Гэл?"
Утро его дочь провела с друзьями на катке, а когда вернулась, сразу же
пошла в свою комнату. В последнее время она вела себя как-то замкнуто, но и
Даг был настолько занят своими делами, что едва ли пытался с нею поговорить.
"В конце концов ей уже тринадцать, -- улыбнулся он про себя. --У нее должны
быть настроения".
И тут его объял ужас: что-то не так. Зачем его звал этот голос? Зачем
велел ему разыскать Гэл?
Все эти мысли промелькнули в голове Дага за считанные секунды. Он резко
развернулся и помчался в дом, даже не сняв перепачканные грязью ботинки.
Перескакивая через ступеньки, он поднялся к комнате Гэл.
Дверь, как обычно, была заперта. Здесь находилась Святая Святых. Даг
понимал и уважал право Гэл на личную территорию. Но сейчас что-то было не
так. Отчего-то ему было тревожно.
-- Гэл? -- он постучался.
Тишина.
Теперь он постучался громче.
-- Гэл, ты там? Что-то случилось? Никакого ответа.
-- Гэл, открой дверь!
-- Оставь: оставь меня в покое... папа, -- донесся слабый приглушенный
голос.
Ну вот, уже лучше. Хоть отозвалась. Но что-то не давало Дагу уйти.
-- Гэл, открой дверь. Сейчас же.
Он немного подождал. "Придется выламывать", --подумал он, но тут
щелкнул замок.
Едва приоткрыв дверь, Гэл повернулась, побежала к кровати, юркнула под
одеяло и укрылась с головой. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях.
-- Что такое, малышка? -- спросил Даг, направляясь к дочери. -- С тобой
что-то случилось?
-- Оставь меня, папа, -- снова пробормотала девочка.
Глаза Дага ошеломленно обшарили комнату, и тут он увидел на
пододеяльнике кровь. Только одно пятно, но он его заметил и коснулся
пальцем. Кровь еще не засохла.
-- Гэл, поговори со мной. Ты поранилась? Девочка не отвечала.
-- Гэл, пожалуйста, скажи мне, что случилось? Откуда у тебя на постели
кровь?
Дочка приоткрыла лицо. Ее глаза были красные и припухшие: как и
запястья. Она пыталась вскрыть себе вены.
-- Гэл, девочка моя, ну что же ты наделала?
Даг думал, что сойдет с ума. Он схватил ее за руки, чтобы рассмотреть
их получше. Очевидно, большого вреда она себе не причинила. Порезы были
неглубокие, и тем не менее они кровоточили. Даг побежал в ванную за
полотенцами.
-- Зачем ты это, Гэл? -- спросил он через плечо. -- Что с тобой
случилось?
Теперь она уже не сдерживала рыдания.
-- Папа, прости меня, но я так больше не могу!
-- Как? Как ты не можешь?
--Люди очень жестоки ко мне. Меня все ненавидят.
-- О Гэл... -- перебил ее Даг, возвращаясь к ее постели с полотенцами,
--это неправда.
-- Папа, пожалуйста. Ты не знаешь. У меня нет друзей. А единственная
девочка, которая мне нравится, очень жестока ко мне. Сегодня она меня любит,
а завтра -- ненавидит и обсуждает за спиной.
Отец осторожно вытирал с рук дочери кровь теплым влажным полотенцем.
-- Сегодня на катке она такое сказала... Нет, я так больше не могу...
На прошлой неделе она пригласила меня на свой день рождения. Как я была
рада! А сегодня она при всех сказала, что передумала... сказала, чтобы я не
приходила. Мне захотелось умереть.
-- Но Гэл, все не настолько плохо. У тебя будут друзья. Будет много
дней рождения. Ты хорошая и красивая. Многие люди захотят с тобой дружить,
--уговаривал свою дочь Даг. -- Пожалуйста. Ну ведь ты же не веришь, что
жизнь недостойна того, чтобы жить. А как же мы -- я и мама? Мы-то тебя
любим. Очень.
Тут хлопнула входная дверь.
-- Ребята! Я пришла. Идите-ка посмотрите, что я купила, -- весело
позвала их из прихожей жена Дага. -- Эй! Да куда же вы все подевались?
-- А вот и мама. Давай поговорим с ней, ладно? Ей тоже захочется
узнать, что с тобой происходит, --Даг перевязал раны Гэл полотенцами. --
Надо съездить наложить тебе швы, детеныш. Пошли.
Гэл встала и окунула ноги в туфли, кое-как придерживая окровавленные
полотенца. Даг смотрел на грязные следы своих ботинок на розовом ковре.
Потом потряс головой, отгоняя неуместные мысли. "Нашел о чем беспокоиться",
-- упрекнул он себя и, облегченно вздохнув, поднял глаза в благодарственной
молитве. Взгляд отца упал на маленькие серебристые звездочки, которые Гэл
наклеила на потолок, и мысли понесли его куда-то прочь, прочь...
"Тот голос, -- думал он, -- это был голос Бога". Даг знал это абсолютно
точно. Голос оторвал его от работы и спас жизнь дочери. Он и думать не
хотел, что могло бы случиться, если бы он не пришел к ней вовремя. Даг
понимал, что ей нужна была помощь, и он просто обязан был предоставить ее
ей.
Следующие недели были очень сложными -- бесконечные беседы с врачами и
консультантами, слезы, слезы. Однако закончилось все прекрасно. Гэл сумела
справиться с депрессией и вернуть себе волю к жизни. Девочка почувствовала,
что ее по-настоящему любят в семье, а вскоре появились и друзья, -- как оно
всегда бывает со временем. Гэл поняла, что отчаянные моменты в жизни не
всегда требуют отчаянных мер.
Врачи определили у Гэл глубокую депрессию. Не получи девочка
своевременного лечения, она нашла бы способ свести счеты с жизнью, -- Даг в
этом уверен. Но у Бога были другие планы, и теперь Гэл -- прекрасная
цветущая восемнадцатилетняя девушка. Она изучает в колледже океанографию.
А Даг? Он испытывает глубокую благодарность. И осознает, -- совершенно
отчетливо осознает, --что Бог говорит с людьми напрямую.
Большинство людей верят в обратное. Наше общество приучило нас
отрицать, что Бог может напрямую общаться с обычными людьми (любопытно, что
то же самое утверждают и большинство религий). Нам говорят, что Бог
действительно беседовал с некоторыми представителями человечества, но это
было весьма редко, и обращался он не к простым людям. Эти обращения Бога
называются откровениями, и нам говорят, что они были даны лишь совершенно
особым людям при совершенно особых обстоятельствах.
Иногда эти "особые" люди, пережившие подобный опыт (или кто-то, кто
слышал о них), записывали содержание откровений, и такие записи назвали
Священными Писаниями. Если же подобные записи были сделаны "обычными
людьми", то эти тексты называли ересью.
Вдобавок, чем ближе подобный опыт к настоящему времени, тем больше
вероятность, что его объявят иллюзорным или галлюцинаторным. Чем дальше он в
прошлом, тем охотнее люди его чтят.
