случился тогда, когда он потерял работу, которой занимался всю жизнь. Второй
-- когда он встретил в колледже Дэна, студента с мозговой травмой. Третий --
когда в его мотоцикле лопнула шина. И четвертый, совершенно определенно,
произошел тогда, когда он "увидел" сущность, которую назвал Михаилом.
Оглянувшись назад, мы нередко совершенно отчетливо видим, как эти
моменты складываются в цепь, соединяются в трубопровод, в безукоризненно
прямую трассу, ведущую от того, чем мы были, к тому, чем хотели стать. Глядя
в будущее, мы тоже способны увидеть тот же трубопровод, ту же прямую трассу,
но для этого нужно знать, что она там есть.
Однако иногда это не столь уж и очевидно...



9
БОЖИЙ ЗАМЫСЕЛ


Трой Баттерворт вспоминает, как еще мальчишкой он лежал, обняв свою
всхлипывающую мать.
-- Если бы ты его бросила, мама... -- говорил он в отчаянии, пытаясь
убедить ее порвать с мужем-садистом.
Сколько раз умолял ее Трой бросить отца. Мальчик не мог без содрогания
вспоминать, как холоден был его голос вчера вечером...
-- Попробуй только подать на развод, сука, и я перережу тебе глотку, --
пригрозил он.
Никто не сомневался, что так он и сделает. Трой вытирал матери слезы.
-- Если я попробую от него уйти, что будет с тобой и с твоими сестрами
и братьями? Я не могу оставить вас с ним, Трой. Мне придется остаться,
--всхлипывала она.
В последнее время отец был особенно жесток. Напившись, он не только
постоянно избивал мать, но втягивал Троя и его братьев в извращенные
сексуальные игры, которые теперь стали почти невыносимыми. Игры эти начались
несколько лет назад, когда Трою едва исполнилось семь лет.
В дни, когда отец бывал пьян, мальчик нередко прятался в шкаф. Он
прикасался к хранившимся за одеждой ружьям и предавался кровавым фантазиям о
том, как спустит курок и разнесет папину башку на кусочки. Иногда он даже
шарил в темноте в поисках патронов, будто бы и вправду мог эти фантазии
осуществить.
Вне дома все было не лучше. В школе его называли не иначе, как
"Голубчик Трой". А все потому, что он не разделял интересов других
мальчишек. Он выглядел не так, как они, и делал все иначе. На переменках ему
приходилось прятаться от оравы соучеников, которые повсюду гонялись за ним,
швыряя камни и дразнясь. Заканчивалось все тем, что его сбивали с ног и
пинали. От постоянного страха мальчик не мог сосредоточиться и учился очень
плохо.
Вдобавок к этим физическим пыткам, Троя постоянно преследовали
воспоминания о том, как три года назад его изнасиловал ухажер соседки.
Однако жизнь мальчика была настолько полна издевательств, что этот случай
едва ли казался ему таким уж ненормальным.
Несмотря ни на что, Трой сохранял глубокие и тесные взаимоотношения с
Богом. Часто казалось, что Бог -- единственный, Кто его любит. Через все
невзгоды своего детства Трой пронес мысль о том, что Бог его не покинет. Эта
вера давала ему утешение, когда больше нигде утешения не было. И все-таки,
несмотря на веру в Божью любовь. Трой терзался виной. Дело в том, что ему
наконец пришлось признаться себе -- он действительно голубой.
Подрастая, Трои все хуже понимал, как Бог может любить такого грешника,
как он, и скоро начал сомневаться в Божьей любви.
Однажды угрызения совести одолели парня настолько, что он больше не мог
терпеть их в одиночку и, задумав снять с себя часть бремени, отправился за
советом к проповеднику баптистской церкви, куда и прежде нередко ходил за
утешением. Он не раз слышал, что сказано о гомосексуальности в Библии. Бог
простит все, что угодно, --говорили ему, --любой грех, кроме этого. "Но,
может быть, они ошибаются, -- надеялся Трой. -- Может быть. Бог может любить
меня таким, какой я есть?" Он очень хотел, чтобы оказалось именно так!
-- Если Бог будет милостив к тебе, -- говорил ему пастор, сидя за
столом в залитом яркими солнечными лучами кабинете, -- ты отправишься на
небеса.
Трои улыбнулся. Оживали его надежды. Все остальные, видимо, ошибались.
-- Но если ты не сумеешь справиться со своей гомосексуальностью, --
продолжал пастор, -- то Божьей милости тебе ждать не приходится.
Очевидно, пастору с самого начала было неудобно слушать признания парня
и хотелось поскорее закончить весь этот разговор, но почему-то он не мог
сказать прямо: "Если ты голубой, значит, тебе одна дорога -- в ад". Трой все
понял. Сердце его упало. Бог, Который был всегда единственным другом,
единственным утешением в жизни, повернулся к нему спиной.
Теперь у парня появилась новая причина бояться. Вначале издевательства
отца, потом побои соучеников, а теперь еще и перспектива оказаться в аду.
Ничто не принесло бы Трою больше радости, чем если бы он проснулся
однажды утром и обнаружил, что стал нормальным. "Пожалуйста, Боже, --
молился он каждый день, -- пожалуйста, сделай меня нормальным".
Но Бог его нормальным не сделал. Трой рос, пробуждалась его сексуальная
энергия, но, как ни пытался парень избавиться от тяги к мужчинам, все
тщетно. Уверившись, что

