаке в ногах и как раз тогда Павел подумал, что Лиза, пожалуй, права: парень украдкой погладил, потом сжал тонкую лодыжку, женщина улыбнулась, что-то произнесла не слышное с того места, где сидел непрошеный наблюдатель. Соглядатай, вот как это называется.
И тут появилась девочка - она бежала вниз по ступенькам, издалека махала рукой, пытаясь привлечь внимание пары на пляже. Антонио отдернул руку, Марго села, потом поспешно встала и пошла навстречу дочери, а у той какое-то известие, рада она чему-то, вон как затормошила мать.
- Кто-то к ним приехал, - заметила Лиза. А он-то полагал, что она задремала на своем полотенце... И правда, по той же лестнице спешил вниз крупный, не по пляжному, хотя и по-летнему одетый господин: светло-серый костюм, легкие серые туфли. Тяжелое лицо, лысоват, темные очки... Высокий, широкоплечий, но живот пивной, круглый - немец, конечно. Муж и отец. Ишь как блондинки на нем повисли с обеих сторон... М-мм... А где же красавчик?
- В магазин нырнул, - ответила на непроизнесенный вопрос бдительная подруга. Наловчилась читать его мысли...
Впрочем, через несколько минут Антонио вышел из дверей магазинчика, в руках пакет с майкой, а может трусы себе новые приобрел. Подошел несмело, Марго, оглянувшись, заметила его и что-то сказала вновь прибывшему, представила как бы. Тот кивнул благосклонно, но руки не протянул. И приличное немецкое семейство удалилось, предоставив Антонио собирать раскиданные по песку вещи.
- Эй, - окликнула его Лиза, когда он проходил мимо, произнесла что-то по-испански и рукой указала: на песке валялся пестрый журнал. Парень оскалил в улыбке великолепные зубы:
- Грасия, сеньорита!
Но не нагнулся, не взглянул даже на журнал, пошел к лестнице. Протест, акция неповиновения. Ему невесело. Может, все же не за деньги, а по любви?
К вечеру того же, а может и следующего дня - не придавал он тогда значения этим случайным встречам - Павел заметил всех четверых возле отеля "Марисоль": Антонио распахнул дверцу красного "вольво", мужчина с девочкой сели сзади, за рулем Марго. Антонио остался на тротуаре... "Вольво" рванул с места и через минуту скрылся за поворотом. Лизу и Павла не заметили. Антонио сделал вид, будто не узнал их и побрел в сторону пляжа... Любопытно, в качестве кого представила его Марго: как слугу, своего приятеля или, может, приятеля девочки? Судя по тому, как пренебрежительно с ним обходятся, в приятели красавчик не вышел. И почему так спешила, бегом бежала на лпяж Ингрид: чтобы предупредить "сладкую парочку" или просто рада была приезду отца? А может, и правда Антонио считается её приятелем? Как они балуются вдвоем в мелкой прозрачной воде, она обнимает его, виснет на сильных его, дочерна загоревших плечах... Невинные игры - что, если девочка и не подозревает ничего?
И ещё припомнилось. На следующий, кажется, день состоялась забавная встреча, если это только можно назвать встречей. Лиза и Павел издалека услышали музыку: на узенькой торговой улочке, которая чуть расширяется у перекрестка и образует крохотную площадь - корявое раскидистое дерево, растущее посредине, выглядит старше окружающих домов, а они совсем ветхие трое музыкантов, две гитары и бубен, исполняли что-то сугубо народное, и под монотонную музыку танцевали четыре пары в странных, явно из театрального реквизита, костюмах. Женщины в многослойных длинных юбках, у мужчин полосатые широкие штаны подвязаны бантом под коленями. Весельем и не пахло: танцующие сосредоточенно подпрыгивали, кружились в лад, подавали друг другу руки, заученно поворачивались, обмениваясь партнерами. Ничего похожего на зажигательные ритмы и бьющие в глаза яркие наряды, которыми развлекают туристов в ресторанах.
- Так то фламенко, - заметила Лиза, состроив кислую гримаску - они наблюдали за танцующими, смешавшись с небольшой стайкой прохожих, - А это кантри, фольклор какой-то.
Похоже, танцоры преследовали исключительно просветительские цели, лица у них были серьезные, все почти немолодые, в паре с грузной пожилой испанкой чинно подпрыгивал и кружился щуплый подросток на голову ниже её ростом.
