голубовато-перламутровым по гербовой было каллиграфически написано: "Зайка
мая! Твой Филя пашел в магазин за филе. Заодно куплю уж водки Апсалют."
- Тебе только про зайку и петь, грамотей, - бормотнула Пугачева и
начала раздеваться. Увлекшись она незаметно проскочила нужную стадию и
разделась до трусов, но потом спохватилась и отработала обратно - одела
галифе от Версаче, бюстгалстук и блузку фирмы "Krasiw kak jopa".
Вскоре пришел и ее лучезарный, ослепительно тугозадый муж.
- Ну что, купил филе? - спросила Пугачева механически почесывая "мягкое
подбрюшье Европы", как она называла свою мохнатку - песцовое манто. Пугачева
часто носила манто: у нее зябли ноги.
- Купил, - лаконично ответил тугозадый и стал доставать из золотой
авоськи куски нежнейшей бакланьей вырезки, баночки с замаринованным в
яблочном уксусе филе соловья, замороженные яйца барана - полуфабрикат для
супа кандей. Кроме того, на свет божий были извлечены фаршированные костной
мукой бизоньи рога, мездра молодого осла, планктон в китовом усе и два
ласточкиных гнезда.
- А гнезда где купил? - спросила Пугачева, подозрительно оглядывая
коричневые глиняные шары.
- У дворника. Он на чердаке сорвал. Экологически чистый продукт, -
объяснил Филипп.
- Блин, хозяйственный какой! Теперь иди и отмой их от кошачьего дерьма.
- Там еще внутри птенцы насрали в прошлом году, - похвастался Филипп. -
Но мыть нельзя: глина размокнет.
- Ну, оставь для навару. И так уже все говорят: Пугачева всякое говно
жрет, оттого и толстеет. Пусть дальше говорят! Раз мы обнищали, опустились,
давай говно жрать, давай!..
- Не кипятись, зайка моя, не кипятись, любимая, я ведь хотел как лучше.
- Ты всегда хочешь как лучше, а получается... Ты зачем Черномырдину
руку на коленку клал?!
- Я-а?!. Ну, клал. Но один раз и очень ненадолго. Все ж таки он наш
президент.
- Кто президент, придурок? Кто президент?! Сколько раз тебя учила!
Убью!
- Ну прости, ну ошибся. Ну не люблю же я эту политику, сама знаешь.
Политика - грязное дело... Я творчество люблю...Ну не Черномырдин. Этот...
Пельцин.
- Какой еще Пельцин?! Ельцин! Ельцин, идиот! Ты же на концертах за него
голосовал! "Зайка моя"!.. Господи, и они еще говорят, почему мы периодически
ссоримся... Потому что ты дурак! Дурак ты полный, понял!.. Так, а Путин кто?
- Путин... Он... Он главный в этом... начальник этого...
- Ну!...
- Сдаюсь.
- Твою мать! Запомни раз и навсегда, заруби себе на носу -
премьер-министр он!
- Премьер-министр, - послушно повторил Филипп.
- Что это значит?
Филипп опустил голову.
- Ну! Чего молчишь-то?
- Не знаю, - буркнул он. - Ты не объясняла.
- Сто раз объясняла, сто раз! Это первый министр. Над всеми министрами
начальник. Министр - это умный человек. Поэтому министром тебе не быть
никогда. Разве что президентом. Вот президентом артист может стать и тому в
истории примеров немало. Только жопой покрути перед народом покрасивее,
пообещай с три короба и за тебя проголосуют...