Бог его уже все равно не любит, Трой в конце концов перестал даже
бороться со своими гомосексуальными наклонностями. Или как-то скрывать эту
свою особенность. Он взбунтовался. "Все равно я проклят, так какого
черта..." -- решил он. И отбросил всякий стыд.
Он занимался сексом в общественных местах со всеми и каждым, кто только
хотел этого, -- в парках, в уборных, в гомосексуальных клубах, куда можно
прийти в любое время дня и ночи и не задорого заняться сексом. Начал пить.
Трой уже не мог остановиться, --неважно, насколько усталым он себя
чувствовал и насколько ему хотелось все изменить.
Бог его оставил, мать попала в сумасшедший дом, жизнь не имела никакого
смысла. Издевательства стали настолько естественной частью жизни Троя, что,
когда их не хватало, он начинал издеваться над собой сам. Наконец, парень
умчался в Нью-Йорк, чтобы найти себе новых сексуальных партнеров и заполнить
пустоту, образовавшуюся в его сердце с утратой Бога.
На Рождество Трою исполнилось двадцать три года. Ни открыток, ни
телефонных звонков от родных -- словно и не осталось больше людей на свете.
Лишь серость и дождь. Улицы тоскливы и пустынны. У Троя не было друзей в
Нью-Йорке. Он сидел в своей дрянной холодной квартирке и слушал шум машин
под окнами, чувствуя, что падать ему уже дальше некуда. Было зябко и
одиноко.
"Какого черта. Яне хочу оставаться один", --размышлял парень. Он знал,
что в нескольких кварталах от его дома есть секс-клуб, в который он еще не
заходил. "А ну его все к бесу. Отправлюсь-ка туда". Трои решительно надел
пальто и пошел на поиски единственного утешения, которое мог вообразить. "По
меньшей мере, хоть людей каких-нибудь увижу", --~ вздохнул он и шагнул из
подъезда на ветер.
-- Никого, кроме меня, тут нет, -- сказал менеджер. Для управляющего
секс-клубом он выглядел слишком молодо и опрятно.
-- Ты подойдешь, -- ответил Трой, дефилируя к кушетке.
-- Нет, парень. Я не обслуживаю клиентов. Я только управляющий. Сегодня
Рождество. Никого нет.
-- Иди, иди ко мне. Пожалуйста, -- Трою отчаянно нужно было ощутить
человеческое прикосновение. Он хотел любовника.
-- Я же сказал тебе, парень. Я не занимаюсь сексом с посетителями. У
меня другая работа. Выполняю свои обязанности, получаю деньги и плачу за
репетитора. А клиентов обслуживать не собираюсь.
Трой просто обезумел. Ему нужно было тело. Просто необходимо. Но
управляющий все только говорил -- что-то о школе, о своем приятеле. Трои не
слушал. Он мог думать лишь о своей беде и отчаянии.
Потом, совершенно неожиданно, в комнате стало темно, у Троя закружилась
голова, и он полностью утратил ориентацию в пространстве. Стало твориться
что-то совершенно удивительное. Трои смотрел на комнату со стороны. Он уже
был не в своем теле, но в другом конце зала и смотрел на себя, сидящего на
ободранной грязной коричнево-оранжевой кушетке. Над ним стоял молодой
управляющий и без умолку болтал.
Что происходит? -- тревожно спросил Трой.
Что это такое?
Затем он вернулся в тело -- так же быстро, как вышел. Голова
прояснилась, и Трой с отвращением рухнул на подушку. Никогда в жизни он не
испытывал такого омерзения. Ни в те годы, когда над ним издевался отец и
били соученики, ни тогда, когда его изнасиловали, он не был себе так
противен... ни даже тогда, когда вспоминал всех этих совершенно незнакомых
мужчин, которые отвечали на его заигрывания. По-настоящему мерзко стало
только теперь, -- оттого, что он половой попрошайка. Как это вульгарно.
Пошло. Хотелось умереть.
Тогда-то он и вознамерился покончить с собой. Но перед смертью решил
найти себе столько любовников, сколько возможно. Испытывая стыд и отчаяние,
он покинул клуб в ушел в глубочайший предсмертный запой. Следующие три дня
Трои бродил по улицам, прочесывал парки и общественные уборные, вступая в
связь с любым желающим. Три дня отчаяния, стыда, страха и полной отдачи
страсти -- страсти которая его не отпустит и не даст ему покоя.
На третий день, измотанный и совершенно потерянный Трой вышел на улицу,
чтобы отыскать еще одного партнера .Нет, он не забыл о своем решении
умереть.
Парень быстро шел по улице. Несмотря на холодную дождливую погоду, его
бросало в жар. Трой от кого-то слышал, что можно свести счеты с жизнью,
запив большую дозу снотворного алкоголем. Таблетки у него уже были. В
каком-то магазине он купил бутылку кальвадоса, вышел на улицу и его взгляд
зацепился за вывеску на доме напротив...

