Однажды Курильщик, как обычно, огибал Луну с группой туристов и вдруг ощутил непреодолимое желание развернуть корабль в сторону открытого космоса и лететь до тех пор, пока звезды не окажутся позади. Он поборол это желание и тем же вечером приземлился в Долине Смерти, как приземлялся уже семьсот с лишним раз. В ту ночь, когда сквозь кипящую толпу Курильщик добрался до своей квартиры, он понял, что ненавидит все города на свете.
К тому времени Курильщик скопил достаточно, чтобы купить собственный корабль для работы на месторождениях. Принимая во внимание это обстоятельство, на Кольце его с радостью приняли. Курильщик научился быть осторожным раньше, чем Кольцо убило его, а того, что он зарабатывал, вполне хватало, чтобы обеспечивать своему кораблю своевременный ремонт, а себе еду и табак.
Сейчас Курильщик был единственным во всей флотилии, кто узнал голос Лукаса Гарнера. Когда радио с треском ожило, он внимательно прослушал Сообщение, потом связался с Лью, чтобы убедиться, что это действительно был Гарнер.
У Курильщика радиопередача отмела всякие сомнения. Это был Гарнер собственной персоной. Не то чтобы старик был выше намеренной лжи, но он не любил рисковать своей жизнью. И если Гарнер находился возле Нептуна в прохудившемся земном суденышке военного образца, для этого должна быть веская причина.
Старина Курильщик очень тщательно проверил свой арсенал, состоящий из двух радиолокационных ракет, одного самонаводящегося снаряда и одной лазерной пушки малого радиуса действия. Наконец-то Война Миров началась!
Кзанол-Гринберг был сбит с толку… За шесть часов поиска раб Масней прошел всю планету. Костюма там не было!
Чтобы окончательно убедиться в этом, Кзанол позволил рабу начать повторный поиск. Свой корабль он направил к Тритону. Мозг не мог вычислять орбиты спутников, но один из них оказался на пути к Нептуну. Вполне возможно, что это и был Тритон. Этот спутник был не только ближе к Нептуну, чем Нереида, но и значительно больше: две с половиной тысячи миль в диаметре по сравнению с двумястами.
После изматывающего нервы часа, часа, проведенного в полете вниз головой над поверхностью Тритона, когда изрытый кратерами спутник находится прямо над головой, Кзанол признал свое поражение. Белая вспышка на экране радара так и не появилась, и он перенес внимание на меньший из двух спутников.
— Так вот в чем дело! — Лицо Андерсена просияло. — Они думали, что найдут все на поверхности, а его там нет. И теперь они не знают, где оно! — Он нахмурился, думая о чем-то своем. — А не убраться ли нам отсюда? Свадебный явно направляется к Нереиде, а мы слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.
— Правильно! — сказал Гарнер. — Но сначала мы выпустим ракету. Ту, что нацелена на пришельца. С Гринбергом мы разберемся позже.
— Ужасно не хочется этого делать. На «Золотом Кольце» еще два человека.
Прошла минута. Пауза затянулась.
— Я не могу двинуться, — сказал Андерсен. — Это вон та третья кнопка под синей лампочкой.
Но и Люк не мог пошевелиться.
— Кто бы мог подумать, что он достанет нас с такого расстояния? — с горечью воскликнул Гарнер.
Андерсен не мог не согласиться с ним.
Корабль продолжал свое движение к Нереиде.
Для Силы расстояние не имело большого значения. Значение имело соотношение скорости и времени. Нереида не оправдала надежд. Мощный радар проходил сквозь нее, как через кривое оконное стекло, и ничего не показывал.
Кзанол бросил поиск и некоторое время наблюдал за кораблем полуспящего рабом. Крошечный огонек его двигателей храбро светился на фоне кромешной ночи Нептуна.
Кзанол был в ужасном настроении. Похоже, его корабль не достиг не только Нептуна, но и обоих его спутников. Что могло случиться с Бортовым Мозгом его старого корабля? Возможно, он не был рассчитан на столько лет.
Но в глубине души Кзанол знал, в чем дело. Мозг промахнулся намеренно. Кзанол приказал ему совершить самоубийство, не сознавая, о чем просит. И Мозг, который был машиной, а не рабом, подчинявшимся Силе, ослушался. Должно быть, его корабль пролетел через Солнечную систему и ушел дальше в межзвездное пространство на скорости девяносто семь парсеков. Сейчас он обогнул уже половину вселенной.
Кзанол почувствовал, как мышцы у него во рту напряглись, расправляя вкусовые усики вдоль щек, открывая челюсти до отказа, раздвигая губы и обнажая зубы, готовые крушить. Это была непроизвольная реакция страха и ярости, автоматически готовящая тринта к бою не на жизнь, а на смерть. Но сейчас сражаться было не с кем. И вскоре челюсти Кзанола сжались, а голова поникла.
Его единственным развлечением было наблюдать за кораблем, в третий раз обследующим Нептун. Вскоре Кзанол увидел, как яркое пламя корабля неожиданно вытянулось, потом снова сократилось. Сонный раб сдался.
После этого Кзанол увидел, что раб тоже летит к Тритону. Им овладело чувство благородной жалости, он вспомнил традицию семьи деда
— на Раккарлиу никогда не помыкали рабами. И Кзанол отправился встречать сонного раба на Тритоне.
— Один… два… не вижу корабля Гарнера. Он наверное приземлился где-то или отключил двигатель. Остальные просто делают круги.
— Забавно, что он не связался с нами. Надеюсь, с ним ничего не случилось.
— Мы бы заметили взрыв. Курильщик. В любом случае его двигатель остановился, когда он летел к Нереиде. Если двигатель отказал, мы найдем его.
Когда Кзанол оказался достаточно близко, он приказал Сонному повернуть корабль и следовать за ним. Через час военный корабль и «Золотое Кольцо» оказались бок о бок.
Первый и второй пилоты Кзанола были обеспокоены положением с топливом, поэтому, как только корабль Сонного приблизился, Кзанол приказал ему перелить горючее в топливные баки «Золотого Кольца». Кзанол ждал, пока шум в обоих кораблях прекратится. К счастью, карты были намагничены, а самого Кзанола в кресле удерживали ремни. Подсознательно он следил за передвижениями троих своих личных рабов: Сонный находился в хвосте, а первый и второй пилоты неподвижно сидели в кабине. Кзанол не хотел рисковать их жизнями и не приказал им помогать Сонному.
Неудивительно, что Кзанол подскочил, как ужаленный, когда дверь его каюты распахнулась и вошел РАБ.
Раб со щитом умственной защиты.
— Привет, — сказал раб по-английски. — Думаю, нам нужен переводчик.