Джордж Бернард Шоу говорил: "Все великие истины начинаются как ереси".
Живя в современной культуре тотального отрицания, мы должны не отрицать
опыт своей души, разума и тела, но утверждать его. Громко и отчетливо, чтобы
слышали все. И это не всегда легко.
В продолжение многих лет всякий раз, когда какой-то опыт моей души,
разума и тела (хотя тогда все эти три составляющие еще толком не знали, что
такое опыт) шел вразрез с привитыми мне представлениями об истине, я просто
отрицал такой опыт.
Так поступают многие.
До тех пор, пока у них остается хоть какая-то возможность. До тех пор,
пока свидетельство не становится настолько очевидным, настолько глубоким и
пугающим, что отрицать его уже невозможно.
Билл Колсон и не думал отрицать свой опыт. Наоборот, во время
поминальной службы по его отцу он прямо в церкви рассказал о своем случае
всем собравшимся. И Билл Та-кер не собирается отрицать свой опыт. А также
Дэвид Дэни-эл, Фред и Анна Рут, Джерри Рейд и другие "обычные люди", чьи
рассказы собраны в этой книге. Они понимают и знают, что в их жизнь приходит
Бог, что Он взаимодействует с людьми напрямую. Что Бог даже разговаривает с
нами. Думаете, Даг Фербуш сомневается в этом хоть немного?
Могу точно сказать вам: не сомневается. Но важнее всего то, что его
опыт не так уж необычен.
Роберт Фридман руководит издательством Hampton Roads, которое
представило миру "Беседы с Богом" и опубликовало ту книгу, которую вы
держите в руках сейчас. Когда я в первый раз сказал Бобу, что хочу сделать
книгу под названием "Моменты Благодати", и объяснил ему, о чем в ней пойдет
речь, он сразу же заметил:
-- У меня тоже был такой момент в жизни!
-- В самом деле? -- спросил я.
-- Точно. Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите.
-- Так расскажите мне об этом. Что произошло?
-- Мне было шестнадцать, --начал Боб, --и я только что научился водить
машину. Я жил тогда в Портсмуте, штат Виргиния.
--Угу.
"И вот однажды я ехал по небольшой улочке, и мне нужно было пересечь
широкую автостраду в четыре полосы. Вдоль дороги вплоть до самого
перекрестка стояли заборы, и автостраду практически не было видно. Но какое
это имеет значение, если там стоит светофор, так ведь?
Загорелся зеленый свет, значит, можно ехать. Ну вот, загорается
зеленый, я уже нажимаю на газ, и вдруг какой-то голос произносит у меня в
голове: "Стоп!". Да, именно так, просто "Стоп!". В машине никого нет, а я
совершенно отчетливо слышу голос, который говорит мне "Стоп!".
Ну, я и нажал на тормоз. Чисто автоматическая реакция. Я даже ни о чем
не успел подумать. Просто нажал на тормоз. А тут этот парень... эта машина
мчится прямо на красный свет! Он едет слева, и я его не видел, пока он не
выехал на перекресток, а он мчит со скоростью пятьдесят миль в час* --просто
летит.
Если бы я тогда не нажал на тормоз, он ударился бы прямо в мою дверцу.
Парень действительно мчался во всю прыть, и я в той ситуации -- мертвец. Я
ничуть не сомневаюсь, что погиб бы прямо на месте.
А теперь скажите мне, что это был за голос? Это был ангел? Мой
ангел-хранитель? Проводник? Бог? Я не знаю, я даже не думаю, что тут есть
какая-то разница. То есть это все -- проявления Бога, правильно? Но одно
знаю точно: я слышал этот голос. Всего одно слово, и оно спасло мне жизнь".
-- Ого! -- воскликнул я. -- И если бы не тот Момент Благодати в вашей
жизни, то не было бы и этих "Моментов Благодати", --я имею в виду книгу. Кто
еще ее опубликовал бы? И кто опубликовал бы "Беседы с Богом"?
-- Уж во всяком случае не я...
-- Так что, думаю, у Бога были по поводу вас кое-какие планы.
-- Думаю, у Него были планы по поводу нас обоих.
И вот "Моменты Благодати" перед вами. Думаю, каждый может рассказать по
меньшей мере одну историю о Божественном Вмешательстве в его жизнь. И я не
вижу в этом ничего удивительного. Я рассказал Бобу, почему решил сделать эту
книгу: я хочу показать миру, что в моем опыте, описанном в "Беседах с
Богом", ничего необычного нег. Необычно лишь то, что я решил выйти на
публику, что я захотел говорить об этом. И еще немного необычно, что мои
беседы были достаточно долгими и я успел записать их. Но сам опыт, -- опыт
прямою общения с Богом, -- вещь очень и очень обычная.
Если когда-нибудь попадете в Ипдианаполис, штат Индиана, спросите об
этом у Каролины Лефлер. Вот что она нам поведала...
6
БОГ ТОЖЕ ПОЕТ ?
Мам, не волнуйся о папе, -- сказал мой пятилетний ребенок, глядя мне
прямо в глаза. -- Все будет хорошо.
Я, конечно же, удивилась. Отвозя Эрика в школу, я как раз думала о
своем бракоразводном процессе. Я-то уже смирилась с тем, что наш брак
подошел к концу. Единственное, о чем я по-настоящему беспокоилась, -- как
это повлияет на Эрика.
Отец и сын любили друг друга. Я всячески пыталась защитить мальчика от
жестокой новости о том, что его папа больше с нами жить не будет, но Эрик
был слишком умен и чувствителен, чтобы не понять правды.
После того как отец все-таки ушел, Эрик стал носить свою куртку с
капюшоном задом наперед и при всякой возможности закрывал лицо. Я просила
его, просто умоляла не делать этого, но безрезультатно. Мальчишка продолжал
прятаться. Однако сегодня, похоже, он оправился от потрясения достаточно,
чтобы попытаться утешить меня.
-- Спасибо, родной мой. Ты прав. Все будет хорошо.
Я вновь удивилась способности Эрика читать мои мысли. Этот ребенок с
самого начала обладал сильнейшей интуицией. Нередко в самые неожиданные
моменты он схватывал глубочайшие мои мысли -- словно мы общались
телепатически. Мы с ним часто играли в игру "подумай меня домой".
Когда готов обед и пора звать Эрика со двора, я мысленно направляю ему
свой зов. Эрик безошибочно вскоре появляется в дверях и вполне буднично
говорит:
-- Ну вот, мам, я пришел.
Он всегда очень отличался от большинства детей. Позже, когда настала
пора отдавать мальчика в школу, я заметила, что одноклассники его, видимо,
не понимают и он чувствует некоторое отчуждение. В результате у Эрика
появился свои собственный очень богатый мир фантазии. Нередко он без
предупреждения уходил в свой воображаемый мир и погружался туда настолько
полно, что утрачивал всякую связь с реальностью. Фактически, фантазии
превращались для него в реальность.
