Николсон Уильям. Песнь Огня

   Постепенно туман рассеялся, но сквозь метель по-прежнему не было видно дороги.
   – Все хорошо? – спросил Анно Хаз жену.
   – Вполне, – ответила она.
   – Чувствуешь?
   – Чувствую, Аннок.
   Лицо Аиры согревало тепло далекой родины. С каждым шагом родина становилась ближе.
   К полудню ветер разогнал тучи, и открылся вид на многие мили вокруг. По обе стороны под бледным солнцем поблескивали белые холмы. Впереди виднелась темная полоса леса. А за лесом – горы.

Глава 11
Зимний рассвет

   Кестрель шла одна, за Боменом и Мампо. Позади молча шагали остальные, и снег хрустел под сапогами. Было слышно, как переставляют копыта лошади, как скрипят и шипят полозья. Иногда кричали дети, но взрослые не разговаривали, берегли силы. Мороз свирепствовал, и все понимали: чтобы укрыться в лесу до следующего снегопада, нужно пройти как можно больше.
   Аира Хаз ехала в повозке. Как она ни упорствовала – мол, вполне может идти наравне с другими, – Анно настоял на своем. Все видели, как Аира худеет, но не говорили об этом вслух. При мысли о том, что мать день ото дня слабеет, Кестрель охватывало невыносимое отчаяние. Помогал только серебряный голос Поющей башни, что висел под одеждой на шее. Нет, Кестрель не тешила себя надеждой, что в простом кулоне, когда-то сделанном племенем Певцов, кроется какая-то особая сила. Он просто напоминал Кестрель, что и они с братом, и мать, и ее слабость зачем-то нужны.
   Кестрель смотрела на знакомый худощавый силуэт Бомена. У близнецов не было друг от друга секретов. Сейчас брат шел далеко впереди, и все-таки Кесс чувствовала его настроение. Хотя Бомен ничего не говорил, сестра была уверена: что-то случилось, и это связано с Сирей. Вроде бы Кестрель давно этого ждала и даже хотела – а теперь испугалась. Мы будем вместе, брат. Всегда.
   Говори не говори, скоро придет время расстаться… И когда час наступит, лучше, если Бомен будет не одинок.
   Кестрель отвела взгляд от брата и полной грудью вдохнула морозный воздух. Не надо думать о плохом! Лучше сосредоточиться на холодных щеках, на усталых ногах… Правда, за этими мыслями поджидает тоска одиночества.
   Кестрель стало страшно и очень захотелось поговорить с братом, мысленно услышать его ласковый голос.
   Бо! – позвала Кесс – Ты мне нужен!
   Я здесь, – откликнулся Бомен. – Я всегда рядом.
   Страхи как рукой сняло. И что это она в самом деле? Кестрель благодарно подумала:
   Я люблю тебя.
   А я – тебя, Кесс.
   Они как раз проходили мимо дорожного столба. Эти столбы, как видно, вкопали очень давно, чтобы легче было не сбиться с пути зимой. Без опаски можно было идти только по дороге: вокруг попадались занесенные снегом трещины. Отклонишься в сторону – и, не ровён час, ухнешь на дно снежной могилы.
   Креот постоянно об этом думал. Пока что его коровы спокойно шли вслед за всеми, держась безопасной середины. Однако любой крик или резкое движение могли их напугать – и тогда животные кинутся в сторону, к коварным ловушкам. Привязать их – но к чему? Не к повозке же! Уволокут за собой. А самому удержать запаниковавшую корову – сил не хватит.
   Вот Креот и разговаривал с коровами, надеясь, что так им будет спокойнее.
   – Вперед, вперед, Засонечка! Скоро уже лес. А там отдохнем, да? Вперед, вперед, Смуглянка. За горами трава сладкая, а дни катятся за днями, один прекрасней другого. Вперед, Топотунья. Вперед, вперед…
   Его догнала госпожа Холиш. Креот не подал виду, что ее заметил: мол, говорю с коровами. Госпоже Холиш пришлось начать первой.
