Шуга не ответил, но, по крайней мере, перестал чесаться.
   — Ну? Ты согласен подождать или ничего не предпринимать, пока не посоветуешься со мной?
   Он поглядел на меня.
   — Я поставлю тебя в известность, прежде чем начну что-либо предпринимать в отношении Пурпурного. А до этого ничего такого делать не буду.
   — Прекрасно.
   Когда я его покидал, он начал понемногу раскладывать по местам свои колдовские приспособления.

27

   Разрешив эту проблему, я вернулся к Хинку и прочим, сказав им, что мы можем не бояться немедленной дуэли. Шуга с места не сдвинется, предварительно не посоветовавшись со мной. Еще я сказал, что мы останемся здесь.
   Опять последовало ворчание, но им пришлось с этим смириться — если не перед моей властью Главы, то перед властью наступившего моря. Ясное дело, они и не ожидали, что я так быстро договорюсь с Шугой, так что им ничего другого и на оставалось, как утвердить меня в должности. Словно сами боги помогали мне!
   Когда они разошлись по своим палаткам, я вызвал своих сыновей Вилвила и Орбура.
   Вилвил поинтересовался:
   — Почему тебе так хочется остаться здесь? Все в этом районе обещает неприятности. То, что Пурпурный до сих пор жив, не сулит нам ничего хорошего.
   — Ну, думаю, что с этой ситуацией можно справиться. А преимущества от проживания здесь намного пересиливают любые страхи.
   — Преимущества? — недоверчиво переспросил Орбур. Он был угрюмее Вилвила.
   — Конечно... Но вы, строители велосипедов... Вы должны были уже отметить качественные и подходящие образцы деревьев в округе. Прекрасный стройный бамбук, сосна, искристая осина, дуб. И еще волокнистые растения, прямые и однородные. С таким материалом в руках любой может построить замечательный велосипед. Да с таким материалом кто угодно сможет построить что угодно. Разве вы не заметили, что в нижней деревне нет ни велосипедов, ни велосипедных мастерских? Заказы у вас будут всегда.
   Вилвил энергично закивал.
   — Орбур, наш отец прав. Работы здесь непочатый край.
   — Ты правильно думаешь, Вилвил. Начни с контакта с соседними деревнями. Узнай для меня ближайшие залежи кости. Любой. У них здесь нет хорошего мастера резьбы по кости.

28

   Теперь я направился в нижнюю деревню на встречу с Гортином.
   На этот раз нас будет только двое без надоедливых Советников, от которых одна помеха. Надо будет побыстрее покончить с формальными приветствиями и перейти сразу к сути дела. Конечно, выбора тут быть не могло. Жителям всей деревни придется тут задержаться на время Болотного сезона.
   Нам с Гортином придется прийти к какому-то соглашению, на основе которого две деревни смогут дотянуть до следующего совпадения.
   Честно говоря, я беспокоился. Мне впервые приходилось быть Главой деревни и принимать решение за всех. Одно дело внушать уважение к себе одному из твоих соплеменников и для его пользы, совсем другое — попытаться это же сделать с совсем незнакомым человеком.
   Я нес на себе символ счастья, вместо нового символа Главы, который Шуга даже не начал для меня изготовлять. Он никак не мог найти один из самых важных ингредиентов — камень весом маленького ребенка. На самом деле мы даже не выбрали еще ребенка, чей вес послужит эталоном для символа.
   Без соответствующего символа Главы я чувствовал себя неуверенно и опасался, что не смогу все проделать как надо.
   — Символ, символ, — бормотал я. — Разве благо моей деревни не может заменить символ?
   И я заковылял вниз по склону, полный решимости и без символа сделать все наилучшим образом.
   Позади меня раздался крик. Я остановился. Моя первая жена сбегала с холма, юбка развевалась, груди подпрыгивали, путы заставляли передвигаться коротенькими шажками.
   — Лэнт, о, храбрый Лэнт, подожди! Ты забыл свой амулет искусного торговца.
   — Я ни в чем не нуждаюсь, женщина. Я иду на переговоры. Со мной символ хорошо подвешенного языка и символ счастья. Зачем мне еще символ торговца?
   Она удрученно покорилась.
   — Я сожалею, мой отважный муж. Ты прав. Я только хотела сделать что-нибудь, чтобы тебе помочь... я хотела дать тебе что-нибудь такое, что бы помогло твоим переговорам, но все, что смогла придумать, это амулет торговца. И я решила может он сможет тебе помочь... хоть немного, как-нибудь...