Однажды, -- ему тогда было лет восемь, -- Эрику надоел урок, и он ушел
в свой мир. Мальчик представил себе, что он --тигр, охотящийся в джунглях.
Тихо и медленно пробираясь среди густых зеленых зарослей, он заметил
обезьянку, выискивающую что-то в траве. В один прыжок Эрик настиг добычу.
-- Эрик! Что ты делаешь? -- донесся до него визг учительницы. Мальчишка
тут же вернулся в реальность. Он сидел на полу классной комнаты и грыз
деревянную ножку парты! Эрик стал пристыжено извиняться перед учительницей.
Позже он сказал мне, что даже не мог найти слов, чтобы объяснить свое
поведение. Тем более что мальчику казалось, будто к тому времени учительница
все равно уже оставила всякие попытки понять его.
Я всегда знала, что воображаемый мир Эрика был для него не только
местом укрытия и источником неспособности "приноровиться" к другим детям, но
и симптомом особой чувствительности к обычным горестям и бедам детства. Он
был очень уязвим, его ранили многие вещи, которые с других детей стекали как
с гуся вода.
Однажды, -- Эрику тогда недавно исполнилось десять лет, а в школе
начинались каникулы, -- эта его черта проявилась в своей самой опасной
форме. Он предложил своему однокласснику (кажется, по фамилии Джексон) во
что-то сыграть.
--Не-а. Я буду играть с ребятами в футбол. Хочешь, пошли с нами?
Об этом Эрику не хотелось даже и думать. В прошлый раз во время игры
ему в глаз попал мяч, и он пришел домой с синяком.
-- Ну уж нет, -- ответил Эрик.
--Я буду играть в футбол, -- сказал Джейсон. -- А ты как знаешь.
Эрик увидел в этих словах какую-то обидную окончательность. Должно
быть, он сразу же пришел к выводу, что раз Джейсон не хочет с ним играть,
значит, он его не любит, а отсюда родилась мысль, что его вообще никто не
любит.
Если мальчик думал именно так, то я понимаю, почему он дошел до
отчаяния. Эрик нашел во дворе брошенную кем-то скакалку и, ни секунды не
раздумывая, взобрался на трехфутовый забор, обвязал один конец веревки
вокруг столба, другой -- вокруг шеи и прыгнул.
К счастью, дежурившая на площадке учительница увидела, что делает
мальчишка, на полсекунды раньше, чем все это закончилось. Она бросилась к
Эрику, подхватила его и позвала другого учителя, чтобы тот развязал веревку
на шее у моего сына.
Сам Эрик особенно не поранился, но напугал всех до смерти. Меня тут же
вызвали в школу. Я сидела рядом с сыном в кабинете директора, и по моим
щекам лились слезы.
-- Малыш, зачем ты это сделал? -- спрашивала я. -- Ты же знаешь, обо
всем, что тебя волнует, можно поговорить со мной, и мы как-нибудь все
уладим. Я люблю тебя. Папа тебя любит. Бог тебя любит.
-- Но в школе меня никто не любит, мама! -- горестно выкрикнул Эрик.
Я обняла сына. Как же ему помочь? Я была в отчаянии.
Обсудив этот случай со школьным психологом, я решила не уделять ему
особого внимания. И учителя, и психолог считали, что лучше всего в подобных
ситуациях реагировать на случившееся как можно сдержаннее. Я решила просто
попытаться как-то помочь сыну справиться с болью от того, что отец больше не
живет с нами.
К сожалению, у меня на это не оказалось времени. Всего два дня спустя
Эрик снова попытался повеситься. На этот раз в стенном шкафу для одежды. И
тогда я приняла трудное решение: отвезти сына в психиатрическую лечебницу.
Другого выхода я не видела.
Мы ехали по широкому проспекту к больнице, и я беззвучно рыдала: "Я не
могу оставить своего ребенка в этом страшном заведении. Ему всего десять
лет!" Я даже не знала, достаточно ли хорошо Эрик понимает, что ему сейчас
придется жить там, вдали не только от отца, но и от всего, что он любит: от
дома, который был его небесами, его убежищем.
-- Мам, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Да и ты сможешь
навещать меня.
Он снова прочел мои мысли. "Как ребенок с такой интуицией может быть
настолько озабочен?" -- спросила я себя горестно.
Взявшись за руки, мы с Эриком прошлись вслед за медсестрой по клинике.
Ничего страшного: больница как больница. Но все-таки -- больница. Поговорили
с врачом и медсестрами, распаковали его вещи, крепко обнялись на прощанье и
сказали друг другу "до свидания". Теперь мне не позволено будет видеть Эрика
целую неделю. Я думала, что просто не перенесу этой разлуки с моим
мальчиком. Я так ему нужна, ему будет так одиноко. "Почему так вышло?" -- не
давала я себе покоя.
Совершенно обезумев от горя, я машинально вела автомобиль по улицам
города. В последние дни мне приходилось глубоко таить свои чувства. Конечно,
перед Эриком я пыталась выглядеть сильной, но теперь уже не от кого было
прятать слезы, и я наконец смогла расплакаться.
Мой разум кричал: "Почему так вышло? Кто мне поможет?.. Кто меня
поддержит? Я одна, совершенно одна!" Как мне хотелось просто упасть на руль
и плакать!
Я припарковала машину и побрела в свой опустевший дом. Началось время
одиночества. Не раздеваясь, я рухнула на кровать и завернулась в покрывало.
Так и лежала в коконе, всхлипывая и желая лишь одного: чтобы кто-то меня
обнял и успокоил. И тут я услышала голос: "Ты не одна, Кэрол".
Я вскочила и оглянулась. В комнате никого не было.
"Я с тобой".
Вот опять. Голос из ниоткуда. Однако на этот раз не было ни испуга, ни
тревоги. Меня объяло изумительное ощущение покоя. И вдруг я поняла, что
знаю, кто говорил со мной.
Ничего.
-- Да-а-а-а, -- пробормотала наконец Глэдис, -- так я и думала.
Она с отвращением привстала и включила телевизор. И побледнела. Ноги
стали как резиновые. Не веря своим глазам, женщина снова откинулась на
спинку кресла. На весь экран красовались два огромных -- огромнейших --
слова:
О, Бог.
По телевизору начался фильм Джона Денвер-Джорджа Бернса, и как раз в
тот момент, когда Глэдис нажала кнопку, на экране высветилось его название.
Вы и представить себе не можете, что творилось в тот момент в ее голове.
Позже она посмеивалась надо всем этим, и письмо ее написано в весьма
ироничном тоне. Но с тех пор она больше не сомневается в существовании (и
присутствии) Бога.
Итак, вы видите, что Бог являет Себя нам во множестве форм. И не все
они "Божественны". Небесные послания не всегда приходят к нам в небесных
конвертиках или с небесными переживаниями, -- как мы обычно их себе
представляем. Они могут прозвучать под напористую музыку тяжелого рока. Или
прийти с титрами фильма двадцатилетней давности. Или, как ни странно, в
широко популярных книгах.
Божественные послания редко приходят к нам под аккомпанемент арф, редко
их приносят ангелы.
