— Нет. Я сам был слишком заинтересован.
— Я почти испугался, подумав о том, что, может быть, в голове у Гринберга… информация, которую он носит. Ты отдаешь себе отчет в том, что доктору Шнайдеру, может быть, придется постепенно подавить эти воспоминания, чтобы вылечить его?
— Зачем расе, такой высокоразвитой, какой, должно быть, были тнактипы, — он произнес это слово так же затрудненно, как и Гринберг,
— работать на адаптированную Гринбергом расу? Из-за телепатии? Я просто…
— Я могу вам это сказать, — горько сказал Кзанол-Гринберг. Он выпил пять стаканов на одном дыхании и теперь не мог отдышаться.
— У тебя хороший сдул, — сказал Масней.
— Нет. Просто я немного телепат. Это талант Гринберга, но он в него не особенно верил, поэтому не мог им по-настоящему пользоваться. Я могу. Это может оказаться мне очень полезным.
— Так почему тнактипы работали на вас? — Он исковеркал слово еще хуже, чем Гарнер.
В самом вопросе уже содержался ответ.
В этот момент все, кто был в комнате, дернулись, как рыба, посаженная на крючо к.
Он не упал. Мгновение спустя после того как он выбросил руки, Кзанолуже опирался на все свои шесть пальцев, как отжимающийся человек. Минуту он оставался в этом положении, потом встал на ноги. Тяготение было сильнее привычной нормы.
Где все? Где тот тринт или раб, который освободил его?
Кзанолнаходился в пустом, отвратительно чужом здании, в таком, какие встречаются только в свободных рабских мирах до появления там правителей. Но… как он сюда попал, если направлялся на пустынную продовольственную планету? В первое мгновение Кзаноложидал увидеть себя во дворце надсмотрщика. И куда все подевались? Кзанолустрашно нужен был кто-то, кто скажет ему, что происходит.
Он прислушался.
По какой-то причине ни у людей, ни у тринтов нет заслонок на ушах вроде тех, которые у них имеются на глазах. Дар Силы у тринтов лучше защищен. Кзанол не смог мгновенно опустить щит умственной защиты и теперь расплачивался за опрометчивость. Это все равно, что заглядывать в дуговую лампу с тротуара. Нигде во вселенной тринтов телепатический шум не был таким сильным. Рабские планеты никогда не были так перенаселены; к тому же в общественных местах тринты держали щиты умственной защиты наготове.
Кзанол зашатался от боли. Его реакция была мгновенной и автоматической.
«ПЕРЕСТАНЬТЕ ГНАТЬ НА МЕНЯ СВОИ МЫСЛИ!» — приказал он жителям Топеки.
В комплексе психиатрических больниц, все еще называвшемся в честь Меннингера, тысячи врачей, медсестер и пациентов услышали приказ. Сотни пациентов приняли его как буквальный и долгосрочный. Некоторые оцепенели и выздоровели. Другие оказались парализованными. Несколько тихих психов стали буйными. Группа докторов превратилась в пациентов, всего лишь маленькая группа, но их выход из строя сказался на работе отделения экстренной помощи, когда из города стали поступать толпы пострадавших. Госпиталь Меннингера находился за десятки километров от Главного Управления Полиции Топеки.
В маленькой комнате все дернулись, как пойманная на крючок рыба. После этого все, кроме Кзанола-Гринберга, застыли на месте. Их лица ничего не выражали. Они были невменяемы.
В первое же мгновение телепатического удара щит мысленной блокады Кзанола-Гринберга опустился с почти слышимым лязгом. Несколько минут ревущий шум отдавался в его мозгу. Когда Кзанол-Гринберг снова обрел возможность думать, он все еще не решался поднять умственный щит.
На земле был еще один тринт.
Охранники в дверях сидели на корточках или валялись, как тряпичные куклы. Кзанол-Гринберг вытащил сигареты из темно-синего кармана рубашки и зажег одну из них от тлеющего окурка во рту Маснея, невольно спасая его от сильнейшего ожога. Кзанол-Гринберг сидел и курил, размышляя о другом тринте.
Первое: этот тринт увидит в нем раба.
Второе: у него, Кзанола, был щит мысленной блокады. Это могло бы убедить тринта, кем бы он ни был, что он, Кзанол, тринт в человеческом теле. А может и нет. Если убедит, то поможет ли ему другой тринт? Или он будет считать Кзанола-Гринберга всего лишь птаввом — тринтом, лишенным Силы?
Неприятно, но фактически Кзанол-Гринберг и был птаввом. Ему нужно во что бы то ни стало получить обратно свое тело, прежде чем другой тринт найдет его.
И тут, невероятно, он перестал думать о другом тринте. Хотя было чему удивляться. Что тринт делает на Земле? Объявит ли он Землю своей собственностью?
Поможет ли он Кзанолу-Гринбергу добраться до Тринтума или до любой новой планеты, считающейся сейчас Тринтумом? Выглядит ли он до сих пор по-тринтски, или два миллиарда лет эволюции превратили тринтов в монстров? Но Кзанол-Гринберг бросил это и стал думать о том, как попасть на Нептун. Возможно, он уже знал, кто этот второй тринт, но еще не был готов посмотреть правде в глаза.
Кзанол-Гринберг осторожно прислушался. Тринт покинул здание. Ему больше ничего Не удалось узнать, так как щит другого тринта был опущен. Тогда Кзанол-Гринберг перенес свое внимание на людей в комнате.
Они приходили в себя, но очень медленно. Из-за ограниченности ума Гринберга ему пришлось прислушиваться с мучительным напряжением, но все же Кзанол-Гринберг чувствовал, что их личности восстанавливаются. Больше всех преуспел Гарнер. За ним Масней.
Еще одна часть памяти Гринберга вот-вот должна была ему пригодиться. Гринберг не лгал, когда говорил о своей дельфиньей любви к розыгрышам. Он провел недели, изучая технику того, что великодушно называют невинной шалостью.
Кзанол-Гринберг склонился над Ллойдом Маснеем.
— Ллойд, — сказал он внятным, спокойным и внушительным голосом. — Сосредоточься на звуке моего голоса. Ты будешь слышать только звук моего голоса. Твои веки становятся тяжелыми. Очень тяжелыми. Твои пальцы делаются усталыми. Очень усталыми. Пусть они слабеют. Твоим глазам хочется закрыться, тебе с трудом удается держать их открытыми…
Кзанол-Гринберг чувствовал, что личность Маснея прекрасно поддается гипнозу. Она совсем не сопротивлялась.
