Николсон Кэтрин. Лунные грезы

   – Вам следует… вы должны…
   Надо же выполнять условия контракта!
   Черт, он едва не объявил это вслух. Достаточно простая сделка – финансовая поддержка в обмен на примерное поведение.
   – Мне восемнадцать. И отныне я вовсе не обязана делать то, чего не хочу.
   При виде упрямо вскинутого подбородка Уитейкера охватило дурное предчувствие.
   – Корри, дорогая, вы, кажется, не совсем поняли. Пусть вы и взрослая, семья вряд ли одобрит ваше решение бросить школу. Говоря откровенно, у вас нет иного выбора.
   – Меня никто не посмеет заставить, – безапелляционно заявила девушка. Поверенный только вздохнул. Ну что за наивность!
   – Боюсь, вы недооцениваете Травернов. И должны усвоить, что зависите от них материально и будете зависеть еще некоторое время. Если откажетесь вернуться в школу, они просто прекратят выплачивать вам деньги. Что будете делать тогда?
   Девушка упрямо поджала губы. Поверенный почувствовал нечто вроде жалости. Совсем ребенок, ничего не понимающий в жизни. Такие, как Траверны, всегда добиваются своего!
   – Дорогая, вы вели слишком уединенную жизнь. Я знаю, это может показаться жестоким, но вы нуждаетесь в Травернах и их деньгах. Одна, без поддержки и помощи, вы просто не выживете.
   – Мистер Уитейкер, на свете нет ничего невозможного.
   Поверенный уставился на Корри. Фиолетово-синие глаза в обрамлении черных ресниц смотрели прямо и неумолимо.
   – И я не одинока.
   Адвокат молча наблюдал, как она сует руку в карман пальто.
   – Видите ли, у меня было время все обдумать. Она вытащила что-то, чего он не сумел рассмотреть.
   – Я знаю, что Траверны не станут выплачивать мне содержание. Я на их месте, возможно, сделала бы то же самое. Они вовсе не обязаны давать мне деньги, особенно еще и потому, что я не собираюсь подчиняться их требованиям.
   – Корри, Корри, вы сами не знаете, что говорите. Нельзя же уйти так безоглядно и при этом ожидать, что о вас позаботятся.
   – Мистер Уитейкер, я сама могу о себе позаботиться.
   Перед его изумленным взглядом появилась довольно солидная пачка пятифунтовых банкнотов. Тщательно пересчитав деньги, она положила их на стол.
   – Что это?
   – Аванс, – деловито пояснила девушка. – Я не знаю других адвокатов, но вы кажетесь мне достаточно опытным. Я хочу, чтобы вы стали моим поверенным.
   Мистер Уитейкер, онемев, уставился на деньги. Прошло немало времени, прежде чем он вновь обрел дар речи.
   – Корри, я не могу работать на вас. Вы, кажется, забыли, что я семейный адвокат Травернов. Столкновение интересов…
   – Не волнуйтесь, – утешила девушка, – это не имеет ничего общего с Травернами. Для них я вообще больше не существую, верно?
   Она права. Подпись на документе не стереть. Старик покачал головой:
   – Но зачем вам нужен адвокат?
   Впервые с той минуты, как девушка вошла в кабинет, она явно растерялась. На щеках появился легкий румянец.
   – Мне нужен… человек, которому я могла бы доверять, – нерешительно пробормотала она. – Видите ли, я буду получать письма, очень важные письма. И хочу, чтобы вы хранили их, а позже переслали по тому адресу, который я укажу. Не исключено, что я буду много путешествовать.
   – Это все? – улыбнулся мистер Уитейкер. – Но если вы всего-навсего отводите мне роль почтальона, платить за это совершенно необязательно. С удовольствием сделаю небольшое одолжение семейству Травернов.
   – Пожалуйста, не надо меня опекать! И никаких одолжений, мистер Уитейкер, я ими сыта по горло! С этого дня я никому и ничем не буду обязана. Особенно Травернам. Надеюсь, вы поняли? Отныне я Корри Модена. Ни я, ни Траверны никогда друг о друге не слышали.
   – Но…
   – Предложенная мной сумма недостаточна?
   Девушка снова сунула руку в карман.
   – Нет-нет, – в притворном отчаянии замахал руками поверенный и поспешно собрал банкноты. Пришлось признать поражение и сделать хорошую мину при плохой игре. – Гораздо больше, чем нужно!