Редко. Но не сказал бы, что этого не бывает никогда...
7
ПОСЛАНННИЦА С НЕБЕС ?
Дениз Морленд смотрела на молодую мать, лежавшую с ней в одной палате.
Лицо женщины так и лучилось улыбкой, когда она кормила свою новорожденную
девочку.
"Почему я тоже не могу так же приласкать сына? Почему ему так плохо? --
беззвучно спрашивала Дениз у Бога. -- Почему эта женщина обнимает своего
ребенка, а мой лежит в другой палате, на грани между жизнью и смертью?"
Была зима 1976 года, когда Америка отмечала двухсотлетнюю годовщину
независимости. Для многих это был праздник жизни, свободы, стремления к
счастью. Дениз волновала более важная проблема... ей нужно было найти повод,
чтобы жить. Прежде чем Дениз исполнилось восемнадцать, у нее уже было два
выкидыша, и вот теперь, наконец, она выносила ребенка полный срок. Но и тут
случилась беда. В конце беременности кровь Дениз с отрицательным резусом
вступила в конфликт с кровью плода, у которого резус был положительный, и
прошлым вечером пришлось срочно делать женщине кесарево сечение. Маленький
Адам сейчас боролся за свою жизнь, и врачи обнадежили Дениз, что, скорее
всего, он справится.
"Он такой крохотный, такой красивый". Как одиноко Чувствовала себя
Дениз, глядя на Адама, лежащего в холодной пластиковой кроватке, с
подключенными к тельцу трубками. Ей хотелось взять его на руки, согреть,
показать малышу свою любовь. Oн весил всею два шестьсот. Матери было даже
трудно представить, как что-то настолько маленькое и беспомощное может
бороться за свою жизнь.
Но он боролся. И в эти несколько дней, пока боролся он, пришлось
побороться и ей -- Дениз нужно было победить зарождавшуюся в ней ненависть к
женщине на соседней кровати, которая с такой любовью ворковала над своим
ребенком и кормила его грудью. Более того, ей нужно было бороться, чтобы не
возненавидеть Бога, который, казалось, ее покинул.
За больничным окном было тускло, и от этого становилось еще хуже. Город
скрывался под слоем снега и льда. Больница оказалась буквально отрезана от
внешнего мира, -- оттуда приходили лишь посетители, чтобы снова туда
вернуться. Дениз чувствовала себя одинокой и плененной в этой реальности,
которую она просто не могла постичь, -- что ее сын может умереть.
Вот уже третью ночь женщина лежала в кровати, гоня от себя саму мысль о
том, что, возможно, она придет домой без ребенка. И тут ею овладел гнев.
"Как Ты можешь так поступать со мной, Боже? -- беззвучно кричала Дениз.
-- Как мог Ты дать мне этого ребенка, дать мне долгожданное потомство лишь
для того, чтобы забрать его у меня? Мало того, что Ты наградил меня таким
тяжелым детством, теперь Ты заставляешь меня страдать еще больше!"
--казалось, ее сердце вот-вот разорвется.
Не в силах совладать с неистовыми чувствами, женщина взяла листок
бумаги и стала писать подруге, с которой переписывалась вот уже много лет.
Дениз привыкла изливать все свои чувства именно в письмах к этому человеку,
а сейчас на душе накопилось особенно много, и нужно было этот груз сбросить.
Ручка легко скользила по листу, и вместе с пастой на бумагу изливалась
вся душевная боль и глубочайшая обида. Дениз писала почти бессознательно.
Буквы заполняли страницу за страницей, а женщина все продолжала писать.
Ужасная душевная боль стала понемногу отпускать се. И тут внезапно Дениз
поняла, что она изливает сердце уже не перед подругой. Теперь она беседует с
Богом. Тут молодая мать перестала писать и перечитала последние слова.
"Это дитя -- истинное благословение для меня, и я его люблю. Он для
меня -- дар Божий. Да, выносила его я, и все-таки он -- сын Бога. Хотя я и
не знаю, почему Бог хочет забрать у меня моего малыша, мне понятно, что я
тут ничего поделать не могу. Если Отец хочет забрать Адама к себе, да будет
так. Бог дал мне его, Бог может забрать. Мне лишь остается верить, что на
это были свои причины, некий Божественный Промысел. Итак, Господь
Созидатель, делай то, что нужно для высшего блага. И да свершится воля
Твоя".
Тогда Дениз впервые в жизни почувствовала, что по-настоящему общалась с
Богом. О, она говорила с ним и раньше. Чаще всего в припадках гнева. Но ни
разу она при этом не чувствовала, что общается с кем-то. А сейчас... сейчас
Дениз впервые в жизни ощутила, что действительно обратилась к Богу. И даже
больше. Она почувствовала, что Бог услышал, согласился с ней, и даже передал
Дениз, через нее же кое-какие истины. Это именно Он дал ей то понимание
ситуации, Какое она обрела сейчас. Откуда еще взялись бы последние слова
письма Дениз? Уж наверняка это были не ее мысли.
До сих пор.
Удивительный покой объял Дениз. Она положила листочки на тумбочку,
выключила свет и впервые за последние три дня хорошо выспалась.
--Доброе утро, Дениз, --легонечко потрепала ее за плечо медсестра. -- Я
пришла сказать тебе, что сегодня мы возьмем у Адама кровь на анализ, чтобы
выяснить, не нужно ли ему переливание.
Молодая мать была еще сонная, однако смысл сказанного дошел до нее
сразу. Если Адаму потребуется переливание крови, могут возникнуть любые
осложнения. Новая кровь либо спасет малышу жизнь, либо убьет его.
Поправляя Дениз подушку, медсестра прошептала: "Не теряй веру,
малышка!" -- ласково улыбнулась и вышла из палаты.
Дениз подумала о том, насколько, должно быть, легко говорить подобные
слова и насколько трудно в такой момент и в самом деле не потерять веру. Она
глядела в окно, выискивая на небе бледное зимнее солнце. Трудно было
поверить, что сейчас уже утро... за окном так тихо. "Удивительно, как снег
приглушает все звуки", -- подумала женщина. Лежа в тишине и серости палаты,
Дениз представила себе, что держит сына на руках, а потом он поднимается от
нее в руки Бога. "Да свершится воля Твоя", -- повторила она молитвенно.
Вдруг Дениз бросило в жар, ею овладела слабость. Внезапная острая боль
в паху заставила ее непроизвольно свернуться калачиком. Вокруг словно
потемнело, и со странной отрешенностью женщина смотрела, как палата стала от
нее уходить... пока не исчезла вовсе. Она потеряла сознание.
-- Можешь вернуться домой, если хочешь, -- сказал кто-то. Она открыла
глаза и увидела у своей постели прекрасную женщину. Что с ней случилось и
кто эта незнакомка? Борясь с головокружением, Дениз старалась разглядеть
посетительницу получше. Говоря, гостья не шевелила губами. Казалось ее
мелодичный голос просто звучит где-то в мозгу у Дениз.
Женщина пристально посмотрела Дениз в глаза.