   — Как же он сможет мне помочь? — с иронией спросил я. — Я иду туда не в качестве торговца, а как Глава.
   — Ты прав, мой мудрый муж, — она принялась ласкать и целовать мои ноги. — Я не знаю чем занимается Глава, но я подумала, что это что-то вроде торговца, потому что я... я сожалею, что отняла у тебя время. Пойду и отстегаю себя.
   Она выглядела такой подавленной и несчастной: волосы местами выпали и утратили былую горделивую ухоженность, фигура из-за беременности стала грузной. Я почувствовал прилив жалости.
   — Ладно, женщина, погоди. Давай амулет. Он не повредит. Он и не может помочь, конечно, но я его возьму, раз ты считаешь, что это так важно.
   Пустые, разумеется, слова, которые мне нетрудно было произнести, но как же благотворно они на нее подействовали. Она благодарно улыбнулась и почтительно бросилась к моим ногам.
   — Ладно, ладно, хватит целовать. Ты хочешь, чтобы вторая жена подумала, что я уделяю тебе намного больше внимания?
   Я взял амулет, приказал ей встать и отослал обратно в лагерь.
   Затем продолжил свой путь к нижней деревне. Широкая река обегала холм и текла к морю. Большие черные домашние деревья вытянулись вдоль ее берегов. Там было много лягушачьих прудов и садков, а у самого берега террасами шли мелкие лужи, пригодные для выращивания риса.
   На одной стороне, достаточно далеко за деревней виднелось уединенное дерево настолько неправильной формы, что ни один человек не стал бы там жить. Ясно, что там находилось гнездо Пурпурного.
   Но не оно было моей целью. Еще рано. Сперва надо поговорить с Гортином.
   Когда я вошел непосредственно в деревню, за мной увязался хвост любопытных жителей и детей. Некоторые из отпрысков начали было дразнить меня, но взрослые останавливали их. Я невозмутимо шел между темными стволами, а все тащились за мной. Скрипела черная трава под ногами.
   Я не мог не восхищаться размерами деревьев и искусным плетением гнезд, висящих на них. Все говорило о процветании. Требуется множество забот, чтобы дерево выросло достаточно большим, чтобы выдержать дом. То, что в деревне было их так много, говорило о богатстве обитателей.
   Поляна Главы представляла собой тенистый закуток, обсаженный буком и желтой осиной. За этот круг не дозволялось заходить ни женщинам, ни детям, ни другим обитателям деревни.
   Мой ранг позволял мне находиться там, но из дипломатических соображений я вежливо предоставил Главе возможность официально пригласить меня. Он выдвинулся вперед и разрешил мне войти, но все же сперва разогнал уже довольно значительную по размерам толпу зевак. Появление наших людей, скорее всего, явилось самым волнующим событием за последнее время.
   Гортин и я устроились на поляне и обменялись ритуальными приветствиями. Мы пожевали корень рабы и поговорили о богах и погоде. Мы обменялись каждый двумя слогами наших торжественных имен скорее из необходимости намечавшегося взаимного доверия, чем в знак уважения.
   После этого мы обменялись биографиями. Я не особенно вдавался в подробности, рассказывая о себе — просто сообщил, что был единогласно избран Главой жителей моей деревни из-за присущих мне храбрости и мужества. На Гортина это произвело соответствующее впечатление.
   Он рассказал, как стал Главой деревни, как неоднократно боролся за эту честь и как терпел поражения, как в его деревне один за другим правило несколько ужасных вождей, но одного убили за дерзость, другого опозорили, а третьего сместили — только когда кроткие деревенские жители поняли, что Гортин больше всех подходит на это место и выбрали его.
   Это была впечатляющая история, клянусь. Я верил ему не больше, чем он мне, но искусство Гортина как Главы произвело на меня впечатление.
   — Не секрет, — заявил он потом, — что ваше племя нуждается в месте, где можно было бы остановиться на совсем.
   Я кивнул.
   — Ты прав, это не секрет. Каждый может устать от странствий.
   — Мне трудно в это поверить. Расстаться с впечатлениями, приключениями...
   — Да, — согласился я. — Нам нравилось сидеть и говорить о них. Мы оказались смелыми людьми и не побоялись тягот такого переселения. Но позади нас таились опасности, которые помогли нам быть храбрыми.
   И я тут же сменил тему.
   — У вас здесь богатый район.