   – И зачем так причитать! Вперед, вперед – вот уж в самом деле! Будь у ваших коров хоть капля ума, они бы назло встали как вкопанные.
   – У моих коров больше ума, чем у некоторых, – ответил Креот.
   Оба замолчали и пошли дальше, кипя от злости. Каждый твердо решил, что не заговорит первым. Креот в конце концов не выдержал:
   – Такой жирный!
   – Я тоже не тростинка, – холодно парировала госпожа Холиш.
   – О нет, мадам, позвольте не согласиться! У вас приятная полнота. А у него – жир.
   – Приятная полнота, вот как?
   – Да, приятная.
   – Что ж… – вздохнула госпожа Холиш, и ее голос смягчился. – Приятная полнота, да ума ни на грош. Была глупой девчонкой, выросла в дуру бабу. А когда-нибудь стану слабоумной старухой. Что тут еще скажешь?
   Лед был сломан. С тех пор госпожа Холиш стала помогать Креоту смотреть за коровами – причем так старательно, словно они ее собственные.
 
   Над головой снова собрались тучи. Правда, снег так и не пошел, и мантхи успели пройти немалый путь. Вытоптанную другими дорогу впереди еще не присыпало. Было хорошо видно, как она заводит в темный лес.
   Анно шел рядом с повозкой, так, чтобы Аира его видела.
   – К ночи будем у реки, – сказал он.
   – Осталось немного.
   – Чувствуешь?
   – Сильнее, чем раньше.
   Чем ближе мантхи подходили к родине, чем явственнее становилось тепло на лице, тем больше слабела пророчица. Аира часами лежала в повозке молча и неподвижно, вспоминая всю свою жизнь. Родились дети, выросли… Обручение с Анно, она совсем молодая… Детские годы, красивый старый особняк в Алом округе Араманта… Все это исчезло, рассыпалось. Арамант в руинах. Настало время жестокости. Аира, как и ее предок, стала пророчицей своего народа.
   После полудня снег все-таки повалил. Снежные хлопья садились на руки и капюшоны, холодили лицо. Что ж, бывало хуже – да и лес совсем близко! Мантхи не падали духом и упорно шли вперед.
   Когда путники добрались до леса, короткий зимний день уже кончался. Было удивительно тихо. Верхние ветви темным пологом закрыли небо. Белизна, так долго окружавшая путников, растворилась в тени. Хруст снега под копытами и сапогами, скрип полозьев стали громче и как будто ближе. Люди слышали даже, как дышат, как шуршит на ходу одежда. Они шли словно в коконе из собственных звуков, а через пару шагов, в тени между деревьев, оставалась нетронутая тишина.
   Издали лес казался узкой полоской у подножия гор. Только теперь мантхи поняли, что на самом деле он тянется далеко. К ночи до реки не добраться.
   В лесу, где и днем-то света мало, темнеет быстро. Анно Хаз решил объявить привал.
   – Давайте заночуем, пока совсем не стемнело.
   Мантхи остановились прямо на дороге, развели костер и поставили шатер, чтобы укрыться на ночь. Как только пламя разгорелось, ярко-оранжевые языки вытеснили слабые сумерки, темнота вокруг сгустилась. Анно назначил молодых мужчин часовыми на ночь: кто знает, не подкрадутся ли, пока все спят, разбойники или дикие звери? Дров хватало, и караульные должны были поддерживать огонь до рассвета.
   По шатру, где собрались мантхи, плясали отблески костра; внутри было довольно темно. Аира Хаз спала, муж держал ее за руки. Рядом с матерью разметалась во сне Пинто, ее детская ступня касалась спящего Мампо.
   Бомен, когда пришла его очередь дежурить, сел у огня на одеяло, другое набросил на плечи. Глядя, как в костре возникают и рушатся алые коридоры пламени, он почувствовал, что внутри зашевелилась сила. Чтобы как-то убить время, Бомен выбрал обугленное полено и силой мысли затолкал его в самую середину. Интересно получается! Бомен мысленно взялся за другое полешко и потянул его по маленькой огнистой дорожке между двумя большими головнями. Вдруг дерево загорелось, вспыхнуло синим пламенем.
