Страница:
- Милый Паульхен, - она произнесла это совсем как Гизела, - Кто же убил этого вашего Горгулова? Ты продолжишь расследование? Успехов тебе...
Такси тронулось и ещё до того, как скрыться ему за углом, Павел увидел в заднем стекле, как сблизились две головы, белокурая и темноволосая. Он остался стоять на тротуаре в одиночестве. Эх, запустить бы им вслед булыжником. Если бы ещё и булыжник под руку попался...
Возвращаясь в отель в автобусе, терпеливо, как букашка, ползущим то в гору, то под гору, ловко вписываясь при этом в крутые прихотливые повороты, Павел казнил себя по-всякому и за все сразу. За то, что занялся не касающимся его делом. Со стыдом вспомнил, как сравнил себя, любимого, с врачом, спешащим на помощь человеку в беде. Кто в беде-то? Труп? И с Лизой поссорился по сути из-за того же - нет, чтобы славно и дружно провести последние золотые деньки на этом замечательном острове, - полез в амбицию. А вовсе уж непростительная и необратимая глупость - конфликт с Маргаритой. Такое надо уметь - обидеть, восстановить против себя вновь обретенную родную мать. Лучше бы ты, братец, не посмеивался над слюнявыми мексиканскими сериалами, а хоть один посмотрел, может, и научился бы чему.
Итак, ко всем чертям расследование, пусть себе мертвое тело летит в Москву, а убийца гуляет на свободе. Ему, Павлу, и дела нет...
"Кто же убил, а, Паульхен?" - спросила напоследок белокурая Грета и скрылась со своим возлюбленным жиголо. Странно все это, ей-Богу!
Подходя к отелю, он поднял глаза на свои окна. Светятся желтым занавески задернуты. Лиза дома - хорошо, живая душа, одному ему просто бы невмоготу. Завтра соберем вещи, потом на пляж - не в Иллетас, упаси Бог. Можно искупаться и поближе. После обеда - прощальный визит в прелестный город Пальму, а послезавтра раным-рано с вещами на выход, к условленному месту на узкой улочке, где их подберет фирменный туристский автобус. И в аэропорт, в самолет, в Шереметьево - 2, в Москву...
Лиза была мила и нежна на удивление - должно быть, вид и выражение лица приятеля не располагало не то что к выяснению отношений, но и к простому разговору. Предложила салат и яичницу, сварила кофе себе и ему. Посидеть вдвоем в лоджии с чашкой кофе, наблюдая, как скатывается чужое солнце в чужое море - что может быть лучше для восстановления душевного равновесия.
- Лиза, хочется тебе домой?
- Ой нет! Я бы ещё на неделю, а то и на две осталась...
- Но потом все же домой...
- Конечно! Почему ты спрашиваешь?
- Сам не знаю. Домой, наверно, потянуло.
- Знаешь, кого я сегодня встретила? Рыбку очкастенькую. Тоже домой рвется. Ну, там понятно, у них с рыжим такие неприятности, полиция затаскала...
Вот так сюрприз! А он уверен был, что подозрительная парочка скрылась с глаз долой, а они, пожалуйста, - тут как тут.
- Расскажи-ка поподробнее, Лизок.
Объяснение Лизы было самым простым. Соскучившись на пляже, она отправилась домой, по дороге заглянула в "Марисоль": может, фрау Дизенхоф дома, тогда не исключено, что Павел у нее, он же собирался её повидать. Однако на доске в рецепции мирно висели все ключи комнат шестого этажа - у портье можно было и не спрашивать. Зато в холле обнаружилось знакомое лицо - сидит в баре грустная рыбка, коктейль потягивает, что-то такое разноцветное.
- Ну я и подсела. А она уже под кайфом, с утра, наверно, сидит. Подруга, спрашивает, в Москву хочешь? Скажи на милость, какая я ей подруга!
- А ты?
- А я: не хочу, мне здесь нравится, в Москве проблемы одни... А она: я бы сейчас все отдала, пешком ушла. В Москве у неё мама, младший братик, работа хорошая - в Боткинской хирургическая медсестра. И зачем, говорит, я только связалась с этой кодлой.
- Так и сказала - "с кодлой"?
- Так и сказала. В медицинский хочет поступать...
- Ну мало ли, кто чего хочет, - туманно отозвался Павел, - А потом куда она делась?
- Наверх поплелась, в свой номер. Спать - я же говорю, она пьяная была. При мне три этих коктейля выцедила, да ещё до меня.
Еще сегодня утром рассказ Лизы показался бы Павлу весьма любопытным и он бы постарался выудить из неё побольше, а вот сейчас ему наплевать. Решительно наплевать, тем более, что и так все яснее ясного, Лизин рассказ лишь подтверждает его догадку. Но не хотелось обсуждать с Лизой чужие заботы, им предстоит куда более важный и совершенно необходимый разговор: настала пора посвятить подругу в сугубо семейные дела, рассказать об отце, о Гизеле и Маргарите. Тянуть больше не следует, да и несправедливо по отношению к девушке, которая почти уже член семьи...
Марина носилась по необозримым просторам аэропорта как вспугнутая птица, чертила по блестящим мраморным полам тупые и острые углы. От стойки "Информасьон" к дверям магазина дьюти-фри, оттуда и вовсе наружу, под яркое солнце: к самостоятельно открывающимся сплошным стеклянным дверям то и дело подкатывают такси, её забота - встречать опаздывающих из группы.
- На черта в этой дыре такой здороаенный аэропорт отгрохали раздраженно заявила она Павлу и Лизе вместо приветствия, - Собирай вас тут как грибы в лесу - не дозовешься.
- Кого не хватает? - спросил Павел, заранее зная ответ.
- Этих, из "Марисоля". Райкова и Баранкиной - вы их часом не видели? На регистрацию пора, а полгруппы в магазине торчат. В зоне вылета получше этих магазины. Говорю, а они не верят. Привыкли, что все их накалывают.
Она снова унеслась на улицу, караулить такси, а Павел подхватил свой рюкзак и Лизин чемодан.
- Пойдем, Лизок, магазин нам ни к чему.
Марину понять можно: аэропорт и правда великоват, раз в пять больше Шереметьева-2. Целый город: светло, нарядно чисто, воздух кондиционированный и магазины и магазинчики, киоски и лотки, бары и кафе есть где потратить завалявшиеся в кошельке песеты. Вот народ и суетится, не одни только соотечественники, престарелые скандинавские Мальвины с голубыми волосами и их спутники не менее озабочены...
- Смотри-ка, - Лиза дернула Павла за рукав, - Вот, вот же она!
Углядела-таки зоркими, как у кошки, глазами Нелю Баранкину, а та пытается спрятаться за бесконечными полупрозрачными, преломляющими искусственный свет витринами.
Дурной охотничий инстинкт так и кинул Павла к книжному киоску. Глаза "рыбки", и без того увеличенные очками, стали неправдоподобно огромными.