   — Ну уж нет! — запротестовал Гортин. — Если разобраться, так мы совсем нищие. Совсем-совсем бедные. И большую часть неплодородного сезона голодаем.
   — Значит вы неправильно возделываете землю, — заметил я. — Наши люди смогли бы здесь вырастить достаточно пищи, чтобы прокормить обе деревни.
   — Ну-ну, ты сильно преувеличиваешь. Мы обеспокоены, как бы себя прокормить. Места для хорошего урожая не хватает. Мы еле выбрали участок, чтобы посадить скромную рощицу домашних деревьев.
   — Но по твоей деревне этого не скажешь. У вас деревьев даже больше, чем надо. Многие пустуют. Да еще домашние деревья выше по склону, которые вообще не используются. Там нашлось бы место и для нас, не так ли?
   — Это наша запасная территория. Она понадобится позже, когда поднимется вода.
   — И все же этот район достаточно обширен. И домашних деревьев целая поляна.
   — Совсем немного, — покачал головой Гортин. — Нам самим едва хватает. Да и состояние у них плохое.
   — Чепуха. Наши за несколько дней смогут привести их в норму, а неделю спустя повесить достаточно гнезд на каждом.
   — Думаю, в это трудно поверить.
   — Можем продемонстрировать. Я уже вижу, что среди вас нет тех умельцев, которые имеются у нас, иначе бы вы жили несравненно лучше.
   — Мы живем как умеем.
   — Среди вас имеется приличный мастер по кости?
   — Работа по кости культивируется на севере. У нас она не в почете.
   — Жалко мне вас — многое теряете из того, что сделало бы вашу жизнь легче. Мы владеем многими профессиями, о которых вы и понятия не имеете.
   — Допустим, мы можем дать вам продемонстрировать ваши многочисленные дарования. Что вы потребуете взамен?
   — Право поселиться. Ну, скажем, на том участке, за лесом.
   Гортин медленно покачал головой.
   — Эта земля непригодна для жилья. Она не приспособлена для жизни.
   — Она не подходит для вас, ты хочешь сказать. Но мы не торгуем урожаем, как вы. Нам нет необходимости жить возле рек и каждый год переселяться, когда поднимается вода. Мы — народ гордый. Мы живем за счет овец, коз, пастбищ. Мы не ходим голодными во время неплодородного сезона.
   — Хм, Лэнт, я может и сомневаюсь во многих твоих словах — ваша одежда груба, по крайней мере плохо сшита. А качество отделки шкур не указывает на то мастерство, которым вы, якобы, обладаете. Высокообразованным людям нет необходимости облачаться в шкуры.
   — Для твоей деревни это справедливо, — признал я, — но только потому, что вы — ткачи. А мы — нет. Мы ремесленники. Есть у вас, к примеру, мастер по велосипедам?
   — Велосипедам?
   — Ага, нет. Это — машина с колесами, которая может перенести своего наездника на огромное расстояние за один день.
   — Полагаю, вы используете собак либо свиней, чтобы тянуть повозку, наподобие восточных варваров.
   — О, Гортин, ты лишь продемонстрировал свое невежество. Для велосипеда вовсе не требуются животные, он движется одной магией.
   — Одной магией? — Гортин не скрывал недоверия.
   — Совершенно верно, — ответил я не без нотки превосходства в голосе. Если эти люди не знают даже велосипедов, они, несомненно, отстают в развитии. — Человек садится прямо на велосипед, молится и нажимает на педали. — Чем сильнее он молится, тем быстрее едет. Конечно, тебе приходится много молиться, поднимаясь на холм, но зато в машине запасается столько магии, что тебе почти не приходится молиться на всем пути вниз.
   — Хотел бы я посмотреть на одно из этих сказочных устройств.
   — У Шуги один сохранился. Уцелел со времени битвы с Пурпурным.
   Он был мой, но я не осмелился попросить Шугу вернуть его обратно. Это было бы оскорблением. Но это не имеет значения. Мои сыновья смогут изготовить и другие.
   — И для меня?
   — Вполне возможно.
   — И только у меня одного будет такое устройство, верно?
   — Ты здесь Глава, — ответил я. — Если ты почувствуешь, что магия велосипеда слишком опасна для жителей твоей деревни, твое слово будет законом.
   Глаза его хитренько прищурились.
   — Думаешь, я смогу с ним управиться?