   – А по-моему, недостаточно. Но со временем я все возмещу. И когда стану знаменитой, мне потребуется хороший адвокат, – с такой юношеской убежденностью заявила Корри, что поверенный снова улыбнулся.
   – Знаменитой? И каким же образом вы надеетесь стать знаменитой?
   – Пока не могу сказать. Это секрет.
   – Такой же, как письма?
   – Совершенно верно, – кивнула Корри, нахмурившись. – Мистер Уитейкер, вы, кажется, не принимаете меня всерьез?
   Старик поспешно сжал губы, чтобы не рассмеяться.
   – Что вы, Корри! Конечно, принимаю.
   – Прекрасно.
   Она спокойно взяла пальто и протянула на прощание руку. Странно, почему ему так не хочется ее отпускать? Правда, вот уже много лет он не проводил время в таком интересном обществе.
   – До свидания. Желаю… нет, погодите!
   Уитейкер едва не забыл главного. Ради чего, собственно, и вызвал Корри из школы.
   – У меня для вас небольшой сюрприз.
   Он подвинул к девушке длинный легкий сверток. При виде знакомого почерка девушка чуть улыбнулась, но не взяла подарок. Поверенный изумленно вытаращил глаза. Да что это за создание такое? Можно подумать, из камня высечена!
   Ее спокойствие лишь подогревало его любопытство.
   – Вы не желаете развернуть? – пробормотал Уитейкер, протягивая ей ножницы.
   – Нет, – хладнокровно ответила девушка.
   – Но почему? – раздраженно воскликнул адвокат, о чем немедленно пожалел. В конце концов это его не касается. Да и девушка укоризненно качнула головой:
   – Просто я знаю, что внутри.
   Она осторожно взяла сверток и сунула под мышку.
   – Семейные драгоценности!
   И в этот момент Уитейкер окончательно убедился – она действительно дочь Энтони Траверна. Врата памяти неожиданно открылись, и его вновь захлестнул поток вопросов, которые он так жаждал задать Энтони и не успел. Почему тот внезапно исчез много лет назад? И почему не женился на Марии? А теперь его дочь, вместо того чтобы удовлетворить любознательность старика, терзает все новыми тайнами. Чьим советам она следует? И что это за непонятные письма, столь важные для нее, если для передачи требуются услуги адвоката? Куда она идет, что собирается делать и каковы ее планы на будущее?
   – Прощайте, мистер Уитейкер.
   Она покидает его, быть может, навеки, и он никогда больше ее не увидит. Но уж одно-то он непременно узнает.
   Поверенный собрал деньги и помахал ими вслед удаляющейся фигурке.
   – Деньги… Скажите, откуда вы их взяли?
   Корри, уже успевшая переступить порог, обернулась. Губы тронула легкая улыбка:
   – Вам следовало бы догадаться, мистер Уитейкер. Рождество и дни рождения, помните?
   Адвокат, онемев от потрясения, молча провожал глазами девушку. Наконец он неверными шагами подошел к окну. Через несколько минут Корри сбежала по лестнице, оставляя в морозном воздухе крошечные облачка пара, вырывавшиеся изо рта.
   Вот и все. Она бесповоротно ушла из его жизни.
 
   Корри громко рассмеялась, не обращая внимания на испуганные взгляды проходивших мимо барристеров^[3], солидных людей в строгих темно-серых костюмах, со сложенными зонтиками в руках. Пробежав через древнюю елизаветинскую арку, она оказалась на Чансери-лейн. Узкая средневековая улочка была запружена людьми, спешившими по своим делам. Сейчас, в час пик, движение было весьма оживленным. Корри глянула на часы. Поздно. Позднее, чем ей казалось.
   Девушка смело ступила на мостовую и властным жестом остановила такси. Черное авто, словно дрессированный морской лев, послушно остановилось у обочины.
   – Куда, мисс?
   – Отель «Савой».
   Корри осталась крайне довольна тем, что голос звучал спокойно и отчетливо. Как только такси поплыло по Чансери-лейн и влилось в поток автомобилей там, где Флит-стрит соединяется со Страндом, Корри поняла, что правильно поступила, взяв машину. Самое главное – не испортить начала.
   Девушка глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце, погляделась в зеркальце водителя, пригладила волосы и поправила воротничок. Ну что, наконец все в порядке? И она выглядит как полагается по роли? Кажется, не совсем.
   Корри с сожалением сняла алую шаль и, свернув, запрятала под сверток. Серая юбка в складку, пуловер того же цвета и простая белая блузка… наверное, сойдет. Недаром она постаралась сбросить унизительно-жалкое школьное пальтишко.