- Что? Что? - и пятится от него в ужасе, волоча за поводок клетчатую сумку на колесиках.
- Вас Марина ищет, - Павел старался говорить как можно спокойнее, будто и не происходит ничего. - Тебя и Райкова Анатолия. Регистрация давно началась, вон в том зале, окошко сто сорок два. Все прошли уже, правда, Лиза?
- Ну да! - подтвердила подоспевшая Лиза, - Пошли вместе. А где твой приятель?
- Там, - "рыбка" мотнула головой на самый людный магазин, - Вы идите, я его подожду, он скоро...
Не стоит ждать, девочка. Недаром ты в баре одна сидела - приятеля твоего след простыл ещё вчера или даже позавчера. Оставил твой билет и паспорт, денег немного, свои вещички собрал и отбыл в неизвестном направлении. Не прельстишь его теперь беспошлинными шоколадом, виски и сигаретами, так что в магазине его нет как нет. Если и уедет с этого благословенного острова, то не сейчас, а немного погодя, с другим - тоже чужим паспортом. И не в Москву, нет, не в Москву...
- Чего ж он с чемоданом-то в магазин? Мог бы тебе оставить, покараулила бы...
- Что же мне делать?
Беспомощная такая, жалкая, голосок дрожит... Рыжий, впрочем, мог и вчера ещё смыться с острова. Скорее всего так оно и есть, чего ему дожидаться? Пока полиция утратит интерес к главному подозреваемому Антонио, и начнет искать других? Он же не дурак, этот рыжий, времени терять не станет. Любопытно, кому-нибудь из своих дружбонов позвонил он в Москву или только собирается? Пожалуй, уже позвонил. Встречайте, мол, покойничка и сопровождающих лиц...
Лиза, обычно сообразительная, видно, со вчерашнего дня ещё не опомнилась, рассказ Павла сразил её наповал - не сразу врубилась в смысл происходящего, удивленно вскинула брови, когда Павел взял Баранкину под руку, крепко прижал к себе дрожащий локоть.
- Давай на регистрацию, Неля, - последовал жесткий приказ, - Не рыпайся, а то хуже будет...
"Рыбка" задергалась, сначала слабо, потом сильнее, недвусмысленно пытаясь вырваться. Павел взглянул на Лизу, та поняла, наконец, отобрала у взятой в полон девицы поводок от сумки и подхватила её под руку с другой стороны. Вдвоем они повели Нелю Баранкину туда, где уже заканчивалась регистрация на их рейс. По пути Павел произнес тихо, но внятно:
- Неля, тебе лучше отсюда свалить. Вчера вечером выпустили на свободу парнишку, кого подозревали в убийстве. Второй раз полиция не ошибется. Останешься - потеряешь последний шанс. если, конечно, он ещё есть. Если прямо сейчас не задержат...
Клетчатая сумка с поводком уже ехала по трапу в багажное отделение, Неля держала в заметно трясущейся руке белый талон на посадку в самолет, когда вновь появилась Марина.
- Слава Богу, нашлась, как это я тебя пропустила? А Райков где?
- Прошел, кажется, - за Баранкину ответил Павел, - Обоих ты прозевала...
...В самолете их места были рядом - Неля пробралась к окошку, села, сгорбившись, сжавшись. Однако на неё никто внимания не обращал, пассажиры заняты были каждый собой, возбуждены и озабочены, как всегда бывает при отъезде. Не все участники группы слышали о том, что произошло убийство, а те, кто и узнал об этом, особенно и не взволновался.
- Здоровенный такой, губастый? - осведомился женский голос у Павла за спиной, кто-то разъяснил:
- Ну да, амбал такой, сразу видно - бандит.
- Бывалый у нас народ, - подумал Павел, - Невозмутимый. Привыкли к убийствам, пожарам, взрывам - по всем телепрограммам круглые сутки гоняют. Чем удивишь телезрителя, который привык смотреть все эти дорожные патрули, дежурные части, криминалы, да ещё Петровка 38, не говоря уже о лос-анжелесских секретах, которые нас ещё меньше волнуют...
Вот Неля - другое дело, ишь как съежилась на своем месте, старается казаться незаметной. Да не журись, голубка, твой час ещё не пробил, все только начинается. Не к добру ты с рыжим связалась...
Его место было с краю у прохода, попробовал было подремать, но уже заходили туда-сюда стюардессы с заманчивыми предложениями выпить чего-нибудь - девушки согласились на апельсиновый сок, сам он попросил водки, потом тяжело груженая тележка преградила путь желающим пройти в туалет. Наконец, последовал сам обед - сложное действо, состоящее в более или менее ловком манипулировании деликатными столовыми приборами, салфетками и пакетиками. Сама еда при этом отходила на второй план: пока там разберешься, что к чему...
Лиза и Неля все время тихо переговаривались, Павел не прислушивался, все равно подруга позже перескажет все в деталях. Совсем другое занимало его мысли.
...Вчера Лиза, выслушав его, только и спросила:
- Ты готов все это рассказать отцу?
- Не знаю. Может, и не нужно...
- Вот и я о том. Зачем? Раз он скрывал столько лет, значит, и дальше надеется скрывать.
Она, пожалуй, права. Но уж Конькову-то он непременно все выложит. Хорош гусь этот старый сыщик, а ещё называется друг... "Я его как огня боялась, - призналась Грета, - Опасный человек и злой." Странное мнение об отцовском однокласснике, никогда Павел не предполагал, что тот может быть для кого-то опасен, но ведь профессия-то у них обоих - людей ловить.
К концу полета он, вероятно, задремал и примстилось ему смутно, что какая-то женщина снизу машет ему, взмывающему в небеса, цветным платком...
- Пристегнись, Паша, - сказал Лизин голос, - Мы уже над Москвой.
Павел очнулся с чувством сожаления и разочарования: только во сне явилась Маргарита его проводить. Там, в оставшейся позади Пальме, он ждал: вот выйдет из-за колонны, из-за витрины или пройдет сквозь раздвигающиеся стеклянные двери, за которыми нестерпимо сверкает солнце. - Паульхен, милый Паульхен, доброго пути. - Простились бы по-хорошему, пообещали бы писать друг другу, он бы сестренке Ингрид привет передал... Ждал и надеялся, сам себе не признаваясь, до последней минуты. А никто не пришел...
- Паш, ты присмотри за Нелей, - тихо попросила Лиза. Я её успокаивала, а она ни в какую. Боится, за меня цепляется, просит её одну не оставлять...
Та, о которой они говорили, стоя в тесном, заполненном нетерпеливыми пассажирами проходе, с усилием тянула с багажной полки закинутый туда при посадке плащ. Стала доставать заодно и Лизину куртку, и Пашину.
- Погоди, я тебе помогу...
- Да-да, пожалуйста...
А у самой глаза слез полны. И не по поводу курток, которые застряли, задвинутые чужим багажом.
- Держись нас, Неля, - бросил Павел, - Сначала паспортный контроль, потом получим багаж - и через таможню, зеленый коридор, если все пройдет благополучно...