   – Чем занимаешься?
   Сирей. Стоит между повозкой и костром. Что она успела увидеть?
   – Смотрю на огонь.
   Сирей подошла и села рядом. Бомен прикрыл ее своим одеялом.
   – Я хочу узнать только то, что ты захочешь рассказать, – сказала она.
   Бомен начал показывать. Сначала он силой мысли подобрал сосновую шишку с заснеженной дороги и положил в открытую ладонь Сирей. Девушка накрыла шишку тонкими пальцами.
   – Как ты это делаешь?
   – Сам не знаю.
   – А что еще ты умеешь?
   – Я могу сказать, что ты думаешь. То есть почувствовать.
   – Я не против. У меня нет от тебя секретов.
   – Вообще-то обычно я не заглядываю людям в головы. Это довольно тяжело.
   – Загляни ко мне.
   Сирей закрыла глаза, показывая, что сосредоточилась на какой-то мысли и хочет, чтобы юноша ее прочитал. Бомен посмотрел на девушку: она так близко, такая красивая, и шрамы так ей идут… Бомен наклонился, нежно поцеловал Сирей в щеку и вошел в ее ум.
   Обнаружив мысль, Бомен рассмеялся – тихо, чтобы не разбудить остальных.
   – Ты представляешь нас в наряде твоих родителей!
   Бомен увидел комичную картину: он и Сирей сидят бок о бок на золоченых тронах в жестких, инкрустированных драгоценными камнями мантиях Йоханны и Йоди из Гэнга – как в карнавальных костюмах с чужого плеча.
   – Смешно! Мы же не император с императрицей!
   – Это ты видишь правителей. А я – мужа с женой. Отца и мать. Они – моя единственная семья.
   – Прости меня, Сирей. Зря я смеялся.
   – Даже смешные люди могут любить друг друга.
   – Конечно. Надеюсь, с ними все в порядке…
   – Наверное. Их, скорее всего, изгнали из города, и теперь они живут тихой жизнью где-нибудь в маленьком домике, без слуг и придворных. Зато у мамы есть папа, а у папы – собаки.
   – Откуда ты знаешь?
   – Не знаю, а надеюсь. Я поступила очень плохо, когда пошла за тобой и бросила семью. Я пообещала себе, что однажды вернусь, найду их и попрошу прощения. Так что они должны быть живы и здоровы, понимаешь? Чтобы я смогла их снова увидеть.
   – Значит, так тому и быть.
   – Возможно, мы придем к ним вместе.
   Тут Сирей то ли вспомнила, то ли сделала вид, что вспомнила:
   – О нет! Ты же должен уйти! Ты избранный… А скоро ты уйдешь?
   – Думаю, да.
   – Скорей бы ты ушел, Бомен! Тяжело этого ждать.
   – Мне тоже.
   Сирей хотелось спать. Вскоре она прилегла рядом, положив голову Бомену на колени. Он гладил девушку по голове, пока та не заснула, а сам терпеливо сторожил.
   Перед рассветом спящие в шатре зашевелились. Бомен спросил себя: будить Сирей? Нет, не надо. Нельзя все время прятаться от других.
   Скуч выбрался наружу, приветственно кивнул Бомену и занялся своими утренними делами. Юноша смотрел, как коротышка вешает над костром котелок с водой, слышал, как просыпаются остальные.
   Хлопнуло полотнище шатра. Бомен оглянулся и увидел сонно моргающую Кестрель. Сестра какое-то время непонимающе смотрела на него, потом заметила Сирей, улыбнулась и ушла за деревья.
 
   Кестрель хорошо выспалась, морозный воздух бодрил. Она выбралась из шатра отдохнувшей, веселой – а теперь ей очень захотелось побыть одной.
   Легко ступая по тонкому снегу под деревьями, Кесс отошла подальше от костра. Она не выбирала дороги и оказалась на звериных тропках, среди высоких деревьев почти без подлеска. Что тут расстраиваться! Да, Бомен и Сирей стали еще ближе, что удивительного? Все и так давно понятно. И тем не менее, когда Кестрель увидела их вместе под одним одеялом – Сирей спит, Бомен гладит ее по волосам, – в ней что-то оборвалось.