Утро его дочь провела с друзьями на катке, а когда вернулась, сразу же
пошла в свою комнату. В последнее время она вела себя как-то замкнуто, но и
Даг был настолько занят своими делами, что едва ли пытался с нею поговорить.
"В конце концов ей уже тринадцать, -- улыбнулся он про себя. --У нее должны
быть настроения".
И тут его объял ужас: что-то не так. Зачем его звал этот голос? Зачем
велел ему разыскать Гэл?
Все эти мысли промелькнули в голове Дага за считанные секунды. Он резко
развернулся и помчался в дом, даже не сняв перепачканные грязью ботинки.
Перескакивая через ступеньки, он поднялся к комнате Гэл.
Дверь, как обычно, была заперта. Здесь находилась Святая Святых. Даг
понимал и уважал право Гэл на личную территорию. Но сейчас что-то было не
так. Отчего-то ему было тревожно.
-- Гэл? -- он постучался.
Тишина.
Теперь он постучался громче.
-- Гэл, ты там? Что-то случилось? Никакого ответа.
-- Гэл, открой дверь!
-- Оставь: оставь меня в покое... папа, -- донесся слабый приглушенный
голос.
Ну вот, уже лучше. Хоть отозвалась. Но что-то не давало Дагу уйти.
-- Гэл, открой дверь. Сейчас же.
Он немного подождал. "Придется выламывать", --подумал он, но тут
щелкнул замок.
Едва приоткрыв дверь, Гэл повернулась, побежала к кровати, юркнула под
одеяло и укрылась с головой. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях.
-- Что такое, малышка? -- спросил Даг, направляясь к дочери. -- С тобой
что-то случилось?
-- Оставь меня, папа, -- снова пробормотала девочка.
Глаза Дага ошеломленно обшарили комнату, и тут он увидел на
пододеяльнике кровь. Только одно пятно, но он его заметил и коснулся
пальцем. Кровь еще не засохла.
-- Гэл, поговори со мной. Ты поранилась? Девочка не отвечала.
-- Гэл, пожалуйста, скажи мне, что случилось? Откуда у тебя на постели
кровь?
Дочка приоткрыла лицо. Ее глаза были красные и припухшие: как и
запястья. Она пыталась вскрыть себе вены.
-- Гэл, девочка моя, ну что же ты наделала?
Даг думал, что сойдет с ума. Он схватил ее за руки, чтобы рассмотреть
их получше. Очевидно, большого вреда она себе не причинила. Порезы были
неглубокие, и тем не менее они кровоточили. Даг побежал в ванную за
полотенцами.
-- Зачем ты это, Гэл? -- спросил он через плечо. -- Что с тобой
случилось?
Теперь она уже не сдерживала рыдания.
-- Папа, прости меня, но я так больше не могу!
-- Как? Как ты не можешь?
--Люди очень жестоки ко мне. Меня все ненавидят.
-- О Гэл... -- перебил ее Даг, возвращаясь к ее постели с полотенцами,
--это неправда.
-- Папа, пожалуйста. Ты не знаешь. У меня нет друзей. А единственная
девочка, которая мне нравится, очень жестока ко мне. Сегодня она меня любит,
а завтра -- ненавидит и обсуждает за спиной.
Отец осторожно вытирал с рук дочери кровь теплым влажным полотенцем.
-- Сегодня на катке она такое сказала... Нет, я так больше не могу...
На прошлой неделе она пригласила меня на свой день рождения. Как я была
рада! А сегодня она при всех сказала, что передумала... сказала, чтобы я не
приходила. Мне захотелось умереть.
-- Но Гэл, все не настолько плохо. У тебя будут друзья. Будет много
дней рождения. Ты хорошая и красивая. Многие люди захотят с тобой дружить,
--уговаривал свою дочь Даг. -- Пожалуйста. Ну ведь ты же не веришь, что
жизнь недостойна того, чтобы жить. А как же мы -- я и мама? Мы-то тебя
любим. Очень.
Тут хлопнула входная дверь.
-- Ребята! Я пришла. Идите-ка посмотрите, что я купила, -- весело
позвала их из прихожей жена Дага. -- Эй! Да куда же вы все подевались?
-- А вот и мама. Давай поговорим с ней, ладно? Ей тоже захочется
узнать, что с тобой происходит, --Даг перевязал раны Гэл полотенцами. --
Надо съездить наложить тебе швы, детеныш. Пошли.
Гэл встала и окунула ноги в туфли, кое-как придерживая окровавленные
полотенца. Даг смотрел на грязные следы своих ботинок на розовом ковре.
Потом потряс головой, отгоняя неуместные мысли. "Нашел о чем беспокоиться",
-- упрекнул он себя и, облегченно вздохнув, поднял глаза в благодарственной
молитве. Взгляд отца упал на маленькие серебристые звездочки, которые Гэл
наклеила на потолок, и мысли понесли его куда-то прочь, прочь...
"Тот голос, -- думал он, -- это был голос Бога". Даг знал это абсолютно
точно. Голос оторвал его от работы и спас жизнь дочери. Он и думать не
хотел, что могло бы случиться, если бы он не пришел к ней вовремя. Даг
понимал, что ей нужна была помощь, и он просто обязан был предоставить ее
ей.
Следующие недели были очень сложными -- бесконечные беседы с врачами и
консультантами, слезы, слезы. Однако закончилось все прекрасно. Гэл сумела
справиться с депрессией и вернуть себе волю к жизни. Девочка почувствовала,
что ее по-настоящему любят в семье, а вскоре появились и друзья, -- как оно
всегда бывает со временем. Гэл поняла, что отчаянные моменты в жизни не
всегда требуют отчаянных мер.
Врачи определили у Гэл глубокую депрессию. Не получи девочка
своевременного лечения, она нашла бы способ свести счеты с жизнью, -- Даг в
этом уверен. Но у Бога были другие планы, и теперь Гэл -- прекрасная
цветущая восемнадцатилетняя девушка. Она изучает в колледже океанографию.
А Даг? Он испытывает глубокую благодарность. И осознает, -- совершенно
отчетливо осознает, --что Бог говорит с людьми напрямую.
Большинство людей верят в обратное. Наше общество приучило нас
отрицать, что Бог может напрямую общаться с обычными людьми (любопытно, что
то же самое утверждают и большинство религий). Нам говорят, что Бог
действительно беседовал с некоторыми представителями человечества, но это
было весьма редко, и обращался он не к простым людям. Эти обращения Бога
называются откровениями, и нам говорят, что они были даны лишь совершенно
особым людям при совершенно особых обстоятельствах.
Иногда эти "особые" люди, пережившие подобный опыт (или кто-то, кто
слышал о них), записывали содержание откровений, и такие записи назвали
Священными Писаниями. Если же подобные записи были сделаны "обычными
людьми", то эти тексты называли ересью.
Вдобавок, чем ближе подобный опыт к настоящему времени, тем больше
вероятность, что его объявят иллюзорным или галлюцинаторным. Чем дальше он в
прошлом, тем охотнее люди его чтят.