И невозмутимо прошел в каюту управления. В дверях он остановился и взмахнул… дезинтегратором Кзанола.
Человеку, обладавшему талантом и образованием Лимана, никогда не следовало поручать такую нудную работу. Лиман знал, что подобное никогда бы не случилось на Кольце. Когда-нибудь, очень скоро, он переселится на Кольцо, где его оценят.
А пока что Лиман был старшим в команде технического обслуживания корпуса Лейзи-Восемь-3.
Лиман завидовал команде другой секции, секции двигателя в Гамбурге. Им постоянно давали приказания о внесении незначительных изменений в двигатель звездного корабля, пока все ждали разрешения политиков запустить его. А система жизнеобеспечения Лейзи-Восемь-3 за два года не подвергалась никаким изменениям.
До сегодняшнего дня.
Сейчас Лиман и трое его подчиненных с изумлением наблюдали, как орда технических служащих делала непонятные вещи с каютой номер три. По стенам, пилу и потолку была натянута сеть тонких проводов. К тому, что в будущем должно было стать полом корабля, а пока что было внешней стеной, приварили тяжелое оборудование. Были сделаны отводы в энергетическую систему. Лиман и его люди бегали взад-вперед по круглому коридору, принося техническим служащим кофе и бутерброды, детальные схемы, инструменты, контрольные приборы и сигареты. Они не имели ни малейшего представления о том, что происходит. Пришельцы охотно отвечали на вопросы, но ответы были какими-то непонятными. Вроде этого: «Мы сможем утроить число пассажиров», — сказал человек, голова которого напоминала коричневое в крапинках яйцо. Для выразительности он тряхнул омометром.
— Как?!
Человек взмахнул омометром и обвел рукой всю комнату.
— Мы поставим их здесь, как пассажиров в лифте в часы пик, — доверительно сообщил он.
Когда Лиман обвинил его в легкомыслии, он смертельно обиделся и перестал разговаривать вообще.
К концу дня Лиман ощущал себя плоским червем в четырехмерном лабиринте.
Каким-то образом ему удалось устроить так, что вся группа отправилась ужинать вместе. Во время ужина многое прояснилось. Лиман насторожился, когда услышал фразу «замедляющие поля».
Незаметно ужин превратился в вечеринку. Было уже два часа, когда Лиману, наконец, удалось позвонить по телефону. Какой-то человек хотел было нажать на рычаг, но Лиман знал, что ему сказать.
Свой первый медовый месяц чета Лингов провела в Рино, штат Невада, тридцать лет назад. С тех пор Линг Ву разбогател на оптовой торговле медикаментами, и недавно Комиссия по рождаемости предоставила ему и его жене редкую привилегию — иметь более двух детей. И вот они здесь.
Здесь, перед хрустальной стеной прозрачного зала, разглядывая окруженный кольцом мир, они не слышали музыки за своими спинами. Это была волшебная музыка: звуки воображения, вызванные к жизни необитаемым, бесплодным пейзажем, расстилавшимся перед ними. Мягкие изгибы льда разбегались к горизонту, похожему на выступ обрыва. Над этим обрывом висела игрушка, украшение, эстетическое чудо, какого никогда не знал ни один обитаемый мир. Спросите любого начинающего астронома о Сатурне. Он не просто расскажет вам, он достанет свой телескоп и покажет. Он просто заставит вас посмотреть на это.
Линг Дороти, жительница Сан-Франциско в четвертом поколении, нажала ладонями на хрустальную стену, с такой силой, будто желала продавить ее.
— О, я надеюсь, я надеюсь, — сказала она. — Я надеюсь, что он никогда за нами не прилетит!
— Что, Дот? — Линг Ву улыбнулся ей снизу вверх, потому что она была на один дюйм выше.
— "Золотое Кольцо".
— Он уже и так опоздал на пять дней. Мне здесь тоже ужасно нравится, но я бы не хотел думать, что люди погибли только для того, чтобы мы остались здесь подольше.
— Ты разве не слышал, Ву? Миссис Виллинг только что рассказала мне, что «Золотое Кольцо» кто-то украл прямо со взлетной площадки космопорта!
— Миссис Виллинг слишком романтична.
— Дай мне ввремя, ддай ммне время, — передразнивал Чарли. — Сначала Ларри, потом 'аррнерр. Время — это все, что у нас есть. Они что, хотят забрать все звезды себе?
— Мне кажется, ты их недооцениваешь, — сказал дельфин постарше. — На любой планете есть место для нас обоих.
Чарли не слушал.
— Практически до недавнего времени они не знали, что мы здесь. А мы могли помочь. Я знаю, мы могли.
— И почему у них должно быть время? Ты знаешь, сколько им самим потребовалось?
— Что ты имеешь в виду?
— Первому рассказу ходячих о полете на Луну — тысячи лет. Но попали они туда всего сто пятьдесят лет назад. Имей терпение, — сказал дельфин, зубы которого были сломаны, а челюсть украшена шрамами.
— В моем распоряжении нет тысячи лет. Я что, должен провести всю жизнь глядя в небо, пока мои глаза не высохнут?
— Ты будешь не первым. Даже не первым пловцом.
Дейл Шнайдер шел по залу, как завоеватель, обдумывающий новые планы захвата. Когда он проходил мимо пациентов, он улыбался и кивал, но его энергичная походка отклоняла всякую возможность разговора. Наконец Дейл добрался до ординаторской.
За пятнадцать секунд он дошел до автомата с кофе. Дейлу Шнайдеру было около сорока лет. Его тело ослабло, плечи ссутулились, щеки ввалились, придавая лицу выражение крайней обескураженности. Он налил черный кофе в пластиковую чашку, попробовал и, презрительно скривив губы, выплеснул. После минутного колебания Дейл наполнил чашку из другого краника. По крайней мере, будет другой привкус.
Так и оказалось. Дейл плюхнулся в кресло и уставился в окно, чашка приятно грела его руку. Снаружи были деревья, трава и нечто, похожее на мощеные дорожки. Госпиталь Меннингера представлял собой лабиринт зданий, ни одно из которых не было выше четырех этажей. Небоскреб в милю высотой мог бы сэкономить миллионы за счет земли, даже если окружить его жизненно необходимой садово-парковой архитектурой. Но многие пациентки просто взвыли бы от сексуальных проблем, вызванных такой одинокой, вытянувшейся вверх башней.
Дейл встряхнулся и отхлебнул варева. На десять минут он мог забыть о пациентах.