Тяготение раздражало. Сначала оно было едва заметным, но спустя несколько минут становилось изнурительным. Кзанолу пришлось отказаться от мысли идти пешком, хотя он и не хотел ехать в рабских повозках.
У меня нет гордости, сказал себе Кзанол, и забрался в припаркованный кадиллак, приказав толстогубому водителю доставить его в ближайший космопорт. Он ощутил неприятную вибрацию, и машина поднялась в воздух с совершенно необязательным рывком.
Эти рабы были значительно крупнее среднего сухопутного разумного существа. Над головой Кзанола оказалось много свободного пространства. Помедлив, он осторожно снял шлем. Воздух казался слегка разреженным, что было удивительно, принимая во внимание сильное тяготение. Не считая этого, воздух был довольно хорошим. Кзанол бросил шлем на сиденье и закинул ноги туда же; сиденье было чересчур широким, чтобы быть удобным.
Город был удивительным. Огромный и нелепый! Взгляду не открывалось ничего, кроме остроугольных призм, перемежающихся тут и там желтыми прямоугольниками или почти плоскими зданиями со странно изогнутыми крышами. Улицы никак не могли решить, быть ли им кривыми или ровными. Машины проносились мимо, жужжа, как летающие паразиты. Звук лопастей его собственной машины действовал ему на нервы до тех пор, пока Кзанол не научился не обращать на него внимания.
Но где он? Должно быть, он как-то проскочил мимо F-124 и попал сюда. Водитель знал, что на этой планете — Земля? — совершались космические полеты и, значит, мог знать, как найти F-124. И восьмую планету ее системы. Потому что было уже ясно, что ему потребуется второй костюм. Эти рабы численно превосходили его в пропорции семнадцать миллиардов к одному. Они могли уничтожить его в любой момент. И уничтожат, когда узнают, что Кзанол из себя представляет. Ему нужно получить Шлем Власти, чтобы обезопасить себя. Затем ему нужно найти планету тринтов, и ему скорее всего потребуется космический корабль лучше тех, которые люди до сих пор производили. Их нужно заставить производить более совершенные корабли.
Здания становились ниже, и между ними появились промежутки. Плохие транспортные средства, что ли, заставили этих рабов сбиваться в кучи? Когда-нибудь ему придется потратить время и узнать о них побольше. В конце концов люди теперь принадлежат ему.
Что это будет за история! Как восхищенно будут слушать его внуки! Когда придет время, Кзанолу придется купить балладеров, прантаквилов-балладеров, потому что только эти по-настоящему владеют языком…
Космопорт приближался.
Ему не требовалось особой изобретательности. Поскольку Кзанол-Гринберг имел полный контроль над Маснеем, он просто приказал тому доставить себя из Лос-Анджелеса в космопорт Топеки. Чтобы добраться до него, понадобилось пятнадцать минут.
Сначала Кзанол-Гринберг не мог понять, почему Масней идет на посадку. Разве он не может просто перелететь через ограду? Масней не выдавал никакой информации: к этому времени его ум почти пришел и норму, разумеется, в норму для человека, находящегося в гипнотическом трансе. Масней «знал», что на самом деле он не загипнотизирован, а делает все это просто шутки ради. Теперь в любое время он освободится и захватит Гринберга врасплох. А до тех пор Масней был спокоен, счастлив и свободен от необходимости принимать решения. Ему сказали отправиться в космопорт. Вот он в космопорте. Пассажир позволил ему вести машину.
Только когда они оказались внизу, Кзанол-Гринберг понял, что Масней ждет, чтобы охранники их пропустили. Он спросил:
— Охрана нас пропустит?
— Нет, — сказал Масней.
Черт, еще одна задержка.
— А они пропустили бы меня с… — Кзанол-Гринберг подумал, — Гарнером?
— Да. Гарнер — военный.
— Ладно, разворачивайся и возвращайся за Гарнером.
Машина загудела.
— Подожди-ка, — сказал Кзанол-Гринберг и отдал мысленный приказ: «Спи».
А где же охрана?
На громадном ровном бетонированном пространстве, разрисованном большими красными мишенями, Кзанол-Гринберг увидел космические корабли. Там было двадцать или тридцать орбитальных аппаратов с воздушно-реактивными ракетными двигателями, некоторые из них предназначались для вывода других кораблей на орбиту. Линейный ускоритель стоял у сплошной южной стены поля: четверть мили широких, близко посаженных металлических обручей. Боевые реактивные снаряды лежали в доках, готовые быть загруженными в плоские треугольные ракеты. Но эти ракеты выглядели простыми мотороллерами по сравнению с двумя по-настоящему огромными кораблями.
Один, похожий на чудовищную консервную банку, — круговое летающее крыло, лежащее на боку, — был ракетой носителем, грузовым судном и системой жизнеобеспечения Лейзи-Восемь-3. Его узнал бы кто угодно, даже без синего знака бесконечности на борту. Корабль был 320 футов в диаметре и 360 высотой. Другой, дальний справа, — пассажирский корабль, огромный, как старинная «Куин Мэри», — был одним из двух роскошных транспортных средств, обслуживающих отель «Титан». И… даже с такого расстояния было видно, что все, все столпились у его входного отверстия.
Прислушиваясьизо всех сил, Кзанол-Гринберг все же не мог понять, что они там делают: но он узнал привкус этих слишком спокойных мыслей. Это были покорные рабы. Рабы, выполняющие приказы.
Здесь был другой тринт. Но почему он не возьмет собственный корабль? Или тринт приземлился прямо здесь? Или… он был отпрыском птавва и проводил теперь неспешную инспекцию своей недавно обретенной собственности?
Кзанол-Гринберг сказал Маснею:
— Охранник разрешил нам проезжать. Веди машину к тому кораблю для свадебных путешествий.
Машина понеслась над бетоном.
Гарнер тряхнул головой. Его ум походил на ум спящего ребенка. В голове проносились мысли, эфемерные, как сны. Они не задерживались. Гарнеру было приказано не думать.
Должно быть, я выгляжу ужасно дряхлым, как-то умудрился подумать Гарнер. Мысль куда-то ускользнула… и вернулась. Дряхлый. Я старый, но не дряхлый. Разве? У меня на подбородке слюни.
Он сильно тряхнул головой и хлопнул себя по лбу. Способность мыслить возвращалась к Гарнеру, но все же не так быстро, как ему хотелось. Он тронул рычаги управления своего кресла, и оно двинулось к кофейному автомату. Когда Гарнер наполнил чашку, рука у него дрогнула, и горячий кофе расплескался прямо на колени.
Разозлившись, Гарнер швырнул чашку в стену.