Договорить не успел, людским потоком их разделило, понесло к выходу. Лиза, вцепившись в его рукав, все пыталась что-то объяснить, но, шагая среди спешащих людей, он не расслышал. Она, наконец, отпустила его, замешкалась где-то позади, с Нелей. Так и к паспортному контролю подошли вдвоем, и оказались рядом возле ленты-змеи, которая долго двигалась мимо собравшихся возле неё владельцев багажа вхолостую. Первые ласточки - две неуклюжие связанные ремнем сумки - показались лишь минут через двадцать, ожидающие оживились, задвигались. Павел с усмешкой наблюдал, как его подруга охраняет злополучную рыбку - не отходит ни на шаг, даже отмахнулась от приглашения Павла перейти к нему поближе! Так и стояли девушки вдвоем, поодаль от всех, пока не поехала-поплыла мимо них разнообразная дорожная кладь и Неля устремилась за своей клетчатой сумкой с поводком, а Лиза свой багаж упустила и отчаянно замахала Павлу, занимавшему пост возле самого устья движущейся ленты, чтобы он-то уж его непременно подхватил. Тут оба они и потеряли из виду Нелю Баранкину: то ли оттерли её от Лизы, то ли она решила распорядиться своей судьбой самостоятельно...
Лиза все оглядывалась беспокойно, ища Нелю глазами в толпе, но Павел потянул её к таможенному проходу, их пропустили беспрепятственно - скромные пожитки не вызвали подозрений у хмурых таможенников. За барьером в зале ожидания их встретила толпа:
- Какой самолет прилетел? Вы откуда? Не знаете, из Тель-Авива прибыл?
Павел только усмехнулся, вспомнив величавое спокойствие аэровокзала в Пальме: там суетящиеся пассажиры не нарушали порядок, не больше, чем муравьи нарушают покой леса, их много, но они маленькие, а лес огромен. Информация безупречна, даже не зная испанского, можно разобраться с помощью простых табло и указателей. Ни тебе злобно огрызающихся людей в Бог весть какой униформе, ни разбойного вида субъектов, настырно предлагающих "такси"... Надо спешить, иначе очередь на рейсовый автобус вырастет многократно...
А Лиза все медлит, оборачивается...
- Да оставь ты, - с досадой произнес Павел, - Она большая девочка, сама о себе позаботиться может. Пусть спасибо скажет, что я собственноручно её в милицию не сдал...
- За что? - ахнула Лиза, - В какую милицию?
- А ты не догадалась? - на ходу бросил Павел, спеша к выходу, и, что греха таить, красуясь собой, своей осведомленностью, - За убийство Митрохина... Это же она, больше-то некому, сама подумай.
- Какого ещё Митрохина? - Лиза оцепенела, поставила чемодан у ног, Горгулова?
- Горгулов, то бишь "Мингрел" - это рыжий. Убитый - Митрохин. - Павел уже жалел о сказанном, нашел время, будто потом не успел бы.
Эта короткая заминка возле выхода возымела самые серьезные последствия: шагни они за порог - и не услышали бы пронзительного женского визга, не увидели бы двух милиционеров, которые бежали, расталкивая толпу, туда, откуда сами они только что вышли...
Незнакомая женщина все ещё кричала и билась в руках двух парней, остальная публика в ужасе пятилась, отстраняясь от чего-то, люди смотрели вниз, в пол, сзади напирали те, кому не видно. Неля сидела на грязном полу, обхватив рукой свою сумку и неловко, черезчур низко свесив голову, по красной клетчатой материи расползалось ещё более красное пятно.
"В шею ударили" - определил Павел, опередивший на бегу милиционеров: он-то знал, куда спешит и какое зрелище его ожидает.
- Я видела, видела, - захлебывалась женщина, вырываясь из рук тех, кто пытался её удержать, - Он здесь где-то. В кожаной куртке, у него нож...
Нож, однако, немедленно обнаружился на полу под ногами, убийца бросил его, убегая. Впрочем, вряд ли он убегал, бегущего-то видно. Просто сделал шаг в сторону и смешался с толпой, в которой половина мужчин - в кожаных куртках.
- Ищи ветра в поле, - процедил сквозь зубы милиционер, оказавшийся рядом с Павлом.
- Врача вызвать, что ли? - недоуменно спросил второй.
- Да какой на хрен врач? Поднимай тревогу, надо входы-выходы перекрыть...
Бросив прощальный взгляд на вовсе уж осевшую на пол Нелю - голова совсем набок свесилась, тонкая шея почти перерублена, это тебе не амбала укокошить, тому надо было точно с сонную артерию попасть, там профессионал орудовал, медсестричка хирургическая, - Павел повернулся к убитой спиной, поискал глазами Лизу. Остановить её, не допустить, чтобы увидела... Но она была уже здесь, рядом с ним, глаза расширены, губы бескровные, шевелятся почти беззвучно:
- Паша, что это? Она просила, чтобы с нами...
Павел вывел Лизу на свежий воздух, подобрав по пути брошенную ею поклажу, надо же, в суматохе никто не украл, повезло. Милиционер, обшаривавший глазами каждого выходящего, не проявил к ним интереса, зато остановили шедшего позади мужика в коричневом кожаном пальто.
...Автобуса дожидаться не стали, Лиза едва на ногах держалась. Павел сговорился с леваком с виду поприличнее, наскреб кое-как нужную сумму в рублях, недостающее левак скостил. Через полчаса подъехали к дому на Чистых прудах...
Не так замысленно было возвращение из первой совместной поездки за границу, почитай из свадебного путешествия. Лиза едва поздоровавшись с Всеволодом Павловичем и Коньковым, ушла в комнату Павла, принялась распаковывать вещи. Через Павла выслала подарки старикам - тонкие шерстяные свитера "оксфорд стайл", ромбами, одинакового фасона, но разной расцветки. Павел вспомнил, как долго она их выбирала на распродаже в дорогом магазине, прикидывала, кому какой: отцу в черно-серых тонах, пойдет к его седине, а вот этот, синий с серым - Конькову, к глазам. Павел даже тронут был тогда такой заботой. А теперь вот сунула ему небрежно два пластиковых пакета:
- На, отдай.
- Пойдем поужинаем, - позвал Павел, - Коньков старался, пельменей налепил целую гору.
- Слушай его больше. Небось, в магазине купил, - последовал непримиримый ответ, - Не хочу я никаких пельменей, голова болит.
Ничего не оставалось, как втроем сесть за скромно, но с элементами праздничности накрытый стол: дорогая водка "Абсолют", которую Коньков Бог весть почему провозгласил лучшей на свете, баночка красной икры, салат с крабами - творение Конькова. И, действительно, пельмени, которые он же норовил выдать за домашние, однако справедливо и безжалостно был разоблачен заочно практичной Лизой: ну на кой хрен возиться с тестом, прокручивать мясо, смешивать фарш разных сортов, лепить, когда пошел себе в любой магазин и купил. И недорого... Сам же Коньков и признался в подлоге. Но почтеннейшую публику этим не развеселил. Всеволод Павлович заметно был огорчен поведением Лизы, подарок принял равнодушно. Выпил рюмку, закусил и ушел к себе, не дождавшись пельменей. Да и Коньков невесел был, хотя и старался виду не показать. Напялил новый свитер - над ремнем брюк явственно обозначился круглый живот, - повертелся перед зеркалом:
- Еще хоть куда мужик, а?