- Фанданго, - объявил один из гитаристов и приостановившиеся было танцоры снова задвигались, в другом, но столь же однообразном ритме. Внезапно в круг вышла новая пара: смуглый высокий парень за руку вытащил светловолосую долговязую партнершу. Антонио и Ингрид - вот так сюрприз! Вновь прибывшие не внесли в действо особого оживления: принялись точно так же, со знанием дела, кружиться, прихлопывать в ладони и притоптывать, разве что лица их не были каменно неподвижны и, конечно, джинсы сразу сделали их чужаками в маленьком пристойном обществе. Но публика развеселилась, кто-то даже захлопал.
Павел с Лизой не стали досматривать зрелища, пошли себе дальше, только Лиза заметила язвительно:
- Ишь как насобачились. Ну он-то понятно, местный, а она...
- Он же, небось, и научил.
- По-моему, все народные танцы жутко скучные, бесполые какие-то...
- А тарантелла там или лезгинка? - не согласился Павел.
- Это все хореографы придумали, для эстрады...
Вялотекущая беседа умолкла сама собой...
Когда же это было? Впрочем, неважно...
Мать крутит роман с юнцом, пользуясь дочкой, как прикрытием в глазах мужа. Всякое бывает. Девочка, похоже, всерьез обеспокоена судьбой Антонио. Но как он, собственно, очутился под утро в отеле "Марисоль"? Что понадобилось местному жиголо в номере русского бандита?
Эх, да не о том он думает! Ну прикончили этого низколобого - в Москве таких каждый день мочат. Скорее всего, и тут свои поработали, красавчик не при чем, просто недоразумение... А хоть бы и он - это дело местной полиции.
У него, у Павла поважнее проблемы. Любопытно, что поведает ему загадочная родственница? Недавно Павел случайно услышал странный разговор в собственном доме. Отец и его приятель, сыщик в отставке Коньков, не подозревая о его присутствии, спорили горячо, поминая имя покойной Гизелы... Внебрачный ребенок был упомянут, а также психушка и тюрьма - и все, показалось тогда, связано с ней. Коньков потом начисто все отрицал. к отцу с таким делом не подступишься, у него сердце ни к черту, чуть что хватается за валидол, при себе носит... Да и сам Павел в тот московский вечер был не в себе, между прочим, по вине вот этой самой Лизаветы, что так мирно спит сейчас в общей их постели... Очередной скандал выбил его из колеи, а тут как раз интересная эта беседа... Так все и зависло, но, как водится, всплыло внезапно и в самом неожиданном месте.
После поспешного ухода Марины - не досмотрел полицейский сержант, отпустил единственного переводчика - возникла небольшая суматоха в коридоре, вопрос-ответ, вопрос-ответ, и просиявшая Лиза отправилась в соседнюю комнату, куда уже пригласили Марго. Сержант услужливо распахнул дверь перед его подругой, и до Павла дошло, наконец, что она вызвалась переводить... Но что там переводить? Блондинка же говорит по-испански куда лучше доморощенной переводчицы...
Павел сунулся было за ней - и, к изумлению своему, заметил, что за дверью, в просторной комнате, где стоит несколько столов, за одним из них задают вопросы подружке какого-то из качков, зареванной донельзя девахе, про которую наблюдательная Лиза в самолете сказала, что она похожа на рыбу окуня. И парень сидит спиной к двери - рыжий затылок, похоже, принадлежит ещё одному соотечественнику, из той же компании. Рассмотреть Павел не успел, кто-то изнутри невежливо захлопнул дверь перед его носом. И правильно - не положено посторонним... Но здешние полицейские - молодцы, времени зря не теряют. Похоже, рыбка-окунь давно здесь - уж больно испугана и зареванна...
Чья-то несмелая рука коснулась его локтя - долговязая девчонка, хорошенькая, грустная и всеми покинутая, спросила едва слышно:
- Ведь вы говорите по-немецки, mein Herr, nicht wahr? Объясните же, что происходит? В какую беду попал Антонио?
Ответить Паша не успел, в дверях возникла Лиза, воскликнула возбужденно, громко - на всю комнату:
- Знаешь, как зовут её мать? Ни за что не догадаешься! Фрау Дизенхоф! Маргарита Дизенхоф... Как тебе?