Пациенты. Пациенты с «синдромом пришельца». Сначала они ввели его в заблуждение, его и других, одинаковым поведением. Только сейчас становилось очевидным, что их заболевания разнятся, как отпечатки пальцев. Когда пришелец дал себе волю, каждый получил какой-то особый вид потрясения. Дейл и его коллеги пытались проводить групповую терапию, но это было абсолютно неверно.
Каждый взял в точности то, что ему требовалось от этой вспышки ярости, потрясения, горя и страха. Каждый нашел то, в чем нуждался и чего боялся. Одиночество, синдром кастрации, страх стать жертвой насилия, неприязнь к иностранцам, боязнь замкнутого пространства… нет смысла даже перечислять все.
Врачей не хватало. Дейл был измучен… как и все остальные. И ни в коем случае нельзя было этого показать.
Чашка опустела.
— В строй, солдат, — вслух сказал Дейл.
В дверях он посторонился, чтобы дать пройти Гарриет Какой-то — добродушной толстушке, которая всегда держалась, как всеобщая мамаша. Его память задержала остаточное видение ее улыбки, и он удивился, как это ей удается улыбаться даже сейчас? Дейл не видел, как за его спиной улыбка погасла.
— Эти детали, — сказал Лит. — Трижды проклятые детали. Как они могли предусмотреть столько деталей?
— Я думаю, он говорил правду, — решительно сказала Марда.
Лит посмотрел на жену с изумлением. Марда явно туго соображала.
— Не сбивай меня, — сказал он. — Военные могли позаботиться обо всех этих мелочах. Меня беспокоит, что они пошли на такие затраты и усилия. Спрятать Гринберга. Подготовить его жену. Разрушить кое-что в системе жизнеобеспечения звездного корабля. Они, конечно, смогут потом все восстановить, но представь, сколько это будет стоить!. А переполох в госпитале Меннингера. Боже, как они смогли и это устроить! Подговорить всех этих пациентов? Вдобавок, они не могли бы так запросто воспользоваться «Золотым Кольцом». Девяносто миллионеров вопят от негодования, что не могут вовремя вернуться домой. Еще тридцать человек на Земле теперь пропустят свое свадебное путешествие. Титан никогда не допустил бы этого! Военные, как ни крути, должны были украсть этот корабль.
— Скальпель Оккама, — сказала Марда.
— Оккама?? О! Нет. Мне в любом случае приходится слишком многое основывать на предположениях.
— Лит, как ты можешь рисковать? Если Гарнер не лжет, вся солнечная система сейчас в опасности. Если лжет, каковы его мотивы?
— Ты твердо уверена, не так ли?
Марда энергично закивала.
— Да, ты права. Мы не можем рисковать.
Лит вышел из телефонной будки и сказал:
— Я только что послал кораблям запись моего разговора с Гарнером. Целый чертов час. Я хотел бы сделать большее, но Гарнер услышит все, что я скажу. На таком расстоянии он неизбежно окажется в луче мазера.
— Теперь они будут готовы.
— Не знаю. Я хотел бы предупредить их об усилительном шлеме пришельца. Самое худшее, о чем я могу подумать, — это то, что Гарнер заграбастает эту чертову штуку. Ну, ладно. Лью не дурак, он сам обо всем позаботится.
Позже Лит опять связался с Церерой, чтобы узнать, как идет проверка. Уже больше двух недель Кольцо произвольно останавливало и осматривало земные корабли. Если эти упорные поиски Гарнера были попыткой отвлечь внимание от чего-то, то у него ничего не выйдет! Но Церера сообщила, что на данный момент осмотры не дали результатов.
Церера ошибалась. Тактика захвата и осмотра принесла, по крайней мере, один результат. Напряженность в отношениях между Землей и Кольцом еще никогда не была такой сильной.
Второй пилот неподвижно сидела, слушая Кзанола-Гринберга. Она не понимала сверхразговора, но этого и не требовалось. Было достаточно, что понимал Кзанол-Гринберг, а сам Кзанол слушал раба с умственным щитом при помощи разума второго пилота.
— Я должен избавиться от тебя немедленно, — размышлял Кзанол. — Рабу, которым нельзя управлять, нельзя доверять.
— Это более верно, чем ты думаешь. — В голосе Кзанола-Гринберга был оттенок горечи. — Но пока ты не можешь меня убить. У меня есть информация, которая тебе крайне необходима.
— Неужели? Что за информация?
— Я знаю, где второй костюм. Я знаю, почему нас не спасли, и я понял, где… где сейчас наша раса.
Кзанол сказал:
— Я думаю, что тоже знаю, где второй костюм. Но ради того, что ты там еще можешь знать, я тебя не убью.
— Очень великодушно, — Кзанол-Гринберг беспечно взмахнул дезинтегратором. — Для начала я скажу тебе то, что ты не сможешь использовать. Только для того, чтобы доказать, что я действительно знаю, о чем говорю. Ты знал, что белокормы разумны?
— Дерьмо белокормовое.
— Люди обнаружили их на Сириусе-A-3-1. Это точно белокормы. И они точно разумны. Ты допускаешь возможность, что они могли развить разум?
— Нет.
— Конечно, нет. Если какая-либо форма жизни и была когда-нибудь защищена от мутации, то это белокормы. Кроме того, что делать с разумом травоядных, лишенных оперативных придатков и естественной защиты? Нет, тнактипы, должно быть, вывели их разумными. То, что они сделали мозг деликатесом, — всего лишь оправдание тому, что они сделали его огромным.
Кзанол сел. Его вкусовые усики торчали вперед, как будто он принюхивался.
— Зачем им это понадобилось?
Попался.
— Давай уж я выдам тебе все сразу, — сказал Кзанол-Гринберг.
Он не спеша снял шлем и сел, потом достал сигарету и закурил, чтобы потянуть время.
Кзанол тем временем молча, но явно приходил в ярость. Нет ничего плохого в том, что тринт приходит в ярость, пока ярость не станет слишком сильной.
— Ну вот, — начал Кзанол-Гринберг. — Первое — белокормы разумны. Второе — ты помнишь, какая началась депрессия, когда тнактипы Плорна изобрели антигравитацию?
— Да, чтоб мне лишиться Силы! — воскликнул Кзанол нетерпеливо и… бестактно. — Плорна нужно было убить сразу же.
— Не его. Его тнактипов. Не понимаешь? Они уже тогда вели необъявленную войну. За этим, должно быть, с самого начала стояли свободные тнактипы: ведь их флоту удалось уйти в космос, когда Тринтум обнаружил их систему. Они и не пытались достичь Андромеды. Они, наверное, все время оставались между звездами, куда никто не летает… летал. Некоторые тнактипы-роботы, должно быть, принимали их приказы. Белокормы, сами того не сознавая, служили источником информации. Ведь каждый состоятельный тринт в галактике, каждый, кто мог себе позволить, держал белокормов на своей земле.