- Садись, дядя Митя, давай выпьем, как следует, пока никто не мешает.
Просидели вдвоем чуть ли не до утра. Коньков изложил полученные "по своим каналам" сведения о Горгулове по кличке "Мингрел". Четверо братьев Горгуловых некогда наводили страх на западную Грузию. Двух поймали, один из них сгинул в тюрьме, второй, кажется, ещё сидит, третий сам по себе помер а, может, и помогли - у себя дома. Четвертый - самый старший - сразу после смерти этого брата перебрался в Москву, единственного сына увез - может, ради него и оставил родную свою землю, которая тогда ещё была с Россией заодно, а ныне - заграница. Сын его Георгий и есть "Мингрел" - тот, что гробанул томилинский "общак"...
- Выходит, Москва ему на пользу не пошла...
- Выходит, так, - согласился Коньков, отправляя в рот очередной пельмень на вилке, - Сначала-то он ничего был, школу закончил, в институт поступил...
- В какой?
- Иностранных языков имени, прости Господи, Мориса Тореза.
- Не на испанский, случаем, факультет?
- Именно... Три курса, кажется, закончил и вылетел ясным соколом.
- За что?
- Машину угнал.
- А где он, дядя Митя, нынешним летом кантовался?
- Милиция его нашла, да поздно. По весне в Боткинской лежал, аппендицит ему вырезали. А из больницы вышел - и как сквозь землю... Оперативники в холодный след уткнулись.
Ага, ну вот теперь все сошлось. Медсестра Баранкина, на хорошем, наверняка, счету у начальства, девушка вне всяких подозрений. Она его спрятала под крыло. Влюбилась. Сколько они были знакомы - месяца три-четыре? Ему бы и меньше хватило, чтобы её уговорить. Как и они с Лизой, отправились Неля с Жорой в как бы свадебное путешествие на золотой остров Майорку. Купили путевки в агентстве, к тому времени невеста все уже знала: что скрывается возлюбленный от властей и от бывших дружков - иначе как бы Георгию удалось поменяться паспортами со своим телохранителем Митрохиным, что он при этом сказал бывшему киллеру, как убедил? Пригласил на работу за приличные деньги, или пообещал поделиться украденным "общаком". Нет, это исключено, амбал вполне мог его заложить... Теперь это неважно. А вот как он Нелю уговорил исполнить такую жуткую роль - прикончить человека? До этого как бы дружили, на машине втроем разъезжали, купались и загорали на белом майоркском песочке... Как же он вложил в её руку нож?
- Тут предполагай самое невероятное, - раздумчиво сказал Коньков Влюбленная бабенка на многое способна. Вон, слышал, наверно, - одна своему дорогому в тюремную камеру собственными руками пистолет приволокла, а он охранника убил и был таков. Она теперь на нарах мается, позор на весь мир в газетах писали, даже фильм отсняли. Между прочим, дамочка с юридическим образованием. И не особо молодая, могла бы и понимать.
- Ну, это другое - страсть. А тут девчонка совсем, да ещё такой милосердной профессии...
- Как раз профессия-то не в её пользу. Повидала она смертей, стоя рядом с хирургами, попривыкла к последним содраганиям. И знала, в какое место нож направить, чтоб уж наверняка. А что рыжий ей перед этим наплел, нам не узнать. Застращал или жениться пообещал. Говорю же - не ей чета бабы какие глупости совершали во имя любви. Про это сколько книг написано!
Ни одной книги, правда, старый сыщик не назвал - не припомнилось. Но возразить ему нечего, его догадка похожа на правду. Пропала девчонка ни за грош. Кому, интересно, "Мингрел" поручил встретить её в Москве?
- Родственникам, думаю. У кавказцев, сам знаешь, семьи большие и крепкие. Один с ножиком - тот, кто раньше Нелю видел, а то как бы в толпе узнал? Этот сбежал. А другой гроб с покойным на руки получил, вот тут след есть. Поскольку милиция транспортная в курсе, гробы не так часто прибывают. Если бы не твоя информация - ему бы и беспокоиться не о чем. Спасибо тебе связь помог установить между убийством в зале прилета и этим, Господи прости, багажом. От покойника, да ещё в гробу избавиться не так-то просто, хоть сколько-то времени на это нужно. Утром узнаем, что там у оперативников получилось. В любом случае приметы есть того, кому покойника выдали. Документы скорее всего фальшивые, но видели же его.
- Совесть все равно неспокойна, дядя Митя, - признался Павел, Просила девчонка о помощи, тряслась вся от страха. Ехать в Москву не хотела - я заставил, силой в самолет посадил.
- Там бы приятель её ещё быстрее с ней разобрался. Или полиция. Тут шанс все же был.
- Я так ей и сказал.
Паше хотелось рассказать старику про Лизу - как она охраняла несчастную эту медсестру, как потом обвинила Павла в её смерти. Но не решился, вместо этого произнес устало:
- Все у рыжего получилось, как по-писанному. Теперь слух пойдет о его безвременной кончине, дружки искать перестанут, милиция - тем более, а он на белом коне. На свободе и при деньгах. Небольших, но все же...
Коньков не согласился, головой покачал:
- Не знаю, не знаю. С Лизаветой трудно тебе придется, это правда. Она девка бескомпромиссная...
Определение - точнее некуда. Именно бескомпромиссная, потому и коротает Павел первую ночь по приезде в обществе старика Конькова. Побаивается, что греха таить, встречи с подругой. Пусть она хоть выспится, отдохнет малость, трезво посмотрит на вчерашнее. Ну что можно было предпринять? Да, он полагал, что Горгулов позвонит в Москву, даст своему сообщнику задание - встретить Нелю и заставить её молчать. Но не обязательно же убить. Хотя следовало ожидать, риск был.
Риск был и для того кто взялся бы её защищать - а Павел не готов был. И девчонка сострадания не вызывала. О том, что она - убийца, он давно догадался, как тлолько рассыпалось её шаткое алиби. Больше некому было - не попадись дурачок Антонио в руки охранника, её бы вычислили сразу. Для неё и её дружка арест Антонио - подарок, нечаянная радость. Удалось благодаря ему выиграть немного времени, "Мингрел" успел покинуть Майорку без всяких помех, наверняка был в запасе ещё один паспорт, на какое имя - неизвестно. Не Горгулов и не Райков. Митрохин? Тоже не факт. С испанским у него порядок - в институте учился... Подался, наверно, сначала на "полуостров" - так на Майорке называют всю остальную Испанию... "Нет ничего тайного, что не стало бы явным" частенько повторяет Коньков. А вот Павел в этом не уверен...