Размышления Пугачевой о политике прервал звонок телефона. Телефон был
сделан на заказ уральскими мастерами, полгода не видевшими зарплату и потому
обеими руками вцепившимися в частный заказ знаменитой певицы. Правда,
заплатила Пугачева не много, чтобы не разбаловать черную кость, но
почерневшие от злой судьбы потомки демидовских камнерезов и этому
радовались. Они изготовили из материалов заказчика чудо-вещицу. Корпус
аппарата был сделан из белого золота, а диск - из красного. Цифирки выложены
мелкими бриллиантиками. В центре же наборного диска сиял огромный изумруд -
подарок индийского раджи принцу Шакья-Муни. Впоследствии изумруд принцем был
утерян и попал в святилище храма богини Вишну, откуда через несколько веков
похищен английскими колонизаторами, беспощадно грабившими сокровища
Вест-Индии. Попав через полковника Чемберлена в туманный Лондон, камень
начал свой кровавый путь по Европе. Во время Наполеоновского нашествия
камень, принадлежащий тогда французскому офицеру Сирано де Бержераку, попал
в Москву. Где и был благополучно похищен у Бержерака дворовой девкой Дуняшей
Чебздураковой, двоюродной сестрой Пушкина. Чтобы замести следы преступления
(кража личного имущества, ст. 158 Уложения о наказаниях) Дуняша ночью
торопливо оделась и подожгла квартиру со спящим французом большим кремневым
кресалом, подаренным ей самим Державиным перед смертью. Сходя в гроб, он
благословил Дуняшу этим кресалом, отчего на ее чистом челе на всю жизнь
остался не очень заметный шрам.
Пламя перекинулось на окрестные дома, и вскоре деревянная Москва
полыхала. А Дуняша не чуя ног бежала по зимнику к партизанам, где девушку
уже ждал ее подельник и сожитель Денис Давыдов. Кстати, интересна судьба
обокраденного де Бержерака. Он не сгорел в великом пожаре народной войны, а
был вытащен из огня юным Франсуа Миттераном - своим адъютантом и любовником,
чему не стоит удивляться, поскольку известно, что все французы - пидорасы.
После войны в поисках изумруда де Бержерак приехал в Россию в качестве
туриста, имея паспорт на имя Дантеса. Появившись в высшем обществе, он был
представлен Пушкину, через которого пытался разузнать про Дуняшу.
Подозрительный Пушкин, во всех видевший шпионов и врагов народа, на всякий
случай вызвал француза на дуэль, где и застрелил оного с третьего выстрела.
Вернувшись домой к няньке Пушкин посмеиваясь бросил перчатки в цилиндр и
пробормотал буквально следующее: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын, еб твою
мать!" На следующий день эту фразу уже повторяла вся прогрессивная Россия.
Царь был разгневан и подписал приказ о высылке поэта в село Шушенское, где
уже доживал последние дни Денис Давыдов со своей безвременно почившей женой
Дуняшей, в девичестве Чебздураковой. Дождавшись смерти фронтового товарища,
Пушкин завладел камнем. Так изумруд достался великому поэту, который
проиграл его в карты заезжему пруссаку, имени которого история до нас не
донесла. (По другим же источникам пруссака звали Дитрих фон Папен, что также
ни о чем никому не говорит.)
Во время Первой мировой войны изумруд снова попадает в Россию. Он
прибывает запломбированным вагоном в брючном кармане полного революционных
сил Ульянова-Ленина.
- На построение нового, справедливого общества вам понадобиться много
денег, - говорил Ульянову шеф немецкой разведки Фридрих Ибрагимович Ницше,
протягивая зеленый камень несказанной красоты. - Вот возьмите на первое
время. Билет в запломбированный вагон вам выдадут в нашей канцелярии. Не
забудьте поставить печать в регистратуре.
Ленин был тронут. Ленин прослезился.
- Мы поставим вам памятник в сквере, где-нибудь у Никитских ворот, -
пообещал он немцу.
И обманул. Забыл. В гражданскую и во времена разрухи было просто
некогда. Только в 1924 году, незадолго до смерти, он вспомнил обещание
данное Ницше, но болезнь не позволила завершить задуманное. Ленин долго и
безуспешно пытался парализованной рукой написать на клочке бумаги про
необходимость постановки памятника у Никитских ворот Фридриху Ницше, но рука
не слушалась, и получались каракули, в которых Крупская опознавала почему-то
неприличные трехбуквенные слова. Надежда Константиновна смущалась, смеялась
и махала на мужа рукой, повторяя:
- Ах, Володя, ну какой ты озорник, право! Ну не теперь, позже, когда
поправишься. Сейчас врачи не велят.