Его мозг снова погрузился в белый туман.
Через некоторое время в дверь шатаясь вошла Джуди Гринберг. Она выглядела ошарашенной, но ее мозг снова функционировал. Она увидела Гарнера, развалившегося в кресле с лицом дряхлого идиота, и стала поливать его голову холодной водой до тех пор, пока он не пришел в себя.
— Где он? — спросил Гарнер.
— Не знаю, — ответила Джуди. — Я видела, как он выходил, но для меня это как будто не имело значения. Шеф Масней был с ним. Что это с нами произошло?
— То, чего я ожидал! — Гарнер был уже не дряхлым стариком, а разъяренным Иеговой. — Это означает, что дела были плохими, а стали ужасными. Эта инопланетная Статуя… Я знал, что в ней что-то не то, как только ее увидел, но не мог понять, что именно. О, черт! Обе его руки были выставлены вперед. Еще я заметил выступ. Вот, смотрите. Пришелец поместил себя в поле, тормозящее время, чтобы избежать какой-то катастрофы. После этого кнопка, включившая поле, оказалась внутри поля, так же как и палец, нажавший ее. Поэтому кнопке и не нужно запирающее устройство, чтобы поддерживать поле. Его и не было.
— Но когда я увидел пришельца, обе руки у него были выставлены. Видимо, когда Джански создал свое поле вокруг статуи, пришелец выпустил «копательный инструмент», как его назвал Гринберг, и кнопку тоже. Кнопка, должно быть, отжалась. Не знаю, почему он не ожил сразу, разве только у замораживающего поля нет инерции, подобной запаздыванию фаз в электрическом токе. Но сейчас пришелец жив, и это его мы услышали.
— Что ж, тогда это настоящее чудовище, — сказала Джуди. — А Ларри считает себя этим существом?
— Да.
Кресло Гарнера приподнялось, и в комнате поднялся ветер. Кресло выкатилось из комнаты, быстро набирая скорость. Джуди смотрела ему вслед.
— Тогда, если Ларри поймет, что он не тот, кем себя считает… — начала она в надежде. Потом оставила эту мысль.
Один из полицейских поднялся, двигаясь, как зомби.
По пути к космопорту Кзанол захватил охранников. Кроме этого он взял всех механиков, диспетчеров, космонавтов и даже пассажиров, которых ему случилось встретить по дороге.
Похоже, владелец кадиллака считает рискованным путешествием даже полет на Марс! Если таково состояние земной технологии, Кзанолу нужно получить побольше квалифицированной информации.
Пару диспетчеров он отослал обратно в центр управления, приказав им найти на звездных картах F-124. Остальная группа шла с Кзанолом, разрастаясь по ходу продвижения. Только у двоих хватило ума спрятаться при виде надвигающейся толпы. Когда Кзанол дошел до пассажирского лайнера, он тащил за собой почти весь космопорт, не считая Маснея, Кзанола-Гринберга и тех двух осторожных парней.
Кзанол уже выбрал Лейзи-Восемь-3 — единственный межзвездный корабль на всем поле. Пока он починит спасательную кнопку на спине, рабы успеют закончить настройку и вывод на орбиту двигателя и топливных баков корабля. Пройдет по меньшей мере год, прежде чем он сможет покинуть Землю. Тогда Кзанол наберет большую команду, а сам проведет полет в стасисе.
Потомки этих рабов и разбудят его в конце путешествия.
Кзанол стоял в полукруге нижнего края корабля и смотрел вверх, в зияющую пасть твердо-топливного посадочного двигателя. Он изучил мозг одного из инженеров, чтобы выяснить, как создается искусственная гравитация. Потом пошел по дальней стене центрального коридора, заглядывая в двери у себя над головой и под ногами; в Сад, где ряды водоемов, оборудованных гидропоникой, служили вместо воздушного растения, выведенного тнактипами; в просторную каюту управления, где стены в каком-то кошмарном изобилии были усеяны циферблатами, экранами и пультами. Корабль Кзанола обходился только экраном и панелью управления. Повсюду он видел изобретательность, заменяющую истинное знание, сложные приспособления вместо простых, компактных механизмов, известных Кзанолу. Отважится ли он доверить свою жизнь этому наспех сколоченному монстру?
Выбора нет. Примечательно, что и люди были бы вынуждены довериться кораблю. Они стали бы плести интриги, бороться, только чтобы попасть сюда. Тяга к космосу была у людей каким-то сумасшествием… сумасшествием, которое необходимо быстро вылечить, пока они не истощили всех ресурсов планеты.
Это обзорное путешествие, вяло подумал Кзанол, длится дольше, чем я предполагал. А потом совсем не вяло: увижу ли я Тринтум когда-нибудь снова?
Что ж, по крайней мере, у него полно времени. Пока он здесь, он может еще узнать, что, по мнению людей, называется роскошным лайнером.
Кзанол был поражен против желания.
На Тринтуме имелись лайнеры, которые были больше Золотого Кольца, и несколько таких, которые были значительно больше; но немногие из них создавали атмосферу роскоши. Даже те, что перевозили владельцев целых планет. Реактивные двигатели, расположенные под треугольными крыльями, были величиной почти с те военные корабли, что стояли на поле.
Строители Золотого Кольца оставили углы только там, где их не было видно. Комната отдыха выглядела просторной, намного просторнее, чем была на самом деле. Стены были отделаны золотым и темно-синим. Антиперегрузочные кресла убирались в стену, освобождая место для бара, небольшой танцплощадки и компактного казино. Обеденные столы аккуратно и автоматически поднимались из покрытого ковром пола и переворачивались, показывая темную поверхность искусственного дуба. Передняя стена представляла собой гигантский стереоэкран. Когда уровень воды в топливных баках становился достаточно низким, холл перед комнатой отдыха превращался в бассейн.
Кзанол был несколько озадачен планировкой, пока не понял, что двигатель находится в нижней части корабля. Воздушно-реактивные двигатели поднимут корабль на безопасную высоту, но после этого реактивный двигатель будет сообщать корпусу ускорение вверх, а не вперед. Корабль использовал воду вместо жидкого водорода не потому, что пассажиры не могли обойтись без бассейна, а потому, что воду было безопаснее перевозить, и она обеспечивала резервный запас кислорода. Каюты показались Кзанолу чудесами миниатюризации.
Здесь есть идеи, думал Кзанол, которые можно будет использовать, вернувшись в цивилизованный мир. Он уселся в одно из антиперегрузочных кресел в комнате отдыха и стал просматривать литературу, вложенную в их спинки. Первое же, на что наткнулся Кзанол, была прекрасная цветная фотография Сатурна, вид с главного танцевального яруса отеля Титан.