- Иди ты! - только и нашелся Павел Пальников, по-домашнему Паульхен, сын коренного москвича доктора технических наук Всеволода Павловича Пальникова и его законной супруги Гизелы Хельмутовны Дизенхоф, немки из Казахстана с девятью классами средней школы, ныне покойной.
Имя, произнесенное Лизой, прозвучало для Павла как гром с ясного неба. Простым совпадением это быть ну никак не могло...
- Когда и где вы, господин Пальников, познакомились с сеньорой Маргаритой Дизенхоф и её дочерью, сеньоритой Ингрид? Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы знакомы, наш сотрудник заметил это ещё в баре "Босх". Но и потерпевшего сеньора ...м-м... Горгулов - вы должны знать, вы ведь прибыли на Майорку в один день и час, с той же туристической группой...
- Ну и что тут такого? Лиза, объясни ему сама.
Самозваная - то ли переводчица, то ли свидетельница - собственно, вопросы, обращенные к Павлу, в равной степени относились и к ней, говорила медленно, тщательно подбирая слова. Толстый, с небольшими усиками испанец слушал терпеливо и доброжелательно, не перебивая. Лиза извлекла даже из сумки пухлый, затрепанный русско-испанский словарь. Пока она листала его, разыскивая какое-то позарез нужное слово, толстяк неожиданно подмигнул Павлу и улыбнулся: повезло, мол, тебе, мужик, какую красотку заполучил. Павел усмехнулся в ответ.
Впрочем, это не помешало толстяку выставить Павла вон, как только прозвучал последний ответ на последний вопрос. А он охотно остался бы послушать, о чем рассказывают испанским его коллегам продолжающая всхлипывать русская туристка и рыжий малый - кажется, они в самолете рядом сидели. Но пришлось удалиться. Ничего, потом он расспросит Лизу. И о сеньоре Дизенхоф тоже. Вернее, о фрау Маргарите Дизенхоф. Кстати, где она? В коридоре ни её, ни девочки. Провели, вернее проволокли в дупель пьяного немца (шведа? голландца?): краснорож и норовит спеть арию из "Дон Карлоса". Следом помещение заполнили то ли подкуренные, то ли просто пьяные подростки, человек пять, буйные. Их без труда нейтрализовали, рассовали по каким-то комнатам, подержат, должно быть, до утра. Не так много - у нас дома повеселее будет в вечерние часы...
Но где же мать с дочерью? Если он их упустил и они успели уйти, пока он беседовал с толстым сержантом, то где их теперь искать? Вряд ли, после сегодняшнего, он утром увидит их загорающими на мирном песке Иллетаса. Да ещё без их верного пажа Антонио, который обычно носит пляжные сумки, полотенца, сдвигает в тень лежаки или наоборот выдвигает их на солнце, учит девочку плавать кролем и выполняет ещё какие-то неведомые обязанности.
- Просто жиголо - и все, - в первый же день вынесла приговор суровая Лиза. Павлу же почему-то не хотелось так думать...
Тут распахнулась ещё какая-то дверь и в сопровождении одного из полицейских вышли дамы, что так занимали его мысли. Арестованы? Да нет, их просто почтительно провожают. Похоже, сам здешний шеф со множеством извинений и объяснений отпускает с миром сеньору и её очаровательную дочь, но ведь дамы понимают, что ситуация чрезвычайная, мы были вынуждены... И так далее. Во всяком случае, Павел так истолковал произнесенную человеком в мундире пламенную речь, во время которой тот держал в своих больших ладонях изящную ручку старшей из дам...
Как только тот скрылся за своей дверью, Павел решительно шагнул вперед: надо во что бы то ни стало поговорить с ними, просто необходимо кое-что выяснить...
Он сразу же убедился, что та, которую звали Марго, и не думает уклоняться от разговора, напротив - начала первая.
- Павел? Павлик? Боже, как ты здесь оказался?
Ее глаза жадно и недоверчиво шарили по его лицу, по всей фигуре:
- Как это случилось? Что тебя сюда привело?
Она говорила по-русски чисто, без всякого акцента - к этому Павел был готов. И к тому, что ей известно его имя, тоже - услышала, когда его спрашивал толстый следователь. Но смысл её вопросов невнятен. Почему эту странную женщину интересует, как он оказался на Майорке? Каждый может купить билет, получить визу...