Ленин гневался и глазами требовал вызвать Сталина. Приходил Сталин,
просил врачей и жену оставить их наедине, после чего долго изучал
распростертое тело Ильича, тыкал ему в лицо мундштуком своей трубки, будто
пробуя лицо на упругость, после чего удивляясь говорил:
- Жыв ещо товарищ Лэнин, нэ умэр! - Прохаживался по комнате,
поскрипывая сапогами, затягивался, выпускал дым, затем выносил резолюцию: -
И нэ умрет! Патаму что - Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жит! Правилно я
гаварю, Владимир Ильич? В крайнэм случае - забалзамируем, вэ!
Ленин мычал и кивал. Он бы и сам был не прочь еще пожить, да старая с
косой повадилась приходить по утрам, напоминала, что пора и честь знать.
"Лучше бы Дед Мороз пришел," - тоскливо думал Ленин. И он пришел! Улыбчивый
старик подарил вождю игрушечный крейсер с надписью "Аврора", пачку
американской жвачки "Орбит" без сахара (chewing gum sugarfree) и прокладки с
крылышками для жены...
Во время одного из таких посещений Сталин отнял у Ленина изумруд:
пользуясь беспомощным состоянием последнего просто вытащил камень из-под
подушки, не обращая внимания на слезы больного. А через пять лет по пьяной
лавочке подарил изумруд подслеповатому Калинину, у которого, в свою очередь,
камень выкрал, улучив удобный момент, сын Сталина Яков Джугашвили, который
видел, как папка дарил несказанный изумруд какому-то деду с жиденькой
бородкой. В принципе, Яков стариков любил и никогда зря не обижал, но здесь
соблазн оказался сильнее. Встретив Калинина как-то вечером в полутемном
кремлевском коридоре Яков внезапно выскочил из-за атласной портьеры и
двумя-тремя ударами по лицу привел старика в бессмысленное горизонтальное
состояние. После чего, воровато оглядываясь, вытащил у него из жилетного
кармана камень и убежал, попутно раздавив стариковское пенсне, упавшее на
пол с поврежденного лица.
С чудным камнем Яков никогда не расставался, с ним же и попал в плен к
фашистским захватчикам и фашистским оккупантам. Отступающие немцы вывезли
изумруд в Верхнюю Силезию, где через 30 лет его нашел писатель и романист
Юлиан Семенов вместо разыскиваемой Янтарной комнаты. Так изумруд вновь
попадает в Россию, в Оружейную палату. Из Оружейной палаты камень забрала
дочь генсека Галина Брежнева, которая тем и отличалась от всех прочих
дочерей Советского Союза, что жила при практическом коммунизме, то есть
могла беспрепятственно брать в любом магазине и музее любую приглянувшуюся
вещь. Однажды из Московского зоопарка ею был даже аннексирован
павиан-трехлетка, коего сластолюбивая дочь генсека какое-то время
использовала в качестве неутомимого самца. Но неутомимость оказалась
призрачной - более легендарной, нежели реальной, и уже через полгода
истощенный павиан покоился на Новодевичьем кладбище под мраморной плитой с
надписью "Анастас Микоян". Это была шутка Семичастного, тогдашнего
Председателя КГБ. Политбюро шутка понравилась. Больше всех смеялся и хлопал
сам Микоян, впоследствии из-за занятости своего места на Новодевичьем
похороненный на неизвестном подмосковном погосте в безымянной могиле с
фанерным номером "13".