Конечно же, Кзанол сразу узнал его. Он начал нетерпеливо задавать вопросы людям вокруг.
Правда потрясла его.
Кзанол-Гринберг задохнулся, и его щит телепатической защиты с лязгом поднялся.
Масней не был столь удачлив. Он пронзительно закричал, сжал голову и снова закричал. В Топеке, на расстоянии тридцати миль, особенно чувствительные люди тоже услышали вопль ярости, горя и отчаяния.
В госпитале Меннингера девушка, парализованная уже четыре года, заставила дряблые мышцы ног поддерживать ее в вертикальном положении, пока она озиралась вокруг. Кому-то нужна была помощь, кому-то нужна была ее помощь.
Лукас Гарнер задохнулся и резко остановил кресло. Окруженный пешеходами, которые вели себя так, будто их мучили сильные головные боли, Гарнер прислушался. Во всем этом волнении должна быть информация! Но Гарнер ничего не узнал. Он чувствовал, что ощущение потери становится его собственным, лишая его желания жить, пока, наконец, не ощутил, что тонет в черном водовороте.
— Тебе не больно, — сказал Кзанол-Гринберг спокойным, уверенным, очень громким голосом. Эта громкость должна была заглушить крик Маснея. — Ты чувствуешь это, но тебе не больно. Несмотря ни на что, ты ощущаешь себя невероятно смелым, более смелым, чем когда-либо в своей жизни. Масней перестал кричать, но его лицо было искажено гримасой страдания.
— Хорошо, — сказал Кзанол-Гринберг. — Спи.
Он дотронулся до лица Маснея кончиками пальцев. Масней обмяк. Машина продолжала невесомо скользить над бетоном, двигаясь не воздушной подушке по направлению к цилиндрической раковине Лейзи-Восемь-3. Кзанол-Гринберг позволил машине двигаться самой, потому что не мог управлять ею с заднего сидения, а Масней был не в состоянии помочь.
Мысленный вопль оборвался. Кзанол-Гринберг положил руку на плечо Маснея и сказал:
— Останови машину, Ллойд.
Масней подчинился без малейшего признака паники, физической или умственной. Машина мягко приземлилась в двух ярдах от обшивки гигантского колониального корабля.
— Спи, — сказал Кзанол-Гринберг, и Масней заснул. Возможно, это пойдет ему на пользу. Масней все еще был под гипнозом, а когда он проснется, гипноз будет еще более глубоким. Что касается Кзанола-Гринберга, он знал, чего хочет. Разве что отдохнуть и подумать. И еда ему бы тоже не повредила, решил он. Кзанол-Гринберг узнал разум, который выплеснул свою боль на половину Канзаса, и ему требовалось время, чтобы понять, что он, Кзанол-Гринберг — не Кзанол, не тринт, не повелитель мироздания.
Все ближе и ближе слышался рев, похожий на рев взорвавшегося реактора. Кзанол-Гринберг увидел, как над бетоном расстилается и постепенно исчезает волна пылающего дыма. Он не мог даже представить, что это.
Кзанол-Гринберг осторожно опустил свой умственный щит и — понял:
Настоящий Кзанол отправился за вторым костюмом.
Корабли, границы и Родильный Астероид — по этому вы можете узнать Мир Кольцо.
Столетие назад, когда на Кольце появились первые поселения, на кораблях использовались ионные двигатели, атомные батареи и химические маневровые двигатели. Теперь все корабли использовали реакторные трубки, основанные на методе, заставляющем внутреннюю поверхность хрустально-цинковой трубки отражать основные формы энергии и вещества.
Компактный преобразователь заменил резервуары с воздухом и гидропоникой, по крайней мере, во время месячных перелетов, хотя на межзвездных колониальных кораблях по-прежнему приходилось строить продовольственные заводы. Корабли стали меньше, более надежными, более маневренными и дешевыми, гораздо более быстрыми. Их, определенно, стало намного больше.
У Кольца имелись десятки тысяч кораблей и… миллионы телескопов.
На каждом корабле находится, по крайней мере, один. Телескопы на Троянском астероиде наблюдают за звездами, и Земля покупает эти фильмы, расплачиваясь зерном, водой и готовыми продуктами, потому что телескопы Земли расположены слишком близко к Солнцу, чтобы избежать помех, вызванных искривлением гравитационного поля и солнечным ветром. Еще телескопы наблюдают Землю и Луну, и эти фильмы засекречены. Телескопы следят и друг за другом, корректируя орбиту каждого важного астероида, когда планеты сталкивают его с курса.
Родильный Астероид уникален.
Первые исследователи наткнулись на почти цилиндрическую глыбу, состоящую из сплошного железно-никелевого сплава, длиной в двадцать две мили и в милю шириной. Она вращалась недалеко от Цереры. Разведчики нанесли на карту ее орбиту и нарекли С-2376.
Шестьдесят лет спустя пришли рабочие и привезли с собой план. Они пробурили отверстие вдоль оси астероида, наполнили его пластиковыми мешками с водой и заткнули с обеих сторон. Твердо-топливные реактивные двигатели заставили С-2376 вращаться вокруг своей оси. Пока астероид крутился, солнечные зеркала купали его в свете, медленно расплавляя от поверхности к центру. После того, как вода перестала взрываться и камень остыл, рабочие получили цилиндрический железно-никелевый пузырь двадцать миль в длину и шесть в диаметре.
Это уже тогда было дорого. Теперь еще дороже. Пузырь постоянно искусственно вращали, чтобы обеспечить половину тяготения, его наполнили воздухом, дорогостоящей водой, сверху присыпали смесью из распыленных каменных метеоритных осколков и пыли, засеянной специально отобранными бактериями. Небольшой холм в центре создал озеро в виде обручального кольца, которое теперь окружало небольшой, вывернутый наизнанку мир. На полюсах астероида были установлены тенты в милю шириной, защищавшие их от света, так, чтобы там конденсировался снег, падал под собственным весом, таял и стекал к озеру ручейками.
Для завершения этого проекта потребовалась четверть века.
Тридцать пять лет назад Родильный Астероид освободил Мир Кольцо от самой важной, буквально пуповинной связи с Землей.
Женщины не могут рожать в невесомости. Родильный, с его двумястами квадратными милями полезной площади, мог свободно вмещать сто тысяч человек, и однажды так и будет. Но пока население Кольца составляет всего восемьдесят тысяч человек. Родильный насчитывает приблизительно двадцать тысяч, в основном женщин, в основном временно, в основном беременных.