   Я неохотно кивнул. Было ясно, чего добивается Гортин. Быть единственным владельцем велосипеда, значит сильно укрепить свое влияние. Я не хотел бы допустить этого, а также значительного сокращения рынка сбыта для продукции моих сыновей. Но если это было все, что я мог предложить ему взамен права остаться, то выбора у меня не осталось. За Гортином все еще остается право потребовать, чтобы мы ушли, когда Болотный сезон кончится. Я вздохнул и еще раз кивнул.
   Гортин просиял.
   — Тогда решено, Лэнт. Ты и твоя деревня даете мне велосипед, за который мы вам позволим продемонстрировать якобы ваше высокое умение делать дела, а также расширить и привести в порядок нашу запасную землю.
   — О, Гортин, друг мой, — ответил я. — Манеры вежливы, но условия соглашения изложены неправильно. Мы даем на время велосипед лично тебе. А взамен ты благодаришь вашей запасной землей нас. Мы же в знак нашей доброй воли обещаем научить твоих людей всем умениям, которые необходимы, чтобы прожить в неплодородный сезон.
   — О, Лэнт, мой верный друг, мой товарищ на всю жизнь. Это ты неверно изложил соглашение. Ты забыл о подаренных десяти баранах, которые ты предложил для великого пира в честь этого.
   — О, Гортин, мой преданный брат, мой великодушный наперсник, я о них не забыл, — на самом деле я просто о них не думал. — Такой пир устраивается в честь тех богов, которые совершали небывалые чудеса.
   — Лэнт, спутник моих детских лет, неужели я не заслужил такой чести?
   — Ах, Гортин, мы не просто товарищи, мы вскормлены одной грудью. Я ни в чем не могу отказать тебе. Только попроси — и это твое. И я тебе предлагаю из-за безграничного влечения к тебе моего сердца шесть овец, которых твои люди могли бы пасти, как своих собственных.
   — Но, Лэнт, прославленный мой Советник, мои люди не пастухи. Животные погибнут.
   — Гортин, Гортин, мудрость твоя не преувеличение. Конечно же, мы не можем доверить овец неопытным пастухам. Ты выделишь троих молодых мужчин, чтобы те присматривали за ними. Мы будем держать твоих овец вместе с нашими и учить твоих людей пастушьему мастерству. А Шуга просветит их насчет нужных заклинаний.
   — У меня нет лишних людей.
   — Тогда — мальчишек. Мальчишки любят животных. Наши пастухи научат любых твоих трех мальчишек как правильно ухаживать за овцами и не пасти их долго на одном месте.
   — В костях овец много магии. Не оттуда ли так много могущества у твоего волшебника? Не от овец ли?
   — Я не знаю источника могущества Шуги, — ответил я. — Но ты прав, в овцах много магии.
   — Тогда какую гарантию мы будем иметь, что вы не имеете намерения использовать эту магию против нас?
   — Твоя деревня тоже не лишена могущества. Какую гарантию мы будем иметь, что вы не обратите против нас свою магию?
   — У тебя есть свой волшебник, — возразил Гортин.
   — У тебя есть тоже, — напомнил я.
   — Да, это так, — согласился он.
   На какое-то время наступило молчание.
   — Надо решать, что с ними делать, пока они сами не решили, — сказал я. — Вражда между ними не предвещает ничего хорошего ни одной из деревень.
   — Да, — кивнул он. — Обе деревни могут погибнуть.
   — И большая часть окружающей местности тоже, — добавил я.
   Гортин испуганно посмотрел на меня.
   — Я уже говорил с Шугой, — заговорил я быстро. — Я знаю, что теперь он не замышляет нападение на Пурпурного. Правда, не обошлось без уговоров. Но я убедил Шугу, что для нас это достаточно важно, а для того, чтобы нам здесь поселиться, ему необходимо принести клятву перемирия с Пурпурным. Важно конечно, что он, да и все мы хотели бы получить какие-то гарантии от Пурпурного.
   — Хорошо, — согласился Гортин, — но говорить за Пурпурного я не могу. Никто не может говорить за Пурпурного. Это право прежде всего самого Пурпурного. Честно говоря, мне совершенно не нравится, если по соседству окажутся два враждующих между собой волшебника. Даже наличие одного такого волшебника, как этот, мне не нравится. Говоря между нами, между мной и Пурпурным любви мало. Мы с Деромом были хорошими друзьями. Сила Дерома поддерживала меня, как Главу, но с тех пор, как его сменил Пурпурный, он ничего для меня не сделал.
   — Хм-м, — задумчиво протянул я. — Разве не говорится, что там, где появилось двое волшебников, очень скоро остается один.