— Ты птавв и дурак. Ты основываешь все эти предположения на безумной идее, что белокормы разумны. Это ерунда, нонсенс. Мы бы почувствовали их разум.
— Нет, проверь Маснея, если не веришь. Должно быть, тнактипы каким-то образом сделали мозг белокорма невосприимчивым к Силе. И один этот факт убеждает, что все было сделано умышленно. Шпионы-белокормы. Антигравитация, вовремя открытая, чтобы вызвать депрессию. Возможно, были и другие идеи. Мутированный виприн был предложен за несколько лет до антигравитации. Они оставили без дела все традиционные фермы по разведению випринов. Это и породило депрессию, антигравитация ее только ускорила. Еще одно: обычно подсолнухи были единственной защитой плантации, и у всех, кто владел землей, были ограды из подсолнухов. Это приучило землевладельцев к уединенности и независимости, чтобы в военное время они не могли действовать согласованно. И я бы дал голову на отсечение, что у них был какой-нибудь распылитель, уничтожающий подсолнухи. Когда депрессия была в полном разгаре, они нанесли удар.
Кзанол молчал. По выражению его лица нельзя было ничего понять.
— Здесь не все предположения. У меня есть проверенные факты. Во-первых, бандерснэтчи, для нас белокормы, разумны. Люди не дураки. Они бы не сделали такой ошибки. Во-вторых, возьмем тот факт, что тебя не подобрали, когда ты упал на F-124. Почему?
— Чертовски хороший вопрос. Почему?
Это было его исходным пунктом, болью, которая терзала душу Кзанола-Гринберга в течение 16 дней размышлений о прошлом и о себе. 16 дней, на протяжении которых ему ничего не оставалось делать, как наблюдать за Маснеем и думать о своем несчастье. Его ум проделал длинный путь, начавшийся с грустных раздумий о молчаливом бандерснэтче, и закончился войной, которая велась целую вечность назад. И всего этого могло не быть. Он мог бы избежать всех мучений и опасностей, если бы этот кретин-надсмотрщик увидел вспышку. Но он не увидел, и только по одной причине.
— Потому что на Луне никого не было. Надсмотрщик был или убит во время восстания, или где-то сражался. Но, скорее всего, он был уже мертв. Тнактипы напали бы одновременно повсюду, чтобы отрезать источники питания.
— Чтобы что? — Кзанол явно растерялся.
Тринты никогда не воевали ни с кем, кроме других тринтов, к тому же последняя война закончилась еще до межзвездных полетов. Кзанол ничего не знал о войне.
Тринт попытался вернуться к главному.
— Ты сказал, что знаешь, где сейчас тринты.
— Там, где и тнактипы. Они мертвы, вымерли. Если бы они не вымерли, они бы уже добрались до Земли. Это относится и к тнактипам, и почти ко всем остальным расам, которые нам служили. Они, должно быть, все погибли во время войны.
— Но это безумие. Кто-то же должен был выиграть войну!
Он говорил так искренне, что Кзанол-Гринберг рассмеялся.
— Это не так. Спроси любого человека. Спроси русского или китайца. Они решат, что ты дурак, раз спрашиваешь об этом, но все же расскажут тебе о Пирровой победе. Сказать, что могло произойти?
Он не стал дожидаться ответа Кзанола.
— Это просто предположение, но в нем есть смысл, и у меня было две недели, чтобы как следует все обдумать. Должно быть, мы проигрывали войну. Если так, то некоторые представители нашей расы скорее всего решили взять всех рабов с собой. Как похороны деда, только с большим размахом. Они сконструировали такой мощный усилительный шлем, чтобы накрыть всю галактику. После этого они приказали всему, что было в пределах досягаемости, совершить самоубийство.
— Но это ужасно! — Кзанол просто рассвирепел от такого нравственного преступления. — Зачем тринту делать подобное?
— Спроси любого человека. Он знает, на что способны разумные существа, когда кто-то угрожает их жизни. Сначала они заявят, что все это ужасно безнравственно и что немыслимо, чтобы такая угроза когда-нибудь была исполнена. Потом признаются, что у них похожие планы, лучшие во всех отношениях, и что они вынашивали их годами, десятилетиями, веками. Ты признаешь, что создание Большого усилителя технически возможно?
— Конечно.
— Ты сомневаешься в том, что восставшая раса рабов довольствовалась бы меньшим, чем полное уничтожение тринтов?
В уголках рта усики Кзанола корчились в безмолвной борьбе. Он наконец заговорил:
— Я в этом не сомневаюсь.
— Тогда…
— Конечно, мы бы захватили их всех с собой! Подлые, трусливые, ниже, чем белокормы, воспользовавшиеся свободой, которую мы им дали, чтобы погубить нас! Мне бы только хотелось, чтобы мы взяли их всех с собой, всех до одного…
Кзанол-Гринберг усмехнулся.
— Должно быть, так и произошло. Как еще можно объяснить, что не обнаружено ни одной расы наших рабов, кроме белокормов? Вспомни, я тебе говорил о том, что белокормы невосприимчивы к Силе. Теперь о другом. Ты искал второй костюм?
— Да, на спутниках. А ты обыскал Нептун. Я бы знал, если бы Масней нашел его. Но есть еще одно место, которое я хотел бы осмотреть.
— Давай. Дай мне знать, когда закончишь.
«Золотое Кольцо» разворачивался. Кзанол сидел, глядя прямо перед собой, перенеся внимание в каюту управления. Кзанол-Гринберг зажег сигарету и приготовился ждать.
Если Кзанол научился быть терпеливым, то и его жалкое человеческое подобие тоже. Иначе он совершил бы какую-нибудь глупость, когда тринт взял под контроль Маснея, его личного раба. Он мог бы убить тринта уже только за то, что тот пользовался его телом… собственным украденным телом Кзанола-Гринберга. А чего стоило вообще общаться с Кзанолом, лицом к своему собственному лицу!
Но у него нет выбора.
Удивительнее всего было то, что Кзанол-Гринберг кое-чего достиг. Он встретился со взрослым тринтом на территории этого тринта. Ему пришлось потрудиться, чтобы заставить Кзанола считать себя разумом другого тринта, по крайней мере, птаввом. Но Кзанол все еще мог убить его. Жаль, что тринт так мало внимания обращает на дезинтегратор! Но пока что все идет гладко. И он гордился этим, — у Кзанола-Гринберга нет самоуважения.
А пока, раз делать больше нечего, ему лучше держаться от Кзанола подальше.