   Такси, сделав крутой поворот, с шиком подкатило к отелю и остановилось с громким визгом тормозов. Девушка не торопилась выходить. Теперь она совсем другой человек, сдержанный, хладнокровный, прекрасно знакомый с правилами этикета и условностями. Водитель повернулся и открыл дверцу.
   – Благодарю.
   Корри мужественно распрощалась с последним фунтовым банкнотом.
   – Сдачу оставьте себе.
   Широкий жест. Но сегодня явно день широких жестов. Девушка улыбнулась. Она сильно рисковала, предлагая мистеру Уитейкеру большую сумму… но это прекрасно сработало, а остальное не важно. Как сказал Арлекин, пустые карманы – лучший источник вдохновения.
   Швейцар в темно-зеленой ливрее с золотыми пуговицами, белых перчатках и форменной фуражке стоял в тени входной аркады. Хотя еще не стемнело, у дверей горели большие фонари, над которыми переливались серебром стальные буквы «Савой», такие же элегантно-простые, как решетка радиатора «роллс-ройса».
   Однако под аркадой, несмотря на освещение, царил полумрак. Повсюду мрамор, темно-зеленый, желтоватый и угольно-черный.
   Высоко подняв голову, но прикрыв глаза, Корри проплыла мимо швейцара и прошла в высокие вертящиеся двери красного дерева. И мгновенно оказалась в другом мире. Необычном. Таком непохожем на все, что она до сих пор видела. Первое, что заметила девушка, – тишина и спокойствие, присущие только очень дорогим отелям. Ей казалось, будто она вторглась в чьи-то владения или перенеслась назад на два столетия, в эпоху, когда еще не изобрели паровые двигатели и электричество. Приглушенный свет, лампы, льющие озерца желтоватого сияния, хрустальные люстры, лепной потолок… В воздухе разлито ненавязчивое благоухание золотисто-белых нарциссов, стоявших в вазах на низких столиках. Повсюду полированный мрамор, блеск позолоченных инкрустаций, благородное красное дерево. Слева расставлены удобные мягкие кресла, обитые черной кожей и готовые принять в свои объятия усталых постояльцев, за высоким арочным проемом слышались тихий перестук столовых приборов и негромкие голоса обедающих.
   Корри глубоко вздохнула. Странно. Она, незваная, непрошеная гостья, чувствует себя так, будто наконец обрела дом.
   В этот момент ее внимание привлек легкий шорох, и девушка, повернув голову, увидела до сих пор незамеченную длинную стойку из красного дерева. Теперь, внимательно приглядевшись, она поняла, что в холле полно рассыльных, скользивших бесшумно, как привидения.
   – Чем могу помочь, мисс? – учтиво осведомился молодой человек в темном костюме за стойкой. Он ничуть не удивился отсутствию багажа у Корри и вел себя так, как если бы перед ним предстала по меньшей мере принцесса крови. Девушка мгновенно прониклась к нему симпатией. Во всяком случае, свою роль он играл безупречно.
   – Я Корри Модена.
   Ее новое имя прекрасно звучит.
   – Миссис Эндрюс назначила мне встречу.
   – Разумеется.
   Почтительный тон молодого человека ничуть не изменился, и восхищение Корри возросло. Портье почти незаметным жестом подозвал возникшего невесть откуда слугу во фраке.
   – Пожалуйста, проводите мисс Модена в кабинет госпожи управительницы.
   Корри, с сожалением оглядываясь, последовала за мужчиной через путаницу длинных, устланных коврами коридоров, мимо бесконечных дверей орехового дерева, забранных в стальные рамы. Госпожа управительница казалась поистине величественной в строгой черной униформе с белоснежными воротником и манжетами. С пояса свисала связка ключей на медной цепочке.
   – Доброе утро, мэм.
   Женщина окинула ее изучающим взглядом, очевидно, заметив безупречную аккуратность прически и скромный костюм. Корри сложила руки перед собой. Лицо пожилой женщины слегка смягчилось – вероятно, это вполне могло сойти за одобрение. Дама взяла с письменного стола два листочка бумаги. Корри краем глаза увидела фирменные бланки двух респектабельных французских отелей, которые Арлекин послал ей в свое время, и затаила дыхание.
   – Превосходно. По-моему, все в порядке.
   Корри не поднимала глаз.
   – Вижу, вы в основном работали за границей?
   – Да, мэм. Я говорю по-французски, по-итальянски и немного по-гречески.