    ЦЕНТР ЛЕСБИЯНОК И ГОЛУБЫХ.


    РАБОТАЕМ 365 ДНЕЙ В ГОДУ.


    ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.



Хотя Трой не мог ни объяснить, ни даже понять свои порыв, его вдруг
неудержимо потянуло туда -- словно кто-то подтолкнул его. Он сунул кальвадос
в рюкзак и перешел через улицу.
Девушка на входе сказала ему просто:
-- Сегодня у нас только одно собрание... "Анонимное Общество Страдающих
Половой Невоздержанностью".
Трой уже собрался уходить, но что-то его остановило.
-- А где встреча? -- спросил он робко.
-- А вон там, первая дверь направо.
Трой вошел в небольшой зал и уселся у стены. Ладони вспотели. Он
нервничал. Тяжесть бутылки в рюкзаке напоминала парню о его решении, но
сейчас просто хотелось с кем-то поговорить -- с кем угодно, -- прежде чем он
вернется в квартиру и лицом к лицу встретится со своим роковым намерением.
-- Меня зовут Джейн, у меня половая одержимость, -- говорила молодая
женщина, стоя перед залом. -- Сегодня я пришла сюда потому, что на праздники
мое пристрастие обостряется, -- было видно, что она встревожена.
Слушая выступления людей, Трой признался себе в том, что давно уже
знал, но тщательно скрывал от себя. У него тоже половая одержимость. Нелегко
было взглянуть правде в лицо. К концу вечера парень понял, что нельзя больше
жить в постоянном страхе и отвращении. Нужно либо лечиться, либо умереть.
Теперь он видел это совершенно отчетливо.
Трой помнил отчаяние на своем лице, когда он сидел на грязной кушетке,
моля о любви. Помнил холодное одиночество пустой квартиры в тот
рождественский вечер дня своего рождения. Помнил исполненное боли детство,
когда безнадежность положения матери отражалась в его собственной
беспомощности. И вот у него в голове промелькнула мысль... "Возможно, я могу
вылечиться? Может быть, есть еще надежда?" Оглядев зал, Трои сказал себе:
"Эти люди живы. Они в беде, как и я, но, по крайней мере, они что-то делают,
пытаются избавиться от боли". Где-то глубоко в груди загорелся крохотный
огонек жизни.
Трой вернулся в свою квартиру. Он не достал бутылку из рюкзака. Не
пытался себя убить. Вместо этого сел и подумал о том, через что прошел за
последние три дня, пытаясь во всем разобраться.
На следующее утро, скорее по привычке, чем по желанию, Трой встал,
оделся, вошел в метро и поехал на работу. Парню показалось, что в другом
конце вагона можно сесть, и он направился туда, но вместо пустого сиденья
увидел бродягу. Тот крепко спал, занимая сразу два места. Троем овладели
отвращение и гнев. Ему хотелось отдохнуть. Почему этот человек занял два