   Впереди блеснул яркий свет. Кесс пошла к нему: чем дальше от своих, тем лучше. Оказалось, снег сиял в длинном и косом солнечном луче, пронизавшем кроны деревьев. Кестрель решила искупаться в солнечном озере и поэтому двинулась дальше.
   Вдруг тесно стоящие древесные колонны расступились, и девушка очутилась на большой поляне, залитой золотистым утренним светом. Какая красота! Низкие солнечные лучи расчертили поляну на полосы яркого света и бархатной темноты. На востоке между деревьев проглядывало лучистое небо, а каждый ствол напротив словно окаймляло золотом. Вся поляна сверкала и переливалась, как сказочный замок, и Кестрель поняла: это великолепие – знак. Знак, который обещает: когда-нибудь все, что кажется темным, превратится в свет.
   Кестрель медленно вышла на середину поляны. Среди изменчивых лучей она выбрала самый яркий. Свет грел щеки, лился в раскрытые ладони. Захотелось закрыть глаза и высоко поднять руки.
   Кесс кружилась на месте лицом к небу то в темной полосе, то в светлой…
   Почему все когда-нибудь кончается? Почему нельзя жить вечно?
   Услышав шаги, Кестрель перестала кружиться и опустила руки. Она открыла глаза и почувствовала: это Бомен, милый Бомен, совсем близко. Он вышел из леса на залитую солнцем поляну.
   Брат и сестра крепко обнялись и стояли в теплых солнечных лучах, слушая, как шумит ветер в деревьях.
   Почему все кончается? Почему нельзя любить друг друга вечно?
   Мы же любим, – ответил брат. – И так будет всегда.
   Рука об руку Бомен и Кестрель оставили солнечную поляну и вернулись к своим. Они не говорили о том, что изменилось, потому что и так всё понимали.
   Позже, уже в дороге, Кестрель пошла рядом с Сирей и тихо-тихо, чтобы больше никто не слышал, пожелала ей счастья с Боменом. Вид у бывшей принцессы был немного виноватый, но в то же время обрадованный.
   – Ты всегда говорила, что он тебя полюбит, – сказала Кестрель.
   – Не знаю, любит ли он меня. По крайней мере, уже не избегает.
   – Он тебя любит.
   – Кесс, ты ведь думаешь, что он мог бы найти себе кого-нибудь получше?
   – Сирей, посмотри на меня.
   Девушки остановились, и Кестрель заглянула глубоко в большие и прекрасные янтарные глаза Сирей.
   – Ты должна мне верить. Если мой брат счастлив с тобой, счастлива и я. Если он тебя любит, люблю и я. Если ты любишь его, ты любишь меня.
   – Я и так тебя люблю, Кесс. Ты моя первая подруга.
   – Только вот когда любишь, все равно бывает больно.
   – Бомен тоже так говорит. Он говорит, что скоро ему придется уйти.
   – Может, и так.
   – Думай как хочешь. А я буду думать, как хочу я.
   И девушки догнали остальных.
   К концу дня деревья у дороги поредели, снег заблестел под солнцем. Впереди виднелась равнина. Еще полчаса – и показались высокие опоры моста. Мантхи поняли, что еще до вечера будут на берегу.

Глава 12
«Мои любимые»

   Путники подошли к деревне, стоявшей на берегу. Оттуда доносились голоса, музыка – словно собралось много народу. Блестела темная река, а на том берегу белой ленточкой вилась дорога в горы. Вот он, последний отрезок пути – самый сложный, но самый короткий. Подъем начнется утром, с первыми лучами солнца, как только они перейдут реку.
   Анно Хаз не повел людей в шумную деревню, а выбрал спокойное местечко у реки, в рощице, где можно было хоть как-то укрыться от зимнего ветра. Редок Зем остановил повозку и привязал лошадей, Креот отправил коров пощипать скудную траву, проглядывающую из-под снега. Остальные развели костер и разложили одеяла, готовясь к ночи.