Первым побуждением Кзанола было проверить корабль Кзанола-Гринберга с помощью радара. Когда костюм обнаружить не удалось, Кзанол снова взялся за Маснея, проверяя тем самым предположение, что раб с умственным щитом как-то тайком пронес костюм на корабль и отключил поле стасиса. И снова ничего не обнаружил.
К тому времени Курильщик скопил достаточно, чтобы купить собственный корабль для работы на месторождениях. Принимая во внимание это обстоятельство, на Кольце его с радостью приняли. Курильщик научился быть осторожным раньше, чем Кольцо убило его, а того, что он зарабатывал, вполне хватало, чтобы обеспечивать своему кораблю своевременный ремонт, а себе еду и табак.
Сейчас Курильщик был единственным во всей флотилии, кто узнал голос Лукаса Гарнера. Когда радио с треском ожило, он внимательно прослушал Сообщение, потом связался с Лью, чтобы убедиться, что это действительно был Гарнер.
У Курильщика радиопередача отмела всякие сомнения. Это был Гарнер собственной персоной. Не то чтобы старик был выше намеренной лжи, но он не любил рисковать своей жизнью. И если Гарнер находился возле Нептуна в прохудившемся земном суденышке военного образца, для этого должна быть веская причина.
Старина Курильщик очень тщательно проверил свой арсенал, состоящий из двух радиолокационных ракет, одного самонаводящегося снаряда и одной лазерной пушки малого радиуса действия. Наконец-то Война Миров началась!
Кзанол-Гринберг был сбит с толку… За шесть часов поиска раб Масней прошел всю планету. Костюма там не было!
Чтобы окончательно убедиться в этом, Кзанол позволил рабу начать повторный поиск. Свой корабль он направил к Тритону. Мозг не мог вычислять орбиты спутников, но один из них оказался на пути к Нептуну. Вполне возможно, что это и был Тритон. Этот спутник был не только ближе к Нептуну, чем Нереида, но и значительно больше: две с половиной тысячи миль в диаметре по сравнению с двумястами.
После изматывающего нервы часа, часа, проведенного в полете вниз головой над поверхностью Тритона, когда изрытый кратерами спутник находится прямо над головой, Кзанол признал свое поражение. Белая вспышка на экране радара так и не появилась, и он перенес внимание на меньший из двух спутников.
— Так вот в чем дело! — Лицо Андерсена просияло. — Они думали, что найдут все на поверхности, а его там нет. И теперь они не знают, где оно! — Он нахмурился, думая о чем-то своем. — А не убраться ли нам отсюда? Свадебный явно направляется к Нереиде, а мы слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.
— Правильно! — сказал Гарнер. — Но сначала мы выпустим ракету. Ту, что нацелена на пришельца. С Гринбергом мы разберемся позже.
— Ужасно не хочется этого делать. На «Золотом Кольце» еще два человека.
Прошла минута. Пауза затянулась.
— Я не могу двинуться, — сказал Андерсен. — Это вон та третья кнопка под синей лампочкой.
Но и Люк не мог пошевелиться.
— Кто бы мог подумать, что он достанет нас с такого расстояния? — с горечью воскликнул Гарнер.
Андерсен не мог не согласиться с ним.
Корабль продолжал свое движение к Нереиде.
Для Силы расстояние не имело большого значения. Значение имело соотношение скорости и времени. Нереида не оправдала надежд. Мощный радар проходил сквозь нее, как через кривое оконное стекло, и ничего не показывал.
Кзанол бросил поиск и некоторое время наблюдал за кораблем полуспящего рабом. Крошечный огонек его двигателей храбро светился на фоне кромешной ночи Нептуна.
Кзанол был в ужасном настроении. Похоже, его корабль не достиг не только Нептуна, но и обоих его спутников. Что могло случиться с Бортовым Мозгом его старого корабля? Возможно, он не был рассчитан на столько лет.
Но в глубине души Кзанол знал, в чем дело. Мозг промахнулся намеренно. Кзанол приказал ему совершить самоубийство, не сознавая, о чем просит. И Мозг, который был машиной, а не рабом, подчинявшимся Силе, ослушался. Должно быть, его корабль пролетел через Солнечную систему и ушел дальше в межзвездное пространство на скорости девяносто семь парсеков. Сейчас он обогнул уже половину вселенной.
Кзанол почувствовал, как мышцы у него во рту напряглись, расправляя вкусовые усики вдоль щек, открывая челюсти до отказа, раздвигая губы и обнажая зубы, готовые крушить. Это была непроизвольная реакция страха и ярости, автоматически готовящая тринта к бою не на жизнь, а на смерть. Но сейчас сражаться было не с кем. И вскоре челюсти Кзанола сжались, а голова поникла.
Его единственным развлечением было наблюдать за кораблем, в третий раз обследующим Нептун. Вскоре Кзанол увидел, как яркое пламя корабля неожиданно вытянулось, потом снова сократилось. Сонный раб сдался.
После этого Кзанол увидел, что раб тоже летит к Тритону. Им овладело чувство благородной жалости, он вспомнил традицию семьи деда
— на Раккарлиу никогда не помыкали рабами. И Кзанол отправился встречать сонного раба на Тритоне.
— Один… два… не вижу корабля Гарнера. Он наверное приземлился где-то или отключил двигатель. Остальные просто делают круги.
— Забавно, что он не связался с нами. Надеюсь, с ним ничего не случилось.
— Мы бы заметили взрыв. Курильщик. В любом случае его двигатель остановился, когда он летел к Нереиде. Если двигатель отказал, мы найдем его.
Когда Кзанол оказался достаточно близко, он приказал Сонному повернуть корабль и следовать за ним. Через час военный корабль и «Золотое Кольцо» оказались бок о бок.
Первый и второй пилоты Кзанола были обеспокоены положением с топливом, поэтому, как только корабль Сонного приблизился, Кзанол приказал ему перелить горючее в топливные баки «Золотого Кольца». Кзанол ждал, пока шум в обоих кораблях прекратится. К счастью, карты были намагничены, а самого Кзанола в кресле удерживали ремни. Подсознательно он следил за передвижениями троих своих личных рабов: Сонный находился в хвосте, а первый и второй пилоты неподвижно сидели в кабине. Кзанол не хотел рисковать их жизнями и не приказал им помогать Сонному.
Неудивительно, что Кзанол подскочил, как ужаленный, когда дверь его каюты распахнулась и вошел РАБ.
Раб со щитом умственной защиты.
— Привет, — сказал раб по-английски. — Думаю, нам нужен переводчик.
И невозмутимо прошел в каюту управления. В дверях он остановился и взмахнул… дезинтегратором Кзанола.