места?
Он оглянулся, но больше свободных мест не было. "Неужели мало невзгод
пришлось па мою голову, ну почему еще и это? -- спросил себя Трой,
совершенно падая духом. -- Почему все так сложно?"
"Бог любит и этого человека, -- пришла мысль. Она вспыхнула в его
мозгу, словно молния. --Ты счастливый".
Трой чуть было не оглянулся, чтобы посмотреть, кто сказал это. Однако
парень знал, что голос шел из его же сердца. Да, он одинок, он пал духом,
собственная жизнь вызывала у него отвращение. Но, по меньшей мере, он
сегодня не останется голодным, а вечером ляжет в чистую постель, в комнате,
которую он может назвать своим домом. И есть кое-что еще более важное... Бог
дал ему дар надежды. Он показал Трою, в каком отчаянном положении тот
находится и указал ему прямо на 12-шаговую программу решения его проблем.
И тут в голове Троя прозвучала еще одна мысль:
"Тебя Бог тоже любит".
Все существо парня исполнилось неизъяснимой теплоты, я тогда пришло
новое удивительное откровение. Они ошибаются. Все эти люди, которые твердят,
что ему не обрести Божьей любви, что он проклят из-за того, кто и что он
есть, -- ошибаются. Они совершенно и безусловно не правы.
К Трою пришли воспоминания о Божьей благодати -- о случаях,
свидетельствующих о том, что Бог есть в его жизни. Дело не только в том, что
он нашел Анонимное Общество Страдающих Половой Невоздержанностью как раз
тогда, когда собирался совершить самоубийство. Были и другие обстоятельства.
Много. Несмотря на угрозу СПИДа, он еще здоров. У него никогда не было
проблем с полицией, несмотря на склонность заниматься сексом в общественных
местах. И -- возможно, это самое важное -- он пережил свое детство и, при
этом сохранил человечность.
Если верить всем религиозным авторитетам, чье мнение ему приходилось
слышать, Бог не должен любить его настолько, чтобы так о нем заботиться. Он
--голубой, и всегда был голубым и голубым останется. "Но Бог любит меня, --
думал Трой. -- И я тоже буду себя любить". Место в метро парня больше не
интересовало. Он словно научился летать.
Трой не пьет вот уже два года. У него хорошая работа, хорошие друзья.
Он часто навещает мать и старается простить своего отца. Значительное место
в его жизни занимают еженедельные заседания Анонимного Общества Страдающих
Половой Невоздержанностью. Иногда он покупает горячий обед какому-нибудь
бездомному. Бутылка кальвадоса до сих пор пылится у него на полке. Трои
хранит ее как напоминание о том, как близок он был к тому, чтобы завершить
свою жизнь на Земле, и как в конце концов узнал, что Бог его никогда не
покинет.