- Мы собирались в Турцию или на Кипр, - он заговорил медленно, стараясь выиграть время, чтобы хоть что-то сообразить, прикинуть, связать в уме, - Но моя подруга выбрала Испанию, потому что занимается на курсах, учит испанский, ей необходима разговорная практика.
Собеседница услышала что-то свое в этих простых словах.
- Турция, Кипр... Так вы не специально сюда? Случайно? Это правда? И, помедлив, спросила еще: - Вы, стало быть, небогаты? Это ведь все дешевые курорты.
Последний вопрос был по меньшей мере неделикатен, и Павел решил не отвечать. Перехватил инициативу, сказал:
- Фрау Дизенхоф, мою покойную мать звали Гизела Дизенхоф. Я счел бы это простым совпадением, если бы не сходство. Я заметил его с первой минуты... Возможно, вы неправильно истолковали мое внимание, тогда прошу меня извинить. Мы с вами, очевидно, родственники...
- Вашу маму звали Гизела Дизенхоф... Вот как! - Почему все, что говорит Марго, оказывается невпопад? Разве он не ясно выразился? Павел решил не обращать внимания и на эту реплику и продолжал, как бы её не услышав:
- Когда она умерла, из Мюнхена пришла телеграмма от некой Греты. Я запомнил текст: "Плачу вместе с вами"... Вы и есть Грета?
- Да.
- Так в каком же родстве мы состоим? Вы поразительно похожи - я уже говорил...
- Ваш отец мог бы объяснить...
- Я его не спрашивал, - соврал Павел, - У меня были свои соображения...
Ей бы спросить, какие именно соображения возникли по поводу той телеграммы. Но все получилось не так: Павел совсем забыл о стоявшей тут же Ингрид - девочка переводила глаза с одного говорившего на другого, напряженно вслушиваясь в недоступную ей русскую речь, лицо её болезненно дергалось, она казалась совсем измученной - сейчас упадет...
Мать обняла её за плечи, повернула к дверям, к выходу.
- Мы уходим, - сказала она по-немецки, обращаясь к обоим, - Поговорим завтра. Отель "Марисоль" - вы знаете, где это. Номер четыреста тринадцать. В девять, не раньше... И, правильно истолковав сомнения, отразившиеся, видимо, на Пашином лице, добавила по-русски, с недоброй усмешкой:
- Никуда мы не денемся. Пока не прояснится с Антонио, мы отсюда никуда...
Железные нервы, подумал Павел, когда они двинулись к выходу.
Павел не стал их удерживать: слишком напряглись нервы у всех троих, девочка вся дрожит, а тут ещё и Лиза возникла в дверях:
- Я уже скоро. Может, они нас подвезут?
Она бросила взгляд вслед уходящим.
- Не стоит. Сами доберемся.
- Что-то произошло?
- Просто пройтись хочется. и посидеть где-нибудь... Не спеши, я тебя здесь подожду.
Обычно Лизу так просто не проведешь, но ей, слава Богу, в данный момент не до него: переполнена эмоциями, пусть выскажется. А Павел пока обдумает услышанное от Марго за стаканом белого вина в баре на площади, где уже начали убирать столики... Безотказный камареро - тот же или другой, не разберешь - безотказно принял заказ: uno vino blanco para senor, una orchata para seтorita...
"Марисоль". Он знает, где этот отель - один из самых нарядных и дорогих, пять звезд. Бар, три ресторана, бутик, живая музыка по вечерам... Они с Лизой дважды в день проходят мимо: по пути на пляж и с пляжа. И однажды встретили поблизости от этого самого отеля компанию соотечественников: они вылезали из "джипа" - девчонка-"окунь", низколобый коренастый субъект постарше остальных, ну да, тот самый Горгулов, которого зарезали в отеле. Оказывается, вся компания проживала в том отеле, а нам с Лизой невдомек, странно, что чаще они нам на глаза не попадались. А за рулем - да, точно! - сидел рыжий, тот, который в данную минуту отвечает на вопросы дотошного следователя. И Лиза-энтузиастка переводит вопросы-ответы, стало быть, он, Павел, скоро будет располагать самой точной и полной информацией... Интересно, долго ещё она собирается там торчать? Поздно уже...