Джордж Бернард Шоу говорил: "Все великие истины начинаются как ереси".
Живя в современной культуре тотального отрицания, мы должны не отрицать
опыт своей души, разума и тела, но утверждать его. Громко и отчетливо, чтобы
слышали все. И это не всегда легко.
В продолжение многих лет всякий раз, когда какой-то опыт моей души,
разума и тела (хотя тогда все эти три составляющие еще толком не знали, что
такое опыт) шел вразрез с привитыми мне представлениями об истине, я просто
отрицал такой опыт.
Так поступают многие.
До тех пор, пока у них остается хоть какая-то возможность. До тех пор,
пока свидетельство не становится настолько очевидным, настолько глубоким и
пугающим, что отрицать его уже невозможно.
Билл Колсон и не думал отрицать свой опыт. Наоборот, во время
поминальной службы по его отцу он прямо в церкви рассказал о своем случае
всем собравшимся. И Билл Та-кер не собирается отрицать свой опыт. А также
Дэвид Дэни-эл, Фред и Анна Рут, Джерри Рейд и другие "обычные люди", чьи
рассказы собраны в этой книге. Они понимают и знают, что в их жизнь приходит
Бог, что Он взаимодействует с людьми напрямую. Что Бог даже разговаривает с
нами. Думаете, Даг Фербуш сомневается в этом хоть немного?
Могу точно сказать вам: не сомневается. Но важнее всего то, что его
опыт не так уж необычен.
Роберт Фридман руководит издательством Hampton Roads, которое
представило миру "Беседы с Богом" и опубликовало ту книгу, которую вы
держите в руках сейчас. Когда я в первый раз сказал Бобу, что хочу сделать
книгу под названием "Моменты Благодати", и объяснил ему, о чем в ней пойдет
речь, он сразу же заметил:
-- У меня тоже был такой момент в жизни!
-- В самом деле? -- спросил я.
-- Точно. Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите.
-- Так расскажите мне об этом. Что произошло?
-- Мне было шестнадцать, --начал Боб, --и я только что научился водить
машину. Я жил тогда в Портсмуте, штат Виргиния.
--Угу.
"И вот однажды я ехал по небольшой улочке, и мне нужно было пересечь
широкую автостраду в четыре полосы. Вдоль дороги вплоть до самого
перекрестка стояли заборы, и автостраду практически не было видно. Но какое
это имеет значение, если там стоит светофор, так ведь?
Загорелся зеленый свет, значит, можно ехать. Ну вот, загорается
зеленый, я уже нажимаю на газ, и вдруг какой-то голос произносит у меня в
голове: "Стоп!". Да, именно так, просто "Стоп!". В машине никого нет, а я
совершенно отчетливо слышу голос, который говорит мне "Стоп!".
Ну, я и нажал на тормоз. Чисто автоматическая реакция. Я даже ни о чем
не успел подумать. Просто нажал на тормоз. А тут этот парень... эта машина
мчится прямо на красный свет! Он едет слева, и я его не видел, пока он не
выехал на перекресток, а он мчит со скоростью пятьдесят миль в час* --просто
летит.
Если бы я тогда не нажал на тормоз, он ударился бы прямо в мою дверцу.
Парень действительно мчался во всю прыть, и я в той ситуации -- мертвец. Я
ничуть не сомневаюсь, что погиб бы прямо на месте.
А теперь скажите мне, что это был за голос? Это был ангел? Мой
ангел-хранитель? Проводник? Бог? Я не знаю, я даже не думаю, что тут есть
какая-то разница. То есть это все -- проявления Бога, правильно? Но одно
знаю точно: я слышал этот голос. Всего одно слово, и оно спасло мне жизнь".
-- Ого! -- воскликнул я. -- И если бы не тот Момент Благодати в вашей
жизни, то не было бы и этих "Моментов Благодати", --я имею в виду книгу. Кто
еще ее опубликовал бы? И кто опубликовал бы "Беседы с Богом"?
-- Уж во всяком случае не я...
-- Так что, думаю, у Бога были по поводу вас кое-какие планы.
-- Думаю, у Него были планы по поводу нас обоих.
И вот "Моменты Благодати" перед вами. Думаю, каждый может рассказать по
меньшей мере одну историю о Божественном Вмешательстве в его жизнь. И я не
вижу в этом ничего удивительного. Я рассказал Бобу, почему решил сделать эту
книгу: я хочу показать миру, что в моем опыте, описанном в "Беседах с
Богом", ничего необычного нег. Необычно лишь то, что я решил выйти на
публику, что я захотел говорить об этом. И еще немного необычно, что мои
беседы были достаточно долгими и я успел записать их. Но сам опыт, -- опыт
прямою общения с Богом, -- вещь очень и очень обычная.
Если когда-нибудь попадете в Ипдианаполис, штат Индиана, спросите об
этом у Каролины Лефлер. Вот что она нам поведала...
6
БОГ ТОЖЕ ПОЕТ ?
Мам, не волнуйся о папе, -- сказал мой пятилетний ребенок, глядя мне
прямо в глаза. -- Все будет хорошо.
Я, конечно же, удивилась. Отвозя Эрика в школу, я как раз думала о
своем бракоразводном процессе. Я-то уже смирилась с тем, что наш брак
подошел к концу. Единственное, о чем я по-настоящему беспокоилась, -- как
это повлияет на Эрика.
Отец и сын любили друг друга. Я всячески пыталась защитить мальчика от
жестокой новости о том, что его папа больше с нами жить не будет, но Эрик
был слишком умен и чувствителен, чтобы не понять правды.
После того как отец все-таки ушел, Эрик стал носить свою куртку с
капюшоном задом наперед и при всякой возможности закрывал лицо. Я просила
его, просто умоляла не делать этого, но безрезультатно. Мальчишка продолжал
прятаться. Однако сегодня, похоже, он оправился от потрясения достаточно,
чтобы попытаться утешить меня.
-- Спасибо, родной мой. Ты прав. Все будет хорошо.
Я вновь удивилась способности Эрика читать мои мысли. Этот ребенок с
самого начала обладал сильнейшей интуицией. Нередко в самые неожиданные
моменты он схватывал глубочайшие мои мысли -- словно мы общались
телепатически. Мы с ним часто играли в игру "подумай меня домой".
Когда готов обед и пора звать Эрика со двора, я мысленно направляю ему
свой зов. Эрик безошибочно вскоре появляется в дверях и вполне буднично
говорит:
-- Ну вот, мам, я пришел.
Он всегда очень отличался от большинства детей. Позже, когда настала
пора отдавать мальчика в школу, я заметила, что одноклассники его, видимо,
не понимают и он чувствует некоторое отчуждение. В результате у Эрика
появился свои собственный очень богатый мир фантазии. Нередко он без
предупреждения уходил в свой воображаемый мир и погружался туда настолько
полно, что утрачивал всякую связь с реальностью. Фактически, фантазии
превращались для него в реальность.