Такси тронулось и ещё до того, как скрыться ему за углом, Павел увидел в заднем стекле, как сблизились две головы, белокурая и темноволосая. Он остался стоять на тротуаре в одиночестве. Эх, запустить бы им вслед булыжником. Если бы ещё и булыжник под руку попался...
Возвращаясь в отель в автобусе, терпеливо, как букашка, ползущим то в гору, то под гору, ловко вписываясь при этом в крутые прихотливые повороты, Павел казнил себя по-всякому и за все сразу. За то, что занялся не касающимся его делом. Со стыдом вспомнил, как сравнил себя, любимого, с врачом, спешащим на помощь человеку в беде. Кто в беде-то? Труп? И с Лизой поссорился по сути из-за того же - нет, чтобы славно и дружно провести последние золотые деньки на этом замечательном острове, - полез в амбицию. А вовсе уж непростительная и необратимая глупость - конфликт с Маргаритой. Такое надо уметь - обидеть, восстановить против себя вновь обретенную родную мать. Лучше бы ты, братец, не посмеивался над слюнявыми мексиканскими сериалами, а хоть один посмотрел, может, и научился бы чему.
Итак, ко всем чертям расследование, пусть себе мертвое тело летит в Москву, а убийца гуляет на свободе. Ему, Павлу, и дела нет...
"Кто же убил, а, Паульхен?" - спросила напоследок белокурая Грета и скрылась со своим возлюбленным жиголо. Странно все это, ей-Богу!
Подходя к отелю, он поднял глаза на свои окна. Светятся желтым занавески задернуты. Лиза дома - хорошо, живая душа, одному ему просто бы невмоготу. Завтра соберем вещи, потом на пляж - не в Иллетас, упаси Бог. Можно искупаться и поближе. После обеда - прощальный визит в прелестный город Пальму, а послезавтра раным-рано с вещами на выход, к условленному месту на узкой улочке, где их подберет фирменный туристский автобус. И в аэропорт, в самолет, в Шереметьево - 2, в Москву...
Лиза была мила и нежна на удивление - должно быть, вид и выражение лица приятеля не располагало не то что к выяснению отношений, но и к простому разговору. Предложила салат и яичницу, сварила кофе себе и ему. Посидеть вдвоем в лоджии с чашкой кофе, наблюдая, как скатывается чужое солнце в чужое море - что может быть лучше для восстановления душевного равновесия.
- Лиза, хочется тебе домой?
- Ой нет! Я бы ещё на неделю, а то и на две осталась...
- Но потом все же домой...
- Конечно! Почему ты спрашиваешь?
- Сам не знаю. Домой, наверно, потянуло.
- Знаешь, кого я сегодня встретила? Рыбку очкастенькую. Тоже домой рвется. Ну, там понятно, у них с рыжим такие неприятности, полиция затаскала...
Вот так сюрприз! А он уверен был, что подозрительная парочка скрылась с глаз долой, а они, пожалуйста, - тут как тут.
- Расскажи-ка поподробнее, Лизок.
Объяснение Лизы было самым простым. Соскучившись на пляже, она отправилась домой, по дороге заглянула в "Марисоль": может, фрау Дизенхоф дома, тогда не исключено, что Павел у нее, он же собирался её повидать. Однако на доске в рецепции мирно висели все ключи комнат шестого этажа - у портье можно было и не спрашивать. Зато в холле обнаружилось знакомое лицо - сидит в баре грустная рыбка, коктейль потягивает, что-то такое разноцветное.
- Ну я и подсела. А она уже под кайфом, с утра, наверно, сидит. Подруга, спрашивает, в Москву хочешь? Скажи на милость, какая я ей подруга!
- А ты?
- А я: не хочу, мне здесь нравится, в Москве проблемы одни... А она: я бы сейчас все отдала, пешком ушла. В Москве у неё мама, младший братик, работа хорошая - в Боткинской хирургическая медсестра. И зачем, говорит, я только связалась с этой кодлой.
- Так и сказала - "с кодлой"?
- Так и сказала. В медицинский хочет поступать...
- Ну мало ли, кто чего хочет, - туманно отозвался Павел, - А потом куда она делась?
- Наверх поплелась, в свой номер. Спать - я же говорю, она пьяная была. При мне три этих коктейля выцедила, да ещё до меня.
Еще сегодня утром рассказ Лизы показался бы Павлу весьма любопытным и он бы постарался выудить из неё побольше, а вот сейчас ему наплевать. Решительно наплевать, тем более, что и так все яснее ясного, Лизин рассказ лишь подтверждает его догадку. Но не хотелось обсуждать с Лизой чужие заботы, им предстоит куда более важный и совершенно необходимый разговор: настала пора посвятить подругу в сугубо семейные дела, рассказать об отце, о Гизеле и Маргарите. Тянуть больше не следует, да и несправедливо по отношению к девушке, которая почти уже член семьи...
Марина носилась по необозримым просторам аэропорта как вспугнутая птица, чертила по блестящим мраморным полам тупые и острые углы. От стойки "Информасьон" к дверям магазина дьюти-фри, оттуда и вовсе наружу, под яркое солнце: к самостоятельно открывающимся сплошным стеклянным дверям то и дело подкатывают такси, её забота - встречать опаздывающих из группы.
- На черта в этой дыре такой здороаенный аэропорт отгрохали раздраженно заявила она Павлу и Лизе вместо приветствия, - Собирай вас тут как грибы в лесу - не дозовешься.
- Кого не хватает? - спросил Павел, заранее зная ответ.
- Этих, из "Марисоля". Райкова и Баранкиной - вы их часом не видели? На регистрацию пора, а полгруппы в магазине торчат. В зоне вылета получше этих магазины. Говорю, а они не верят. Привыкли, что все их накалывают.
Она снова унеслась на улицу, караулить такси, а Павел подхватил свой рюкзак и Лизин чемодан.
- Пойдем, Лизок, магазин нам ни к чему.
Марину понять можно: аэропорт и правда великоват, раз в пять больше Шереметьева-2. Целый город: светло, нарядно чисто, воздух кондиционированный и магазины и магазинчики, киоски и лотки, бары и кафе есть где потратить завалявшиеся в кошельке песеты. Вот народ и суетится, не одни только соотечественники, престарелые скандинавские Мальвины с голубыми волосами и их спутники не менее озабочены...
- Смотри-ка, - Лиза дернула Павла за рукав, - Вот, вот же она!
Углядела-таки зоркими, как у кошки, глазами Нелю Баранкину, а та пытается спрятаться за бесконечными полупрозрачными, преломляющими искусственный свет витринами.
Дурной охотничий инстинкт так и кинул Павла к книжному киоску. Глаза "рыбки", и без того увеличенные очками, стали неправдоподобно огромными.
- Что? Что? - и пятится от него в ужасе, волоча за поводок клетчатую сумку на колесиках.