ГЛАВА 3
- Не спишь? - сонно пробормотала Лиза, - Хочешь, чаю согрею?
Это они практиковали, если не спалось. Вскипятить маленький помятый алюминиевый чайник - собственность отеля, разлить кипяток по дешевым желто-прзрачным небьющимся чашкам - у нас такая посуда почему-то считается престижной и стоит дорого. Окунуть в них пакетики-презервативчики. Паше "липтон", Лиза предпочитала "тизан" - травку какую-нибудь успокаивающую. И посидеть на лоджии, полюбоваться низкими крупными звездами, радуясь ночному покою, прохладе, близости своей. Хорошие минуты...
Но сегодня - другое дело.
- Спи, Лизок, пойду покурю и вернусь...
Подруга не возражала - кажется, заснула уже, вырубилась. Сморила её с непривычки вожделенная "разговорная практика". И пусть себе спит, ему, Павлу, есть о чем поразмыслить... Конькова бы сюда. Старый сыщик любит повторять: если ткнулся в стену лбом, отступи назад, да подальше, чтобы место было для разбега...
Так вот, отступим, вернемся к самому началу. Воссоздадим в деталях все, с первого дня...
...Городской пляж прямо под их отелем не понравился. Белый песок, из которого там и сям торчат редкие, совершенно не дающие тени пальмы. Место под зонтом, где они расположились было, пристроив одежку на ближний, не особо опрятный лежак, оказалось, стоит денег: дубленый кожаный старикашка потряс перед ними пачкой квитанций, запросил семьсот, кажется, песет...
- Еще чего! - фыркнула хозяйственная Лиза, - Лучше в баре посидеть...
Сгребли полотенца прямо на песок, плевать они хотели на эти лежаки. Но вот тени нет ни грамма, обгоришь в первый же день за милую душу. Пошли искупались - и тут разочарование: с полкилометра пилить по мелкой воде. Павлу вспомнилось Рижское взморье - мальчишкой бывал там с родителями. Для детишек отлично, взрослому же пловцу ни к чему. Вода, правда, на здешнем мелководье в отличие от Балтийского, теплая, как суп.
Словом, вылезли из Средиземного моря, оделись и отправились искать какой-нибудь другой пляж. Хоть бы и дикий. Шли, послушно следуя изгибам и поворотам улицы, за домами внизу посверкивало море. Нашли один спуск - но там на камнях сидели рыбаки с удочками, а рядом порт - стайка яхт и моторок качается в затоне. Не то. Метрах в трехстах по той же улице - снова пляж: совсем маленький. Зонтов вообще нет, зато целых два бара, за столиками старые люди, в воду не лезут, сидят себе, распивают пиво... У них своя компания.
Искупались все же и дальше двинулись. И долго ещё шли вдоль невидимого моря, минуя заманчивые, но запрещенные повороты и спуски: пляж принадлежит отелю, частная собственность, выхода на пляж нет...
Несмотря ни на что, идти было приятно: уж очень хороша сама по себе бесконечная петляющая Улица с её однообразно-разнообразными домами. С одной стороны море, с другой скалы и на скалах невиданные цветы и зеленые ветви водопадом, сверху донизу...
Их терпение было вознаграждено: добрели-таки до идеального места. Полукруглая бухта далеко внизу, сосны сбегают по склону до самого песка, вдоль шоссе поверху утесами громоздятся дома... Под чубатыми соломенными зонтами народу не так уж много. И отсюда, сверху особенно хорошо видно, как прозрачна бирюзовая прибрежная вода...
Вот сюда, в благословенный Иллетас они и ходили каждый день. Далековато, но прогулка славная. И в первый же день, расположившись в тени, - здесь её бесплатно сколько угодно и не только под зонтами, - Павел обратил внимание на загорелую блондинку в красном купальнике, сидевшую метрах в пяти от них на красном же пляжном полотенце.
Вскоре и девочка прибежала, кинулась рядом на песок, и тут же растянулся смуглый картинно красивый парень с длинными волосами, собранными в пони-тэйл...
- На которую ты пялишься - на старуху или на дылду?