— Я почти испугался, подумав о том, что, может быть, в голове у Гринберга… информация, которую он носит. Ты отдаешь себе отчет в том, что доктору Шнайдеру, может быть, придется постепенно подавить эти воспоминания, чтобы вылечить его?
— Зачем расе, такой высокоразвитой, какой, должно быть, были тнактипы, — он произнес это слово так же затрудненно, как и Гринберг,
— работать на адаптированную Гринбергом расу? Из-за телепатии? Я просто…
— Я могу вам это сказать, — горько сказал Кзанол-Гринберг. Он выпил пять стаканов на одном дыхании и теперь не мог отдышаться.
— У тебя хороший сдул, — сказал Масней.
— Нет. Просто я немного телепат. Это талант Гринберга, но он в него не особенно верил, поэтому не мог им по-настоящему пользоваться. Я могу. Это может оказаться мне очень полезным.
— Так почему тнактипы работали на вас? — Он исковеркал слово еще хуже, чем Гарнер.
В самом вопросе уже содержался ответ.
В этот момент все, кто был в комнате, дернулись, как рыба, посаженная на крючо к.
Он не упал. Мгновение спустя после того как он выбросил руки, Кзанолуже опирался на все свои шесть пальцев, как отжимающийся человек. Минуту он оставался в этом положении, потом встал на ноги. Тяготение было сильнее привычной нормы.
Где все? Где тот тринт или раб, который освободил его?
Кзанолнаходился в пустом, отвратительно чужом здании, в таком, какие встречаются только в свободных рабских мирах до появления там правителей. Но… как он сюда попал, если направлялся на пустынную продовольственную планету? В первое мгновение Кзаноложидал увидеть себя во дворце надсмотрщика. И куда все подевались? Кзанолустрашно нужен был кто-то, кто скажет ему, что происходит.
Он прислушался.
По какой-то причине ни у людей, ни у тринтов нет заслонок на ушах вроде тех, которые у них имеются на глазах. Дар Силы у тринтов лучше защищен. Кзанол не смог мгновенно опустить щит умственной защиты и теперь расплачивался за опрометчивость. Это все равно, что заглядывать в дуговую лампу с тротуара. Нигде во вселенной тринтов телепатический шум не был таким сильным. Рабские планеты никогда не были так перенаселены; к тому же в общественных местах тринты держали щиты умственной защиты наготове.
Кзанол зашатался от боли. Его реакция была мгновенной и автоматической.
«ПЕРЕСТАНЬТЕ ГНАТЬ НА МЕНЯ СВОИ МЫСЛИ!» — приказал он жителям Топеки.
В комплексе психиатрических больниц, все еще называвшемся в честь Меннингера, тысячи врачей, медсестер и пациентов услышали приказ. Сотни пациентов приняли его как буквальный и долгосрочный. Некоторые оцепенели и выздоровели. Другие оказались парализованными. Несколько тихих психов стали буйными. Группа докторов превратилась в пациентов, всего лишь маленькая группа, но их выход из строя сказался на работе отделения экстренной помощи, когда из города стали поступать толпы пострадавших. Госпиталь Меннингера находился за десятки километров от Главного Управления Полиции Топеки.
В маленькой комнате все дернулись, как пойманная на крючок рыба. После этого все, кроме Кзанола-Гринберга, застыли на месте. Их лица ничего не выражали. Они были невменяемы.
В первое же мгновение телепатического удара щит мысленной блокады Кзанола-Гринберга опустился с почти слышимым лязгом. Несколько минут ревущий шум отдавался в его мозгу. Когда Кзанол-Гринберг снова обрел возможность думать, он все еще не решался поднять умственный щит.
На земле был еще один тринт.
Охранники в дверях сидели на корточках или валялись, как тряпичные куклы. Кзанол-Гринберг вытащил сигареты из темно-синего кармана рубашки и зажег одну из них от тлеющего окурка во рту Маснея, невольно спасая его от сильнейшего ожога. Кзанол-Гринберг сидел и курил, размышляя о другом тринте.
Первое: этот тринт увидит в нем раба.
Второе: у него, Кзанола, был щит мысленной блокады. Это могло бы убедить тринта, кем бы он ни был, что он, Кзанол, тринт в человеческом теле. А может и нет. Если убедит, то поможет ли ему другой тринт? Или он будет считать Кзанола-Гринберга всего лишь птаввом — тринтом, лишенным Силы?
Неприятно, но фактически Кзанол-Гринберг и был птаввом. Ему нужно во что бы то ни стало получить обратно свое тело, прежде чем другой тринт найдет его.
И тут, невероятно, он перестал думать о другом тринте. Хотя было чему удивляться. Что тринт делает на Земле? Объявит ли он Землю своей собственностью?
Поможет ли он Кзанолу-Гринбергу добраться до Тринтума или до любой новой планеты, считающейся сейчас Тринтумом? Выглядит ли он до сих пор по-тринтски, или два миллиарда лет эволюции превратили тринтов в монстров? Но Кзанол-Гринберг бросил это и стал думать о том, как попасть на Нептун. Возможно, он уже знал, кто этот второй тринт, но еще не был готов посмотреть правде в глаза.
Кзанол-Гринберг осторожно прислушался. Тринт покинул здание. Ему больше ничего Не удалось узнать, так как щит другого тринта был опущен. Тогда Кзанол-Гринберг перенес свое внимание на людей в комнате.
Они приходили в себя, но очень медленно. Из-за ограниченности ума Гринберга ему пришлось прислушиваться с мучительным напряжением, но все же Кзанол-Гринберг чувствовал, что их личности восстанавливаются. Больше всех преуспел Гарнер. За ним Масней.
Еще одна часть памяти Гринберга вот-вот должна была ему пригодиться. Гринберг не лгал, когда говорил о своей дельфиньей любви к розыгрышам. Он провел недели, изучая технику того, что великодушно называют невинной шалостью.
Кзанол-Гринберг склонился над Ллойдом Маснеем.
— Ллойд, — сказал он внятным, спокойным и внушительным голосом. — Сосредоточься на звуке моего голоса. Ты будешь слышать только звук моего голоса. Твои веки становятся тяжелыми. Очень тяжелыми. Твои пальцы делаются усталыми. Очень усталыми. Пусть они слабеют. Твоим глазам хочется закрыться, тебе с трудом удается держать их открытыми…
Кзанол-Гринберг чувствовал, что личность Маснея прекрасно поддается гипнозу. Она совсем не сопротивлялась.