От Галины Брежневой изумруд по наследству перешел артисту оригинального
жанра Юрию Горному, который на сцене лбом колол грецкие орехи. После того,
как кавказские республики - поставщики грецкого ореха - вышли из состава
СССР, Горный продал изумруд Пугачевой. Сделка была взаимовыгодной. Пугачева
получила вещь необычайной красоты, а Горный - неистощимый запас денег для
закупки орехов в дальнем зарубежье. Горный продолжил свои знаменитые
выступления, а Пугачева наконец впервые за последние две тысячи лет нашла
камню достойное применение.

- Аллоу, - ласковым голосом привычно протянула Пугачева.
- Алла Борисовна? - раздался в трубке низкий и до боли знакомый бас.
Такой бас однажды уже был в ее жизни. Это произошло в промежутке не то
между вторым и третьим мужем, не то между третьим и четвертым. Ах, какой это
был мужчина! Настоящий полковник. Александр Кукуевич Зубоскал. Грудь его
украшали многочисленные ордена и медали, поэтому, когда они занимались
сексом, в гостиничном номере стоял успокаивающий звон.
- Сними свои побрякушки, - злилась Пугачева. - Все груди исцарапал.
- Хирурги новые пришьют, - топорно шутил полковник и пушечно хохотал в
такт возвратно-поступательным движениям.
Шло время, и перед Аллой раскрывалось подлинное лицо настоящего
полковника. Он оказался не настоящим полковником, а разжалованным
генерал-майором. Наказание постигло бравого вояку за половую связь с женами
вышестоящего командного состава. Надо сказать, Алла недолго была очарована
полковником. Как только он перестал снимать перед сексом сапоги, они
расстались.
Тем не менее что-то ностальгическое и волнительное шевельнулось в
отупевшей душе Пугачевой.
- Сашок? - сдавленно прошептала она.
- Я! - уставно отозвалась трубка.
- Ты все такой же дурак и солдафон? - В голосе Пугачевой не было
издевки, только безмерная нежность и печаль о годах пусть не юности, но все
же и не сегодняшней стоящей за плечами старости. - Ну признайся, признайся,
ведь люди не меняются! Ты все такой же стоеросовый дурак и не снимаешь
сапоги, когда любишь своих многочисленных женщин?
- Так точно, - озадаченно пробасила трубка.
- А помнишь, жеребец, как мы сношались с тобой через дупло старого
дуба? - Алла скосила зрачки на хлопающего ушами Филиппа. Она нарочно хотела
сделать мужупобольнее, и боялась только, что он ничего не поймет из
разговора. Этому олуху все всегда нужно разжевать и в рот положить. Да еще
несколько раз повторить, чтоб запомнил. - У тебя, Санек, был такой огромный,
и я сладострастно принимала его в свое туловище. Для тупых повторяю: ты
своим эрегированным половым членом доставал мне аж до сердца, как лифт
доезжает до самой крыши здания.
- Ты что, занималась с ним сексом? - возмущенно спросил из-за спины
Филипп.
Наконец-то дошло! Но почему молчит трубка?
- Эй, солдат, оглох что ли? Прием! - шумнула в трубку Пугачева. - Или
отупел уже совсем? Как надену портупею... Медленно повторяю вопрос: помнишь
ли ты. Как. Мы. Сношались. Через дупло. Старого. Дуба.
- Не припоминаю. А это точно Алла Борисовна Пугачева? - растерянно
спросил низкий бас.
Теперь уже заволновалась Пугачева. Что такое происходит? Да еще Филька
сзади пристает: "Алла! Это возмутительно! Как ты могла! Почему ты мне ничего
не рассказала про дупло?"
- Отзынь, - отмахнулась Пугачева от неверного мужа. - Нет, это я не
вам. Это у меня тут собака бегает, лает. А вы разве не Александр Кукуевич
Зубоскал?
- Никак нет. С вами говорит Александр Иванович Лебедь.
- Алла! Неужели ты мне изменила?! -Трагическим шепотом закричал сзади
Филипп.