- Вас Марина ищет, - Павел старался говорить как можно спокойнее, будто и не происходит ничего. - Тебя и Райкова Анатолия. Регистрация давно началась, вон в том зале, окошко сто сорок два. Все прошли уже, правда, Лиза?
- Ну да! - подтвердила подоспевшая Лиза, - Пошли вместе. А где твой приятель?
- Там, - "рыбка" мотнула головой на самый людный магазин, - Вы идите, я его подожду, он скоро...
Не стоит ждать, девочка. Недаром ты в баре одна сидела - приятеля твоего след простыл ещё вчера или даже позавчера. Оставил твой билет и паспорт, денег немного, свои вещички собрал и отбыл в неизвестном направлении. Не прельстишь его теперь беспошлинными шоколадом, виски и сигаретами, так что в магазине его нет как нет. Если и уедет с этого благословенного острова, то не сейчас, а немного погодя, с другим - тоже чужим паспортом. И не в Москву, нет, не в Москву...
- Чего ж он с чемоданом-то в магазин? Мог бы тебе оставить, покараулила бы...
- Что же мне делать?
Беспомощная такая, жалкая, голосок дрожит... Рыжий, впрочем, мог и вчера ещё смыться с острова. Скорее всего так оно и есть, чего ему дожидаться? Пока полиция утратит интерес к главному подозреваемому Антонио, и начнет искать других? Он же не дурак, этот рыжий, времени терять не станет. Любопытно, кому-нибудь из своих дружбонов позвонил он в Москву или только собирается? Пожалуй, уже позвонил. Встречайте, мол, покойничка и сопровождающих лиц...
Лиза, обычно сообразительная, видно, со вчерашнего дня ещё не опомнилась, рассказ Павла сразил её наповал - не сразу врубилась в смысл происходящего, удивленно вскинула брови, когда Павел взял Баранкину под руку, крепко прижал к себе дрожащий локоть.
- Давай на регистрацию, Неля, - последовал жесткий приказ, - Не рыпайся, а то хуже будет...
"Рыбка" задергалась, сначала слабо, потом сильнее, недвусмысленно пытаясь вырваться. Павел взглянул на Лизу, та поняла, наконец, отобрала у взятой в полон девицы поводок от сумки и подхватила её под руку с другой стороны. Вдвоем они повели Нелю Баранкину туда, где уже заканчивалась регистрация на их рейс. По пути Павел произнес тихо, но внятно:
- Неля, тебе лучше отсюда свалить. Вчера вечером выпустили на свободу парнишку, кого подозревали в убийстве. Второй раз полиция не ошибется. Останешься - потеряешь последний шанс. если, конечно, он ещё есть. Если прямо сейчас не задержат...
Клетчатая сумка с поводком уже ехала по трапу в багажное отделение, Неля держала в заметно трясущейся руке белый талон на посадку в самолет, когда вновь появилась Марина.
- Слава Богу, нашлась, как это я тебя пропустила? А Райков где?
- Прошел, кажется, - за Баранкину ответил Павел, - Обоих ты прозевала...
...В самолете их места были рядом - Неля пробралась к окошку, села, сгорбившись, сжавшись. Однако на неё никто внимания не обращал, пассажиры заняты были каждый собой, возбуждены и озабочены, как всегда бывает при отъезде. Не все участники группы слышали о том, что произошло убийство, а те, кто и узнал об этом, особенно и не взволновался.
- Здоровенный такой, губастый? - осведомился женский голос у Павла за спиной, кто-то разъяснил:
- Ну да, амбал такой, сразу видно - бандит.
- Бывалый у нас народ, - подумал Павел, - Невозмутимый. Привыкли к убийствам, пожарам, взрывам - по всем телепрограммам круглые сутки гоняют. Чем удивишь телезрителя, который привык смотреть все эти дорожные патрули, дежурные части, криминалы, да ещё Петровка 38, не говоря уже о лос-анжелесских секретах, которые нас ещё меньше волнуют...
Вот Неля - другое дело, ишь как съежилась на своем месте, старается казаться незаметной. Да не журись, голубка, твой час ещё не пробил, все только начинается. Не к добру ты с рыжим связалась...
Его место было с краю у прохода, попробовал было подремать, но уже заходили туда-сюда стюардессы с заманчивыми предложениями выпить чего-нибудь - девушки согласились на апельсиновый сок, сам он попросил водки, потом тяжело груженая тележка преградила путь желающим пройти в туалет. Наконец, последовал сам обед - сложное действо, состоящее в более или менее ловком манипулировании деликатными столовыми приборами, салфетками и пакетиками. Сама еда при этом отходила на второй план: пока там разберешься, что к чему...
Лиза и Неля все время тихо переговаривались, Павел не прислушивался, все равно подруга позже перескажет все в деталях. Совсем другое занимало его мысли.
...Вчера Лиза, выслушав его, только и спросила:
- Ты готов все это рассказать отцу?
- Не знаю. Может, и не нужно...
- Вот и я о том. Зачем? Раз он скрывал столько лет, значит, и дальше надеется скрывать.
Она, пожалуй, права. Но уж Конькову-то он непременно все выложит. Хорош гусь этот старый сыщик, а ещё называется друг... "Я его как огня боялась, - призналась Грета, - Опасный человек и злой." Странное мнение об отцовском однокласснике, никогда Павел не предполагал, что тот может быть для кого-то опасен, но ведь профессия-то у них обоих - людей ловить.
К концу полета он, вероятно, задремал и примстилось ему смутно, что какая-то женщина снизу машет ему, взмывающему в небеса, цветным платком...
- Пристегнись, Паша, - сказал Лизин голос, - Мы уже над Москвой.
Павел очнулся с чувством сожаления и разочарования: только во сне явилась Маргарита его проводить. Там, в оставшейся позади Пальме, он ждал: вот выйдет из-за колонны, из-за витрины или пройдет сквозь раздвигающиеся стеклянные двери, за которыми нестерпимо сверкает солнце. - Паульхен, милый Паульхен, доброго пути. - Простились бы по-хорошему, пообещали бы писать друг другу, он бы сестренке Ингрид привет передал... Ждал и надеялся, сам себе не признаваясь, до последней минуты. А никто не пришел...
- Паш, ты присмотри за Нелей, - тихо попросила Лиза. Я её успокаивала, а она ни в какую. Боится, за меня цепляется, просит её одну не оставлять...
Та, о которой они говорили, стоя в тесном, заполненном нетерпеливыми пассажирами проходе, с усилием тянула с багажной полки закинутый туда при посадке плащ. Стала доставать заодно и Лизину куртку, и Пашину.
- Погоди, я тебе помогу...
- Да-да, пожалуйста...
А у самой глаза слез полны. И не по поводу курток, которые застряли, задвинутые чужим багажом.
- Держись нас, Неля, - бросил Павел, - Сначала паспортный контроль, потом получим багаж - и через таможню, зеленый коридор, если все пройдет благополучно...