Однажды, -- ему тогда было лет восемь, -- Эрику надоел урок, и он ушел
в свой мир. Мальчик представил себе, что он --тигр, охотящийся в джунглях.
Тихо и медленно пробираясь среди густых зеленых зарослей, он заметил
обезьянку, выискивающую что-то в траве. В один прыжок Эрик настиг добычу.
-- Эрик! Что ты делаешь? -- донесся до него визг учительницы. Мальчишка
тут же вернулся в реальность. Он сидел на полу классной комнаты и грыз
деревянную ножку парты! Эрик стал пристыжено извиняться перед учительницей.
Позже он сказал мне, что даже не мог найти слов, чтобы объяснить свое
поведение. Тем более что мальчику казалось, будто к тому времени учительница
все равно уже оставила всякие попытки понять его.
Я всегда знала, что воображаемый мир Эрика был для него не только
местом укрытия и источником неспособности "приноровиться" к другим детям, но
и симптомом особой чувствительности к обычным горестям и бедам детства. Он
был очень уязвим, его ранили многие вещи, которые с других детей стекали как
с гуся вода.
Однажды, -- Эрику тогда недавно исполнилось десять лет, а в школе
начинались каникулы, -- эта его черта проявилась в своей самой опасной
форме. Он предложил своему однокласснику (кажется, по фамилии Джексон) во
что-то сыграть.
--Не-а. Я буду играть с ребятами в футбол. Хочешь, пошли с нами?
Об этом Эрику не хотелось даже и думать. В прошлый раз во время игры
ему в глаз попал мяч, и он пришел домой с синяком.
-- Ну уж нет, -- ответил Эрик.
--Я буду играть в футбол, -- сказал Джейсон. -- А ты как знаешь.
Эрик увидел в этих словах какую-то обидную окончательность. Должно
быть, он сразу же пришел к выводу, что раз Джейсон не хочет с ним играть,
значит, он его не любит, а отсюда родилась мысль, что его вообще никто не
любит.
Если мальчик думал именно так, то я понимаю, почему он дошел до
отчаяния. Эрик нашел во дворе брошенную кем-то скакалку и, ни секунды не
раздумывая, взобрался на трехфутовый забор, обвязал один конец веревки
вокруг столба, другой -- вокруг шеи и прыгнул.
К счастью, дежурившая на площадке учительница увидела, что делает
мальчишка, на полсекунды раньше, чем все это закончилось. Она бросилась к
Эрику, подхватила его и позвала другого учителя, чтобы тот развязал веревку
на шее у моего сына.
Сам Эрик особенно не поранился, но напугал всех до смерти. Меня тут же
вызвали в школу. Я сидела рядом с сыном в кабинете директора, и по моим
щекам лились слезы.
-- Малыш, зачем ты это сделал? -- спрашивала я. -- Ты же знаешь, обо
всем, что тебя волнует, можно поговорить со мной, и мы как-нибудь все
уладим. Я люблю тебя. Папа тебя любит. Бог тебя любит.
-- Но в школе меня никто не любит, мама! -- горестно выкрикнул Эрик.
Я обняла сына. Как же ему помочь? Я была в отчаянии.
Обсудив этот случай со школьным психологом, я решила не уделять ему
особого внимания. И учителя, и психолог считали, что лучше всего в подобных
ситуациях реагировать на случившееся как можно сдержаннее. Я решила просто
попытаться как-то помочь сыну справиться с болью от того, что отец больше не
живет с нами.
К сожалению, у меня на это не оказалось времени. Всего два дня спустя
Эрик снова попытался повеситься. На этот раз в стенном шкафу для одежды. И
тогда я приняла трудное решение: отвезти сына в психиатрическую лечебницу.
Другого выхода я не видела.
Мы ехали по широкому проспекту к больнице, и я беззвучно рыдала: "Я не
могу оставить своего ребенка в этом страшном заведении. Ему всего десять
лет!" Я даже не знала, достаточно ли хорошо Эрик понимает, что ему сейчас
придется жить там, вдали не только от отца, но и от всего, что он любит: от
дома, который был его небесами, его убежищем.
-- Мам, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Да и ты сможешь
навещать меня.
Он снова прочел мои мысли. "Как ребенок с такой интуицией может быть
настолько озабочен?" -- спросила я себя горестно.
Взявшись за руки, мы с Эриком прошлись вслед за медсестрой по клинике.
Ничего страшного: больница как больница. Но все-таки -- больница. Поговорили
с врачом и медсестрами, распаковали его вещи, крепко обнялись на прощанье и
сказали друг другу "до свидания". Теперь мне не позволено будет видеть Эрика
целую неделю. Я думала, что просто не перенесу этой разлуки с моим
мальчиком. Я так ему нужна, ему будет так одиноко. "Почему так вышло?" -- не
давала я себе покоя.
Совершенно обезумев от горя, я машинально вела автомобиль по улицам
города. В последние дни мне приходилось глубоко таить свои чувства. Конечно,
перед Эриком я пыталась выглядеть сильной, но теперь уже не от кого было
прятать слезы, и я наконец смогла расплакаться.
Мой разум кричал: "Почему так вышло? Кто мне поможет?.. Кто меня
поддержит? Я одна, совершенно одна!" Как мне хотелось просто упасть на руль
и плакать!
Я припарковала машину и побрела в свой опустевший дом. Началось время
одиночества. Не раздеваясь, я рухнула на кровать и завернулась в покрывало.
Так и лежала в коконе, всхлипывая и желая лишь одного: чтобы кто-то меня
обнял и успокоил. И тут я услышала голос: "Ты не одна, Кэрол".
Я вскочила и оглянулась. В комнате никого не было.
"Я с тобой".
Вот опять. Голос из ниоткуда. Однако на этот раз не было ни испуга, ни
тревоги. Меня объяло изумительное ощущение покоя. И вдруг я поняла, что
знаю, кто говорил со мной.
Ничего.
-- Да-а-а-а, -- пробормотала наконец Глэдис, -- так я и думала.
Она с отвращением привстала и включила телевизор. И побледнела. Ноги
стали как резиновые. Не веря своим глазам, женщина снова откинулась на
спинку кресла. На весь экран красовались два огромных -- огромнейших --
слова:
О, Бог.
По телевизору начался фильм Джона Денвер-Джорджа Бернса, и как раз в
тот момент, когда Глэдис нажала кнопку, на экране высветилось его название.
Вы и представить себе не можете, что творилось в тот момент в ее голове.
Позже она посмеивалась надо всем этим, и письмо ее написано в весьма
ироничном тоне. Но с тех пор она больше не сомневается в существовании (и
присутствии) Бога.
Итак, вы видите, что Бог являет Себя нам во множестве форм. И не все
они "Божественны". Небесные послания не всегда приходят к нам в небесных
конвертиках или с небесными переживаниями, -- как мы обычно их себе
представляем. Они могут прозвучать под напористую музыку тяжелого рока. Или
прийти с титрами фильма двадцатилетней давности. Или, как ни странно, в
широко популярных книгах.
Божественные послания редко приходят к нам под аккомпанемент арф, редко
их приносят ангелы.