Случалось ли, чтобы вам в голову словно бы влетела какая-то мысль?
Приходила ли вам какая-нибудь идея "просто ниоткуда?" Если такое случалось с
вами в момент глубокого поиска или глубочайшего отчаяния, готов ручаться,
что это была ваша беседа с Богом. Если эта мысль или идея была позитивной,
радостной, если она раскрыла ваше сердце, то я знаю, откуда она пришла.
Люди часто спрашивают: "Как отличать беседы с Богом от обычных шальных
мыслей?"
Ответ на этот вопрос можно найти на первых же страницах первой книги из
серии "С Богом":
Моими всегда являются твои самые Высокие Мысли, твои самые Ясные Слова,
твои самые Великие Чувства. Все, что меньше этого, --из другого источника.

Теперь задача различения становится простой -- ведь даже для
начинающего ученика не должно быть сложным выделить и признать в себе самое
Высокое, самое Чистое, самое Великое.

    Но Я дам тебе еще и следующие наставления...


Самая Высокая Мысль -- всегда та мысль, которая содержит радость. Самые
Ясные Слова -- те, что содержат истину. Самое Великое Чувство -- то, которое
вы называете любовью.

    Радость. Истина. Любовь.


Все три взаимозаменяемы, и одно всегда ведет к другим. Не имеет
значения, в каком порядке их помещать.
Мысли, исполненные гнева, мести, горечи или страха, не посланы Богом.
Мысли, исполненные беспокойства, разочарования, ощущения собственной
ограниченности или недостаточности, не посланы Богом. Как и мысли,
исполненные неприятия, осуждения, проклятия.
А также любые мысли, гасящие надежду, убивающие радость, угнетающие
дух, ограничивающие свободу.
Я знаю, что послание, которое Трои получил в метро, пришло прямо от
Ббга, --ибо оно возвестило о безусловной любви и полном приятии. Вот этим
мыслям, этим посланиям вы можете верить всегда.
А сейчас давайте зададим себе еще один вопрос. Было ли совпадением, что
как раз в том районе, куда наш герои приехал для продолжения своего
самоубийственного пути, работало общество, предлагающее подобным людям
методы изменения жизненного курса? Неужели это всего лишь случайность, что
одна из этих программ --причем, единственная в день, когда Трои пришел туда,
-- имела самое непосредственное отношение к его проблеме? И неужели это
просто удача, что здание, где проходила та встреча, находилось как раз
напротив магазина, где парень купил инструмент задуманного самоубийства?
Или это был истинный Момент Благодати, связанный с Другим таким же
моментом на следующий день в поезде?
Всякий раз, когда события происходят словно по определенному замыслу,
вполне возможно, что в дело вмешался Кто-то Еще...
Не всегда все происходит столь драматично, как в историях Джерри Рейда
и Троя Баттсрворта. Иногда это бывае! весело и даже немного забавно... и
все-таки действенно Спросите-ка у Кевина Донки.
ло
(Д. ^ofcegem iny. pe6e.nok...
Тяжело бывает переживать праздники, когда чю-то не ладится в жизни.
Праздники --время радосш и веселья, но они могут вместо этого принести
горечь и печаль. Ярчайший пример тому -- история Троя, а сколько еще
подобных историй хранится где-то в уголках памяти разных людей! Однако (и
здесь снова можно вернуться к нашему предыдущему повествованию) праздники
могут стать и временем исцеления. Ибо в дни, отведенные традициями и
культурами разных народов для памятования великих тайн жизни, сердца
открываются легче.
Это может быть рамадан. Это может быть Рош Хашана. Это может быть
Белтсин*. Не имеет значения. В каждой традиции, в каждой культуре есть эти
особые дни и времена, когда люди открыто выражают свою глубочайшую мудрость
и наивысшее счастье, -- через церемонии и ритуалы, через песни и танцы,
через семейные застолья, через обмен радостью, через празднование Самой
Жизни.
Итак, приближалось Рождество, но настроение у Кевина Донки было не
очень-то праздничное. На самом деле он чувствовал одиночество и отчуждение.
Кельтский праздник костров (середина мля) --Прчм иерее
"Если бы только они попытались понять! Если бы единственный раз меня
выслушали! -- думал он. -- Если бы не относились ко всему так критично! Если