   Дама согласно кивнула. Корри почувствовала невероятное облегчение. Получилось! Кажется, получилось! Теперь она на верном пути!
   – Прекрасно.
   Управительница поднялась и протянула руку:
   – В таком случае, мисс Модена, добро пожаловать в наш тесный круг. – И, немного помедлив, добавила: – Надеюсь, вы понимаете, что в нашем отеле весьма строгие правила. Мы гордимся высокой репутацией «Савоя» и по мере сил и способностей стараемся ее поддерживать. Полагаю, и вы не ударите в грязь лицом. Наш девиз – «Неустанно стремиться к совершенству», и именно этого ожидают от нас гости отеля. У нас привилегированная и крайне требовательная клиентура, которая выбирает «Савой», желая получить комфорт и уединение. Главное – сдержанность, благоразумие и осторожность. Этим принципам вы должны неуклонно следовать. Думаю, вам понятно?
   – Да, мэм.
   – Хорошо. Ну а теперь старшая по этажу выдаст вам униформу и покажет вашу комнату. Завтра одна из горничных объяснит ваши обязанности. Вы можете немедленно приступить к работе?
   – Да, мэм. Я взяла на себя смелость заранее отправить сюда багаж.
   – Вот и чудесно. Надеюсь, вам понравится у нас, мисс Модена.
   Уже через пять минут девушка оказалась в крохотной клетушке, в той части отеля, где располагались помещения для обслуживающего персонала. Правда, здесь царил абсолютный порядок, более того, как объяснила старшая по этажу, согласно традициям отеля, комнату будут ежедневно прибирать. У стены стояла кровать, пол был застелен узким ковриком, на окнах висели занавески в цветочек. В углу притулился умывальник. У кровати уже разместился чемодан.
   Девушка повесила обе униформы на спинку стула и принялась внимательно их рассматривать. Днем придется носить ситцевую блузку с короткими рукавами и круглым воротничком в тонкую фиолетово-белую полоску и большой белый полотняный передник, закрывающий простую юбку. Вечерние блузка и юбка были светло-серыми, а передник – поменьше. Цвета обеих униформ явно гармонируют с пастельными тонами обоев и штор. Кроме того, теперь ей полагалась собственная медная цепочка-пояс, на которой будут висеть ключи от номеров. Корри села, неожиданно ощутив ужасную усталость. Она выдержала строгий экзамен и получила костюмы, но сумеет ли сыграть роль? Еще со времен собственного детства она приблизительно знала, как должна выглядеть и вести себя горничная, но что, если на деле все будет совсем не так легко, как кажется? Однако еще есть время изучить свои обязанности. Если справляются остальные, то и ей это по плечу. И к тому же неплохая практика.
   Сейчас Корри была полна решимости удержаться здесь как можно дольше. Это ее золотой ключик, первая ступенька к блестящему будущему.
   И доказательство – этот чемодан.
   Корри взялась за ручку и задумалась. Одна из немногих оставшихся вещей, принадлежавших отцу. Слишком громоздкий и неуклюжий, зато в углу сохранились позолоченные, хотя и давно выцветшие инициалы. Постоянный спутник в путешествиях Корри и матери по гостиницам и пансионам Французской Ривьеры. Они начали с четырехзвездочных отелей в Ницце и Каннах в те дни, когда Мария еще имела бешеный успех в шикарных клубах и казино средиземноморского побережья. Но шли годы, денег становилось меньше, и приходилось довольствоваться дешевыми пансионами и убогими квартирками, все дальше от моря, в продуваемых всеми ветрами маленьких курортных городишках, где обычно отдыхали люди небогатые и прижимистые.
   Но это и тогда не имело никакого значения для Корри. Все гостиничные номера казались одинаковыми, поскольку мать каким-то магическим образом умела превращать нищету в роскошь, горе в радость и слезы в смех. Они были неразлучны. Настоящие друзья и союзники, заговорщики с собственным никому не понятным языком, состоявшим из немыслимой смеси греческих слов, провансальского диалекта и неаполитанского жаргона. И когда Мария выступала, Корри, оставшись одна, долгими летними вечерами приводила в порядок ее костюмы, ноты и составляла предполагаемые маршруты дальнейших странствий.
   – Мой маленький импресарио, – с гордостью именовала ее мать. – Волшебная палочка! Что бы я без тебя делала?
   И как бы поздно ни было, они выскальзывали на улицу и сидели в напоенной ароматами полутьме под огромной луной, распевая дуэты из «Паяцев» и лакомясь горьким шоколадом и монтелимарской нугой, добавляя к пиршеству ломти хлеба, припрятанные днем Корри, которая без зазрения совести таскала их с кухни отеля.