Редко. Но не сказал бы, что этого не бывает никогда...
7
ПОСЛАНННИЦА С НЕБЕС ?
Дениз Морленд смотрела на молодую мать, лежавшую с ней в одной палате.
Лицо женщины так и лучилось улыбкой, когда она кормила свою новорожденную
девочку.
"Почему я тоже не могу так же приласкать сына? Почему ему так плохо? --
беззвучно спрашивала Дениз у Бога. -- Почему эта женщина обнимает своего
ребенка, а мой лежит в другой палате, на грани между жизнью и смертью?"
Была зима 1976 года, когда Америка отмечала двухсотлетнюю годовщину
независимости. Для многих это был праздник жизни, свободы, стремления к
счастью. Дениз волновала более важная проблема... ей нужно было найти повод,
чтобы жить. Прежде чем Дениз исполнилось восемнадцать, у нее уже было два
выкидыша, и вот теперь, наконец, она выносила ребенка полный срок. Но и тут
случилась беда. В конце беременности кровь Дениз с отрицательным резусом
вступила в конфликт с кровью плода, у которого резус был положительный, и
прошлым вечером пришлось срочно делать женщине кесарево сечение. Маленький
Адам сейчас боролся за свою жизнь, и врачи обнадежили Дениз, что, скорее
всего, он справится.
"Он такой крохотный, такой красивый". Как одиноко Чувствовала себя
Дениз, глядя на Адама, лежащего в холодной пластиковой кроватке, с
подключенными к тельцу трубками. Ей хотелось взять его на руки, согреть,
показать малышу свою любовь. Oн весил всею два шестьсот. Матери было даже
трудно представить, как что-то настолько маленькое и беспомощное может
бороться за свою жизнь.
Но он боролся. И в эти несколько дней, пока боролся он, пришлось
побороться и ей -- Дениз нужно было победить зарождавшуюся в ней ненависть к
женщине на соседней кровати, которая с такой любовью ворковала над своим
ребенком и кормила его грудью. Более того, ей нужно было бороться, чтобы не
возненавидеть Бога, который, казалось, ее покинул.
За больничным окном было тускло, и от этого становилось еще хуже. Город
скрывался под слоем снега и льда. Больница оказалась буквально отрезана от
внешнего мира, -- оттуда приходили лишь посетители, чтобы снова туда
вернуться. Дениз чувствовала себя одинокой и плененной в этой реальности,
которую она просто не могла постичь, -- что ее сын может умереть.
Вот уже третью ночь женщина лежала в кровати, гоня от себя саму мысль о
том, что, возможно, она придет домой без ребенка. И тут ею овладел гнев.
"Как Ты можешь так поступать со мной, Боже? -- беззвучно кричала Дениз.
-- Как мог Ты дать мне этого ребенка, дать мне долгожданное потомство лишь
для того, чтобы забрать его у меня? Мало того, что Ты наградил меня таким
тяжелым детством, теперь Ты заставляешь меня страдать еще больше!"
--казалось, ее сердце вот-вот разорвется.
Не в силах совладать с неистовыми чувствами, женщина взяла листок
бумаги и стала писать подруге, с которой переписывалась вот уже много лет.
Дениз привыкла изливать все свои чувства именно в письмах к этому человеку,
а сейчас на душе накопилось особенно много, и нужно было этот груз сбросить.
Ручка легко скользила по листу, и вместе с пастой на бумагу изливалась
вся душевная боль и глубочайшая обида. Дениз писала почти бессознательно.
Буквы заполняли страницу за страницей, а женщина все продолжала писать.
Ужасная душевная боль стала понемногу отпускать се. И тут внезапно Дениз
поняла, что она изливает сердце уже не перед подругой. Теперь она беседует с
Богом. Тут молодая мать перестала писать и перечитала последние слова.
"Это дитя -- истинное благословение для меня, и я его люблю. Он для
меня -- дар Божий. Да, выносила его я, и все-таки он -- сын Бога. Хотя я и
не знаю, почему Бог хочет забрать у меня моего малыша, мне понятно, что я
тут ничего поделать не могу. Если Отец хочет забрать Адама к себе, да будет
так. Бог дал мне его, Бог может забрать. Мне лишь остается верить, что на
это были свои причины, некий Божественный Промысел. Итак, Господь
Созидатель, делай то, что нужно для высшего блага. И да свершится воля
Твоя".
Тогда Дениз впервые в жизни почувствовала, что по-настоящему общалась с
Богом. О, она говорила с ним и раньше. Чаще всего в припадках гнева. Но ни
разу она при этом не чувствовала, что общается с кем-то. А сейчас... сейчас
Дениз впервые в жизни ощутила, что действительно обратилась к Богу. И даже
больше. Она почувствовала, что Бог услышал, согласился с ней, и даже передал
Дениз, через нее же кое-какие истины. Это именно Он дал ей то понимание
ситуации, Какое она обрела сейчас. Откуда еще взялись бы последние слова
письма Дениз? Уж наверняка это были не ее мысли.
До сих пор.
Удивительный покой объял Дениз. Она положила листочки на тумбочку,
выключила свет и впервые за последние три дня хорошо выспалась.
--Доброе утро, Дениз, --легонечко потрепала ее за плечо медсестра. -- Я
пришла сказать тебе, что сегодня мы возьмем у Адама кровь на анализ, чтобы
выяснить, не нужно ли ему переливание.
Молодая мать была еще сонная, однако смысл сказанного дошел до нее
сразу. Если Адаму потребуется переливание крови, могут возникнуть любые
осложнения. Новая кровь либо спасет малышу жизнь, либо убьет его.
Поправляя Дениз подушку, медсестра прошептала: "Не теряй веру,
малышка!" -- ласково улыбнулась и вышла из палаты.
Дениз подумала о том, насколько, должно быть, легко говорить подобные
слова и насколько трудно в такой момент и в самом деле не потерять веру. Она
глядела в окно, выискивая на небе бледное зимнее солнце. Трудно было
поверить, что сейчас уже утро... за окном так тихо. "Удивительно, как снег
приглушает все звуки", -- подумала женщина. Лежа в тишине и серости палаты,
Дениз представила себе, что держит сына на руках, а потом он поднимается от
нее в руки Бога. "Да свершится воля Твоя", -- повторила она молитвенно.
Вдруг Дениз бросило в жар, ею овладела слабость. Внезапная острая боль
в паху заставила ее непроизвольно свернуться калачиком. Вокруг словно
потемнело, и со странной отрешенностью женщина смотрела, как палата стала от
нее уходить... пока не исчезла вовсе. Она потеряла сознание.
-- Можешь вернуться домой, если хочешь, -- сказал кто-то. Она открыла
глаза и увидела у своей постели прекрасную женщину. Что с ней случилось и
кто эта незнакомка? Борясь с головокружением, Дениз старалась разглядеть
посетительницу получше. Говоря, гостья не шевелила губами. Казалось ее
мелодичный голос просто звучит где-то в мозгу у Дениз.
Женщина пристально посмотрела Дениз в глаза.