Павел и вправду пялился, разглядывал живописную группу, глаз не мог оторвать от красного купальника. Язвительные Лизины слова его развеселили. Что ж, можно и так обозначить несомненно красивую, хорошо сложенную блондинку лет сорока и её непомерно вытянувшуюся - на полголовы выше матери и ещё непременно подрастет - хорошенькую дочку.
- А про молодого человека что скажешь, злыдня? Ну ведь красив, согласись...
- Жиголо, - холодно и непреклонно отозвалась проницательная спутница. - Трахается за деньги...
Павел поймал на себе неприязненный взгляд красавчика: неужто услышал и понял? Но тут же отогнал эту мысль. Просто есть что-то в нем, чуткий, как зверь. Может, и правда жиголо, тогда это профессиональное... Любопытное занятие, требует знания человеческой природы...
А заинтересовала его старшая из двух женщин.
- Лизок, помнишь мамину фотографию в моей комнате?
- А-а! - смягчилась подруга, - Правда, похожа немного, Прическа только другая. Каре. Тебе нравится каре?
...Гизела свои светлые, мягкие, волнистые волосы связывала в узел на затылке, другой прически Павлик, Паульхен и не помнил. Разве что прежде чем собрать их в жгут и накрутить на ладонь, мама сначала расчесывала их, и они красиво блестели под лампой... А у этой геометрически ровная густая челка, короткая стрижка. Но это ничего не меняет - похожи черты лица, поворот головы, манера смеяться, даже походка. Павел проводил глазами светловолосую немку, дождался, пока она войдет в воду... Он забыл все эти подробности, а вот сейчас вспомнил, и не мог сказать, приятно это ему или в тягость. Взволновало случайное сходство незнакомой женщины с матерью, которую он недавно потерял...
Лиза, однако, насторожилась:
- Это потому что немка, - заявила она безапелляционно, - Сильно выраженный национальный тип...
Ей-то не уловить этого сходства, она появилась в жизни Павла полгода примерно спустя после смерти матери...
Между тем неделикатное внимание возымело некоторое противодействие. Мало того, что Лизу с Павлом принялся вызывающе откровенно разглядывать спутник блондинок, но и сами они повернулись и посмотрели в их сторону: не иначе как тот что-то сказал. Старшая отвернулась сразу, не задержав взгляд, младшая улыбнулась. Павел и даже Лиза почувствовали неловкость: в самом деле, кому понравится такое пристальное разглядывание, да ещё и обсуждение? Минут через двадцать парень с косицей принялся собирать пляжные пожитки, а женщины побежали в воду окунуться перед уходом. Тут только Павел и Лиза заметили, что жарко стало, пора и домой...
На следующее утро, вспомнилось Павлу, а, может быть, через день Лиза сразу после завтрака таинственно исчезла минут на сорок и появилась с новой прической. Вместо падавших на плечи шелковистых локонов - геометрическое каре. Четкие линии странным образом изменили её лицо, выявили прятавшуюся в нем экзотику. То ли египтянка, то ли японка. Взгляд широко расставленных желтовато-карих глаз из-под низкой челки загадочен и неуловим. Прямо Амнерис. Ей идет - что не пойдет такой красавице? Но локонов все-таки жаль, Павел любил играть с ними, наматывать на пальцы...
На пляже в Иллетасе перемена не осталась незамеченной. Старшая блондинка - к тому времени они, кажется, уже знали, что её зовут Марго, так позвал её красавчик, торопя в бар, - издали показала большой палец, забавный такой одобрительный жест, и обе они с Лизой засмеялись. Но знакомство тогда не состоялось. Оно, собственно, и вообще не состоялось.
Говорили между собой мать и дочь по-немецки, но и по-испански объяснялись свободно, на зависть Лизе. Что называется, без словаря. Загорелый спортсмен - сразу видно, - испанец, скорее всего местный. Такого стиля мальчики попадаются на здешних пляжах в компании пожилых немок (англичанок? шведок?) или даже пожилых пар. Носят за ними сумки, раскладные стулья, объясняются с барменами и продавцами в магазинах... Местная достопримечательность. Но соседки по пляжу слишком молоды и хороши собой, чтобы пользоваться платными услугами - вот поэтому Павел и не соглашался с Лизой... И сейчас не согласен - надо разобраться. Мальчика посадили в тюрьму, он оказался вором и убийцей, его взяли с поличным прямо на месте преступления...