бы..."
В семье Кевина возникли весьма серьезные трения. Сестра почти с ним не
разговаривала. Брат тоже злился. Даже отец вступил в эту войну -- причем не
на стороне Кевина.
"И хотя Рождество --не время для склок, --грустно размышлял Кевин, --
никуда не денешься от факта, что в семье его осуждают, причем очень
несправедливо".
Все дело в сделке, которую он заключил со свояком. Все почему-то
решили, что он не сумеет выполнить свою часть соглашения.
"Хотя бы обдумали все как следует! -- думал Кевин. -- Я единственный
вижу все в правильном свете, -- говорил он себе с горечью. -- Я
единственный. Я ЕДИНСТВЕННЫЙ!"
Он злился. Всю неделю перед Рождеством он ни о чем больше и думать не
мог. Он почти решил не идти с семьей в родительский дом на Рождество (а
каждый год они встречали праздник именно там).
"Я совершенно потерял голову от обиды, -- вспоминает он теперь. -- Я не
представлял, что делать, как утрясти все эти разногласия. И я не хотел идти
туда, окунаться в эту напряженную атмосферу, тем более вместе с детьми. Дети
ведь все видят. Вы думаете, они ничего не понимают, а они-то знают все.
Просто чувствуют. Я не хотел портить им Рождество".
Чего только не перепробовал Кевин, чтобы преодолеть свои чувства. Он
как раз читал книгу дона Мигеля Руиса "Четыре соглашения" (Don Miguel Ruiz
Fow Agreements) Теперь он пытался применить на практике один из предложен
ных там принципов гармоничной жизни... Не воспринимать ничего лично.
"Слишком сложно, -- говорит он ныне. -- Это замечательное соглашение, и
заключить его с жизнью действительно стоит. Но не так легко следовать ему,
когда тебя критикует и осуждает собственная семья. Я думал, что они знают
меня гораздо лучше".
Кевин Донка --хиропрактик из города Лейк-Хиллз, штат Иллинойс. Он
многих вылечил в своем городе. "А теперь, по иронии судьбы, я не могу
вылечить даже себя, -- думал он. -- Хотя, конечно, у меня болит душа, а не
тело..." В ею случае необходим о" было божественное вмешательство. Нечто
далеко выходящее за рамки того, чему их учили в школе хиропрактики.
Наступила последняя суббота перед Рождеством. Пообедали как обычно,
разве что чуть побогаче, чем всегда. Кевин понимал, что скоро ему придется
принять окончательное решение и объявить о нем своей семье. Как он скажет
детям, что они не увидят деда на Рождество? Как объяснит жене всю глубину
своей горечи?
-- Папа, папа, посмотри-ка на меня! -- восторженно крикнула шестилетняя
Мария, когда после обеда все расселись в гостиной. Девочка танцевала. Ее
зеленые глаза искрились, мягкие каштановые волосы разлетались в стороны. Она
весь день слушала CD-плеер -- одну и ту же песню
-- Сними меня на видео, па! -- попросила дочка -- Хочу посмотреть, как
у меня получается!
Кевин улыбнулся. Дети доставляют столько радости Хоть На миг мрачные
мысли покинули его разум И вот они вдвоем спустились вниз, в большую
комнату, которую дети называли "бесидкой" -- по аналогии с беседкой и
потому, что в ней можно беситься. Кевин достал видеокамеру, уселся на софу,
направил объектив на Марию, и она, в который раз, начала свой танец.
В полюбившейся девочке песне есть такие слова... "Моя неистовость
убивает меня". Но Кевин заметил, что Мария поет... "Моя единственность
убивает меня".
-- Эй, детеныш, в песне не так поется, -- мягко поправил дочку Кевин.
--Там другие слова, --ион сказал ей, как правильно.
Мария на секунду задумалась и сказала...
-- Мне больше нравится, как пою я! Кевин пожал плечами, улыбнулся, и
они возобновили видеозапись.
Девочке захотелось немного поддразнить отца, -- что она и сделала
вполне в духе шестилетнего ребенка. Дойдя до строчки, где папа ее поправил,
Мария подскочила к камере, приблизила личико чуть не вплотную к объективу и
спела:
"Твоя единственность убивает тебя, папа!"
Кевин зажмурил глядящий в объектив глаз и выключил камеру. "Казалось,
меня слегка стукнули по башке", -- вспоминает он.
Его душу захлестнула горечь разлада с семьей. Вспомнились собственные
слова: "Если бы. они единственный раз меня выслушали... Я единственный...
единственный..."