- Так. - Алла прикрыла рукой золотую трубку и повернулась к мужу. -
Произошла ошибка. Это звонит Лебедь. Я тебе с ним не изменяла. Иди на кухню,
готовь филе.
Успокоенный Филипп вприпрыжку умчался на кухню, благо высокие потолки
квартиры позволяли подобные экзерсисы. Но будь Филипп хоть на чуточку выше
или потолки хоть на чуточку ниже, этот номер бы уже не прошел: на каждой
припрыжке певец стукался бы о потолок головой, пачкая темные волосы
побелкой.
- Александр э-э... Иваныч. Я слушаю вас внимательнейшим образом. Я
просто перепутала вас с одним старым пердуном из армии.
- Я уже догадался. Как только вы во второй раз медленно повторили
вопрос, так и догадался.
- Похвально. Военные всегда отличались острым умом и практической
сметкой, -подколола Пугачева, но толстокожая птица укол не почувствовала.
- У меня есть до вас дело государственной важности, Алла Борисовна. Нам
нужно встретится и поговорить, но не по телефону.
- А чем вам не нравится мой телефон? - Возмутилась Пугачева. - Вы хоть
раз его видели?! Если бы вы видели, вы бы тогда не говорили такую ерунду. Он
весь сделан из золота. Корпус из белого, а диск из красного золота. Мне
сделали его уральские умельцы из моего материала. Я им, правда, заплатила
немного, чтобы не разбаловать черную кость. Кроме того, в центре диска
располагается крупнейший в мире изумруд, подаренный индийским раджой принцу
Шакья Муни...
Лебедь внимательно выслушал историю камня, после чего вставил слово:
- Алла Борисовна, я имел в виду возможное подслушивание телефонного
разговора.
- Я так и поняла, не дура, - буркнула Пугачева. - Просто хотелось
поделиться радостью насчет своего нового телефонного аппарата. Ладно, где
встречаемся?
- Завтра в 12-00. Возле памятника Пушкину на Тверской.
- А как мы узнаем друга друга?
- Я буду стоять и держать на руках белого лебедя.



    Глава 12



Продавщица вино-водочного отдела Гастронома в"-- 666 Элеонора
Писдорвакина на самом деле работала в ФСБ. Ну то есть порой даже трудно было
сказать, где она работала по-настоящему, а где подрабатывала. Потому что
писать донесения и вести наблюдения не так трудно, как перетаскивать ящики с
бутылками водки, когда эти твари валяются пьяные, а товар нужно сгружать,
потому что машина ждать не будет. Местные алкаши за малый рост и прескверный
характер прозвали Элеонору Дерьмовочкой. Тем более, что престарелая девушка
из всех зарубежных напитков предпочитала "Каку-Калу", а лицо в целях
сохранения морщин мазала только кремом "Калодерма".
В ФСБ ее агентурная кличка была Невозвращенка. Кличка имела историю.
Дело в том, что Элеонору Писдорвакину завербовали еще во времена полного
всесилия КГБ. Взяли ее на половой связи с мужчиной. Всем известно, что в
советские времена людям нельзя было заниматься половой связью. Половая связь
противоречила облику коммунизма и наказывалась пятью годами лагерей или так
называемой "химией", то есть работой на урановых рудниках, где приговоренные
кирками дробили урановую руду в предгорьях Казахстана под личным присмотром
Рашидова, заместителя Брежнева по Казахстану.
5 отдел КГБ специально подставил под Элеонору своего спецагента по
кличке Лука. И на первой же случке, как тогда называли в КГБ половую связь,
с агентом Лукой случился пренеприятнейший казус. Таких казусов с ним не
случалось со времен молодости, когда он, еще не будучи на государственной
службе, занимался половыми актами из хулиганских побуждений. При проведении
акта с объектом Элеонорой (под неусыпным наблюдением видеокамер и
магнитофонов) рабочий орган Луки был защемлен приемным отверстием объекта.