Договорить не успел, людским потоком их разделило, понесло к выходу. Лиза, вцепившись в его рукав, все пыталась что-то объяснить, но, шагая среди спешащих людей, он не расслышал. Она, наконец, отпустила его, замешкалась где-то позади, с Нелей. Так и к паспортному контролю подошли вдвоем, и оказались рядом возле ленты-змеи, которая долго двигалась мимо собравшихся возле неё владельцев багажа вхолостую. Первые ласточки - две неуклюжие связанные ремнем сумки - показались лишь минут через двадцать, ожидающие оживились, задвигались. Павел с усмешкой наблюдал, как его подруга охраняет злополучную рыбку - не отходит ни на шаг, даже отмахнулась от приглашения Павла перейти к нему поближе! Так и стояли девушки вдвоем, поодаль от всех, пока не поехала-поплыла мимо них разнообразная дорожная кладь и Неля устремилась за своей клетчатой сумкой с поводком, а Лиза свой багаж упустила и отчаянно замахала Павлу, занимавшему пост возле самого устья движущейся ленты, чтобы он-то уж его непременно подхватил. Тут оба они и потеряли из виду Нелю Баранкину: то ли оттерли её от Лизы, то ли она решила распорядиться своей судьбой самостоятельно...
Лиза все оглядывалась беспокойно, ища Нелю глазами в толпе, но Павел потянул её к таможенному проходу, их пропустили беспрепятственно - скромные пожитки не вызвали подозрений у хмурых таможенников. За барьером в зале ожидания их встретила толпа:
- Какой самолет прилетел? Вы откуда? Не знаете, из Тель-Авива прибыл?
Павел только усмехнулся, вспомнив величавое спокойствие аэровокзала в Пальме: там суетящиеся пассажиры не нарушали порядок, не больше, чем муравьи нарушают покой леса, их много, но они маленькие, а лес огромен. Информация безупречна, даже не зная испанского, можно разобраться с помощью простых табло и указателей. Ни тебе злобно огрызающихся людей в Бог весть какой униформе, ни разбойного вида субъектов, настырно предлагающих "такси"... Надо спешить, иначе очередь на рейсовый автобус вырастет многократно...
А Лиза все медлит, оборачивается...
- Да оставь ты, - с досадой произнес Павел, - Она большая девочка, сама о себе позаботиться может. Пусть спасибо скажет, что я собственноручно её в милицию не сдал...
- За что? - ахнула Лиза, - В какую милицию?
- А ты не догадалась? - на ходу бросил Павел, спеша к выходу, и, что греха таить, красуясь собой, своей осведомленностью, - За убийство Митрохина... Это же она, больше-то некому, сама подумай.
- Какого ещё Митрохина? - Лиза оцепенела, поставила чемодан у ног, Горгулова?
- Горгулов, то бишь "Мингрел" - это рыжий. Убитый - Митрохин. - Павел уже жалел о сказанном, нашел время, будто потом не успел бы.
Эта короткая заминка возле выхода возымела самые серьезные последствия: шагни они за порог - и не услышали бы пронзительного женского визга, не увидели бы двух милиционеров, которые бежали, расталкивая толпу, туда, откуда сами они только что вышли...
Незнакомая женщина все ещё кричала и билась в руках двух парней, остальная публика в ужасе пятилась, отстраняясь от чего-то, люди смотрели вниз, в пол, сзади напирали те, кому не видно. Неля сидела на грязном полу, обхватив рукой свою сумку и неловко, черезчур низко свесив голову, по красной клетчатой материи расползалось ещё более красное пятно.
"В шею ударили" - определил Павел, опередивший на бегу милиционеров: он-то знал, куда спешит и какое зрелище его ожидает.
- Я видела, видела, - захлебывалась женщина, вырываясь из рук тех, кто пытался её удержать, - Он здесь где-то. В кожаной куртке, у него нож...
Нож, однако, немедленно обнаружился на полу под ногами, убийца бросил его, убегая. Впрочем, вряд ли он убегал, бегущего-то видно. Просто сделал шаг в сторону и смешался с толпой, в которой половина мужчин - в кожаных куртках.
- Ищи ветра в поле, - процедил сквозь зубы милиционер, оказавшийся рядом с Павлом.
- Врача вызвать, что ли? - недоуменно спросил второй.
- Да какой на хрен врач? Поднимай тревогу, надо входы-выходы перекрыть...
Бросив прощальный взгляд на вовсе уж осевшую на пол Нелю - голова совсем набок свесилась, тонкая шея почти перерублена, это тебе не амбала укокошить, тому надо было точно с сонную артерию попасть, там профессионал орудовал, медсестричка хирургическая, - Павел повернулся к убитой спиной, поискал глазами Лизу. Остановить её, не допустить, чтобы увидела... Но она была уже здесь, рядом с ним, глаза расширены, губы бескровные, шевелятся почти беззвучно:
- Паша, что это? Она просила, чтобы с нами...
Павел вывел Лизу на свежий воздух, подобрав по пути брошенную ею поклажу, надо же, в суматохе никто не украл, повезло. Милиционер, обшаривавший глазами каждого выходящего, не проявил к ним интереса, зато остановили шедшего позади мужика в коричневом кожаном пальто.
...Автобуса дожидаться не стали, Лиза едва на ногах держалась. Павел сговорился с леваком с виду поприличнее, наскреб кое-как нужную сумму в рублях, недостающее левак скостил. Через полчаса подъехали к дому на Чистых прудах...
Не так замысленно было возвращение из первой совместной поездки за границу, почитай из свадебного путешествия. Лиза едва поздоровавшись с Всеволодом Павловичем и Коньковым, ушла в комнату Павла, принялась распаковывать вещи. Через Павла выслала подарки старикам - тонкие шерстяные свитера "оксфорд стайл", ромбами, одинакового фасона, но разной расцветки. Павел вспомнил, как долго она их выбирала на распродаже в дорогом магазине, прикидывала, кому какой: отцу в черно-серых тонах, пойдет к его седине, а вот этот, синий с серым - Конькову, к глазам. Павел даже тронут был тогда такой заботой. А теперь вот сунула ему небрежно два пластиковых пакета:
- На, отдай.
- Пойдем поужинаем, - позвал Павел, - Коньков старался, пельменей налепил целую гору.
- Слушай его больше. Небось, в магазине купил, - последовал непримиримый ответ, - Не хочу я никаких пельменей, голова болит.
Ничего не оставалось, как втроем сесть за скромно, но с элементами праздничности накрытый стол: дорогая водка "Абсолют", которую Коньков Бог весть почему провозгласил лучшей на свете, баночка красной икры, салат с крабами - творение Конькова. И, действительно, пельмени, которые он же норовил выдать за домашние, однако справедливо и безжалостно был разоблачен заочно практичной Лизой: ну на кой хрен возиться с тестом, прокручивать мясо, смешивать фарш разных сортов, лепить, когда пошел себе в любой магазин и купил. И недорого... Сам же Коньков и признался в подлоге. Но почтеннейшую публику этим не развеселил. Всеволод Павлович заметно был огорчен поведением Лизы, подарок принял равнодушно. Выпил рюмку, закусил и ушел к себе, не дождавшись пельменей. Да и Коньков невесел был, хотя и старался виду не показать. Напялил новый свитер - над ремнем брюк явственно обозначился круглый живот, - повертелся перед зеркалом:
- Еще хоть куда мужик, а?