Тяготение раздражало. Сначала оно было едва заметным, но спустя несколько минут становилось изнурительным. Кзанолу пришлось отказаться от мысли идти пешком, хотя он и не хотел ехать в рабских повозках.
У меня нет гордости, сказал себе Кзанол, и забрался в припаркованный кадиллак, приказав толстогубому водителю доставить его в ближайший космопорт. Он ощутил неприятную вибрацию, и машина поднялась в воздух с совершенно необязательным рывком.
Эти рабы были значительно крупнее среднего сухопутного разумного существа. Над головой Кзанола оказалось много свободного пространства. Помедлив, он осторожно снял шлем. Воздух казался слегка разреженным, что было удивительно, принимая во внимание сильное тяготение. Не считая этого, воздух был довольно хорошим. Кзанол бросил шлем на сиденье и закинул ноги туда же; сиденье было чересчур широким, чтобы быть удобным.
Город был удивительным. Огромный и нелепый! Взгляду не открывалось ничего, кроме остроугольных призм, перемежающихся тут и там желтыми прямоугольниками или почти плоскими зданиями со странно изогнутыми крышами. Улицы никак не могли решить, быть ли им кривыми или ровными. Машины проносились мимо, жужжа, как летающие паразиты. Звук лопастей его собственной машины действовал ему на нервы до тех пор, пока Кзанол не научился не обращать на него внимания.
Но где он? Должно быть, он как-то проскочил мимо F-124 и попал сюда. Водитель знал, что на этой планете — Земля? — совершались космические полеты и, значит, мог знать, как найти F-124. И восьмую планету ее системы. Потому что было уже ясно, что ему потребуется второй костюм. Эти рабы численно превосходили его в пропорции семнадцать миллиардов к одному. Они могли уничтожить его в любой момент. И уничтожат, когда узнают, что Кзанол из себя представляет. Ему нужно получить Шлем Власти, чтобы обезопасить себя. Затем ему нужно найти планету тринтов, и ему скорее всего потребуется космический корабль лучше тех, которые люди до сих пор производили. Их нужно заставить производить более совершенные корабли.
Здания становились ниже, и между ними появились промежутки. Плохие транспортные средства, что ли, заставили этих рабов сбиваться в кучи? Когда-нибудь ему придется потратить время и узнать о них побольше. В конце концов люди теперь принадлежат ему.
Что это будет за история! Как восхищенно будут слушать его внуки! Когда придет время, Кзанолу придется купить балладеров, прантаквилов-балладеров, потому что только эти по-настоящему владеют языком…
Космопорт приближался.
Ему не требовалось особой изобретательности. Поскольку Кзанол-Гринберг имел полный контроль над Маснеем, он просто приказал тому доставить себя из Лос-Анджелеса в космопорт Топеки. Чтобы добраться до него, понадобилось пятнадцать минут.
Сначала Кзанол-Гринберг не мог понять, почему Масней идет на посадку. Разве он не может просто перелететь через ограду? Масней не выдавал никакой информации: к этому времени его ум почти пришел и норму, разумеется, в норму для человека, находящегося в гипнотическом трансе. Масней «знал», что на самом деле он не загипнотизирован, а делает все это просто шутки ради. Теперь в любое время он освободится и захватит Гринберга врасплох. А до тех пор Масней был спокоен, счастлив и свободен от необходимости принимать решения. Ему сказали отправиться в космопорт. Вот он в космопорте. Пассажир позволил ему вести машину.
Только когда они оказались внизу, Кзанол-Гринберг понял, что Масней ждет, чтобы охранники их пропустили. Он спросил:
— Охрана нас пропустит?
— Нет, — сказал Масней.
Черт, еще одна задержка.
— А они пропустили бы меня с… — Кзанол-Гринберг подумал, — Гарнером?
— Да. Гарнер — военный.
— Ладно, разворачивайся и возвращайся за Гарнером.
Машина загудела.
— Подожди-ка, — сказал Кзанол-Гринберг и отдал мысленный приказ: «Спи».
А где же охрана?
На громадном ровном бетонированном пространстве, разрисованном большими красными мишенями, Кзанол-Гринберг увидел космические корабли. Там было двадцать или тридцать орбитальных аппаратов с воздушно-реактивными ракетными двигателями, некоторые из них предназначались для вывода других кораблей на орбиту. Линейный ускоритель стоял у сплошной южной стены поля: четверть мили широких, близко посаженных металлических обручей. Боевые реактивные снаряды лежали в доках, готовые быть загруженными в плоские треугольные ракеты. Но эти ракеты выглядели простыми мотороллерами по сравнению с двумя по-настоящему огромными кораблями.
Один, похожий на чудовищную консервную банку, — круговое летающее крыло, лежащее на боку, — был ракетой носителем, грузовым судном и системой жизнеобеспечения Лейзи-Восемь-3. Его узнал бы кто угодно, даже без синего знака бесконечности на борту. Корабль был 320 футов в диаметре и 360 высотой. Другой, дальний справа, — пассажирский корабль, огромный, как старинная «Куин Мэри», — был одним из двух роскошных транспортных средств, обслуживающих отель «Титан». И… даже с такого расстояния было видно, что все, все столпились у его входного отверстия.
Прислушиваясьизо всех сил, Кзанол-Гринберг все же не мог понять, что они там делают: но он узнал привкус этих слишком спокойных мыслей. Это были покорные рабы. Рабы, выполняющие приказы.
Здесь был другой тринт. Но почему он не возьмет собственный корабль? Или тринт приземлился прямо здесь? Или… он был отпрыском птавва и проводил теперь неспешную инспекцию своей недавно обретенной собственности?
Кзанол-Гринберг сказал Маснею:
— Охранник разрешил нам проезжать. Веди машину к тому кораблю для свадебных путешествий.
Машина понеслась над бетоном.
Гарнер тряхнул головой. Его ум походил на ум спящего ребенка. В голове проносились мысли, эфемерные, как сны. Они не задерживались. Гарнеру было приказано не думать.
Должно быть, я выгляжу ужасно дряхлым, как-то умудрился подумать Гарнер. Мысль куда-то ускользнула… и вернулась. Дряхлый. Я старый, но не дряхлый. Разве? У меня на подбородке слюни.
Он сильно тряхнул головой и хлопнул себя по лбу. Способность мыслить возвращалась к Гарнеру, но все же не так быстро, как ему хотелось. Он тронул рычаги управления своего кресла, и оно двинулось к кофейному автомату. Когда Гарнер наполнил чашку, рука у него дрогнула, и горячий кофе расплескался прямо на колени.
Разозлившись, Гарнер швырнул чашку в стену.