Долго бился опытный боец незримого фронта, прежде чем высвободил свой
инструмент, а Элеонора лишь беспечно смеялась над казусом (и ее смех навечно
остался в лубянских архивах). Но поработал Лука и пострадал он не зря:
объект был завербован. На Элеонору завели дело и дали ей соответствующую
кличку.
Итак, в тот знаменательный день Элеонору в шесть утра разбудил
телефонный звонок. Будучи по духу продавщицей более, нежели секретным
агентом, Элеонора всегда мечтала иметь золотой телефон. Уж она бы сумела
украсить его драгоценными каменьями! И главное, средства ей позволяли иметь
такой телефон. Но Элеонора держалась, стараясь выглядеть скромно. К чему
светить своим богатством? Лишнее просвещение здесь только во вред. Поэтому
Элеонора удовольствовалась простым серебряным аппаратом с искусственной
чернью на узорах.
Холодная трубка произнесла пароль и велела через полтора часа прибыть
на конспиративную квартиру, где получить оружие - ПСМ. Ровно через полтора
часа и пятнадцать минут Элеонора уже прятала маленький пистолетик между
двумя своими грудями. "Сегодня что-то состоится," - догадалась большегрудая
девушка. Такое случалось нечасто. Собственно говоря, такого вообще никогда
не случалось.
Элеонора шла по улице и ее опытный взгляд отмечал на крышах большое
число знакомых снайперов. "Точно, чего-то намечается," - утвердилась во
мнении Невозвращенка еле заметно кивая очередному знакомому в черной маске,
который сидел на крыше высотки и аккуратно прятал под мышкой винтовку
Драгунова с оптическим прицелом. Если был бы один снайпер, значит, готовится
убийство, а раз их до хрена, значит, они кого-то охраняют. Причем, охраняют
на всем пути следования. Угу, угу...
Вместо магазина в"-- 666 скромная продавщица Элеонора Писдорвакина шла
Пушкинскую площадь. О, нет, она не прогуливала работу! Она как раз шла на
работу. На свою главную, трудную и опасную работу по защите отечества.
Писдорвакина любила защищать отечество, без разницы социалистическое или
другое. Лишь бы это было нормальное отечество, а не мудень какая-нибудь.
Дикую отсталую страну третьего мира Элеонора никогда защищать бы не стала и
за отечество не признала, потому что не любила негров, считая их людьми
третьего сорта (людьми второго сорта Невозвращенка полагала норвежцев,
представляя их грязными, нищими и пахнущими мочой, словно бомжи). При этом
Элеонора не считала себя расисткой, хотя часто и заявляла под одобрительный
хохот своего КэГэБэшнго начальства: "Необходимо всех негров и норвежцев
вешать на фонарях или, лучше, отстреливать, как бешеных собак." После этого
она обтирала лицо от слюней, вылетевших во время смеха изо рта начальства.
Если бы Джеймс Бонд иностранной разведки сейчас увидел Элеонору и смог
заглянуть ей под юбку, он бы многое понял. Элеонора шла на работу без
трусов. Естественно, ведь даже ажурные трусики закрыли бы объектив
спецкамеры (артикул 239-7426), установленной специалистами из технического
отдела в самом непотребном месте. Элеоноре предложили на выбор (демократия!)
спецкамеру артикул 239-7426, либо спецкамеру артикул 239-7281. Первая камера
носила название "Барс", вторая "Царево око". Невозвращенка знала, чем они
отличаются - "Барс" был механической камерой, с ручным переводом пленки, а
"Царево око" - последняя разработка советских электронщиков -
функционировала от трех батареек типа "373-й элемент". Габариты батареек
создавали у работниц легкий физический дискомфорт, поэтому девушки
предпочитали старый добрый "Барс". У которого, правда, имелись свои
недостатки: для перемотки пленки необходимо было определенным образом
закинуть ногу за ногу. Невозвращенка наизусть помнила инструкцию по
пользованию изделием "Барс". Пункт 12.3.1 гласил: "Для перевода пленки с
целью осуществления возможности производства очередного кадра нужно:
- на выдохе опустить насколько возможно диафрагму вниз, одновременно
напрягая мышцы пресса,
- подать таз кверху, тем не менее не отрывая его от места сидения,
- легко и непринужденно положить правую ногу на левую, после чего сразу
же принять исходное положение для открытия фокусного угла трансфокатора.