Человеку, обладавшему талантом и образованием Лимана, никогда не следовало поручать такую нудную работу. Лиман знал, что подобное никогда бы не случилось на Кольце. Когда-нибудь, очень скоро, он переселится на Кольцо, где его оценят.
А пока что Лиман был старшим в команде технического обслуживания корпуса Лейзи-Восемь-3.
Лиман завидовал команде другой секции, секции двигателя в Гамбурге. Им постоянно давали приказания о внесении незначительных изменений в двигатель звездного корабля, пока все ждали разрешения политиков запустить его. А система жизнеобеспечения Лейзи-Восемь-3 за два года не подвергалась никаким изменениям.
До сегодняшнего дня.
Сейчас Лиман и трое его подчиненных с изумлением наблюдали, как орда технических служащих делала непонятные вещи с каютой номер три. По стенам, пилу и потолку была натянута сеть тонких проводов. К тому, что в будущем должно было стать полом корабля, а пока что было внешней стеной, приварили тяжелое оборудование. Были сделаны отводы в энергетическую систему. Лиман и его люди бегали взад-вперед по круглому коридору, принося техническим служащим кофе и бутерброды, детальные схемы, инструменты, контрольные приборы и сигареты. Они не имели ни малейшего представления о том, что происходит. Пришельцы охотно отвечали на вопросы, но ответы были какими-то непонятными. Вроде этого: «Мы сможем утроить число пассажиров», — сказал человек, голова которого напоминала коричневое в крапинках яйцо. Для выразительности он тряхнул омометром.
— Как?!
Человек взмахнул омометром и обвел рукой всю комнату.
— Мы поставим их здесь, как пассажиров в лифте в часы пик, — доверительно сообщил он.
Когда Лиман обвинил его в легкомыслии, он смертельно обиделся и перестал разговаривать вообще.
К концу дня Лиман ощущал себя плоским червем в четырехмерном лабиринте.
Каким-то образом ему удалось устроить так, что вся группа отправилась ужинать вместе. Во время ужина многое прояснилось. Лиман насторожился, когда услышал фразу «замедляющие поля».
Незаметно ужин превратился в вечеринку. Было уже два часа, когда Лиману, наконец, удалось позвонить по телефону. Какой-то человек хотел было нажать на рычаг, но Лиман знал, что ему сказать.
Свой первый медовый месяц чета Лингов провела в Рино, штат Невада, тридцать лет назад. С тех пор Линг Ву разбогател на оптовой торговле медикаментами, и недавно Комиссия по рождаемости предоставила ему и его жене редкую привилегию — иметь более двух детей. И вот они здесь.
Здесь, перед хрустальной стеной прозрачного зала, разглядывая окруженный кольцом мир, они не слышали музыки за своими спинами. Это была волшебная музыка: звуки воображения, вызванные к жизни необитаемым, бесплодным пейзажем, расстилавшимся перед ними. Мягкие изгибы льда разбегались к горизонту, похожему на выступ обрыва. Над этим обрывом висела игрушка, украшение, эстетическое чудо, какого никогда не знал ни один обитаемый мир. Спросите любого начинающего астронома о Сатурне. Он не просто расскажет вам, он достанет свой телескоп и покажет. Он просто заставит вас посмотреть на это.
Линг Дороти, жительница Сан-Франциско в четвертом поколении, нажала ладонями на хрустальную стену, с такой силой, будто желала продавить ее.
— О, я надеюсь, я надеюсь, — сказала она. — Я надеюсь, что он никогда за нами не прилетит!
— Что, Дот? — Линг Ву улыбнулся ей снизу вверх, потому что она была на один дюйм выше.
— "Золотое Кольцо".
— Он уже и так опоздал на пять дней. Мне здесь тоже ужасно нравится, но я бы не хотел думать, что люди погибли только для того, чтобы мы остались здесь подольше.
— Ты разве не слышал, Ву? Миссис Виллинг только что рассказала мне, что «Золотое Кольцо» кто-то украл прямо со взлетной площадки космопорта!
— Миссис Виллинг слишком романтична.
— Дай мне ввремя, ддай ммне время, — передразнивал Чарли. — Сначала Ларри, потом 'аррнерр. Время — это все, что у нас есть. Они что, хотят забрать все звезды себе?
— Мне кажется, ты их недооцениваешь, — сказал дельфин постарше. — На любой планете есть место для нас обоих.
Чарли не слушал.
— Практически до недавнего времени они не знали, что мы здесь. А мы могли помочь. Я знаю, мы могли.
— И почему у них должно быть время? Ты знаешь, сколько им самим потребовалось?
— Что ты имеешь в виду?
— Первому рассказу ходячих о полете на Луну — тысячи лет. Но попали они туда всего сто пятьдесят лет назад. Имей терпение, — сказал дельфин, зубы которого были сломаны, а челюсть украшена шрамами.
— В моем распоряжении нет тысячи лет. Я что, должен провести всю жизнь глядя в небо, пока мои глаза не высохнут?
— Ты будешь не первым. Даже не первым пловцом.
Дейл Шнайдер шел по залу, как завоеватель, обдумывающий новые планы захвата. Когда он проходил мимо пациентов, он улыбался и кивал, но его энергичная походка отклоняла всякую возможность разговора. Наконец Дейл добрался до ординаторской.
За пятнадцать секунд он дошел до автомата с кофе. Дейлу Шнайдеру было около сорока лет. Его тело ослабло, плечи ссутулились, щеки ввалились, придавая лицу выражение крайней обескураженности. Он налил черный кофе в пластиковую чашку, попробовал и, презрительно скривив губы, выплеснул. После минутного колебания Дейл наполнил чашку из другого краника. По крайней мере, будет другой привкус.
Так и оказалось. Дейл плюхнулся в кресло и уставился в окно, чашка приятно грела его руку. Снаружи были деревья, трава и нечто, похожее на мощеные дорожки. Госпиталь Меннингера представлял собой лабиринт зданий, ни одно из которых не было выше четырех этажей. Небоскреб в милю высотой мог бы сэкономить миллионы за счет земли, даже если окружить его жизненно необходимой садово-парковой архитектурой. Но многие пациентки просто взвыли бы от сексуальных проблем, вызванных такой одинокой, вытянувшейся вверх башней.
Дейл встряхнулся и отхлебнул варева. На десять минут он мог забыть о пациентах.
Пациенты. Пациенты с «синдромом пришельца». Сначала они ввели его в заблуждение, его и других, одинаковым поведением. Только сейчас становилось очевидным, что их заболевания разнятся, как отпечатки пальцев. Когда пришелец дал себе волю, каждый получил какой-то особый вид потрясения. Дейл и его коллеги пытались проводить групповую терапию, но это было абсолютно неверно.