Его мозг снова погрузился в белый туман.
Через некоторое время в дверь шатаясь вошла Джуди Гринберг. Она выглядела ошарашенной, но ее мозг снова функционировал. Она увидела Гарнера, развалившегося в кресле с лицом дряхлого идиота, и стала поливать его голову холодной водой до тех пор, пока он не пришел в себя.
— Где он? — спросил Гарнер.
— Не знаю, — ответила Джуди. — Я видела, как он выходил, но для меня это как будто не имело значения. Шеф Масней был с ним. Что это с нами произошло?
— То, чего я ожидал! — Гарнер был уже не дряхлым стариком, а разъяренным Иеговой. — Это означает, что дела были плохими, а стали ужасными. Эта инопланетная Статуя… Я знал, что в ней что-то не то, как только ее увидел, но не мог понять, что именно. О, черт! Обе его руки были выставлены вперед. Еще я заметил выступ. Вот, смотрите. Пришелец поместил себя в поле, тормозящее время, чтобы избежать какой-то катастрофы. После этого кнопка, включившая поле, оказалась внутри поля, так же как и палец, нажавший ее. Поэтому кнопке и не нужно запирающее устройство, чтобы поддерживать поле. Его и не было.
— Но когда я увидел пришельца, обе руки у него были выставлены. Видимо, когда Джански создал свое поле вокруг статуи, пришелец выпустил «копательный инструмент», как его назвал Гринберг, и кнопку тоже. Кнопка, должно быть, отжалась. Не знаю, почему он не ожил сразу, разве только у замораживающего поля нет инерции, подобной запаздыванию фаз в электрическом токе. Но сейчас пришелец жив, и это его мы услышали.
— Что ж, тогда это настоящее чудовище, — сказала Джуди. — А Ларри считает себя этим существом?
— Да.
Кресло Гарнера приподнялось, и в комнате поднялся ветер. Кресло выкатилось из комнаты, быстро набирая скорость. Джуди смотрела ему вслед.
— Тогда, если Ларри поймет, что он не тот, кем себя считает… — начала она в надежде. Потом оставила эту мысль.
Один из полицейских поднялся, двигаясь, как зомби.
По пути к космопорту Кзанол захватил охранников. Кроме этого он взял всех механиков, диспетчеров, космонавтов и даже пассажиров, которых ему случилось встретить по дороге.
Похоже, владелец кадиллака считает рискованным путешествием даже полет на Марс! Если таково состояние земной технологии, Кзанолу нужно получить побольше квалифицированной информации.
Пару диспетчеров он отослал обратно в центр управления, приказав им найти на звездных картах F-124. Остальная группа шла с Кзанолом, разрастаясь по ходу продвижения. Только у двоих хватило ума спрятаться при виде надвигающейся толпы. Когда Кзанол дошел до пассажирского лайнера, он тащил за собой почти весь космопорт, не считая Маснея, Кзанола-Гринберга и тех двух осторожных парней.
Кзанол уже выбрал Лейзи-Восемь-3 — единственный межзвездный корабль на всем поле. Пока он починит спасательную кнопку на спине, рабы успеют закончить настройку и вывод на орбиту двигателя и топливных баков корабля. Пройдет по меньшей мере год, прежде чем он сможет покинуть Землю. Тогда Кзанол наберет большую команду, а сам проведет полет в стасисе.
Потомки этих рабов и разбудят его в конце путешествия.
Кзанол стоял в полукруге нижнего края корабля и смотрел вверх, в зияющую пасть твердо-топливного посадочного двигателя. Он изучил мозг одного из инженеров, чтобы выяснить, как создается искусственная гравитация. Потом пошел по дальней стене центрального коридора, заглядывая в двери у себя над головой и под ногами; в Сад, где ряды водоемов, оборудованных гидропоникой, служили вместо воздушного растения, выведенного тнактипами; в просторную каюту управления, где стены в каком-то кошмарном изобилии были усеяны циферблатами, экранами и пультами. Корабль Кзанола обходился только экраном и панелью управления. Повсюду он видел изобретательность, заменяющую истинное знание, сложные приспособления вместо простых, компактных механизмов, известных Кзанолу. Отважится ли он доверить свою жизнь этому наспех сколоченному монстру?
Выбора нет. Примечательно, что и люди были бы вынуждены довериться кораблю. Они стали бы плести интриги, бороться, только чтобы попасть сюда. Тяга к космосу была у людей каким-то сумасшествием… сумасшествием, которое необходимо быстро вылечить, пока они не истощили всех ресурсов планеты.
Это обзорное путешествие, вяло подумал Кзанол, длится дольше, чем я предполагал. А потом совсем не вяло: увижу ли я Тринтум когда-нибудь снова?
Что ж, по крайней мере, у него полно времени. Пока он здесь, он может еще узнать, что, по мнению людей, называется роскошным лайнером.
Кзанол был поражен против желания.
На Тринтуме имелись лайнеры, которые были больше Золотого Кольца, и несколько таких, которые были значительно больше; но немногие из них создавали атмосферу роскоши. Даже те, что перевозили владельцев целых планет. Реактивные двигатели, расположенные под треугольными крыльями, были величиной почти с те военные корабли, что стояли на поле.
Строители Золотого Кольца оставили углы только там, где их не было видно. Комната отдыха выглядела просторной, намного просторнее, чем была на самом деле. Стены были отделаны золотым и темно-синим. Антиперегрузочные кресла убирались в стену, освобождая место для бара, небольшой танцплощадки и компактного казино. Обеденные столы аккуратно и автоматически поднимались из покрытого ковром пола и переворачивались, показывая темную поверхность искусственного дуба. Передняя стена представляла собой гигантский стереоэкран. Когда уровень воды в топливных баках становился достаточно низким, холл перед комнатой отдыха превращался в бассейн.
Кзанол был несколько озадачен планировкой, пока не понял, что двигатель находится в нижней части корабля. Воздушно-реактивные двигатели поднимут корабль на безопасную высоту, но после этого реактивный двигатель будет сообщать корпусу ускорение вверх, а не вперед. Корабль использовал воду вместо жидкого водорода не потому, что пассажиры не могли обойтись без бассейна, а потому, что воду было безопаснее перевозить, и она обеспечивала резервный запас кислорода. Каюты показались Кзанолу чудесами миниатюризации.
Здесь есть идеи, думал Кзанол, которые можно будет использовать, вернувшись в цивилизованный мир. Он уселся в одно из антиперегрузочных кресел в комнате отдыха и стал просматривать литературу, вложенную в их спинки. Первое же, на что наткнулся Кзанол, была прекрасная цветная фотография Сатурна, вид с главного танцевального яруса отеля Титан.