Спуск осуществляется сильным сжатием мышц непотребного места
(Фиг.12.1).
Извлечение камеры из непотребного места осуществляется только
уполномоченным техническим работником, либо, в крайнем случае, любым агентом
имеющим допуск по форме 0001.
Ответственность за техническое состояние камеры во время выполнения
задания несет оперативный работник.
ВНИМАНИЕ! Не допускать ударов в пах!"
Дальше шел список гарантийных мастерских в разных городах СССР. Список
Невозвращенка также помнила наизусть.
Сегодня ее задание было простым. Сесть на лавочку помеченную крупным
белым крестом и небольшим крестиком красного цвета ("Видимо, губной помадой
мазанули," - догадалась Невозвращенка). При появлении объекта вести съемку.
Все. Фото объекта Невозвращенке показали на несколько секунд и тут же при
ней сожгли в мраморной пепельнице. Но профессиональная память навеки
запечатлела грубого мужчину с выпяченным подбородком и белым лебедем под
мышкой. Мышка была нарисована на пальто мужчины в районе плечевого сустава.
Все неприятности задания Невозвращенка поняла уже на месте. Во-первых,
на отмеченном месте сидел какой-то иностранец в круглых очках и умильно
наблюдал за жизнью столицы. Невозвращенка подошла и, как ее учили, стала
умело изображать рвотные позывы прямо над коленями иностранца. Боясь, что
его сейчас облюют, иностранец начал махать руками и толкаться, отгоняя от
себя странную женщину. Но та не уходила, утробно гудя и высунув язык она
давилась над коленями интуриста, совала два пальца в рот, из глаз ее текли
слезы. Минут через пять иностранец наконец не выдержал такого прессинга и
умело ретировался. А Невозвращенка удовлетворенно плюхнулась на скамью. И
вот тут наступило "во-вторых". Поскольку времени до расчетного часа
оставалось еще уйма, она решила сделать несколько пробных кадров, распахнула
полы пальто, раздвинула ноги. И почувствовала, насколько непроста и опасна
для здоровья работа разведчицы: дул сильный холодный ветер. "Эдак, мать твою
ети, все придатки простудишь," - подумала продавщица Элеонора. "Молчи, сука,
защищай Родину!" - грубо ответила ей Невозвращенка. Причем, они обе не
знали, что такое придатки. Просто продавщица Элеонора что-то слышала о том,
что к непотребному месту прилагаются какие-то придатки, которые все и всегда
простужают. А отчаянная Невозвращенка никогда даже не слышала ни о каких
придатках и не желала слышать. Знай она о придатках, посчитала бы их
империалистической пропагандой. Действительно, какие могут быть придатки к
срамному месту?!.
Не прошло и часа, как показался объект. И Элеонора понукаемая
Невозвращенкой начала съемку.



    Глава 13



Когда Алла Пугачева увидела мужественного Лебедя, она испытала какое-то
неведомое ощущение. Если бы на месте Пугачевой была Невозвращенка (которая,
кстати, сидела совсем рядом), она бы сказала, что это ощущение сродни тому,
какое бывает, когда идешь на задание с "Царевым оком". Но Пугачева никогда
не ходила с "Царевым оком". Она и царя-то никогда не видела. Как-то один из
первых мужей попытался повести ее на оперу "Борис Годунов", но Алла не
пошла. Потом следующий муж попытался повести ее на оперу "Жизнь за царя" про
Сусанина. Но Пугачева тоже отказалась. И лишь одному из последних мужей