Каждый взял в точности то, что ему требовалось от этой вспышки ярости, потрясения, горя и страха. Каждый нашел то, в чем нуждался и чего боялся. Одиночество, синдром кастрации, страх стать жертвой насилия, неприязнь к иностранцам, боязнь замкнутого пространства… нет смысла даже перечислять все.
Врачей не хватало. Дейл был измучен… как и все остальные. И ни в коем случае нельзя было этого показать.
Чашка опустела.
— В строй, солдат, — вслух сказал Дейл.
В дверях он посторонился, чтобы дать пройти Гарриет Какой-то — добродушной толстушке, которая всегда держалась, как всеобщая мамаша. Его память задержала остаточное видение ее улыбки, и он удивился, как это ей удается улыбаться даже сейчас? Дейл не видел, как за его спиной улыбка погасла.
— Эти детали, — сказал Лит. — Трижды проклятые детали. Как они могли предусмотреть столько деталей?
— Я думаю, он говорил правду, — решительно сказала Марда.
Лит посмотрел на жену с изумлением. Марда явно туго соображала.
— Не сбивай меня, — сказал он. — Военные могли позаботиться обо всех этих мелочах. Меня беспокоит, что они пошли на такие затраты и усилия. Спрятать Гринберга. Подготовить его жену. Разрушить кое-что в системе жизнеобеспечения звездного корабля. Они, конечно, смогут потом все восстановить, но представь, сколько это будет стоить!. А переполох в госпитале Меннингера. Боже, как они смогли и это устроить! Подговорить всех этих пациентов? Вдобавок, они не могли бы так запросто воспользоваться «Золотым Кольцом». Девяносто миллионеров вопят от негодования, что не могут вовремя вернуться домой. Еще тридцать человек на Земле теперь пропустят свое свадебное путешествие. Титан никогда не допустил бы этого! Военные, как ни крути, должны были украсть этот корабль.
— Скальпель Оккама, — сказала Марда.
— Оккама?? О! Нет. Мне в любом случае приходится слишком многое основывать на предположениях.
— Лит, как ты можешь рисковать? Если Гарнер не лжет, вся солнечная система сейчас в опасности. Если лжет, каковы его мотивы?
— Ты твердо уверена, не так ли?
Марда энергично закивала.
— Да, ты права. Мы не можем рисковать.
Лит вышел из телефонной будки и сказал:
— Я только что послал кораблям запись моего разговора с Гарнером. Целый чертов час. Я хотел бы сделать большее, но Гарнер услышит все, что я скажу. На таком расстоянии он неизбежно окажется в луче мазера.
— Теперь они будут готовы.
— Не знаю. Я хотел бы предупредить их об усилительном шлеме пришельца. Самое худшее, о чем я могу подумать, — это то, что Гарнер заграбастает эту чертову штуку. Ну, ладно. Лью не дурак, он сам обо всем позаботится.
Позже Лит опять связался с Церерой, чтобы узнать, как идет проверка. Уже больше двух недель Кольцо произвольно останавливало и осматривало земные корабли. Если эти упорные поиски Гарнера были попыткой отвлечь внимание от чего-то, то у него ничего не выйдет! Но Церера сообщила, что на данный момент осмотры не дали результатов.
Церера ошибалась. Тактика захвата и осмотра принесла, по крайней мере, один результат. Напряженность в отношениях между Землей и Кольцом еще никогда не была такой сильной.
Второй пилот неподвижно сидела, слушая Кзанола-Гринберга. Она не понимала сверхразговора, но этого и не требовалось. Было достаточно, что понимал Кзанол-Гринберг, а сам Кзанол слушал раба с умственным щитом при помощи разума второго пилота.
— Я должен избавиться от тебя немедленно, — размышлял Кзанол. — Рабу, которым нельзя управлять, нельзя доверять.
— Это более верно, чем ты думаешь. — В голосе Кзанола-Гринберга был оттенок горечи. — Но пока ты не можешь меня убить. У меня есть информация, которая тебе крайне необходима.
— Неужели? Что за информация?
— Я знаю, где второй костюм. Я знаю, почему нас не спасли, и я понял, где… где сейчас наша раса.
Кзанол сказал:
— Я думаю, что тоже знаю, где второй костюм. Но ради того, что ты там еще можешь знать, я тебя не убью.
— Очень великодушно, — Кзанол-Гринберг беспечно взмахнул дезинтегратором. — Для начала я скажу тебе то, что ты не сможешь использовать. Только для того, чтобы доказать, что я действительно знаю, о чем говорю. Ты знал, что белокормы разумны?
— Дерьмо белокормовое.
— Люди обнаружили их на Сириусе-A-3-1. Это точно белокормы. И они точно разумны. Ты допускаешь возможность, что они могли развить разум?
— Нет.
— Конечно, нет. Если какая-либо форма жизни и была когда-нибудь защищена от мутации, то это белокормы. Кроме того, что делать с разумом травоядных, лишенных оперативных придатков и естественной защиты? Нет, тнактипы, должно быть, вывели их разумными. То, что они сделали мозг деликатесом, — всего лишь оправдание тому, что они сделали его огромным.
Кзанол сел. Его вкусовые усики торчали вперед, как будто он принюхивался.
— Зачем им это понадобилось?
Попался.
— Давай уж я выдам тебе все сразу, — сказал Кзанол-Гринберг.
Он не спеша снял шлем и сел, потом достал сигарету и закурил, чтобы потянуть время.
Кзанол тем временем молча, но явно приходил в ярость. Нет ничего плохого в том, что тринт приходит в ярость, пока ярость не станет слишком сильной.
— Ну вот, — начал Кзанол-Гринберг. — Первое — белокормы разумны. Второе — ты помнишь, какая началась депрессия, когда тнактипы Плорна изобрели антигравитацию?
— Да, чтоб мне лишиться Силы! — воскликнул Кзанол нетерпеливо и… бестактно. — Плорна нужно было убить сразу же.
— Не его. Его тнактипов. Не понимаешь? Они уже тогда вели необъявленную войну. За этим, должно быть, с самого начала стояли свободные тнактипы: ведь их флоту удалось уйти в космос, когда Тринтум обнаружил их систему. Они и не пытались достичь Андромеды. Они, наверное, все время оставались между звездами, куда никто не летает… летал. Некоторые тнактипы-роботы, должно быть, принимали их приказы. Белокормы, сами того не сознавая, служили источником информации. Ведь каждый состоятельный тринт в галактике, каждый, кто мог себе позволить, держал белокормов на своей земле.
— Ты птавв и дурак. Ты основываешь все эти предположения на безумной идее, что белокормы разумны. Это ерунда, нонсенс. Мы бы почувствовали их разум.