Если это так - к чему сыр-бор? Зачем с утра объявили в розыск двух приличных, явно не бедных туристок, которые и не думали прятаться?..
Павел представил мальчишку в камере - его ленивое, гибкое, загорелое тело, распростертое на жесткой тюремной койке. А может, мечется по клетке, как зверь... Здешнее СИЗО следователь Пальников представлял себе только по зарубежным фильмам, но надеялся, что сходство с хорошо знакомым ему отечественным учреждением подобного рода минимально. Однако все равно пожалел незадачливого жиголо - не похож на злодея, должно быть, какая-то ошибка. Марина норовила втянуть его, Павла Пальникова, в расследование убийства, но это пустой номер: через три дня только его здесь и видели. И не позволит он испортить оставшиеся дни вполне заслуженного и дорого доставшегося отдыха...
Но вот Грета - Маргарита...
- Вы - Грета?
- Да...
Какая жесткая усмешка. Непостижимая новоприобретенная родственница. Кто она ему, Павлу? Сестра, кузина? Раньше заграничных родственников усиленно скрывали...
...Да, а потом её несколько дней не было на пляже: Павел испытывал легкое разочарование, когда подходил к знакомому месту, где сосны и стена пляжного магазинчика создавали густую тень... Это у Лизы загар бронзовый, отливают металлом плечи и тонкие руки, красиво смуглеет лицо, а глаза будто светлеют. Его же - рыжеватого блондина, стоит ему понежиться на солнышке, будто кипятком ошпарит: волдыри по ярко-красной коже, нос облезает...
Так вот, однажды Марго не пришла. Нет, не так: Марго и Антонио были вдвоем, она читала, вернее, листала пестрый журнал, он присел на лежаке в ногах и как раз тогда Павел подумал, что Лиза, пожалуй, права: парень украдкой погладил, потом сжал тонкую лодыжку, женщина улыбнулась, что-то произнесла не слышное с того места, где сидел непрошеный наблюдатель. Соглядатай, вот как это называется.
И тут появилась девочка - она бежала вниз по ступенькам, издалека махала рукой, пытаясь привлечь внимание пары на пляже. Антонио отдернул руку, Марго села, потом поспешно встала и пошла навстречу дочери, а у той какое-то известие, рада она чему-то, вон как затормошила мать.
- Кто-то к ним приехал, - заметила Лиза. А он-то полагал, что она задремала на своем полотенце... И правда, по той же лестнице спешил вниз крупный, не по пляжному, хотя и по-летнему одетый господин: светло-серый костюм, легкие серые туфли. Тяжелое лицо, лысоват, темные очки... Высокий, широкоплечий, но живот пивной, круглый - немец, конечно. Муж и отец. Ишь как блондинки на нем повисли с обеих сторон... М-мм... А где же красавчик?
- В магазин нырнул, - ответила на непроизнесенный вопрос бдительная подруга. Наловчилась читать его мысли...
Впрочем, через несколько минут Антонио вышел из дверей магазинчика, в руках пакет с майкой, а может трусы себе новые приобрел. Подошел несмело, Марго, оглянувшись, заметила его и что-то сказала вновь прибывшему, представила как бы. Тот кивнул благосклонно, но руки не протянул. И приличное немецкое семейство удалилось, предоставив Антонио собирать раскиданные по песку вещи.
- Эй, - окликнула его Лиза, когда он проходил мимо, произнесла что-то по-испански и рукой указала: на песке валялся пестрый журнал. Парень оскалил в улыбке великолепные зубы:
- Грасия, сеньорита!
Но не нагнулся, не взглянул даже на журнал, пошел к лестнице. Протест, акция неповиновения. Ему невесело. Может, все же не за деньги, а по любви?
К вечеру того же, а может и следующего дня - не придавал он тогда значения этим случайным встречам - Павел заметил всех четверых возле отеля "Марисоль": Антонио распахнул дверцу красного "вольво", мужчина с девочкой сели сзади, за рулем Марго. Антонио остался на тротуаре... "Вольво" рванул с места и через минуту скрылся за поворотом. Лизу и Павла не заметили. Антонио сделал вид, будто не узнал их и побрел в сторону пляжа... Любопытно, в качестве кого представила его Марго: как слугу, своего приятеля или, может, приятеля девочки? Судя по тому, как пренебрежительно с ним обходятся, в приятели красавчик не вышел. И почему так спешила, бегом бежала на лпяж Ингрид: чтобы предупредить "сладкую парочку" или просто рада была приезду отца? А может, и правда Антонио считается её приятелем? Как они балуются вдвоем в мелкой прозрачной воде, она обнимает его, виснет на сильных его, дочерна загоревших плечах... Невинные игры - что, если девочка и не подозревает ничего?