Конечно же, Кзанол сразу узнал его. Он начал нетерпеливо задавать вопросы людям вокруг.
Правда потрясла его.
Кзанол-Гринберг задохнулся, и его щит телепатической защиты с лязгом поднялся.
Масней не был столь удачлив. Он пронзительно закричал, сжал голову и снова закричал. В Топеке, на расстоянии тридцати миль, особенно чувствительные люди тоже услышали вопль ярости, горя и отчаяния.
В госпитале Меннингера девушка, парализованная уже четыре года, заставила дряблые мышцы ног поддерживать ее в вертикальном положении, пока она озиралась вокруг. Кому-то нужна была помощь, кому-то нужна была ее помощь.
Лукас Гарнер задохнулся и резко остановил кресло. Окруженный пешеходами, которые вели себя так, будто их мучили сильные головные боли, Гарнер прислушался. Во всем этом волнении должна быть информация! Но Гарнер ничего не узнал. Он чувствовал, что ощущение потери становится его собственным, лишая его желания жить, пока, наконец, не ощутил, что тонет в черном водовороте.
— Тебе не больно, — сказал Кзанол-Гринберг спокойным, уверенным, очень громким голосом. Эта громкость должна была заглушить крик Маснея. — Ты чувствуешь это, но тебе не больно. Несмотря ни на что, ты ощущаешь себя невероятно смелым, более смелым, чем когда-либо в своей жизни. Масней перестал кричать, но его лицо было искажено гримасой страдания.
— Хорошо, — сказал Кзанол-Гринберг. — Спи.
Он дотронулся до лица Маснея кончиками пальцев. Масней обмяк. Машина продолжала невесомо скользить над бетоном, двигаясь не воздушной подушке по направлению к цилиндрической раковине Лейзи-Восемь-3. Кзанол-Гринберг позволил машине двигаться самой, потому что не мог управлять ею с заднего сидения, а Масней был не в состоянии помочь.
Мысленный вопль оборвался. Кзанол-Гринберг положил руку на плечо Маснея и сказал:
— Останови машину, Ллойд.
Масней подчинился без малейшего признака паники, физической или умственной. Машина мягко приземлилась в двух ярдах от обшивки гигантского колониального корабля.
— Спи, — сказал Кзанол-Гринберг, и Масней заснул. Возможно, это пойдет ему на пользу. Масней все еще был под гипнозом, а когда он проснется, гипноз будет еще более глубоким. Что касается Кзанола-Гринберга, он знал, чего хочет. Разве что отдохнуть и подумать. И еда ему бы тоже не повредила, решил он. Кзанол-Гринберг узнал разум, который выплеснул свою боль на половину Канзаса, и ему требовалось время, чтобы понять, что он, Кзанол-Гринберг — не Кзанол, не тринт, не повелитель мироздания.
Все ближе и ближе слышался рев, похожий на рев взорвавшегося реактора. Кзанол-Гринберг увидел, как над бетоном расстилается и постепенно исчезает волна пылающего дыма. Он не мог даже представить, что это.
Кзанол-Гринберг осторожно опустил свой умственный щит и — понял:
Настоящий Кзанол отправился за вторым костюмом.
Корабли, границы и Родильный Астероид — по этому вы можете узнать Мир Кольцо.
Столетие назад, когда на Кольце появились первые поселения, на кораблях использовались ионные двигатели, атомные батареи и химические маневровые двигатели. Теперь все корабли использовали реакторные трубки, основанные на методе, заставляющем внутреннюю поверхность хрустально-цинковой трубки отражать основные формы энергии и вещества.
Компактный преобразователь заменил резервуары с воздухом и гидропоникой, по крайней мере, во время месячных перелетов, хотя на межзвездных колониальных кораблях по-прежнему приходилось строить продовольственные заводы. Корабли стали меньше, более надежными, более маневренными и дешевыми, гораздо более быстрыми. Их, определенно, стало намного больше.
У Кольца имелись десятки тысяч кораблей и… миллионы телескопов.
На каждом корабле находится, по крайней мере, один. Телескопы на Троянском астероиде наблюдают за звездами, и Земля покупает эти фильмы, расплачиваясь зерном, водой и готовыми продуктами, потому что телескопы Земли расположены слишком близко к Солнцу, чтобы избежать помех, вызванных искривлением гравитационного поля и солнечным ветром. Еще телескопы наблюдают Землю и Луну, и эти фильмы засекречены. Телескопы следят и друг за другом, корректируя орбиту каждого важного астероида, когда планеты сталкивают его с курса.
Родильный Астероид уникален.
Первые исследователи наткнулись на почти цилиндрическую глыбу, состоящую из сплошного железно-никелевого сплава, длиной в двадцать две мили и в милю шириной. Она вращалась недалеко от Цереры. Разведчики нанесли на карту ее орбиту и нарекли С-2376.
Шестьдесят лет спустя пришли рабочие и привезли с собой план. Они пробурили отверстие вдоль оси астероида, наполнили его пластиковыми мешками с водой и заткнули с обеих сторон. Твердо-топливные реактивные двигатели заставили С-2376 вращаться вокруг своей оси. Пока астероид крутился, солнечные зеркала купали его в свете, медленно расплавляя от поверхности к центру. После того, как вода перестала взрываться и камень остыл, рабочие получили цилиндрический железно-никелевый пузырь двадцать миль в длину и шесть в диаметре.
Это уже тогда было дорого. Теперь еще дороже. Пузырь постоянно искусственно вращали, чтобы обеспечить половину тяготения, его наполнили воздухом, дорогостоящей водой, сверху присыпали смесью из распыленных каменных метеоритных осколков и пыли, засеянной специально отобранными бактериями. Небольшой холм в центре создал озеро в виде обручального кольца, которое теперь окружало небольшой, вывернутый наизнанку мир. На полюсах астероида были установлены тенты в милю шириной, защищавшие их от света, так, чтобы там конденсировался снег, падал под собственным весом, таял и стекал к озеру ручейками.
Для завершения этого проекта потребовалась четверть века.
Тридцать пять лет назад Родильный Астероид освободил Мир Кольцо от самой важной, буквально пуповинной связи с Землей.
Женщины не могут рожать в невесомости. Родильный, с его двумястами квадратными милями полезной площади, мог свободно вмещать сто тысяч человек, и однажды так и будет. Но пока население Кольца составляет всего восемьдесят тысяч человек. Родильный насчитывает приблизительно двадцать тысяч, в основном женщин, в основном временно, в основном беременных.