— Нет, проверь Маснея, если не веришь. Должно быть, тнактипы каким-то образом сделали мозг белокорма невосприимчивым к Силе. И один этот факт убеждает, что все было сделано умышленно. Шпионы-белокормы. Антигравитация, вовремя открытая, чтобы вызвать депрессию. Возможно, были и другие идеи. Мутированный виприн был предложен за несколько лет до антигравитации. Они оставили без дела все традиционные фермы по разведению випринов. Это и породило депрессию, антигравитация ее только ускорила. Еще одно: обычно подсолнухи были единственной защитой плантации, и у всех, кто владел землей, были ограды из подсолнухов. Это приучило землевладельцев к уединенности и независимости, чтобы в военное время они не могли действовать согласованно. И я бы дал голову на отсечение, что у них был какой-нибудь распылитель, уничтожающий подсолнухи. Когда депрессия была в полном разгаре, они нанесли удар.
Кзанол молчал. По выражению его лица нельзя было ничего понять.
— Здесь не все предположения. У меня есть проверенные факты. Во-первых, бандерснэтчи, для нас белокормы, разумны. Люди не дураки. Они бы не сделали такой ошибки. Во-вторых, возьмем тот факт, что тебя не подобрали, когда ты упал на F-124. Почему?
— Чертовски хороший вопрос. Почему?
Это было его исходным пунктом, болью, которая терзала душу Кзанола-Гринберга в течение 16 дней размышлений о прошлом и о себе. 16 дней, на протяжении которых ему ничего не оставалось делать, как наблюдать за Маснеем и думать о своем несчастье. Его ум проделал длинный путь, начавшийся с грустных раздумий о молчаливом бандерснэтче, и закончился войной, которая велась целую вечность назад. И всего этого могло не быть. Он мог бы избежать всех мучений и опасностей, если бы этот кретин-надсмотрщик увидел вспышку. Но он не увидел, и только по одной причине.
— Потому что на Луне никого не было. Надсмотрщик был или убит во время восстания, или где-то сражался. Но, скорее всего, он был уже мертв. Тнактипы напали бы одновременно повсюду, чтобы отрезать источники питания.
— Чтобы что? — Кзанол явно растерялся.
Тринты никогда не воевали ни с кем, кроме других тринтов, к тому же последняя война закончилась еще до межзвездных полетов. Кзанол ничего не знал о войне.
Тринт попытался вернуться к главному.
— Ты сказал, что знаешь, где сейчас тринты.
— Там, где и тнактипы. Они мертвы, вымерли. Если бы они не вымерли, они бы уже добрались до Земли. Это относится и к тнактипам, и почти ко всем остальным расам, которые нам служили. Они, должно быть, все погибли во время войны.
— Но это безумие. Кто-то же должен был выиграть войну!
Он говорил так искренне, что Кзанол-Гринберг рассмеялся.
— Это не так. Спроси любого человека. Спроси русского или китайца. Они решат, что ты дурак, раз спрашиваешь об этом, но все же расскажут тебе о Пирровой победе. Сказать, что могло произойти?
Он не стал дожидаться ответа Кзанола.
— Это просто предположение, но в нем есть смысл, и у меня было две недели, чтобы как следует все обдумать. Должно быть, мы проигрывали войну. Если так, то некоторые представители нашей расы скорее всего решили взять всех рабов с собой. Как похороны деда, только с большим размахом. Они сконструировали такой мощный усилительный шлем, чтобы накрыть всю галактику. После этого они приказали всему, что было в пределах досягаемости, совершить самоубийство.
— Но это ужасно! — Кзанол просто рассвирепел от такого нравственного преступления. — Зачем тринту делать подобное?
— Спроси любого человека. Он знает, на что способны разумные существа, когда кто-то угрожает их жизни. Сначала они заявят, что все это ужасно безнравственно и что немыслимо, чтобы такая угроза когда-нибудь была исполнена. Потом признаются, что у них похожие планы, лучшие во всех отношениях, и что они вынашивали их годами, десятилетиями, веками. Ты признаешь, что создание Большого усилителя технически возможно?
— Конечно.
— Ты сомневаешься в том, что восставшая раса рабов довольствовалась бы меньшим, чем полное уничтожение тринтов?
В уголках рта усики Кзанола корчились в безмолвной борьбе. Он наконец заговорил:
— Я в этом не сомневаюсь.
— Тогда…
— Конечно, мы бы захватили их всех с собой! Подлые, трусливые, ниже, чем белокормы, воспользовавшиеся свободой, которую мы им дали, чтобы погубить нас! Мне бы только хотелось, чтобы мы взяли их всех с собой, всех до одного…
Кзанол-Гринберг усмехнулся.
— Должно быть, так и произошло. Как еще можно объяснить, что не обнаружено ни одной расы наших рабов, кроме белокормов? Вспомни, я тебе говорил о том, что белокормы невосприимчивы к Силе. Теперь о другом. Ты искал второй костюм?
— Да, на спутниках. А ты обыскал Нептун. Я бы знал, если бы Масней нашел его. Но есть еще одно место, которое я хотел бы осмотреть.
— Давай. Дай мне знать, когда закончишь.
«Золотое Кольцо» разворачивался. Кзанол сидел, глядя прямо перед собой, перенеся внимание в каюту управления. Кзанол-Гринберг зажег сигарету и приготовился ждать.
Если Кзанол научился быть терпеливым, то и его жалкое человеческое подобие тоже. Иначе он совершил бы какую-нибудь глупость, когда тринт взял под контроль Маснея, его личного раба. Он мог бы убить тринта уже только за то, что тот пользовался его телом… собственным украденным телом Кзанола-Гринберга. А чего стоило вообще общаться с Кзанолом, лицом к своему собственному лицу!
Но у него нет выбора.
Удивительнее всего было то, что Кзанол-Гринберг кое-чего достиг. Он встретился со взрослым тринтом на территории этого тринта. Ему пришлось потрудиться, чтобы заставить Кзанола считать себя разумом другого тринта, по крайней мере, птаввом. Но Кзанол все еще мог убить его. Жаль, что тринт так мало внимания обращает на дезинтегратор! Но пока что все идет гладко. И он гордился этим, — у Кзанола-Гринберга нет самоуважения.
А пока, раз делать больше нечего, ему лучше держаться от Кзанола подальше.
Первым побуждением Кзанола было проверить корабль Кзанола-Гринберга с помощью радара. Когда костюм обнаружить не удалось, Кзанол снова взялся за Маснея, проверяя тем самым предположение, что раб с умственным щитом как-то тайком пронес костюм на корабль и отключил поле стасиса. И снова ничего не обнаружил.