   Корри улыбнулась. Оглядываясь назад, она была готова признать, что вела довольно странное существование. Ее воспитывали на сказках, любовных песнях и полуночных пикниках под кипарисами, так как же она могла удовлетвориться меньшим? И ни минуты об этом не жалела. То были чудесные дни, наполненные южным солнцем и пением матери. С тех пор солнечное сияние было для Корри неотделимо от человеческого голоса.
   Правда, иногда мать начинала волноваться из-за того, что Корри совсем невежественна.
   – Что я сделала с тобой, дорогая, – плакала она, с полупритворным отчаянием обнимая дочь. – Не научила тебя ничему, что должна знать женщина. Да ты даже готовить не умеешь!
   – Зато умею многое другое.
   Девочка нисколько не лукавила. Она могла ругаться на трех языках, как просоленный морской волк, сбивать цену не хуже марсельской рыбной торговки, петь на пустой желудок и находить друзей даже в пустыне.
   – Нет-нет, все это не считается, – качала головой мать. Ее большой подвижный рот кривился в трагической маске или клоунской усмешке, и тогда Корри выкладывала козырную карту:
   – У меня абсолютный слух.
   Услышав эту фразу, мать обычно задумывалась, и в глазах под тяжелыми веками, такими же, как у Корри, загорался лукавый огонек. Она принималась смеяться и весело ерошила волосы дочери.
   – В таком случае, дорогая, ты не пропадешь.
   Обе были непоколебимо убеждены, что музыка важнее всего на свете. Или почти всего.
   В последние месяцы жизни Мария отчаянно жаждала света и тепла. Корри каждый раз умудрялась снять комнату с балконом, выходившим на запад, чтобы мать, бледная и исхудавшая, могла посидеть на солнышке перед вечерним представлением. Она мечтала о таком месте, где никогда не заходит солнце и не бывает ночи. И Корри, если это было бы в ее силах, украла бы с неба светило и повесила под потолком. Но она была всего-навсего маленькой девочкой и не умела творить чудеса. Самое большее, что она могла сделать для матери, – принести стакан абсента, свернуться у ее ног и попросить рассказать об Антонио.
   При упоминании его имени впалые щеки матери заливала краска, а глаза начинали сверкать.
   – О, что это был за человек! Он знал все! Настоящий кудесник! А какие истории умел рассказывать!
   И она принималась описывать жизнь Персея, убившего горгону Медузу со змеями вместо волос и освободившего деву от чудовища, Ясона, который отправился на край света в поисках Золотого Руна, и Орфея, певца, чья жена раньше времени сошла в подземный мир.
   Потом мать вспоминала знакомство с Антонио, и то, как они полюбили друг друга с первого взгляда.
   В полночь того же дня они сбежали: она – от унылого существования под серым небом, он – от давно тяготивших его обязательств, – чтобы осуществить свои мечты. Их ждало счастье. Счастье в маленьком белом домике на холме одного из греческих островов. Следующей весной, когда холмы покрылись голубыми облаками цветущих гиацинтов, родилась Корри. Антонио держал дочь на руках, неумело, но гордо.
   – Знаешь, дорогая, он задирал нос, как настоящий генерал, – повторяла мать. Именно отец назвал ее Корой, римским вариантом имени Персефона. Так звали дочь богини земли, похищенную владыкой подземного царства. Он сделал ее своей женой и вынудил проводить каждые полгода в своем холодном темном дворце лишь потому, что она съела шесть зерен его граната.
   – Я не стала бы ничего есть из его рук, – твердила Корри, – даже если бы умирала с голоду!
   – Неужели, дорогая, – улыбалась Мария. – Откуда тебе знать?
   Взор ее вновь затуманивался.
   – Видишь ли, голод бывает разным. И не всегда возможно устоять.
   Корри знала, что она имеет в виду годы, прожитые без Антонио.
   – Почему он уехал, мама?
   Именно этого она никак не понимала. Как решился Антонио покинуть мать, такую прекрасную, с золотисто-медовой кожей и черными, как ночь, волосами.