И ещё припомнилось. На следующий, кажется, день состоялась забавная встреча, если это только можно назвать встречей. Лиза и Павел издалека услышали музыку: на узенькой торговой улочке, которая чуть расширяется у перекрестка и образует крохотную площадь - корявое раскидистое дерево, растущее посредине, выглядит старше окружающих домов, а они совсем ветхие трое музыкантов, две гитары и бубен, исполняли что-то сугубо народное, и под монотонную музыку танцевали четыре пары в странных, явно из театрального реквизита, костюмах. Женщины в многослойных длинных юбках, у мужчин полосатые широкие штаны подвязаны бантом под коленями. Весельем и не пахло: танцующие сосредоточенно подпрыгивали, кружились в лад, подавали друг другу руки, заученно поворачивались, обмениваясь партнерами. Ничего похожего на зажигательные ритмы и бьющие в глаза яркие наряды, которыми развлекают туристов в ресторанах.
- Так то фламенко, - заметила Лиза, состроив кислую гримаску - они наблюдали за танцующими, смешавшись с небольшой стайкой прохожих, - А это кантри, фольклор какой-то.
Похоже, танцоры преследовали исключительно просветительские цели, лица у них были серьезные, все почти немолодые, в паре с грузной пожилой испанкой чинно подпрыгивал и кружился щуплый подросток на голову ниже её ростом.
- Фанданго, - объявил один из гитаристов и приостановившиеся было танцоры снова задвигались, в другом, но столь же однообразном ритме. Внезапно в круг вышла новая пара: смуглый высокий парень за руку вытащил светловолосую долговязую партнершу. Антонио и Ингрид - вот так сюрприз! Вновь прибывшие не внесли в действо особого оживления: принялись точно так же, со знанием дела, кружиться, прихлопывать в ладони и притоптывать, разве что лица их не были каменно неподвижны и, конечно, джинсы сразу сделали их чужаками в маленьком пристойном обществе. Но публика развеселилась, кто-то даже захлопал.
Павел с Лизой не стали досматривать зрелища, пошли себе дальше, только Лиза заметила язвительно:
- Ишь как насобачились. Ну он-то понятно, местный, а она...
- Он же, небось, и научил.
- По-моему, все народные танцы жутко скучные, бесполые какие-то...
- А тарантелла там или лезгинка? - не согласился Павел.
- Это все хореографы придумали, для эстрады...
Вялотекущая беседа умолкла сама собой...
Когда же это было? Впрочем, неважно...
Мать крутит роман с юнцом, пользуясь дочкой, как прикрытием в глазах мужа. Всякое бывает. Девочка, похоже, всерьез обеспокоена судьбой Антонио. Но как он, собственно, очутился под утро в отеле "Марисоль"? Что понадобилось местному жиголо в номере русского бандита?
Эх, да не о том он думает! Ну прикончили этого низколобого - в Москве таких каждый день мочат. Скорее всего, и тут свои поработали, красавчик не при чем, просто недоразумение... А хоть бы и он - это дело местной полиции.
У него, у Павла поважнее проблемы. Любопытно, что поведает ему загадочная родственница? Недавно Павел случайно услышал странный разговор в собственном доме. Отец и его приятель, сыщик в отставке Коньков, не подозревая о его присутствии, спорили горячо, поминая имя покойной Гизелы... Внебрачный ребенок был упомянут, а также психушка и тюрьма - и все, показалось тогда, связано с ней. Коньков потом начисто все отрицал. к отцу с таким делом не подступишься, у него сердце ни к черту, чуть что хватается за валидол, при себе носит... Да и сам Павел в тот московский вечер был не в себе, между прочим, по вине вот этой самой Лизаветы, что так мирно спит сейчас в общей их постели... Очередной скандал выбил его из колеи, а тут как раз интересная эта беседа... Так все и зависло, но, как водится, всплыло внезапно и в самом неожиданном месте.