   Перед сном многие долго стояли и смотрели на горы. После всех трудностей пути горы, которые были так далеко, теперь казались иллюзией, картинкой, нарисованной на темнеющем вечернем небе. Скуч пихнул локтем Бранко Така:
   – А ты не верил! Хотел сдаться. Видишь?
   – Мы еще не дошли, – ответил Бранко. Правда, по его радостному лицу было ясно: даже он думает, что худшее позади.
   – Мадам, – обратился Креот к госпоже Холиш, – теперь, когда путешествие приближается к концу, нам нужно объясниться.
   – Не понимаю, – отвечала госпожа Холиш, – что объяснять. По-моему, мы прекрасно друг друга понимаем.
   – В таком случае я задам вам прямой вопрос. Будем ли мы входить в дом через одну дверь?
   – Будем входить в одну дверь и даже спать в одной кровати, если пожелаете.
   – Пожелаю.
   – Только по утрам, вылезая из этой самой кровати, не заставляйте вставать и меня.
   – Да будет так, мадам. Клянусь бородой моего предка! Ноги сами в пляс идут!
   – Что ж, сэр, пляшите!
   Расплывшись в улыбке, Креот пустился выкидывать коленца вокруг госпожи Холиш, а та хлопала пухлыми руками в такт.
   Когда зажглись костры, мантхи поняли, что кругом находится множество людей. Мост был единственным способом перебраться через реку на многие мили, и казалось, что началось великое переселение народов. Анно Хаз послал Бомена к соседям, чтобы узнать, почему те покинули дома.
   – Мы видели огонь в небе! – отвечали соседи. – Чудесные знаки! Пришел конец света!
   – На юге люди убежали из городов!. Дома пустуют…
   – Серебряная посуда в сервантах…
   – Зерно в амбарах…
   – Больше никогда не придется работать! Бедняк заживет как император!
   – Императоров больше нет! Они все сбежали!
   – Почему? – спросил Бомен.
   – Огонь в небе! Конец света!
   Не услышав больше ничего полезного, Бомен вернулся к отцу.
   – Люди чувствуют приближение катастрофы, – сказал Анно. – Арамант сожжен. Доминат пал. Настало время знамений и чудес.
   Слухи о брошенных городах привели к мосту столько людей, что маленькая приречная деревушка превратилась в настоящий город. Посередине, прямо у моста, вырос шумный рынок, где путешественники могли купить все необходимое. На наскоро сколоченных лотках лежали овощи, сушеное мясо, кухонная утварь, одеяла, упряжь, книги пророчеств и карты. В палатках жарили колбасу и варили вино со специями. Повсюду пылали огромные костры, высвечивая в темноте возбужденные лица.
   Мантхам была нужна еда в дорогу, и, поскольку денег не было, они решили что-то продать. По крутым горным тропам повозка может и не проехать. Поэтому Анно Хаз с общего согласия принял решение: повозку продать, а на вырученные деньги купить еды. Лошадей и коров продавать не стали: пригодятся на родине.
   Анно и Бомен пошли на рынок, чтобы найти покупателя. У моста царил настоящий хаос: крикливые продавцы барабанили по сковородам, блестевшим в свете ревущих костров. От шкварчащих на вертелах окороков поднимался аппетитный аромат; тут же усердно работали ножами забрызганные жиром повара. Пекарь соорудил из камней и глины печурку и вытягивал из ее оранжевой пасти полные противни пухлых белых булочек, дымящихся на морозе. Шарлатаны расхваливали книги с изображениями дней страха и чудес – огненных ливней, великого сияния и призраков высотой с дерево.
   – Чудеса! Ужасы! – кричали они. – Готовьтесь к концу света! Карты неизведанных земель! Списки городов, которые погибнут! Все о конце света!
   Бомен рассматривал одну из таких мрачных картинок, как вдруг кто-то тронул его за плечо. Юноша обернулся, но никого не увидел. Отец стоял у другой палатки и разговаривал с продавцом шатров, упряжи и колес. Бомен подошел к ним. Торговец оказался сухопарым человечком с живыми глазами и быстрыми птичьими движениями.