   Гортин кивнул.
   — В нашем районе не так уж много магии. Для одного волшебника ее достаточно, но для двоих... И один из них неизбежно должен умереть.
   — Я знаю Шугу. Он давно думает об этом.
   — И я тоже. Даже если наши волшебники принесут клятву перемирия, положение все равно останется очень непрочным. Долго это не продлится.
   Я кивнул. Тут он, конечно, был прав.
   — Но, может быть, это даст нам возможность продержаться некоторое время, до тех пор, пока океан не уйдет.
   — А тогда что? Тебе нужно постоянное место для деревни. Мне нужен постоянный волшебник.
   — Пурпурный намерен вас покинуть?
   — Он говорит об этом с самого начала. С того самого дня, когда свалился на нас с неба. Пока что волею обстоятельств он был вынужден оставаться — как и вы. Но если подвернется случай, многие в нашей деревне только были бы рады ускорить его уход.
   — Можно подумать, ты был бы доволен, если бы Пурпурного не стало?
   — Конечно. Мне не следовало говорить об этом, — согласился Гортин. — Глава деревни не должен вмешиваться в дела своего волшебника. Но, если между нашими двумя волшебниками все же состоится дуэль, я не буду особенно разочарован, если Пурпурный ее проиграет.
   — Но ты говорил. что не хочешь дуэли?
   — Конечно же, не хочу.. Я, если совершенно честно, Лэнт, предпочел бы, чтобы он ушел совсем, по собственной воле. И по возможности без эксцессов. Но, если понадобится, я не буду против насильственного его выдворения.
   — Я тебя понимаю, — сказал я.
   Пурпурный не помогал Гортину, как это должен был делать любой волшебник. Гортину хотелось, чтобы тот ушел. Лучше совсем без волшебника, чем плохой волшебник. Это было мне понятно.
   — Знаешь, Гортин, если найдется какой-нибудь способ выжить Пурпурного из деревни, то мы тебе в этом поможем.
   — И замените его Шугой?
   — Ну... — осторожно произнес я. — Тебе бы этого хотелось?
   Мне, например, вовсе не улыбалось отдать Шугу в другую деревню.
   — Определенно нет, — ответил он.
   — Ну и прекрасно. Тогда Шуга останется у нас.
   — Но, Лэнт, — напомнил Гортин. — Я, конечно же хочу избавиться от Пурпурного. Но не ценой разорения этой земли. Мне вовсе не улыбается становиться переселенцем, вроде тебя.
   — Хм-м, — пробормотал я задумчиво. — Это делает проблему значительно более сложной. Но давай все по порядку. Для начала обезопасим себя от наших волшебников клятвой перемирия. Это даст Шуге возможность освоиться с местными заклинаниями.
   — Это будет не сложно, — согласился Гортин. — Большая часть магических устройств погибла тогда же, когда умер Дером. Уцелело немного, а Пурпурный ни одного из них не восстановил.
   — Шуга сможет это сделать, — энергично заявил я. — Он знает все сто одиннадцать деревенских заклинаний.
   — Это хорошо. Нам может быть от них большая польза. Ты, например, заметил, что многие деревья пустуют. Часть наших жителей убежала после появления Пурпурного. Они боятся жить в деревне с ненормальным волшебником.
   — Я их понимаю, — сказал я.
   — Конечно, конечно, деревенский Глава всегда сочувствует людским бедам.
   — Тогда ты должен считаться одним из лучших.
   — И ты тоже, Лэнт. Ты подлинный светоч веры.
   — О, Гортин, я лишь тень на фоне твоей яркости.
   — Ах, зачем сравнивать одно Солнце с другим.
   — Нет, конечно, нет. Здесь и не может быть сравнения. Одно яркое, но маленькое, другое — огромное, но тусклое. Хотя оба освещают мир одинаково хорошо.
   — Оба нужны и оба прекрасны, — подытожил Гортин.
   — Как и мы, — добавил я.
   — Конечно, конечно. Это настоящее счастье, что мы почти во всем друг с другом согласны, Лэнт. Будет нетрудно составить договор, одинаково справедливый для обеих наших деревень.
   — Как же это может быть трудно, когда каждый из нас больше думает о других, чем о себе!
   — О, Лэнт, какой же ты все же словесный искусник, какой мастер! Но вот насчет тех овец — шестерых будет достаточно...
   — Их более чем достаточно, мой Гортин. Если ты планируешь прислать только трех мальчиков...
   На том мы и договорились.