- Садись, дядя Митя, давай выпьем, как следует, пока никто не мешает.
Просидели вдвоем чуть ли не до утра. Коньков изложил полученные "по своим каналам" сведения о Горгулове по кличке "Мингрел". Четверо братьев Горгуловых некогда наводили страх на западную Грузию. Двух поймали, один из них сгинул в тюрьме, второй, кажется, ещё сидит, третий сам по себе помер а, может, и помогли - у себя дома. Четвертый - самый старший - сразу после смерти этого брата перебрался в Москву, единственного сына увез - может, ради него и оставил родную свою землю, которая тогда ещё была с Россией заодно, а ныне - заграница. Сын его Георгий и есть "Мингрел" - тот, что гробанул томилинский "общак"...
- Выходит, Москва ему на пользу не пошла...
- Выходит, так, - согласился Коньков, отправляя в рот очередной пельмень на вилке, - Сначала-то он ничего был, школу закончил, в институт поступил...
- В какой?
- Иностранных языков имени, прости Господи, Мориса Тореза.
- Не на испанский, случаем, факультет?
- Именно... Три курса, кажется, закончил и вылетел ясным соколом.
- За что?
- Машину угнал.
- А где он, дядя Митя, нынешним летом кантовался?
- Милиция его нашла, да поздно. По весне в Боткинской лежал, аппендицит ему вырезали. А из больницы вышел - и как сквозь землю... Оперативники в холодный след уткнулись.
Ага, ну вот теперь все сошлось. Медсестра Баранкина, на хорошем, наверняка, счету у начальства, девушка вне всяких подозрений. Она его спрятала под крыло. Влюбилась. Сколько они были знакомы - месяца три-четыре? Ему бы и меньше хватило, чтобы её уговорить. Как и они с Лизой, отправились Неля с Жорой в как бы свадебное путешествие на золотой остров Майорку. Купили путевки в агентстве, к тому времени невеста все уже знала: что скрывается возлюбленный от властей и от бывших дружков - иначе как бы Георгию удалось поменяться паспортами со своим телохранителем Митрохиным, что он при этом сказал бывшему киллеру, как убедил? Пригласил на работу за приличные деньги, или пообещал поделиться украденным "общаком". Нет, это исключено, амбал вполне мог его заложить... Теперь это неважно. А вот как он Нелю уговорил исполнить такую жуткую роль - прикончить человека? До этого как бы дружили, на машине втроем разъезжали, купались и загорали на белом майоркском песочке... Как же он вложил в её руку нож?
- Тут предполагай самое невероятное, - раздумчиво сказал Коньков Влюбленная бабенка на многое способна. Вон, слышал, наверно, - одна своему дорогому в тюремную камеру собственными руками пистолет приволокла, а он охранника убил и был таков. Она теперь на нарах мается, позор на весь мир в газетах писали, даже фильм отсняли. Между прочим, дамочка с юридическим образованием. И не особо молодая, могла бы и понимать.
- Ну, это другое - страсть. А тут девчонка совсем, да ещё такой милосердной профессии...
- Как раз профессия-то не в её пользу. Повидала она смертей, стоя рядом с хирургами, попривыкла к последним содраганиям. И знала, в какое место нож направить, чтоб уж наверняка. А что рыжий ей перед этим наплел, нам не узнать. Застращал или жениться пообещал. Говорю же - не ей чета бабы какие глупости совершали во имя любви. Про это сколько книг написано!
Ни одной книги, правда, старый сыщик не назвал - не припомнилось. Но возразить ему нечего, его догадка похожа на правду. Пропала девчонка ни за грош. Кому, интересно, "Мингрел" поручил встретить её в Москве?
- Родственникам, думаю. У кавказцев, сам знаешь, семьи большие и крепкие. Один с ножиком - тот, кто раньше Нелю видел, а то как бы в толпе узнал? Этот сбежал. А другой гроб с покойным на руки получил, вот тут след есть. Поскольку милиция транспортная в курсе, гробы не так часто прибывают. Если бы не твоя информация - ему бы и беспокоиться не о чем. Спасибо тебе связь помог установить между убийством в зале прилета и этим, Господи прости, багажом. От покойника, да ещё в гробу избавиться не так-то просто, хоть сколько-то времени на это нужно. Утром узнаем, что там у оперативников получилось. В любом случае приметы есть того, кому покойника выдали. Документы скорее всего фальшивые, но видели же его.
- Совесть все равно неспокойна, дядя Митя, - признался Павел, Просила девчонка о помощи, тряслась вся от страха. Ехать в Москву не хотела - я заставил, силой в самолет посадил.
- Там бы приятель её ещё быстрее с ней разобрался. Или полиция. Тут шанс все же был.
- Я так ей и сказал.
Паше хотелось рассказать старику про Лизу - как она охраняла несчастную эту медсестру, как потом обвинила Павла в её смерти. Но не решился, вместо этого произнес устало:
- Все у рыжего получилось, как по-писанному. Теперь слух пойдет о его безвременной кончине, дружки искать перестанут, милиция - тем более, а он на белом коне. На свободе и при деньгах. Небольших, но все же...
Коньков не согласился, головой покачал:
- Не знаю, не знаю. С Лизаветой трудно тебе придется, это правда. Она девка бескомпромиссная...
Определение - точнее некуда. Именно бескомпромиссная, потому и коротает Павел первую ночь по приезде в обществе старика Конькова. Побаивается, что греха таить, встречи с подругой. Пусть она хоть выспится, отдохнет малость, трезво посмотрит на вчерашнее. Ну что можно было предпринять? Да, он полагал, что Горгулов позвонит в Москву, даст своему сообщнику задание - встретить Нелю и заставить её молчать. Но не обязательно же убить. Хотя следовало ожидать, риск был.
Риск был и для того кто взялся бы её защищать - а Павел не готов был. И девчонка сострадания не вызывала. О том, что она - убийца, он давно догадался, как тлолько рассыпалось её шаткое алиби. Больше некому было - не попадись дурачок Антонио в руки охранника, её бы вычислили сразу. Для неё и её дружка арест Антонио - подарок, нечаянная радость. Удалось благодаря ему выиграть немного времени, "Мингрел" успел покинуть Майорку без всяких помех, наверняка был в запасе ещё один паспорт, на какое имя - неизвестно. Не Горгулов и не Райков. Митрохин? Тоже не факт. С испанским у него порядок - в институте учился... Подался, наверно, сначала на "полуостров" - так на Майорке называют всю остальную Испанию... "Нет ничего тайного, что не стало бы явным" частенько повторяет Коньков. А вот Павел в этом не уверен...