И тут он понял, что получил послание из мира очень далекого от них с
Марией -- и одновременно сущего прямо тут, внутри них.
Вечером, улегшись в кровать, он взял одну книгу, которую читал в то
время, -- "Дружбу с Богом". Прочтя всего несколько страниц, он обернулся к
Кристине.
--Должен кое о чем тебе рассказать, -- сказал он и поведал жене историю
о Марии и о песне. -- Я думаю, это Бог говорил со мной об истории с моей
семьей. В этой книге сказано, что Бог беседует с нами постоянно. Нужно
только открыться.
-- Я знаю, -- ласково согласилась жена. -- И что же ты собираешься
делать?
По щеке Кевина прокатилась слеза и остановилась на губах. Соленая.
Вспомнились два запавшие в душу вопроса из книг "С Богом".
Действительно ли это Я?
Что сделала бы 'любовь?
-- Я пойду к ним на Рождество. Приду с любовью -- неважно, что они
думают и говорят.
Кристина улыбнулась. На следующий день Кевин позвонил отцу.
-- Я хотел бы прийти к вам с семьей на Рождество, папа, вы не против?
Давайте забудем все, что между пами стоит, и погуляем как следует.
Отец даже не задумался ни на миг...
--Это именно то, чего хочется и мне.
Вот и все... единственность уже больше не убивала Кевина.
* * *
Крупицы величайшей мудрости нередко приходят к нам из уст младенцев, и
случившееся с Марией Донка -- очень красивый и трогательный пример. Ощущение
одиночества перед лицом внешнего мира -- штука очень распространенная. Для
того чтобы, подобно Кевину, преодолеть это состояние, нужно острее осознать
ситуацию. Иногда подтолкнуть нас к такому осознанию может самая неожиданная
вещь Например, невинная, на первый взгляд, совершенно отвлеченная реплика
ребенка.
Но действительно ли слова Марии были отвлеченными7 Неужели
они в самом деле не были связаны с тем, что происходило в тот момент в жизни
ее отца? Было ли это просто наивной шуткой, случайной выходкой расшалившейся
девчушки? Или это тщательно замаскированное Божественное Вмешательство?
Возможно, это была беседа с Богом?
Полагаю, да. На самом деле я даже знаю, что это так. Бог часто
обращаечся к нам устами младенцев. Почему7 Потому, что дети не
забыли
Они совсем недавно были "там" и еще не утратили связь с глубочайшей
истиной и высшей реальностью.
Тут мне вспоминается история из первой книги "Бесед с Богом" о
маленькой девочке, которая сидела за столом кухни, обложившись карандашами,