   – Ты забываешь, дорогая, – вздыхала Мария, сжимая руку дочери. – Он был англичанин. Высокородный джентльмен. Хотел, чтобы мы поженились, но я отказалась. Его семья никогда бы меня не приняла. Но мне было все равно. Большего счастья, чем за эти два года, я не изведала. Мы жили бедно, но любили друг друга, и этого было достаточно. Однако когда родилась ты… он так много хотел для тебя! Все время волновался о будущем. Денег осталось совсем мало, я болела… он пытался раздобыть средства. Поэтому и вернулся, чтобы помириться с отцом, прийти к согласию. Я уговаривала его остаться. Глупая! Он англичанин, а для англичан чувство долга превыше всего. Я могла существовать на жалкие гроши, потому что любила.
   И в этот момент Корри приняла одно из важнейших решений. Она ни за что не влюбится в богатого мужчину. Это слишком опасно. Лучше уж вообще обходиться без любви или встречаться с ровней.
   – Я тревожусь за тебя, дорогая. Ты такая серьезная, такая спокойная… совсем как отец.
   Вопрос витал в воздухе, оставаясь невысказанным: «Что станется с тобой, когда меня не будет…» В те ужасные дни, последовавшие за смертью матери, Корри начала понимать, что подразумевала Мария, утверждая, что голод бывает разным. В душе девочки поселилась мучительная ноющая пустота, которую ничем нельзя было заполнить. Даже имя, которым она гордилась, отняли. Одноклассницы посчитали его слишком странным, непонятным и труднопроизносимым и стали звать иностранку Корри. Девочке пришлось смириться. Когда-нибудь весь мир узнает, как ее зовут! Настанет день – и она снова убежит туда, где солнце яркое, а небо густо-синее.
   Она ничего не рассказывала другим девочкам о родителях, инстинктивно понимая, что те вряд ли одобрят отношения между матерью и Антонио. Но зато поклялась следовать заветам мамы. Для олимпийских богов и богинь брак и любовь всегда были разными вещами. Мать наказывала ей жить так, точно смерти вообще нет. Жить, будто каждый день – весенний! О, это было почти невозможно. Корри хотелось умереть. Ей не с кем было поговорить. Никто не знал ее языка. И здесь не звучала музыка. Напевать или насвистывать строго воспрещалось. Все окутывали тишина и серый туман. Сухие английские голоса, безразличные английские лица, промозглая английская погода и строгие английские обычаи. Корри едва выжила. Но у нее нашлось достаточно сил. Она попросту удалилась в свой закрытый мирок, на созданную ею гору Олимп, обрела выносливость, научилась ни с кем не делиться секретами, но ненавидела каждую минуту, проведенную в школе. Девочке все время казалось, что ее похоронили заживо. Настоящее подземное царство.
   Она не знала, что бы произошло, если бы все осталось по-прежнему. Возможно, так и не спустилась бы с воображаемой горы и осталась бы в безопасной крепости своих воспоминаний. Но случилось чудо. Крошечный лучик света проник во мрак тюрьмы, и Корри начала рваться к этому свету, расширяя маленькое отверстие, пока оттуда не хлынул поток золотистого сияния.
   Корри медленно, благоговейно вынула из чемодана маленький, обернутый тканью сверток, извлекла небольшой кассетный магнитофон и осторожно поставила на комод. Рядом выстроилась драгоценная коллекция кассет. Кассеты по-французски – «коробки». И в самом деле коробки, где заключен чистый солнечный свет. В иной роскоши Корри не нуждалась.
   Потому с непонятной ей самой робостью девушка взяла в руки наследство матери, осторожно, словно неразорвавшийся снаряд. Наконец она приняла решение. Время не пришло. Она не готова. Ее еще держит в оковах подземное царство.
   С облегчением и некоторым разочарованием девушка отложила сверток. Она будет беречь его, как материнские туалеты, расшитые бисером и блестками. Как часто она укладывала их в дорогу, пересыпая лавандой, чтобы сохранить до того времени, когда снова начнутся приключения.
   Захватив перо и бумагу, Корри подтащила стул к окну. На улице уже темнело. Капли дождя забрызгали стекло. Крыши влажно блестели. Одинокий воробушек прыгал по тротуару. Даже луна не освещала холодное черное небо.
   Но Корри было все равно. Теперь ей нет дела до зимы. Скоро она окажется на воле, и тогда… все повторится сначала. Ее мечта о Ривьере исполнится.
   Девушка подалась вперед, подышала на стекло, превратив капли в сияющие жемчужины.
 
   Дорогой Арлекин!
   У меня изменился адрес. Пиши на имя мистера Уитейкера, в адвокатскую контору «Харби, Джарндайс и Харби», Нью-сквер, Линколнз-Инн, Лондон. Удивлен? И это еще не все: у меня есть работа, отель и собственный адвокат!