29

   Мы сделали передышку и почти до самого голубого рассвета жевали корень рабы. Предстояло много чего обсудить и много корня сжевать. Когда мы расправились с тем, что было у нас, то уже немного накачались. Корень оказался что надо. Хороший корень. Джерк смог бы приготовить из него отличное пиво.
   — Пурпурный, — заявил Гортин. — У него должен быть корень рабы. Пурпурный его жует, когда у него плохое настроение. А в последнее время у него всегда плохое настроение.
   — Вот и хорошо. Давай его навестим. А раз мы уж там будем, заодно сообщим о нашем договоре.
   — Опять ты о делах, Лэнт! Я просто поражен твоим трудолюбием.
   Мы нашли Пурпурного ухаживающим за своим небольшим огородиком трав и растений. Корень рабы оказался не единственным сближающим средством. Нашлись и другие. О некоторых я знал — о большей же части не имел понятия. Джерк будет обрадован этими новостями.
   — Эгей, Пурпурный! — окликнули мы его.
   Он скосил глаза в нашу сторону.
   — Кажется — мой старый друг, Лэнт, — произнес он.
   Друг... Я содрогнулся. Скрипнул зубами и сказал:
   — Да, это я, Лэнт. Мы с Гортином пришли поговорить с тобой.
   Я постарался проговорить это со всей возможной строгостью.
   — А-а... — Пурпурный заколебался. Казалось, что-то смущает его. — Как ты живешь, Лэнт? Как твоя семья, твои жены?
   Ну и странные вопросы. Чего ради он интересуется моими женами? Но что поделаешь, Пурпурный всегда отличался странностями.
   — С моими женами все хорошо, — ответил я. — Моя первая жена вскоре ожидает ребенка. Шуга сказал, что это будет дочь. Но поскольку она уже принесла мне двоих сыновей, я не могу быть на нее за это в претензии.
   — Ожидает ребенка?
   Пурпурный словно был напуган этим. Он принялся что-то лихорадочно подсчитывать на пальцах.
   — Получается почти девять... — он поглядел на меня. — И через сколько ожидает?
   — Через три руки дней.
   Он снова углубился в подсчеты.
   — Три раза по пятью пять... семьдесят пять. Голубых дней, конечно. Теперь посмотрим, что получится, если перевести их в обычные... Ага, через четыре с половиной месяца... Уф! А я было подумал...
   — Что подумал?
   — Не имеет значения. Я просто радуюсь, что у вас не случается таких вещей, как период недомогания в тринадцать с половиной месяцев...
   Он опять нес какую-то чушь — беременности больше двухсот пятидесяти голубых дней не бывает. Сколько это будет месяцев я и понятия не имел, хотя он применял этот термин примерно в том же значении, что и руку дней. Вероятно, это был его способ подсчета числа дней. Пурпурный упоминал еще раньше, что его дни — «стандартные дни», как он их называл — наполовину длиннее чем наши.
   Наши дни, ясное дело, измеряются прохождением голубого светила, вне зависимости от положения красного. Гортин рассказал мне, как растерялся Пурпурный, он не мог поверить, что уже середина ночи, а все потому, что красное Солнце все еще стояло высоко в небе. Странное дело — почему периоды света и темноты должны соответствовать периодам дня и ночи? Такое бывает только во время соединения.
   В любом случае я не мог понять его озабоченности в связи с предстоящим рождением ребенка. Я спросил:
   — Пурпурный, почему ты так беспокоишься?
   — Хм... Хм...
   — Не потому ли, что ты сделал кое-что с моей женой в день последнего соединения?
   Пурпурный побледнел.
   — Я... Лэнт, прости меня...
   — Простить тебя? Почему я должен тебя прощать?
   Пурпурный испуганно подался назад, выставив руку, словно защищаясь от меня.
   Я сказал:
   — Шуга рассеял возле твоего гнезда пыль желания. Ты бы не смог вообще совладать с собой.
   — Ты думаешь... ты хочешь сказать... я это сделал из-за заклинания?
   — Разумеется, это было заклинание. Оно явилось частью дуэли.
   Теперь он вроде бы успокоился. На его лицо вернулась краска.
   — Тогда я напрасно беспокоился. Мне вообще не стоит волноваться из-за ребенка.
   — А почему тебе следует беспокоиться? Шуга знает, когда ребенок был зачат и когда он будет рожден.
   Пурпурный кивнул.
   — Да, Шуга, вероятно, хорошо разбирается в таких вещах.