   – Целую повозку? – с подозрением отозвался он. – Вы хотите продать всю повозку? Почему? Она сломалась?
   – Повозка нам больше не нужна. Мы идем на север, за горы.
   – За горы? Зачем? Там ничего нет. – Он сунул голову в отгороженный куском холста закуток. – Тут кто-то за горы собрался.
   – Ну и дураки, – сказал женский голос.
   Торговец посмотрел на Анно искоса, словно боялся подвоха.
   – Откуда идете?
   – Из Домината.
   – Из Домината? Значит, повозка подержанная. Очень, очень подержанная.
   – Еще вполне крепкая.
   – Об этом уж мне судить. – Голова продавца шатров снова исчезла в закутке. – Я пошел по делам. Присмотри за лавкой.
   – Только не дай себя надуть! – сказала женщина.
   – Хоть раз такое было?
   – Ты родился дураком, им и умрешь, – донеслось в ответ. Торговец выразительно посмотрел на Анно и пожал плечами.
   – Женщины!
   Продавец шатров пошел за Анно и Боменом на стоянку.
   Аиру Хаз уже вынесли наружу и положили, укутав одеялами, под деревьями. Кестрель сидела рядом.
   Торговец тщательно осмотрел повозку, вернулся к Анно с Боменом, цыкнул зубом и покачал головой.
   – Сломана, – вздохнул он. – Я-то починю. Только вот работы на пять дней. Значит, продать ее я смогу лишь через пять дней. А кто знает, когда мы все умрем? Если верить моему соседу, послезавтра.
   – Сколько дадите? – спросил Анно.
   – Не больше пяти крон.
   – Пять крон? Всего?
   – Имперских крон. Не вашего самодельного мусора.
   – Что ж…
   Бомен тронул отца за руку и обратился к торговцу.
   – А за сколько, по-вашему, можно будет продать повозку после починки?
   Торговец задумчиво наморщил лоб. Бомен осторожно вошел в его ум и без труда понял, о чем он думает.
   Новая дрога, новый верх, краска… В первый же день уйдет за сотню крон. Такие нынче времена…
   – За десять крон, если повезет, – вслух сказал торговец. – И труды почти задаром. Между прочим, колеса тоже надо менять. Все четыре.
   – Забирайте за восемьдесят, – оборвал его Бомен.
   – Восемьдесят крон?! – воскликнул торговец. Анно тоже не смог скрыть удивления. – Этот ваш мальчик, – подмигнул ему торговец, – мечтатель, да? Еще не научился сам влезать в штаны?
   – Такие нынче времена… – сокрушенно вздохнул Бомен.
   Торговец удивленно на него воззрился.
   – Восемьдесят крон! Вот сказали бы двадцать…
   – Я сказал восемьдесят.
   Продавец шатров покачал головой и снова повернулся к Анно.
   – А вы, сэр?
   – Лучше поищем другого покупателя, пап, – сказал Бомен.
   – Другого так другого, – улыбнулся Анно. – Извините, что вас побеспокоили.
   Анно и Бомен отправились обратно, на рынок. Торговец побежал за ними, кипя от негодования.
   – Постойте, уважаемые, погодите! Разве я сказал, что не куплю? Только как же моя репутация? Вы хотите выставить меня на посмешище всему рынку? Я могу хорошо заплатить, но, – он понизил голос, – поклянитесь, что никому не скажете, а то меня засмеют. И еще, дорогие сэры, – торговец перешел на шепот, – об этом не должна знать моя жена. Она у меня любительница выгодных сделок. Согласен на пятьдесят крон, и по рукам!
   – Восемьдесят, – отрезал Бомен.
   – Ах, молодость жестока! Да что он понимает, сэр? Что он знает о жизни женатого человека? Вы, сэр, похожи на женатого. Вы знаете, как важно не ударить перед женой лицом в грязь, а иначе тебе крышка – лучше уж жить в собачьей конуре и питаться объедками. Шестьдесят крон!
   Торговец покосился на Бомена.
   – Восемьдесят, – сказал юноша. – Цена справедливая.
   – Справедливая, однако не достойная мужа. Справедливостью нельзя гордиться. Справедливость – это не слава, не зависть соперников, не любовь прекрасных дам. О нет, сэр! Справедливость нужна только мальчикам и холостякам. Семьдесят крон.
   – Восемьдесят, – повторил Бомен.
   – Ладно! – вскричал торговец с искренними слезами. – Восемьдесят крон, и пусть Морах сгноит ваши карманы! Берите деньги, но, если увидите мою жену, я дал вам восемнадцать, ясно? Восемнадцать! Скажете больше – я конченый человек… Я прямо сейчас пришлю за повозкой, да?
   Смеясь, Анно и Бомен вернулись к своим с деньгами. Скуч и Ланки вызвались закупить запасы. Остальные разгрузили повозку и увязали вещи в тюки, чтобы нести их на себе через горы. Дрова сложили и тоже связали. Мико Мимилит и Таннер Амос стали мастерить длинную треугольную волокушу для Аиры Хаз – такую волокушу можно было бы привязать к лошади.
   Мантхи заразились всеобщим возбуждением и, собравшись у костра, стали обсуждать, каким будет конец света. «Огонь в небе» перепутался в их головах с мантхским пророчеством об огненном ветре. Вскоре все решили, что сгорят заживо – возможно, уже этой ночью. Малышки Топлиша разревелись, и пришлось звать Аиру Хаз. Пророчица их успокоила: все проснутся утром целыми и невредимыми.
   Бомен и Кестрель держались поодаль – правда, по разным причинам. Кесс обнаружила, что серебряный кулон на шее нагрелся, несмотря на холодную ночь. Когда Кестрель брала кулон в руку или плотнее прижимала к себе, он начинал тихо вибрировать и ее охватывало непонятное чувство. Девушка пыталась как-то объяснить это Бомену.
   – Как будто что-то позади движется, а когда я оборачиваюсь, ничего нет. Или будто я слышу звук, прислушиваюсь – и уже не слышу.
   – Словно ничего не происходит, но вот-вот произойдет.
   – Да, точно!
   – Кесс, по-моему, он уже тут.
   – Тот, кто придет за тобой?
   – Да.
   – Ты его чувствуешь?
   – С тех пор, как пошел с папой продавать повозку. Как если бы кто-то тронул меня за плечо.
   Брат и сестра взялись за руки и крепко стиснули пальцы, словно боялись, что их разлучат. Стало немного легче.
   – Пойду поищу его.
   – Нет, Бо! Не надо. – Кестрель еще сильнее сжала его руку. – Я не хочу, чтобы все кончалось!
   Бомена захлестнула прохладная волна воспоминаний – воспоминаний Кестрель. Как близняшки, еще не умея говорить и ходить, сидели рядышком на полу их старой кухни в Араманте и качались одновременно. Как брат и сестра, свернувшись калачиком, спали в одной постели, ощущали одинаковые запахи, видели одинаковые сны. Как они в первый раз пошли в школу – взялись за руки и не отпускали друг друга до тех пор, пока не вышли. Как лицо касается нежной кожи другого и уже не знаешь, где кончается твое лицо и начинается его.
   Мое другое я.
   Бомен вскочил, разрывая связь. Пока они так близки, ему ни за что не решиться, а идти все равно надо. Да, сестре больно, больно ему самому – но ведь для этого он и появился на свет!
   – Я должен найти его, Кесс.
   Не дожидаясь ответа, Бомен кинулся прочь.
 
   Несмотря на поздний час, рынок, ярко освещенный факелами и кострами, по-прежнему кишел людьми. Лавки закрылись; однако недостатка в торговцах иного рода не было. Забравшись повыше – на ящик, табурет, лестницу, – они зычно предлагали свои товары толпе.
   – Эй, парень! Да, ты!
   Один из них направил палец на Бомена.
   – Ты растерян? Смущен? Не понимаешь половины из того, что тебе говорят?